Текст книги ""Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Варвара Мадоши
Соавторы: Кирилл Смородин,Григорий Григорьянц
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 353 страниц)
Глава 63
В Понтийском царстве у всех было праздничное настроение: удалось изгнать римских поработителей. Митридат ходил по крепости Команы и раздавал распоряжения. Жена и лекарь Тимофей еле поспевали за ним.
– Дорогой, выпей настой шалфея! – говорила Гипсикратия. – Лекарь Егия прописал тебе пить его каждый день.
– Конечно, любимая. Давай я выпью. А знаешь, шалфей – трава бессмертия.
Выпив настой, он последовал дальше, но тут ему доложили о прибытии мудреца Дорилая в качестве посла Тиграна. Раньше Дорилай был его советником, потом попал в плен к римлянам и теперь служил у армянского царя. Митридат насторожился, но сказал:
– Конечно, я приму его. Проводите Дорилая в мои покои.
Привели Дорилая. Седой старик, знаменитый философ, а теперь еще и дипломат, опустился на колени перед царем и сказал:
– Прости меня, государь.
– Ну, ну, Дорилай, встань. Я слышал о твоих приключениях. – Митридат был в хорошем расположении духа. – Ты побывал в плену у римлян, тебя держали в тюрьме, где наверняка выбивали мои секреты.
– Я стар, и сил сопротивляться могучему Риму у меня нет.
– Это неважно! Ты мудрец и всегда давал мне хорошие советы, я тебя ценю и уважаю. Мне сказали, что ты был у Тиграна и Фраата.
– Да, государь, – сказал Дорилай. – Тигран наделил меня особой миссией встретиться с царем Парфии Фраатом и с тобой. Тигран предлагает объединить под его началом все армии – твою, парфянскую и армянскую для борьбы с римским владычеством.
– Он и так царь царей! Почетного звания старшины царей ему мало, хочет подчинить себе все царства, сделать Понт и Парфию вассалами?
– Государь, его помыслы бескорыстны, он заботится о благополучии других и думает об общем благе.
– Какой толк быть царем, если должен подчиняться другому царю? – ехидно спросил Митридат.
– Соперничество трех великих царей Азии на руку только Риму, который по одиночке разобьет каждого и установит свою гегемонию.
– Дорилай, посуди сам, я веду войну с Римом почти тридцать лет, Рим считает меня главным врагом и боится, трепещет при одном упоминании моего имени, а Тигран, столкнувшись с четырьмя римскими легионами у стен своей столицы, проиграл первый же бой и отдал Лукуллу город на разграбление. Так кто же должен быть во главе объединенных сил?
– Тигран предлагает разделить Малую Азию и Ближний Восток между тремя царями и всем троим стать оплотом мира и твердыней Востока.
– Я содрогаюсь от такого предложения. Послушай, Дорилай, я знаю свою судьбу. Боги сообщили свое решение через Таблицу судеб. Да, после ранения я остался жив только благодаря армянскому царю, но есть предсказание, что звезда моя скоро закатится, так зачем же тратить остатки сил на всякую суету. Насладиться последними мгновениями жизни, оставить яркий след на небосклоне истории, войти в историю как великий защитник униженных и порабощенных, в одиночку противостоять гегемонии Рима, а потом уйти красиво – вот, что я хочу! Меня запомнят навсегда!
– Неужели ты задумал напасть на Рим?
– Да, Дорилай, повторю подвиг Ганнибала, напав на Италию с севера. Это будет грандиозный поход! В борьбе с Римом я объединю народы всей Европы.
– Ты великий полководец. Но что, если проиграешь?
Митридат снова чувствовал неукротимую энергию, возжелал быть дерзким, отважным и решительным. Его, как почувствовал философ, не остановить.
– Лучше бы ты привез от Тиграна талисман Мардука, делающий владельца неуязвимым. Я одолжил его твоему царю. Без талисмана получаю ранения в каждом бою! – горько сказал Митридат.
– Мое чутье, государь, подсказывает, что, если цари не объединится, все трое испробуют горькие плоды разочарования.
– Фраат, конечно, отказался!
– Да, государь.
– Когда гибла понтийская армия под Кабирой, Тигран равнодушно взирал на мои страдания и не пришел на помощь.
– Но он приютил тебя, не выдал римлянам, дал войско.
– Это так.
С небольшим армянским войском он уничтожил легион Фабия и почти разбил легион Триария, а легион Сорнатия не решился даже вступить в бой. Его сын Фарнак наладил из Боспора снабжение Понта хлебом, скотом и оружием. Царя приветствовали толпы народа, многие добровольно вступали в его многоязычную армию. Он – объединяющее начало народов Востока, и он накажет Рим за высокомерие!
Дорилай прочитал его мысли:
– Высокомерие и скромность отличаются тем, что первое требует слишком многого, а второе не требует даже малейшего благоговения.
– Намекаешь, что я высокомерный. Да, это так! Мне, названному именем бога Диониса, надменному и упрямому, нетерпеливому и гордому, требуется ощущать себя исключительным и обожаемым, чтобы обо мне ходили легенды, а историки назвали бы меня великим.
– Да, ты велик! Могу я, чтобы развлечь, загадать одну загадку.
– Да, Дорилай, загадывай!
– Вот загадка: «Первого не вижу, второго не замечаю, третьего не помню!»
Митридат подумал и сказал:
– «Первого не вижу» – это враг, который скрывается под личиной друга, «второго не замечаю» – это препятствие на пути к успеху, «третьего не помню» – это благодетель, которому обязан всем и о котором забыл!
– Ты всегда прав, мой государь. Разреши удалиться?
– Дорилай, помни, кто твой благодетель. Иди!
Ариобарзан I со своим шестнадцатилетним сыном, тоже Ариобарзаном, которому суждено войти в историю как Ариобарзан II, прохаживались по залам белоснежного дворца в столице Каппадокии Мазаке.
– Мой сын, – наставлял царь, – хоть заповеди любимейшего из богов Аполлона и гласят: знай меру, соблюдай границы и укрощай свой дух, не надо забывать о диком начале человеческой природы!
– Отец, разве люди – звери? – спросил сын.
– Мой сын, звериная суть каждого человека стремится вырваться наружу.
– Но, нарушая запреты, люди могут дойти до безумия! – удивился сын.
– Вот я, дорогой сын, нарушил все запреты, раскрепостил чувства и больше не вижу различия между жизнью и смертью.
– Но, отец, а как же бессмертие души?
– Оставь это подданным. Ты должен, как я, руководствоваться страстями, инстинктами, желаниями и эмоциями.
Аретий, главный советник царя, внезапно появился на пороге зала и быстрым шагом подошел к ним:
– Государь, срочное донесение!
– Аретий, я сейчас учу сына как править царством безраздельно и жестко. Не отвлекай!
– Но, государь, донесение не требует отлагательства!
– Ну что там случилось? – Ариобарзан был крайне недоволен.
– Границу твоего царства нарушил Митридат, он с войском идет на Мазаку.
– Что?! – Ариобарзан окаменел.
– Таково донесение дозорных. Митридат движется по дороге Себастия – Мазака, скоро будет у стен столицы. – Аретий в смятении развел руками.
Ариобарзан вдруг сорвался со места и побежал на выход из зала. Бежал он с легкостью, не свойственной тучному человеку, соображая на ходу, куда спрятаться. Когда все потайные места во дворце были испробованы, выбежал в сад, подбежал к столетнему дубу и попытался, как белочка, влезть на него, а когда это не получилось, залез в непроходимые заросли ежевики. Подбежали, запыхавшись, Аретий, министры и советники.
– Государь, надо отразить нападение! – прохрипел Аретий.
– Я жертва агрессии! – послышались слова Ариобарзана.
– Но твоя обязанность – безопасность и порядок внутри страны!
– Меня посетила безысходность! – выкрикнул царь.
– Но принцип «сдержанность и выжидание» в данном случае работать не будет.
– Да? – Ариобарзан высунул из кустов голову. – А что же мне делать?
– Организовать до подхода союзников оборону крепости Мазака! – твердо сказал Аретий.
– Тогда мне со свитой самое время последовать в Рим. Я ведь союзник и друг римского народа! Где моя золотая корона и скипетр из слоновой кости, которые мне вручил сенат, где одеяние высшего римского магистрата?
– А Мазака? – Аретий открыл от удивления рот.
– Ты, Аретий, остаешься здесь, будешь оборонять столицу, – объявил Ариобарзан, вылезая из зарослей ежевики. – Ежевика поспела, очень вкусная, наслаждайся прекрасными ягодами! – И сунул в руку изумленного советника несколько ягод.
Вскоре большой конный отряд воинов, царедворцев и наложниц во главе с царем Ариобарзаном скакал во всю прыть на юго-запад, в город Сиде, самый крупный морской порт Памфилии, центр работорговли и пристанище пиратов, с целью отплыть на корабле в Рим. Золото в мешках, привязанных к седлам, должно было быстро решить все вопросы незаконных территориальных притязаний Митридата.
Бедный Аретий смотрел со стены крепости вслед за удаляющимся за горизонт царем и, как только отряд скрылся из виду, а пыль на дороге осела, приказал:
– Откройте ворота!
К Митридату вернулась прежняя дерзость. Он наказывал тех, кто провинился в предательстве, обласкивал верных ему людей, но в полной мере снова проявились скверные черты его характера – жестокость, подозрительность и коварство. Каппадокия стояла первой в его списке новых завоеваний, и он, не встретив никакого сопротивления, подошел к столице царства.
– Олфак, ворота открыты, что бы это значило?
– Не понимаю, государь, – отвечал полководец. – Пошлем лазутчиков?
Из ворот вышла процессия, возглавляемая царским чиновником Аретием, и медленно пошла навстречу завоевателям.
– Олфак, так мне крепости еще не сдавались, – сказал царь. – Крепость, которую брать не надо, напоминает неприступную красавицу, мечтающую сдаться без штурма.
Аретий приблизился, протянул трясущимися руками сидящему на коне Митридату золотой скипетр и голосом, полным мольбы, произнес:
– Царь Митридат, ты щедр и благороден. Каппадокия преклоняется перед твоим величием и великодушием. Твоя храбрость…
Митридат перебил его.
– Аретий, мы с тобой давно знакомы, хватит славословить. Где царь Ариобарзан?
– О, доблестный и гуманный владыка! Царь Ариобарзан на днях отбыл в Рим со своей свитой.
– Сбежал, понятное дело, а тебя оставил расхлебывать кашу.
– О, неустрашимый и отважный завоеватель! Я всегда к твоим услугам, скажи, и брошу жизнь к твоим ногам. – Аретий с пафосом произносил слова, искоса поглядывая на Митридата.
– Ну, ну, Аретий, так далеко мы не пойдем! – сказал он. – Хочу отдохнуть, а мое войско проголодалось.
– Загадай любое желание, и я выполню его! – подобострастно поклонился Аретий.
Войска Понтийского царя вошли в великолепную Мазаку, жители которой попрятались по домам, наблюдая изо оконцев, как без боя захватывается город, оказавшийся без защитников и власти. Во дворце на троне вместо Ариобарзана сидел Митридат, слева-справа от него стояли советники.
– Аретий, – говорил Митридат, – мне надо было бы тебя повесить еще двадцать лет назад, когда ты возражал на избрание царем Каппадокии моего сына.
– Государь, непомерные амбиции помутили мой разум, иначе я узрел бы лучший выбор для моего скромного пристанища.
– Знаю, – ехидно сказал царь, – страной в действительности управляешь ты, и поэтому отнесусь к тебе благосклонно.
– Твое великодушие говорит не только о мудрости, но и глубоком уме политика.
Глубокий ум политика все рассчитал: сначала будет расчленена Вифиния, потом римская провинция Азия, затем… далеко идущие планы. Шпионы Митридата доносили из Рима, что в столице империи уже поползли вверх цены на хлеб, торговля с Востоком вянет, народ Рима запаниковал. Возможно, думал Митридат, конфликт с римскими интересами и война убавят ресурсы его державы, но, чувствуя необузданное желание разделаться с Римом, он заставит подданных потерпеть. Его шпионы уже распустили нужные слухи, и римский народ вовсю упрекал Лукулла, как ругали его и собственные солдаты: мол ради личного обогащения он затягивает войну сверх нужного времени, собирается конфисковать имущество солдат, ослушавшихся его приказов, вот‑вот войско разбежится, победы станут бесплодными, завоевания утраченными. Он, Митридат, создаст новый мировой порядок, римляне не смогут безнаказанно разорять целые страны и вывозить их богатства.
– Аретий, теперь в Азии порядки буду устанавливать я!
Все вздрогнули от таких слов тирана, но Аретий все же осторожно спросил:
– Ты собираешься быть бессмертным и всевластным?
– Умный царь Армении Тигран знает, как разбалансировать римскую политическую машину, где расставить ловушки, какие условия приведут к внутреннему разладу в Риме, а я же пойду напролом!
Аретий церемонно поклонился, сложив ладони:
– Ты, государь, великий правитель, печешься о народах Востока!
– Скажи, Аретий, – глаза Митридата загорелись хитрым огнем, – где Ариобарзан чеканит золотые монеты для Лукулла?
У Аретия сбилось дыхание, он даже позеленел.
– Государь, – наконец он проговорил, – ты видишь насквозь то, что скрыто слоями страха.
Глава 64
Дом сенатора Марка Тулия Цицерона находился у северных склонов Палатина, близ римского Форума. Цицерон, сенатор, философ и блестящий оратор, часто приглашал в свой дом известных государственных деятелей, политиков и писателей. Вот и сегодня к нему пришли Гней Помпей и Юлий Цезарь. Хозяин дома решил сблизить своего друга Помпея с Цезарем, в котором разглядел незаурядную личность и перспективного политика.
– Гней, – сказал Цицерон, обращаясь к Помпею, известному магнату и полководцу, – это Юлий Цезарь, единственный сенатор, который поддержал закон Габиния о передаче тебе чрезвычайных полномочий.
– Цезарь один против сената? Смело! – похвалил Помпей.
Цицерон продолжал:
– Закон, конечно, не прошел, но сегодня мы встретимся с людьми, которые нашли способ провести его через народное собрание.
– Великий Помпей! – Юлий Цезарь воскликнул восторженно. – Ты можешь рассчитывать на мою полную поддержку. Ты выдающийся человек, великий полководец, получивший два триумфа. Я голосовал в сенате, и также в одиночестве, за закон Манилия о предоставлении тебе командования вместо Лукулла.
– Я польщен, Юлий. – Помпей, надменный, жестокий и корыстный человек, сегодня был снисходителен и великодушен.
– Этот закон, – Цицерон развел руки, – сенат также отклонил. Но решение вопроса найдено! Я вас на какое‑то время оставлю, пойду встречу новых гостей.
Цицерон вышел, а два политика продолжали разговаривать.
– Я слышал, ты, Юлий, задолжал ростовщикам много денег? – спросил Помпей.
– Да, весь в долгах, – грустно сказал Цезарь.
– Я помогу. А если Лукулл будет отозван, а меня назначат на войну с Митридатом, все твои долги будут списаны.
– Гней, как благородно с твоей стороны!
– Цицерон видит в тебе незаурядного человека и хорошего политика, – продолжал Помпей. – Я популярен в армии, ты среди народа. Мы могли бы объединиться для наведения порядка в Риме. Конечно, и глава сената Цицерон мог бы внести вклад в общее дело. Как ты на это смотришь?
– Помпей, я думаю, как и ты!
– Цезарь, ты пока играешь малозначительную роль, но поверь, если примкнешь ко мне, станешь важной, если не первой, фигурой в Риме…
– Ну вот, я и вернулся! – улыбался Цицерон. – Гости ждут внизу. Знаешь, Цезарь, я давно связал свою судьбу с Помпея, и благодаря ему я сенатор. Нам удалось многого добиться для сословия всадников, из которого оба вышли.
Помпей с улыбкой обратился к Цицерону:
– Мы уже кое‑что обсудили с Цезарем. Будем работать вместе. Ну а ты, Цицерон? Ты популярен и талантлив, присоединяйся!
Искушенный в политике Цицерон сказал:
– Мое мировоззрение не позволяет нарушать этические правила и традиции сената.
– Но кампания на Востоке принесет большие доходы.
– Надеюсь на долю доходов от этой кампании, – улыбнулся Цицерон.
– Действуя вместе в армии и сенате, среди патрициев и всадников, мы могли бы провести много законов, отвечающих интересам народа, – пытался надавить Помпей.
– Я предан народу и являюсь защитником его интересов, – пафосно сказал Цицерон. – Мое призвание – бороться с коварством тех людей, которые посягают на благополучие народа. Мне не нравится идея возрождения царской власти: это приведет к полному произволу.
– Никто и не говорит о царской власти, я лишь призываю реформировать устаревшие методы управления страной. – Помпей говорил разочаровано.
– Нет, Гней, я не буду примыкать ни к одной стороне, предпочту остаться верным сенату и идеалам республики. Друзья, прошу за мной!
Они спустились в зал для приемов гостей, где их уже ждали Домиций Агенобарб, патриций, и Гай Манилий, народный трибун.
– О, Цицерон, ты спас меня! – вскричал Манилий. – Твоя речь в суде в мою защиту была неподражаемой. Судьи, по‑моему, рыдали.
– Манилий, ты важный для общества человек, и те чудовищные обвинения в растрате средств – ошибка! Друзья, у меня собрались влиятельные и видные люди Рима: Помпей, триумфатор, Цезарь, сенатор, Домиций, патриций, – Цицерон, дотронувшись до локтя патриция, намекая на особую симпатию, – и молодой Манилий, пламенный трибун. Нам есть что обсудить!
В дверях появился привратник и выжидательно посмотрел на хозяина.
– О, совсем забыл! Для вас, друзья, есть сюрприз! – Он кивнул ему.
В зал вошла жена Цицерона Теренция, честолюбивая и властная женщина, имеющая сильное влияние на мужа, а за ней шла Преция. Увидев ее, все мужчины инстинктивно подались вперед. Как всегда, эта вероломная разрушительница браков и очень образованная покровительница государственных мужей была обворожительна и неотразима. У гетеры на голове блистал венец, на руке болтался синий бархатный мешочек с завязками, а к груди она прижимала огромное яйцо. Прецию, богиню любви, представлять было не надо, ее знали все.
Теренция, привыкшая к трюкам мужа, молчала, а Преция произнесла:
– Я пришла поблагодарить Цицерона за великолепную речь на процессе против моей главной соперницы в Риме Клодии, сестры жены Лукулла. Эта Клодия погрязла в разврате и пьянстве, у нее связь со своим братом! Соперница устранена, и в благодарность, Цицерон, прими мой подарок! – Она поставила на стол огромное яйцо на золотой подставке.
– Что это, дорогая? – удивился Цицерон.
– Это же драконье яйцо! – сказала Преция, будто это и так все знают.
– Драконье яйцо? – удивился Помпей.
– Мы станем свидетелями появления маленького дракончика? – пошутил Цезарь.
– Ничего подобного раньше не видел, – искренне сказал Домиций.
– Друзья, – Цицерон стал комментировать, – Преция недавно вернулась с театра военный действий. Она была у Лукулла на передовых позициях, и это ее трофей. Скажи, Преция, Лукулл давно занимается собиранием таких яиц?
– Ну, у него много чего есть необычного: магические книги, кристаллы, лампы, жезлы, талисманы, амулеты.
– И все это он тебе показывал? – громко спросил Цицерон.
– Ну да. Он ищет какую‑то Таблицу судеб, сказал, что, пока не найдет, войну не закончит.
– Дорогая, а его жена знает, что ты ездила к Лукуллу?
– О, у нее, как у сестры, столько дел в Риме! Некогда ей навестить мужа.
– Суду, как говорится, все ясно, – в шутку, улыбаясь, сказал Цицерон. – А что за украшение у тебя на голове?
Ослепительная Преция в хитоне из серебристо‑синей парчи произнесла:
– О, это тоже мой военный трофей.
Она аккуратно сняла венец и передала Цицерону.
– Это диадема самого Митридата! – торжественно произнесла она.
– Что?! – Цицерон стал внимательно разглядывать украшение. – Это же наследная диадема царей Понта!!
Он передал диадему Помпею, который осмотрев, сказал:
– Золотой венец с драгоценными камнями и белыми лентами сзади. В Греции и Азии такая диадема – символ царского достоинства, головное украшение царей. Какая работа!
Цезарь, которому передали венец, произнес:
– Здесь династическая эмблема Митридатов – шестилучевая звезда над полумесяцем. Только предводитель понтийских греков мог носить эту диадему.
Теренция, подозревавшая мужа в связи с Клодией, также взяла украшение и произнесла:
– Очень изящная вещь! Преция, поздравляю с твоей маленькой победой! Я имею в виду Клодию. – Теренция с осторожностью вновь водрузила венец на голову гетеры.
Все улыбнулись, а Преция, красивая обладательница тонкого вкуса, восторженно поглядывая на гостей, сказала:
– Я побывала в Понтийском царстве и некоторых городах Армении. Эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление, особенно Армения. Я очарована. Всем вам привезла из Армении подарки.
Она подошла к Цицерону, посмотрела зовущим взглядом и сказала:
– Марк, дай свою руку. – Дотронувшись до его руки, продолжила: – Я чувствую проникновение в мир твоей природы.
Развязав завязки бархатного мешочка, достала талисман на кожаном шнурке – ярко‑кровавый камень в золотом обрамлении.
– Тебе, Марк, талисман с кровавым гематитом, который освежает память и способствует творчеству.
Потом подошла к Помпею, страстно посмотрела на него и, дотронувшись до руки, достала из мешочка талисман.
– Тебе, Гней, талисман с зеленым авантюрином с искристо‑золотым отливом. С его помощью будешь принимать мудрые решения и получить доступ к позитивным энергиям неба и земли.
Подойдя к Цезарю и оглядев сверху донизу, томно взглянула в его глаза и произнесла:
– Тебе, Гай Юлий, осколок вещества кометы. Владелец этого талисмана становится уникальной личностью. Носи на груди, и будешь чувствовать внутреннее равновесие и гармонию.
Потом подошла к Домицию, удостоив его кокетливым взглядом:
– О, мой покровитель, носи мой талисман окаменевший лед[30]30
«Окаменевший лед» – горный хрусталь.
[Закрыть], который укрепляет память и благоприятствует творческим идеям. Он обладает целебной силой!
Манилий с благоговением дотронулся до ее руки и стыдливо опустил глаза. Она одарила его холодным взглядом:
– Тебе, Гай, не всегда будет сопутствовать успех, но носи мой талисман тигровый глаз, который поможет усмирить себя и осознать ошибки.
Она подошла к Теренции.
– Дорогая, тебе талисман с жемчужиной, он принесет счастье.
Женщины расцеловались.
– До свидания! – игриво проронила Преция, и женщины ушли.
Цицерон негодующе воскликнул:
– Вы слышали, чем занимается Лукулл на Востоке, – принимает гетер, тратит деньги на магические вещи, гоняется за мистической Таблицей и всячески затягивает войну! Разве все это в интересах римского народа?!
– Новость, достойная того, чтобы о ней узнали в Риме! – подыграл Домиций.
Все расселись, выпили вина, помолчали в задумчивости. Тут Домиций с притворным раздражением произнес:
– Лукулл бросается из одной войны в другую, хотя для государства в этом нет никакой необходимости. Он хочет оставаться главнокомандующим и извлекать выгоду из войны, подвергая Рим опасности.
– В Риме выросли цены на хлеб, торговля с Великой Арменией, Сирией, Аравией остановилась, – подтвердил горячий трибун Манилий.
– Я готов с желанием защищать Лукулла, но без всякого предубеждения должен сказать, что его действия не отвечают интересам народа, – настаивал Цицерон.
– Специально для Помпея создавалась чрезвычайная должность с особыми полномочиями, – напомнил Домиций.
– Оскорбленный Лукулл вернется в Рим и вместе с сенатом будет подстрекать народ против Помпея, – заметил Цезарь, трезво оценивая ситуацию.
– Помпей – любимец народа, его военный талант всегда будет востребован. – Цицерон, взглянув на друга, продолжил: – Сенат рано или поздно отдаст Лукулла Помпею, это я вам обещаю.
Помпей, польщенный услышанным, произнес:
– Мое призвание – война, я лучший полководец Рима, в гражданских же вопросах полагаюсь на вас.
– Конечно! А на что мы, твои друзья? – восторженно сказал Цезарь. – Мы подготовим твою политическую программу и по возвращении с войны вместе претворим ее в жизнь.
– Я полностью ориентируюсь на тебя, Цезарь, – сказал Помпей.
Домиций вновь вернул всех к главной теме:
– Предметом основного нашего внимания должна стать Великая Армения, которая бросила вызов Риму. Тигран II принимает свои решения без оглядки на Рим, и его царство представляет угрозу не потому, что планирует на нас напасть, а потому, что оно независимо.
Его поддержал Помпей:
– Война с Великой Арменией – будущее, если только Тигран не согласится стать вассалом, как все остальные цари.
– Покорить войной Армению, думаю, не удастся, – сказал Цезарь, – а беспокоить армян, значит возбуждать в них мнение, что хотим ограбить их богатства и святилища.
– Непрерывный рост могущества Армении в союзе с Митридатом угрожает азиатским владениям Римской республики, – не унимался Домиций. – Все же армяне должны понимать, кто хозяин мира!
– Полагаю, – сказал Цезарь, – Тигран разумный человек и понимает, что борьба с ненавистным ему Римом бесперспективна. Он, конечно, может сплотить азиатов в рамках борьбы с расширением нашей зоны влияния, нанеся существенный ущерб, но этого не сделает. На днях я встречался с посланником Тиграна, его братом Гурасом, и меня заверили, что царь больше склоняется к идее добродетели, хочет быть другом Рима.
– Это другое дело, – сказал Помпей. – Такой правитель достоин моего уважения!
Раздутое самомнение Помпея, который верил в свою исключительность, укрепляло в мысли, что все враги склонят перед ним голову при одном упоминании его имени.
– Несомненно, мой друг. – Цицерон решил разрядить обстановку. – Мы, государственные и военные деятели, должны обеспечить римскому народу самые главные блага – мир, спокойствие и досуг!
– У римских граждан есть страх за деньги, вложенные в восточные предприятия, – напомнил Манилий.
– Страх надо развеять! – Цицерон говорил твердо. – Лучшие люди государства должны объединиться, чтобы Помпей получил войну с Митридатом.
– Манилий, ты должен очень постараться! – воскликнул Цезарь. – Помпей достоин этого!
– Я отдаю должное армянскому царю. – Помпей, отпивая вино из александрийского стеклянного бокала, уже произносил то, что внушил ему Цезарь. – Хочу видеть его другом и союзником римского народа. Нам нужен именно такой союзник, который сможет держать в повиновении восточных варваров.
– И все же… – не унимался Домиций, но его перебил Цицерон, который встал и торжественно объявил:
– Я произнесу речь в сенате, назвав ее «О назначении Гнея Помпея полководцем».
Пафосная речь вскоре произведет на сенаторов неизгладимое впечатление. В ней будет строки: «Крупные собственники, вы не боитесь за свое богатство?! Вот он, бескорыстный и честный полководец, верный своему слову, гуманный и авторитетный, обаятельный и талантливый. Ему покровительствует Фортуна, а сенат дважды разрешал триумф. Новая война с Митридатом несет огромные опасности и финансовые убытки, которые могут быть следствием непрочности положения восточных провинций. Войну надо довести до конца, ее предмет – завещанная нам предками слава римского народа. Если не утвердим Помпея, будет финансовый крах и угроза восстания рабов! Постарайтесь же вдуматься в настроение плательщиков податей, акционеров и откупщиков, когда они видят, что вблизи них стоят два царя, Тигран и Митридат, с громадными войсками, угрожающими их предприятиям, им самим и их рабам!» Речь на два часа.
Присутствующие выражали одобрение затее Цицерона, когда вдруг прозвучал голос Помпея:
– Хочу получить право самостоятельно объявлять войну и заключать мир без указаний из Рима!
Все внимательно посмотрели на него раскрыв рты. Домиций быстро проявил находчивость:
– А что, это тоже в интересах Рима!
– Когда гремит оружие, законы молчат! – произнес Цицерон.
