Текст книги ""Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Варвара Мадоши
Соавторы: Кирилл Смородин,Григорий Григорьянц
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 353 страниц)
Глава 20
«Освободив» Каппадокию, армия Помпея двинулась к понтийской границе. Остался один дневной переход, и Гней Помпей решил посоветоваться с богами. Ни один полководец Римской республики не начинал боевых действий, не принеся жертвы богам и не узнав их волю через жрецов. Армию сопровождал войсковой авгур Донатус, тощий и высокий, член почетной жреческой коллегии, выполнявший официальные государственные гадания для предсказания предстоящих событий. Авгур в короткой трабее – тоге с ярко-красной полосой и узкой пурпурной каймой, с жезлом литуус и сосудом капис вышел вперед и встал лицом к северу:
– Проконсул! – торжественно воскликнул он. – Я вижу на востоке ворону: птица со стороны солнца приносит счастье!
– Прекрасно, – сказал удовлетворенный Помпей.
– Ворона не одна, целая стая! Хорошее предзнаменование!
– Не сомневаюсь в своем успехе… – Полководец обвел взглядом легатов.
Скавр показал рукой в противоположную сторону:
– Донатус, я вижу коршуна!
Коршун считался вестником поражения. Жрец-гадатель изменился в лице. Он провел над головой изогнутым литуусом две мысленные линии – одну с севера на юг, другую с востока на запад, а потом начертил в воздухе прямоугольник. Посмотрел наверх, на птицу высоко в небе, и сказал:
– Это не коршун, а молодой орел!
Помпей с облегчением вздохнул: появление орла предвещало победу.
– Орел – знак императора! – воскликнул он и, чтобы не испытывать больше судьбу, приказал: – Донатус, заканчивай.
Жрец быстро забрал свои принадлежности и ушел. Скавр вновь посмотрел на небо. Птица приближалась. Это был не орел и не коршун, а сокол. Вот он развернулся и полетел обратно от наблюдателя, что означало – забирает удачу с собой. Легат с тревогой взглянул на улыбающееся, разгоряченное лицо начальника, раздающего указания, и промолчал.
Митридат решил отступать. Его 30-тысячная армия пошла в глубь Понтийского царства, не вступая в сражение, и по мере преследования Помпеем, удалялась все дальше и дальше, пока не уперлась в горы Малой Армении.
– Гипсикратия, – говорил царь своей жене на привале, – становится опасно. Возьми детей и отправляйся в Боспорское царство к моему сыну Фарнаку!
– Великий царь, детей я отправлю, но сама останусь. Я всегда буду рядом с тобой, и никакие лишения и опасности не истощат моего желания любить тебя.
– Жизненное благо иметь такую жену! – Царь растрогался. – Нас губит не война или поражение, а потеря веры – прежде всего, в близкого человека.
Снабжение провиантом обеих армий ухудшилось: отряды снабженцев яростно уничтожались сторонами, которые устраивали друг другу засады. Кроме того, у сторон конфликта появились дезертиры. Их ловили и вешали – и Помпей, и Митридат.
– Моя цель – генеральное сражение! – возвещал Помпей своим командирам.
– Только в генеральном сражении я одержу победу! – обещал царедворцам Митридат.
Наконец, найдя в Малой Армении подходящую возвышенность, примыкавшую к неприступной горе Дастейра, царь Понта приказал занять боевые позиции. Обращаясь к своему лучшему полководцу Олфаку, вождю скифского племени дандариев, сказал:
– Пусть Помпей нас штурмует: мы уничтожим его армию!
– Легион за легионом! – воодушевленно воскликнул Олфак, имя которого по-скифски означало «сверхбыстрый».
Приготовили для римлян и камнепад, и огненные клубки из веток, и рабов-смертников, и массированный обстрел со скал стрелами. Армия Митридата, малообученная и слабо организованная, могла победить разве что на одном энтузиазме.
– Мир держится на лжи и жадности, – вещал Митридат, – и только великие личности меняют его к лучшему.
Под великой личностью он подразумевал себя.
– Мир – это война, которую великий человек развязывает во имя мира! – провозглашал Помпей Великий.
Он уже подошел к сильно укрепленному лагерю Митридата и размышлял: как выманить царя и вынудить сражаться? Римляне осадили лагерь понтийцев.
Помпей на площадке у подножья горы Дастейра скакал на золотистом скакуне вдоль строя легионов, в которых служили только граждане Рима – тяжелая и легкая пехота и приданная ей кавалерия, мимо вспомогательных войск из жителей провинций и рабов. Сверкали на солнце доспехи, оружие, знаки легионов – серебряные орлы, знамена и штандарты, барабаны, литавры, трубы и рожки. Первое, чему учили солдат, срок службы которых составлял 25 лет, – неотступно следовать за знаменем и серебряным орлом. Потеря этих символов – величайший позор для легиона. Сегодня настал день славы, долгожданный для солдат, рвущихся в бой, и чувствовалось всеобщее воодушевление.
Вернувшись на середину строя, Магнус провозгласил:
– Вы храбрые и отчаянные воины! Впереди битва! Нас ждет боевой успех! Смерть врагу!
– Барра!! – закричали воины, чтобы подбодрить друг друга, устрашить врага и докричаться до высших сил.
Справа от полководца стоит вестник. Он зычно спрашивает:
– Все ли готово к бою?! Все ли готово к бою?! Все ли готово к бою?!
– Да, готово! Да, готово! Да, готово! – радостно восклицают солдаты, трижды поднимая вверх руку.
С горы за этим ритуальным действом наблюдал Митридат в окружении Гипсикратии, Олфака и Диофанта.
– Имеющий мозги не заблуждается насчет всяких глупостей. Они прольют столько крови, что эту гору назовут Красной, – равнодушно сказал он.
Построение римлян закончилось. Поглядывая на гору Дастейра, Помпей дотронулся пальцем до камня на драконьем перстне. Сильное волнение охватило его, направление мыслей изменило ход, сердце забилось учащенно: решение вызревало.
Габиния в спешке вызвали к главнокомандующему.
– Проконсул, ты звал меня?
– Габиний!
Легат с удивлением смотрел на Помпея:
– Да, проконсул!
– Вот что я решил, – начал полководец. – Боя не будет. Мы измотаем противника, лишим его продовольствия и воды, заставим либо сдаться, либо в отчаянии спуститься с горы и биться.
– Проконсул, Митридат не решится дать сражение. Полагаю, нам предстоит штурмовать гору.
– Мы не полезем на гору. Я же не выжил из ума! – Военачальник сверкал глазами.
– Как же мы достанем Митридата?
– Мы построим земляной вал вокруг этой горы!
– Что?!
Вражеский лагерь римляне стали обносить сплошным рвом с валом. Инженеры и рабы сноровисто копали землю, а подразделения, выделенные легионами для охранения, заняли позиции вокруг горы. Митридат, осознав, что генерального сражения не будет, потерял душевный покой. Помпей не спешит штурмовать и готовит длительную осаду! Несомненно, вдохновение к нему снизошло благодаря драконьему перстню! Что ж, моя ярость прольется кровавым дождем!
– Олфак, действуем по запасному плану! – волнуясь, приказал Митридат.
Ночью отряд скифов начал отвлекающий маневр. Светила бледная луна. Ее мертвенный свет окрашивал скалы серебристо-грязной краской, заливал долину, где стоял лагерь римлян, оттенками серого и черного. Невеликие ростом, но резвые скифские лошади, выносливые и неприхотливые, помчались с горы вниз, неся всадников, готовых выпустить в противника тучу стрел с бронзовыми наконечниками. Преодолевая недостроенную систему укреплений, воины-скифы пускали в ход не только стрелы, но и акинаки, дротики и копья. Рядом с ними скакали обезумевшие лошади с колесницами, пылающими жарким огнем. Внезапный молниеносный налет был встречен римлянами эшелонированной обороной из сторожевых отрядов. Сверхбыстрый Олфак – вождь племени дандариев с Кубани – увлек за собой кочевников, и эта масса, словно острое железное копье, врезалась в римских солдат, протаранила охранение, опрокинула заслоны и влетела в лагерь непобедимых римлян.
Заиграли рожки, объявили тревогу! Помпей, никогда не любивший ночные схватки, выскочил из палатки и с удивлением уставился на происходящий хаос. Скифы метались по лагерю, сбивая строения и солдат, выпуская стрелы, меча копья, поджигая палатки, опрокидывая повозки, а их дикие гримасы в свете костров и пламени пожаров вызывали оторопь у легионеров. Наконец центурионы, самые опытные вояки, справившись с шоком и превосходно зная свое дело, стали управлять солдатами, подавая четкие команды. Кочевники получили отпор, а пожарные когорты потушили возгорания.
Митридат во главе войска, по разведанным в скалах труднопроходимым дорогам и тропам, оставив в лагере горящие костры, покидал Дастейру – уходил на север, к Черному морю. К утру войск понтийского царя на горе не было. Олфак погиб, а небольшая часть скифов спаслись и ушли в горы.
Римляне настигли Митридата на третий день у реки Лик, что недалеко от верховий Евфрата. Разведывательный патруль обнаружил дорогу, по которой следовала армия понтийского царя, и хорошо натренированные легионеры ускоренным маршем зашли ей в тыл. Передвигалась армия царя по ночам, утром строила лагерь и отдыхала.
Смеркалось. В шатер Митридата вбежал начальник охраны Диафант:
– Государь, они обнаружили нас!
– Быстрее, чем я ожидал. Где они?
– Лазутчики докладывают: около трех стадий[63]63
Стадий греческий – 178 м.
[Закрыть] отсюда.
– С самого начала думай о конце! – патетически произнес царь. – Диафант, куда отступать? – Не дождавшись ответа царедворца, стал философствовать: – Здесь недалеко истоки трех рек – Аракса, Тигра и Евфрата. Это ворота в рай. Но боги в рай меня не пустят: слишком много злодеяний совершил, пролил кровь десятков тысяч невинных людей. Податься в Армению не могу: за мою голову Тигран объявил награду. Идти в Трапезунт, чтобы погрузиться на суда и отплыть в Таврику? Но ты сам, Диафант, докладывал, что Помпей блокировал все мои порты. Что делать?
– Государь, ты должен биться с римлянами!
– Моя армия слаба, отсутствует дисциплина, много дезертиров. Войны с Римом истощили царство, собрать новое войско невозможно.
– Ты – великий полководец, способен победить римлян в генеральном сражении и решить спор с Помпеем раз и навсегда!
– Размахивать мечом и сражаться – две разные вещи. Когда отвернулась удача, победа оборачивается поражением.
– Тогда, государь, осталось одно: спасайся бегством! Время есть… Римляне не посмеют напасть ночью. В крепости Синория спрятаны твои сокровища. Заберем и поскачем в Колхиду!
– Бежать, не дав генерального сражения? Недостойно! Ты же сам назвал меня великим полководцем! Впрочем, признать поражение – тоже победа, хотя бы над собой!
В шатер влетел советник и стратег Менофан:
– Государь, римляне развертывают боевой порядок!
Митридат помрачнел и зловеще произнес:
– Противник намерен биться? Делать нечего, отбросим нерешительность и ударим по собственному страху. Трубить сбор войск!
Помпей считал бой в темноте рискованной затеей. Вынудить царя сражаться днем не получалось. Если не решиться напасть немедленно, ночью, Митридат опять сбежит, и перспектива победы улетучится. Гней колебался, но перстень дракона сегодня сиял особенно ярко: свет красного камня, казалось, обжигал, подталкивая к смелому решению – действовать немедленно. Вообще, по мере приближения к горе Арарат, Гней чувствовал рост безумной одержимости, поэтому быстро согласился с предложением Габиния, Афрания и Скавра дать ночной бой.
Римские солдаты, славившиеся железной дисциплиной, в темноте при свете факелов стали занимать боевые порядки. Каждый знал свое место. Перед легионами вперед вышли велиты – легкая пехота; первую линию заняли гастаты – копьеносцы, вторую – принципы, тяжеловооруженные воины, третью – триарии, ветераны войн, которых бросали в бой в решающий момент. Вымуштрованные солдаты не испытывали страха и рвались навстречу противнику.
Низкая луна была на ущербе. Казалось, она поблекла и уменьшилась в размере, но давала достаточно света, который проникал сквозь тьму и освещал спины римлян, создавая длинные черные тени. Они вытягивались далеко вперед, в сторону противника, и тот никак не мог определить верное расстояние до первой шеренги. Ночные силы явно подыгрывали потомкам Ромула.
Помпей, с багровым лицом в свете факелов, в наступательном порыве, вызванном неистовым восторгом, отдавал приказ:
– Митридат построит фалангу, которая может действовать лишь по правилу, заведенному раз и навсегда! Мы раздробим и рассеем это войско! Афраний, твой легион ударит с левого фланга, солдаты Геллия – с правого! Скавр и Лентул, произведите охват войск противника и зайдите им в тыл! Направление главного удара – с фронта в центре! Его нанесут Целер и Флакк после массированного применения катапульт. Чтобы окончательно сломать монолитный строй, я введу в бой Габиния и Торквата и добью войско Митридата. Остальные легионы – мой резерв. Помпоний, конницу применить только при угрозе атаки кавалерии противника!
Мощная греческая фаланга царя Митридата представляла собой плотное, в несколько шеренг, построение огромного количества воинов в крепких доспехах, с длинными копьями. В бою участвовали только первые шеренги, остальные служили резервом для немедленной замены раненых и убитых.
Понтийский царь в шатре, в окружении золотых вещей и перепуганной свиты, ставил задачу своим командирам:
– Я хочу дружный натиск вначале, а затем – охват войск противника. Мы задушим римлян в объятиях. Не давать им слаженно действовать! Опрокинуть, удушить, перейти в наступление!
В стане римлян Помпей, к удивлению легатов, уже перешел на крик:
– Мы заставим Митридата биться по нашим правилам!! Их тактика устарела, они не могут маневрировать, им нечего противопоставить совершенному оружию!
Рубка в темноте началась… Лучники выпустили стрелы: римские достигли цели, понтийские ложились на длинные тени. Полетели дротики: римские опять попали в цель, а соперники метнули их слишком рано – били по черным теням. Римские катапульты ударили стрелами и камнями, достигая рядов противника и причиняя серьезный ущерб. Катапульт у Митридата не было. Фаланга понтийского царя двинулась вперед, чтобы в момент сближения нанести мощный фронтальный удар. Длинные копья солдат лежали на плечах впереди стоящих воинов, но атаковали они тени, а не людей. Внезапно из темноты римляне обрушили фланговые удары, пошатнув стойкость фаланги. Но вот новый удар, фронтальный! Этот клин пробил брешь в строю и позволил легионерам врезаться в гущу противника. Получив удары с фронта и флангов, единый строй фаланги сломался, и понтийский монолит превратился в скопище солдат, каждый из которых хаотично рубил мечом. В этой свалке римские легионы распались на более мелкие подразделения – когорты, способные действовать автономно, слаженно, как единое целое, и эти «машины» стали уничтожать неуправляемую толпу бойцов Митридата. Его конница, так и не вступив в бой, поскакала прочь; его солдаты, потеряв волю к сопротивлению, обратились в бегство, фаланга рассыпалась; началась паника. В ночной темноте методично уничтожалась армия царя.
– Нам здесь больше делать нечего, – с горечью сказал Митридат.
Во главе отряда охраны, прихватив жену и приближенных, он поскакал по разведанной ранее дороге на северо-восток, в крепость Синория.
Глава 21
В Арташате праздновали день рождения армянского царя. С наступлением вечера, после трудового дня, начались торжества. У храмов и на площадях народу раздавали бесплатное угощение, подносили всем желающим вино из царских запасов, а в тронном зале дворца Тигран II принимал поздравления от государей, знати, послов и приближенных.
Царь сидел на троне, отделанном золотом, серебром и слоновой костью.
На нем были надеты пурпурная, расшитая узорами туника, пояс с пряжкой «лев терзает дракона» и длинная накидка из шкуры леопарда, у пояса висел кинжал с ручкой из рога африканского носорога. На груди сиял талисман «лунница и солнечный диск», голова была увенчана красной с золотом армянской тиарой (короной) – символом монархической власти, обвитой золотой диадемой с восьмиконечной звездой меж двух орлов, на руках перстни-обереги, символы, печати, ноги обуты в ярко-красные сафьяновые сапожки из козьих шкур.
Справа от царя, сложив руки на груди, стоял наследник престола Артавазд, слева – брат царя Гурас. Полукругом за троном расположились приближенные и родственники. Мимо царя, который был в хорошем настроении и улыбался, проходили в процессии гости, нахарары и дипломаты. Каждый останавливался перед владыкой, отвешивал поклон и сообщал ему о привезенных дарах. Царь удовлетворенно кивал, кое с кем перебрасывался фразами.
Барзапр, генерал-губернатор ашхара[64]64
Ашхар – самая крупная единица административно-территориального деления Великой Армении.
[Закрыть] Алдзник (Арзанена по-гречески), сквозь натянутую улыбку доложил о подарках и добавил:
– Великий канон[65]65
Քանոն (kanon) – правитель (арм.)
[Закрыть]! Нужно любой ценой помешать экспансии Рима в Армению.
– Мое царство было и будет самостоятельным, – снисходительно сказал царь.
Губернатор Васпуракана (области между озерами Ван и Умрия), нахарар Арцруни обеспокоенно произнес:
– Государь, ты – связующее звено между нахарарами, пользуешься среди нас большим уважением. Только скажи, и мы пришлем для битвы конницу и крестьянское пехотное ополчение!
– Дорогой Арцруни, в битвах побеждает не тот, кто сильнее или хитрее, а тот, кто мудрее.
Гурас, обратившись к государю, тихо сказал:
– Вассальные цари тебя предали, брат. Не прибыли на праздник правители Гордиены, Атропатены, Осроены и Адиабены.
– Что могу сказать? Рим запугал их, они решили, что с Арменией покончено. Помнишь, наш отец говорил: «Как не сделаешь мыслителем невежду, так не заставишь поумнеть дурака»?..
В то же самое время в царстве Гордиена, в мрачно-сером дворце царя Зарбиены, повелителя воинственного и неукротимого народа горцев – кордов и курдов, – тайно собрались правители четырех стран, ранее зависимых от Армении. В центре темного зала при свете всего одной лампы, чтобы никто не подслушал и не подсмотрел, они сидели на диванах и вели секретный разговор.
Испуганно поглядывая по сторонам, Зарбиена, давно тяготившийся господством армянского владыки, увещевал трех владык:
– Я пригласил к себе царей Мидии Атропатены, Осроены и Адиабены – царств, где великое открывается в малом, а малое растворяется в великом. Все мы тайно поклялись дружить с Римом, поэтому его легионы не войдут в наши страны. Солнце царя Тиграна закатилось. Предлагаю презирать его.
Царь Атропатены Дарий, подданные которого были ираноязычными, поддержал:
– Империя Тиграна разваливается на глазах!
Абгар II, царь Осроены, араб по происхождению, стоящий во главе ассирийцев, напомнил:
– Рабский ошейник, надетый Тиграном, сделал нас покорными и подобострастными. Все мы боимся армянского царя, обладающего поразительной интуицией, читающего чужие мысли на расстоянии! Мне донесли: в преддверии войны он, как ни странно, спокоен, не собирает спешно армию и не готовится к сражениям. Сведения заслуживают доверия. Что-то Тигран задумал!
Царь Адиабены Монобаз, потомок ассирийских царей, был более рассудителен:
– Мне выгодно торговать с Великой Арменией. Это богатая страна. Но политическая обстановка сейчас непредсказуема, вот я и согласился с римским эмиссаром уйти от Тиграна. А знаете, что царь Армении сказал мне при последней встрече? – Заговорщически взглянув в глаза собеседников, продолжил: – «Ты, Монобаз, сохранишь идентичность и государственность своей страны только в союзе с Арменией, в противном случае Адиабена растворится во тьме истории».
– С Римом мы сами станем историей! – вскричал Зарбиена.
Дарий, самый проницательный из них, скорбно заметил:
– Не обольщайся, Зарбиена. Римское владычество более губительно, чем армянское. В странах, которые попали под влияние Рима, что удивительно, процесс развития замедляется.
– Дарий прав: вспомните царства Пергам, Вифиния, Галатия, Ликаония… – Абгар обреченно опустил голову. – И моя Осроена превратится в римскую провинцию…
– Абгар, не расстраивайся! Скоро к тебе придут римские торговцы и ростовщики, и будешь ты процветать как никогда раньше.
– Не шути так, Монобаз!
Все тяжко вздохнули и задумались каждый о своем.
Праздник в Армении продолжался. К трону приблизился царь Коммагены Антиох I. Молодой светловолосый армянин с греческим профилем был похож на бога. Одет по‑восточному: туника и шаровары, персидская тиара.
– Напасть на тебя, Тигран, будет грубой ошибкой Рима, – сказал он. – Думаю, ты найдешь выход из этой непростой ситуации, и Армения отправится в свое будущее гораздо быстрее, чем с римской опекой.
– Дорогой Антиох, – улыбнулся Тигран, – Рим, опьяненный победами в других странах, пришел на Восток. Он еще не знает, что оказался на распутье: либо демократия, либо диктатура. Первое – ради общего блага добродетельных римских граждан, второе – ради монарха, разложения и крушения. Величие и упадок ждут Рим.
Антиох I поклонился и проследовал дальше. Гости, приветствуя Тиграна, шли еще какое-то время. Но вот всех пригласили в зал приемов, где были накрыты столы: серебряные кубки, медная, бронзовая и керамическая посуда и яства – овощные кушанья с айвой, заправленные кунжутным маслом, полба с орехами и чечевицей, долма с бараниной в виноградных листьях, хоровац, арганак, кутап из форели, дичь, бастурма – все приправлено травами, острым перцем, и, конечно, особый хлеб – лаваш. Кухня, как известно, – высокий элемент любой культуры! Слуги разлили красное, искрящееся вино. Встал Гурас, поднял кубок и произнес тост:
– Царю царей Тиграну II – слава! Пусть живет столько лет, сколько листьев на дубе в старом саду; пусть вокруг него вьется столько красивых женщин, сколько рыб в глубоком пруду; пусть в жизни будет столько счастливых дней, сколько звезд горит в вышине; пусть одержит столько побед, сколько капель в этом вине! Выпьем же за виновника торжества – за его крепкий дух, доброе сердце и исключительное мужество!
Враги боятся Тиграна, а друзья восхищаются им! Кубки, поднятые за здравие, наполнены доверху. Гости, сдвинув бокалы, с величайшим наслаждением выпили до дна насыщенное и выдержанное вино.
Заиграла музыка. Для танца перед владыкой вышли девушки, все в нежно-голубых платьях, шапочках с подвесками, в золотых ожерельях и браслетах. Они стали двигаться степенно, ритмично, пробуждая чувственное настроение публики. Тигран всегда восхищался танцами, выделяя это искусство особенно. Танец пробуждал в нем массу эмоций: иногда грусть и печаль, а иногда волнение и страсть; чувства, выраженные позой и жестами, раскрывали душу человека, его энергию и устремления. Через музыку, движения и ритм можно рассказать о любви, ненависти или сочувствии.
Вперед вышла солистка – Аревик. Ее участие в общем танце – подарок возлюбленному. Тигран, затаив дыхание, любовался: как она хороша! Плавные повороты гибкого тела, необычайные пластика и грациозность, а движения рук напоминали медитацию. Созерцая и наслаждаясь, царь поймал взгляд желанной женщины. Ее прекрасные глаза вызывали не только восхищение, но и призывали к обретению силы, к жизни.
По коридорам дворца Тиграна шел маг. В те времена магами называли волшебников и астрологов, которые также были философами и богословами. Они могли предсказывать будущее и творить чудеса, исцеляя больных и воскрешая умерших. Волхвы – так магов звали в Персии и других странах – имели длинные седые волосы, спадающие до плеч, и бороду до пояса. На маге был длинный белый хитон, подпоясанный священным желтым кошти[66]66
Кошти – длинный пояс персидского жреца вокруг талии.
[Закрыть], украшенным звездами, и синий плащ, а на голове – белая тиара из войлока в виде шара с вышитой золотом восьмиконечной звездой.
Навстречу ему неслась детвора. Неугомонные Арташес, малыш Тигран и Эрмина искали приключения на свои головы и, возбужденные праздничной атмосферой вечера, бегали друг за другом по коридорам дворца. Арташес чуть не врезался в мага на полном ходу. Увидев странно одетого человека с седой бородой и посохом, мальчик внезапно остановился и с удивлением уставился на него. Подбежала Эрмина и встала за Арташесом, боязливо поглядывая на незнакомца.
Маг, обращаясь к детям, сказал:
– Ты Арташес, не так ли? Ждет тебя великое будущее: станешь царем Арташесом II. Ты Эрмина? Судьба уготовила тебе стать царицей, женой Арташеса. Для царства вы – благо. Восторжествует правда, а ложь раскроется!
В этот момент к ним подбежал веселый двухлетний Тигран и, не смутившись, продолжая улыбаться, дотронулся до плаща мага.
– О, Тигран! – маг ласково погладил малыша по голове. – Тебя ждет непростое будущее. Добрый принцепс, вообразивший себя богом, возведет Тиграна III на армянский престол, но став царем, ты пойдешь наперекор судьбе!
Дети внимали старику, не проронив ни слова, а он возвестил:
– Пастухи мироздания откроют одному из вас дивный мир, порожденный Луной и Млечным путем, и вручат Хаому[67]67
Хаома – напиток, божество и растение в единстве.
[Закрыть], назначив Хранителем.
Маленький Тигран, все так же улыбаясь и желая возобновить игру, побежал обратно, а старшие дети погнались за ним.
Маг вошел в зал приемов. Танец под чарующую музыку продолжался. Девушки, излучая мягкость, гибкость, текучесть, как хоровод звезд, двигались под ритм мелодии, даруя царю Тиграну свою хрупкую красоту и благодушное настроение. Что-то заставило его отвлечься от танца, поднять глаза и посмотреть на вход. Увидев мага, медленно встал, приподнял ладонь правой руки. Музыканты сбились с такта и прекратили играть; танцовщицы остановились, замерев на месте; гости, вертя головами, стали переговариваться. Тигран, не говоря ни слова, вышел из-за стола и направился к выходу. За ним последовали Артавазд и Кухбаци. Подойдя к магу, Тигран остановился и обернулся к ним:
– Всем оставаться здесь, меня не сопровождать!
В замешательстве Артавазд и Кухбаци остались на месте. Вместе с магом царь покинул зал.
В своих покоях, закрыв дверь, Тигран обратился к гостю:
– Ты маг? Как тебя зовут?
– Меня зовут Хурдиш, – он сложил ладони, и из них на мгновение вырвался огонь.
– Хурдиш означает «сияющее солнце», – Тигран вглядывался в черные глаза мага. – Что ты умеешь делать?
– Умею перемещаться в другое место или время, могу находиться одновременно в трех местах. Предчувствую будущее и вижу прошлое. Поклоняюсь огню, воде, Солнцу, Луне и звездам. Когда служу богам, пою гимны людям; когда служу людям, внимаю богам, и они раскрывают мне грядущее.
– Я знаю, зачем ты здесь! – решительно сказал Тигран. – Ты пришел изменить судьбу – либо мою, либо моей страны.
Хурдиш молчал. Известно, что маги оказывали сильное влияние на правителей. Так, они убедили персидского царя Ксеркса, вопреки его желанию, разрушить греческие храмы в ходе похода на Грецию. «Ибо храмом, – сказали они, – является весь мир, а потому грешно запирать бога в стенах». В Афинах не осталось храмов. Это была попытка изменить религию греков. Маги советовали царям устанавливать культ единого бога, как, впрочем, и культ единого властителя. Тигран тихо произнес:
– Ты, конечно, можешь повлиять на веру в моем царстве, но нам нравятся наши боги: добрый верховный бог Арамазд, золотая мать армян Анаит и громовержец Ваагн!
Маги – загадочные люди – воспринимали мир по-особому, воздействуя на него. Гость сказал:
– Ты дерзнул разбудить Армению, но народ цепляется за прошлое.
– Это так! – согласился Тигран. – В армянской сельской общине старый порядок, косность и застой определяют ход жизни: все меняется медленно или вообще ничего не меняется.
– Я предложу тебе нечто такое, что изменит тебя, твою страну и весь мир.
Хурдиш достал из кармана плаща связку палочек из тамариска и произнес заклинание:
– О Аша, могущественный и победоносный, ты существуешь в мире добром, красивом и приятном! Очисти наши мысли, защити от врагов, подари абсолютную праведность и научи, как проникнуть в средоточие Горы!
Стены зала поплыли, стали падать и закручиваться, привычные очертания приобрели странную форму. Взгляд Тиграна затуманился, и, потеряв ориентацию в пространстве, он закрыл глаза. Когда вновь открыл, увидел высеченный в скале большой зал, расписанный яркими красками с преобладанием красного и голубого цветов. В светильниках на треногах горел огонь, и его свет отражался на статуях из золота и бронзы: перед Тиграном стояли и сидели боги и цари. В центре зала на золотом троне восседала статуя вавилонского бога Мардука. Его глаза – два огромных рубина – тускло светились. Изваяние внушало трепет, олицетворяя могущество высших сил; даже трон, который покоился на фантастических тварях с крыльями и человеческими головами, поражал своей монументальностью. Тигран воскликнул:
– Мы во Дворце власти?!!
– Да, Тигран. Боги и цари смотрят на тебя.
Слева и справа от золотого Мардука стояли статуи богов – ассирийского Ашшура, урартского Халди, персидского Ахуры Мазды и армянского Михра, а по углам – скульптуры царей Вавилона, Ассирии, Персии и Урарту.
– Боги и цари приглашают тебя, – сказал маг.
– Я здесь уже был. – Тигран осмотрелся: – Там, на стене справа, есть символ – звезда. На самом деле это ключ к двери. Мне известно, как войти в то помещение.
– Взгляни! – Маг указал на треугольник на центральной стене. – Этот древний символ – тоже ключ к двери. Нам нужно туда. – Маг умолк.
Тигран понял: чтобы идти дальше, нужно разгадать шифр. Боги его испытывают – тот ли он человек, которому можно поведать тайны? Все пять чувств царя разом пришли в смятение. В волнении он подошел вплотную к стене и пригляделся к изображению: бронзовое обрамление треугольника, обращенного вершиной вверх, заполнено сверкающими камнями – три в вершинах фигуры и один в центре. Центральный камень – горный хрусталь, окаменевший лед. Ему приписывают целомудрие, чистоту помыслов, скромность и верность. Наверху расположился нефрит с зеленоватым отливом – символ справедливости и мудрости. При основании треугольника слева поблескивал вишнево-красный гематит – камень, внушающий не только радость и оптимизм, но и приносящий счастье. Справа при основании – тигровый глаз. Он дарует стабильность и ясность.
Есть о чем подумать! Тигран стал перебирать в памяти все, о чем ему рассказывали мудрецы. Треугольник, как говорил Евсевий, – триада духовной воли, любви и высшего разума человека. Амфикрат называл его символом природы всего сущего. Метродор говорил, что он символизирует стремление материи к духу. «Несомненно, нажать нужно одновременно три камня, так как тройка является совершенным числом». Но какие три камня? Тигран был в замешательстве. Лишь одна попытка! Он собрался с мыслями: «Итак, все камни представляют Космос: центральный – божество, первопричина всякого бытия; камень на вершине – символ жизни; камень слева в основании треугольника – знак времени и тленности; камень справа – знак телесности и материального».
Внезапно Тиграна озарило:
– Нужна сокровенная формула миропорядка!
Он сосредоточился на Космосе как на упорядоченном целом, и его мысль заработала лихорадочно: «Чистота помыслов лежит в основе незыблемости мира. Конечно, это хрупкий горный хрусталь. Справедливость невероятна, но к ней надо стремиться. Это нефрит! Счастье возможно, но лишь на мгновение, как призрачный блеск гематита. Вот она, формула: чистота помыслов, справедливость, счастье!».
