Текст книги ""Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Глава 25

Помпей вел армию через земли, населенные кавказскими племенами, настроенными Митридатом против римлян. Пришлось не только преодолевать бурные реки и горные перевалы, но и ожидать в любую минуту нападения горцев. Кавказ был недружелюбен. Восхищала лишь природа Иберии с ее необычайно живописными местами: горы, покрытые густым лесом, реликтовые дубы, каштаны и грабы, непроходимые заросли ежевики и дикого винограда, цветущие луга, прозрачные озера, стремительные речушки, ревущие водопады. Встречались олени, косули, за елью мог притаиться медведь, на деревьях сидели рыси. Движению вперед мешал снег. Он выпал внезапно, стало холодно, и Помпей принял решение организовать зимовку.

На берегу Куры было разбито три римских лагеря[81]81
  Зимняя стоянка римских войск была в районе современного города Ахалкалаки.


[Закрыть]. Утепленные дома и казармы делали из бревен и досок, крыши покрывали соломой, телячьими шкурами и грубым полотном. Инженерные войска, в которых служили неграждане Рима и рабы, возвели городки очень быстро: дом главнокомандующего в центре, справа – жилище квестора Кассия, слева – домики легатов и трибунов.

Эдил[82]82
  Эдил – помощник народного трибуна в ограждении интересов плебса.


[Закрыть] Фавоний, историк и географ, истинно преданный Гнею человек, поздним вечером пришел к Помпею, с которым был в дружеских отношениях, и, греясь у жаровни с углями, рассказывал:

– На горных перевалах при сильном снегопаде целые караваны гибнут в снегу. На случай такой опасности путешественники имеют шесты, которые время от времени высовывают на снежную поверхность, делая отдушину в снегу – подавая тем самым знак прохожим, чтобы им пришли на помощь, откопали и спасли.

Помпей ухмыльнулся:

– Мы переждем снег и морозы здесь, в обустроенном лагере, и, как только перевалы откроются, двинемся дальше в Колхиду.

– О да! Колхида… – задумчиво произнес эдил, которому было за пятьдесят. – За поколение до Троянской войны аргонавты отправились морем в Колхиду. Они должны были возвратить в Грецию золотое руно волшебного барана.

Помпей слушал историка заинтересованно. Его давно посещали мысли о золотом руне. Ходили слухи, что руно – это символическое название некого вещества, реактива, способного превращать металлы в золото, а в сочетании с вином порождать эликсир молодости. Главным знатоком мистики в Риме считали Лукулла, однако Помпей, как умный, но суеверный человек пытался понять все непознанное и, не делясь ни с кем мыслями, просто искал артефакты. Гоняясь за Митридатом, втайне думал о золотом руне.

– Фавоний, Колхидой владеет Митридат, – сказал Помпей. – По данным разведки, он прячется в Фасисе[83]83
  Фасис (Фазис) – древнегреческая колония, ныне город Поти (Грузия).


[Закрыть].

Фасис, самый восточный город Понтийского царства, стоял на берегу Черного моря и являлся главным торговым центром Колхиды. Именно здесь добыл вождь аргонавтов Ясон золотое руно. На родину, в Европу, он привез не только его, но и красивых птиц, которых назвал по имени города – фазаны.

– До тебя, Гней, ни один римский полководец не заходил с армией так далеко, – говорил Фавоний. – Горцы очень опасны, особенно колхи, иберы и албаны.

– Фавоний, в своей «Истории» ты напишешь, что я добился славы покорителя Кавказа. Местные царьки обещали соблюдать нейтралитет и предоставить моим войскам свободный пропуск в Колхиду.

– Не все племена будут с этим согласны.

– Придется усмирить! Царю Иберии Артагу, давнему другу Митридата, я не доверяю.

– Бесспорно, проконсул, победа над горцами будет твоей заслугой!

В домике Кассия горели свечи, разносился аромат благовоний, в жаровне тлели угли, было тепло и уютно. Его спутница Рипсимэ (многие в войске Помпея имели «полевых жен»), красивая и утонченная, с прекрасной фигурой и тайной в глазах придвинулась к нему в постели и, поцеловав в губы, спросила:

– Каковы у меня шансы стать твоей законной супругой?

Римляне первыми ввели единобрачие. Брак считался в Риме священным таинством и опорой государства, он заключался в богатых семьях чаще всего по расчету или для продолжения рода, объединения владений и укрепления политических союзов. Мужчины должны были строго следить за моралью и поведением своих жен, а женщины обязались посвятить жизнь поддержке мужа и заботе о нем. На практике и мужчины, и женщины искали интрижек на стороне.

Кассий, обладатель молодого точеного тела, тонкого носа с небольшой горбинкой, коротких темных волос с челкой до середины лба, с лицом мужественного римского воина и со взглядом завоевателя, всегда нравился женщинам. Такие мужчины, как представлялось слабому полу, смелы и воинственны; казалось, они готовы неистово защищать своих избранниц, впрочем, как и свои владения. Рипсимэ же могла считаться образцом гармонии: юна, свежа, мила и красива. Ее притягательное овальное лицо радовало изящным изгибом бровей, высоким лбом и полными губами; она обладала белоснежной кожей, восхищающе-чистой линией профиля, небольшой упругой грудью и жарким взглядом темных глаз. Такие девушки вызывают восторженный взгляд любого мужчины. Весь лагерь завидовал Кассию. Рипсимэ росла без матери, и, как только представился шанс, она заявила отцу, что встретила своего избранника и, не слушая родительских доводов, ушла из дома к римскому повесе. Разделяя все тяготы походной жизни, красавица, тем не менее, была счастлива и беспечна. Квестор стремительным вихрем ворвался в ее жизнь, она его полюбила и боялась лишь одного – потерять его.

Услышав вопрос о браке, Кассий погрузил пальцы в ее пышные кудри, опустил прелестную головку себе на грудь и сказал правду (при этом на его лице не дрогнул ни один мускул):

– Ты должна знать о моей помолвке с Юнией Терцией: отцы договорились о предстоящей свадьбе. Но это ничего не значит, все может перемениться.

Девушка подняла голову, рассматривая его умные глаза, восхищаясь обнаженным торсом с идеальным рельефом, и произнесла нежным голосом:

– Моя любовь к тебе соткана из грез, страсти и верности. Я не могу жить без тебя!

Квестор поцеловал подругу в губы, затем взял со столика костяную коробочку и открыл:

– Это тебе – золотое ожерелье.

В шкатулке лежала небольшая золотая скифская пектораль, доставшаяся Кассию при дележе сокровищ Митридата. Эта изящная вещь была изготовлена греческими ювелирами по заказу знатных скифов, и ее теперь в полном восторге держала в руках Рипсимэ.

– Я счастлива! – прошептала она и, отложив украшение в сторону, поцеловала возлюбленного.

Распущенные черные волосы шатром закрыли лицо Кассия, он вдохнул их аромат и промолвил:

– Реальность такова, что меня ждет слава и власть. Мне предначертано стать народным трибуном, претором, консулом и, как итог, диктатором. Не потерплю неудачи! Как птица, взметнусь вверх или… разобьюсь о скалу.

Притязания этого молодого человека были завышенными.

Испытывая чувственное наслаждение, он притянул к себе девушку, оказывающую на него необъяснимое магическое воздействие.

– Иди ко мне! – В его голосе сквозило желание. Сгорая от вожделения и утопая в блаженстве, он стал целовать красавицу.

Поздний вечер. В лагере раздавались громкие голоса, песни, музыка: римские солдаты отмечали ежегодный праздник сатурналий. Сатурн – сеятель, который первым дал людям пищу, и в этот день все становились равными, даже рабы освобождались от обычного труда. Солдаты веселились и выбирали царя сатурналий.

Помпей в своем домике углубился в чтение писем Митридата, которые были найдены в крепости Синория. Злодей писал своей любимой и неукротимой наложнице Стратонике о «славных» делах: отравил собственного сына Ариарата за мелкую провинность, лишил жизни лучшего наездника Алкея из Сард, посмевшего победить его на конских ристаниях[84]84
  Ристания – спортивные состязания, гонки колесниц.


[Закрыть]… Коварство понтийского царя не знало границ.

Драконий перстень вдруг стал необычно светиться. Всегда цвета тлеющих угольков, сейчас он переливался от светло-зеленого до кроваво-бордового. Помпей ощутил опасность, внутренне содрогнулся; овладело неприятное предчувствие дурного, как в тот раз, когда его пытались отравить. На мгновение он растерялся, испытал панический страх, но тут же, собравшись, отбросил нерешительность. Открыв дверь в соседнее помещение, энергично крикнул дежурному офицеру: «Объявить тревогу!» и начал надевать доспехи.

В центральном лагере прозвучал пронзительный звук трубы, его подхватили трубачи соседних лагерей, и сигнал тревоги вихрем пронесся по всем легионам. Центурионы с факелами в руках освещали знамена отрядов, привлекая тем самым внимание солдат, строили их, отдавали приказы голосом, дублируя их в темноте дудками. Лагеря были достаточно хорошо укреплены: ров, вал, плетень, палисад из кольев. Освещение обеспечивали светильники на столбах, в которых, коптя, горело льняное масло.

Широкие ворота распахнулись, и легионеры в доспехах, при оружии и со щитами, стали организованно выбегать, занимая боевые позиции вокруг лагерей. Все с тревогой вглядывались в темноту.

Со стороны гор послышался шум. Он усиливался и, казалось, доносился со всех сторон. Слышались глухие шаги, выкрики, многоголосая речь, ржание лошадей. Римские солдаты, не видя в темноте опасного противника, уже почувствовали его присутствие и приготовились к бою. Вот лагерные костры, светильники и факелы высветили из темноты первую шеренгу нападавших. Иберы, албаны и воинственные кочевники – кто в полукафтанах, штанах и со шкурами на плечах, кто в черных накидках из овчины без рукавов, кто в меховых шапках, кто в шлемах – приближались уверенно и с достоинством. Вся эта разношерстная армия была вооружена чем попало: кинжалом, бронзовым мечом, луком, топором, пикой, палкой… Самобытные, непокорные и свободолюбивые иберы, албаны и кочевники, уязвленные тем, что их землю топчет ненавистный римский солдат, прониклись решимостью действовать. Объединенную армию вел царь албан Оройз. Он, самоуверенный и наивный, решил, что расслабившихся на зимовке римлян, отмечающих ежегодный праздник сатурналий, можно уничтожить внезапным стремительным ударом.

Помпей оценивал обстановку: «Не менее сорока тысяч человек! Стена варваров! Предстоит ночной бой. Придется напрячь все силы».

– Приказываю! – Главнокомандующий ставил через офицеров-порученцев задачу легатам. – Скавру, сразу после стрельбы катапульт и баллист, ударить во фланг противника слева, Флакку – справа, Лентулу и Габинию – в центре, Целеру и Метеллу быть в готовности преследовать и уничтожить врага!

Горцы, медленные на обиду, но скорые к отмщению, спокойные, полные презрения к смерти, готовые с быстротой молнии ударить любого кинжалом, шли с явным намерением штурмовать лагерь устрашающих и высоких (из-за шлемов с гребнями) римлян. Повергнуть в прах внезапной атакой такого сильного врага, как Рим, думали прямодушные горцы, – значит, показать, кто истинный хозяин этой земли. Они не потерпят пришельцев, ворвавшихся в их мир, труднодоступный, замкнутый, но такой для них привычный.

Противоборствующие стороны оказались на расстоянии полета стрелы. Прозвучал первый сигнал трубы: «В бой!». Легионеры закричали «Барра» (рев слона), чтобы устрашить неприятеля до того, как вступить в рукопашную схватку. Второй сигнал трубы. Полетели в нападавших стрелы, затем ударили стреловидными снарядами катапульты, навесом выстрелили камнями баллисты. Воины Оройза, несмотря на потери, тоже пустили стрелы, но легионеры закрылись щитами. Третий сигнал трубы. С боевым кличем «Vivat mortem!»[85]85
  Vivat mortem! – «Да здравствует смерть!» (лат.)


[Закрыть] римляне начали движение вперед, на врага, ускоряя шаг. Навстречу им неслись пешие и конные горцы. Рубка началась: солдаты беспощадно резали, кромсали и уничтожали друг друга.

В ночной кровавой схватке ничего нельзя было разглядеть, но Помпей не сомневался, что разобьет противника. Яростный напор иберов, кавказских албан и кочевников, как и ожидалось, встретил слаженную работу всех звеньев римской военной машины. Храбрые горцы терпели поражение. Честолюбивый Помпей, оценив обстановку, понял, что она благоприятствует ему: «С толпой варваров справлюсь!». Фавоний, стоящий рядом, грустно произнес:

– Иберия никогда не захочет стать зависимой от Рима.

– Это мы еще посмотрим! – отрезал командующий.

– Царь Иберии Артаг установил контроль над перевалами Кавказского хребта.

– Он пожалеет, что связался со мной!

Устрашенные и разбитые горцы побежали. Военное счастье от них отвернулось. На поле боя остались лежать их убитые и раненые товарищи; уцелевшие же устремились к спасительной переправе через Куру или скрывались в чаще леса. Римские солдаты преследовали их, но в ночи это дело было бесполезным, поэтому вскоре вернулись в лагерь.

– Проконсул, нападение отражено! – поздравил Помпея Кассий. – Талисманы не только приносят удачу, но иногда вытаскивают из ада.

– Не забивай голову бесплодными мыслями. Ничто не предопределено, все сомнительно!

– Дикие горцы потерпели поражение и понесли большие потери! – воодушевленно воскликнул военный трибун Фавст.

Помпей промолчал, затем спросил историка и географа:

– Фавоний, какая столица у албан и кто царь?

– Столицей Албании Кавказской является город Кабала, а правит, объединив двадцать шесть племен, Оройз.

– Возмездие неотвратимо, – зло сказал командующий. – Трубить отбой!

Как только сошел снег, армия Помпея, оставив лагеря в идеальном порядке, двинулась дальше, но не к Фасису, где прятался Митридат, а в обратную сторону – к царю иберов Артагу. Цель была нанести внезапный удар, застигнув повелителя гор врасплох.

– Понимаешь, Кассий, – говорил Помпей квестору, следуя верхом в колонне войск вслед за авангардом (легионом Скавра), – мы, римляне, не стремимся завоевать весь мир. Мы хотим равновесия! Мы властвуем над миром в том смысле, что лучше других понимаем нужды народов, но при необходимости диктуем им свою волю.

– Да, проконсул! – вторил Кассий. – Мы – нация, которая живет в простоте и аскетизме, но имеет железную дисциплину и упорство, и мы всегда доводим дело до конца!

– Именно, Кассий! Артаг установил контроль над перевалами? Он пожалеет, что связался со мной!

Помпей вел армию по живописной долине реки Кура. Пешие легионы, конные отряды, волы, тянущие обозы и метательные машины, двигались по правому берегу реки вниз по течению к месту, где впадала в Куру Арагви. «Мы нанесем упреждающий удар, чтобы обезопасить свой тыл от иберов», – сказал легатам командующий. – Разведка донесла, что в Гармозике, хорошо укрепленной крепости у переправы через Куру, засел царь Артаг». На самом деле Помпей затягивал войну как можно дольше. Если потребуется, он осадит крепость, пустит в ход стенобитные машины, построит высотную земляную насыпь, обеспечит полную блокаду, возьмет измором.

Мысли Кассия были заняты талисманом патрона, а глаза то и дело ловили перстень на руке Помпея. «Красивая вещь! Способна приносить удачу и охранять от неприятностей! – Мечта будоражила кровь, а желание владеть безраздельно этим сокровищем мучило его. – Наступит момент, и это случится!» – Голова закружилась от открывающихся перспектив.

В Гармозике (Армазцихе – так крепость называли иберы) царь Артаг, сорокалетний горец, темноволосый, с острым взглядом, густой бородкой и широкими усами, в красном длинном кафтане и накидке из белой овчины, с царским венцом на голове, большим золотым медальоном на груди и кинжалом на поясе, сидел в грубом деревянном кресле за столом, накрытым блюдами с дичью, держал в руке железный кубок с вином и похвалялся:

– У нас будет еще возможность свести счеты с римлянами! На Сурамском перевале устроена засада. Выпьем за успех!

Придворная знать и вожди кочевых племен, сидящие с царем за одним столом, одобрительно закричали, стукнулись бокалами и выпили невероятно терпкое красное вино саперави. Солнечный свет проникал через небольшие окна в просторный зал со стенами из природного камня и массивными балками на потолке; между дубовых колонн были расставлены столы, за которыми на скамьях сидели наместники округов и военная верхушка Иберии, совершившие недавно неудачный набег на лагерь неприятеля. Отрывая руками сочные куски превосходного мяса – тушки косуль приготовили на вертеле, – поедая его с пшеничным хлебом с плевелами (хлеб мог храниться долго и не плесневеть), пили из железных кубков густое и тягучее вино.

– Артаг великий царь! – заревел вождь племени месхов в накидке из волчьей шкуры. – В нашем поражении виноваты Оройз и его необученные солдаты из Албании! Мы еще покажем этим римлянам!

Все закричали: «Гамарджвеба!» и снова выпили.

Раздался свист. Стрела, длинная, как копье, с толстым древком и мощным железным наконечником, влетела в окно и воткнулась в дубовую колонну, чуть вибрируя. Все замерли. В полной тишине Артаг вскочил с места и подбежал к окну. На расстоянии четырех стадий от крепости стояли на возвышенности стрелометы и обстреливали его крепость, а вокруг, разворачиваясь в боевой порядок, готовилась к сражению римская армия.

– Римляне!! Я скачу за подкреплением! – с этими словами Артаг быстрым шагом направился к дверям зала, за ним поспешили царедворцы, наместники, полководцы и вожди. Зал опустел.

Ворота крепости открылись, и кавалькада всадников во главе с царем поскакала к мосту через Куру. Как только ворота стали закрывать, катапульты, баллисты и стрелометы ударили по ним, заклинив и повредив. В крепости началась паника. Начальник гарнизона, пытаясь организовать оборону, метался по крепостной стене, но его уже никто не слушал. Деревянный мост через Куру – единственную переправу на другой берег – подожгли солдаты Артага. Под бой барабанов и вой рожков воины легиона Лентула с боевым кличем ворвались через разбитые ворота в крепость, уничтожая всех, кто пытался оказать сопротивление. Вскоре Гармозика пала.

На балконе, нависшим над морем, стоял Митридат. Внизу пенились и бились о скалы волны, поднимая фонтаны брызг. Сегодня море было светло-зеленым, а над ним сияло безбрежное голубое небо. Белоснежный дворец наместника Колхиды, выстроенный на скале, сверкал в лучах полуденного солнца, и великолепный вид на просторы Черного моря должен был вдохновлять и успокаивать, если бы не одно «но». Римские военные корабли стояли на рейде Фасиса на случай попытки бегства понтийского царя морем. Настроение было неважным, если не сказать отвратительным. «Он думает, что загнал меня в угол. Мнит из себя величайшего полководца со времен Александра Великого. Хочет, чтобы я боялся, впал в панику, покорился судьбе», – размышлял царь.

Войдя в покои, взял золотой кубок с вином, отпил и стал оценивать свои шансы: «Колхиду и Кавказ мир всегда представлял краем света и сюда не так-то просто добраться. Здесь, на Кавказе, был прикован к скалам Прометей, а в Колхиду, на край земли, аргонавты ходили по морю за золотым руном. Да, это место труднопроходимо: высокие горы, бурные реки, недружелюбные племена… Помпей долго будет сюда пробираться. Но он упорный!».

Царя приводило в ярость, что никак не удается отвязаться от погони. Шпионы и лазутчики, которых Митридат внедрил повсеместно, регулярно доносили о победах Помпея: отбил нападение на свою зимовку людей Оройза, самого отчаянного из царей Востока, подчинившего себе двадцать шесть диких племен (в том числе амазонок); наказал царя Артага, и мало того, что римляне заняли его неприступную крепость Гармозика – они сумели переправиться через Куру без моста и вынудили властителя Иберии сражаться; Артаг бой проиграл, запросил переговоры и подчинился условиям победителя – отдал римлянам в качестве заложников своих детей, а главное, наследника престола Фарнаваза.

– Диафант!

Из-за шпалеры с сюжетом «Одиссей на корабле Арго», озираясь, вышел Диафант, начальник охраны Митридата.

– Мой государь?..

– Сообщают, что Артаг потерял девять тысяч убитыми, а десять тысяч попали в плен.

– Чрезмерная самоуверенность нужна, если перед тобой заманчивая цель, а если впереди туманная перспектива, уйди в тень и жди случая поквитаться.

Митридат посмотрел на Диафанта: «Сколько раз хотел его казнить! Он знает об этом, но предан».

– Диафант, передо мной открылась туманная перспектива. Армия Помпея движется сюда, упорно и неумолимо. Мой уговор с племенем гептакометов напасть на колонну римлян вряд ли ее остановит. Путь бегства по морю блокирован. Пробираться через Кавказский хребет? Там меня поджидают подкупленные Помпеем армяне-хотенейцы, иберы и дикие племена. Хорошо, с ними я справлюсь, но дальше придется преодолеть «скифские запоры»[86]86
  «Скифские запоры» – узкие кавказские ущелья, охраняемые скифами.


[Закрыть]. Их еще никто не проходил, но даже если я пробьюсь, то на пути на Боспор лежат Меотийское болото[87]87
  Меотийское болото – Азовское море.


[Закрыть] и ненависть моего неблагодарного сына Махара.

Диафант помолчал, затем сказал:

– Ни один человек не решится идти через Кавказский хребет! – Увидев во взгляде царя безысходность, добавил: – Слабые не бывают великими правителями. Выживание, как известно, зиждется на трех составляющих: риск спасает, неудачи закаляют, а неопределенность добавляет смелости.

– О, да ты философ! Поддаваясь унынию, вспомни про барана.

– Барана?

– Пока из барана не сделали шашлык, он будет упираться там, где тигр смирится с участью.

Раздался стук в дверь. Диафант немедленно спрятался за шпалерой, а в покои царя вошел секретарь:

– Аристарх хочет переговорить с тобой. Уверяет, что срочно.

– Пусть войдет!

Ахеянин Аристарх, стратег царя Колхиды и военачальник армии колхов, человек недюжинной силы и большого роста, в бронзовых доспехах и шлеме, вошел с поклоном:

– Государь, кто-то искусственно раздувает недовольство колхов.

– Найти, упечь в тюрьму и казнить! – среагировал понтийский царь.

– Эту тетрадрахму я изъял у человека, которому поручили волновать народ.

– Дай взглянуть! – Митридат подошел и взял монету.

Острие кинжала впилось в шею Митридата. Царь, испытав боль, неимоверным усилием оттолкнул Аристарха, не удержался на ногах и повалился на пол, опрокинув кресло на ковер. Диафант, верный телохранитель, выскочив из-за шпалеры, подбежал с мечом как раз в тот момент, когда Аристарх готовился завершить начатое – вонзить лезвие в сердце царя. Меч телохранителя обрушился сверху. Ахеянин успел увернуться, перекатившись по полу. Клинок меча все же коснулся его панциря, защищавшего торс, нанеся незначительную рану. Аристарх вскочил, занял боевую стойку, а охранник с хищным выражением лица уже летел к нему, пытаясь пронзить живот соперника. Резко ударив кинжалом по лезвию меча и отведя его в сторону, Аристарх схватил левой рукой правое запястье понтийца, заблокировав работу клинка, и попытался вонзить кинжал в его грудь, но получил удар ногой и отлетел к шпалере. Тяжелый тканый ковер рухнул, однако стратег, удержавшись на ногах, снова приготовился сражаться.

Диафант, разгоряченный боем, пошел в атаку и нанес рубящий удар сверху. Аристарх, подставив плоскость клинка кинжала, остановил удар и провел болевой прием, обхватив руку с мечом соперника и вывернув ее. Диафант приемы знал, меч не выронил, и, как только противники на мгновение скрестили взгляды, полные ненависти и презрения, толкнул Аристарха животом.

– Убей его!! – прохрипел Митридат, продолжая лежать на полу, зажимая рукой кровь, вытекающую из раны на шее.

В Диафанта вселился демон: он вновь атаковал. Блокировать кинжалом удары меча становилось все труднее. Аристарх, парируя атаки, выскочил на балкон. Перед ним явно был боец высокого класса. Недолго думая, ахеянин запрыгнул на мраморную балюстраду балкона и спрыгнул вниз, в пучину волн.

Диафант подбежал к балюстраде и, посмотрев вниз, сказал:

– Море поглотило его, надо найти тело.

Поиск трупа Аристарха ничего не дал. Отряд охраны понтийского царя обыскал все побережье, но безрезультатно.

Митридат с ядовитым взглядом и перевязанной льняным бинтом шеей восседал в кресле и пытливо смотрел на царя колхов Олтака. Престарелому наместнику Колхиды, захваченной Митридатом, было разрешено иметь титул царя, чтобы не волновать вспыльчивый и свободолюбивый народ; и вот теперь, в красном плаще и с белой лентой, повязанной вокруг русоволосой головы, он стоял с кандалами на руках перед мучителем.

– Олтак, – ледяным тоном проронил Митридат, – назови причины, по которым я не должен тебя казнить.

– Государь, в Колхидском царстве процветают земледелие, металлургия, обработка льна, керамическое и ювелирное ремесло. Я исправно снабжаю тебя золотым песком, а также вином, фруктами, хлебом, чеканю монеты с твоим профилем.

– Меня чуть не убил твой стратег!! Ты ответишь за это! Все вы предатели! Почувствовали мое безвыходное положение? Нет такой клетки, из которой я не смогу выбраться!

Бедный Олтак, в кандалах, подавленный и смиренный, опустил глаза. Диафант поднес ему на блюде чашу с вином.

– Это яд! – произнес Митридат. – Пей, ты заслужил.

Колхидский царь, звеня цепями, взял чашу и дрожащими руками поднес к губам. Глаза выражали сожаление, а в голове промелькнула мысль: «Жаль, Аристарху не удалось осуществить задуманное…».

– Стой! – прозвучал голос Митридата.

Олтак, держа чашу у губ, поднял глаза на царя.

– Все равно тебе не жить. Придет Помпей и покарает всех, кто укрывал меня. Сослужишь последнюю службу: пустишь его по ложному следу.

Диафант с трудом вырвал из рук колха чашу, снял кандалы и вложил в его ладонь маленький синий пузырек. Митридат промолвил:

– Выпьешь яд, когда не сможешь оправдаться перед самим собой и станет нестерпимо стыдно за свою постылую жизнь.