Текст книги ""Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Глава 39

Царь Парфии Ород не мог смириться, что его великая держава, основанная племенами кочевников и скифами, простирающаяся от Индии до Армении, вобрав в себя Персию, Бактрию и еще тридцать царств, церемонится с Антонием и Артаваздом. Вся Азия должна принадлежать Парфии! Он задумал удар по римским гарнизонам в Азии, а потом решил захватить Армению. Его сын, наследник престола Пакор, вырос и теперь командовал армией. Очень пригодился римский перебежчик, безрассудный молодой офицер Лабиен, которого Кассий отправил в Парфию за подкреплением, а он после сражения при Филиппах перешел на сторону парфян. Ород приказал армии во главе с Пакором и Лабиеном пересечь Евфрат и вторгнуться в Сирию.

Антоний в Египте погрузился в радости жизни с Клеопатрой и не заметил, как парфяне захватили Сирию, Палестину, Иудею, юг Малой Азии и Киликию. В Иерусалиме царем стал их ставленник Антигон II, а этнарху Гиркану повредили уши, чтобы не мог, согласно иудейскому закону, быть первосвященником. Крепости, не спешащие сдаваться бывшим кочевникам, получали послания-листовки, обернутые вокруг стрел, и римские солдаты, деморализованные безденежьем, открывали ворота или перебегали к Лабиену.

Для парфян все закончилось неудачно. Протрезвев, Антоний понял катастрофичность ситуации и послал своего легата Вентидия (60-летнего умного офицера, друга Цезаря) с несколькими легионами восстановить римский порядок. Вентидий, проявив военную хитрость, лишил парфян возможности использовать конницу, одержал в битве блестящую победу, изгнал врага из Сирии, а потом из Иерусалима. Пакор погиб, а Лабиен сбежал. Антоний стал очень завидовать Вентидию, получившему от сената триумф, после которого триумфатор внезапно умер.

В Нисе, столице Парфии, был траур по Пакору. В тронном зале удрученный царь Ород сокрушался:

– Мой любимый сын Пакор погиб. Бог Ахурамазда покинул меня…

Ород сидел на золотом троне, держа в правой руке скипетр, а в левой кубок с опьяняющим напитком, дарующим всесторонние знания. Совет родичей, главный совещательный орган при царе, тоже опечаленный, занял места по левую и правую руку от государя. Все вельможи – бородатые, светловолосые, в кафтанах, штанах и сапогах, с черными шапками на голове и золотыми кубками в руке. Скипетроносец в синем кафтане, отпив из кубка, произнес:

– О властитель Востока! У нас нет наследника престола.

Начальник канцелярии в зеленом кафтане предложил:

– О солнце Парфии, у тебя от разных жен тридцать детей, из них пятнадцать мальчиков. Ты должен срочно назначить наследника.

Голубоглазый монарх, всегда злой, заносчивый, склонный к насилию из-за патологической подозрительности, колебался. Посмотрев на свои руки, унизанные перстнями и кольцами, неуверенно сказал:

– Власть царя при всех своих преимуществах имеет маленький недостаток: она сильно зависит от произвола царедворцев и обезумевших родственников.

В фиолетовом кафтане, расшитом яркими камнями и жемчугом, в узорчатых штанах, обутый в короткие сапожки, с белой повязкой на голове и золотыми цепями на шее, Ород был сбит с толку и впал в оцепенение. Очнувшись, поднес кубок с напитком к губам, отпил (все последовали его примеру) и бросил взгляд на царедворцев, ища в их глазах ответ – кого же назначить наследником престола.

– Спаситель, обрати внимание на своего сына Фраата. У него твой характер. Неуступчив, беспощаден, силен! – предложил начальник охраны Шапур в кафтане коричневого цвета.

– Брат Луны! – запротестовал один из лучших полководцев Монес, одетый в черный кафтан. – Фраат безумен! Его последний поступок опрометчив: натравил гирканского пса на раба за недостаточно охлажденное вино.

– Но он смел и решителен! – возгласил начальник охраны.

Ород поморщился:

– Нет идеально добрых, нет идеально злых, есть жертвы и хищники; катастрофа наступает при нарушении равновесия. Решено, наследник – Фраат!

Начальник канцелярии в зеленом кафтане подал свиток и перо. Ород внес имя, подписал указ и поставил перстнем печать.

В царские покои вошел с видом полной безучастности к горю 20-летний Фраат, на нем был красный кафтан. За ним следовали его мать Лаодика и недавно потерявшая мужа невестка Нарине, обе в траурных одеяниях и с заплаканными лицами. Начальник охраны Шапур, суровый и неприступный, встал у двери.

– О мой сын, горе помутило мне разум! – Ород с сокрушенным видом подошел к родственникам. – Пакор погиб, его голову возят по сирийским городам для устрашения народа, посмевшего помочь нам. Этот нечестивец, царь Армении Артавазд, прикрылся договором с Римом и не пришел на помощь. Твоя мать, Фраат, в трауре! – Он поцеловал жену Лаодику. – Нарине убита горем! – Он обнял невестку. – И ты, любимый сын, – глаза Орода забегали, – я вижу, весьма огорчен. – Положил руку ему на плечо. – Теперь ты – наследник престола. Отомсти за смерть брата, за оскорбление, нанесенное твоему отцу! Пусть возмездие настигнет римлян и армян! – И он обнял сына.

Объятие длилось долго. Лаодика занервничала, рванулась к мужу; ее задержал начальник охраны. Когда молодой и крепкий Фраат опустил руки, тело Орода сползло на пол. Лаодика, в ужасе схватившись за голову, закричала; Нарине, потрясенная разыгравшейся трагедией, бросилась на колени и стала щупать у Орода пульс; начальник охраны не двинулся с места.

– Он мертв! – закричала потрясенная Нарине.

Юноша, напустив на себя надменный вид и суровость, взял со стола скипетр, повертел в руке и тоном, не терпящим возражений, произнес:

– Я царь Фраат IV, властитель Востока! Мне покорится Армения, затем двину войска на Рим! Вы все будете жить, пока не заподозрю измену.

– Ты убийца!! – закричала мать.

– Стража!! – Вошедшим стражникам приказал: – Мою мать увести на женскую половину дворца и никуда не выпускать!

Начальник охраны кивнул, и стражники вывели убитую горем Лаодику.

– Тебя, Нарине, я беру в жены. Слабак Пакор был недостоин такой красавицы. Ослушаешься – пеняй на себя. Иди!

Ошеломленная Нарине с потухшим взглядом и тяжелым сердцем побрела в свои покои.

– Шапур! – новый молодой царь злобно сверкнул глазами. – Всех моих братьев казнить! Монеса тоже.

Полководец Монес исчез из Нисы, но вскоре объявился в Александрии.

Октавиан, чей незаурядный ум заметил еще Цезарь, не обладал талантом полководца, но был одарен другими качествами: терпелив, расчетлив, рассудителен. Амбициозный, но спокойный и уравновешенный, он жаждал абсолютной власти. Ошибки приемного отца Цезаря будут учтены, но главное, понял он, в политике следует действовать тонко. Лучше быть добрым и щедрым, исповедовать республиканские ценности, избегать диктатуры и тирании, действовать в рамках законов; при этом постепенно забирать у сената все больше властных полномочий, но на неограниченный срок. Римляне, уставшие от гражданской войны и насилия, пережившие разруху, жаждали мира и стабильности. Они это получат! Со временем, чтобы навести порядок в государстве, придется прибрать к рукам и сенат, и армию. Но пока… Поразмыслив, Октавиан решил на данном этапе не ввязываться в борьбу за единоличную власть, ведь в распоряжении Антония стотысячная группировка, в том числе много легионеров, служивших ранее у Юлия Цезаря, как, впрочем, и у него.

Солдатская масса жила по своим законам. Повинуясь запросу общества и бессознательному порыву, заставила двух правителей Рима заключить мир. Октавиану и Антонию ничего не оставалось делать, как встретиться и договориться.

– Антоний, главная беда Рима – продажная власть… – Октавиан, уверенный в своей правоте, говорил спокойно. – Предстоит разгребать Авгиевы конюшни. Предлагаю соглашение: дуумвират разделит власть в римской державе; ты правишь в восточной части, я – в западной. Заставим всех чтить закон!

Консул Рима и одновременно египетский царь, Антоний специально прибыл морем в Тарент[115]115
  Тарент – современный город Таранто.


[Закрыть] (город на юге Италии) для встречи с собратом. На воде, недалеко от берега, соорудили из дерева удерживаемый якорем специальный понтон, куда, подплыв на лодках, взошли два военачальника – без оружия, в кожаных кирасах и пурпурных плащах. Каждый готов при необходимости незамедлительно прыгнуть в воду. На фоне атлетически сложенного Антония Октавиан смотрелся щупловатым, но был строен и красив, словно бог, сошедший с небес. Он глядел на своего соперника умными серо-голубыми глазами достаточно дружелюбно, но под пристальным взглядом молодого консула старый вояка на двадцать лет старше опустил глаза.

– Мне не нужно соглашение, – вскинул бровь Антоний, – мне нужна власть, причем полная. Очень скоро я ее получу.

– Спеши, не торопясь! – произнес любимую поговорку Октавиан, но тут же напустил на лицо приветливое выражение. Понимая, что впереди предстоит решительная схватка, с притворным простодушием сказал: – Ты достоин власти, Антоний, но сенат и народ Рима ждут от тебя великой победы над Парфией. Кто, как не ты, отомстит парфянам за унижение Республики и гибель великого Красса, кто вернет священных орлов и знамена легионов, захваченных противником?.. Ты должен въехать в Рим триумфатором.

Антоний молчал. Возразить было нечего. Сенат давно требовал от него наказать парфян и вернуть орлов, так как, согласно Сивиллиным книгам, «угроза исходит от восточной страны, которая может напасть на Город и погубить его, если грозовые птицы поселятся там». Грозовой птицей римляне считали орла, приносившего молнию Юпитеру.

«Не иначе, как Октавиан надеется, что я сгину на азиатских просторах. Но возвращаться в Рим без орлов нельзя: сочтут трусом. Военная слава – главное, что ценится в Риме», – думал полководец.

Октавиан вел свою игру, причем достойно. Его внешний облик был безукоризнен: каштановые волосы с золотым отливом, нос с горбинкой, волевое лицо, военная подтянутость – все говорило об уверенности в себе. Он ждал реакции оппонента.

Антоний жестко отрубил:

– Мы ненавидим друг друга, война за верховенство – лишь дело времени.

– Опрометчивость не исправить, а вспыльчивость – плохой советчик. Мой

принцип – упорядочить хаос через гармонию. – Октавиан был дружелюбен, деловит и практичен: – Предлагаю заключить мир и скрепить наш союз твоим браком с моей сестрой Октавией.

Недавно в Риме внезапно умерла Фульвия, жена Антония; яды Клеопатры действовали безотказно. Сестра же Октавиана была вдовой.

– Как ты говоришь? «Не будь торопливым»? – ухмыльнулся Антоний.

– Спеши, не торопясь!

– Что ж, я согласен. Пусть будет мир! Пока…

Подписав соглашение и скрепив его печатями родовых перстней, они сели в лодки и поплыли – Антоний к кораблю, Октавиан к берегу.

Молодой консул уже знал, как будет воплощать свой план в жизнь. Сначала очистит сенат от сторонников Антония, а потом выставит его умалишенным. Может ли разумный гражданин Рима унижать законную жену Октавию, бросить детей и жениться на провинциальной царице подконтрольного государства? Может ли нормальный военачальник поклоняться темным богам Египта и дарить Клеопатре римские земли? Связь с Клеопатрой – его уязвимое место. Вот где будет нанесен удар! Разбудить негодование в народе и склонить чашу весов в свою сторону!..

– Аршам! – кто-то окликнул царедворца, спешащего по мостовой Арташата в сторону дворца.

Он обернулся и увидел Рипсимэ.

– Рипсимэ, ты? – Аршам был приятно удивлен. – Считал, что ты в Риме у Кассия.

Она подошла, отбросила край плаща, покрывавший голову, и подняла глаза:

– Он умер, я осталась одна. Потянуло на родину…

Волнение охватило Аршама: его бывшая подруга, как и прежде, свежа, изящна, красива, хотя глаза потухли, выражение лица стало холодным и тоскливым. Чувственный изгиб бровей и пухлые губы еще могут пленить мужчину, но Рипсимэ уже другая: не пленительная невинная овечка, а расчетливая, опытная, уверенная в собственной неотразимости женщина. Аромат благовоний довершал картину: привлекательная и ослепительная светская львица. Ее прекрасную фигуру подчеркивали лиловая туника и коричневый плащ палла, похожий на греческий гиматий.

Аршам, зрелый воин спортивного телосложения, все еще пользовался у женщин популярностью, но теперь стал осторожным и подозрительным, всегда просчитывающим ситуацию; поэтому что-то подсказывало: «Не доверяй ей».

– Мне жаль, что так сложилась твоя судьба. – Он смотрел на Рипсимэ с нескрываемым любопытством. – Зачем ты здесь?

– По правде сказать, хочу встретиться с царем. Ты когда-то любил меня… Помоги, устрой встречу! Глава службы безопасности царя может многое.

– Царь занят, вряд ли тебя примет.

– А ты скажи, что из Рима прибыла Рипсимэ, и у нее важное сообщение.

Аршам взглянул на очаровательную армянку, предмет своего прежнего обожания, и ее миндалевидные глаза и стройная фигура вновь восхитили его. Отказать не было сил:

– Полагаю, мне ты не скажешь, о чем хочешь поговорить с царем. Да? Что ж, во имя нашей старой дружбы попробую что-нибудь сделать. Приходи завтра в час пополудни во дворец.

В кабинет царя, где Артавазд обычно принимал с докладами вельмож, солнечные лучи проникали в окна, подсвечивая уникальные мраморные статуи и большие золоченые вазы с завораживающими рисунками. Лицо царя, сидевшего в кресле, было одухотворенным и благородным. Он думал о насаждении культуры греков в армянском обществе. Ему нравилось все греческое, поэтому трагедии Артавазд писал по-гречески. Скульптура, мозаика, живопись уже стали неотъемлемой частью жизни армянской знати, в государстве процветали спорт и театр, а грамматика и философия изучались всеми юношами из аристократических семей. Однако экономика страны развивалась медленно, что тормозило высокие устремления царя в продвижении культурных проектов. Многие придворные были им недовольны, и открыто это выражали. Не выполнялись указы по набору рекрутов в армию и поставкам лошадей и продовольствия, главы некоторых аристократических родов, почувствовав мягкотелость правителя, встали в оппозицию. Отец оставил могучее царство, удержать которое на достигнутом уровне развития оказалось для Артавазда непосильной задачей. Внешние враги торжествовали и замышляли козни против слабеющего государства.

Вошли Аршам и Рипсимэ.

– Государь, – произнес Аршам, – эта та женщина, о которой я тебе говорил.

Артавазд узнал ее. Как хороша, какая стать! Она по-прежнему красива, к тому же величава и спокойна.

– Рипсимэ! Я тебя помню. Жаль, твой отец скончался. Как ты?

– Государь! – Женщина преклонила колено, низко опустив голову, а когда распрямилась, царь увидел, как горят ее золотистые глаза. – Я долго жила в Риме с Кассием, но он умер, и я вернулась.

– Слушаю, Рипсимэ. Чего ты хочешь?

– Разреши мне остаться при дворе. Могу обучать девушек, могу выполнять другую работу…

– Что ж, не возражаю. Аршам, позаботься.

Рипсимэ просияла, но тут же стала серьезной:

– Государь, есть новости, которые тебе не понравятся.

– Говори!

– На вилле, где жила, Кассий встречался со многими сенаторами. Я слышала их разговоры.

– И что же тебя насторожило?

– Говорили о походах в Парфию, Атропатену и Армению.

– Почему Парфия?

– Предсказано: если не смыть позор поражения Красса и не вернуть значки легионов, боги уничтожат Рим.

Артавазд задумался. Несомненно, знаки и знамена легионов – лишь предлог, вопрос в гегемонии на Ближнем Востоке. Территориальные споры не прекращаются, а границы оспариваются. Ничего нового! А вот Атропатена – это необычно.

Рипсимэ бесстрастно продолжала:

– В Атропатене, государь, их интересует лишь святилище Адур-Гушнасп[116]116
  Адур-Гушнасп – теперь развалины под названием Техте-Сулейман.


[Закрыть], что в крепости Фрааспа.

Артавазд резко встал. Рим замахнулся на святыню. В знаменитом святилище в Талышских горах, что южнее Армении, горел великий огонь, которому поклонялись даже римские жрецы. Еще там хранился выполненный из слоновой кости и золота трон царя Соломона, наделяющий человека мудростью, пророческим даром и силой повелевать духами и ветрами. После смерти иудейского царя трон переходил как трофей от одного властителя к другому, но никто не смог усидеть на нем: оживали золотые львы, украшавшие трон, и прогоняли недостойного. Артавазду стала ясна цель похода римлян: затушить вечный огонь, чтобы разрушить могущество зороастрийской религии, захватить трон, дабы повелевать духами. Будут перебиты персидские жрецы, произойдет упадок боевого духа воинов, и Парфия падет. Вслух он сказал:

– Ясно… Рим хочет, чтобы солнце славы не заходило над Италией никогда. А что говорили об Армении?

– Их волнует какая-то тайна, которой владеешь лишь ты, государь. Еще называли Великую Армению единственным государством, способным уничтожить Рим.

Артавазд прошелся по кабинету. Его отец, царь Тигран II, говорил: «Хочешь упорядочить мысли – смотри на гору Арарат». Через окно в дымке виднелась гора богов. Стоя у окна, Артавазд погрузился в мысли: «Рим готовит вторжение, несмотря на союзный договор? Нет, не верю! Зачем, если я во всем поддерживаю римскую политику? Впрочем, Армения остается головной болью Рима. Мои новые приобретения – Малая Армения и Софена – не дают покоя соседу? Покорить нас, не прибегая к силе, не удастся никогда: народ, побуждаемый духом горы Арарат, охраняющим Армению от посягательств на суверенитет, восстанет. Попытка силового захвата уже была: все закончилось для Лукулла и римской армии неудачей. Следовательно, остается одно – сменить правителя, поставить царем подконтрольного, слабого человека».

– Спасибо, Рипсимэ. Твои слова приму к сведению.

– Государь, есть кое-что еще! – И она достала из кармана драконий перстень. – Возможно, это поможет тебе устоять.

Артавазд смотрел на протянутый ему предмет, прекрасно зная его силу.

– Что это, Рипсимэ? – Он пристально смотрел ей в глаза.

– Кассий называл эту магическую вещь армянским перстнем. Все победы римских полководцев Помпея, Красса и Цезаря как-то связаны с ним. Возьми, он нужен тебе. – Глаза женщины потемнели, зрачки расширились.

«Она не так проста, как показалось вначале. – Царь неуверенно взял кольцо. Золотой массивный перстень притягивал взор необыкновенной игрой алого камня: то тлеющие огоньки, то горячая кровь. – Магия опасна. Творя чудеса, она околдовывает человека, придает ему невероятную силу, но в итоге блокирует сознание и подчиняет волю до беспрекословного послушания».

Артавазд произнес:

– В один прекрасный день все наши мысли и поступки отзовутся либо счастливым даром, либо истинным наказанием. Спасибо, Рипсимэ. Ты открыла мне глаза на правду. – Царь снова повернулся к окну, погрузившись в раздумья.

Аудиенция окончилась, Аршам и Рипсимэ удалились.

Большой отряд римских воинов приближался к Арташату. Блестели на солнце начищенные шлемы с красными гребнями; угрожающе отсвечивали чешуйчатые доспехи, наручи и поножи; на овальных ярко-красных щитах красовалась эмблема – орел, обрамленный молниями; все воины вооружены мечами и копьями. Впереди мчался офицер с сигнумом (диском со знаком почета) и солдат с флагом-вексиллум на копье. Посланник Антония Канидий, в пурпурном плаще и золотистом шлеме, спешил к армянскому царю.

Артавазд незамедлительно принял посла.

– Приветствую тебя, царь царей, повелитель Великой Армении! – раскатистым басом прогремел Канидий, войдя в тронный зал. – Я Канидий, проконсул, заместитель главнокомандующего. Консул Римской республики Антоний передает тебе пожелания личного благополучия во имя процветания армянской державы!

– Приветствую тебя, проконсул Канидий! Консул Рима – мой друг и всегда может рассчитывать на поддержку, – произнес царь.

Артавазд в парадном одеянии (леопардовая мантия и знаки царской власти) сидел на троне в окружении придворных. Традиционно справа и слева от царя, скрестив руки на груди, стояли Арташес и Аршам, вокруг – вельможи, секретари, охрана. Хотя царь догадывался, зачем пожаловал римский генерал, но был взволнован, и напряжение момента передалось всем. Давно римляне не появлялись в столице Армении…

Бравый Канидий заявил:

– Вскоре консул Антоний пойдет в поход на Парфию, царь которой удерживает святые римские символы и пленных солдат. Урегулировать вопрос дипломатическим путем не удалось. Консул призывает тебя, друга и союзника римского народа, принять участие в борьбе с врагом Рима.

Такой постановкой вопроса Артавазд был раздосадован:

– Великая Армения поддерживает дружеские отношения одновременно с Римом и Парфией. Ни один человек в здравом уме не будет ссориться с соседями, которые, как известно, ближе родственников. – Артавазду портить отношения с Римом все же не хотелось: – Чем могу быть полезен консулу?

Канидий задумался, но, похоже, был готов к такому повороту:

– Государь, оставаясь в уверенности, что с соседями не стоит враждовать, все же рассуди: Рим стоит того, чтобы отважиться на поступок знающего себе цену стратега.

Царь отреагировал моментально:

– Глупцы неминуемо обрекают себя на несчастья, получая позор, забвение и рабство.

Римлянин, почувствовав, что нахрапом здесь не взять, смягчился:

– Полагаю, государь, Рим получит хотя бы право прохода войск по твоей территории.

«Антоний, чтобы нейтрализовать преимущество парфянской кавалерии, хочет использовать гористый рельеф местности Армении. Учел негативный опыт Красса!» – подумал царь. А посол патетически воскликнул:

– Мы надеемся: во имя союзнических обязательств Армения выделит, как надлежит другу, вспомогательную кавалерию!

Артавазд оказался в сложном положении: не помочь – и проримски настроенная армянская оппозиция получит повод для консолидации сил; помочь – и заклятый враг Парфия придет с войной. Итак, портить отношения с Римом нельзя, уклониться от военной помощи не получится, но участвовать в чужой военной кампании нужно минимальными силами и, чтобы не остаться в изоляции, уклоняться деликатно.

Царь высказался:

– Несомненно, наши дружеские и союзнические отношения требуют участия Армении в предприятии, хотя нам в данный момент самим приходится сложно: враги внутренние и внешние не дремлют. Канидий, впереди зима. Не лучше ли разместить войска на зимовку в союзной Армении, как это делал Помпей?

– Царь царей, я знаю: ты друг римского народа, наши отношения развиваются и крепнут. Забота о римском войске делает тебе честь, – Канидий позволил себе улыбнуться, – но консул Антоний хочет завершить поход до зимы. Еще раз излагаю просьбу пропустить войска и принять участие в кампании, конечно, сугубо добровольно.

– Для меня честь поддержать экспедицию великого военачальника Антония. Армения разрешает проход римской армии по своей территории, а также выделяет Антонию отряд вспомогательных войск, включая конницу – шесть тысяч всадников.

– О, разумное решение, максимально отвечающее интересам каждой из сторон! Я передам консулу твои слова. Мы вместе навеки! – Ударив себя кулаком в грудь, Канидий хотел развернуться, чтобы уйти, но, помедлив, спросил: – Хотел задать необычный вопрос. Ты располагаешь неким талисманом, который поможет нам одержать победу над врагом в предстоящей войне. Не поделишься? Ценность дружбы – делиться секретами с единомышленниками.

Взгляд царя стал холодным:

– Так думают обыватели, мудрые же знают: дружба довольствуется возможным, не требуя должного.

Все дипломатические уловки вояка Канидий израсходовал. Больше ничего от царя не добиться. Кивнув, по-военному четко развернулся и вышел из зала.