Текст книги ""Фантастика 2024-81". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Глава 33

К римскому наместнику в Сирии Габинию, который разместился в резиденции царей в Дамаске, привели парфянского царевича Митра. Этот молодой человек вместе с братом Ородом убил царя Парфии Фраата (своего отца), и братья начали править совместно,

но потом между ними разгорелась непримиримая борьба за царство. Сначала верх взял Митр; его, легко внушаемого, поддержала родовая знать, но влиятельный полководец Сурена, человек недюжинного телосложения и исключительной отваги, сместил правителя и поставил царем своего ставленника Орода. Брат бежал и теперь просил помощи у Габиния:

– Наместник! Я законный правитель Парфии. Ород захватил власть. Царь я! – Митр негодовал, уговаривая: – Помоги сесть на трон, убей Орода!

Габиний, сидя в кресле перед стоящим царем, со свойственным ему цинизмом поинтересовался:

– Что может заставить меня нарушить закон Рима о невмешательстве в династические споры царей?

– О наместник! Я щедро заплачу!

– Где золото?

– Ты захватишь для меня столицу и из царских запасов получишь пять тысяч талантов.

– Мало! Египетский царь заплатил десять.

– Ты получишь столько же, когда я сяду на трон.

– Риск большой… Деньги сейчас, или нам не о чем говорить! – В голосе Габиния была слышна такая угроза, что Митр счел за благо откланяться.

Для него осталось одно место на земле, где его поддерживали, где можно затаиться и собраться с силами, – Вавилон. Город на берегу Евфрата, один из главных городов Древнего мира, неоднократно превращался в руины. Парфяне его захватили и восстановили небольшую часть мегаполиса, возвели неприступную стену из кирпича-сырца и начали контролировать шедшие по реке корабли с медью, мясом, строительными материалами и сухопутные караваны с пшеницей, ячменем, фруктами, а все окрестные народы держали в страхе. Там и заперся Митр. Но полководец Сурена уже через месяц осады взял крепость.

К царскому дворцу Вавилона верхом на гнедой лошади прискакал Ород во главе большой группы военных и охраны. Рядом с ним ехал Тигран-младший. Все спешились.

– Рад, что ты бежал из плена, Тигран. Твой ум и талант пригодятся мне! – Царь Парфии похлопал друга по плечу.

Они шли по дорожке сада мимо еще неубранных трупов защитников крепости, направляясь в главный зал, где когда-то целый месяц стоял забытый и никому не нужный гроб Александра Великого, а сейчас Орода ждал замечательный подарок. Он, светлобородый, увешанный золотыми цепями, с перстнями на каждом пальце, в сапожках, расшитых жемчугом и с белой повязкой на голове, уже видел себя покорителем Востока. Мешали только Армения и Рим. Но для этих стран уже заготовлены уловки.

– Армения должна покориться мне… – Ород выжидательно смотрел на Тиграна-младшего. – Мое царство монолитно, как никогда! Мы – камень, который ломает камень. Уйду я – мой сын Пакор продолжит дело.

– Твой сын Пакор очень способный и энергичный мальчик, – осторожно сказал армянский царевич. – У него явно есть военный талант.

– Спасибо. Будущий наследник пошел в меня.

У Тиграна-младшего мелькнула мысль: «В этой парфянской династии все становятся царями после убийства отца сыном». А Ород, охваченный азартом, стал делиться планами:

– Армения жаждет нейтралитета? Не выйдет!! Армения – буфер между сильными Римом и Парфией!

– Да, моя родина – между молотом и наковальней, – произнес почуявший угрозу Тигран-младший.

– Именно! Я хочу заставить Артавазда поступиться нейтралитетом и принять участие в моей войне с сильнейшей державой мира – Римом.

– Артавазд слишком прямолинеен, не умеет лавировать между соперниками…

– Да, друг мой, это так. Царем Армении должен быть ты, а моя сестра Родогуна – царицей! Однажды наступит момент, когда тебе придется сыграть истинную роль спасителя Армении! Сейчас же от твоего брата Артавазда требуется одно: не мешать нам направить по ложному пути римлян, жаждущих развязать войну.

Тигран-младший подумал: «Временно сотрудничество с тобой выгодно, но однажды наступит момент, когда придется уничтожить тебя».

Ород со свитой вошел во дворец и, пройдя анфиладу помещений, вошел в парадный зал, имевший пышное убранство из темно-синих глазурованных кирпичей с цветными барельефами грифонов, быков и львов. Сев на трон, стоящий в большой нише, подал знак. Ввели Митра в кандалах. Оба брата светловолосы и светлоглазы, с усами и бородкой, оба поразительно похожи друг на друга.

– Ну что, брат, вот и встретились! – с усмешкой на устах, но примирительным тоном сказал Ород. – Напрасно от меня бегал. Нас связывают братские узы, мы вместе росли. Помнишь, как я чуть не утонул, а ты спас меня?..

– Брат, я осознал, что ты велик! – Поверженный юноша испуганно округлил глаза. – Тебя называют лживым, но я этому не верю, тебя называют заносчивым, но это не так. Ты истинный царь арийцев, спаситель и благодетель нации, победитель всех наших врагов! Прости меня.

Ород сузил глаза, нахмурив брови:

– Конечно, я тебя прощаю! – И бросил взгляд на Сурену.

Полководец подошел к закованному в кандалы узнику, достал из ножен меч и пронзил им пленника в самое сердце. Вскрик вырвался только у Тиграна-младшего.

Красс получил Сирию, став проконсулом на пять лет с правом ведения войны с соседними странами. Всем было ясно, что война будет, и будет именно с Парфией. В Риме не верили, что Красс сможет легко укротить потомков скифов и арийцев, затмив славу Лукулла и Помпея, однако все равно жаждали небывалых трофеев. Что касается Габиния, то его отозвали, и он стал отбиваться от многочисленных исков в судах за вымогательство, грабежи и нарушения законов, которые он творил, будучи наместником.

Перед Иерусалимским храмом стоял Красс, окруженный свитой, и не решался войти внутрь. Рядом суетился ставленник римлян – идумейский князек по имени Антипатр, опекун первосвященника Гиркана, фактический правитель Иудеи. Налоги, которые он собирал, шли в Рим исправно, и это делало его значимой персоной.

– Что это? – Красс указал на огромный жертвенник у храма.

– Жертвенник всесожжения! – бойко отвечал Антипатр. – Дождь ни разу не потушил в нем огонь.

Красс уставился на это сверхъестественное чудо, затем посмотрел на опытного Кассия, который тут же дал дельный совет:

– Проконсул, нужно принести жертву! Помпей, например, прислал двух белых быков.

– Почему ты посоветовал мне не входить в храм? – Озадаченный Красс смотрел на Кассия в упор. Квестор нагнулся к самому уху командующего и шепнул:

– Драконий перстень предупреждал об опасности.

Тяжелый взгляд Красса упал на перстень, затем снова вперился в здание.

Иерусалимский храм, обитель божественного духа, обнесенный каменной стеной с надписями, выбитыми в камне на латинице и греческом: «Вход в пределы храма карается смертной казнью», имел двери, украшенные золотыми и серебряными пластинами, два массивных медных столба и стены из тесаных камней. Все это внушало благоговение при виде здания. В казне храма по-прежнему хранились большие богатства – это Крассу ранее сообщил Кассий.

Не решившись войти внутрь, Красс подозвал к себе первосвященника этнарха Гиркана, а также Антипатра, сказав:

– Я изымаю деньги для моего грандиозного похода в Парфию. Солдатам надо платить жалованье! Десять тысяч талантов хватит.

У Гиркана потемнело в глазах. Только недавно Иудея с большим трудом выплатила контрибуцию. Был общественный сбор средств – десять тысяч талантов, выплата, наложенная на побежденное государство победителем Помпеем. И вот снова! Красс так посмотрел на Антипатра, что у того затряслись поджилки. Свирепый взгляд военачальника приводил в трепет любого. Поняв, что деньги или утварь храма к нему придут, полководец развернулся и тяжелым шагом проследовал через ворота

крепостной стены.

В Дамаске Красс, выйдя на террасу своей резиденции, посмотрел вдаль и подумал: «Богатства провинции Сирия и царства Иудея – ничто по сравнению с несметными сокровищами, которые ждут меня в парфянском походе. После Парфии будут Бактрия, Индия и Китай! Походы Лукулла и Помпея – детские забавы. Мой мир будет огромен: от океана на западе до океана на востоке. Я один буду контролировать торговлю шелком».

За пределами Китая никому не удавалось производить шелк. Тайна его изготовления охранялась веками. Красс, конечно, был доблестным и энергичным, а богатство для него служило всего лишь средством прославиться, но у него не было политического чутья,

а цели были настолько ничтожны, что никто не назвал бы их целесообразными или необходимыми.

В его распоряжении имелось всего семь легионов пехоты, четыре тысячи конницы, одна тысяча вспомогательных галльских всадников на медлительных, но выносливых конях и собственный сын в качестве одного из легатов. Набор в армию шел «со скрипом»: римские граждане записывались крайне неохотно. Ему достались солдаты, не востребованные Цезарем и Помпеем. Рим роптал: нарушение союзного договора с Парфией многих встревожило, а сенатская оппозиция проклинала Красса. Набрав в Италии всего три легиона, он забрал еще четыре у Габиния. Вся его армия составляла сорок тысяч легионеров и всадников, столько же вспомогательных войск, и с этой силой он собрался завоевывать мир…

Рассчитывая заполучить конницу Армении и Осроены, Красс ждал встречи с царями, отвергнув предложение посла Парфии о мире. Кассий на правах главного советника информировал главнокомандующего:

– Проконсул, я хорошо знаю Армению.

Знания Кассий почерпнул от своей подруги и спутницы. Когда Артавазд стал царем, в один из римских вечеров Рипсимэ, поцеловав любовника и получив очередной сверкающий подарок, рассказала такую историю:

– У армян есть гора, которую мы называем Азат – священная. Весь мир ее зовет Араратом. Землетрясение, бури, языки пламени, черный дым – не редкость для людей, живущих вблизи нее. В самой горе обитают вишапы (по-вашему, драконы), которые иногда крадут ребенка, подменяя его злым духом из своего рода. Так вот, новый царь Армении Артавазд имеет все повадки вишапа! – Рипсимэ, выразительно посмотрев на юношу, продолжила: – Он наделен незаурядным умом.

– Из чего это видно, дорогая? – спросил Кассий.

– Ну как же! Он драматург, много пишет, и все его трагедии с ужасным концом. Еще Артавазд обладает небывалой силой.

– Откуда ты знаешь?

– Выигрывает все стрельбы и скачки в государстве. А также очень жесток! – Рипсимэ изобразила на лице кислую гримасу.

– Не слышал! – Кассий удивился.

– Он казнит своих подданных за пустяковые провинности. Еще вездесущ: с помощью магии перемещается в любую точку земли.

У квестора зародились сомнения.

– Он вероломен! – Неприкрытое презрение сквозило во всем облике женщины. – Всегда делал вид, что не замечает меня! – Рипсимэ не стала говорить, что он когда-то отверг ее притязания.

– Милая, но это не повод называть его вероломным…

– А то, что он ненавидит Рим, а на его флаге изображен дракон, разве не вероломство?! Говорят, дух горы Арарат покровительствует царю, – выпалила красавица.

Ее руки обвили шею Кассия, они поцеловались, и любовница прошептала:

– Дорогой, не связывайся с ним, не ходи в Армению.

Похоже, что самолюбие Рипсимэ и повышенная впечатлительность переросли в месть, однако Кассий насторожился. До сих пор она не ошибалась…

Крассу квестор сказал:

– Царь Армении Артавазд умный, хитрый и жестокий, владеет магией и очень вероломен.

– И что, мне надо бояться Артавазда?

– Нет, конечно, проконсул. Но верить ему нельзя!

– Я слышал, что в армянских храмах, – Марк Красс сверкнул глазами, – статуи богов из золота. После Парфии мы зайдем в Армению.

– Не советую, проконсул. Драконий перстень горел как огонь, когда Помпей с армией шел по дорогам этого царства. Дух, обитающий в горе Арарат, следил за каждым шагом наших армий, обрекая на неудачи: Лукулл запаниковал и повернул обратно, а Помпей быстро прошел сквозь территорию Армении, ничего не взяв.

Красс задумался. Конечно, он не настолько суеверен, как Помпей и Лукулл, но разум подсказывал умерить честолюбивый помысел. Он спросил:

– Мне сказали, что у царя Артавазда есть проблемы с собственной знатью…

– Да, проконсул. Наш человек в его окружении – Аршам, сын царя Тиграна от наложницы – сообщал, что Артавазд непопулярен. В столице не прекращаются интриги и столкновения. Верхушка армянской аристократии давит на него, требуя привилегий и игнорируя все распоряжения, а его армия малочисленна и небоеспособна.

– А что насчет царя Осроены?

Царство Осроена, граничащее с Сирией и Арменией, возглавлял лживый Абгар II, араб по происхождению, правивший ассирийцами. Его конница считалась лучшей в мире: лошади в попонах из звериных шкур были резвы, а всадники – лихие смельчаки.

– Абгар предан нам, знает местность и повадки парфян. Он полезен, свою преданность доказал. Помпей оставил его царем, – ответил Кассий.

Сирийское солнце нещадно палило, но на террасе, защищенной тентами от полуденных лучей, царила приятная прохлада. Красс попивал охлажденный напиток из бананов и персиков, закусывая инжиром и сушеными финиками, когда доложили о прибытии царя Армении. Полководец поднялся ему навстречу. Гость вошел и с поклоном произнес:

– Проконсул и наместник Красс, приветствую тебя! Пусть дни твои продлятся до бесконечности, а подвиги твои затмят свершения великих!

– Царь царей Артавазд, приветствую! – Сердитый вид Красса несколько

смягчился. – Надеюсь, выбранная тобою дорога не была излишне извилистой? – Выжидательно посмотрев на гостя, Марк указал на кресло.

– Моя дорога была вымощена благими намерениями.

Они сели, беспокойно поглядывая друг на друга.

– Проконсул, я привел с собой отряд: шесть тысяч всадников, – наконец сказал Артавазд.

Армянский царь ненавидел Рим, но союзные обязательства требовали поставлять для него вспомогательные войска, конницу и продовольствие. Многоходовая игра Орода состояла в том, чтобы запугать Артавазда вторжением парфян и вынудить его просить помощи у Красса. Иная роль была отведена коварному Абгару II: ему поручалось вывести легионы Красса на открытую местность.

– В Армении я смогу присоединить к тебе еще десять тысяч катафрактариев[102]102
  Катафрактарии – тяжелая кавалерия в Античную эпоху.


[Закрыть] и тридцать тысяч пехоты, – добавил царь.

– Щедро! – Красс не верил ни единому слову гостя. – Но что ты хочешь взамен?

– Парфянский царь Ород в нарушение договора угрожает вторжением. Он опустошит мое царство. Прошу, приди в Армению, и мы вместе ударим по врагу! Единственная сила парфян – конница, но путь твоей армии по земле армян будет безопасным: парфянская конница бесполезна в горах!

– Понимаю! – Красс, которого в Риме прозвали Богачом, чуял запах армянских сокровищ; однако, вспомнив рассказ Кассия, который, сидя рядом, насупился и всем видом показывал свое отрицательное отношение к этой идее, великодушно произнес:

– Предложение заслуживает внимания. Я подумаю, как наказать Орода.

Армянский царь откланялся, а вскоре Красса, самоуверенного и ослепленного идеей легкой победы, приветствовал Абгар II:

– Проконсул! – Царь Осроены, сидя напротив Марка Красса, льстиво улыбался. – Моя конница в твоем распоряжении! Я сам буду сопровождать тебя в победоносном походе.

По его словам, план похода был прост и заманчив: римская армия следует на северо-восток и, переправившись на другой берег Евфрата в самом узком месте (у Зегмы), безопасно шествует по царству Осроена до столицы Эдессы. Отдохнув и пополнив запасы воды, поворачивает на юг с заходом в Мигдонию, чья столица Нусайбин утопает в роскоши, и в Карры – древний город, где живут греки, потомки воинов Александра Македонского. Далее следует стремительное движение по долине реки Тигр вниз по течению до заветной цели – малой столицы парфян Ктесифон, очень богатого города.

Абгар живописал:

– Эти трусливые парфяне разбегутся врассыпную при виде твоей доблестной армии, и путь к главной парфянской столице Нисе откроется. Там сказочные сокровища! – Улыбка пропала, и Абгар изобразил на лице озабоченность: – Полагаю, царь Артавазд предлагал идти через Армению. Проконсул, будь осторожен: этот маршрут ужасен и опасен. Горы коварны!

Необузданная алчность Красса разжигалась неуемной жаждой легкой победы. Римский наместник слепо доверился Абгару и выбрал маршрут через Осроену.

Армия Красса перешла Евфрат по переправе у селения Зевгма. После Мигдонии, где римские вояки пополнили запасы провианта и воды, не забыв пограбить население, колонна повернула на юг, вступив в месопотамские степи, перемежающиеся с плоской каменистой равниной. К главнокомандующему прискакал его старший сын Публий. Он был очень взволнован:

– Отец! Артавазд отзывает отряд армянских всадников. Ород с армией вторгся на территорию Армении и движется на его столицу! Разведка подтверждает.

– Прекрасно! – Самодовольная улыбка озарила мужественное лицо Красса. – Это означает, что парфяне ждут нас в Армении и не знают о движении через Осроену.

– Но, отец, Ктесифон наверняка под защитой войск…

– Сын! Моя воля непоколебима, а веление моей страны неумолимо! Кто бы ни стал на пути, будет разбит!

– Проконсул, – вмешался в разговор Кассий, – взгляни на перстень!

Камень карбункул лучился оранжевым светом.

– Ну и что? Не понимаю, как это связано с моим походом!

– Проконсул! – Военный трибун Октавий напомнил: – Мы пойдем в жару, а местность пустынная и безводная…

– Октавий, расслабься! Доблесть не в том, чтобы готовиться к бедствиям, а в том, чтобы, сознавая последствия поступков, изнывать от желания победить.

Походная колонна римской армии, растянувшись на десятки миль, прошла город Карры, окруженный древними городскими стенами, а врага по-прежнему не было видно, или он уклонялся от сражения.

– Проконсул! – Кассий был воодушевлен. – Парфяне не решаются дать бой! Хороший знак!

Красс, следуя в группе трибунов, одобрительно кивнул. Он ждал результатов вылазки разведчиков. Местность открытая, и это тревожило, но невдалеке есть небольшой холм и речка. Возможно, здесь стоит поставить лагерь для ночлега изнывающего от жары и жажды войска… На горизонте появилось облачко пыли. Прискакали солдаты из разведки. Вернулось всего три человека из двух десятков.

– Проконсул, – закричал один из них, – мы попали в засаду, почти всех перебили! Неприятельская конница стремительно наступает!

Изумленный известием, что враг больше не уклоняется от битвы, Красс на минуту онемел. Военный трибун Октавий, увидев состояние полководца, громко закричал:

– Враг приближается!

– Атака парфянской конницы! – завопил трибун Петроний.

– Перстень! – толкнул шефа Кассий.

Красс опустил глаза: камень в перстне переливался разноцветьем: от серебристо-серого до фиолетово-синего. Марка передернуло, дар речи вернулся, мысль заработала, сознание прояснилось. Он скомандовал:

– К бою. Развернуть легионы по фронту!

Военная наука требовала в случае нападения больших конных отрядов противника построить легионы в линию. Забили барабаны, заиграли трубы, военные трибуны поскакали с приказами. Войско прямо с марша при поддержке кавалерии занимало боевой порядок в линию легионов глубиной в десять солдатских рядов. Когда первые четыре легиона выстроились по фронту, на горизонте появилась черная туча – всадники парфян.

– Не успеваем занять боевой порядок по ширине всей долины! – воскликнул Кассий, прискакав к Крассу. – Три легиона и катапульты еще на марше!

Красс заревел:

– Развернуть крайние легионы так, чтобы образовался квадрат!! Занять оборону!! Оставшиеся легионы считать резервом!

Военные трибуны ринулись доводить приказ, а главнокомандующий, воинственно взглянув на офицеров, воскликнул:

– Наконец-то битва!! Мы их разобьем!! Я держу центр, ты, Публий – левый фланг, Кассий, ты – правый!

Легионы, подчиняясь приказам и заведенному порядку, выстроилась в каре, закрывшись щитами и выставив вперед копья в готовности отразить любой удар. Остатки колонны римских войск и метательные машины медленно вползали на поле битвы, но не успевали занять позиции. Внезапно от них отделился большой отряд всадников. Конница Абгара во главе с царем, поднимая клубы пыли, пустилась в бегство.

– Предатель!!! – Красс неистовствовал, посылая в адрес царя шквал ругательств. – После Парфии разберусь и с Абгаром, и с Артаваздом!

Парфяне шли на сближение. Конных лучников вел Сурена. Его барабаны-тимпаны издавали глухой дребезжащий звук, который действовал угнетающе на римлян и вдохновлял потомков скифов. «Парфянская стрела» неслась на боевые порядки Красса. Эти всадники в шароварах и серых халатах, подпоясанных ремешком, с короткими черными плащами на плечах и желтыми островерхими шапками на голове, непокорные и воинственные, привыкшие всю жизнь проводить на коне, шли легким галопом, но на расстоянии выстрела пустили лошадей быстрым галопом и выпустили стрелы. Парфяне с такой скоростью стали расстреливать римских всадников и лучников, что первые в панике отступили, а вторые попрятались за рядами легионеров. Римляне, прикрывшись щитами, отстреливались из луков, метали пилумы и дротики, но град парфянских стрел сковал их действия. Парфяне непрерывным потоком скакали вдоль строя противника, выпуская несметное число смертоносных стрел, которые пробивали щиты и доспехи. Уходя, лихие стрелки неожиданно разворачивались на коне задом наперед и снова вели огонь.

Такая тактика для Красса была полной неожиданностью. Его солдаты массово получали ранения и гибли, а он был бессилен что-либо сделать.

– Должны же у них когда-нибудь закончиться стрелы?! – закричал Октавий.

Вдалеке появились верблюды с корзинами стрел: прибыло пополнение боеприпасов. Скученность легионеров представляла отличную цель для неприятельских лучников. Обстрел продолжался, парфянская конная рать уже обтекала боевые порядки легионов, тесня римскую конницу, которая вскоре была вся перебита; и тут Сурена пустил в ход катафрактариев. Покрытые броней всадники и лошади попытались таранить строй римлян и длинными копьями пробить брешь в боевых порядках. Не получилось! Катафрактарии увязли в гуще солдат-ветеранов, которые знали свое дело: стаскивали с лошадей неуклюжих, не знавших седел и стремян латников и кромсали их мечами.

«Это ловушка! – До Красса наконец дошло, что его пехота в безлюдной степи не в состоянии биться с армией, состоящей сплошь из конницы. – Меня предали, завели в бескрайние равнинные земли, где кочевники, привыкшие жить здесь, получили небывалое преимущество. Но они не с тем связались! Я Красс, победитель Спартака, триумфатор, и мой талант полководца оценят выше дарования Помпея и Цезаря!».

– Публий! – подозвал он юношу: – Опасную, но важную задачу я могу возложить лишь на сына. Контрудар! Твой легион и галльская конница внезапной атакой отвлекут противника, что позволит отступить основным силам!

– Да, отец! – Глаза Публия загорелись. С детства отец обучал его владеть оружием, воспитывал высоко ценимые в Риме качества – преданность, послушание, скромность. – Я не подведу!

– Публий, не увлекайся преследованием! – Они обнялись. Сын ушел, а Красс приказал Кассию: – Оповестить войска: отступаем к Каррам!

– Слушаюсь, проконсул!

Отряд Публия, усиленный галльской конницей, внезапно атаковал парфян с фланга. Подействовало! Парфяне развернули коней и поспешно поскакали прочь, а легион Публия стал преследовать их. Красс с облегчением вздохнул. Но вскоре примчался трибун:

– Публий с отрядом окружен, просит помощи!

– Я сам пойду на помощь сыну! Кассий!.. – Красс осекся.

Парфяне возвращались. Когда они приблизились, легионеры содрогнулись: один из неприятельских всадников нес на пике голову Публия. Уничтоженный морально, Красс, тем не менее, призвав офицеров, сдавленно произнес:

– Смерть сына касается только меня. Исполняйте свой долг!

И все повторилось вновь: град стрел, атака за атакой, катафрактарии. Легионеры, ощетинившись копьями и щитами, их отгоняли, как могли, наносили контрудары, стреляли залпами из катапульт, но это не помогало: они возвращались. Так продолжалось, пока солнце не стало садиться. В разгар сражения раздался сигнал тимпанов, обстрел прекратился, и парфяне покинули поле битвы. Наступление ночи принесло передышку. Красс пал духом. Остатки его войска отступили к Каррам, бросив убитых и раненых.

Решив, что парфяне не будут воевать ночью, римское войско стало выбираться из пустыни. Кассий, возглавив уцелевших всадников, со словами: «Он нас всех погубит!» бежал в Сирию, чтобы потом хвастать, как спас римскую армию. Остатки войска Красса утром, когда до спасительных холмов оставалась миля, настиг Сурена. Черная туча из лучников приближалась. Легионеры, чей дух окончательно упал, заняли круговую оборону, закрывшись щитами.

В Риме парфян представляли заносчивыми, необузданными, коварными и наглыми. Перс Сурена был другим: высокий, мощный, статный, уверенный в себе, с лицом спокойным и полным достоинства, мужественный и сильный. Его войско уступало в численности противнику в четыре раза, но он нанес римскому полководцу величайшее поражение.

Сурена приказал отпустить группу пленных римских солдат, а когда они добежали до своих, в сопровождении всего двух всадников поскакал к позиции римлян. На полпути он и его люди спешились и пошли пешком по выжженной зноем желтой земле. Остановились на расстоянии полета стрелы. Один из свиты, подняв над головой белый платок, стал медленно приближаться к римскому отряду. Подойдя совсем близко, крикнул

по-гречески:

– Сурена предлагает Крассу заключить перемирие. Ждем вашего начальника обсудить условия! – И ушел.

Приунывшие офицеры обступили Красса.

– Это засада! – Октавий был, как всегда, осторожен.

– Спасение близко, на уловку парфян поддаваться нельзя! – высказался Петроний.

– Они всех нас перестреляют! – вдруг завопил военный префект.

– Проконсул, мы потеряли пол-армии в одном бою, и это твоя вина!

Упреки со всех сторон посыпались на военачальника:

– Красс трусит!

– Он толкает нас к краю пропасти!

– Переговоры – это шанс получить приемлемые условия и выйти из затруднительного положения!

Большинство офицеров, бросая в адрес Красса оскорбления, потребовали переговоров с врагом. Красс молча сносил все это, но нервозность выдавали руки, стискивающие одна другую. Взгляд его упал на камень перстня, который почернел. Краски жизни вдруг померкли, и Марк впал в состояние полного безразличия. Отрешенно произнес:

– За этой горной грядой, – он указал на север, – вы будете в безопасности. Надежду на спасение нельзя терять никогда. Я пойду на переговоры, хотя и не верю в их успех. Пусть историки напишут: «Марк Красс погиб, обманутый врагами, а не преданный своими согражданами».

Яркое месопотамское солнце освещало смуглое обветренное лицо полководца Сурены, привыкшего к жаре и укладу жизни кочевника. Погладив черные внушительные усы, он обратился к своим людям:

– Упустить его нельзя. Он придет, я уверен! Будем ждать!

Красс, решившись на переговоры, подозвал секретаря. Сняв с пальца золотой драконий перстень, талисман победы, повертел его, и вдруг на внутренней стороне кольца различил надпись: «Слава и забвение: всему свой срок». Кривая улыбка – признак нервного напряжения – расползлась на лице:

– Мою судьбу дух горы решил, пусть же неизбежное свершится с любимцем Фортуны. – Протянув перстень, приказал: – Вернуть Помпею!

Идти с Крассом вызвались Октавий и Петроний.

– Спрячем в доспехах кинжалы! – Октавий заговорщически смотрел на товарища. – Парфяне коварны!

Легионеры расступились и, тяжело ступая по земле, Красс в кожаном панцире и пурпурном плаще, без оружия и шлема, в сопровождении преданных офицеров (тоже в панцирях, плащах и шлемах) направился навстречу судьбе. Они остановились на расстоянии пяти шагов от парфян. Первым заговорил Сурена:

– Полководец Красс, я готов заключить перемирие!

– Ты уничтожил половину моей армии, – враждебно сказал римский военачальник.

– Рим ратифицировал с нами договор, который ты нарушил!

– Земли на левом берегу Евфрата мы всегда считали своими, – беспомощно оправдывался Красс.

– Земли на левом берегу Евфрата – парфянские земли! Но царь Ород больше не держит на тебя зла. Ты можешь со своими воинами спокойно уйти в Сирию. – Сурена одарил Красса улыбкой, прозванной позже «парфянской» и ставшей символом лицемерия. – В знак дружбы прими подарок.

Один из парфян, свистом подозвав вороного коня, взял его под уздцы. Красс смотрел на этого прекрасного скакуна с золотой сбруей и скифским седлом, явно благородного, энергичного, стремительного, и думал: «Неужели я обманут в своих ожиданиях, и парфяне отпустят с миром? Черный конь… Камень перстня тоже стал черным…».

– Прими дар царя, садись, владей! – подзадоривал Сурена.

Смирившись с судьбой, римский военачальник оседлал коня, но неожиданно один из парфян шлепнул рукой по крупу, и лошадь, тронувшись с места, уже поскакала бы в расположение парфян, как вдруг Октавий вцепился в поводья. Ему на помощь пришел Петроний, и оба силились удержать животное. На римлян набросились двое из парфян и стали их теснить. Петроний оттолкнул одного, а Октавий, выхватив кинжал, вонзил его во второго. Сурена, достав из складок черного плаща персидский изогнутый нож, метнул его в Красса. Нож глубоко вошел в спину полководца. Красс рухнул с коня. Октавий, не веря своим глазам, в ужасе вскрикнул, и в это момент его доспехи пробил нож противника. Петроний схватив труп Красса, стал тащить его в сторону своих войск. Легионеры, наблюдавшие эту борьбу, сорвались с места и побежали на помощь. Им навстречу уже неслась конница неприятеля. Сурена и его воин ухватились за тело Красса и потянули на себя. Петроний не ослаблял хватку. Внезапно парфянский полководец, сверкая глазами, извлек из складок одежды меч и, хищно оскалившись, набросился на Петрония. Тот упал, бросив ношу и, отталкиваясь от песка ногами и руками, попятился назад. Парфяне схватили бездыханное тело полководца, взвалили на коня, Сурена резво вскочил на животное и ударом ног погнал в сторону своих войск.

Бежавшие на помощь легионеры остановились. Не успели! Конница парфян стремительно приближалась. Развернувшись, римские солдаты и офицеры побежали обратно. Раздался бой далеких тимпанов. На полном ходу парфянские всадники проделали маневр и ускакали в степь, подняв огромное облако пыли.

Обескровленная римская армия, потеряв двадцать тысяч убитыми и десять тысяч пленными, ушла горными дорогами и болотами в Сирию. Орлы легионов (символы бога Юпитера) и знамена войск попали к парфянам.