Текст книги ""Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Семен Кузнецов

Глава 7

Гатчина. Конец декабря 1796 г.

С воцарением на царстве привычки Павла Петровича Романова на первый взгляд – не изменились. Поначалу. Из Гатчины переезжать он отказался наотрез, оставив вопрос смены резиденции на потом, после коронации. Каких либо громких политических заявлений не делал, указов не подписывал. Воцарение ознаменовалось несколькими амнистиями, в частности – был освобожден из Шлиссельбурга и реабилитирован издатель и публицист Новиков. Коего Павел приблизил к себе и удостаивал как аудиенций, так и приватных бесед.

Императрицу Марию Федоровну царственный супруг напугал до икоты, когда во время обеда, пользуясь его благодушным настроение – та решила попросить о узниках, пребывающих в узилище со времен его матери, Екатерины. Пребывающий в благости Павел, в ответ на просьбу императрицы пересмотреть наказание Радищеву и Костюшко – преобразился до неузнаваемости. Лицо исказила гримаса, по столу ударил кулак, жалобно зазвенели столовые приборы, а изо рта взбешенного императора вместе со слюной вылетело: «Нахуй!»

Императрицу Марию Федоровну царственный супруг напугал до икоты, когда во время обеда, пользуясь его благодушным настроение – та решила попросить о узниках, пребывающих в узилище со времен его матери, Екатерины. Пребывающий в благости Павел, в ответ на просьбу императрицы пересмотреть наказание Радищеву и Костюшко – преобразился до неузнаваемости. Лицо исказила гримаса, по столу ударил кулак, жалобно зазвенели столовые приборы, а изо рта взбешенного императора вместе со слюной вылетело: «Нахуй!»

Дети с восторгом и весельем оживились, младшие застучали ложками и вилками по тарелкам, скандирую только что услышанное от папА, старшие развеселились и перемигивались, корча друг другу рожи, пользуясь ступором, охватившим мамА. Чопорные и молчаливые бонны навели порядок, уведя детей, Мария Федоровна на морально-волевых дотерпела до окончания обеда, изредка промакивая глаза кружевным платком.

Притаившиеся в ожидание неминуемой опалы сановники, бывшие в фаворе при Екатерине – понемногу оживились и пришли в себя. Павел даже княгиню Екатерину Дашкову, с фатализмом встретившую весть о воцарении на престол императора – вызвал в столицу из Москвы. Где вопреки её опасениям – удостоил аудиенции, во время которой хоть и сухо – но признал её былые заслуги и благословил на дальнейшую деятельность в том же духе.

Однажды сведя княгиню с Новиковым в одной из приватных встреч – Павел после наслаждался воцарившимся в обществе переполохом, как результатом этой беседы. Бурлили обе столицы – реформа алфавита и упрощения грамматики захватила умы общества, ломались перья, публиковались статьи и дело порой доходило до оскорблений в пылу полемики. А Павел, устроивший этот переполох в курятнике – потирал руки. По поводу реформы голова не болела, ждал лишь Губина, а там подпишет указ, покажет образец новой азбуки и свод правил – никуда не денутся!

Уж очень ему по душе пришелся упрощенный язык и слог школьной книги для детей, привезенной верным купцом. К чести императора, известие о попаданцах (подкрепленное неопровержимыми вещественными доказательствами), как человек разносторонне образованный – он принял сразу. Оценив как перспективы, так и опасности этого события, связанного то ли с божественным вмешательством, то ли с делом рук человеческих.

С тех пор у него вошло в привычку, встав с утра и как можно быстрее покончив с утренними процедурами – уединиться в кабинете и за чашкой кофе углубиться в чтение книги, изданной в две тысячи двадцать втором году…

Это было сродни садомазохизму, но прекратить чтение было выше сил императора, и каждое утро начиналось с того, что его начинало трясти от подобных этим строк:

«Эпоха задавала вопросы, на которые Павел в меру своего понимания и характера пытался дать ответы. И хотя впоследствии его преемники немало потрудились над тем, чтобы скомпрометировать и окарикатурить царствование Павла, многое из им сделанного укоренилось. Император Павел стал своеобразным символом крайностей „непросвещённого абсолютизма“. За пять лет его правления было издано 2179 законов. И всё для того, чтобы навести порядок и предписать подданным „благопристойное поведение“ согласно представлениям нового монарха.

Неуравновешенный и непостоянный в поступках и мыслях, Павел доводил свои начинания до абсурда. В итоге вместо порядка кругом царил беспорядок, вместо закона – произвол. Венцом подобного управления стало появление в одно утро сразу трёх взаимоисключающих законов!» ©.

Утренние чтения вылились в то, что был вызван придворный ювелир, с приказом изготовить к весне десять золотых табакерок, с императорским вензелем: «Награждать этими табакерками буду, наиболее отличившихся!» – Мечтательно и туманно просветил император мастера: «После коронации по стране поедем, там достойных мужей и награжу. Так что не торопись, делай тщательно! Каменьями изукрашивать не стоит, а вот золота не жалей! Чтоб тяжесть в руке ощущалась и милость императорская!» Через неделю ювелир был вновь призван под очи царственной особы. И заказ пополнился ещё на пятнадцать табакерок.

К прусским порядкам и орднунгу Павел охладел, в государственные дела вникал, но без рвения и пыла. Не спешил что-либо менять, но завел себе большую книгу для записей с черной обложкой, в которую частенько что-то записывал, сосредоточенно морща лоб. Вахт-парад, развод караула и смотры гвардии сократил до минимума, отдав армейское устройство в полное ведение Суворова, неожиданно для многих – приближенного к императору.

Чем больше Павел вникал в содержимое пособия для школьников, тем больше понимал – чем бы ни было вызвано появление людей из будущего, для него это – божественное провидение и знак свыше. «Удавить бы этого ренегата подлого, что всего лишь жалкие крохи знаний умыкнул», – с досадой размышлял Павел: «жди теперь купца, мучайся неизвестностью!»

Нести в одиночестве бремя знания о будущем было невыносимо и Павел, скрепя сердце – посвятил в это двух человек. Катеньку Нелидову, свою давнюю любовницу и наперсницу и Александра Васильевича. Что благотворно сказалось на самочувствие – Катенька отлично справлялась с вспышками гнева императора, а Суворов – загорелся подобно Павлу. Порываясь сам отправиться на Урал, однако Павел его пока не отпускал, отговаривая: «Успеешь ещё, Александр Васильевич! Дождемся купца с вестями, а там и поедешь», – и тут же, задумываясь: «возможно и бунт подавлять…»

Суворов, про которого в учебнике гадостей не было пропечатано – к потомкам заранее относился с симпатией и каверз от них не ждал. Но с Павлом соглашался, так же всячески поддерживал политику выжидания с реформами и указами, до появления более подробной информации. Павел, морально раздавленный знанием о своем недолгом и таким нелепым, со слов потомков правлении – нашел в Александре Васильевиче опору.

– Не робейте, ваше величество! – Предвкушал Суворов. – Такие козыри нам судьба раздала, что грех не воспользоваться!

С тех пор у них вошло в привычку собираться втроем по вечерам, обсудить текущее положение дел, строить догадки о том, что привезет купец и перечитывать учебник. Павла эти вечерние посиделки успокаивали и морально поддерживали, после них он спокойно засыпал, уверенный, что всё образуется. И уже известную потомкам историю – получиться переиграть. А утром просыпался, поторапливал лакеев и спешил в кабинет, читать и скрипеть зубами:

«Павел I старался всюду поспевать, во всё вмешиваться, всем руководить. Он желал регламентировать и контролировать даже мысли подданных. Не случайно при нём расцвели парадомания и муштра. Эта строжайшая регламентация имела свой смысл: с солдатской прямолинейностью император считал, что выстаивающий часами на карауле, вышагивающий на вахтпараде офицер уже не станет зачитываться „развратной“ французской книжкой, пропитанной якобинским духом, или участвовать в дворцовом заговоре. Армия – да что армия, вся Россия! – должна была превратиться в огромную казарму, в которой предписано не рассуждать, а слепо исполнять волю монарха». ©.

Приходила Нелидова, сердилась:

– Вымараю чернилами, Павел, эти страницы! Чтоб сам себя не истязал! Это было там, откуда к нам попала книга, а что будет теперь – всё в твоих руках!

– Для того и читаю, Катенька, – не соглашался с ней император. – чтоб не увлечься и не повторить подобных ошибок!

– Не зря говорят, что от многих знаний и печали не малые. – Утешала его теперь уже ставшая камер-фрейлиной Нелидова. – А ведь приедет Губин и столько привезет, мнится мне… Ты бы съездил по девкам, государь-император, развеялся?! А то иной раз сцепитесь с Александром Васильевичем вечером, аки звери лютые – в дрожь бросает!

Павел пропускал эти советы мимо ушей – не до девок было, такая каша заваривалась! Шел в кабинет к шести часам утра, где принимал доклад генерал-губернатора Санкт-Петербурга. В течение всего доклада самоотверженно борясь с желанием всё переделать по своему, махом исправив то, что вызывало его справедливое возмущение. Останавливало порывы прочитанное в учебнике потомков…

К семи часам на доклад были иностранные дела, здесь зуд деятельности, усиленный знаниями о подлости и беспринципности дорогих иностранных партнеров становился вовсе нестерпимым. Только мысленное представление развешанных по деревьям послов, особенно английского – несколько успокаивало Павла. К девяти часам утра наступало время вахт-парада и развода караула, по согласованию с Суворовым – действо это в усеченном варианте занимало минут тридцать-сорок.

После чего Павел с удовольствием посещал занимающихся солдат, которых Суворов не истязал экзерсисами и муштрой, на прусский манер. По мнению императора: построенный Александром Васильевичем полигон с несколькими рвами, соломенными чучелами одетыми в турецкие костюмы, макет крепостной стены и дома, изображавшие городскую улицу – всё напоминало потешные полки Петра. И поначалу вызывало недоумение, для чего всё это, вместо прусского порядка?

А потешные полки Петра в свое время обратились в победы славные Петра. Сам Александр Васильевич давно доказал свою состоятельность как полководец, а если верить учебнику из грядущего – немалые победы и впереди. Так что в епархию Суворова император не лез, с интересом наблюдая и подмечая нюансы подготовки, стараясь во всё вникнуть самому. Не гнушаясь и Александра Васильевича спросить. Тот о своих солдатах и военном деле – мог распинаться часами.

– Ты правильно делаешь, государь-император, – как-то во время вечерних посиделок доверительно сказал Суворов, – что не считаешь зазорным с солдатом запросто поговорить, видел тебя сегодня, как ты с капралом и солдатами разговаривал, не чинясь. Вот тут написано, – ткнул он пальцем в страницу учебника, который в данный момент перечитывал, – что тебя не солдаты на штыки приняли, а дворяне непоротые, из-за вольностей своих ущемившиеся!

Павел его словам внял и уже через несколько дней с азартом играл с солдатами в городки. Как оказалось, эта простая и незатейливая деревенская забава отлично способствовала развитию глазомера, насущно необходимого каждому солдату. Несколько раз сыграв и разохотившись – Павел настолько пристрастился к городкам, что стали проводиться ежедневные турниры, где с десяток солдат, показавших лучшие результаты – одаривались деньгой из рук императора. А там и отпрыски царской фамилии, взятые отцом с собой – приохотились.

Император, наблюдая за своими детьми, играющими с солдатами – думал: «Александра с Костей обязательно с собой возьму после коронации, пусть проедутся по державе…» И в голову лезли мысли, ещё недавно показавшиеся бы крамолой: «А ведь не на дворянах и знати держится Русь, а вот на этих солдатах, оторванных от сохи. Кровью своей и доблестью защищающих державу. И не только на них, но и на тех, кто сеет, пашет, жнет, занимается ремеслом и стоит у печей в заводах. Это вот благодаря им, там – есть Россия, не согнули, не поработили. Пишут книги, по которым учат детей, помнят доблесть предков и ошибки не замалчивают…»

Обед в императорской семье привычно проходил скромно, по императорским меркам. После обеда – обязательная прогулка, верхом или в экипаже, во время которой Павел старался как можно больше внимания уделять детям. А вот с женой, к сожалению – они отдалялись. Император до сих пор не мог простить этой, пусть и матери своих детей, прусской суке – предательства. Когда она с его матерью участвовала в заговоре, направленном на лишение его престолонаследия, в пользу сына Александра. «А закон этот, о престолонаследии по мужской линии – обязательно приму!» – думал Павел: «Вам, бабам – веры нет!»

В один из вечеров, во время ставших уже привычными посиделок втроем – произошел курьезный случай, впрочем, для одного из участников закончившийся летально. Катенька игралась со смартфоном, к которому её тянуло на инстинктивном уровне – вещица была солидной. Можно было использовать, пусть как темное, но зеркало. Да и вообще – нравилось! На о чем-то спорящих на повышенных тонах Павла с Суворовым она внимания не обращала, картина привычная – сцепились дед с батей по пьяни. Поорут и перестанут.

Однако в этот раз всё кончилось не так благополучно – в середине спора Александр Васильевич прыгнул к двери. Рванул её на себя и на рефлексах – пришпилил подслушивающего слугу выхваченной шпагой к стене.

– Александр Васильевич! – Страдальчески заломил руки государь-император. – Ну еб твою мать! Кто же меня теперь брить будет?!

Пригвожденный шпагой брадобрей Кутайсов в агонии сучил ногами, всё тише и тише, так, что сразу было понятно – не жилец. Не стать ему в будущем всесильным фаворитом Павла… Суворов, поднатужившись – выдернул шпагу, тело несостоявшегося графа кулем рухнуло на пол. Александр Васильевич обтер шпагу о камзол излишне любопытного лакея и повиноватился:

– Я как его рот открытый увидел и глаза выпученные, сразу понял, давно он тут подслухом стоит, абы как не с первых дней. Я тебе, Павел Петрович, своего солдата пришлю, не хуже этого турчонка побреет! Ты уж прости!

Павел только махнул рукой и кликнул слугу, чтоб унесли тело и затерли кровь…

Глава 8

Истина где-то рядом… конец декабря 1796 г.

Ксюша, зевнув, сняла закипевший чайник с печки, нарезала хлеб и достала два куска сыра. Вчера достала, Анисим насел на Расула – в гараже смастерили ему агрегат, варить плавленный сыр на водяной бане. За вчера сделали две пробных партии, сливочный и острый, в острый просто покрошили красный перец сухой, измельченный в порошок. Не ахти что, если сравнивать с ассортиментом супермаркета, но лично ей зашло на ура.

Егор хоть и стебал её, что это из-за беременности у неё вкусовые пристрастия трансформировались, однако и сам скучал по чему-нибудь этакому. Вроде фастфуда с глютаматом и добавками. Недавно в процессе инвентаризации нашла несколько упаковок доширака (мужик достался – огонь, как та белка, везде понапрятано всего помаленьку, а где и что – сам не помнит!), так чуть не подрались из-за него. Надо, кстати – мастерскую прошерстить! Да где он ходит с утра, в туалете примерз?!

В ответ на её мысли в сенях раздался грохот, загремело сбитое с гвоздя цинковое корыто и распахнулась дверь. Первым влетел с распушенным хвостом Гугл, за ним несся Егор: «Убью, скотина!» Кот прошмыгнул под ноги хозяйке, и жалобно замяукал, жалуясь на несправедливость мира и на не с того, ни с сего поехавшего головой хозяина. «Ты чо, лоб такой, питомца с утра обижаешь?» – Заступилась Ксюха. «Да я, да он! Я вчера кажилился, тащил домой эти удобрения, а он мне мешок с фосфором разодрал и обоссал!»

– Ты чего, Гугл!? – Начала отчитывать кота Ксения. – Удобрения то причем? Нахамил Егор если или на хвост снова, так у него вон, ещё один валенок чистый есть! А ты зачем удобрения домой притащил?

Гугл состроил независимую морду, мол у меня свои резоны, что в приоритете, не вам коту указывать, что выбрать – удобрения или какой-то валенок! А Егор заважничал:

– Спички решил начать делать! Я полазил, посмотрел, всё есть в принципе. С пиздюками технологию отработаем, натаскаю их, летом можно цех поставить. Кустарщина, конечно, но хоть так пока. Калийных, фосфорных притащил, шашек серных, аккумулятор старый! Скажи ему, чо он?!

– Кот то поумней тебя оказался! – Ксюха погладила Гугла, тот заурчал как трактор, снисходительно поглядывая на хозяина. – Давай со всей этой тряхомудью в гараж иди! У вас там и так воняет, хуже уже не будет. И в мастерской не вздумай опыты проводить, я там убираться буду! Развел бардак!

– Да я и не думал! Негде в гараже, физически! – Возмутился муж. – Я ж не дурак! Мне только бертолетову соль получить, свинец окислить и так, по мелочи. Цинковые белила ещё надыбать где-то…

Ксюша подошла, обняла:

– Ты чего такой неугомонный, горюшко мое? У бабок собрание проведи, если заняться нечем. А хочешь, я к Председателю подойду, пусть тебе дом на отшибе выделят? По уму отдельное помещение надо с вытяжкой, подожди до весны? Не убегут твои спички. И корыто цинковое не смей брать! Я его для ребенка принесла! Лучше бы пил…

– Да толку с этих бабок, – приуныл Егор. – они только пьют да песни поют, всё обговорено уж. Ладно, понял, не беспокойся… О, сыр!?

Кот предложенный на пробу сыр обнюхал, презрительно фыркнул и проглотил, став громко требовать настоящую еду, для мужика! Егор поколебавшись и решив, что худой мир лучше доброй ссоры – сходил в сенки и отколол топором кусок осетрины. Положил в латку и примирительно позвал Гугла: «Айда, жри!» Тот подошел, довольно обнюхал кус и наклонив голову – ткнулся в Егора: «Гладь давай, пока размораживается!» Егор затащил его на колени и стал наглаживать, выговаривая: «Разжился тут, хвосты везде раскладываешь, не наступи. И сразу валенок!» Кот, прищурив глаза – мурчал и месил лапами колено Егора: «Шары разувай, когда по дому ходишь!»

Ксюха, наблюдая за этой умильной картиной – незаметно для самой себя подъела весь сыр.

– Блин, Егорский, ну извини! Ты всё равно по утрам не ешь, чмоки, парни, я на работу!

Егор скинул недовольного взмякнувшего от такой бесцеремонности Гугла, обнял жену на прощание и не выпуская из объятий, дрогнувшим голосом предложил: «А может и сегодня опоздаешь!?» – и стал приставать. Ксюша вяло отбивалась: «Ой, да не надо, не знаю! Я так-то специально на полчаса раньше собралась…»

Проводив милую, Егор с довольным видом набил трубку и устроился перед печкой: «Имею право! Раз лабораторию дома не буду устраивать! Да и проветрится к вечеру…» Однако раздавшийся от дверей шум развеял все мысли о праве имеющемся и Егор в панике заметался – выбил недокуренную трубку в печку, выдернул до упора вьюшку и стал махать полотенцем. «Ворона! Забыла что-то!» – понял с досадой.

Ввалившихся с улицы Азата с пономарем, встретил с облегчением:

– Вы чо так пугаете, думал что Ксюха вернулась!

– Батыр не должен жены бояться! – Назидательно Произнес Азат, поздоровавшись и раздеваясь.

– Да ну!? – Искренне удивился Егор. – А у тебя Айшат в курсе, что ты тут тремя женами хвалился?!

– Ты же друг, Егор, не расскажешь! – Заулыбался Азат. – Знаешь, как я муллу вашего встретил!? Идет по тропинке, в руках книга, читает на ходу! Запинается, а книгу из рук не выпускает! Спросил, куда идет. Сказал что к тебе. Вот привел.

– Я не мулла, а пономарь. Пока. – отбрехался Савва.

– Заехал к тебе, сказали что ты дома сегодня, – Азат расположился за столом. – давай чаем гостей угощай и кино!

Егор долил воды в чайник, поставил на печку и прикрыл вьюшку.

– А ты чего у порога топчешься, – напустился на Савву, – раздевайся проходи. Всё ещё Рабле читаешь? Эх, тебе бы не это детское издание, а трушное… Чего смотреть будете? Я с Ксюхиным ноутом посижу, надо кой чего освежить в памяти и переписать. Быстрей решайте, Марфа часа через два погасит генератор.

– Давай этот, про нацистов и Фёдора Сумкина! – Решил бий, Ну а Савву не спрашивали.

Егор поставил «Братву и кольцо» и спросил у Азата: «С рыбалкой то всё что-ли?» Тот замотав головой – начал хитрить: «Ещё дня два будут, я не могу, некогда, иди не мешай, Савва не смотрел ещё!» Забрал ноут, пачку бумаги с карандашом и пошел в спальню, оставив предков наедине с творением голливуда, подвергнутому беспощадному глумлению Дим Юрича.

Днём Ксюша, пообедав с детьми – накинула на плечи куртку и перебежала в соседний корпус, к врачам. «Анатолий Александрович!» – Поймала хирурга и стала подталкивать к кабинету: «Мне ваша консультация нужна!» Толя сдался не сопротивляясь: «Ну пошли ко мне, раз надо…»

В своем кабинете сел за стол и выжидательно уставился на Ксюху. Та увлеченно рассматривала кабинет, словно раньше никогда не видела, не спеша начинать. Толян откашлялся и начал перебирать бумаги на столе, подталкивая Ксению начать разговор:

– Ну чего там у тебя стряслось, Ксения? Выкладывай…

– Егор и алкоголь! – решившись, лаконично отрапортовала она.

– Знаешь Ксюша, это нормально! – Анатолий завертелся ужом на стуле, сползая под стол, Ксюша с недоумением следила за его ужимками, а он продолжал её заговаривать. – У него стресс, двух человек убил. Понятно, что не умышленно, а в рамках необходимой обороны. И третьего тяжело ранил, его сейчас Маня добивает. Все пьют, Ксения Борисовна, скажу по секрету, человеку не свойственен трезвый образ жизни. Жизнь она штука такая, довольно таки неприглядная, умрем опять же все. Каждый сглаживает острые грани бытия по своему, кто в религию ударяется. Кто в йогу, работа любимая помогает. Алкоголь, наркотики и легкое занимательное чтиво – это путь наименьшего сопротивления, но если без фанатизма, то почему бы и нет…

Толян наконец то достиг искомой цели под столом и довольно улыбнулся:

– А Егор у тебя молодец! С его жизненным опытом за спиной и не запойный, во хмелю не буйный, я с ним поговорю по душам, конечно…

Хирург вновь сосредоточенно заперебирал ногами под столом. Заинтригованная Ксюша наплевала на тактичность и без затей заглянула под стол. Что это он там елозит? Толян, увидев маневр Ксюхи – запаниковал и дернулся, раздался звон стекла. Из под стола медленно выкатились две бутылки. А Ксюша увидела ещё как минимум три, отодвинутых ногой Толи поближе к корзине для мусора. Доктор покраснел:

– Это другое! Тут настойки целебные! Для пациентов!

– Я вижу, Анатолий! – Весело подхватила Ксюша, подняв одну их бутылок. – Особенно вот эта, с щепками дубовыми на дне! С пациентами в кабинете квасите?

– Я же тоже человек, – сдался врач, – ещё и дети заебывают, сама понимаешь.

– Не понимаю, у меня с детьми и без алкахи прекрасные отношения! – Ксюша вдруг осеклась и смутилась. – Ой, ну всё! Тут вот какая проблема, Толик, Егор то ведь не пьет! Совсем! Как бабка отшептала!

– И это нормально! – Воодушевился Толя. – Повзрослел, чувствует ответственность за семью и будущего ребенка! Кстати, ты когда на УЗИ придешь? А то мы с Олегом литру Егоровскую уже того, выпили. Он нам поставил, чтоб тебя в любое время и с комфортом обследовали. Интересуется, кто у вас будет!

– Вот он мне так же чешет, – задумалась Ксюха, – только ещё про силу воли брешет. А по глазам видно что темнит! Интересуется, говоришь, кто будет? Вот пусть и дальше интересуется, летом удовлетворит любопытство!

– Так ты что, не придешь на УЗИ? – Растерялся хирург.

– Неа, – безмятежно улыбнулась будущая мать. – пусть голову поломает!

В дверь постучали, из-за двери высунул голову Олег:

– Не помешал?

– Нет-нет, проходи, тут Ксения пришла, с занимательной историей! – Развеселился Толя. – Беспокоится, что Егор наш пить бросил, подвох ищет и причину.

– Да с братом Серёгой поспорил! – Уверенно заявил Олег. – Тот тоже не пьёт. И правильно сделали, нам больше достанется!

Ксюша поморщилась:

– Вы тут шутки шутите, а мой натащил домой удобрений всяких и химикатов, говорит что спички собрался делать. А у меня душа не на месте!

– Да брось ты беспокоиться, Ксения! – Успокоил её Олег. – Поговорим мы с ним, выясним! Хотя вот как с ним разговаривать по душам, если он не пьет? Иди, в общем и не волнуйся!

Ксюха со скепсисом выслушала оптимистичное напутствие, кивнула соглашаясь и удалилась. «Не волнуйся!» – передразнила она Олега: «Я и не волнуюсь! Если я волноваться начну – все вспотеете! Устроили тут клуб анонимных выпивох прямо в больнице!»

А в кабинете Толян собирал бутылки и наседал на коллегу, какого, собственно говоря – бутылки не убраны? Олег с таким же простодушным недоумением сочувствовал, мол у меня в стоматологии всё прибрано, а в хирургии – бардак. Поняв, что Олега не переспоришь, Толя спросил:

– А ты чо пришел днем, заняться нечем?

– Да, – согласился эндокринолог, – дети в прозекторской, сектантов препарируют, под руководством Марины Сергеевны, зубы я всем в округе повыдирал. Не едут пока. И там это, Светлана бабу просит.

– Ккакую бабу?! – растерялся Анатолий. – У неё же и семья была, и дети? Ты тут заканчивай с пропагандой этой нетрадиционной!

– Да она не себе, детям! – Ещё больше запутал ситуацию Олег. – Пособие надо, тяжело на пальцах репродуктивную женскую систему показывать. Как девчонок на акушерок натаскивать?

– Уф, – выдохнул хирург, – я ваш казарменный юмор не очень. А пособие закажем Серёге, вон у них как кучно пошло, то пусто, то густо. Они этих сектантов собрались к ногтю прижимать, глядишь и пособие появится. Не дай бог конечно…

– Да ладно, до весны далеко, кто-нибудь сам помрет. – С верой в неизбежный ход событий предсказал Олег. – Инфу интересную нашел, читал сейчас со скуки тот мусор, что Егор скинул. И наткнулся на информацию о заговоре против Павла. Там помимо Палена, Панина, Рибаса и десятка сановников, фигурантов известных – большая часть элиты участия принимала! Пофамильно, с инициалами!

– Олег! Как охуенно, что ты нашел эту информацию сейчас! А не при Губине! Удали и не заикайся больше никому! – Толян схватился за голову. – Сейчас сами организаторы не в курсе о предстоящем заговоре и своем в нем участии. А Павлу то данные уехали! Я не удивлюсь некрологам в газете: «В расцвете сил, в результате трагической кончины…» И список…

«Историки хуевы!» – Решительно шагал по коридору хирург: «Лезут везде, вынюхивают! Ещё у них этого бреда про попаданцев гигабайты, ладно хоть не в бумаге! Тут за эти фантазии неиллюзорно застенки тайной канцелярии светят…» Дошел до Светы, сидевшей в смотровой, уставившись в ноутбук. «Совсем страх потеряли!» – Рявкнул про себя Толя, у Светы же вслух спросил: «Ты одна что-ли, что так тихо?»

– В прозекторской все! – Отмахнулась акушерка. – Я с Маней, та перевязку засранцу делает.

– Да? – Удивился Анатолий. – А чего тихо так, где его гнусавые молитвы в голос нараспев во время перевязки? Или наша Маня его того, с досады, на пособие?

– Удивительно, да, – поддержала Светлана, – и ведь второй день так! Запугала скорей всего, или ключик подобрала, это же Маня… – растерялась она.

«Удивительно ей!» – Продолжал кипеть Толя, решив сам выяснить, что Маня вытворяет со старообрядцем – «А сама жопу оторвать не может – сходить посмотреть!» У палаты, в которой держали с огнестрельным ранением сектанта – замедлил шаг и осторожно, крадучись, подошел к двери. Из-за двери доносились два голоса: звонкий требовательный девичий и монотонно бубнивший мужской.

Анатолий приник к двери и прислушался:

– Что ты будешь делать когда проснешься? – Строго спросила Маня.

– Когда я проснусь, буду ведать что бога нет, мыть руки перед едой и гузно, как посерю… – невыразительно монотонным голосом отвечал пациент.

Толян с досадой оглядел дверь – ни глазка, ни замочной скважины, только массивный засов со стороны коридора. Предусмотрительность не лишняя, пациенты попадаются разные. Он вновь прислонил ухо к двери:

– Сейчас я три раза хлопну в ладоши и после третьего хлопка ты проснешься и будешь помнить всё, что я тебе сказала! – Скомандовала Маня и медленно три раза хлопнула в ладоши.

– Всё, доченька?! – Живым голосом поинтересовался древлеправославный. – Спаси тя бог!

– Бога нет! – С нажимом сказала Маня. – Папаша выискался, тоже мне!

– Нет дочка, нет! – радостно согласился с ней пациент.

«Мда, вот такие пироги с котятами, кишочки тянутся и косточки хрустят», – довольно быстро сообразил в чем дело хирург: «а ведь Олег посмеивался, рассказывая что Маня интересуется гипнозом и даже конспектирует с ноута, что нашлось по теме. Сам ведь смеялся, что Маня и без гипноза мертвого, гм, поднимет…»

Анатолий отошел от двери и дождался, когда Маня выйдет, закончив с перевязкой:

– Мария! – Галантно перехватил поднос с инструментом и кулек с обрывками старой повязки. – Я тут совершенно случайно проходил мимо и невольно стал свидетелем. Ты что, действительно гипноз освоила?

– Ну так, – самокритично призналась Маня, сдувая выбившуюся из под косынки прядь волос, лезущую в глаза. – Внушаемых легко, с остальными трудно.

– И многих ты так проверила? – С интересом спросил хирург. – можно узнать выборку и критерии внушаемости?

– Это врачебная тайна! – Отрезала Маня, потом не выдержав, похвалилась. – Слабо внушаемым можно расшатать психику, в пограничном состоянии они легче поддаются внушению! Или измененное состояние сознания, с алкашами работать – милое дело! А хотите, Анатолий Александрович, я и вас в транс введу? – Маня забежала вперед, встала перед ним и уставилась своими зелеными глазами в переносицу Толе.

– Нет, Мария, не стоит! Я у себя, если что! – Вздрогнул хирург, отводя взгляд в сторону и сбегая, добавив напоследок, неуверенно. – Я и внушаемый слабо и вырос на воде, заряженной Кашпировским!!!