Текст книги ""Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Семен Кузнецов

Копиться недовольству и зреть революционным настроениям в массах руководство времени не дало, в учебном комплексе несколько вечеров проводились лекции, с вопросами и ответами. На которых многие «ценные и незаменимые» доселе специалисты с прискорбием узнали, что на их зарплату можно нанять от пяти местных крестьян, которые и о нормированном рабочем дне понятия не имеют, и к крестьянской работе лучше приспособлены.

На школьной доске красовались оклады местных востребованных специальностей, в основном заводских и для сравнения – цены на продукты и товары народного потребления. Висело объявление о приеме на работу в завод, требовались: таскальщики, толчильщики, засыпщики, обжигальщики и ученики при операциях в горном деле. С годовой зарплатой от восемнадцати до тринадцати рублей, как квалифицированным специалистам. Народ пучил глаза, за годовую зарплату специалиста можно было купить пуд кофе и всё. Остальное пропитание копытить из под снега, заниматься собирательством и рыболовством. В свободное от двенадцати-четырнадцати часовой рабочей смены время.

Требовались плотники и столяры, квалифицированные, оклад был тоже около восемнадцати рублей в год, кузнецам предлагали двадцать. Но озвученные нормы выработки для этих профессий – вселяло твердую уверенность, что обычного местного рабочего способны заменить только минимум два человека из будущего. Ксения Борисовна успокаивала собравшихся, рассказывая, что всё не так страшно, в России всё таки живем, здесь тоже много праздников.

Как и в наше время. Только посещение церкви и стояние во время всенощной, обедни, заутреней и вечерней службы во время праздников – обязательно. Как и шествие в сплоченных рядах православных во время крестного хода, с транспарантами, то есть с хоругвями в руках. Присутствующий Савва подтверждал это, вспоминая случаи из жизни, как в духоте церкви во время многочасовых бдений оттаскивал на свежий воздух сомлевших прихожан: «А те православные, что во время церковной службы богу душу отдадут, те сразу в рай попадают!»

Люди на глазах преображались, вспоминая свои преимущества в виде десятилетней школы, средне-технического образования и даже институтов. В стихийно возникших очередях в интеллигенцию люди отталкивали друг друга локтями, крыли хуями и раздавались гневные возгласы: «А вас здесь не стояло!» От желающих ехать осваивать заводы и химическое производство не было отбоя, и не только из-за достойной заработной платы. Захар объявил, что в деревне электричества не будет до тех пор, пока не запустят заводы, а это не меньше трех лет. А все генераторы (кроме гаража, медцентра, учебного комплекса и частично – для наукоемкого сектора сельского хозяйства) уедут на производства, на нужды тех, кто приложит все силы для возрождения промышленности…

– Ебанутся, лапти гнутся! – Высказал свое мнение об услышанном от жены Егор, давно уже аккуратно убрав у неё из рук вязание со спицами, чтоб не мешало. – И эти люди мне ещё что-то говорили, что мы на химии лагерные порядки ввели! Да у нас там от лагеря – только распорядок дня, режимных наворотов и мусорского беспредела нет, сейчас обживемся и культурный досуг организуем! Местные в нашем лагере поработав – не хотят в завод возвращаться! А пошли в баню ещё, Ксюш, пока дети не пришли?! Я голову не промыл, кажется…

– А сколько время? – Спросила разомлевшая Ксюша.

– Семь почти доходит. – Вгляделся в циферблат наручных часов Егор.

– Они после девяти придут, такие сейчас порядки, там и свет, и мультики, домой не рвутся. Так что не тормози…

Глава 18

Гатчина январь 1797 г.

Приезд Губина в Санкт-Петербург поначалу остался незамеченным высшим светом, ну приехал купчишка, принял его сам император конфиденциально – за Павлом Петровичем и не такие странности водились. Чего только стоило его заигрывание с масонами – после восшествия на престол им кулуарно было объявлено приближенным, что идеи просвещения ему близки. А возвращение из ссылки и последующее возвышение Новикова – обнадежило расплодившихся во времена царствования Екатерины масонов всех мастей и оттенков.

В приватной беседе с Суворовым, в ответ на недоумение теперь уже генералиссимуса – император сказал: «Пусть болтают, я и цензуру вводить не буду – покажу им равенство и братство. Да и отдаленным уголкам империи требуются грамотные люди. Главное – чтоб они удержу не знали в своих мечтаниях, дельных людей от горлопанов отсеем и начнем, чтоб не отпирались, когда их крепостным волю дам…»

Дворянство больше занимало внезапное возвышение Александра Васильевича. Назначенный генералиссимусом и получив от императора карт-бланш на наведение порядка в армии – он недрогнувшей рукой приступил к искоренению процветавших злоупотреблений. А после неожиданных для многих учений – и к кадровым перестановкам. Первое время Марию Федоровну осаждали потоки просящих милости «за безвинно попавших в опалу» родственников, но вскоре этот поток иссяк. Толку не было, и по всем признакам – сама Мария Федоровна находилась в положении, близком к опале.

Сразу после приезда с Урала Михаила Павловича в круг конфидентов, посвященных в тайну потомков – был введен Макаров, обер-секретарь тайной экспедиции при сенате. Бумаг и сведений, привезенных Губиным было столько, что незыблемый распорядок дня императора трещал по швам, наводя сумятицу среди чиновников. Во дворце обустроили несколько комнат, круглосуточно находившихся под охраной, в одной из этих комнат третьи сутки безвылазно сидел Новиков. Занимавшийся адаптацией букваря из будущего, с вымаранными данными с годом издания – к современным реалиям.

Новикова поразила даже не полиграфия будущего и простота нового алфавита. А всё вместе. И это ещё попаданцы подсуетились, найдя старую азбуку, 1989 года выпуска. Вместо лица Ленина был черный квадрат, а строки: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» – были заклеены листком бумаги, на котором тушью красовалось: «За Бога, Царя и Отечество!» Не без обоснований он стал подозревать, что живым его из дворца не выпустят и впал в отчаяние. И только приданный ему в помощь купец смог сдвинуть дело с мертвой точки:

– Ты, Николай Иванович, голову себе не забивай лишним, – втолковывал он оробевшему издателю, – что тебе непонятного?

– Картинки. – Лаконично ответил тот и последовательно ткнул в азбуке на трактор, экскаватор и индюка.

– Тут же приписано, трость или тропинка! – Втолковывал ему Губин. – А здесь эвкалипт, дерево такое есть, в жарких странах.

– А испанская курица почему на И? – Не унимался Новиков.

– Я почем знаю, – рассердился купец. – иглу пусть твои малеватели изобразят! Ты для того здесь и сидишь, переписать и переделать, чтоб всем понятно было, грамота эта по стране пойдет! – Польстил он Новикову. – Разобрался же?

– Разобрался, – проворчал издатель и с затаенной надеждой спросил у Губина. – Скажи, Михаил Павлович, а откуда азбука такая, из каких стран?!

– Оттуда, откуда надо! – Назидательно припечатал купец. – Али обратно в ссылку захотел?

В Шлиссельбург Новикову не хотелось, поэтому сжав зубы – приступил к творческому переосмыслению предоставленного учебника. Самолюбие грела мысль, что новая азбука выйдет из его типографий. И чем черт не шутит – под его самоличной редакцией! А Губин с сочувствием посмотрел на него: «Тяжело ему, без ноутбука и текстового редактора…» – и вышел.

Издатель, корпя над азбукой – и не подозревал, что впереди ему ещё предстоит ознакомление со сказками Пушкина и другими шедеврами литературы. Книг потомки, после бурных дебатов – выделили купцу немало. «Александр Сергеевич ещё не родился!» – Отвечал Захар на робкие упреки товарищей в плагиате: «И может уже не родится… Человек он талантливый, другое напишет, не хуже!» Дело оставалось за одобрением Павла, которому сейчас было совсем не до изящной словесности.

У императора всея Руси от привезенного с Урала купцом – вставали дыбом волосы и не хватало времени. Хорошо Нелюдовой – поохала и поахала, увидев керосиновую лампу, сунули ей в руки несколько томиков художественной литературы, рекомендованных потомками для издания и она сидела, погрузившись в чтение, никому не мешая. Пищала, конечно, от охватывающих её эмоций, но старалась держать себя в рамках, не отвлекая мужчин.

Павел, оценивающе поглядывая то на несколько стопок книг, то на Суворова с Макаровым – приходил к выводу, что круг посвященных придется расширить. Но потом, вначале надо самим вникнуть, а то ещё получится так, что посвятят в тайну того, кого на дыбу предпочтительней. И Павел, вооружившись пером – вчитывался в строки из будущего…

– А я тебе говорил! – Торжествующе восклицал император, зачитывая Суворову лестные отзывы потомков о своих воинских реформах и введенной шинели. Тут же смурнея, натыкаясь на уничижительные строки о слепом следовании прусскому образцу, особенно хаяли парики с буклями, да муштру и фрунт.

Александр Васильевич соглашался, не вслушиваясь – упиваясь тем, что написали о нем. Растерянно вопрошая: «Это что же, теперь знаменитого перехода через Альпы не будет?! Как и швейцарского похода!?» Павел Петрович кивал, подсластив пилюлю: «Увольте, генералиссимус, с такими блядями союзничать резона нет! Но вы не расстраивайтесь, будут другие походы, в покое нам отсидеться не получится!»

Александр Семёнович Макаров, у которого времени привыкнуть (подобно Павлу и Суворову) и осознать этакий кунштюк, как появление далеких потомков в горах Урала, не было – наверстывал упущенное. Читая не отрываясь, делая выписки и скрежеща зубами. Ныне покойный Шешковский – в свое время взял его к себе в тайную экспедицию не за красивые глазки и умение понравиться начальству.

Подобно Суворову, едва мысли о потомках уложились в голове – Макаров рвался на Урал. Лично удостовериться, досконально всё выяснить, не довольствуясь сухими строками из книг. Павел с ним был солидарен: «Поедешь, Александр Семёнович, обязательно. Вместе с генералиссимусом, пусть пока твои людей, о коих потомки спрашивают – ищут и собирают. А ты расширяй штат, подбирай сотрудников, чтоб после твоего отъезда работа ведомства не прекратилась. Эвон скока у нас фигур, за коими теперь присматривать придется…»

Приватно Павел Петрович выпытывал у Губина, какие они из себя, потомки? Хотелось всё бросить и самому ехать к ним, но нерешенные дела, шаткость положения, особенно в свете послезнания и ещё не состоявшаяся коронация – останавливали.

– Говоришь, не рвутся к моим стопам, почтения выказать и милостей просить? – В который раз переспрашивал заочно проникшийся симпатией к потомкам Павел у купца.

– Никак нет, ваше величество! – Бойко отвечал Губин, несколько пообвыкшийся в общении с императором и переставший дичиться, и ежеминутно бухаться на колени. – Опаску имеют, люди они не родовитые, этикету не обученные. Боятся впросак попасть, и вы уж извините ваше величество, не привыкли спину гнуть, у них так не заведено. Но за державу радеют, обещались изладить многое, чего у нас пока нет. Особливо опасаются, что про них и знания за границей проведают, там быстро переймут…

У Павла после этих слов начинался нервный тик и дурная кровь приливала к голове, но справедливость их опасений он понимал. И разделял, чем больше он читал переданные сведения, тем отчетливей видел – как трудно и опасно предстоит играть. Как в тексте написано – в «Большую игру», которая и спустя двести с лишним лет не прекратилась там. А с большой долей вероятности, если верить потомкам, которые и сами не были на сто процентов уверенны – зашедшие в тупик противоречия привели к гибели всего мира.

«Парочку бы этих атомных бомб сюда, как там пропечатанно – для паритета и стратегического сдерживания, лет десять-двадцать покоя для страны выиграть». – Невесело мечталось Павлу: «А с другой стороны, такие люди, что не бегут с советами и не крепостных с землями просят, а возможности работать – ценней оружия!»

– Советов и предписаний, как управлять страной не соизволили передать, выходит?! – Нарочито грозно переспрашивал император.

– Никак нет, ваше величество! – Поклонившись, пряча улыбку ответствовал Губин. – Не можно, говорят, простым служащим, хоть и с послезнанием, доселе лишь деревней управлявшими – императору России указывать. Вот знания все и соображения готовы передать, а более того, трудом и знаниями желают поспособствовать возвышению страны! У них это даже как уничижительное определения никчемных людей, кои к жизни не приспособленных. Про таких говорят: «они точно знают, как обустроить Россию», – подразумевая, что они только болтать горазды.

Просьбу купца, о намерении отправить своих детей на Урал, в обучение – одобрил и сам задумался: «А может и Сашку туда, за компанию? Без этих вот лизоблюдов из малого двора, которые меня убивать будут в том будущем? Пусть его мордой в грязь ткнут, в факты. Как с его попустительства, а возможно и с молчаливого одобрения – отца жизни лишили».

Тот Александр, о котором писали летописцы потомков – Павлу не очень понравился, порой до желания лишить престолонаследия. Однако справедливо вспоминал свои прегрешения, кои и привели к трагедии, и смягчался: «управлять народом по законам и по сердцу в Бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великой» — Передразнил император, вспомнив строки, которые должен был произнести наследник при коронации: «На Урал, сучонка неблагодарного! Управляющим завода, ты с заводом совладай, прежде чем за империю хвататься!»

Суворов, довольно прищурившись – крутил колесико керосиновой лампы, то убавляя, то прибавляя пламя, сбивая с толку испуганно вскидывающуюся Катеньку. «Сиди, читай, что ты как оглашенная подпрыгиваешь?» – Подтрунивал над ней генералиссимус. Нелидова, выдернутая из плена грез – томно и с немым укором смотрела на Александра Васильевича, как бы говоря: «Нельзя же так!» Александру Васильевичу на укоризненные взгляды Екатерины было, мягко говоря – индифферентно. Повернулся к Павлу, постучав ногтем по стеклу – привлекая внимание:

– А вот не зря я тебе говорил, ваше величество, что не надо с Персией войны прекращать! Только вот из-за таких ламп стоило в драку ввязаться!

– Я же прислушался! – Возмутился Павел, тут же поморщившись. – Только вот Зубова Валериана надо с командования снимать. Баку наше, войско там на зимних квартирах, пора и замиряться с персами. Естественно, месторождения нафты за нами оставив. Ты читал, Александр, – обратился к Макарову, – какое блядство у потомков с национальными окраинами происходило?

– А? Чего?! – Александр Семёнович, оторванный от чтения, не сразу понял, что от него хотят, пришлось повторить. – Читаю, ваше величество! Считаю преждевременным принимать скоропалительные решения, основываясь на письменных источниках, следует непосредственно с ними пообщаться, с правнуками! – Потер осунувшееся лицо и зло добавил. – Давить придется, чтоб в будущем не проросло! И своих, и чужих, хоть опричнину возрождай!

– Ты читай дальше, читай, – Павел стал мерить шагами кабинет. – и опричнину организуем, если придется, и общественное мнение в нужном ключе подготовим, не всё сразу…

Новиков наконец осилил переделку азбуки под реалии эпохи, предоставил высокой комиссии в лице конфидентов свой предварительный макет (с словесным описанием вместо картинок, даром художника, увы – не обладал) – и был милостиво отпущен. На прощание Павел облагодетельствовал его несколькими сказками в стихах: «Это сразу в печать, перед азбукой, за авторством, ммм, пиши пока только инициалы, Н. Л. П. Автор плодовитый и талантливый, ещё и публицистикой публику осчастливит, и художественной литературой. Букварь как можно скорей оформляйте, с макетом готовым ко мне в любое время, на высочайшее утверждение. Не тяни Николай Иванович, указ о новом алфавите только подписать осталось…»

– Стоило бы вызвать кого-нибудь из потомков ко двору, как считаете? – В один из вечеров обратился к Суворову, Макарову и Губину Павел. – Согласитесь, господа, в этом обилии информации оттуда, из вышины веков, подчас весьма трудно разобраться. А по каждому пустяку корреспонденцию отправлять, больше полумесяца туда, столько же обратно…

– Тут с тем, что прочитали и поняли, не можем сообразить что делать, – проворчал генералиссимус. – они со своей колокольни такого растолкуют и насоветуют – не разгребем потом. Были бы дураками, так и сделали, сразу в столицу кинулись.

– У них и среди своих согласия нет, это правда, – отважился высказаться Губин, вроде и приказано было ему держаться запросто, без чинов. Но было тяжело привыкнуть, вот так, с дворянами и венценосной особой накоротке, поэтому больше отмалчивался, высказываясь лишь когда спрашивают. – по тому же еврейскому вопросу споры. Председатель их так сказал, что они обычные люди, продукт своей эпохи, со своими слабостями и тараканами в голове. И не дело кухарки страной управлять…

– Съездим, ваше величество, пообщаемся на месте и решим, сейчас считаю преждевременным их вызывать в столицу. Уже слухи ходят, о наших собраниях, – высказался Макаров. – а если привезти кого-нибудь из них, да с механизмами, кои вам лично увидеть и испытать хочется… Я как представитель тайной экспедиции – против!

Павел, скрепя сердце – правоту обер-секретаря признал, посмотрел на часы и скривился, опять засиделись допоздна, времени катастрофически не хватало. Он и повседневные дела сбросил на помощников, усилием воли отстранившись от того, чтоб лично следить за всеми мелочами. Нельзя не признать, что роковой ошибкой в той истории было неумение делегировать полномочия. Купец как-то к слову вспомнил поговорку, услышанную от потомков: «Каждым делом должны заниматься специально обученные люди». С тех пор император сделал её своим девизом, чтоб не наступать на грабли…

Павел, при содействии Александра Васильевича и полученных знаний – наконец то засел за документальное оформление реформ в армии и флоте. Не без жарких споров, но дело шло успешно, по крайней мере – в теории. Дозировано и в лучших традициях пиара двадцать первого века – часть информации сливалась через СМИ, подконтрольные Новикову. Тот, пользуясь покровительством и благоволением императора – развернулся не на шутку. Не переходя границ, четко ему обозначенных…

В столицу прибыл вызванный императором генерал-губернатор Курляндии Петер фон дер Пален, несколько дней дожидавшийся аудиенции. Пока блистая в свете и нанося визиты высокопоставленным лицам. А Павел Петрович обвязал шарфиком одну из первых табакерок, изготовленных придворным ювелиром и тренировался, примериваясь – удобно ли будет проломить затылок склонившемуся ниц предателю.

– Людям, я так понимаю, объявим, что от апоплексического удара в кабинете скончался, на радостях от награждения из рук императора? – Невозмутимо поинтересовался Макаров.

– Да нет, – смутился Павел. – это я так, на будущее. Палена отправлю с персами мир заключать, он свои таланты в дипломатии уже демонстрировал, пусть ещё поработает на благо страны…

Глава 19

Деревня Попадалово январь 1797 г.

Вчера Егор, утомленный неделей в Известковом, дорогой и новостями – уснул не дождавшись детей. Ксюха прикрыла пледом и он благополучно продрых всю ночь, сейчас безуспешно ворочался – сна не было ни в одном глазу. Можно было проявить силу воли и валяться дальше, но физиология гнала во двор. Пришлось встать, обрадовала печка – в середине топки багрово тускнело несколько углей, и трубку разжечь, и по новой затопить.

«Порадую Ксюшу!» – Опять напакостил рядом с туалетом, не забыв впрочем – забросать снегом следы: «И печку разожгу, и поесть приготовлю, пусть выспится!» Дома раскочегарил плиту, поставил чайник, отметил, что время только шесть утра. Смысла греметь посудой и кашеварить пока не было, сидеть у печки – скучно, и Егор, взяв ключи – отправился в мастерскую.

Прошелся по мастерской, подсвечивая светильником, отмечая: надо открутить точило, собрать инструмент – увезти с собой. Добрался до заставленной ящиками с пустыми бутылками двери в гараж, передвинул их в угол и протиснулся в загроможденный склад. Которым и был уже несколько лет после смерти деда гараж, по причине отсутствия техники.

Дед у Егора с Серёгой был эпичным, это даже не считая того, что он их периодически лупил, то вожжами, то оглоблей – на радость всем соседям. Егор эти методы воспитания не одобрял до сих пор, делая упор на то, что ему это не помогло. На что брат справедливо замечал, что дед просто мало ему внимания уделял и только летом, когда Егор приезжал из города на каникулы. Серёге вот пошло на пользу.

Родился он в самом начале тридцатых годов прошлого века, в семье бедноты, в то время жившей неподалеку в новообразованной коммуне «Путь Октября». Коммуна впоследствии была расформирована и вошла в состав совхоза, а в памяти деда – осталась навсегда. Не только голодным временем. Братья, начитавшиеся антисоветской пропаганды в различного рода СМИ, которых к моменту развала СССР была тьма – частенько просили рассказать деда про репрессии и массовые расстрелы. Дед почему-то приходил в неистовство и тянулся за оглоблей…

Именно там дед, которому при рождении дали имя одного из основоположников марксизма-ленинизма – впервые увидел трактор. И пропал, одержимый идеей стать трактористом. И ведь стал, даже не смотря на плохую успеваемость в тогдашней школе. На войну по причине малолетства не попал, но уже к моменту штурма Берлина нашими войсками – уверенно подменял механизатора за рулем. Так вся его дальнейшая жизнь оказалась связанна с сельскохозяйственной техникой.

В конце семидесятых деда, единогласным решением трудового коллектива – выдвинули на должность кладовщика МТМ. И не прогадали, дед дело знал туго, со снабженцами умел находить общий язык и порядок у него на складе был близок к идеальному. Как потомственный крестьянин, к выходу на пенсию дед из списанных деталей собрал вполне рабочий трактор, добротную зернодробилку, а дома в мастерской и гараже организовал небольшой филиал машинно-тракторной мастерской. Чтоб на пенсии не скучать.

Расул и тесть давно косились на подворье Егора, подзуживая Председателя всё отнять и поделить, но Захар не спешил, веря в людей. И вот эта вера оправдалась, сейчас Егор осматривал гараж, с радостью понимая как всё это, собранное дедом – здорово поможет в Известковом. Проводя поверхностную инвентаризацию – не переставал благодарить деда за его запасливость, а советскую власть – за предоставленные возможности и заботу о тружениках села: «Тут же вывозить и вывозить!» – Восторгался, подсвечивая светильником по сторонам: «Надо ещё Айрата сюда запустить, тоже пусть присмотрит себе что-нибудь, с токарем-универсалом дружно жить надо».

У ворот гаража лежал вклад Егора в начинание деда – два года он приобретал и складировал полипропиленовые трубы, сантехнику и расходники. Планируя со следующей весны пробурить скважину, выкопать полноценный септик и наконец обустроить дом по стандартам городской квартиры, с теплым туалетом и ванной. Как у Председателя, брата Серёги, Галки и многих других обитателей деревни. Куплено и собрано было всё, даже с запасом, стояла запакованная в коробку акриловая ванна, унитаз, раковина и сверху лежал утюжок для пайки труб. Уже не нулевый, его Егор давал попользоваться односельчанам.

«Как хорошо, что не хватило денег на скважину и рытье септика!» – Радовался Егор: «Сейчас бы сидели как дураки, с неработающим без электричества водопроводом. Да и комнату, которую под санузел планировал – девчонки обжили». Настрой у него был перебираться, подобно Федусу – ближе к центру зарождения химической промышленности, строить новый дом, сразу закладывая в смету септик и сантехнику. Естественно – на отшибе, поближе к реке. «Всё лучше, чем старый дедовский дом переделывать, да и басче там, к городу ближе, Ай под боком, а тут – только пруд, засраный гусями. И Ксюха рада будет!»

Егор немного разобрал коробки, обеспечив доступ к старому сундуку, смахнул тряпкой пыль и пристроив светильник – открыл крышку. Внутри сундук был плотно набит журналами и книгами, с которыми прошла значительная часть детства братьев: «Техника молодежи! Это годно! Так, роман-газета, это дедовская подборка, хоть и перечитал всё в детстве – в памяти мало что отложилось». Егор перебрал журнального формата издания, вспоминая прочитанное: «О, Москвитина и Черкасов! Сказания о людях тайги, там ведь про инцест у староверов! Вот сразу мне наши сектанты не понравились, предубеждение к ним какое-то! И не зря!»

Наткнулся и на свои раритеты – отпечатанные на принтере несколько томов НФ и «Поваренную книгу анархиста». «Это я в аккурат перед увольнением из офиса рапечатал, всё равно терять нечего было…» – Ностальгировал Егор: «Фантастика пригодиться, а это для туалетной бумаги даже непригодно, хотя…» Егор замер, пытаясь поймать промелькнувшую и пропавшую мысль, вспоминая всё, что он помнил про это недоразумение, с пафосным определением: «настольная книга борца с системой».

Не одно поколение пытливых умов пыталось упороться кожурой от бананов, терпеливо шкрябая шкурки и затем суша в духовке полученную массу. Затем надсадно кашляя на кухне, с наивной верой в чудо – что вот оно, расширение сознания, еще две-три затяжки и грядет! Ничего, конечно же – не происходило, кроме мерзкой вони от сгоревших высушенных бананов. Егор и сам с друзьями как-то раз, соблазненные простотой рецепта – решили сделать гашиш на кухне. Испортили полкилограмма хорошей травы, получив на выходе кусок спекшегося говна, как выразился один из юных химиков. Да хозяйка съемной квартиры – с позором выгнала квартиросъемщиков, на которых пожаловались соседи, возмущенные запахами, с которыми не справилась вытяжка.

Второй раздел, про изготовление взрывчатых веществ на кухне – Егор, как немного знакомый с химией, без смеха читать не мог. Тогда то и стало закрадываться подозрение, по мере ознакомления с этим пособием переходящее в уверенность, что распиаренное пособие на самом деле – проект спецслужб. Чтоб и дети пар выпустили, в своей тяге к деструктивному, и ничего не натворили, разочаровавшись в процессе. «Вот оно!» – Выцепил идею Егор: «Серёге предложу, первый раздел про вещества не усрался, а вот второй, с химией – здорово заморочить и занять любителей промышленного шпионажа сможет. Пусть экспериментируют! А уж как подложить отрывки из этой дезы потенциальным врагам и любителям халявы – пусть у контрразведки голова болит!»

Гнусно захихикал, представив как лучшие умы западных партнеров попытаются что-либо создать на основе весьма правдоподобной околонаучной мути в «Поваренной книге анархиста», прикрыл сундук и стал пробираться по заставленному гаражу в мастерскую. Где его встретила весьма недовольная жена:

– Ты в Известковом не наработался? Поперся он с утра пораньше, в пыли и паутине уделаться! – Звенящим от негодования голосом вместо доброго утра поприветствовала Ксения.

– Ты чо нервная такая, дорогая? – Удивился Егор. – Я же для дела, смотрел что на производство увезти, а то мы там как в каменном веке…

– Смотрел он! – Не унималась Ксюша. – Упер светильник, вредитель, я при свечке блины пекла! Пошли завтракать, герой производственного романа!

– Так это, мой то фонарик сел, – виновато оправдывался Егор. – думал вечером заряжу, а у вас новый положняк…

– Думал он! – Немного смягчилась Ксюха. – Я светильник на работе заряжаю, нам и врачам без ограничений ток дают. Пол-деревни приходит, остальные в гараж и к Анисиму. Пошли есть, и сережки новые не забудь у девчонок похвалить!

Дома восхитительно пахло блинами и Егор, непроизвольно сглотнув слюну – поспешил присоединиться к детям за стол. Девчонки, завидя его – закрутили шеями, ненароком поправляя локоны за ушами, всячески демонстрируя покачивающиеся и блестевшие в мочках блесны.

– Ух ты! – Ничуть не покривил душой Егор. – Красотища то какая! И колеблющиеся, и вращающиеся, а вот эти сережки, на окуня – вообще огонь!

Девчушки, преисполнившись довольством – смущенно захихикали и уткнулись в кружки с чаем, не забывая намазывать блины вареньем и медом. Черную икру, как подметил Егор – игнорировали все, пришлось один блинчик навернуть ему. Рустик, едва дождавшись конца раздачи комплиментов девчонкам – вылез из-за стола и убежал в комнату. Вернулся сияющий и торжественно вручил Егору охотничий нож, с наборной рукояткой из бересты и в ножнах из толстой черной кожи. Егор, до этого отнекивающийся от подарка, взяв в руки клинок, вытащив его и засунув обратно – растрогался:

– Спасибо, Рустик, теперь всё время с этим ножом ходить буду! – Тут же сходил в прихожую, вытащил ремень из штанов и стал прилаживать на него подарок. – А с учебой у тебя как? Не страдает, что ты с ножами на практике возишься?

– Нормально у них с учебой! – Вступилась Ксюша, погладив девчонок по голове. – Читать уже бегло начали, а Рустик химию изучать рвется, чо ты ему наобещал, интересно!?

В учебный комплекс отправились все вместе, Ксюха на работу, дети на учебу, а Егор – узнавать, что с реквизированной оргтехникой. В школе его направили в кабинет, выделенный под компьютерную, вернее в бывший класс, достаточно просторный, чтоб загромоздить его техникой, в добровольно-принудительном порядке принятой у населения. У двери стоял дежурный дружинник, вяло переругивающийся с Галкиным отцом, который с трёхлитровкой мёда и несколькими юными пчеловодами пытался прорваться в помещение. Увидев Егора, дед обрадовался, вручил ему банку и пожаловался на охранника:

– Здорова Егор, скажи ему, чего нас не пускает!?

– Не велено! – Буркнул казак. – Вон пришел Егор, под его ответственность можно. Нам за эти железки так хвоста накрутили…

Егор попробовал отказаться от презента в виде мёда, мол и дома хватает и вообще, но дед возражениям не внял: «Бери-бери, детям отвезешь в колонию свою!» Егор покраснел, упреки в сентиментальности – это последнее, что он хотел услышать в свой адрес. «Гребаная деревня, все всё знают!» – Подумал с досадой.

В Известковом, в первый же рабочий день он категорически отстранил от общих работ подростков и даже детей, приведенных крестьянами. Те принялись было возмущаться, лишенные заработка, но Егор всех успокоил, заявив, что работа будет. Но соразмерно с силами и возможностями детских неокрепших организмов. К работам допустят только ту молодежь, которая параллельно работе пройдет обучение в школе. Ну а пока привлек малолеток к подсобным работам.

Пообщавшись с будущей сменой, выявились те же проблемы, что и у крестьянских детей в Айлино-Мордовском поселении: недостаток зимней одежды, однообразное питание с недостатком витаминов и поголовная неграмотность. Егор по мере сил стал это исправлять и даже преуспел, да так, что приехавшая через несколько дней с деревенскими работниками бухгалтер недоуменно вопрошала: «Где деньги Егор, тут же почти пятиста рублей не хватает?!»