Текст книги ""Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"
Автор книги: Семен Кузнецов
Соавторы: ,Тим Волков
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 314 страниц)
Глава 17
Бал (I)
– Что вы тут делаете? – вновь повторила свой вопрос Смит.
В интонациях ее голоса слышались раскаты грома, даже мне, видавшего всякого, стало не по себе. Казалось, за этой личиной хрупкой женщины прячется весь выкованный из железа великан. Все вопросы о том, как же она управляется со всем тут же сами собой отпали.
– Экзамены принимаем, – выдавил из себя Павлов.
Было видно, что перед мадам Смит он робеет и сильно боится ее – власть она тут имела безоговорочную.
– Это больше похоже на бардак! – сурово заметила Смит, оглядывая комнату, в которой было все перевернуто вверх тормашками – дрались мы по настоящему и на такие мелочи не обращали внимание. – И почему именно в этой аудитории, а не где положено?
– Так ведь из-за одного человека, – заблеял Павлов. – Из-за Пушкина, он заявку подал…
Смит смерила меня суровым взглядом и я впервые почувствовал что-то родное из моего мира – точно таким же взглядом на меня смотрела Естер, предводительница штурмовиков. Правда у Смит он был еще тяжелей, и я невольно отвел глаза – не было сил стерпеть его.
«Какая-то ментальная техника?» – подумал я, ощущая тяжесть в голове – будто стянуло лоб стальным обручем.
– И как успехи? – наконец соизволила обратиться Смит ко мне. – Сдали экзамен?
Я глянул на Павлова, ответил:
– Сдал.
– Ну что же, поздравляю.
Это были слова, которые глава Школы говорила не каждому – память подсказала, что я удостоился огромной чести. Удивленные взгляды комиссии только подтвердили это.
Я преклонил голову, ответил:
– Благодарю, уважаемая!
Это были слова из другого мира, именно так нужно было обращаться к почтенным господам и сказал я их от чистого сердца, на мгновение позабыв о том, где нахожусь. В другом случае меня бы выставили за дверь за не соблюдение этикета. Нужно было говорить ей «Ваша Светлость», поминуя тем самым высокий пост мужа и ее статусность. Но искренность, с какой они были произнесены, тронули Смит.
Она едва заметно улыбнулась, кивнула:
– Можешь идти, Пушкин.
Я вновь благодарно поклонился и вышел. Спрашивать о том, почему у нее в руках окровавленный нож было не культурно, поэтому я промолчал, хоть и было чертовски интересно.
– Постой, – обратилась ко мне Смит, когда я уже был в дверях. – Ты обронил?
Она указала на монету. Павлов сверкнул глазами, уже хотел ответить, что это его штуковина, но я опередил его:
– Да, я обронил.
И быстро забрал артефакт себе. Активация его уже была исполнена и кругляш вновь представлял всего лишь обычный кусок металла. Но с этим кругляшом нужно быть осторожным. А еще лучше отнести какому-нибудь мастеру, чтобы он подобрал к нему свой код, который уже не возможно будет взломать Павлову или кому-то другому.
Поднявшись на второй этаж, я двинул к себе. Мысли мои были теперь занятый необычной монетой, которая отрезала мне возможность к активации Дара. Готов поспорить, такая штуковина очень много денег стоит.
Раздумывая о том, как бы предъявить за такую подставу Крысеевым, я дошел до своей комнаты. Внутри звенел телефон, который я оставил на столе.
– Алло?
– Саша, как ты там? – осторожно спросил отец. – До меня дошли слухи…
Он говорил все медленней, предчувствуя самое страшное.
– …слухи, что экзамен перенесли… на сегодня. Это правда?
– Правда, – кивнул я, подкидывая монетку в воздух.
– Ты уже сдал? Или только собираешься идти? Не отвлекают? А то если… то я перезвоню…
– Уже вернулся.
В трубке воцарилось гнетущее молчание.
– Нам собирать вещи? – наконец, спросил Федор Иванович.
Голос его дрожал.
– Собирайте, – ответил я. – Но только не вещи.
– А что же? – насторожился отец.
– Праздничный стол собирайте! Сдал экзамен!
– Что… как… Правда что ли? Ты серьезно? Не шутишь?
– Не шучу!
Отец победно закричал, да так, что я едва не оглох, пришлось отнимать трубку телефона от уха. Потом Федор Иванович, кажется, начал плакать.
– Сын…
– Батя, давай без эмоций. Все нормально.
– Да как же без эмоций? Ведь сдал! Сдал, сын! Ты сдал!
– Я знаю! – улыбнулся я.
Мне было тепло и приятно – мной еще никогда так искренне не восхищались.
– Молодец, сын! Я… я бал закачу!
– Чего? – удивился я. – Какой еще бал?
– Самый настоящий! А что? Разве это не повод? Вполне себе хороший повод!
– Поберег бы деньги, – осторожно сказал я.
– На такое дело не жалко. К тому же не так это и затратно – есть у меня пара знакомых, кто может с шампанским помочь, и прочими вещами. Да у меня и погребок полон, я оттуда возьму самый лучший виски. С закусками тоже придумаем. Оркестр небольшой закажем, есть на примете хорошие музыканты, скрипки, виолончели, все дела. Закачаешься!
– Бать, не надо бал… – мне было необычно, что в честь меня устраивают целый бал, даже как-то неловко.
Но отца уже было не остановить.
– Нет. Балу быть! Сын экзамен сдал. И это дело нужно отметить. Пусть Прутковский выкусит. И все завистники тоже выкусят. Я заметил, что тебя словно подменили после того эпизода у Шерер. В самом деле. Словно переменилось что-то у тебя в голове. Был оболтусом, а теперь за ум взялся. Да за тебя весь род Пушкиных должен поклоны в храме бить – не дал сгинуть! Устроим бал. И точка. Приглашу людей самых близких. Хотя, так и быть, отмечу плюс два к каждому пригласительному – пусть людей возьмут с собой хороших, глядишь, невесту тебе подыщем.
– Батя!
– Ну а что? Давно уже пора, все ветер в голове у тебя. Ладно, давай на завтра и запланируем все мероприятие.
– Как это завтра?! – удивился я. – У меня же учеба!
– Что же, у тебя и ночью учеба? Отучишься – и в родовое гнездышко. Я распоряжусь, чтобы машину подали, – отец сделал паузу, потом добавил: – Ладно, так уж и быть, друзей своих можешь захватить. Знаю, есть там у тебя банда. Сколько их? Пятеро? Давай, зови всех. Тоже небось давно на балу не были. Все, бывай. До завтра.
Мы попрощались. Я положил трубку, задумался. Бал? А почему, собственно, и нет? За эти дня я изрядно понервничал, побегал. И имею полное право отдохнуть. Тем более, что никогда на настоящем балу не был.
Друзья были созваны быстро – в чате социально сети «Соловей» я отправил всем звуковое сообщение и все довольно живо отреагировали на эту новость. Я был весь в предвкушении.
* * *
В назначенную дату и время меня и моих друзей забрала машина отца. Поместье Пушкиных было уже видно издали – украшенное фонарями и гирляндами, оно производило впечатление. Уже на подъезде до слуха доносилась музыка. Небольшой оркестр разместили на улице, под кронами яблонь, устроив красивое место, ограненное цветами и венками.
У входа толпились гости, не спеша войти внутрь. Вечер был теплый, слуги раздавали шампанское и все приехавшие мило беседовали друг с другом, слушая прекрасные мелодии.
Мы подошли к дому. Встретил нас отец, долго обнимал меня, едва не задыхаясь от переизбытка чувств. Потом пожал руки остальным моим друзья, особо остановившись на Тамаре.
– Прекрасная у вас форма, – сказал он, глядя на крепкое тело девушки. – В смысле я имею ввиду тело. В том плане, что вы спортом занимаетесь…
Тамара и в самом деле выглядела красиво, одевшись на удивление не в брюки, а в пышное платье, которое, как оказалось, ей было весьма к лицу.
– Вы не подумайте, что я имею ввиду что-то такое фривольное… просто я комплимент хотел…
Сконфузившись окончательно, он умоляюще глянул на меня.
– Пройдемте в дом, – предложил я, спасая отца от позора.
Мы зашли. Отец остался снаружи, сославшись на то, что ему необходимо встретить оставшихся гостей.
– Пушкин, шикарная туса! – произнесла Катя.
– И в самом деле! – подтвердил Иосиф. – Предлагаю рассредоточится минут на пятнадцать, потом вновь тут собраться и доложить обстановку – кто кого видел, где есть выпивка и закуски.
На том и порешили.
Пир был организован отцом по высшему разряду. Я смотрел на стол с блюдами и не мог сосчитать их количества.
Подошла Марина, спросила:
– Чего изволите отведать, княжич?
– А что есть? – поинтересовавшись я, окончательно растерявшись.
Марина оглядела стол, начала перечислять. Слушая ее, я только и успевал сглатывать слюну, а живот мой требовательно урчал.
– Вот здесь имеются закуски. Трюфельный паштет, паштет из гусиной печенки, еще из грибов, диетический, из фасоли и моркови. Есть карпаччо с сыром пармезан, салатом руккола и томатами черри, вяленое мясо с грушей. Тут сыры твердые, мягкие, с плесенью и вяленые.
Мы перешли чуть вперед.
– Вон тут рыбный стол. Можно отведать севрюгу, запеченную с карамелизованным луком и грибами, судака в сметане с зеленью, осетрину с лимоном, подкопченную на дубовой щепе, горбушу слабого посола с укропом, биточки из палтуса, семгу заливную, скумбрию на березовом дыму.
– Прекрасно… – только и смог вымолвить я, утирая слюну.
– Из мясных блюд есть барашек с соусом из лафита, молочный поросенок, томленный в соусе из душистого перца и бренди, ветчина с фисташками, чесноком и зернами горчицы, рябчики с кедровыми орешками и авокадо, говяжья вырезка на углях с репой и кислой капустой, гуси фаршированные лисичками.
– Лисичками? – переспросил я. – А разве они съедобные? Лисы всегда считались дикими, их есть нельзя.
– Лисичками – грибами, – поправила Марина, заставляя меня почувствовать глупо. – На десерт подают кофе с ликером, моченые яблоки, клубничный мусс с мятой, карамельные оладьи с голубикой и малиной, вишневые облачка, блинчики с лимонным вареньем.
– Вишневые облачка… – задумчиво повторил я, с трудом представляя себе что это.
– Ну да.
– Понял, – кивнул я, с трудом себя уже сдерживая.
Есть после такой презентации хотелось неимоверно и и двинул к огромной чаше, в которой янтарными камушками лежала форелевая икра.
Рядом ходил Иосиф, крутясь у мясных закусок, уминая их за обе щеки, он успевал еще поговорить с какой-то дамой, явно пытаясь совратить ее. Дама на уговоры не поддавалась и лишь фыркала.
Перед собравшимися гостями (в основном пожилыми мужчинами) отец проводил увлекательную лекцию о виски, который любил и боготворил:
– Сегодня у меня только классика! В честь сдачи экзамена моим сыном я устроил этот бал и буду угощать своих гостей только качественным виски. Кто знает меня хорошо, тот в курсе, что плохого виски я не держу. А сегодня, в честь такого повода, я смею предложить три самых отличных напитка, бриллианты моей коллекции из моего погребка. Итак.
Отцу поднесли одну коробку, он достал оттуда бутылку.
– 10-летний «Князь Антонов».
Собравшиеся ценители уважительно закивали.
– Известная любителям винокурня на южных рубежах «Спрут» выпустила этот напиток ограниченным тиражом, только тысяча бутылок. Сто из них есть у меня в подвале!
Мужчины похлопали, переминаясь с ноги на ногу, в нетерпении отведать напиток.
Отец отвинтил пробку, сам разлил всем по бокалам.
– Попробуйте. Выпейте непременно за моего сына. Почувствуйте вкус. Вы чувствуете? А знаете почему такой? Все просто. Односолодовый виски выдерживается в дубовых бочках из-под хереса пять лет. Потом доходит в каменных подвалах, напитываясь холодом и темнотой. Густой аромат дыма, меда, кофе. Вкус сбалансированный, с нотами коричневого сахара на фоне дуба. Прошу. Давайте еще. Чувствуете? Превосходно!
Гости принялись размеренно и степенно пробовать виски.
– А вот еще один виски, от той же винокурни. Прошка, неси ящик!
Слуга живо принес нужную коробку, где позвякивали бутылки.
– Это уже совсем другая история, да вы и сами почувствуете. Это, господа, 12-летний «Город Каменный». Полностью выдержанный в бочках из-под бурбона первого наполнения, в нем чувствуется много сливочных нот – ваниль, кокос, легкие фрукты. Аромат с акцентами на зеленое яблоко, нежная цветочная мелодия, тоненькая, едва уловимая. Вкус маслянистый, с большим количеством медового солода, ягодного джема, бисквита и пряностей на фоне легких оттенков фруктов и дуба. Послевкусие короткое с нотками карамелизированных орехов, фруктов и пряностей. Это как романтичная история. Попробуйте. Легкая летняя история любви, почувствуйте.
Попробовали и это напиток. На гостей он произвел большее впечатление. Все принялись живо обсуждать его достоинства и вкус.
– Не расслабляемся, господа. Ведь на повестке дня гвоздь программы – 15-летний виски «Старый Князь».
– Тот самый? – спросил один из гостей – грузный мужчина в черном костюме.
– Именно. Выпущено всего двести бутылок от известно винокурни «Петрофф», берущей начало своей истории еще в прошлом веке. Отличная винокурня, работающая на качество, выпускающая не больше полутысячи бутылок в год. «Старый Князь» – это классика. Это изыск. Это константа, вокруг которой всё вертится.
Собравшиеся одобрительно закивали в подтверждение этих слов.
– Высокая сложность аромата, четкий баланс и особенно разнообразие спектров вкуса, – отец аж закрыл глаза, пытаясь в точности передать словами сложный вкус напитка. – Ноты шоколада, сочных апельсинов, имбиря, немного мяты и древесного пепла на заднем плане. Вкус довольно насыщенный, с сухими солодовыми нотками, кожи, сухофруктов. Послевкусие довольно продолжительное, с оттенками специй и немного дыма. Аромат морской, пряный с нотами хереса, выпечки, сухофруктов, спелых яблок, цитрусовых и меда. Хочу отметить, что вкус очень приятный, мужской. Баланс между бочками хереса и бурбона очень удачный. Послевкусие средней продолжительности с нотами дуба с небольшим количеством фруктов и намека на соленый морской воздух. Стоит ли мне рассказывать вам, уважаемые господа, мои друзья, любители виски, что это за напиток и как долго я за ним бегал, чтобы купить? Десять бутылок, господа. Ровно столько мы сегодня с вами выпьем. Прошу! За сына! За Александра Пушкина!
Я подошел к Кате, которая уплетала бутерброд с икрой.
– Слушай, все спросить хотел, – сказал я. – Я когда экзамен сдавал, к нам в аудиторию Смит зашла.
– Собственной персоной? – удивилась Катя.
– Ну да, – кивнул я, не совсем понимая столь бурную реакцию девушки. – А что такого?
– Она очень редко появляется на людях. Очень редко.
– Вот по этому поводу я и хотел вопрос задать. Дело в том, что у нее в руках был нож. Большой такой, тонкий. А еще окровавленный. Что это значит?
– Ты уверен что это кровь была? – растеряно спросила Катя. – Может, краска?
Я пожал плечами.
– Нет, больше на кровь похоже.
– Слушай, Пушкин, кажется, ты что-то перепутал. Звучит, на самом деле, все это очень странно – Смит, собственной персоной, да еще и с окровавленным ножом. Опять у тебя какие-то проблемы с головой из-за стресса?
Я не тал спорить с ней, понимая, что она тоже не в курсе этих странностей хозяйки Школы. Возможно, потом узнаю, что все это значит, а сейчас нужно выпить. Марина сказала, что фруктовый пунш у дальней части стола разбавлен хорошим бренди. Туда я и собирался сейчас.
Наверное, нужно было немного проветрить голову от всех вопросов и просто отдохнуть.
– А это еще кто там? – спросил отец, приглядываясь.
Я тоже присмотрелся, пытаясь понять о ком говорит отец.
– Где? У входа? – переспросил я.
Отец кивнул. Он был напряжен, брови сомкнуты на переносице и я понял, что прямо сейчас происходит что-то не запланированное.
Среди гостей я довольно быстро заприметил необычного человека. Высокий, плечистый, он был одет в драповое черное пальто, на груди блестел родовой тотем, украшенный бриллиантами и красными рубинами – оскаленный волк на фоне луны. Гость был лысым, череп неровный и бледный, уши торчали как плавники у окуня и были такие же красные.
Таких девушки утешают тем, что у мужчины главное не красота, а ум. А судя по блестящим холодными искорками глазам незнакомца, ума у него было с достатком, причем весь он работал на расчетливость хозяина.
Гость невольно вызывал отторжение.
– И кто это? – спросил я, ничего не понимая, но интуитивно чувствуя, что отец явно не ожидал в гости его.
– Заклятый враг, – сквозь зубы ответил отец. – Подлец и негодяй, который хочет уничтожить наш род. Это тот, кто занял нам деньги под кабальный процент. Это дьявол и имя ему – Прутковский.
Я глянул на гостя. Он улыбался, смотря прямо на нас, внимательно, словно хищник высматривающий свою жертву.
А потом неспешной походкой двинул в нашу сторону.
Глава 18
Бал (II)
– Федор Иванович, рад видеть вас и приветствовать в полном здравии, – произнес Прутковский, подойдя к нам.
– И я рад, – сдержанно ответил отец.
Было видно, что разговор ему этот неприятен – еще бы, увидеть своего кредитора, которому по крупному задолжал в такой радостный момент было не самым желанным.
– А это ваш сын? – спросил гость, поглядывая на меня. – Не был до сего времени знаком с ним лично.
– Александр Пушкин, – представился я.
– Князь Прутковский, Дионисий Егорович, – ответил подошедший. – Вы уже совсем взрослый, настоящий представитель и наследник своего клана.
Тонкий укол, казалось, прошел мимо ушей отца, но он все прекрасно понял. Обычно наследниками становятся тогда, когда умирает глава рода и Прутковский специально это сказал, делая намеки на долг.
М-да, тип и вправду мерзкий – отметил я про себя.
Прутковский осмотрел меня так внимательно, словно я был на приеме у врачебной комиссии. Сказал:
– Малой ходит в Школу?
– Ходит, – кивнул отец.
– Смитовскую?
– В нее самую.
Разговор явно не клеился – отец не сильно желал его поддерживать, но Прутковский словно на зло не уходил и продолжал стоять.
– Смитовская хорошая школа. Сильная. Но продержаться там очень сложно.
– Какими судьбами к нам? – поинтересовался отец.
– Так ведь бал, – улыбнулся Прутковский. – Был я приглашен господином Малыгиным. У вас по приглашению можно двоих с собой взять.
Отец кивнул. По стиснутым в токую нить губам я понял, что он пожалел об этом своем решении.
– Дионисий Егорович, я насчет долга хотел переговорить… – начал отец непростой разговор.
Прутковский улыбнулся, прищурился, словно кот. Официанты зажгли свети и отсвет их стал бликовать на блестящей лысине гостя, неприятно слепя глаза.
– Не будем о грустном, – произнес Прутковский. – Сроки еще есть. Правда они уже скоро проходят, если я не ошибаюсь, то уже в эту пятницу. Но я верю, что у вас получится вернуть деньги. Вы – человек слова. – И с нажимом спросил: – Ведь так?
– Конечно-конечно, – дрожащим голосом ответил Федор Иванович. – Не желаете чего-нибудь выпить?
– С удовольствием!
Отец налил гостью виски, тот одним залпом осушил дрогой напиток, крякнул. Произнес:
– На самом деле я и не думал вам занимать денег. Не верил, что у вас так плохо с деньгами.
Отец потупил взор. Потом вдруг встрепенулся, дернул плечами, словно скидывая оттуда невидимый снег. Спросил:
– Так зачем же тогда заняли?
– Дантес попросил за вас.
– Дантес? – переспросил я.
Фамилия была мне смутно знакома, но я не мог понять откуда я ее знал.
– Именно так. Мы с ним по четвергам играем в преферанс в салоне на Чайковского. Он мне и сказал, что у вас все так плохо, что посыпаться вы можете с шумом из Рейтинга. Вот я и решил помочь. Все-таки не чужие люди, оба князья, оба когда-то начинали с коллежских регистраторов.
– А ему откуда знать то, что у меня с деньгами плохо? – спросил отец. – Я с Дантесом не общаюсь.
– Не общаетесь? – настала пора удивляться Прутковскому. – Тогда зачем он это сказал?
– А мне откуда знать?
– Видимо, был инсайд, – предположил Прутковский. – В любом случае я оказался вовремя со своими деньгами, вы должны это признать.
– Признаю, – пыхтя и краснея, ответил Федор Иванович.
В зале вдруг стихла музыка – музыканты закончили играть менуэт и готовились начать другую композицию, образуя паузу в пару секунд. И этот кусочек тишины вдруг разрезала скрипнувшая дверь, привлекая на себя все внимание присутствующих.
В дом вошла девушка.
На мгновение я даже ослеп от белизны ее наряда, она вся была в белом, словно невеста. Но платье было не свадебным. Подчеркивая талию, оно спускалось до колен, где обрывалось ровной линией, подчеркивая красоту загорелых ног. Снежные волосы спускались до плеч, ограняя мраморное лицо.
Гостью я узнал сразу. Метель.
– Она тут что делает? – буркнула Катя, презрительно поглядывая на девушку.
Я пожал плечами – хотел бы и сам узнать ответ на этот вопрос.
– Краля! – фыркнула Тамара.
– Стерва! – в тон ей поддакнула Катя.
Я же не испытал негативных чувств при виде гостьи – просто не смог. Метель выглядела роскошно и все присутствующие обратили на нее свои взоры. От той боевой зажигалки не осталось и следа, теперь это была леди, настоящая, без масок, хоть и с острым взглядом волчицы.
Иосиф и другие парни тоже глазели на нее, не в силах укротить своих взоров и облизывали ее глазами, от самых ног, до плеч и лица.
Взгляд мой невольно остановился на шее девушки, открытой, длинной, плавно переходящей в плечи, и грудь… Нет, никакого глубокого декольте, белая ткань платья словно снег мягко ее закрывала, оставляя простор для воображения. А оно разыгралось не на шутку.
Зацокали дамы, особенно в дальних рядах. Мужчины же, даже пожилые, проводили гостью голодными взглядам.
Метель подошла ко мне.
– Добрый вечер, Александр, – мягко произнесла она.
Уголки ее рта чуть приподнялись.
– Добрый вечер, Метель, – ответил я, беря ее за руку и целуя ладонь.
Аромат полевых цветов, мягкость бархата – первое, что успел отметить я. Потом пришел легкий шлейф духов – вишни и гвоздики.
– Какими судьбами к нам? – спросил я, глядя на девушку.
Нужно было соблюдать этикет, да и особо предъявлять мне ей было нечего – ну был небольшой конфликт, но он уже исчерпан.
– Люблю балы, – ответила Метель. – Тем более приглашение было плюс два. Один из гостей отдал одно из мест мне, вот я и решила проведать старого знакомого.
Насчет старого знакомого это она конечно подколола. Друзьями мы никогда не были, но в последние дни пару раз пришлось столкнуться, из-за Крысы.
– Смею предложить выпить.
– С удовольствием, – кивнула Метель. И обезоруживающе улыбнулась: – Только не виски. Ваш отец хоть и провел невероятную презентацию, после которой уже больше ничего и не хочется, кроме этого напитка, но быть пьяной я не хотела бы – вдруг кто решит воспользоваться моей беспомощностью?
Она недвусмысленно посмотрела на меня.
Я насторожился. Что за попытки заигрывания? Хочет опять что-то выведать насчет Дара? Однако стоит признать – делает она это весьма недурно. Все мое мужское естество проснулось и восстало.
– Тогда вина? – предложил я.
– Белого.
Я налил ей вина, сам плеснул себе виски, того самого, про который отец распалялся больше всего.
Напиток и в самом деле оказался достойным.
– Так значит любишь балы? – спросил я, перекатывая стакане кубики льда.
– Люблю. А еще люблю общаться со способными парнями.
– Про Крысу я такого не сказал бы.
Носик Метели чуть насупился, девушка фыркнула:
– Крыса давно идет лесом. Раньше он был первым и вполне адекватным. Но со временем стал болваном. Ничего, кроме терроризировать мелких и тырить мелочь по карманам не умеет.
– Быстро ты слила своего друга! – усмехнулся я.
– Он мне не друг, так, знакомый.
– Но за своего знакомого ты крепко заступалась тогда, в нашу вторую встречу.
– Каждый может ошибиться, – улыбнулась Метель. – Тем более я не знала кто ты такой. Я имею ввиду по настоящему не знала.
– А теперь знаешь?
– Знаю лишь, что ты не тот ботан, каким был раньше. Изменился. И надо признаться весьма сильно. В лучшую сторону. Стал мужественным.
– Этого достаточно, чтобы ты стала вдруг ходить за мной?
Легкий укол не заставил Метель разозлиться, напротив, она подошла ко мне, прошептала:
– Этого достаточно, чтобы появилось желание узнавать тебя еще ближе.
Не знаю чем бы закончилась эта беседа, но я вдруг взглянул в глаза Метели и все во мне оборвалось.
Адский огонь! Тот самый, что был у стрелявшего в меня Михаила Мышкина и у Иосифа.
Архитектор! Он проникал в разум Метели и это не сулило ничем хорошим для нас всех. На секунду я представил, что может произойди и едва сам не стал белым как Метель. Устроить бойню в родовом имении, где кругом одни аристо и знатные люди… Ох, даже думать об этом не охота!
Огонь в глазах девушки только-только начинал разгораться, но Метель уже обмякла, простонала:
– Что-то не хорошо мне. Ты что за вино мне налил? Или снотворного туда подсыпал? Голова кругом идет. Шумит в ушах.
– Метель! – шепнул я. – Пошли, я провожу тебя до ванной комнаты.
– Пушкин, ты правда думаешь, что я куплюсь на этот трюк? Подсыпал мне чего-то в напиток, а теперь в постель тащишь! Ох! Сейчас блевану!
– Не собираюсь я тебя тащить в постель! Пошли в ванную комнату, умоешься холодной водой, бледная вся. Не думаю, что тебе охота прилюдно, при скоплении такого количества людей и знатных господ, опорожнять тут желудок.
Это подействовало, Метель поддалась.
Только я не собирался тащить ее в ванну – я понимал, что вода не поможет. Нужно связать Метель, и как можно скорей. Потому что если девушка сдастся под напором внешней силы и чужак завладеет ее разумом, тот начнется жуткое. В доме полно людей. У Метели хоть и нет с собой пистолета, но она может воспользоваться, к примеру, ножом. Вот только резни нам тут еще не хватало.
Я подхватил девушку под талию и помог подняться на второй этаж. Потом и вовсе схватил ее и потащил в комнату.
– Пушкин… куда ты меня тащишь? Где ванна?
Отвечать было бессмысленным – не хотел тратить силы понапрасну. Вместо этого пинком открыл дверь первой попавшейся комнаты и затащил туда Метель. Увидь сейчас нас кто-нибудь, непременно бы подумал самое аморальное, а потом поползли бы слухи – Пушкин затащил Метель в комнату и закрылся.
– Что происходит? – простонала девушка.
Взгляд ее туманился, но даже сквозь это марево уже проглядывались искры инфернального пламени. Уже совсем скоро. Надо успевать.
– Ложись! – скомандовал я, а потом и вовсе толкнул Метель на постель.
Та безвольно плюхнулась на кровать.
Теперь связать, чтобы не дать возможность Архитектору овладеть ее телом.
На правом запястье я затянул полотенце, на левом – шнур от светильника. Раскинув девушке руки в стороны, надежно зафиксировал их к спинке кровати.
Теперь ноги.
Их пришлось связывать простыней.
Едва я успел зафиксировать конечности, как Метель издала утробный рык. Я понял – Архитектор уже был здесь.
Девушка дернулась. Поттом еще раз. И еще. С каждым разом ее рывки были такими мощными и все сильней и сильней, что я заволновался – выдержат ли путы? Для надежности даже закрыл входную дверь и даже задвинул комодом, чтобы как можно дольше сдерживать прорыв чужака. Одно только воспоминание о том, как мадам Шерер ползала по потолку заставило меня покрыться «мурашками».
Метель забилась так, что дубовая спинка кровати заскрипела и застучала о стену.
Я огляделся. Если полотенце или шнур не выдержать, то нужно будет принимать бой. А чем биться? Феном? Пудреницами? Горшком с кактусом?
Конечно, можно было взять стул и драться им, но только я представил себе это, как невольно вздрогнул. Избиение Метели дубово ножкой стула – не самая лучшая идея. Архитектор покинет ее тело, а вот синяки и перелом останутся. И тогда тот следователь со стеклянным глазом точно возьмет меня в оборот и с радость посадит за решетку.
Метель вновь зарычала, да так гортанно, что задрожала стена. Хорошо еще, что в это время оркестр на первом этаже грянул марш, заглушая жуткие эти звуки.
Одна еще страшней мне показались другие звуки – рвущейся ткани.
Я гляну на простыню и понял, что еще пара таких рывков и путы будут порваны.
– Александр Федорович! – это была Марина. – Александр Федорович, вы тут?
– Чего надо? – крикнул я, с ужасом глядя на ноги Метели.
– Откройте.
– Чего надо?!
– Вас отц ищет.
– Кажите, что скоро буду.
– Но…
– Занят я!
Зарычала Метель.
– С вами все в порядке? – забеспокоилась Марина, услышав странные звуки.
Ручка двери дернулась.
– Со мной все в порядке! Иди уже!
– Ладно, чего нервничать то?
Раздались удаляющиеся шаги – Марина уходила.
Одну проблему решил. Теперь нужно что-то делать с Метелью, иначе…
Я огляделся. Увидел графин с водой. Схватил его и облил девушку. Это погасило пыл, Метель ойкнула, обмякла. Не теряя ни секунды, я подскочил к ней и как следует отхлестал по щекам, пытаясь пробудить настоящий разум девушки.
Помогло.
– Что… что происходит? – простонала Метель.
Взгляд ее вновь был прежним.
Девушка осмотрелась, потом глянула на руки.
– Ты меня связал?! – удивлению ее не было предела.
– Связал, – кивнул я, вытирая дрожащими руками пот со лба. – Так нужно было.
– Меня еще никто не связывал, – растеряно произнесла она, явно не понимая что происходит. – Все-таки опоил, засранец, и воспользовался моментом? А ну немедленно развяжи! Хотя, нет… постой. Не развязывай.
– Что?! – настала пора удивляться мне.
– Не развязывай, – девушка хищно улыбнулась, закусила губу, попробовала на прочность путы. – Мне эта игра даже нравится. Есть в ней что-то дикое, первобытное. Люблю такое. Возьми меня прямо так.
– Ты сейчас о чем…
– Иди ко мне! Живо!
Платье девушки из-за попыток вырваться задралось, оголяя ноги красотки. Прическа растрепалось, что еще больше придало сексуальности.
– Давай! Не заставляй меня ждать!
Ух, неожиданный поворот случившегося!
Видимо такой стресс пробудил в Метели определенные влечения, потому что она не унималась:
– Давай же! Чего ты ждешь? Возьми меня, Пушкин!
Не привык я отказывать дамам, тем более по таким просьбам.
Разгоряченное тело девушки было податливым как воск. В один прыжок я оказался на кровати. Сорвал с себя одежду, потянулся к белым трусикам девушки.
Метель задышала тяжелей, закатила глаза. Томно выдохнула:
– Да! Будь со мной груб.
Я не стал говорить ей о том, что еще пару минут назад хлестал ее по щекам так, как никогда никого не лупил.
Белье было снято, оголяя бархат кожи, изгибы и желанные впадины.
Трусики полетели на пол. Бюстгальтер – туда же. Груди Метели были упругими, помещающимися в ладонь. Их белизна, куда не пробралось искусственное солнце солярия, сводила с ума. Я прильнул к ним губами и девушка застонала еще громче.
– Не тяни! Ну же! – прошептала она мне в самое ухо.
И я не стал оттягивать момент.
Наши тела слились, еще больше распаляя вспыхнувший огонь. Метель изменила своему имени, превратившись сейчас в настоящее бушующее пламя. Ее хрипловатые стоны пробуждали во мне что-то звериное и я отдался полностью этим эмоциям и чувствам.
…Комната была заперта полчаса. Когда в следующий раз она открылась, оттуда вышла два изрядно помятых, но довольных человека – я и Метель.
– Надо возвращаться к гостям, – произнес я.
Метель понимающе кивнула.
– Иди первый, я чуть позже спущусь.
Так и сделали.
– Где ты запропастился? – спросил отец, едва увидел меня.
– Отлучался по делам, – расплывчато ответил я. – А что случилось?
– Просто хотел тебя познакомить с одним очень нужным человеком. Он мой друг, когда-нибудь и тебе пригодится. Где же он?








