Текст книги ""Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Семен Кузнецов

Глава 23

Цветовая дифференциация штанов… Начало декабря 1796 г.

Только уснули – Серёга принялся всех расталкивать: «Айда, подъем!» И запалил свечу, которая сегодня воняла особенно мерзко. Егор, отчаянно зевая и яростно почесываясь – пошел на двор. Уже возвратившись в гостевую избу и продолжая чесаться – понял, что это не от того, что помыться надо. «Мужики», – растеряно спросил он: «а у вас всё нормально?! А то у меня что-то чешется всё!» Со всех сторон посыпались смешки и язвительные комментарии мужиков, уже знакомых с нюансами гостеприимства почтовой станции, Андрюха с ехидцей поинтересовался: «Ты и тараканов наверное не заметил!»

Лучше бы он этого не говорил, то, что вчера Егор перед сном принял за игру бликов неровного и тусклого света свечи на стене – оказалось сплошным ковром из тараканов. Выбежал во двор, трясущимися от омерзения руками набил трубку и раскурив – стал затягиваться и окуривать себя, выпуская дым себе за пазуху. «Домой будем возвращаться – надо Ксюхе смску скинуть, чтоб баню затопила. И не заходя домой – раздеться, все вещи в снег, выморозить от клопов, а самому в баню. Часа на два!» – Тут же вспомнил, что всё, накрылась сотовая связь и с горьким пафосом воскликнул: «Россия, которую мы потеряли, блин!»

– Чо ты мерзнешь, пошли чай пить и выезжаем! – Выглянул брат.

– Не-не, спасибо, я не голодный! – Тут же открестился Егор.

– Иди тогда лошадей запрягай, прохлаждаешься тут!

Подъехали поселковые во главе с Викулом, на восьми санях, пять казаков с тремя санями и они с пятью. Все сани были тяжело нагружены мукой, овсом и несколькими бочонками масла, так что всю дорогу до заводского поселка предстояло пройти пешком, рядом с санями. Ну если с горки только примоститься с краешку. И так все тридцать с копейками километров, Егор бросил взгляд на часы – начало пятого: «Да, это тебе не полчаса на маршрутке, ну ничего, обратно полупустые с ветерком поедем!»

Лошади с трудом вытянули поклажу в крутую гору и дальше поехали легче, Егор оставил сани на попечение Андрюхи, а сам прибился к брату, который о чём-то оживленно выпытывал Викула и Вахромея. Серега пояснил подошедшему Егору преамбулу беседы: «Скоро Новую Пристань проезжать будем, там волостной голова живет, который у нас подати вымогает, на пару с заводскими кровососами. Может заехать, задать пару вопросов?»

Егор решил немного прояснить для себя донельзя запутанные отношения местных, непосредственно у участников. До этого он неоднократно приступал к Митеньке с вопросами, но тот в местных реалиях откровенно плавал. Оно и немудрено – у себя, в Санкт-Петербурге он был никем, так – сын мелкого чиновника. А приехал сюда инженером, перед которым кто кланялся, а кто и два раза ку делал. Так что не до межсословных отношений ему было, а голова болела исключительно за производство.

– Скажи, Вахромей, а этому голове вы тоже подати уплачиваете? – Подступился Егор к есаулу.

– Вот ещё! – Возмутился казак. – Не по рылу сиволапому с казака подати требовать, у нас казачий круг, с ним все дела ведём!

– Значит, – повернулся Егор к Викулу, – вы ему платите?

– Упаси бог! – Перекрестился тот. – Мы чай, государственные крестьяне, казаков наших да заводских обеспечиваем! Вот мордва у нас – те приписные к заводу, они голове, Никодиму то есть, подать возят. Как и весь Айский выселок – к заводским работам приписаны. Летом лес рубят, уголь жгут, зимой в извозе.

Серёга, давно уже запутавшийся в этих перипетиях – всё же не прекращал попытки в них разобраться:

– Викул, так ты же тоже мордва?!

– Мордва, да не та! – Захохотал Вахромей. – Гутарят же тебе – мы их под себя взяли, в государственные записали, сичас к заводским работам их не имеют права привлекать. Только по согласию и за поденную плату.

– А нас тогда куда приписали?! – Возопил ничего не понимающий участковый, который настроился найти виноватого во что-бы то ни стало и предать его лютой смерти. – За что мы тысячу рублей отдали!? И жратвы рублей на триста? И кому?!

– Так Никодиму с племянником, – отодвинулся от Серёги есаул, – племянник то у него из заводских писарей. Взятку дали, чтоб никуда вас пока не приписывали. Вот сейчас поверстают вас в казаки, тогда остальных к себе возьмёте, в государственные. Ну это мы так поначалу размыслили, пока племянник этот, паскуда – воду мутить не начал. Он откуда-то прознал про вас и грозит в завод вас забрать, в казенные записать, коли не уплатите.

Прекратив расспрашивать Вахромея с Викулом, они чуть отстали от них и Серёга вполголоса спросил у брата:

– Понимаешь, что вырисовывается!?

– Понимаю, окуклились мы в деревне и запаниковали, а тут не травля, организованная сверху, а чья-то частная инициатива проглядывает. Интересно, кто же их надоумил то? – Задумался Егор.

– Надо брать холодной твердой рукой за теплое вымя этих инициаторов и подробно расспрашивать, в подходящей обстановке! – Серёга всё так же не унимался и жаждал крови.

Проезжая Новую Пристань, Вахромей остановился и дождавшись участкового с Егором, махнул головой, показывая на зажиточную усадьбу с крышей, крытой новеньким железом: «Вон он, Никодим – где обитает». Серёга еле справился с порывом заехать прямо сейчас, выволочь этого Никодима во двор и спросить – за чей счет железо на крыше. Благоразумно решил дождаться легализации и вначале поверстаться. А уж потом – со всех спросит, и с Никодима, и с писаря!

Выехали к берегу – привычного моста через Ай не было. Чуть выше того места, где в будущем будет мост – чернела пристань в предрассветных сумерках, а через лед темнел мусором и конскими яблоками наезженный зимник. «А как летом перебираетесь?» – Спросил Лёха у крестьян. «Так самолетом!» – довольные, что смогли удивить деревенских, загомонили мужики.

– Каким нафиг ещё самолетом, – обалдело закрутил головой участковый. – Егор, ты чего им там накачал, что они вчера смотрели вместо мультиков!?

Тот сам был ни сном, не духом и так же недоумевал. Поначалу подумал, что не одни они тут такие попаданцы. Но расспросили местных и оказалось, что самолетом здесь называли разновидность парома. Дальше двигались вдоль делавшей в этом месте реки петлю. Проезжая печи для обжига извести, Егор завистливо мечтал: «Эх, нам бы хоть одну такую для сахара, а то такими темпами – свекла у нас сгниет быстрей, чем мы её на сахар переработаем».

А дальше забрезжил тусклый зимний рассвет, без солнца, скрытого хмарью и потянулись обрывистые, заросшие вековым лесом горы. Только едва обозначенная меж придорожных сугробов дорога намекала, что цивилизация где-то рядом. Вместо будущей железнодорожной станции Сулея – стеной стояли сосны. Егор то и дело покусывал брата: «А чо – норм бы вы на снегоходах к Калым-горе проехали, только до весны с бензопилами просеку устроить и ехай!» Тот отмахивался, понимая, что грубанул на эмоциях.

Перед затяжным подъемом в Калым-гору перекурили и помолясь – двинулись штурмовать. Серёга, заскучав – снова насел на хроноаборигенов, к ним подтянулись те, кто не был занят с лошадьми, в том числе и Егор.

– А Никодим этот, душная голова, он кому отчитывается? Кому отвозит подать собранную?

– Какой душной? Волостной! – Поправил его Викул. – Вестимо куда, в Уфу, в губернскую казенную палату увозит, с казаками.

– Окстись! – Накинулся на свояка есаул. – Об этом годе нашу волость к Оренбургу определили, как встарь!

Егор подмигнул брату: «Не дай бог жить во время перемен, как хунхузы говорили! А у нас у самих перемены, да ещё угодили в такое время, тут местные разобраться не могут в происходящем, что про нас говорить». «Не скажи». – возразил Серёга: «нашлись же махинаторы, что в этой мутной воде ориентируются и в нас жирных карасей увидели!» Егор хмыкнул: «Это они несколько самонадеянно и опрометчиво, не сталкивались ещё с ментами из двадцать первого века»…

Обоз втянулся на вершину Калым-горы, мужики споро обихаживали утомленных крутым подъемом лошадей, пристраивая к ним на морды торбы с овсом. Тут же, в стороне развели огонь в обложенном камнями костровище, пристроили котел и растапливали снег. «Перекусим, чаю попьем и вот он, Троице-Саткинский завод внизу» – Предупреждая вопросы пояснил один из казаков. Попаданцы пристально вглядывались туда, где в их время раскинувшись среди гор и распадков – лежал город. А там ничего не было, только лес и горы.

До завода пришлось добираться ещё несколько часов, Лёха, сориентировавшись быстрей всех – показывал, где что будет. Тыча пальцем в небольшой поселок, который стоял на месте будущего карьера по добыче магнезита, спросил у Вахромея: «Это завод!?» Тот покачал головой: «Нет, это выселки, Ветлуга. До завода ещё ехать, пруд проедем заводской и поселок будет».

Серёга ткнул в бок Егора, показывая на Ветлугу: «Через четыре года здесь будет город-сад!» Тот его восторгов не поддержал: «Не знаю, как через четыре года, магнезит только в начале двадцатого века начнут добывать, а вот в наше время! Ты на гугл-картах видел карьер этот?! Это же натуральное очко дьявола будет! Дырень в земле полтора на полтора километра и глубиной с километр!»

Проехали пруд и наконец увидели завод. Контраст с доселе виденным был поразительный, Андрюха вообще в сердцах матюгнулся: «Какого…!? Завод у плотины – как и в наше время, ну чутка поменьше. Это что, получается, двести с лишним лет простоял почти без изменений?» Потом присмотревшись – стали отмечать разницу. Вместо города стоял поселок, довольно таки неказистый. А вот завод – внушал уважение и гордость.

Викула со своими оставили на площади, с грузом. Казаки с деревенскими, освободив от поклажи пять саней – расселись в них и поехали к Свято-Троицкой церкви, где их должен был ждать сотник. Егора, порывавшегося остаться с Викулом и заняться шопингом в лавках – Серёга чуть ли не силой затолкал в сани: «С нами поедешь, турист кукуев, успеешь ещё достопримечательности разглядеть!» Подъехали к церкви, казаки сняли шапки и поклонясь – перекрестились. Наши, глядя на них – вразнобой повторили.

«Ты зырь, церква то какая! Часы, офигеть часы какие!» – возбужденно загалдели мужики, оглядывая великолепие представшей перед ними церкви, двухэтажной из кирпича, покрытой тесом. На колокольне, кроме часов – красовались шесть колоколов. Серёге пришлось вмешаться и поумерить пылкий восторг мужиков: «Чо разгалделись!?» – Прошипел он, локтями и ногами приводя в чувство своих дружинников: «Не позорьтесь перед предками, церковь не видели что ли?!»

На площади перед церковью их уже поджидали два десятка казаков во главе с сотником, спешились, поручкались познакомившись. Сотник кивнул Вахромею: «Так вот они какие, орлы твои! Доброе, доброе вино курите! И башкир осадили! Давайте, рассказывайте!» Никто, конечно же, ничего ему рассказывать не стал. Ищи дураков, тут дурок вроде нет ещё, в кандалы определят в лучшем случае. Поэтому, сделав вид лихой и придурковатый – помычали. Серёга, как знакомый с реалиями службы – вытащил из саней несколько бутылок в четверть, заполненных чистым, как слеза самогоном тройной очистки.

Сотник, сразу оживившись, с сожалением махнул на бутылки: «Потом, братцы, потом, после церквы!» – построил всех и погнал, поторапливая, в церковь. Егор, с ужасом понимая, что тоже попал как кур в ощип и его сейчас вместе со всеми поверстают – попытался избежать сей участи. Но Серёга ему не дал соскочить, тычком под ребра направив вместе с остальными:

– Пошел, пошел! Там откосил, так хоть здесь долг родине отдашь!

– Я отдавал долг родине! Три года в лагерях! – Попытался он отбояриться от оказачивания.

– Не звизди! Два всего! И то, это санаторий был, а не лагерь, раз ты к клопам непривычный и от тараканов, как институтка сознание теряешь! – Не слушал его аргументы Серёга.

И вот уже вместе со всеми, в церкви, Егор стоит и повторяет за сотником:

«Клятвой, данною пред лицом Божием, служить Богу и Государю верою и правдою; беспрекословно повиноваться начальникам, терпеливо сносить труды, холод, голод и все нужды; не щадить и последней капли крови за Государя и Отечество, смело и весело идти в бой за царя, Русь Святую и Веру свою! Аминь!»

Выйдя из церкви, причастились самогона с казаками, и Егор, движимый любознательностью – стал выпытывать у Вахромея, какие тяготы налагает на него гордое звание казака. И не пошлют ли его куда, если завтра война иль поход. Вахромей даже удивился: «Знамо пошлют, ты же сейчас не холоп лапотный! Кажный год выбираем и посылаем!» Егор, с мрачной удовлетворенностью злорадно пихнул брата в бок: «Понял!? Казак уральский! Тоби песда, тикай с села! Ксюха моя тебе голову открутит, если меня куда-то пошлют!!!»

Глава 24

Во дворе небольшого, но ладного поселкового дома царила атмосфера – знакомая каждому, кто участвовал в зимнем забое свиней. Пять городских казаков, пять свежеповерстаных из деревни во главе с Серёгой, сотник и заседатель из нижней расправы Челябинска, с оказией оказавшийся при заводе. Вырванная с мясом калитка лежала на двух чурбаках, заменяя стол, на ней вместо опаливаемой свиньи стояла четверть самогона, закусь из лавки и чарки. Всё происходило в рамках закона и в присутствии официальных лиц.

Вместо свиньи был вытащенный из заводской конторы и доставленный домой писарь – сейчас он бессильно свисал, привязанный за руки к забору. Серёга, только вот что с упоением, закатав рукава – его лупивший, сейчас подошел к столу, перевести дух. «Хлипким оказался, крыса чернильная» – с сожалением поведал он собравшимся. Из дома, стуча сапогами по крыльцу – вышли два казака: «Вот, как и поведал – шестьсот сорок рублей в ухоронке!»

Участковый принял деньги, бросил Егору, пристроившемуся сбоку стола: «Внеси в протокол – изъято шестьсот сорок рублей, из коих выделено за всемерное вспомоществование: сотнику казаков – пятьдесят рублей, заседателю нижней расправы – пятьдесят рублей, казакам понятым – по десять рублей! Остальная сумма изъята в счет погашения морального и материального ущерба». Отсчитал только что озвученные суммы присутствующим и предложил за это выпить.

Сотник, упрятав деньги, сказал с гордостью: «Не ошибся я в тебя, Сергей! Справный казак! Зря про вас гутарят, что вы немцы, вижу – истинно православные вы! Ужо я сегодня попу в рыло то насую вечером, чтоб не хаял вас!» Егор с интересом поинтересовался, как же так, лицу духовного звания и в рыло. Рази так можно?! Сотник ответил, что он по соседски и вечером, не прилюдно, так можно. А заседатель нижней расправы, с подозрением глядя на блокнот в руках Егора, высказал пожелание: «А можно как-нибудь без этого протокола, раз уж полюбовно решили миром дело решить?»

Серёга согласился, что да – можно и повелел Егору уничтожить листок. После раздачи слонов заседатель и сотник воспылали энтузиазмом и порывались ехать прямо сейчас в Новую Пристань, наводить справедливость и трясти закрома волостного головы. Еле-еле получилось остудить их пыл, уговорившись выехать завтра с утра всем вместе. Деревенские с казаками и крестьянским обозом домой, а заседатель и сотник с казаками – как группа поддержки и организация легитимности для полюбовного примирения с вороватым головой.

– А с этим что будет, куда его теперь? – Поинтересовался Егор, показывая на писаря. Серёга, во время процедуры дознания – выместил на нем всю злость. Так что тот сейчас висел и жалобно стонал.

– А ничо не будет, – охотно разъяснил сотник, – вы же полюбовно решили, коли выживет, дальше работать будет. А уж пригляд за ним сейчас строгий будет, за шельмой!

– Выживет! – Оптимистично заявил Серёга, – Я же не изверг, умеючи бил. Не калечил. Через неделю оклемается. Минимум год, а то и два от греха мздоимства воздерживаться будет!

Решили заночевать здесь, в городе, на постоялом дворе, чтоб с утра – домой. И к волостному голове по пути. Договорились вечером встретиться в трактире с сотником и казаками, кто свободен от службы окажется – отметить верстание. Был зван и заседатель нижней расправы, а пока наши теперь уже казаки – отправились известить крестьян о изменившихся обстоятельствах. И по лавкам пробежаться, благо теперь – финансы позволяли.

Предыстория всего этого была простой – после церкви, отмечая оказачивание, Серёга, поддавшись наитию – выложил казачьему сотнику Пантелею немного урезанную версию, с правильно расставленными акцентами, беспримерной подлости и наглости чиновничьего люда. Побагровев, сотник спросил: «Имеются ли видаки сего непотребства?» Участковый подозвал Вахромея, тот как на исповеди выдал расклад: «писарю триста рублей лично в руки, голове семьсот, и продуктов без счету. У барыни Галки всё записано!»

Послали казака за заседателем нижней расправы из Челябы, приехавшим разбирать накопившиеся тяжбы и по счастью – оказавшимся старинным приятелем сотника. О чем то переговорив между собой, прямо спросили деревенских, как хотят решить вопрос, по закону, или по справедливости. Серёге, конечно же, хотелось решить кардинально, устраивать судебную волокиту не хотелось, поэтому склонялся к справедливости. А когда ему озвучили, что в этом времени понимали под справедливостью – твердо решил и впредь все вопросы так решать.

У заседателя тоже были вопросы к этому писарю, несколько жалоб от приписных лежало. Руки ещё не дошли. Поэтому Серёге выдали карт-бланш на меры воздействия в ходе дознания. Оговорив, что желательно без смертоубийства, сразу по крайней мере. А если потом помрет – все в руках божьих. Поначалу то он его и не бил, это потом, когда в ходе допроса тот раскололся по полной и выложил всё – Серёга опьянел от безнаказанности. Ну и от желания восстановить справедливость, не откладывая процесс восстановления в долгий ящик.

Цинизм и коварство махинаторов поражали, в деле оказались ещё замешаны приказчик из лавки при Айлинском сторожевом посту Яков (он же Какуж) и некие староверы, жившие под самым боком у деревенских. На другой стороне реки, по прямой – километров шесть. «Вот это мы лоханулись!» – Самокритично признал участковый: «Под боком сектанты живут, интриги плетут и наблюдают, а мы о их существовании – ни ухом, не рылом!» Древлеправославные эти, в одну дудку с Какужем и надудели обьятым алчностью писарю с Никодимом о неких странных поселенцах.

Мол и зажиточные они. И живут не православным укладом, наособицу, таясь от других. И простоватые в делах житейских, до глупости. Вот на этих словах то у Серёги и сорвало крышу слегка, подрихтовал писаря. Чтоб поменьше лишнего болтал, главное то вызнали. И добавил сверху, чтоб подольше молчал, макитру стряс однозначно. Как потом, вечером в трактире, Егор сказал ему: «Не ожидал я от тебя, братан, такого зверства!» Серёга признался: «Я и сам от себя не ожидал, вырвалось как-то. Всю ведь жизнь в правовом поле старался держаться, без залетов. А такие мрази иной раз попадались, что и удавить хотелось. Знаешь, а ведь неплохое время сейчас, оказывается!»

Егор хмыкнул: «Подожди радоваться, думаешь здесь нет коррупции, воровства и когда мажоров и высокопоставленных лиц отмазывают?» Брат Серёга, однако – разумным речам Егора не внял и продолжал радоваться сегодняшней, собственноручно восстановленной справедливости.

А трактир сегодня сделал, как минимум – недельную выручку, деревенские угощали казаков в честь своего верстания, не обидели и Викуловских возчиков. Допились до того, что чуть не отправились на другой конец поселка, соблазненные рассказами местных казаков о весёлых солдатках, которые принимали всех – только наливай. Местные то и отправились к ним, с концами. А деревенских угомонили Серёга с Лехой, почти без рукоприкладства.

Несмотря на то, что подавали в трактире спиртное, купленное у деревенских – на утро встали все кое как. Не иначе – разбавляли! Или закуска была не очень! Егор так тот вообще – блевал минут десять во дворе, после того, как выпил поданного ему капустного рассола. С двумя тараканами на дне…

Слегка оклемавшись на свежем воздухе, перекурив и отпившись колодезной водой – Егор поинтересовался у мужиков: «Не всё хоть вчера пропили? Рыл сорок угощали, считая нас» Серёга успокоил, проставлясь – меньше тридцати рублей потратили. И то есть подозрения, что трактирщик, как это водится – счет пьяным выставил, они и подмахнули не глядя. Зато погуляли хорошо!

Но деньги почти кончились, вчера перед трактиром – прогулялись по лавкам. На радость приказчикам. Закупились на всю котлету. И вновь обратно предстояло плестись возле саней, ибо те были забиты. Бочонки с моченой клюквой и брусникой детям и кормящим, аршины парусины для пошива одежды. Бумага, хоть и низкого качества, и дорогая – тоже нужна. Егор, соблазнившись относительно низкой ценой – купил почти четверть мыла, мысля его переварить. На свое – сырья уже в деревне катастрофически мало оставалось. И так, по мелочи, по копеечке, по рублю – всё почти истратили.

Серёга же был уверен, что получиться выцарапать у Никодима, как минимум свое, как максимум – и за моральный ущерб. «Не будет денег – заставлю всё железо с крыши обдирать, натурой расплачиваться будет!» – Участковый с похмелья был безжалостен. Да и группа поддержки в лице заседателя и сотника с пятью казаками – не из альтруизма с ними увязалась. Они тоже выглядели помятыми и были немногословны, к гадалке не ходи – бодяжат вино целовальники!

С трудом собрались и выдвинулись в дорогу, хоть и рассвело – но горы задернуло сизыми снеговыми тучами, и посыпало крупным снегом, с ветерком. Вначале потеплело, но стоило выехать на взгорок – как ветер забирался под одежду, выдувая тепло. Добравшись до вершины Калым-горы – изрядно озябли, и тут Егор, не выдержав морального осуждения общества – сдался и достал из заначки спиртное. На такую ораву немного получалось, поэтому сварили жалкое подобие грога (хотя чай, надо признаться – в это время попадался отменный, пуэр был распространен, как в наше время чай в пакетиках) с медом. Специй, увы – не было.

Дальше покатились с горки повеселей, и через несколько часов – доехали до Новой Пристани. В доме с железной крышей их уже ждали. «Сука!» – Не сдержался участковый: «Надо было действительно вчера по горячим следам ехать брать за жабры!» Во дворе выли бабы, две молодухи с мордами шире лавки – вывели под руки со двора такого же широкомордого Никодима. Внезапно обезножевшего, ага.

Никодим рухнул в снег и пополз на коленях к подъехавшим, дурниной подвывая и ненатурально каясь. Серёга подошел и молча, не говоря ни слова – пробил ему с ноги в голову: «Деньги где!?» Опешившие и замолкшие бабы при этом взвыли с удвоенной силой. Участковый, не вступая в дискуссию – заломал руки прикидывающемуся голове, крикнул подать веревку.

Заседатель нижней расправы с сотникои, не вмешиваясь – с интересом следили за происходящим. А Серега, тем временем – скрутил руки, обвязал Никодима веревкой и приказал другой конец крепить к саням. «Или сам за санями побежишь, или потащим, морда широкая – до нас жопа доедет!» – Пообещал он голове и скомандовал трогаться. Бабы взвыли совсем уже как по покойнику, Никодим сделал вид, что только пришел в себя и голосом умирающего лебедя прокаркал: «Всё, бабы, отдайте им всё!»

Одна из них, постарше, видимо жена – метнулась в дом и выскочила с резной шкатулкой: «Всё, как есть всё, по миру пустилиии»… – причитала она, выжимая слезу. Серёга отдал шкатулку своим, пересчитать и огласить – насчитали восемьсот двадцать рублей, не считая мелочи. Мелочь участковый велел оставить и отдать вместе со шкатулкой бабам. А сам присел поближе к лежащему на снегу Никодиму и то-то ему сказал такое, от чего голову затрясло как в падучей. Завыл, забился, закричал: «Христом богом клянусь, последнее отдал! Ратуйте, люди добрые, живота лишают!»

Бабы никодимовские было двинулись отбить своего кормильца, но тут вперед выступили казаки Вахромея, а сам он, поигрывая кнутом – прикрикнул на них: «Ну-ка охолоните!» А Серёга махнул рукой: «Поехали!» И обоз тронулся. Голова, осознав, что с ним не шутят – извернулся и встал, заковыляв на своих двоих, продолжая причитать. Участковый так же, молча – подошел к нему и сбил с ног. Причитать голова прекратил и метров через двадцать опять встал на ноги, только теперь прихрамывал, с трудом поспешая за идущей шагом лошадью. Молча.

Серёга подошел с другой стороны и подбил ему здоровую ногу: «Я же тебе сказал, что ж ты такой тугой совсем Никодим!?» Никодим утробно завыл и метров через двести сдался. Участковый позвал с собой Леху с Андрюхой, велел остальным ждать, и сопровождаемые заседателем и сотником с казаками – повели голову обратно. Не было их долго. Вернулись довольные, уже без заводских: «Вот и не зря съездили! А теперь – домой!»

Егор, офигевая от метаморфоз, происходящих с братом, подошел к Андрюхе и тихонько спросил: «Чо там с бедолагой этим сталось?» Тот усмехнулся: «Да ничо, Серый то наш – грамотно его развел, последнее отдал видать. Ну и втроем они там поделили изъятое, с заседателем этим и сотником, а Никодима – казаки кнутами забили». «Как забили!?» – Ахнул Егор: «Насмерть?!». «Да вроде нет, живой вроде. А вот с должности он теперь точно слетит» – Равнодушно заметил Андрей: «Тебе чего, жалко упырей этих?! Они нас, считай на полторы тысячи хотели обуть, и всем скопом записать в казенные крестьяне. И чуть лбами с казаками не столкнули».

Какужа, ожидаемо – в поселение не оказалось, остававшиеся на посту казаки его с утра не видели. Или в бега подался, или где-то решил отсидеться. Как сказал Серёга, лучшим выходом было, если бы он пропал с горизонта с концами. И руки об него марать не хочется, и спускать такое не стоит. Таинственных староверов решили пока не тревожить, разузнать о них побольше. А потом уже решить, что с такими хитро выделанными соседями делать.

Потом уже, в деревне после бани, Егор спросил у брата наедине – не слишком ли они круто забирать стали. На что тот ему ответил: «Пробовали уже отсидеться и всем помогать, и вон оно как вышло. Слухи такие пошли, про нашу доброту и мягкотелость, что нас решили на прочность попробовать, да зубы обломали. А сейчас уже несколько раз подумают, прежде чем подлянку кинуть. Тем же нашим, условно говоря – поселковым и азатовским дали понять, что не стоит доброту за слабость принимать».

– Так с ними же нормально вроде общаемся, торгуем. Детям их помогаем? – Удивился Егор.

– Ты меня извини, конечно, но вот ты и в лагере сидел, и по стране поездил. Да и круг общения у тебя такой был, что давно иллюзий не должно было остаться. Нормальное человеческое общение, оно до тех пор нормальное, пока существуют некие сдерживающие рамки и ограничители. И это не моральные принципы. А такие люди, как Никодим и писарь – они берегов не видят, если в ответ на их бепредел с ними как с людьми договариваться, это все плохо кончится. Они мстю затаят и будут момент выжидать, возможности выискивать. Таких только бить, жестко, так – чтоб у них и мысли отомстить не осталось. Всегда так было, просто в этом времени – оно попроще все. На виду и без глянцевой обложки, а суть людская – та же.

Уфалей. Начало декабря

После приезда Губина – Никиту сводили в баню, и хорошо накормили. Сам Михаил Павлович, по приезду вечером стал жадно выспрашивал его обо всем. Никита, стараясь угодить и не желая снова в поруб – лебезил и чуть ли не на пузе ползал. К сожалению Никиты – для Губина ценности он не представлял. Окончательно он опозорился, когда Михаил Павлович стал расспрашивать его по фактам из того учебника, что чудом уцелел после встречи со староверами. Кликнул чтоб пришли его увести, а Никиту напоследок поставил в известность: «Завтра к твоим поедем, просили тебя привезти, рад небось?» Тот бросился ему в ноги, умоляя не отдавать, что он будет полезен, на что Губин взглянул на него, как на насекомое и риторически спросил: «Чем ты мне будешь полезен, семя иудино?» Цепляющегося за ноги купца бывшего депутата без труда оторвали от сапогов Михаила Павловича и поволокли, под распоряжение вслед: «Оденьте его там, поприличней. Подкормите и чтоб не побитый был!»