Текст книги ""Фантастика 2024-117". Компиляция. Книги 1-21 (СИ)"

Автор книги: Семен Кузнецов

Из привезенных из Уфалея одна была девочкой, дочкой кого-то из начальства, с чахоткой. Осмотрев её, врачи вынесли вердикт: «Будем смотреть, за полгода должны вылечить, форма не тяжелая». Вторым пациентом оказался горный инженер с французской болезнью, то бишь – сифилисом.

– И этого поднимем, два-три месяца и опять по проституткам бегать сможет. – Заявила Марина Сергеевна и обратилась к Толе: «Анатолий Сергеевич, надо выяснить семейное положение и выявить контакты, чтоб комплексно лечить, а то потратим на этого олуха антибиотики, а он домой приедет и опять на радостях себе на конец букет намотает».

Анатолий быстро выяснил, что инженер сам с Санкт-Петербурга, сюда приехал соблазненный большой зарплатой, предложенной ему купцом Губиным, который несколько лет назад приобрел уфалейский завод. «Так, вот и выявился наш таинственный покровитель, который хочет нас под крыло взять!» – Отметил себе Толя: «Сейчас ещё страдальца с огнестрелом допросят и картинка прояснится!» Приехал на Урал с молодой женой (самому инженеру не было и тридцати), жена ни на что не жаловалась. «Вот жеж декабристка, из Питера и в глушь, да ещё муж – сифилитик» – Продолжал внутренний диалог Анатолий.

– С кем блуд то свой ещё тешил, болезный? Не ври мне! Священникам и врачам врать – последнее дело, себе только хуже сделаешь! – Строго прикрикнул на пациента Толя.

Тот божился, что ни с кем после свадьбы. Женаты были полтора года, здесь, на Урале – жили почти год.

– Придется и вашу жену сюда вызывать, лечить будем обоих, болезнь такая, передается через прелюбодейство. Хорошо ещё, что у вас пока детей нет. Ферштейн? – Вопросил Анатолий.

– Яволь, херр доктор! – ответил инженер и залаял что-то по немецки.

– Так ты что, немец?! – изумился доктор.

– Русский! – С негодованием отверг его инсинуации инженер. – Окончил Горное училище, изучал арифметику и алгебру, геометрию, языки, минералогию, металлургию, маркшейдерское искусство, рисование, химию, механику, гидравлику, физику! А так же музыку, пение и театральное искусство, факультативно!

– Ох, е…! Вылечим тебя, голубчик, обязательно вылечим! И жену! Только курс лечения подольше придется провести, раз ты такой образованный. Это крестьян вылечить проще пареной репы, а людей образованных сложнее и дольше! – Назидательно произнес Толя, про себя подумав: «Пусть его в оборот берут, хоть Егор, хоть Расул, чай – медицина не бесплатная, будет отрабатывать».

А через несколько часов принесли третьего пациента из Уфалея, с перетянутой ногой и пулей в ней же. Серёга, не отягощенный клятвой Гиппократу, к пациенту жалости и сострадания не испытывал: «Толян, этому барбосу когда пулю доставать будете – обезбола не давайте. И рану чистите на живую. А потом, когда у него заражение начнется – отрезайте ему ногу по самую шею, он с ножом додумался на нас прыгнуть».

Когда Серёга ушел, Толян подмигнул еле сдерживающему стоны мужику: «Не ссы, хорошо всё сделаем! Мы врачи, клятву давали, а вот за Серёгу – не ручаюсь. Он ведь, как мы тебя подлечим – опять тебя к нам наладит, так что если о чем тебя спрашивать будет – ты к нему со всем уважением, понял?!»

Анатолий Александрович, обрадованный таким пациентом – срочно собрал детей и Олега (придержать пациента, если что), который и своих привел. Провел лекцию о необходимости стерильности при операции, выдал им марлевые повязки времен ковида и пациента поволокли в операционную, подготовленную и стерилизованную. По крайней мере – полы с хлорной известью протерли и провели кварцевание лампой, снятой с ФАПа. После чего дети потренировались на нем, подготавливая к операции. Дали им разрезать штаны и обеспечить доступ к ране. Затем Анатолий дезинфицировал кожу вокруг раны, обколол лидокаином по тарифу эконом и приступил к экстракции пули. Все проводимые манипуляции он озвучивал по нескольку раз, следя, чтоб усвоили и поняли.

Наложив швы и утерев со лба пот, сказал студентам: «Вот таким образом следует действовать!» На что дети возмущенно загалдели: «Как же так, Анатолий Александрович, вы же всё сами сделали! А как же мы, мы тоже хотим!»

– Тихо! Ещё не вечер, если пациенту не давать антибиотики – рана обязательно воспалится и вот чистить я вам доверю, попрактикуетесь!

– Всё равно нечестно, Анатолий Александрович, вы же рану стрептомицином присыпали! – Не унимались дети.

– Не расстраивайтесь! Есть большая вероятность того, что если наш участковый с ним не договорится, то пациенту прострелят вторую ногу, тогда и у вас будет возможность на практике проверить полученные знания!

– Ура! – Закричала Маня. – Я папу попрошу, чтоб он ему в двух местах ногу прострелил! Чтоб на всех хватило!

– Хм, ну ладно, всё, пойдемте, пациенту требуется покой! – Увел всех Анатолий.

Пришедшему вечером навестить пациента после операции Сергею он выложил всё, что знал – не запираясь…

Глава 20

Жаль, нет ружья… конец ноября – начало декабря 1796 г.

– Вот что ты скёшься, Егор? – Ксюша пытливо уставилась на него. – Весь вечер! Намылился куда?

«Вот ведь детектор лжи ходячий!» – Восхитился про себя Егор: «Ничо от неё не скроешь, реально – баба сердцем чует!» Вслух, однако – промямлил: «Ну тут это, Ксюша, сама понимаешь – собрание у нас. И батя твой тоже будет!»

– Знаю я ваши собрания! Спать на диване будешь, ко мне не лезь! А будешь ночью стонать и зубами скрипеть – я на тебя ковшик воды вылью! Иди уж!

Егор, видя, что Ксюха не лютует – поспешил собраться и умотать, но замешкался в попытках незаметно прихватить несколько бутылок. Ксюха следила за его манипуляциями внимательно, как Гугл на потерявшую неосторожность мышь. Плюнув, состроил морду кирпичом и в наглую открыл шкаф и сгрузил в рюкзачок пяток бутылок. И под Ксюхино недовольное брюзжание: «Всё жрёте и жрёте, когда нажрётесь то?!» – выскочил на улицу.

Подмораживало, под ногами поскрипывал снег, а Егор продолжил мысленный диалог Ксюшей, согласившись: «Так то да, куда жрут стока? Есть же вон самогон с винокурни, его бы жрали. Так нет, этим эстетам кукуевым ректификат подавай, да ещё облагороженный!» Пока дошел до гаража (сходку сегодня решили провести здесь) – кончик носа и щеки онемели. «А не хило так придавило к ночи, ниже двадцати!» – Отметил.

Зашел в гараж, скривившись от невообразимой смеси запахов: отработки, солярки, металла, винокуренного и сахарного кустарного производства. Вроде давно привык, а как зайдешь со свежего воздуха – чуть с ног не сшибает. Прошел в каптерку кладовщика, всё уже были в сборе, даже его не ждали – на столе поблескивала начатая бутылка. «Зря пять взял» – подумал с сожалением: «Им щас после этого самогона хоть чо налей – разницы не поймут. Никакой культуры пития!» И тут же устыдился: «Хотя не мне судить, да».

Собравшиеся его вяло поприветствовали, он отмахнулся: «Да виделись, глаза ваши рожи уже намозолили».

– Нарыл что-нибудь? – Сходу озадачил его брат.

– Губин Михаил Павлович – информации ноль. Что я нарою то, без интернета? Хоть убей – этого персонажа не отображаю. – огрызнулся Егор.

– А я вам говорю – из евреев этот купчишка или выкрест! – безапелляционно заявил Анисим. – Я за эти два дня «Каменный пояс» перечитал, в третий раз. Нет там никакого Губина! Так мыслю – аферы какие-то крутит! И из народа трудового жилы тянет!

– По показаниям казачка отставного и инженера, Губин этот как минимум шесть заводов на Урале скупил, имеет несколько фабрик в России, избирался московским городским главой, денег куры не клюют. – Серёга доложил кратко и по делу..

– Или немец! – Воскликнул Егор. – Хотя больше на жида похоже, такими капиталами ворочает, а информации о нём до нас не дошло. Это их почерк, в тени держаться!

– Вот о чем и речь! – Захар пристукнул рукой по колченогому столу, жалко звякнули тарелки и стопки. – Наливай! Егор, а ты подальше от него держись, нам твой антисемитизм известен. И язык без костей! Нам с ним надо как-то разруливать, а не с ходу наезжать, кто Христа зарезал!

– Да контра наш Егор! – сказал как отрезал Анисим. – Он и революцию ни во что не ставит, я с ним больше не разговариваю о политике, когда пьем. Ведь за малым не пристрелил крайний раз, такого мне про вождей революции наговорил, паскуда!

– Дед, пока ты за своей СВТ ковылял, я выпить успел, закусить и покурить! И не торопясь ушел! Вот видишь, какое оно, еврейское коварство!? Их уже сколько лет нет, а ты из-за них чуть грех на душу не взял! Так они и Россию подожгли в семнадцатом, пол-страны с упоением резалось с другой половиной! – Не уступал Егор.

Еле их растащили, Анисим боевым петухом хорохорился и вырывался: «Твое счастье, что не в сорок первый попали, товарищ Сталин быстро бы тебя к ногтю, как врага народа, морда мелкобуржуазная!» Егор огрызался: «Так вот кто написал сорок миллионов доносов!» Развели по разным углам, а сами достали принесённую Егором настойку и принялись разливать. Егор с дедом тут же заключили пакт о перемирии и тоже подтянулись к столу. Захар погладил бутылку и мечтательно произнес: «Вот чего у тебя не отнять, Егор – так это умения настойки делать, талантище! Эта интересно, на чем? Ягодка какая-то нарисованная на скотче, с точками, клубника наверное. Вздрогнем!»

Вздрогнул Егор: «Мухоморовка же! А ладно, её если не перепить – нормально. Для куража». – остальные спокойно выпили и принялись закусывать. Тесть Егора Борис, напустив на себя таинственный вид – анонсировал: «Сейчас мужики, такое принесу!» – и вышел. Пару минут подождали и забыли. Ну какие тут могут быть сюрпризы, после переноса уже ничем не удивишь. Отсутствовал Борис долго, про него уже совсем забыли, когда он зашел, неся в руках картонную коробку, а на плече висел какой-то чехол с приблудой непонятной.

– Вот! – Торжествующе грохнул он коробкой об пол и сняв с плеча чехол, предупредил: – Руками не лапать, прибор дорогущий и импортный!

Заметив недоумение на лицах – прояснил ситуацию: Это Витькины вещи, хозяина лесопилки, повезло, что здесь это держал! Я поначалу прибрал всё, пока ажиотаж был, сейчас вот, любуйтесь!

– Этот Витька же маленько с прибабахом был, с миноискателем бродил по Кулемке, по полям и бывшим хуторам, всё хотел золото Пугачевское найти. – Сразу проявил понимание Председатель. – Только не нашел ничего, окромя железяк разных, в землю затянутых. Ещё рельсы откапывал, старинные, там то ли мельница раньше была, то ли маслобойка, на речке. Постой, так это миноискатель!?

– Он самый! – Торжествующе заявил Поляков. – Только у тебя сведения не полные, Захар, Витька то и серебришко отыскивал, немного правда. Но находил! И на золото прибор этот настроить можно! Егор вон электрик, разберется, смекаете, к чему я!?

Первым смекнул Захар: «До Миасса же сто тридцать километров по дорогам, подведет нас под монастырь этот миноискатель!»

– Не мино, а металлоискатель, – поправил Егор, завладевший прибором и рассматривающий инструкцию, – толку то от Миасса этого, там же промышленное производство, не потянем. И спалиться как два пальца об асфальт.

– А вот в этой коробке, – голосом Якубовича, предлагающего крутить барабан, провозгласил Боря, – куча литературы всякой, в основном хлам про Пугачева и Юлаева, но есть и про золото на Урале. И карты! Речка недалеко от Миасса есть, Ташкутарганка! Там самородное золото! Дело верное!

– Металлоискатель этот, вангую – аккумуляторы жрет как не в себя, заряжать часто надо. Да и стрёмная идея сама по себе! – С сожалением заключил Егор, но прибор из рук не выпустил и продолжил размышлять вслух, – По снегу в начале весны перекинуть генератор туда, обжиться, летом отработать. Выбрать крупняк, заховать, по снегу же и вывезти осенью. А пока серёжки и цепочки у девчонок взять и на них потренироваться! Еврею этому, купцу – ни слова про Миасс! Или там уже роются?

– Не, пока тихо там, только медь плавят. Там такие самородки находили! Один аж на тридцать шесть кило! – Борис делился выстраданным.

– У нас сколько пишут – умножай на два. Что скомуниздили и не записали, можем ведь себя на всю жизнь обеспечить, если с умом подойти. Спешить не будем, но и упускать из вида это будет глупо! – Захара тоже зацепило золотой лихорадкой. – Давай, Боря, прячь всё это туда, где лежало и никому ни слова!

Еле выдрав из рук зятя металлодетектор – Боря закинул его на плечо, обхватил коробку и потопал к выходу. Тут Егор и Анисим вскинулись помочь, тяжело же! «Сидеть!» – Рявкнул Серёга: «Помощники! Вам рудники ни при каких раскладах не светят, у вас есть чем заниматься!» Егор тут же стал приводить доводы, что без химии ну никак. Надо золото проверять. Анализировать! Да и прибор – штука тонкая, без навыка и допуска накосячить легко! «Медведей в цирке на мотоцикле учат ездить, и ты обучишь аппаратом пользоваться, и как золото проверить. Там чо проверять, кислотой капнуть и реакцию посмотреть!? Да тебя и Ксюха твоя не отпустит!» – Привел веский довод брат и Егор сник.

Егор заметил опустевшую бутылку на столе и залез в рюкзачок, вытянул третью, присмотрелся к белому квадратику малярного скотча, на котором был нарисован овал с точками: «Да что ты будешь делать! Опять мухоморы, мы так озвереем тут». Дождались Бориса и снова сгрудились у стола. «Ну, за Витька, хорошее он нам наследство оставил, и держите все язык за зубами!» – Свирепо оглядел всех Председатель.

– Так поэтому мы сегодня здесь свои чисто, без врачей? – высказал догадку Лёха.

– Врачей не обидим! – Твердо сказал Захар. – Не стоит их грузить лишним. Олег рассказывал, что у них и в наше время статистика самоубийств в три-пять раз выше, чем в среднем в обществе. А тут в такое попали. Толян говорит, что тут сейчас в полный рост эпидемии разные: корь, холера, чума, оспа, туберкулез, сифилис тот же. Кумекают, как прививки и вакцины на коленке сварганить – затык у них пока, не хватает элементарного. На туберкулез нацелились, вроде как информация есть, будут стараться. А наши «темные и невежественные» предки как-то в таких условиях – и науку продвигали, и с эпидемиями справлялись.

– Мне Толян говорил, что нам большинство гуляющей здесь заразы не страшно, кроме трипперов всяких и сифилисов. Всех с детства прививали и вакцинировали. Понятно, что буром переть не стоит, остерегаться надо, не терминаторы. Но от основных хворей защищены. – Немного развеял Егор мрачную картину, нарисованную Председателем.

И что-то вдруг вспомнив, усмехнулся: «Во! Слушайте, что нарыл в кэше, про предков!» Достал бумажку, откашлялся и зачитал:

Экономический историк Борис Миронов приводит наблюдения всё той же культурной деятельницы Бальмонт:

«Когда мы показывали ученицам картину в волшебном фонаре (аппарат для проекции изображений – Б.М.), ни одна не могла сказать без помощи учительницы, что она изображает. Они еле-еле различали на ней человеческую фигуру, в пейзаже не видели деревьев или воду. Когда им объясняли, что представлено на картине, они отворачивались от картины и, смотря в рот учительнице, слушали ее. Так им пришлось, как малым детям, показывать „Лес“ Шишкина. „Да где лес-то?“ – спрашивали они. „А вот деревья, – говорила я, – сосны, вы же знаете, какие деревья бывают: ели, берёзы“. – „Что знатьто! дерево и дерево… а ещё пеньки“. Это всё, что они отвечали. Медвежат никто не рассмотрел.

И тут я сделала ещё одно открытие: большинство наших учениц не различали оттенки красок, они знали только название чёрной, белой, красной, синей – и всё. Когда я рассказала об этом в нашем кружке, оказалось, что многие учительницы знали о таких случаях из своего опыта. Одна кормилица, попавшая в Москву из глухой деревни, не могла привыкнуть к большому зеркалу, вставленному в стену, она хотела пройти через него, принимая своё отражение за женщину, которая шла к ней навстречу в таком же сарафане и кокошнике, как она.

Другая, когда её сняли в фотографии со своим сыном, не понимала, что это она на карточке, и не различала своего ребёнка у себя на руках».

По свидетельству учителей, в конце XIX – начале ХХ в. дети, поступавшие в школу, не знали «элементарных вещей»: две трети могли сообщить только своё уменьшительное имя, а не крещёное; фамилий не знал почти никто, а многие не знали имён своих отцов, матерей, дедa и бабки, не знали правой и левой руки, не определяли, где верх, а где низ. Бог для них был равнозначен иконе, вместо молитв бессмысленно бормотали: «Господи сусе». Не умели перекреститься, не могли сосчитать пальцев на руке.

Добавлю ещё два наблюдения. «Некоторые матери, у которых много детей, нередко забывают имена их: однажды в с. Колягине мать принесла грудного ребёнка в церковь причащать его, когда священник спросил, как зовут ребенка, она растерялась и чуть не с плачем вскрикнула: „Батюшка, захлестнуло, хоть убей, не помню. Больно много их у меня“».

«Как только ребёнок начинает выговаривать слова, то в большинстве случаев, его начинают уже приучать молиться, в некоторых семьях нередко можно видеть ребёнка, который ещё и говорить-то путём не умеет, но уже лепечет молитву, крестится и кланяется в ноги, хотя, видимо, и не понимает, кому, так как кланяется и крестится иногда перед дверью, иногда перед человеком. Вследствие того, что детей приучают так рано читать молитвы, большинство чрезвычайно перевирает молитвы, не понимая их значения и смысла».©.

Слушали все это с недоумением, когда Егор закончил, выдохнувшись – Захар с раздражением поинтересовался: «Что это за херня, откуда у тебя это вообще?!»

– С интернета откуда-то, люди со светлыми лицами писали, ну эти, которые прекрасную Россию будущего хотели построить, без атавизмов и родимых пятен социалистического прошлого. Я их сам недолюбливаю, либералов этих – не то слово! – Тут же открестился от зачитанного Егор.

– Этих писателей наш Викул в батраки бы не взял! А Ефим с почтовой станции – говно за лошадьми убирать! – Взъярился Анисим – Тут одно из двух, или мир это не наш, параллельный, или писали этот пасквиль педерасты!

– Тих, тих дед, – успокаивающе произнес Расул, – это не про наших написано, там начало двадцатого века фигурирует. Не исключаю, что за эти вот следующие сто с лишним лет – крестьянство в стойло загонят и загнобят. Такие же люди со светлыми лицами, любители всего «прогрессивного западного», как и у нас там. Из тех, что любят вещать про отсталую лапотную Россию и противопоставлять ей Запад, с его «демократическими ценностями».

– Мне тут Иргиз рассказывал, – негромко добавил Егор, – как башкирские поселения солдаты жгли, кто сопротивлялся – тех без жалости вырезали. И русские деревни так же. Читаю сейчас, что нашел из исторических материалов – крестьянские восстания по всей стране то тут, то там вспыхивали. А если не восстания, то волнения и бунты, которые жестко подавлялись. Всю дорогу, до революции. Так что не просто так в семнадцатом бар резали и на вилах поднимали, не на пустом месте всё это взялось.

Председатель резко перебил: «Отставить упаднические настроения! На рожон не попрем, но и шею в ярмо совать не будем! У тебя вон», – он посмотрел на Егора, – «пол-ангара удобрений, занимайся, сколько надо народа – выделю. Давайте разбегаться, ночь уже, нефиг пьянствовать, завтра всем на работу. Давай-давай, допиваем и по домам! И по деревне языком не трепите!»

Свежий морозный воздух после амбре гаража приводил в чувство, как ватка с нашатырем. Закурили и по тропкам двинулись по домам. Егор с тестем в одну сторону, Анисим с Расулом в свой конец, а Захар с Лёхой и участковым приотстали – им было в центр. Подождав, когда стихнет скрип снега от удалявшихся фигур, Председатель, понизив голос – поинтересовался у Лёхи: «Ну, что там Вахромей рассказывает?»

– В ахуе он, Михалыч, сам. Ему и перед нами неудобно, но хоть не юлит, всё как есть рассказывает. Заводское начальство и деньги схавало, и продукты, во вкус вошло, ещё просят. Про лошадей прознали, с сахаром этим засветились. Попы там тоже скут голяшками, десятину им надо. Вахромей отказывается с ними дальше договариваться, бесполезно говорит. В декабре у казаков багренье, красную рыбу на реке бить будут, под это дело у начальства выезд на кормление, как в старину – поедут в Пристань, Мордовское и по округе. И воронье в рясах с ними. Мимо нас не проедут, Вахромей говорит, чтоб трех лошадей им наших приготовили, кроме денег.

– Да сколько же им денег то надо, уже хрен знает сколько в них ввалили, так или хлебало треснет, или подавятся! – В сердцах бросил Захар.

– Заплатим, – Серёга уронил хабарик на тропинку и с ожесточением растер его ногой, – Сколько запросят, столько и забашляем. Лошадей, конечно, не отдадим, деньгами откупимся.

– Так всё выгребут и не хватит, придется сахар еще им отгружать. Только-только жирком обросли, эх… – Председатель сгорбился.

– Сахар жалко, да. Его сожжем, вместе с телегами. Они там со своими казачками поедут на продразверстку, с заводскими. Их не жалко. Три снегохода у нас, вшестером поедем, как проводим. Пусть все поселки проедут, отметятся. А перед самим городом на Калым горе их встретим, там всю дорогу останавливаются, отдыхают. В шесть стволов положим. Боюсь, Калым-гору после этого по другому называть станут… – Серёга усмехнулся – Как Вахромей обсказывал, дерзких людишек и татей хватает, пусть потом ищут – Урал большой.