Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

– Ашметра! – проговорил я громко.

Я понимал, что заклинание, пригодное для усмирения нечисти в моем мире, здесь вряд ли будет работать. Надеялся, правда, что вовкулака может одолеть сонливость, он станет вялым и менее активным, что может облегчить нам задачу в предстоящем сражении с ним. Но я и предположить не мог, какое действие на самом деле возымеет это короткое слово.

Дико заверещав, вовкулак метнулся куда-то ввысь, а мгновение спустя наверху, на крыше, послышался грохот. Вновь завизжали вырываемые доски, а затем дом содрогнулся, и на нас с потолка посыпалась пыль. Резко колыхнулся воздух, свеча тут же погасла, и перед глазами у меня поплыл отблеск от ее пламени, но не успел я схватить со стола огниво, как в углу горницы засветился силуэт Тихомира. Его голубого свечения было вполне достаточно, чтобы видеть все, что происходит в комнате.

Собственно, здесь ничего особо не поменялось. Все находились на своих местах, держа оружие наготове, а меч Тихомира так тот вообще был охвачен живым пламенем, и я в первый момент даже немного испугался, что одним неверным движением он может сжечь весь дом.

А потом взгляд мой остановился на дверном проеме, и дыхание у меня перехватило. Весь проход загораживало лохматое тулово такого размера, что она с трудом смогло бы протиснуться в комнату. Чтобы видеть нас, этому чудищу пришлось пригнуться и склонить набок волчью морду, и только потому я смог рассмотреть рога на его голове и ряды клыков в его слюнявой пасти, похожие на частокол.

Из всех его лап я увидел только одну – ту самую, которой он держался за дверной косяк, и была она такой огромной, что легко могла бы ухватить мою голову и зажать ее в кулаке, словно сливу или небольшое яблоко. Длинные изогнутые когти с неприятным звуком проскребли по стене, горящие красным глаза поймали мой взгляд, и тут же вовкулак разразился тем самым пронизывающим криком, очень похожим на детский. Из раззявленной пасти летели пенные клочья, от которых воняло, как мне показалось, протухшим мясом. Какой-то сладковатый трупный дух.

– Получи, тварь! – завопил Беляк и с силой швырнул в чудовище свою булаву.

Глава 16
Продолжение увлекательной ночи в Соломянке

Удар пришелся прямо в морду, и крик моментально стих. Вовкулак отпрянул, и в тот же миг захлопнул дверь в горницу с такой силой, что она едва не провалилась внутрь комнаты вместе с косяком. Затем послышался глухой удар, а вслед за ним – пронзительный Настин визг. Она визжала, визжала, визжала, и конца и края этому не было, а было совершенно ясно, что вовкулак почуял ее присутствие в одной из ближних комнат и вышиб туда двери.

Вот же черт, только этого мне не хватало! Что я скажу Катерине, когда вернусь домой без Насти? «Здравствуй, милая, это я, но подругу твою съел вовкулак», – это я ей скажу? «Но ты не переживай, он только печень ее сожрал, а все остальное развешал сушиться на деревьях!» – так мне ей сказать прикажете?

Допустить этого я не мог. И потому рванулся вперед что был сил – даже воздух свистнул в ушах. Беляк отшатнулся, чтобы я не сбил его с ног, но я все-таки зацепил его плечом, и он полетел в стену, выставив перед собой руку.

– Стой, Лексей! – закричал мне в спину Добруня. – Сожрет!

Да ладно, авось не сожрет… Я вылетел из горницы и сразу оказался в кромешной тьме, и только слева приметил прямоугольник дверного проема в комнату, где оставил Настю. Дверь была распахнута, а еще мгновение спустя я понял, что ее просто вынесло с петель, и она теперь валяется в комнате на полу.

Насти здесь не было, и свеча уже не горела, а тусклый свет проникал сквозь широкую дыру в потолке. В крыше тоже зияла дыра, и в ней были видны звезды. Я представил себе, как вовкулак протаскивает через эту дыру перепуганную девушку, и мне стало нехорошо.

«Като, тут такое дело… – скажу я Катерине. – Вовкулак Настю убил. Через крышу из дома вытащил и печень ей вырвал…»

Передернувшись от этой мысли, я кинулся во двор. У горницы столкнулся с кем-то из витязей – кажется, это был Кушак, – но отпихнулся и бросился в сени. Споткнулся обо что-то, чуть не упал, ударился головой о какую-то деревяшку. Ругнулся и выскочил на крыльцо. За мной с шумом вывалились и остальные, в мгновение ока рассыпались по всему двору и замерли, осматриваясь. Тихомир невозмутимо прошел сквозь стену, остановился рядом со мной и коротко покрутил головой.

– Там! – громко сообщил он, мечом указывая куда-то на раскидистое дерево, растущее у самой ограды.

Все моментально повернулись туда, а Беляк, недолго думая, воткнул меч в землю, скинул с плеча лук, вложил в него стрелу и пустил ее в самую крону.

– Ты что делаешь⁈ – завопил на него Кушак. – Ты мне всю невесту попортишь!

– Дык я прицельно, – возразил Беляк. – Девицу от нечисти уж отличу как-нибудь, даже в ночи.

Не похоже было, чтобы он кого-то там видел в чернеющей листве, но тем не менее в тот же миг ветви дерева заколыхались, затрещали, и с верху очень мягко, почти беззвучно, соскочил на землю вовкулак.

Это была весьма крупная особь, и если бы он не был согнут в три погибели, то наверняка ростом вышел бы на три головы выше меня. А в плечах шире так раза в два, а то и побольше – в темноте не особо разглядишь. Но что было видно совершенно отчетливо, так это его светящиеся глаза. Они были как два раскаленных уголька в камине, и казалось даже, что в них так и пляшут языки адского пламени.

А на плече у него вниз лицом лежала Настя. Откровенно говоря, в первый момент я ее и не заметил. Мне просто показалось, что у вовкулака что-то не так с одной половиной туловища, что перекосило его так толи после прыжка с дерева, толи после удара Беляковой булавы. И только когда плечо у него зашевелилось само по себе, я понял, что это Настин зад. Оглушенная после прыжка с дерева, она попыталась освободиться, но сил у нее хватило только на то, чтобы поднять голову, с трудом повернуть ее в мою сторону и глянуть на меня через плечо.

– Алешка… – просипела она. – Что это сейчас было?

И вдруг заорала, что было сил:

– Сумароков, спасай меня немедленно! Спасай, я тебе говорю! Я убью тебя, гад!

Она замолотила кулаками по спине вовкулака, но это было все равно, что долбить по скале – на вовкулака это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он продолжал стоять неподвижно, а если быть совсем точным, то он не столько стоял, сколько сидел на задних лапах – или как они там у него называются? Они были непропорционально огромными, очень мощными. После одного только взгляда на эти лапы вмиг отпали все вопросы, как он смог с такой легкостью заскочить на самую вершину дерева.

Но испуганной или растерянной позу вовкулака назвать было нельзя. Скорее заинтересованной. Замерев, он вперился в меня своим пытающим взором, а пасть его то и дело открывалась и закрывалась, открывалась и закрывалась, выпуская наружу розовое свечение.

Пока тварь смотрела на меня, не отрываясь, а я точно также смотрел на нее, мне показалось, что прошло очень много времени. Но на самом же деле все это длилось всего несколько мгновений. А потом Беляк вновь вложил стрелу в лук и выстрелил. Стрела пролетела в одном шаге от меня, так и цвиркнула, разрезая воздух. И с тупым звуком воткнулась вовкулаку в грудь, всего в нескольких вершках от Настиного зада.

И тогда вовкулак завопил. И снова это было похоже на обиженный крик ребенка. Он схватился за стрелу у самой раны и вырвал ее из себя, плеснув по сторонам веером кровавых брызг. И Настя тоже завопила, но это уже не был крик ребенка – ор этот был полон паники и ужаса:

– Алешка! Сумароков, твою мать, спасай меня скорее!.. Беляк, придурок чертов, не стреляй больше, ты мне в жопу чуть не попал! У-у-у, у меня сфинктер судорогой свело! Кушак, миленький, убей эту тварь, спаси невестушку свою! – И тут она зарыдала, сотрясаясь всем телом в истерике. – Убейте уже его кто-нибу-у-удь!

Впрочем, именно этим мы и собирались сейчас заняться. Воевода проскользнул вдоль изгороди и набросился на вовкулака сбоку, взмахнув булавой с такой мощью, что мог бы своротить и небольшую гору. Добруня намеревался пробить вовкулаку голову, но тот пригнулся, и удар пришелся по лопатке, отчего чудовище даже содрогнулось. Плечи его подпрыгнули, и Настя, вопящая без остановки, подпрыгнула вместе с ними.

Но удар богатырской булавой ничуть не смутил вовкулака. Он ловко ухватился за нее прямо под шипастым навершием, вырвал из руки воеводы и швырнул в Беляка. Бросок этот получился такой неописуемой силы, что если бы пришелся в цель, если бы Беляк не увернулся в самый последний момент, то стало бы нас на одного человека меньше. Но Беляк оказался на редкость проворен, и булава, пролетев у него над самой головой, ударилась в стену дома и повисла на бревне, вцепившись в него шипами.

Удалецки ухнув, воевода попытался нанести вовкулаку удар мечом, но тот стремительно отскочил, одним движением сорвал со своего плеча вопящую Настю и швырнул ее в Добруню Васильевича с такой легкостью, словно та была тряпичной куклой. Воевода едва успел меч отвести в сторону, чтобы не разрубить летящую на него девушку напополам.

Настя плашмя врезалась в него, вцепилась в шею и повисла на ней, сразу перестав орать – толи сознание потеряла, толи успокоилась.

А я прыгнул вперед, зажав в одной руке меч, а в другой шпагу. Вовкулак развернулся ко мне и успел подставить лапу под занесенный меч. То ли удар пришелся скользом, то ли я вложил в него слишком мало сил, но меч не нанес вовкулаку никакого видимого ущерба. Я ожидал увидеть, как отсеченная лапа падает наземь, и даже приготовился добавить колющий удар шпагой в брюхо, но меч мой просто отскочил в сторону. А я поторопился сделать то же самое, чтобы не подставиться под страшные когти оборотня, со страшным свистом мелькнувшие совсем рядом с моим лицом.

Но Беляк с Кушаком уже заходили с флангов, чтобы отрезать вовкулаку путь к отступлению. Воевода все никак не мог отодрать от себя вцепившуюся в него Настю и потому пока не был способен продолжать схватку. Светящийся силуэт Тихомира возникал то слева, то справа, но близко к вовкулаку он не подходил.

Да я и сам уже начал сомневаться в том, хватит ли у меня сил, чтобы одолеть эту нечисть. Уж больно он был огромен и ловок, да и мечи наши, несмотря на свою заточку «на бритву», никак не могли прорубить шкуру этого зверя. Порой кому-то из нас удавалось нанести ему удар, но всякий раз мечи только отскакивали, словно натыкались на камень.

Странно, но стрелы все же пробивали шкуру и застревали в ней, но толку от этого было мало. Вовкулак либо не обращал на них внимания, либо сразу выдергивал и отбрасывал прочь. Но кровь при этом все-таки брызгала, и Беляк всякий раз довольно ухал.

– Работают наконечники мои заговоренные! – хвастливо сообщал он. – Бабка Пелагея мазь специальную сварила, а я ею все наконечники намазал.

– Гуще мазать надо было! – с досадой крикнул Кушак. – Глядишь, и пользы поболее вышло бы.

Он сделал обманный финт, рванулся вперед-вниз и попытался с земли вогнать меч вовкулаку в брюхо. И даже ткнул, кажется, но шкура твари и в этот раз выстояла, а взмах тяжелой лапы отбросил Кушака далеко в сторону. Несколько раз перевернувшись, он выпустил меч и обмяк, так и оставшись лежать на земле. То ли дух из него выбило вон, то ли просто сознания лишился.

Но все же этот взмах когтистой лапы дал мне один миг времени, и я сделал стремительный выпад левой. Шпага ткнулась в тулово зверя, и я, грешным делом, уже приготовился к тому, что клинок сейчас изогнется и со звоном лопнет. Но не тут-то было. Шпага проткнула шкуру и вошла в тварь почти на треть, но вогнать ее дальше я уже не смог – не хватило длины выпада.

Я не удержал равновесие и упал на траву, вырвав при этом шпагу из раны. А вовкулак в удивлении замер. Он потрогал лапой рану у себя на брюхе, глянул на меня удивленно и вдруг издал такой оглушительный тоскливый вой, что, даже лежа на земле, я почувствовал давящую боль в ушах. Вовкулак выл, а боль проникала все глубже и глубже в голову, она расползалась там, внутри, в разные стороны, как плющ летом расползается по ограде, только происходило это в тысячи раз быстрее. Я зажмурился, но даже сквозь опущенные веки видел, как исказились линии магического поля, пронизывающие тело вовкулака, как они вибрируют и изгибаются, нарушая стройную картину окружающего мира.

А затем вой смолк. И наступившая следом тишина показалась мне гробовой, могильной. Такой, когда не слышно нигде даже ни малейшего шороха. А вовкулак вдруг выпрямился, приподнялся на задних лапах, расправил плечи и сразу превратился не просто в очень крупного зверя, а в самого настоящего гиганта, достающего кончиками своих волчьих ушей почти до середины дерева, с которого он недавно соскочил.

И этот гигант шагнул прямо на меня. Я почувствовал, как дрогнула земля, когда его лапа грузно опустилась на нее. Затем еще одни шаг, и снова земля колыхнулась. Я попытался вскочить, но вовкулак взмахнул лапой, и я снова упал, уворачиваясь от удара.

Черт, так и помереть недолго! А что было бы, если бы я не успел увернуться? Таким ударом легко голову оторвать можно, особенно если учесть, какого размера у него когти!

В следующий момент я увидел вовкулака прямо над собой, и подумалось мне, что я и представить себе никогда не мог, что моя смерть будет вонять столь отвратительно. Трупами вонять будет. Гниющими трупами.

Впрочем, легко отдавать свою жизнь этому уроду я не собирался, и потому весь поджался, намереваясь броситься прямо на него и попытаться попасть своей заговоренной шпагой ему прямо в сердце.

Мгновенно он не умрет. Такие громадины не умирают моментально, и остаться в живых шансов у меня немного, но напоследок я ему покажу как умеет умирать русский дворянин!

Получи, тварь!

Я рванулся. И даже успел встать на одно колено, но вовкулак в тот же момент оторвал от травы свою мохнатую лапу, вновь сшиб меня с ног и прижал к земле, напрочь лишив возможности шевелиться. Да что уж там – я даже вдохнуть нормально не мог. Лишь захрипел, пытаясь вырваться из-под этой грязной вонючей лапы. Оружие свое я уже растерял, и даже не помнил теперь, где именно, да и не до оружия мне теперь было. Лапа вжимала меня в землю все сильнее, я не мог дышать, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Я вцепился в длинные когти, похожие на абордажные крючья, и ворочал их то в одну сторону, то в другую, стараясь сбросить с себя лапу, дать себе вновь возможность нормально дышать!

Я видел, как впиваются в тело вовкулака стрелы, одна за другой, но он даже не пытался их вытащить. И только одну, воткнувшуюся ему в щеку, он с чавканьем вырвал и отбросил назад через плечо.

Эти раны его нисколько не волновали.

И тут я увидел, как скользнул мимо меня светящийся силуэт Тихомира. В ночи за ним оставался длинный голубой шлейф, состоящий из сотен таких же силуэтов, только замерших в одной единственной позе. Тихомир беззвучно проплыл вовкулаку за спину, остановился на короткое мгновение, словно собираясь с духом, а затем, сделав решительный шаг вперед, вошел прямо в тело оборотня.

Тот в недоумении замер. Шерсть его вдруг встала дыбом, на ней заиграли голубые искры и посыпались вниз густыми гроздьями. Пасть приоткрылась, из нее устремились по сторонам тугие струи голубого пара.

А потом на широченной груди чудища, в самой ее середине, прочертилась тоненькая голубая полоска. Она светилась холодным светом и исходила искрящимся паром. Затем она стала шире, толще, запузырилась и неожиданно расступилась, выпустив из груди зверя наружу огненный меч Тихомира.

Клинок высунулся почти наполовину, заставив вовкулака задрожать, затем замер и медленно пополз вниз, прочерчивая на плоти оборотня голубую искрящуюся рану.

Зверь взвыл. Я ему был больше не интересен. Он рванулся в сторону, упал на четвереньки и затряс всем телом, как трясется пес, выбравшийся из воды. В лицо мне полетели вонючие брызги пополам с древесной трухой и голубыми искрами. Тихомир выпал из тела вовкулака, ударился спиной о дерево и медленно ополз на землю.

Я тяжело поднялся на ноги и замер, покачиваясь. А вовкулак, продолжая завывать, совершил гигантский прыжок с земли прямо на крону дерева, но долго там не задержался. Ветки обломились, и зверь с грохотом упал на землю. Подскочивший к нему воевода широко размахнулся, намереваясь снести ему мечом голову, но был отброшен ударом могучей лапы. Когти звякнули по кольцам кольчуги и, кажется, даже порвали их.

Чудовище одним прыжком перескочило через ограду и припустило вдоль по улице, не прерывая ужасного завывания. За ним рассыпались по дороге голубые искры.

– Ушел, тварь страхолюдная! – сплюнув в сердцах, сказал подошедший к ограде Добруня Васильевич. – Упустили нелюда…

Он тяжело дышал и покачивал мечом, показывая свое недовольство подобным исходом драки. Кольчуга на груди у него была подрана, шлем отсутствовал вовсе, а через лоб и весь нос протянулась длинная царапина с выступившими на ней капельками крови.

– Ты ж смотри, как аккуратно тебя вовкулак зацепил, – заметил я, осмотрев его. – Мог бы и череп надвое развалить, а так только кожицу оцарапал.

Воевода пальцами потрогал царапину на лбу и помотал головой.

– Не, это не вовкулаково дело, – заявил он. – Это меня твоя Настасья отметила, когда вовкулак ее в меня бросил. Ох, и костлявая сестрица у тебя, Лексей! Ты бы ее кормил побольше, что ли⁈ Не ровен час помрет…

– Да не помру я! Не дождетесь!

Слегка прихрамывая, к нам подошла Настя. Беляк с Кушаком копошились посреди двора, поднимая с земли разбросанное оружие. Тихомир тоже подошел к ограде и проводил взглядом улепетывающего вовкулака. Когда же тот вовсе пропал из вида, то сунул меч в призрачные ножны и погрозил в темную даль кулаком.

– Не понравился ему клинок мой, – сказал Тихомир. – Призраку тяжело кого-то убить насмерть, но он еще способен доставить неприятности всякой нечисти.

– Он еще вернется? – спросила Настя.

Без всякого страха спросила, скорее деловито. Вид у нее при этом был тот еще – растрепанная, взъерошенная, с перепачканным лицом и до крови прокушенной губой.

– Когда-нибудь обязательно вернется, – сказал Добруня. – Если не на следующую седмицу, так попозже. Не добили мы его, и в этом вся печаль. Придется мне с помощничками сызнова Соломянку навещать, и опять тут засады устраивать. Потому как не будет местным мужичкам да бабам спокойной жизни, покудова жива эта нечисть.

– Радуйся, Настасьюшка, что печень у тебя на месте, – подбодрил девушку подошедший Беляк. – Уж очень вовкулак желал девичьей печенкой полакомиться, вон как тебя к себе прижимал, отпускать не хотел! Приглянулась ты ему.

Он засмеялся, но его пихнул в спину подошедший Кушак. Беляк сразу захлебнулся собственным смехом.

– Такая краса любому зараз приглянется, – заметил Кушак. – Вот и мне приглянулась.

– Да ну? – язвительно сказала Настя. – А не ты ли говорил, что тоща я для тебя?

– Что тоща – говорил, – не стал спорить Кушак. – Но еще говорил, что на лицо ты уж больно хороша, и что налюбоваться тобой никак не можно…

Настя прищурилась на него подозрительно.

– Что-то я не припомню, чтобы ты говорил такого.

– Если и вслух не сказал, то только по скромности своей, – заверил ее Кушак. – Но думал об этом совершенно точно. Вот тебе крест, Настасьюшка…

И он яростно перекрестился. А Настя усмехнулась. Я же пихнул ее локтем и прошипел на ухо:

– Анастасия Алексеевна, ты бы поменьше морочила головы богатырям местным. А лучше бы вспомнила, что тебя дома ждут.

Настя пренебрежительно махнула на меня рукой.

– Сумароков, я тебя умоляю! Никто меня нигде не ждет… Да и нет у меня никакого дома теперь. Умерла я там, понял? Убили меня! Ножом зарезал душегуб проклятый. Так что свободная я теперь, как птица. Где захочу, там и будет у меня новый дом, ясно тебе⁈

Я торопливо поднял руки, показывая, что не собираюсь ее ни к чему принуждать. Как говорится, хозяин – барин. В том смысле, что жизнью своей она будет распоряжаться так, как сама того пожелает.

Тем не менее, я взглянул на нее как-то по-новому. А она не так-то проста, эта Настя! Я даже зауважал ее. Не то, чтобы раньше я ее совсем не уважал, но просто относился как к ребенку, который сам о себе не в состоянии позаботиться и нуждается в постоянном внимании. Ан нет – все у нее в порядке с самостоятельностью. Думаю, останься она здесь одна, без моего присмотра, так и не пропадет вовсе, отыщет способ выжить и даже утвердиться в этом мире. А может, и в любом из миров…

– Пора возвращаться в Лисий Нос, – с хмурым видом прервал наше беседу воевода. – Не торчать же нам в Соломянке до самого утра.