Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

– И ты бежал? – спросил я.

– Быстрее ветра! – с невеселым смешком отозвался Тихомир. Прежний облик вновь вернулся к нему. Прозрачность его оболочки ослабла и теперь лишь слегка подсвечивалась голубоватым свечением, по которому и можно было отличить призрака от живого человека. – Мы бросились вниз по противоположной стороне холма. Некоторые были верхом, кто-то бежал пешим порядком. Но они быстро отстали, и их всех вскоре перебили. Человек десять конных смогли убежать. Но вскоре, сами того не ведая, мы влетели прямо в спину другому отряду беценеков, который атаковал дружину Истислава и никак не ждал нашего появления. Мы рубились славно! Не на жизнь, а насмерть, словно каждый из нас желал отомстить беценекам за свою же собственную трусость там, на холме… Мы погибли все до единого. Но все же смогли отвлечь на себя основные силы беценеков, и дали возможность князю Истиславу достойно отступить…

Тихомир замолчал, а мы тем временем уже оставили за спиной поле боя и углубились в лес, который здесь не был уже таким же светлым и просторным, как по ту сторону поля. Мы не рискнули продираться сквозь густо сплетенный подлесок и двинулись вдоль него, пока не наткнулись на лесную дорогу, не очень широкую, но хорошо укатанную. Двое конных вполне могли бы на ней уместиться, но ветви высоченных елей порой выпирали так далеко, что почти загораживали проход, поэтому идти нам здесь пришлось друг за дружкой, гуськом. Возглавлял нас Тихомир на своем гнедом жеребце, следом шла Настя верхом на серой в белых яблоках кобыле, и замыкал отряд я сам на вороном.

Вести беседы здесь стало неудобно, и мы долгое время двигались в полном молчании, лишь изредка нарушаемое моими или Настиными проклятьями, когда очередная ветка била по лицу или же кусал за руку слепень.

Так мы проехали, наверное, несколько верст. Потом дорога немного расширилась, деревья убавили в росте, и дальше мы уже могли идти втроем в один ряд – мы с Тихомиром по краям, а Настя посередине. Наконец-то стало проглядывать солнце, которое уже начало свой путь к закатной стороне. Потом ненадолго набежала тучка, заморосил дождик, но какой-то ленивый. Он побрызгал немного, лишь затем, чтобы выказать свое присутствие, но очень быстро увял, словно не интересно ему стало тратить свое время на лесных путников.

Тихомир спросил у меня, не поворачивая головы:

– Позволь задать тебе вопрос, Алексей Федорович… В наших землях не принято беспокоить жрецов по житейским пустякам, да и не станут они заниматься подобно безделицей. Ибо Зеркальный храм – это центр нашего мира, «пуп земли» его. В нем начинается и в нем заканчивается вся магия. В нашем мире не так уж много магов, на несколько десятков тысяч человек только один и найдется, пожалуй. А уже если говорить о толковых магах, которые не только фокусы разные детишкам показывать могут, а способны на кое-что и побольше, так и вообще по пальцам пересчитать можно. Но каждый из нас в свое время побывал в Зеркальном храме. Ибо только в его стенах произнесенное заклинание Великого Порядка способно сделать из обычного человека, наделенного магическими свойствами, самого настоящего мага. И закончить свой жизненный путь каждый чародей должен в тех же стенах, чтобы сила его вновь соединилась со всеобщей магией и не пропала понапрасну. Вот потому я и иду в Зеркальный храм… Но какое дело у тебя к его жрецам, Алексей Сумароков, сын Федора?

Дорогие друзья! С этого дня новые главы будут выходить ежедневно!

Глава 13
Странные дела в двух шагах от города Лисий Нос

Я некоторое время размышлял над его словами. По ним выходило, что устройство магии в Серой Руси разительно отличалось от нашего. У нас, с нашей разноцветной магией, у нее не было какого-то единого центра, в котором она начиналась бы и заканчивалась. Обучить премудростям наделенного чародейскими качествами неофита мог любой из действующих магов, и после гибели его вместе с ним и уходила и его сила.

Здесь же центром всего магического являлся Зеркальный храм. Осью всего коловращения, так сказать. Здесь у них магия начиналась, и здесь же заканчивалась.

Впрочем, это могло быть лишь официальным ритуалом, не имеющим на самом деле никакого отношения к тому, во что они верили. Просто еще один религиозный обряд, не более того.

Но, с другой стороны, не просто же так светлейший князь Черкасский отправил меня в этот мир и этот храм. Почему-то я думаю, что он прекрасно знал, что делает.

– Ты не хочешь отвечать мне? – спросил Тихомир с некоторым удивлением. – Или ты и сам не знаешь пока, зачем идешь в Зеркальный храм?

– Да! – вдруг поддержала его Настя. – Между прочим, мне тоже интересно, какого черта мы тащимся в такую даль⁈ Лучше бы ты думал, как нам вернуться назад, к Катьке!

– Я только об этом и думаю! – огрызнулся я беззлобно. И откровенно добавил, обращаясь к Тихомиру: – Один великий чародей направил меня туда, чтобы я стал Белым Магом.

Тихомир склонился к шее своего гнедого, чтобы удобнее было взглянуть на меня с изрядным недоумением.

– Что такое Белый Маг? – спросил он, сломав плавные дуги своих густых бровей.

– Понятия не имею! – весело отозвался я. – Вот прибудем в Зеркальный храм – там все и узнаем! Как долго нам еще ехать?

– Я бы уже съела что-нибудь, – с голодным видом отозвалась Настя. – Котлетку какую-нибудь, или ногу куриную.

– Да, это было бы кстати, – согласился я.

Тихомир сообщил нам, что примерно верст через восемь-десять должен появиться в поле зрения город под названием Лисий Нос. Там можно будет похарчеваться досыта и остановиться на ночлег в достойном месте.

Тут Настя остановила свою лошадь и потребовала спустить ее на землю, чтобы она смогла отлучиться в лес по нужде. Спорить я не стал, снял ее с лошади и отправил в кусты по левую сторону дороги, а сам, пользуясь такой оказией, отправился в кусты по правую сторону.

Когда она вернулась, вновь затягивая узлом юбки между ног, я опять усадил ее в седло, и мы двинулись дальше. Ход пришлось ускорить, потому что Тихомир начал всерьез опасаться, что телепаясь столь неспешно, мы можем не поспеть в Лисий Нос засветло.

Впрочем, когда лес наконец расступился, и по обе стороны дороги потянулись золотые поля, стало значительно светлее. Теперь было видно, что солнце висит над горизонтом еще достаточно высоко, а вдалеке виднеются домишки какой-то деревни.

Один раз мы нагнали телегу, запряженную сивым мерином. В телеге сидело четверо крестьян – два мужика и две бабы. Едва завидев нас, они поторопились съехать на обочину, соскочили с телеги и принялись кланяться, склоняясь до самой земли.

– Чего это они? – с удивлением поинтересовалась Настя. – Мы же вроде им ничего дурного не сделали.

– Потому и кланяются в землю, что хотят, чтобы так все и дальше оставалось, – пояснил я. – К тому же выглядим мы не очень дружелюбно.

Для человека несведущего вид у нас и впрямь был диковатый, если не сказать сильнее. Светящийся голубым призрак, растрепанная рыжая девица с завязанными между ног юбками и огромный парень в странной одежде, шпагой на боку и огромным мечом за спиной. Должно быть, мы казались этим крестьянам какими-то зловещими колдунами.

– Здоровы будьте! – сказал им Тихомир, когда мы поравнялись с телегой и остановили лошадей. – Что за весь такая там впереди, люди добрые?

– Так эта весь Соломянкой зовется, боярин, – не очень смело отозвался один крестьянин, тот что казался постарше всех. – Мы сами оттудова и будем.

– До Лисьего Носа далече? – спросил я.

Наверное, мой говор показался крестьянину не совсем внятным, потому что он наморщился, помолчал немного и затем вскинулся обрадованно.

– Так ты про город говоришь! Если медлить не станете, то вскорости стены его увидите. Мы и сами туда поспешаем. Я бы с охотой проводил, но вы на своих скакунах пораньше нашего поспеете. Вот прямо по этой дороге и езжайте, да никуда с нее не сходите. Где развилки будут, везде выбирайте правый путь. А мы за вами поторопимся. И сами не хотелось бы в чистом поле ночь встретить.

– А что ж вы дома в Соломянке-то не переночуете? – полюбопытствовал я. – А с утра бы в Лисий Нос и отправились.

Крестьянин глянул на меня как-то растеряно, потом покосился на своего спутника, оглянулся на баб за спиной и наконец всплеснул руками:

– Да бог с тобой, княже! – воскликнул он. – Кто же на седмицу решится в Соломянке оставаться⁈ – он перекрестился. – Весь народ уже загодя в Лисий Нос перебрался, кто-то еще и в пятницу успел уехать. Народ у нас может и не шибко умен, но и не настолько глуп, чтобы на седмицу в Соломянке ночевать!

Нахмурившись, я непонимающе помотал головой.

– Постой… Не пойму я тебя что-то. Ты же только что сказал, что вы и сами из Соломянки. Так отчего ж вы там оставаться боитесь? В родном доме-то⁈

Тут в наш разговор влез второй крестьянин, который до этого момента стоял молча и только наминал в руках кургузую шапку.

– О-о-о, да ты, видать, издалека в наши края пожаловал, княже! – нараспев протянул он. – И знать ничего не знаешь о тех делах, что уже с самой весны творятся в наших местах.

– Цыть, Малюта! – прикрикнул на него старший. – Не с тобой сейчас княже разговоры разговаривает про дела наши… А дела нынче такие, что как только снег сошел, да трава на полях-лугах зазеленела, так стала в Соломянке скотина пропадать. Поначалу по ночам прямо из хлевов пропадала. Заглянут хозяева поутру в хлев, а там коровы не хватает, или бычка, или козочки. Поначалу думали, что завелся в веси нашей какой-то воришка, которому у своих же воровать не стыдно. Даже вече большое собрали, где во всеуслышание объявили, что тому, кто таким делом позорным занимается, лучше признаться сейчас и покаяться. Потому как рано или поздно, но народу все станет известно, и тогда плохо придется разбойнику…

– Но никто, понятно дело, не признался! – вставил свое слово нетерпеливый Малюта, за что сразу же получил добрый подзатыльник от притихшей за его спиной бабы – дородной тетки лет тридцати с пухлыми увесистыми ладонями. Жена, должно быть, его.

– Да помолчи ты! – шикнула она на него. – Дай брату старшему высказаться! Игнат всю правду расскажет, потому как у него у самого тогда бычка утянули.

– Так вот, княже, – продолжил старший Игнат, – на вече пообещали тайному разбойнику, что ничего ему не будет, если он покается, мясо вернет и с воровством покончит. Но не тут-то было! Как Малюта уже сказал, никто не признался, и каяться не собирался, а той же ночью сразу из трех амбаров двух коров увели и одну козочку. А на всех воротах следы огромных когтей виднелись, поболее медвежьих будут.

Игнат растопырил пальцы на обеих руках и показал их мне: вот такого размера, мол, когти были. Я понимающе покивал.

– Знатный медведь, матерый.

– Вот только отродясь медведь в Соломянку не захаживал, – продолжил Игнат. – Тех, что поблизости водились, мужики уже давно перебили, а остальной зверь боялся в Соломянку идти. Да и наследил бы медведь сильно. Ограды переломал бы, следы оставил, нашумел… А здесь же все в полной тишине происходило, и без единого следа. А накануне дождь прошел, так перед амбарами грязь сырая была, и там только следы копыт остались. Зато на деревьях за околицей все ветви кишками были увешаны. А под старой березой, что на тропинке к пруду, две коровьи головы лежали и одна козлиная. Вот и ясно тогда нам всем стало, что никакой это не медведь шалит, а самый настоящий вовкулак, который по ночам огромным волком оборачивается, а днем в могиле на кладбище покоится…

– Жуть какая! – сказала Настя, брезгливо морща нос. – Оборотень, что ли?

Игнат, кривясь, пожал плечами.

– Может и оборотень, кто ж его знает? А мы в Соломянке таких вовкулаками кличем. Правда, давненько их в наших места не видывали.

И тут снова не выдержал Малюта, вставил свое слово:

– Старики говорят, лет сто назад последнего осиновым колом прямо в могиле угомонили. Могилу раскапывать принялись, а там земля свежая совсем, как будто только вчерась закопали. Крышку гроба сорвали, а покойник там совсем свеженький лежит, только все пальцы изодраны и в грязи, а губы в крови перепачканы. А кровь та была совсем свежей. Тогда ему осиновый кол прямо в грудь молотом вбили. Да потолще – чтобы он сорваться с него не смог. Гроб снова заколотили, могилу засыпали и камнями завалили, чтобы вовкулак сызнова выбраться на свет белый не смог.

– Обычный вампир, – с пониманием покивала Настя. – А вы говорите, что это вовкулак какой-то.

– Ну, может для вас, боярышня, это дело и обычное, – развел руками Игнат. – А у нас давненько такого не бывало. Отправили мы своего человека к воеводе в Лисий Нос, чтобы он рассказал тому о проблемах наших. Воевода очень заинтересовался и решил самолично прибыть в Соломянку с расследованием. Слава богу, что от Лисьего Носа до Соломянки рукой подать. И приехал он в шестицу точнехонько в полдень. Мы в тот день дочку кузнеца Сваржича хоронили, Марьицу, поскольку померла она от болезни долгой. Иссохла вся, потому как долго ничего не ели и не пила. Ее даже насильно соком ягодным поить пытались, но из нее все сразу назад и выливалось. Вот и померла. Правда, воевода на похороны не попал, он позже из города заявился.

– Да как же это не попал⁈ – перебила его жена Малюты возмущенным голосом. – Я же лично его возле кладбища и повстречала! Он меня подробно обо всем расспрашивал: когда в последний раз вовкулак шалил, много ли скотины в веси, в какие из дворов уже совершались налеты, а какие пока бог уберег…

– И про Марьицу тоже расспрашивал! – вставила свое слово вторая баба – плечистая и крепкая, с низким, почти мужским голосом. – Я тоже там была, я тоже помню! Про Марьицу спрашивал, и про кузнеца Сваржича тоже. И еще у него дощечка была специальная, огнем обожженная, так он на ней гвоздем нашу Соломянку нарисовал, все дворы очертил. А те из них, где вовкулак уже похозяйничал, он крестом обозначил, и какие-то еще пометки делал. Тогда-то он мне и сказал, что всю седмицу в Соломянке проведет, и расспросил, где у нас на ночь остановиться можно.

Игнат согласно покивал.

– У нас-то домишко маленький совсем, гостя знатного разместить негде, – сообщил он с таким гордым видом, будто говорил совершенно обратное – что, мол, и дом у него просторный, и гостя они приняли как родного. – Так староста его к себе на постой и взял. А воевода тот еще по всем дворам походил, с людьми разговоры разговаривал и что-то, кажись, смекал, потому как на дощечке своей какие-то пометки делал… Мы уж, грешным делом, решили, что вовкулак не осмелится при воеводе на Соломянку новый набег делать, что те беценеки. Но той же ночью случилось страшное, чего ранее никогда в нашей веси не бывало…

Игнат сказал это и замолчал, подлец, выжидательно, словно бы раздумывая как нам правильно преподнести дальнейшие события. Но мне показалось, что он поглядывает на нас с хитринкой в глазах, желая удостовериться, что заинтересовал слушателей своей рассказкой.

Я хотел поторопить его резко, чтобы не важничал, но меня опередила Настя.

– Ну! – нетерпеливо воскликнула она. – Ты чего замолчал, убогий⁈ Рассказывай, мы же слушаем!

Игнат глубокомысленно поднял палец.

– Так вот я и думаю, боярышня, как бы мне эдак рассказать, чтобы не задеть ваши нежные чувства.

– Да к черту мои нежные чувства! – закричала на него Настя. – Давай, ври дальше!

Игнат глянул на меня с вопросом, и я, поймав его взгляд, согласно кивнул.

– А дальше было вот что… – продолжил он с заметной охотой. – Воевода до самого вечера ходил по дворам, да все расспрашивал. А в ночь на седмицу вовкулак пожаловал в Соломянку снова, но только в этот раз он вовсе не коров с козами уворовал…

Видя, что Игнат снова затягивает с продолжением, Настя спросила:

– А кого же?

– По соседству с кузнецом, который только что похоронил дочку свою, Марьицу, жил пахарь Тугоух. Его так прозвали, потому как слышал он плохо и постоянно обо всем переспрашивал.

– Хорошо, что он бабником не был, – заметила Настя. – Но ты продолжай, продолжай. Что там дальше-то случилось?

– В ночь на седмицу вовкулак ворвался в дом Тугоуха, схватил его вместе с сыном Тимошкой и выволок во двор. Бабу его, правда не тронул, а может и не приглянулась она ему – уж больно страшная у Тугоуха баба! Она от страха без памяти грохнулась, и он, должно быть, ее за мертвую принял. Да и обделалась она вся, так что может он побрезговал попросту. А Тугоуха с Тимошкой он прямо во дворе и порвал на части. Как мухам руки-ноги поотрывал, все внутренности по двору разбросал, головы на забор насадил, а туловища изуродованные и порванные на дерево забросил. Матрена, баба Тугоухова, когда в себя пришла, да в окно увидала, что вовкулак с ее мужем и сыном сделал, так сразу в крик кинулась. Тут и народ с факелами потянулся со всей веси. Кто колья нес, кто вилы. Воевода с мечом прибежал в одном исподнем. Вот только вовкулак не стал дожидаться, когда его на вилы поднимут – он через ограду перескочил, в один миг вскарабкался на дерево, с него перепрыгнул на другое, а там скользнул во тьму, и только его и видели.

– Упустили, значит, вовкулака… – задумчиво пробормотал Тихомир. – Этих тварей сложно отловить, уж больно они проворные.

– А ты уверен, что это был именно вовкулак? – спросил я у Игната.

Но из-за его плеча тут же высунулось лицо его супруги.

– А кто же еще это мог быть по-твоему? – с вызовом заявила она. – Самой меня, конечно, там не было – уж больно страшно туда идти было посередь ночи, но все мужики как один рассказывали потом, что это был вовкулак. Точнее и не скажешь!

– И на кого же он был похож? – полюбопытствовала Настя.

Игнат и его жена переглянулись.

– Ну-у, как на кого? – сказал Игнат, подумав. – Я не успел его рассмотреть во всей красе, слишком темно было. Да и прыгал он туда-сюда очень быстро, простому человеку за ним и не поспеть, а чародеев в нашей Соломянке отродясь не было… Но все же немного я разобрал, а и другие тоже кое-что видели… С виду его можно назвать огромным волком, вот только ходил он не на четвереньках, как нормальный волчара, а на задних лапах. Но пригибался слегка, как будто огромная голова тянула его к земле… Шеи у него почти не было, и казалось, что голова напрямую крепится к плечам. А плечи у вовкулака о-о-очень широкие, вот такенные! – раскинув руки, Игнат показал какой ширины плечи у вовкулака. Получалось, что в плечах он был целую сажень. – И бугристые все, сразу видать, что сила в нем неимоверная… В талии он тонок, но это ему нужно для гибкости движений и верткости. А вот ноги у него очень крупные, мощные. Он отталкивается ими от земли с такой силой, что в один прыжок может запрыгнуть на верхушку дерева. И при этом может тащить на себе сразу двоих человек…

Настя недоверчиво покачала головой.

– Слишком много подробностей ты описываешь, для человека, который этого оборотня почти не рассмотрел, – сказала она с сомнением. – Ну хорошо…А морда? Морда у него на кого похожа?

Игнат почесал лоб.

– Врать не стану, боярыня, морду его я не рассмотрел. Но зато увидел, что у него вот здесь, на самой макушке, рядом с ушами, рога торчат! Не очень большие, но острые.

Услышав об этом, Тихомир немедленно напрягся, по нему пробежала волна мелкой ряби.

– Ты погоди, Игнат, не трындычи! – остановил он словоохотливого крестьянина, властно подняв руку. – Ври, да не завирайся… Откуда у вовкулака рога? Отродясь не слышал, что у вовкулаков рога бывают! Это ты сам уже придумал, признайся.

Игнат выпучил глаза и размашисто перекрестился.

– Вот крест тебе, чародей! Ничего не придумываю, говорю все как было! У кого хошь спроси, да только в Соломянке никого сейчас не осталось. Новая седмица на носу, вот все в Лисий Нос и съехали. Потому как с той самой поры в ночь на каждую седмицу вовкулак стал совершать набеги на Соломянку. Но теперь он забирал с собой не только лишь скотину, но и людей. Скотину он разрывал на части и развешивал куски на деревьях, а людей уносил с собой. Потом их трупы находили со вспоротыми животами и без печени. Они на ветвях висели, а некоторые уже упали и лежали под деревьями, переломанные все… Вот такие дела у нас, бояре! После того, как в очередную седмицу вовкулак сына старостиного утащил, стали мы накануне этого дня в Лисий Нос уезжать вместе со всей скотиной, а в седмицу к вечеру назад возвращаемся. Кто-то по соседним весям к родным уходит, но большинство все-таки в Лисий Нос. Скотину за стенами под навесом привязываем, а сами в городе ночуем, нам там воевода большой амбар выделил. Все-таки крыша над головой… Вот мы в поле сегодня поработали, сейчас корову свою в Соломянке заберем и в Лисий Нос направимся. Того и тебе советую, княже! Потому как вскоре снова вовкулак нагрянет, и тогда в клочья порвет он того, кто здесь останется, а печень его сожрет!

И Игнат снова перекрестился.