Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 263 (всего у книги 286 страниц)

Глава 21
Сестренки, платочки и прочая, и прочая, и прочая…

В Светозары мы возвращались в полном молчании, за всю дорогу никто не проронил ни слова. Матушка с Лизаветой так и не поняли ничего, да и я тоже всего не мог взять в толк. А объяснять сейчас что-либо Катерина не собиралась. Она сидела рядом с Настей и обнимала ее за плечи, а та время от времени принималась плакать, вздрагивая всем телом. Впрочем, она быстро справлялась с собой, унимала-таки плач.

Но когда коляска свернула за колок, и вдалеке уже показались Светозары, всеобщее молчание было прервано. Потому что в очередной раз быстро справиться со слезами Настя уже не смогла – так и зашлась в почти истеричном рыдании – и тогда Катерина сильнее прижала ее к себе, погладила по волосам и проговорила:

– Ну всё, Настюх, всё… – Тут она отчего-то виновато глянула на мою матушку. – Всё уже закончилось. Теперь мы снова вместе.

– Как я понимаю, вопрос с установлением личности нашей «утопленницы» решен, – сказала матушка. – Я предполагала, Катерина Алексеевна, что для вас это не составит большого труда, но и подумать не могла, что вы справитесь настолько скоро! Скажите, я уже могу поинтересоваться, с кем все-таки имею честь?

Катерина в очередной раз погладила Настю по голове и согласно кивнула.

– Я вам все объясню, – сказала она. – Только, если позволите, сделаю это немного позже. Вы же хотели нынче вечером прогуляться со мной по вашим владениям? Вот тогда и поговорим. Я сейчас и сама еще многого не понимаю…

– Если вам понадобится еще одна комната, – вставила свое слово Лизавета, – я могла бы временно поселиться вместе с Санечкой в ее комнате, а свою могу предоставить для вашей гостьи… Извините, я не расслышала имени…

– Настя, – тут же подсказала матушка, пихнув Лизаньку локтем. – Тезка моя, дуреха ты!

– Спасибо большое, – с благодарностью кивнула Катерина Лизаньке, – но в этом нет никакой необходимости. Анастасия остановится со мной в моей комнате.

– Да, но там совсем мало места… – начала Лизанька.

Однако Катерина ее оборвала:

– Ничего! В тесноте, как говорится, да не в обиде. К тому же нам с Настей просто необходимо пообщаться с глазу на глаз, учитывая обстоятельства ее здесь появления.

Матушка тут ж подалась вперед и положила свою руку на руку Катерины. Сжала ее с улыбкой.

– Учитывая обстоятельства, я не могу позволить вам занимать столь крошечное помещение, – сказала она. – Оно слишком мало соответствует вашему новому статусу, Катерина Алексеевна. Поэтому будет правильнее, если Лизавета пока поживет в одной комнате с Александрой, а вы с Анастасией остановитесь в ее комнате. Она гораздо больше, вам будет там очень удобно… Еще раз извините, но кем вам приходится Анастасия?

Я заметил, как по лицу Катерины скользнула легкая тень, скользнула и исчезла. Катерина долгим взглядом посмотрела на руку матушки, все еще сжимающую ее собственную, изобразила очень светскую улыбку и проговорила:

– Она моя сестра.

Сестра? Я непонимающе нахмурился. Странно, но она ничего не говорила мне о том, что у нее есть сестра. А если верить тем запискам, что она дала мне прочитать, то Анастасия приходится ей просто подругой. Или же там речь шла о какой-то другой девице? Ничего не понимаю! А может я что-то путаю? Или же я просто бесхитростный остолоп, который совершенно не разбирается в женщинах?

Матушка моя тоже была несколько удивлена. И так же, как и я, переспросила, но только вслух:

– Сестра? Ну надо же! Какая неожиданность. Знаете, а вы нисколько друг на друга не похожи…

– Такое часто случается, – все с той же фальшивой светской улыбкой пояснила Катерина. – Сестры не обязательно должны походить друг на друга.

– Это и в самом деле так! – согласно закивала Лизанька. – Возьмем, к примеру, нас Олюшкой или Санечкой – мы все совершенно друг на друга не похожи. Ни внешностью, ни характерами. А однажды в Новгороде на ярмарке я встретила девушку, как две капли воду похожую на меня саму, только прическа отличалась. И это был совершенно посторонний человек! А с родными сестрами у меня нет ничего общего, словно у нас из разного теста лепили. А Санька так вообще, как будто приемная! Растет, что разбойник какой-то. Из пистолета стреляет, а на шпагах фехтует так, что иной офицер позавидует…

– Постой! – прервала ее матушка, снова пихнув локтем. – Тараторишь и тараторишь, слова вставить невозможно! – Она снова перевела взгляд на Катерину. – Так выходит, что Анастасия Алексеевна у нас дама замужняя?

– С чего вы так решили? – удивилась Катерина.

– Но позвольте! Я же собственными ушами слышала, как вы сказали: «Вяткина, как же так?» Выходит, у вас разные фамилии. Вот я и осмелилась предположить…

– Вам просто показалось, – качая головой, сказала Катерина. – Она такая же Романова, как и я.

– Но как же…

– Просто показалось, – повторила Катерина.

Матушка закусила губу.

– Да-да, – пробормотала она, – вполне возможно. Вы могли произнести какое-то иное слово, а я же поняла его по-своему. Ничего удивительного в этом нет.

Я тоже подумал, что в этом нет ничего удивительного. Удивительным было другое. Сначала я нахожу Катерину в заброшенном доме в виде абсолютно голом и диком. А примерно в это же время мужики в Ольшанке вылавливают из реки ее «сестру», тоже голую и ничего не понимающую.

Очень, очень странно. И непонятно. Точно могу сказать только одно: теперь у меня целых две фальшивых кузины!

Когда мы проезжали мимо небольшой рощицы – уже и особняк наш был хорошо виден – матушка вдруг ойкнула и тут же прикрыла рот ладошкой.

– Смотрите, – сказала она, – кто-то к ветке платочек привязал! Василий, останови, тут платочек висит!

Василий послушно остановил коляску. Пошарив глазами, я тоже увидел: к нижней ветке раскидистого вяза и в самом деле был привязан белый носовой платок. Я соскочил с коляски, отвязал платок от ветки и осмотрел его. В одном его углу увидел вышитые красными нитками инициалы, а на другом углу был вышит черный крестик. Вернувшись в коляску, я подал платок Лизаньке.

– Здесь твои инициалы, Лизавета. Это твой платок. И откуда только он на ветке взялся, ты не знаешь?

Лизавета расправила платочек, посмотрела вышивку на его краю и сунула в рукав.

– И в самом деле мой платок. Должно быть, я обронила его, когда прогуливалась. А кто-то подобрал и привязал к ветке, чтобы хозяин смог его найти.

– Уверен, что так оно и было, – ответил я. – Тебе следует быть внимательнее со своими вещами. В Новгороде, а тем паче в Петербурге, тебя вмиг обворуют, а ты этого и не заметишь. Большие города любят таких простаков.

Лизанька глянула на меня так, будто плеткой хлестнула. Но ответила очень сдержано:

– Я учту твое замечание и впредь буду внимательнее относится к своим вещам. Чтобы меня никто, не дай бог, не обворовал.

– А я постараюсь этого не допустить, – заверил ее я. – Не забывай, что твой брат сыщик сыскного приказу.

Щурясь, я смотрел на нее, ожидая реакции. Но Лизанька была опытным игроком в гляделки, и спокойно выдержала мой взгляд, даже не поведя бровью.

– Да ладно тебе хвастать, – недоуменно проговорила Катерина. – Мы все помним, что ты сыщик. И очень тобой гордимся. Только не нужно вымещать свое раздражение на сестре.

Она не угадала – вовсе не раздражение вымещал я на Лизавете, а просто хотел таким образом показать, что бессмысленно пытаться что-то скрывать от меня. Тем более, если это что-то со временем может стать явным.

Крестик у нее на платке вышит, черт возьми… Черными нитками… Потому как других, видимо, под рукой у Владимира Глебова не нашлось. Еще бы понять, что означает сей крестик, о чем они уговорились таким образом… Это хороший вопрос.

Нет, нам определенно нужно покинуть Светозары, и как можно скорее! Я-то, дурак, рассчитывал, что здесь нас встретят тишь и благодать, и уж пару месяцев точно можно будет отсидеться, пока в Петербурге не улягутся страсти.

Но нет! Жизнь здесь бьет ключом, как я посмотрю. Какие-то посторонние люди шастают то и дело, платки на ветки повязывают, соседи в гости зачастили, утопленниц из реки вытаскивают…

Пора, пора примечать новое место! Пока поздно не стало совсем…

В доме было тихо. В гостиной Гришка Орлов и Кристоф играли в карты, причем на деньги, и Гришка, похоже, был в проигрыше, потому как то и дело ругался сквозь зубы и обильно потел лбом. Олюшка с Фике находились здесь же. Олюшка читала вслух какой-то французский роман, а Фике напряженно слушала ее, то и дело вздрагивая и закрывая себе лицо ладошками. Была она в этот момент похожа на большого ребенка. Несомненно, этот ребенок был красив и напомажен, но все же это был просто ребенок, которому читают страшную сказку.

Императрица и камер-фрейлина Голицына отсутствовали – должно быть отдыхали в своих комнатах. Когда мы вошли в дом, Катерина, крикнув Парашку, сразу увела Настю наверх. Кристоф с Орловым проводили их изумленными взглядами.

– Друг мой Сумароков, – сказал Гришка, когда девушки скрылись из вида, – а не кажется ли тебе, что в этом доме становится слишком много народа, чтобы нам с тобой было сподручно хранить здесь пойкой государыни? Я не удивлюсь, если следующим в эту комнату войдет сам светлейший! Ты мне расскажешь, что это за барышня прошла вместе с Катериной Алексеевной наверх? И не несет ли это опасности для императрицы Марии Николаевны?

Я угрюмо покачал головой.

– Нет, Григорий, опасности это не несет. Барышня эта – сестра Катерины Алексеевны, Анастасия. Но подробности мне и самому неведомы.

– Сестра⁈ – Григорий так и вытаращил на меня глаза. Вдруг расхохотался, потом закашлялся и несколько раз постучал себя кулаком в грудь, чтобы восстановить дыхание. – Вот это новость, брат! – Он скинул карты, вышел из-за стола и, подойдя, обнял меня. – Ну, поздравляю! Теперь у тебя сразу две кузины!

Я отпихнулся.

– Ай, Григорий, не береди мне душу! Лучше подумай, куда нам сподручнее государыню спрятать, потому как, чует мое сердце, вскоре нас тут отыщут.

– Как есть отыщут, – согласился Гришка. – Кавалергардия поди уже по следу идет, воздух нюхает. И если нас с тобой сразу не вздернут, то покатим мы, Алексей Федорович, куда-нибудь на Камчатку, куда Макар гусей не гонял. Но только не служить нам там вместе, поскольку слышал я, что только малая часть людишек туда живыми добирается. А магия нынче не в почете, так что никакого Федьку нам не выделят, чтобы прямую «тайную тропу» к Авачинской бухте открыть. К тому же Приграничье там, с «тайными тропами» шутить опасно. Так что своим ходом пойдем, вот этими ножками! – И Гришка с невеселым смехом хлопнул себя по ляжкам.

А я легонько стукнул ему кулаком по груди и головой мотнул в сторону двери.

– Выйдем-ка во двор, Гриша, негоже при людях дела служебные обсуждать…

Во дворе я сразу прошел за амбар, провел Григория тенистой дорожкой через благоухающий сад и там вошел в белую беседку, окруженную высокими вишнями. Ягоды здесь можно было есть прямо с ветвей, докуда рука дотягивалась с беседки, вот только еще не совсем поспела она.

В последнее время, похоже, здесь бывали нечасто. Я рукой смахнул пыль со скамейки, сел сам и Гришке кивнул: садись, мол. Гришка хмыкнул, сел, качая головой.

– У нас с тобой, Алексей Федорович, прямо настоящее свидание! – сообщил он, кривясь. – Имей в виду: целовать себя не позволю, хоть и красив я уродился у своих родителей. Уж больно сердце мое к Катерине Алексеевне тянется, и ничего я не могу поделать с этим. Хоть ты режь меня, хоть стреляй, а я не отступлюсь от нее. Все равно своего добиваться буду!.. А хочешь, прямо здесь меж собой разберемся, кому она достанется? Хошь на шпагах, а хошь на пистолетах. Поубиваем друг друга, да и дело с концом! А, Алексей Федорович? Что скажешь? Будешь драться со мной за Катерину?

Я поднял на него взгляд и смотрел долго-долго, пытаясь понять по его лицу шутит ли он сейчас, или же всерьез говорит. По всему выходило, что шутки в его словах не было никакой. И тогда я ответил тоже без малейшей улыбки:

– Ежели придется мне за нее драться, Гриша, то я уж буду драться так, как еще никогда в жизни не дрался. И если для того нужно будет убить кого-то, так убью не задумываясь. Да и ты, я смотрю, сильно раздумывать не собираешься. Вон как зенки на меня вылупил, будто я враг твой кровный… Да только не время сейчас для этого. И не место. Давай мы с тобой сперва присягу свою до конца исполним, убережем императрицу от напасти, а там и свои дела порешаем.

– А давай! – тут же согласился Гришка. Мне показалось, что он даже немного обрадовался моему предложению. – Но только ты тогда, Алеша, расскажи мне как есть: что за напасть-то такая? От чего или от кого мы Марию Николаевну бережем? Она наследника так и не смогла народить, так что теперь даже регентом при нем стать не может – кому ж она помешала-то?

Видно было, что не только сейчас пришли в голову Гришке все эти вопросы, а размышляет он над ними уже некоторое время. Думает, гадает, сопоставляет факты, но не хватает ему пока самой малости, чтобы соединить все в одно целое. И потому не получается у него общей картины, хоть ты тресни!

– Ладно, Григорий, – сказал я, немного подумав. – Коль уж мы с тобой нынче одно дело делаем, то слушай, что я тебе сейчас скажу…

И я рассказал ему все как есть. Нет, тайны Катерины я не коснулся ни единым словом, как и своей собственной – это все Гришку не касалось ни с одной стороны. Но о наследнике, которого Мария Николаевна вынашивала в своем чреве, теперь он знал доподлинно. Как и о тех, кому этот наследник мог помешать.

Когда я начал рассказывать о бывшем лейб-медике Монсее Якове Фомиче, Гришка молчал. Когда же завеса тайны была слегка приподнята, он стал перебивать меня, задавать вопросы, порой совершенно не относящиеся к сути дела, и я отвечал на них: спокойно, обстоятельно, без всякой спешки.

Связавшись со мной, Гришка стал государственным преступником, похитившим государыню. И если о моем участии в этом деле пока никому не было известно, то его роль вряд ли у кого вызывала сомнение. Это именно Орлов сопровождал государыню в церковь Святых праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, это он стоял рядом с ней на богослужении, это он сопроводил ее до исповедальни и прошел туда вместе с ней. И пропал вместе с нею же.

Так кто же тут был главный злодей с точки зрения светлейшего? Конечно же он, Григорий Григорьевич Орлов! И пути назад у Гришки уже не было. Теперь он должен был либо усадить на престол законного наследника, либо погибнуть на этом пути. Впрочем, как, собственно, и я сам…

Когда я закончил свой рассказ, Гришка еще некоторое время сидел, повесив голову ниже плеч, и не говорил ничего. Зато я задал вопрос, который мне казался весьма важным:

– Ну что, Григорий Григорьевич, сможешь ответить мне: если бы ты знал все это там, в церкви, за иконостасом, вошел бы следом за мной в исповедальню? Или не стал бы?

Гришка неопределенно хмыкнул. Сразу не ответил, сперва пальцами похрустел, патлами помотал и только потом сказал:

– Я присягу императору приносил, и всю семье государевой служить обязывался. Про светлейшего князя в присяге моей ни слова не было сказало. И ему на верность присягать ни один Орлов не станет. Он такой же дворянин, как и мы с тобой, камер-юнкер, не лучше и не хуже. И прав на престол Российский он имеет не больше нашего, особливо теперь, когда законный наследник может на свет появиться. Я это знаю, и всегда знал. И потому в исповедальню за тобой вошел бы. Мы, Орловы, не из пугливых, и на большие дела способны. Коли братья мои были бы привлечены к нашему заговору, так дело бы веселее заспорилось. А за нами и весь полк пойдет, потому как мы большой вес в полку имеем. Может, нам стоит с этого начать, как думаешь, Алексей Федорович?

Мне не очень понравилось слово «заговор» в речи Григория. Никакими заговорами до сей поры я не занимался. Я просто спасал свою императрицу и будущего наследника от злых людей, которые как раз и плели заговор против императорской семьи, с целью самим захватить царский престол. Так что не составлял я никаких «заговоров», я просто служил верой и правдой, как и должно настоящему дворянину.

Но Гришка сейчас все правильно говорил. В одиночку нам это дело вряд ли выдюжить. Как бы мы не прятались, какие бы укромные места не искали – рано или поздно нас все равно отыщут. И тогда нам конец. Мне, Гришке, государыне, Кристофу с его принцессой, камер-фрейлине Голицыной – всем! И Катерине тоже конец, потому что светлейший князь Черкасский человек очень расчетливый и осторожный, и он не станет напрасно рисковать, оставляя в живых человека, которому может быть хоть что-то известно о его преступлениях на пути к престолу.

Сам-то он, конечно, считает себя лучшим правителем из всех возможных, и может быть даже так оно и есть… Но лучший – не равно «законный». И присягу ему, как и Гришка Орлов, я приносить никогда не стану. А если весь лейб-гвардии Преображенский полк не станет? А там и Семеновский полк присоединится, а за ним и Измайловский. Светлейшему с его кавалергардами не сладить со всей лейб-гвардией. Да и правда останется за гвардейцами, потому как законный наследник будет с ними. И мать-государыня…

– А ты верно мыслишь, Григорий, – ответил я, подумав. – Лейб-гвардия – великая сила, и всегда у престола находится. Верная опора, если ее никто с толку не собьет. С ее штыками за спиной государыня может с триумфом в столицу вернуться. И вот тогда она во всеуслышание объявит, что носит в себе законного наследника престола.

– И мы с того большие преференции себе поимеем! – воскликнул Гришка.

Но я осадил его взглядом, поднес ему к носу кулак.

– Ты бы не о своих преференциях думал, а как гвардию на свою сторону склонить!

Гришка понюхал мой кулак и, ухмыляясь, отпихнул его в сторону.

– За лейб-гвардию не беспокойся, Алексей Федорович, лейб-гвардию я беру на себя. Тебе даже делать ничего не придется. Мне бы только до братьев своих добраться… Мы, Орловы, весьма способны к составлению всяких там планов! Ну? – Григорий протянул мне руку. – Делаем дело, а, Алексей Федорович?

Не был я уверен, что мне сейчас хочется пожимать Гришке руку. Однако вопрос с поддержкой лейб-гвардии мог решить только он. Вес Орловых в Преображенском полку и в самом деле был немалый. И это действительно был хороший шанс уладить то дело, за которое я взялся. Уладить не миром, нет, но силой, а это зачастую даже лучше, потому что, единожды показав свою силу, можно уже не опасаться, что противная сторона тут же кинется нарушать достигнутые договоренности – ее от этого будет удерживать страх быть битой.

Что ж, деваться некуда, хотя и засела в моем сердце колкая заноза.

– Делаем, Григорий Григорьевич! – я пожал протянутую руку. – Сегодня ты уже отдыхай, не торопись никуда, обдумай все тщательно. Дело к вечеру, а спешка нужна только при ловле блох. А завтра Федька переправит тебя в Петербург, к братьям твоим. Я дам тебе знать, как со мной потом связаться можно будет, чтобы подать сигнал к возвращению государыни в столицу.

Кивнув, Гришка рывком поднялся со скамьи. Но прежде чем выйти из беседки, пальцем указал мне под стол, стоящий в самой его середине:

– Ты поглянь сколько вишни птицы наклевали. А ты говоришь: не дозрела!

И покинул беседку, ни разу не обернувшись.

Я же поднялся со скамьи и заглянул под стол. Там действительно валялись косточки от вишни. Но непохоже было, чтобы ее клевали птицы. Тогда она выглядела бы раздавленной, оставалось бы еще порядком мякоти, а здесь же косточки были просто голые. Да и не стали бы птицы бросать косточки под стол. Они клевали бы ее ягоду прямо на дереве. Или по деревом. Но никак не под столом.

Я подошел к соседней скамье, присел перед ней и осмотрел внимательно сидение. Провел по нему пальцем. Пыли не было. Я совсем уже было собрался выпрямиться и покинуть беседку, как вдруг почувствовал, что в спину мне уперлось острие шпаги. И мрачный голос сказал:

– А ну не двигайся…

Глава 22
Бесплотная стража в благоухающем саду и кое-что о кометах

Я сразу узнал этот голос. И потому очень медленно развел руки в стороны, показывая, что в них ничего нет.

– Не двигаюсь, не двигаюсь, – сказал я, не оборачиваясь. – Пожалуйста, не убивай меня, отважный рыцарь, я тебе еще пригожусь.

И сразу же нырнул под стол, прямо в скопление вишневых косточек. Перекатился, выскочил с противоположной стороны и выхватил шпагу.

– Ах ты, подлый предатель! – воскликнула Санечка, запрыгнула на стол и нанесла рубящий удар, насколько ей позволила не особо высокая крыша беседки.

Я легко отбил этот удар и показал ей язык.

– Промазала. И чему тебя только Гаврила учил!

– Ах, так⁈ А вот так!

Санечка попыталась уколоть меня, но я одним движением выбил у нее шпагу. Потом сунул в ножны свою и учтиво протянул вперед руку. Санечка приняла ее и мягко соскочила со стола на пол, доски под ней визгливо скрипнули.

Мы рассмеялись, и Санечка наконец облапала меня своими тонкими, но удивительно крепкими ручонками. Одета она была в мою старую одежду, в какой когда-то я, четырнадцатилетний, отправился искать счастья в столицу.

Я нежно расцеловал ее в румяные щечки.

– Алешенька, – сказала она, утираясь, – а чего это ты так скоро вернулся из своего Петербурга? Маменька говорила, что раньше следующего лета тебя ждать и не стоит. Что ты там сейчас какой-то большой человек и преступления всяческие расследуешь.

– Дела служебные заставили меня вернуться, Саня, – отвечал я. – Но, к сожалению, ненадолго, и скоро я вновь вас оставлю. Ты уже была в доме?

– Нет пока. А что?

– Гости у нас нынче, Сань. Лизавета к тебе в комнату перебралась, так что делить ее будете, покуда все не разъедутся.

Санечка надула губки.

– С Лизкой? Не хочу с Лизкой! Можно лучше с Олькой? Она мне книжки на ночь читать будет.

Я с легким недоумением пожал плечами.

– Так ты Лизавету попроси, пусть она тебе почитает. А то и сама книгу в руки возьми, не маленькая чай уже.

Санечка подобрала с пола свою шпагу и спрятала ее в ножны. Потянувшись через перила беседки, сорвала с ветки спелую вишню, протерла ее пальцами и забросила в рот.

– Не станет Лизка мне читать, – сообщила Санечка. – У нее свои дела. Все письма кому-то пишет до полночи, а вчера вообще на ночь глядя куда-то из дома убежала.

– Лизавета? Ушла из дома на ночь глядя? – не поверил я. – С чего ты это взяла?

– Сама в окошко видела, как она из дома вышла. Прошла вдоль дома, за угол свернула и пропала. А уж когда вернулась, так я и не знаю. Я у окна просидела, пока часы в гостиной двенадцать раз не пробили, а потом и уснула. Но Лизка к тому времени еще не воротилась.

Санечка ловко выплюнула косточку, и та закатилась под стол, в компанию к другим таким же.

– Так это ты здесь костей наплевала? – спросил я недовольно. – Убирать заставлю.

– Я здесь сто лет не бывала! – замотала головой Санечка, отчего каштановые пряди ее всколыхнулись и разметались по плечам. – Но я видела, как здесь кто-то шляется по вечерам. Наверное, и маменька тоже видела, не зря же она понаставила вокруг бесплотную стражу.

Вот тут я удивился. В первое мгновение показалось даже, что я плохо ее расслышал, и потому переспросил:

– Бесплатную? Что такое бесплатная стража?

– БесплОтная, – поправила меня Санечка. – Ты что, никогда не слышал о бесплотной страже?

– Представь себе, нет! – воскликнул я. – Вся стража, с которой мне приходилось иметь дело, всегда была во плоти и во-от с таким кулаками! – я показал какие кулаки бывают у стражников.

– Нет, – с легким презрением усмехнулась Санечка. – Маменькина стража не такая. Кулаков у нее нет вовсе, но крылья и впрямь большие.

И вновь мне показалось, что я ее плохо расслышал. Я нахмурился.

– Крылья? В своем ли ты уме, Сань? Жар у тебя поди? – Я хотел потрогать ладошкой ее лоб, но она одернулась. – Какие еще крылья?

– А вот пошли покажу! – с вызовом ответила Санечка и сразу же вскочила из беседки. – Пошли-пошли, Фома неверующий!

Она решительно поманила меня рукой, и тогда я вышел следом за ней.

– Ну хорошо, веди меня. Показывай, где у вас тут крылатая стража…

Фыркнув, Санечка размашисто направилась по дорожке вдоль кустов вишни, потом неожиданно нырнула прямо промеж кустов, и я в нерешительности остановился. А Санечка сразу высунула сквозь ветви голову.

– Чего замер? Иди за мной, коли не веришь!

И вновь исчезла в листве. Я полез следом, раздвигая ветви, сделал несколько шагов и едва не врезался Санечке в спину.

Мы стояли на самом краю небольшой лужайки. Солнышко уже клонилось к горизонту, и лучи его сюда не проникали, отчего здесь казалось сумрачно и прохладно. Мне хорошо знакома была эта поляна. В детстве я находил здесь уединение от своих домашних, и даже как-то построил себе прямо посреди поляны шалаш, в котором удобно было прятаться от палящего солнца.

Но никакой бесплотной стражи с большими крыльями тогда здесь, само собой, еще не было.

– Ну? – сказал я громким шепотом, – Что ты хотела мне показать?

– А ты разве сам не видишь? – так же шепотом отозвалась Санечка.

– И что же я должен увидеть?

– Да вот же!

И Санечка рукой указала на дальний край поляны. Я все так же не мог понять, о чем идет речь, и всмотрелся туда, приставив ко лбу ладонь, хотя солнца, как я уже сказал, здесь не было, и ничто меня не слепило. Этот жест был предназначен скорее для самой Санечки, чтобы показать ей, что ее игра принята. Следующие мои слова должны были быть такие: «О Боже, я вижу бесплотную стражу с огромными крыльями! Всем обнажить шпаги, нам предстоит бой!»

Но я ничего подобного не сказал. Потому что в следующее мгновение действительно увидел того, о ком говорила Санечка.

Не было ничего удивительного в том, что я не смог рассмотреть его сразу же. Собственно, если бы я очутился на этой поляне в одиночку, то запросто мог пройти мимо стража и даже не заметить, что он здесь находится.

Потому что он не зря назывался бесплотным. Это не был человек, и не был зверь – это был призрак какого-то неведомого мне демона, неизвестно кем убиенного в какие-то стародавние времена.

Демон был огромен. Его нижние когтистые лапы нависали над травой в двух вершках, а макушка собачьей головы почти сравнялась с самой вершиной притихшего клена. Раза в два он был выше меня, даже если не принимать во внимание того, что он парил над землей, и во столько же раз шире. А то и того больше. Выглядел он так, словно никакой кожи на нем не было вовсе, как будто сорвали с него всю кожу, обнажив опутанные кровеносными сосудами груды мышц. Змеиный хвост плавно покачивался из стороны в сторону, а за спиной были распахнуты на всю ширь перепончатые крылья, какие бывают у летучих мышей.

Местами этот призрак был прозрачен, я видел сквозь него кленовые листья, именно поэтому его очень сложно было разглядеть на фоне деревьев. Но сам он, похоже, замечал абсолютно все. Потому что свою собачью морду держал повернутой в наше сторону, а его светящиеся красным глаза смотрели на меня в упор.

Как только я осознал, что вижу перед собой демона, как только смог различить его на фоне листвы, рука моя сама собой схватилась за рукоять шпаги. И в тот же миг Санечка, словно ожидая этого, повисла у меня на плече.

– Алешенька, не надо! – зашептала она. – Если маменька узнает, что ты ее стража развеял, она нам обоим разнос устроит!

Я выпустил рукоять, не отводя глаз от демона, а он тоже смотрел на меня, слегка пошевеливая крыльями. Тогда я сделал несколько шагов вперед и остановился только прямо перед демоном, рассматривая его с задранной голову.

– Шакус-с-с… – негромко прошипел демон. – Я вижу в тебе его силу. Я вижу Румпеля, его следы… Зачем тебе столько силы, хозяин?

Я понятия не имел каким демоном когда-то был этот призрак, из каких уголков Запределья он был призван в мой сад, но одно я знал точно: если не хочешь неприятностей, то в разговоры с демонами лучше не вступать. И потому отвечать на вопрос не стал, вместо этого спросил сам:

– С какой целью ты здесь находишься, демон?

Демон разразился невнятным шипением, которое означало, видимо, недовольство тем, что я не пожелал отвечать на его вопрос. Но игнорировать мой собственный он не мог, не позволяло наложенное на него заклинание.

– Меня призвала твоя родительница, хозяин. Я должен охранять этот сад от вторжения посторонних…

Так-так-так! Если предположить, что сей призрак говорит правду, то это весьма неплохо. Матушка позаботилась о безопасности и выставила охрану. Весьма надежную причем, ведь ей не нужна пища и не нужен сон. Призраки бодрствуют всегда и очень чувствительны к каждому движению, совершенно невозможно прокрасться мимо них незамеченным. Одно непонятно: от кого матушка таким образом рассчитывала защищаться? От мальчишек деревенских? И можно ли быть уверенным, что призрак ответил мне правду?

– Кого ты считаешь посторонним? – снова задал я вопрос.

И вновь шипение заполонило поляну на какое-то время. Затем страж ответил:

– Любой, незнакомый вашей родительнице, хозяин!

– Как ты с ними поступишь?

– Я отправлю их прочь через переход, который вы называете «тайной тропой».

Ну вот, ситуация, похоже, начинает несколько проясняться. Страж не намерен убивать каждого, кто проникнет в сад без спроса. Так он, во всяком случае, говорит. Для незваных гостей у него найдется неприятный сюрприз в виде небольшого путешествия неизвестно куда. Те же, кто был когда-либо представлен моей матушке, могли прогуливаться здесь без всякой опаски. Собственно, они могли и не заметить присутствия в саду «бесплотного стража». Я и сам смог его рассмотреть, только когда Санечка практически ткнула в него пальцем.

Пятясь, я отошел от стража, взял Санечку под локоть и увел ее с поляны. Выбравшись на дорожку, отряхнул с головы и плеч насыпавшуюся древесную труху, убрал листья с Санечкиных волос и поинтересовался:

– И много здесь таких стражей?

– Я встречала четверых, – отозвалась Санечка. – Но их может быть больше, потому что различить их очень сложно. Я часто бываю в саду и потому наткнулась на них. Но Лизка с Олькой ничего о них не знают. Они по кустам не лазают.

– Откуда ты знаешь, что это матушка их тут поставила?

– А больше и некому! В нашем доме только двое с магией обращаться умеют: ты да маменька. Ты у нас не часто бываешь, значит, остается только маменька.

– И давно тебе известно, что матушка к магии способна?

– С прошлого лета уже. Только маменька слово с меня взяла молчать, потому как запрещено нынче это. Я видела, как она в поле тучи нагоняла, чтобы дождь прошел. Лето сухое было, вот маменька и обеспокоилась, как бы нам без урожая не остаться. А я неподалеку была и видела все. Но никому о том больше не рассказывал. Я бы и тебе не сказала, но ты ведь и сам все знаешь