412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пальмира Керлис » "Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) » Текст книги (страница 250)
"Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)
  • Текст добавлен: 14 ноября 2025, 17:00

Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"


Автор книги: Пальмира Керлис


Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 250 (всего у книги 286 страниц)

Свернув в очередной раз в какой-то узкий мрачный проулок, я увидел стоящих прямо поперек дороги троих человек. Лиц их было не разобрать, видны были только силуэты, но и они не предвещали ничего хорошего.

Впрочем, мне было плевать. Я шел домой. Я шел к Катерине. К своей Като…

– Прочь… – глухо сказал я, когда поравнялся с этими темными незнакомцами.

Они не ответили, только хмыкнули и очень неохотно расступились. А я пошел дальше. И сразу услышал в спину:

– А ты не торопись, барин! Мы еще с тобой не закончили!

Я остановился, неторопливо смотал с кулака поводья и обернулся. Эти трое стояли в нескольких шагах от меня, в ряд, и я вдруг совершенно отчетливо увидел их лица, хотя в проулке было достаточно темно. И я понял, что они готовы меня убить, и это их нисколько не смущает, поскольку было для них делом обычным, будничным. Воткнуть нож в живот случайному прохожему не составило бы ни для одного их них никакого труда.

Они просто выжидали подходящий момент.

– Лошадка у тебя больно красивая, барин. Да и кошелек поди не пустой…

– Пошли прочь, – все так же глухо повторил я.

– Сейчас пойдем, – заверил меня самый старший, с округлой бородой, в которой застряла шелуха от семян подсолнуха. – Лошадку твою заберем, и пойдем. Ты уж не серчай на нас, барин.

Он шагнул вперед, ко мне, одновременно с этим достав из-под одежды широкий нож. Каким-то образом я даже смог рассмотреть на его лезвии так и не отмытые следы чьей-то крови.

Ох, зря они это затеяли! Не нападать на меня с ножом им было нужно, а бежать прочь сломя голову, прятаться по зауглам да кюветам.

А ведь я даже шпаги не достал. Я просто поднял руку с растопыренными пальцами, а затем резко сжал их в кулак. И человек с ножом тоже моментально весь сжался, сломался, смялся, как скомканный лист бумаги. Кровь веером брызнула из лопнувшей плоти, залив с головы до ног его сообщников.

А он не успел издать ни звука, так и рухнул наземь бесформенным куском мяса.

– Ты чего это? – растерявшись, пробормотал один из сообщников. – Ты чего это, барин?

Я лишь вяло махнул на него ладошкой, но из пальцев моих метнулись тонкие светящиеся струны и моментально разрезали его на несколько дымящихся частей. И они, уже каждая по отдельности, опали на дорогу.

– Демон! – в ужасе завизжал последний, бросаясь в бегство. – Люди добрые, тут демон! Он Ваньку Пестрого порешил!

Я просто дунул ему вслед, а его худое тело тут же раздулось на манер мыльного пузыря и вдруг лопнуло, залив все вокруг кровью и прочими жидкостями, коим наполнено человеческое тело.

Тогда я глянул налево – над плечом у меня светился зеленый «эполет». Я перевел взгляд в противоположную сторону – там теперь тоже светился похожий «эполет», но был он отчего-то красного цвета. Сила двух демонов, Шакуса и Румпельштильцхена, жила теперь во мне, и я не знал, как долго это будет продолжаться.

Но она что-то изменила во мне, хотя я и сам пока не знал, что именно. Однако человек, отправившийся в Сагар, и человек, вернувшийся оттуда, были двумя разными людьми.

А в голове у меня монотонно звучал тихий неприятный голос Кривого Нго: «Это была хорошая работа. До встречи, Белый маг. Это была хорошая работа…»

Опустив веки, я набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. Голос в голове тут же стих. Я открыл глаза. «Эполеты» тоже исчезли.

Тогда я вернулся к Снежке, снова намотал на кулак поводья и двинулся дальше, покачиваясь и борясь с вновь нахлынувшей тошнотой.

Я шел домой. Я шел к своей Катерине.

Николай Иванников. Дейлор Смит
Экзамен для чародея-3: Моя императрица

Глава 1
Душевная встреча, или «Кто там, за окном?»

Шестигранное дуло пистолета ткнулось мне прямо под нос, и замогильный голос произнес с хрипотцой:

– Чего хотел? Говори, поганец, пока я тебе в морду не выстрелил!

Подобная перспектива меня мало прельщала. Но внутренне я все же порадовался: Гаврила как всегда был наготове, и постороннему проникнуть в мой дом без дозволения не представлялось возможным.

Каким-то неведомым образом перед глазами у меня появилась картинка этого пистолета, как если бы я смотрел на него изнутри. Он явно был заряжен. Я видел туго забитый пыж, видел круглую свинцовую пулю, и даже заряд пороха под ней тоже видел, крупинку к крупинке. Это было странно и утомительно одновременно, и чтобы избавиться от этого наваждения, я потряс головой.

Картинка перед глазами моментально исчезла, сменившись привычной реальностью. Я приподнял яблоневую ветку, склонившуюся над калиткой, и тяжело глянул на своего слугу из-под бровей.

– Убери пистолет, Гаврила. Не ровен час, и впрямь пальнешь. Как потом перед матушкой моей Настасьей Алексеевной оправдываться будешь?

Пистолет медленно пустился. А брови у Гаврилы наоборот – поползли вверх.

– Барин? – мне показалось, что он на мгновение даже растерялся. – Да я ж тебя сразу-то и не признал! Изменилось в тебе что-то, а я никак не пойму что…

Сунув пистолет за пояс, он рывком распахнул калитку и взял меня за плечи, внимательно всматриваясь в лицо.

– Ты ли это, Алексей Федорович? Или уже не ты? Как будто лет на пяток постарше стал за эти три дня…

Глаза его так и шарили по мне, словно выискивая знакомые черты. Он даже за подбородок меня взял, голову туда-сюда покрутил. Но я поморщился и отпихнул от себя его руку. Прошел в калитку, ведя за собой в поводу Снежку.

До Гаврилы как будто только сейчас дошло, что я вернулся. Он вдруг принялся суетиться, бегать вокруг меня, охать и приговаривать всякую ерунду, вроде такой: «Отощал-то как, барин! И вверх еще пуще вытянулся, как после болезни! Хворь тебя там, что ли, свалила, в Сагаре ентом? После хвори всегда вверх тянутся, аки цветочки…»

– Гаврила! – недовольно окликнул я слугу.

– Чего изволишь, барин?

– Помолчи, ладно?

– Хорошо, барин, помолчу… Как же не помолчать-то? Помолчать всегда сподручнее! Это вот сказать что умное – тут умение надобно, да университеты всякие. А помолчать-то – ума много и не нужно. Я завсегда молчать привык…

– Гаврила!

– Ась, барин?

– Заткнись!

Я сунул ему поводья и, покачиваясь, поковылял к дому. В гостиной задерживаться не стал, сразу прошел в столовую и рухнул на стул за обеденным столом, на котором не было ничего, кроме еще теплого самовара. И представил себе, как на этом столе еще недавно стояли всяческие яства: пироги с рыбою, каша с коровьим мясом, печеная щука, малосольные огурцы с укропом и чесноком, а еще бараньи потроха, обжаренные с луком…

При мысли об этом меня почти пополам согнуло, а с губы едва слюна не потекла.

– Гаврила!

– Слушаю, барин!

– Еда в доме есть?

– Найдется. А чего хочешь-то? – слуга торопливо зажигал все свечи, какие тут имелись, и в помещении постепенно становилось все светлее.

– Тащи все! Хоть козлиное копыто – один черт сгрызу!

– Ишь изголодался как! Не кормили тебя там, в Сагаре этом. Святым духом они там питаются, что ли?

– Ты не поверишь – они там кровь друг из друга пьют…

Гаврила замер, потом вернул в подсвечник свечу, от которой зажигал другие свечи и несколько раз неистово перекрестился.

– Упыри?

– Упыри, Гаврила, упыри. Чистые вурдалаки.

Гаврила снова перекрестился.

– Сам я никогда с ними не встречался, – пояснил он, – бог миловал. Но батюшка твой рассказывал, что как-то раз…

– Гаврила, я есть хочу! – не выдержал я, врезав кулаком по столу. – Не удержусь, так и тебя слопаю!

– Несу, барин, несу!

Гаврила поспешно убежал. А минуту спустя где-то в темноте коридора раздались шаркающие шаги, и в столовую заглянула испуганная Парашка, на ходу прикрывая голову не завязанным платком. В первый момент я и не признал ее, подумалось даже: «Это еще что за пигалица?» Но потом узнал-таки и приветственно ей кивнул.

– Чего не спится тебе, Прасковья?

– Так ты ж блажишь, как резанный, барин, по столу стучишь – вот и не сплю!

– Ну, извиняй! Иди помоги Гавриле на стол собрать, коли встала уже.

– Это я мигом!

Завязав наконец под подбородком узелок платка, Парашка уже хотела убежать, но я ее остановил.

– Прасковья!

– Чего тебе, барин?

– Эта… – я покусал губу. – Хозяйка твоя, Катерина Алексеевна…

Я замолчал, обдумывая слова.

– Да говори уже, барин, не жуй сопли!

Вот ведь дерзкая какая девка! За мой счет харчуется, так еще и покрикивает… Определенно нужно будет кого-то из крепостных девок из деревни привезти. С ними мороки меньше.

– Так что, Прасковья – хозяйка твоя, поди, спит уже давно?

– Почем мне знать? – неприветливо отозвалась Парашка. – Может и спит, а может и пишет чего. Она любит бумагу марать при свечах. Что ни вечер, то две свечи сожжет! Никаких свечей на нее не напасешься.

– Выпороть бы тебя, Парашка, – задумчиво сказал я. – Упряжью конской, чтобы урок помнила подольше…

– Но-но! – возмутилась Парашка, но на всякий случай шмыгнула за угол, и уже оттуда выглянула с осторожностью, высунув лишь половину лица. – Между прочим, Катерина Алексеевна сама меня не бьет и другим не позволяет!

– Жаль, – сказал я. – Очень жаль. Я бы выпорол.

Парашка тут же убежала помогать Гавриле. А я услышал стук каблучков по лестнице, увидел, как метнулось в темном коридоре пламя свечи, и сердце у меня замерло в томительном ожидании.

Тап, тап, тап, тап… Шаги приблизились, на стене шевельнулись тени. В дверном проеме появилась стройная девичья фигура. В поднятой руке дрожал огонек свечи, отчего лицо, освещенное им, казалось бледнее бледного.

Я рывком поднялся на ноги, едва не опрокинув стул. Просипел сдавленно:

– Катерина…

– Алешка! Алешка, ты вернулся!

Голос ее целебным бальзамом плеснулся на мое сердце. И усталость, и голод, да и вообще всё, что было плохого, отошло на задний план. Не помня себя, я шагнул к вошедшей в столовую девушке, но внезапно остановился, сообразив, что готов задушить ее в своих объятия. Но вряд ли она была готова к такому проявлению чувств. Не поняла бы она меня, ох, не поняла! Я бы только все испортил своим импульсивным поступком.

А потому я заставил себя дождаться, пока она сама подойдет. Она же торопливо воткнула свою свечку в свободное отверстие стоящего на столе подсвечника, стремительно метнулась ко мне, что тот Румпельштильцхен, и вдруг прижалась к моей груди. Да крепко так, тесно – мне показалось даже, что я чувствую, как бьется ее сердце. Дыхание у меня так и перехватило от ее запаха – тонкого, знакомого, жаркого.

А Катерина, словно желая добить меня окончательно, чуть привстала на носочки, потянулась и чмокнула в щеку. Губы ее так и обожгли. Я чувствовал горячую влагу на своей коже и боялся пошевельнуться.

– Като…

Я осторожно обхватил ее стан и уже почти решился прижать ее к себе, как она внезапно оттолкнулась и прижала свои теплые ладошки мне к щекам.

– Алешка, где ты пропадал⁈ – воскликнула она. – Я так боялась, что убили тебя совсем в Сагаре твоем… или куда ты там отправлялся!

Я потер горло, прежде, чем ответить – боялся, что голос мой сорвется в самый неподходящий момент.

– Так оно и было, Като… Чуть богу душу не отдал. Но я вернулся!

А Катерина озадаченно повернула мое лицо сначала в одну сторону, потом в другую – совсем как Гаврила давеча – и, наконец, нахмурилась.

– Как-то ты изменился, Алешка. Повзрослел, что ли? Возмужал…

Тут она улыбнулась и ткнула меня пальцем в лоб.

– По девкам там, поди, таскался⁈

Я изобразил кривую усмешку.

– Самую малость разве что…

– Ладно, – отмахнулась Катерина. – Самую малость – это не страшно. Самую малость я тебе прощаю… Знаешь, Алешка, – ее вспыхнувший взгляд разбросал по комнате пригоршню разноцветных искр, – а у меня тут ТАКОЕ случилось! Этот твой Потемкин познакомил меня с одним алхимиком, так он оказался самым настоящим чародеем, представляешь⁈

Я представлял. Ныне все алхимики были немного чародеями. Не великими магами, конечно, и до магистров им было ой как далеко, но кое-что они все же умели. И умения свои они направляли на всевозможное усиление своих алхимических опытов, в которых одно вещество превращалось в другое.

Золото из свинца, конечно, они добывать так и не научились, но наверняка некоторые из них были уже на полпути к этому. А что касается Гришки Потемкина, то он свято верил: и не на полпути даже, а уже у самого финиша, и до результата уже осталось совсем чуть-чуть. И потому ссуживал знакомым алхимикам деньги, которых ему и самому вечно не хватало, надеясь, что в скором времени секрет превращения свинца в золото будет раскрыт. Очень надеялся друг мой сердечный на этом сказочно озолотиться.

Я слышал, он даже приобрел добрый кусок свинца, который рассчитывал превратить в золото сразу же, как секрет будет раскрыт.

– И кто же тот алхимик? – поинтересовался я, скрывая улыбку.

– Очень интересный человек! – с жаром заверила меня Катерина. – Он толком не понял, что такое антибиотики, но взялся выделить из созревшей на дынях плесени пенициллин. И у него получилось, Алешка, представляешь⁈ Получилось! Я уже и сама не верила, что это сработает, но алхимик смог! Он настоящий волшебник!

– И как же зовут сего волшебника? – спросил я.

– Он назвался Серафимом. Но, по-моему, врет. Да мне и не важно его настоящее имя! Главное, что у него получилось! И теперь у меня целый бутылек настоящего самодельного пенициллина!

Она говорила с таким жаром, что ее радость по этому поводу моментально передалась и мне самому, хотя я и не понимал, что есть такого хорошего в этом пенициллине. У меня вон водка хорошая в буфете стоит – крепкая, аж с ног сшибает, – но я же не кричу об этом на всю ивановскую…

Однако за Катерину невозможно было не радоваться. Она так и сияла, светилась даже. Но вдруг нахмурилась.

– Ты, наверное, думаешь, что все это глупости? Думаешь, Серафим меня обманул и налил в бутылек обычной воды?

Я как можно более неопределенно пожал плечами. Именно так я и думал, но сказать об этом Катерине напрямую было выше моих сил. Если быть честным, то половина Гришкиных алхимиков представляла из себя обычных мошенников. Они тянули из него деньги месяцами, сообщая о поразительных результатах своих новых опытов. Даже показывали ему какой-то желтый порошок, который удалось получить после очередной замысловатой реакции, сопровождаемой взрывами, клубами пара и фонтанами брызг. Но никакого куска золота при этом так и не возникло…

И потому я сказал с большой осторожностью:

– Я не знаю, Като. Я ничего не понимаю в алхимии.

– Я тоже ничего не понимаю в алхимии! – воскликнула Катерина. – Но я проверила этот пенициллин в действии. И он работает!

Я вопросительно приподнял бровь, ожидая пояснений. И тут выяснилось, что вчера вечером в мой дом нагрянули четверо лейб-гвардейцев Преображенского полка во главе в Григорием Орловым. Они сопровождали шикарную карету, запряженную четверкой лошадей, которая остановилась в самых ворот.

Гаврила мой поначалу струхнул слегка, потому как решил, что прибыли это по мою душу, с арестом. И потому даже голову повесил, когда Орлов, спрыгнув с лошади, подошел к нему и спросил сурово:

– Хозяин в доме?

– Никак нет, ваша милость, – весьма почтительно отозвался Гаврила, рассчитывая таким образом поскорее спровадить нежданных гостей. – Испросили отпуск у генерал-полицмейстера и отбыли по семейным делам.

– Один или в сопровождении? – поинтересовался Орлов.

– Как есть один, – заверил его Гаврила и на всякий случай перекрестился.

Но в этот самый момент из кареты, с шумом распахнув дверцу, соскочил щегольского вида господин с очень румяными щеками, как свеклой натертыми. Губы его были столь тонкими, что казалось, будто он их нарочно закусил, да так они и остались подогнутыми внутрь его прямого рта.

– Да бог с ним, с камер-юнкером! – сходу прокричал он, схватив Гаврилу за грудки. – Девица евонная – Катерина, кажись, – она здесь проживает? Никуда не уехала покамест?

Пока Гаврила соображал для каких таких дел могла понадобиться этому господину наша Катерина, и стоит ли ему признаваться, что она находится здесь же и никуда не отъехала, как она сама вышла во двор. Поддерживая юбки, подошла к воротам. Кивнула Гришке Орлову, сразу его признав, и строго спросила:

– Что здесь происходит⁈ Я вам не «девица евонная», я Катерина Алексеевна Романова! Чем могу служить… милостивый государь?

И тут румяный господин изобразил невероятное. Шагнув к Катерине, он вдруг брякнулся перед ней на колени. Стянул с головы свою шикарную треуголку с золотой вышивкой и золотой же кокардой и буквально взмолился:

– Катерина Алексеевна, голубушка! Не сочти за дерзость! Наслышан я как ты на ассамблее у Бахметьева раненного князя врачевала. А еще по лейб-гвардии сказки ходят, что ты гвардейца Ивана Ботова после дуэли на ноги поставила, а ведь он уже и с богом к встрече готовился. Но ты за раз излечила его, бестолкового! Скажи, как есть: не брешут люди⁈

Говорит он эти слова, а у самого вид жалобный-жалобный такой, и руки вроде как даже трясутся. Глянула на него Катерина удивленно и покачала головой.

– Не брешут люди твои, всю правду говорят. Но заслуги моей в том было не много, потому как у князя рана была совсем пустяковая, больше крика. А Ботов, тот и сам крепок оказался, я только рану ему немного прочистила.

Румяный между тем, наминая свою треуголку, придвинулся к ней ближе прямо на коленях, не щадя своей щегольской одежды, и зашептал исступленно:

– Сударыня Катерина Алексеевна, смилуйся! Супружница моя Мария Павловна совсем плоха. Седьмого дня после бани на ветру с мокрой головой постояла, а уже на следующий день слегла в горячке. Такое и раньше случалось, слабенькая она совсем, но завсегда за три дня в себя приходила. А тут уже семь дней не встает. Лекарь ей кровь два раза пускал, но ей только хуже сделалось. Прогнал я его взашей.

– Правильно сделали, что прогнали, – согласилась Катерина. – А от меня-то вы что хотите? Кто вы вообще такой?

Вот тут Гришка Орлов и шагнул к ней поближе, откашлялся в кулак и прошептал на ухо:

– Катерина Алексеевна, это ж гофмаршал Нарышкин Семен Кириллович! И он пред вами на коленях стоит, слезно умоляет… Уважить бы его следует!

Тогда Катерина, слегка присев, взяла гостя за плечо.

– Встаньте, гофмаршал, и поговорим нормально… Вы желаете, чтобы я лечила вашу супругу?

Нарышкин живо поднялся с колен. К нему тут же подскочил лакей и принялся отряхивать штаны салфеткой.

– Я не желаю этого, сударыня, я слезно вас умоляю! – не обращая на лакея внимания, воскликнул он. – Боюсь я, что помрет она. Я не чуда прошу у вас, а просто вашего участия к Марьюшке моей! Ей ведь только-только девятнадцать годков исполнилось, рано ей еще на тот свет…

На глаза гофмаршалу навернулись слезы. Смолоду будучи завзятым сердцеедом, женился он только к тридцати семи годам на девице много себя младше. И чувства его к ней были самыми светлыми и искренними.

– Не откажите, сударыня, в просьбе моей, и я слугой вашим навечно стану!

Впрочем, долго себя умолять Катерина не заставила, тем более, что ей и самой не терпелось испробовать средство, изготовленное для нее алхимиком Серафимом из дынной плесени, которую она ему предоставила. Но вида в собственной заинтересованности не подала.

– Ждите меня здесь, гофмаршал, – приказала она. – Я возьму все необходимое и вернусь.

Собственно, прихватила она с собой только бутылек пенициллина, в действии которого пока еще и сама не была до конца уверена.

Марьюшка Нарышкина и впрямь находилась в тяжелом состоянии. Катерина осмотрела ее, затем послушала грудь, приложив к ней ухо. Потом прижала ладонь к груди больной и зачем-то гулко постучала по ней костяшками пальцев, прислушиваясь к звуку. Заглянула в рот, ощупала шею. Покачала головой.

– Новости у меня для вас не очень хорошие, – сообщила она Нарышкину, который стоял тут же, в углу комнаты, и в страхе ждал слов Катерины, как приговора строгого судьи. – Марьюшка ваша вирусняк после бани словила, а иммунитет у нее слабенький. Похоже, бактериальная инфекция присоединилась. Выслушиваются влажные мелкопузырчатые хрипы в проекции нижней доли левого легкого. Мой диагноз такой: внебольничная нижнедолевая пневмония слева, средней степени тяжести.

Гофмаршал принялся лихорадочно креститься.

– Вы очень умно вещаете, сударыня! – жалобно проговорил он. – Не в моих силах понять слова ваши! Вы просто скажите, что делать-то мне теперь⁈

И тогда Катерина показала ему свой бутылек.

– Это пенициллин, – сообщила она. – Лекарство новое и пока еще ни на ком не опробованное. Если оно изготовлено правильно, то супруга ваша вскоре поправится. Принимать следует по одному глотку четыре раза в день.

Она протянула бутылек Нарышкину, и тот принял его с величайшей осторожностью.

– И как долго принимать сие лекарство? – уточнил он.

– Пять, а лучше семь дней, – сказала Катерина. – Пить много чистой воды. На голову и шею прикладывать влажный компресс, чтобы снять жар. При сильной горячке тело можно протирать разбавленной водкой.

– Вас понял, Катерина Алексеевна! – дребезжащим от волнения голосом отозвался гофмаршал. – Позвольте уточнить. Вы сказали, что если это лекарство изготовлено правильно, то Марьюшка поправится… А если оно изготовлено неправильно?

Он смотрел на Катерину очень несмело, то и дело опуская взгляд.

– Вы сами все понимаете, Семен Кириллович, – ответила ему Като. – Если господь решит прибрать Марию Павловну, то никакой пенициллин не поможет…

Она сама дала выпить Марьюшке первую порцию своего лекарства, поставила бутылек на столик у кровати, а когда вновь подняла глаза на гофмаршала, то увидела, что он в полнейшем замешательстве теребит в руках увесистый кошель.

– Я смущаюсь предлагать вам деньги, Катерина Алексеевна… Но я впрямь не знаю, как еще могу рассчитаться за ваше услугу!

– Оставьте ваше золото при себе, – посоветовала ему Катерина. – У меня нет уверенности, что мое лекарство будет работать. А потому сочтемся, когда Мария Павловна поправится…

Она и сама страшно переживала. Нет, не столько за Марию Павловну – ее она видела сегодня впервые в жизни, и повстречай ее вновь где-нибудь на улице, то и не признала бы вовсе, – сколько за собственную репутацию и судьбу своего лекарства.

И потому она искренне обрадовалась и возликовала даже, когда на утро прискакал в мой дом гофмаршал Нарышкин верхом на вороном, ворвался в гостиную и пал перед Катериной ниц. Схватил ее, перепуганную, за туфельку и принялся ее лобызать, заливаясь слезами.

– Просите все, что пожелаете, Катерина Алексеевна! Отныне я всем вам обязан! Поправилась! Поправилась Марьюшка моя! Уже через час после вашего отъезду жар у нее спал, и всю ночь она провела спокойно, не металась в горячке, как ранее. А сегодня уже и кушать захотела. Целую курью ляжку отваренную съела! А на обед пирог с рыбой запросила… Работает ваше чудо-лекарство, еще как работает!

Катерина смутно улыбнулась, наблюдая, как гофмаршал вновь принялся нацеловывать ей туфельку. И еще она поняла, что после этого случая спрос на ее лекарство сильно вырастет…

– Так что работает мой пенициллин! – восторженно сообщила она мне. – Понял⁈

Я был очень рад за нее. Пока еще весьма смутно представлял себе, во что этот факт может вылиться в дальнейшем, но все же был рад.

– Поздравляю тебя, Като… – я взял ее за пальцы, поднес к губам и поцеловал. – Я в самом деле рад за тебя. Ты очень умная девушка. Никогда ранее я таких не встречал.

И снова поцеловал ее пальцы. Должно быть на сей раз это было сделано уже излишне эмоционально, потому что Катерина вдруг нахмурила брови и забрала у меня руку.

И вдруг вскрикнула, глядя в сторону окна.

Я стремительно обернулся туда же. С обратной стороны окна, со двора, к стеклу прильнула отвратительная клыкастая морда и взирала на меня безумным взглядом круглых красных глаз.

Друзья! Третья часть цикла «Экзамен для чародея: Моя императрица» пишется, так сказать, в «реальном времени», так что выкладываться главы будут два раза неделю! Постоянный график будет уточнен позднее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю