Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 227 (всего у книги 286 страниц)

Впрочем – что уж тут греха таить – мужчины порой поступают точно так же. С той лишь разницей, что в мужских фантазиях девушка обязательно должна быть красавицей.

И вот потом ты предстаешь перед ней – весь такой статный, в камзоле новеньком, с батюшкиным палашом на поясе: «Добрый вечер, сударыня!» А она такая в ответ: «Ах!»

Да-а, жаль, конечно, что я даром поэтическим обделен. Порой он более востребован, нежели дар магический…

И тогда я сказал, обращаясь к Потемкину:

– А придумай-ка мне, друг Григорий, хорошую рифму к слову «Катерина».

– Это ты про свою кузину что ль? – тут же усмехнулся противный Гришка.

– Какая тебе разница⁈ Ты же поэт! Твое дело рифмы придумывать. Вот и придумай, коль друг тебя просит.

– Ну хорошо, как пожелаешь…

И с этими словами Потемкин глубоко задумался.

– «Дубина», – неуверенно подсказал ему Вяземский.

– Петруша, помолчи! – прикрикнул я на него. – Что это за рифмы у тебя вульгарные? Такие рифмы для поэзии совсем не годятся.

Мы двигались по дороге в одну шеренгу: в центре Вяземский, по левую руку от него ехал Гришка, а по правую – я.

– Хорошо, хорошо, не горячись! – воскликнул Вяземский. – Это же просто рифма. Могу и другую придумать…

И он замолчал, точно так же как и Гришка, погрузившись в размышления.

– «Скотина»! – радостно объявил он немного погодя, вскинув кверху палец.

Я весь негодовал.

– Право слово, Вяземский, еще одна такая рифма, и я тебя прямо здесь заколю! Ведь есть же какие-то нормальные рифмы. Правда, Григорий?

Громко шмыгнув носом, Гришка пожал плечами.

– Мне от усталости ничего в голову не приходит, только одна «перина». Но, мне кажется, это будет какое-то пошлое стихотворение.

– Да как же так-то⁈ – возмутился я. – А еще поэтом себя называешь!

– Ты сам-то придумай!

– Да легко! – закричал я. Затряс руками, подбирая слова. – «Цветок жасмина»! «Сладкая малина»! «Светящая лучина»!

– «Штанина»… – грустно подсказал Вяземский.

– Петруша! – заорал я на него. – Ты больше не играешь с нами в рифмы!

Возмущению моему не было предела, и некоторое время мы ехали молча, дуясь друг на друга. Потом Потемкин спросил, как ни в чем не бывало:

– А скажи-ка мне, друг Алешка: ты на дуэль убивать его едешь, али как?

Я поерзал в седле.

– Это, брат, как получится. А почему ты спрашиваешь?

– Просто, ежели убивать его будешь, то это много времени не займет. А если уму-разуму учить вздумаешь, то мы там до самого полудня проторчим. А у меня еще дела сегодня промежду прочим!

– Так что ж мне прикажешь: убивать человека только потому, что у тебя там какие-то дела в полдень намечаются?

– Да не ори ты. Я просто спросил…

Мы приближались к месту поединка. Собственно, мы почти приехали, потому что невдалеке на обочине показалась карета, около которой стояло трое человек в темных плащах.

Глава 17
Как учат уму-разуму на Волковом поле

– Утро доброе, господа! – крикнул Потемкин, когда мы почти поравнялись с каретой.

В одном из троих я узнал Кристофа Завадского. Наряд на нем теперь был совершенно иной, совсем не праздничный. К тому же помимо шпаги на поясе у него висел длинный кинжал. В общем, вид у мальчишки был весьма боевой.

Двое его приятелей – возрастом ничуть не старше своего вспыльчивого друга – знакомы мне не были.

Привязав лошадей у дерева, мы подошли к нашим противникам.

– Мы в свою очередь приветствуем вас, господа, – церемонно сказал один их секундантов Завадского – темноволосый карапуз с редким пушком на верхней губе.

– Да-да, – небрежно бросил я. – Может быть уже начнем? У моего друга сегодня много дел.

– Не возражаю! – с вызовом ответил Кристоф.

Наверняка он собирался сделать это грозно, с хрипотцой в голосе, но, как и в усадьбе князя Бахметьева, голос его дал «петуха», и получилось скорее смешно, нежели угрожающе. Во всяком случае, Потемкину это показалось забавным, и он рассмеялся.

– Вы изволили смеяться надо мной, сударь⁈ – тут же спросил Кристоф, хмурясь.

Продолжая смеяться, Григорий поднял руки:

– Упаси меня бог! Как же я могу смеяться над таким грозным господином?

– Но мне показалось… – начал было Завадский.

Но я его прервал:

– Вот именно, юноша – вам показалось! Знаете, у меня складывается впечатление, что вы хотите, чтобы вас сегодня убили дважды.

– Это мы еще посмотрим! – ответил Кристоф горделиво и положил руку на эфес своей шпаги.

– Господа, я предлагаю начать поединок! – возвестил второй секундант Завадского – плотного телосложения молодой человек с загнутым как у орла носом.

Секунданты сразу отступили на несколько шагов, оставив нас с Завадским стоять друг против друга.

– Оглашаю правила поединка! – крикнул все тот же обладатель орлиного носа. – Бой ведется до первого ранения. Если рана легкая, и раненный пожелает продолжить бой, то так тому и быть. Запрещено хвататься за клинок противника рукой и использовать в бою любое другое оружие, кроме как своей шпаги. Запрещено так же атаковать безоружного или упавшего на землю… Вам есть что добавить, господа?

Он поочередно взглянул сначала на меня, затем и на Завадского. Я в ответ только скинул с себя плащ, бросил на него шляпу и вытащил из ножен шпагу. Завадский сделал то же самое и встал в стойку.

– К бою! – провозгласил он.

– Что ж, приступим, – ответствовал я.

Шпаги наши зазвенели, стукнувшись друг о друга. Кристоф немедленно попытался провести атаку, но я легко ее отбил и усмехнулся: а парень-то горяч!

Мы медленно обходили друг друга по кругу, оценивая позицию и возможности для атаки. Порой наши шпаги соприкасались, но лишь самыми кончиками. Каждый из нас пытался нащупать слабое место в обороне своего противника.

Атаковать я не торопился, но по поведению Кристофа было заметно, что ему не терпится закончить поединок одним хорошим ударом. Он то и дело изображал атаку, но моментально ее прерывал и возвращался на позицию. И было не совсем ясно: толи он горячится, толи просто пытается меня сбить с толку.

Если он горячится, и ему не терпится кинуться в атаку, то рано или поздно он на нее решится. И тем самым облегчит мне задачу. А если же он хитрит и просто пытается сбить меня с толку… Да нет, быть того не может! Не похож он на великого хитреца. Нужно пройти через изрядное количество поединков, чтобы научиться хитрить или же играть чужую роль. Завадский же совсем не был похож на завзятого дуэлянта.

Однако на всякий случай я решил его немного «прощупать».

Я изобразил атаку и нарочно допустил ошибку, открывшись для удара. Но Завадский этим не воспользовался. Он засуетился и торопливо отступил, уходя в защиту. Тогда я повторил атаку. Он отразил ее довольно неплохо, а затем даже контратаковал, и мне пришлось самому отступить.

Но зато мне стало совершенно ясно, что Завадский не хитрит и не притворяется. Сейчас он просто набирается опыта. И делает это старательно и осторожно, чтобы сие накопление опыта плавно не перешло в похороны.

Что ж, я могу ему в этом помочь. Уж пару уроков точно могу преподать…

Нарочно открыв «дыру» в защите, я дождался, когда мой противник бросится использовать предоставленный шанс, затем отразил атаку и чиркнул ему самым кончиком шпаги по левому плечу. На белой сорочке проступила красная полоса. Кристоф болезненно дернул щекой, а его секунданты в голос закричали. Темноволосый карапуз замахал руками.

– Минуту, господа, минуту! – заголосил он. – Я требую прервать поединок, чтобы осмотреть рану!

Возражать я не стал. Казалось, что Завадский даже больше моего недоволен вынужденной паузой. Опустив шпагу, он позволил секунданту осмотреть свою рану, при этом глядя на меня со смутной улыбкой. Я отсалютовал ему шпагой.

– Уверяю вас, господа, рана эта совсем пустяковая, – сообщил я. – По сути это просто царапина. Однако сорочку вам придется покупать новую, молодой человек.

– Я непременно последую вашему совету! – крикнул мне в ответ Кристоф.

Секундант покинул место поединка, и мы снова подняли шпаги.

– К бою! – сказал Кристоф.

Похоже, ему очень нравился этот ритуал. Пусть позабавится, не стану отнимать этого маленького удовольствия.

Он сразу бросился в атаку. Я отразил ее и указал шпагой ему на горло.

– Вы очень глупо открылись, юноша. Не будь я таким покладистым, вы были бы уже мертвы. Мой вам совет: никогда не подставляйте противнику свое горло. Это очень нехороший удар. Даже неглубокая рана доставит вам массу неприятностей.

Кристоф непроизвольно потер себе горло. Должно быть представил себе этот удар.

– Спасибо, – отозвался он. – Я учту ваши рекомендации!

Я снова атаковал. Он отступил, запнулся о какую-то кочку и упал в траву. Секунданты заголосили, но я и не думал продолжать атаку.

– Вы упустили замечательный шанс нанести мне удар в плечо, Кристоф, – заметил я. – А такая возможность у вас была.

– Я заметил, – тяжело дыша, сказал Завадский и поднялся на ноги.

– Вам следует соображать быстрее. Фехтование – это не только быстрое движение, но и быстрая мысль. Вы должны разгадать ход моих мыслей и постоянно использовать это знание во время поединка.

Кристоф кивнул и атаковал. На этот раз мне с трудом удалось отразить его напор, и я решил вести себя осторожнее. Излишняя расслабленность может дорого мне обойтись. Между тем Кристоф заметил, что его атака возымела эффект, и усилил натиск, открыв тем самым мне большое поле для деятельности.

Аккуратно контролируя его действия, я то и дело указывал ему на его ошибки. Шлепнул шпагой по одному плечу, затем шлепнул по другому. Потом указал на открытый бок.

– Я мог бы ранить вас трижды за время вашей атаки, – сообщил я. – И по меньшей мере одна из этих ран была бы смертельной. Я уже не говорю о том, что вы все время открываете мне свой живот. Поверьте, юноша: мало приятного в том, чтобы словить шпагу в живот. Сначала вам покажется, что рана не так уж и страшна, но скоро поймете, что с вами все кончено. От этого умирают долго и мучительно. Так что, ради бога, юноша: не открывайтесь столь неумело!

– Спасибо, я обязательно учту ваши советы, – ответил Завадский.

Вид у него был уже не столь бодрый. Наш поединок длился уже продолжительное время, и мы оба порядком запыхались. Тем не менее Кристоф в очередной раз кинулся в атаку, я в очередной раз отразил ее, и остановил свою шпагу всего в одном вершке от его правого глаза.

Завадский замер, как завороженный, и не отрываясь глядя на острие клинка перед своим лицом.

– Сделай я свой выпад чуть больше, и наш поединок был бы закончен, – сообщил я. – Без глаза сложно продолжать бой, уверяю вас.

– Как вы это сделали? – с удивлением спросил Кристоф. – Я даже не заметил ваших движений!

– Тренировка, – коротко пояснил я. И видя, что он не особо удовлетворен таким ответом, добавил: – Будет странно выглядеть, молодой человек, если я сейчас примусь обучать вас премудростям фехтования… Кстати, напомните мне, из-за чего у нас с вами случилась дуэль?

– Э-э-э… Кажется, вы позволили себе назвать меня невежей. А потом еще и наглецом.

Припомнив эти моменты, я покачал головой и опустил шпагу. Жестом показал ему встать в стойку. Завадский отошел на пару шагов и поднял шпагу. Сталь снова зазвенела. Я коротко атаковал, затем позволил ему контратаковать и мощным ударом выбил шпагу у него из руки.

На этот раз его секунданты даже кричать не стали, чтобы остановить бой. Они видели, что я не собираюсь нападать на безоружного.

– Шпагу следует держать крепко, юноша. Всегда! Если вы позволите себе расслабиться во время боя – вам конец. Конечно, дуэль могут остановить секунданты, но в настоящем бою вам пощады не будет. Каждый раз вы должны драться так, словно это ваш последний бой. Вы поняли меня?

– Понял… – Кристоф принял шпагу, поднятую секундантом, и снова встал в позицию. – Как в последний раз.

Мы сошлись, клинки звякнули.

– Однако вернемся к причине нашей дуэли, – предложил я. – Вы предложили барышне, с которой я явился на ассамблею к князю Бахметьеву, составить ей пару в серсо. При этом вы позабыли спросить у меня на то дозволение, и даже не были ей представлены. Если вы это не считаете невежеством, то я даже боюсь представить, до каких низостей вы готовы дойти в вашем поведении!

Я коротко атаковал, он отбил атаку и тоже атаковал. Я увернулся, и мы вернулись в начальную позицию.

– Хорошо, не буду спорить, что это было не очень вежливо с моей стороны, – согласился Кристоф. – Но я не имел намерений как-то обидеть вашу спутницу. Пусть мое предложение было излишне импульсивным, но оскорбить кого-то я вовсе не желал.

После этих слов мы сошлись в короткой схватке, в результате которой острие моего клинка прижалось к его ребрам напротив сердца. На белой ткани снова проступило пятнышко крови.

– Вы должны были отвести мой удар, пока он не стал столь опасным! – сказал я недовольно. – У вас было на это время и возможность! Вам следует усерднее тренироваться с вашим наставником, прежде, чем разбрасываться вызовами.

– Учту, – коротко ответил Кристоф, глядя на мою шпагу.

Я отвел ее в сторону.

– Хорошо. Значит вы признаете, что невежей я назвал вас не напрасно?

– Признаю, – не стал спорить Кристоф. – Но я поступил так лишь потому, что мне очень приглянулась ваша спутница. Я говорил с дворецким, и он сообщил мне, что это была ваша кузина. И я предполагал, что вы не станете препятствовать нашему с ней знакомству.

– Не всегда следует верить дворецким, – нравоучительным тоном произнес я, и шпагой указал Кристофу занять позицию. – Зачастую они знают лишь то, что им позволено знать. Но правда чаще всего кроется где-то за этими пределами.

Вновь зазвенела сталь. Я обратил внимание, что теперь Кристоф стал фехтовать более осмотрительно и все чаще блокировал мои удары. Похоже, это весьма талантливый юноша. Схватывает на лету.

– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался Кристоф, дважды к ряду пытаясь прорвать мою защиту. Безуспешно, впрочем.

– Открою вам секрет, Кристоф: эта девушка мне не кузина.

Дзынь-дзынь! Я даже не стал использовать для атаки удачный момент, когда Завадский в удивлении опустил шпагу.

– Вот как? В самом деле? То есть, она ваша…

– Нет, юноша, вы ошибаетесь! Но я бы не хотел, чтобы кто-то предлагал ей сыграть в серсо, или же в любую другую забаву, без моего на то разрешения.

Понимающе кивая, Кристоф вновь поднял шпагу.

– Да, я вас понимаю… – Дзынь-дзынь – мы обменялись ленивыми ударами. – На вашем месте я бы тоже был возмущен! – Дзынь-дзынь. – Мне даже кажется, что вы не напрасно назвали меня наглецом. В подобных обстоятельствах я поступил бы точно так же.

– Рад, что мы пришли к единому мнению… Кстати, только что вы еще дважды были убиты. И один раз серьезно ранены в бедро. Я однажды видел, как после такой раны человек потерял столько крови, что просто тонул в ней. И все это происходило в считанные минуты… Так что берегите свои ноги, юноша!

– Понял, – тут же кивнул Кристоф. – Беречь ноги. Беречь горло. Беречь глаза…

Но я облегчил ему задачу.

– Просто берегите себя всего, юноша! – перебил я его. – Вам еще жить и жить, а на каждую рану заплатку не наложишь.

Сделав финт, я вновь остановил шпагу в одном вершке от его глаза. Так же, как и в прошлый раз при подобном выпаде, он замер, почти не дыша, и неотрывно следил за острием у своего лица.

– Черт меня возьми, как вы это делаете⁈ – воскликнул он. – Я бы очень хотел обучиться этому приему!

Я убрал шпагу от его лица и отсалютовал ему.

– Когда-нибудь мне будет приятно обучить вас паре приемов. Но сейчас, к сожалению, у меня намечается очень много дел. Служба, знаете ли. И если уж вы считаете наш конфликт исчерпанным, то предлагаю на этом и закончить.

Кристоф тоже отсалютовал мне шпагой.

– Не возражаю!

Используя свои шпаги как трости, мы неспешно направились к нашим секундантам.

– Если вы с вашими друзьями еще не завтракали, то я приглашаю вас посетить одно крайне приятное местечко, – предложил Завадский. – Трактир называется «Сытый баловень», и готовит там весьма забавный немец. Его имя Фриц, но сам себя он зовет Федором. Он жарит отличные колбаски!

– «Колбаски от старого Фрица»? – уточнил я, вспомнив рассказ об этом заведении кого-то из своих приятелей.

– Точно! – воскликнул Кристоф и рассмеялся. – Федор и сам похож на большую колбаску. Ровно как и жена его, Марта.

– Признаться, я действительно изрядно проголодался, – не стал отнекиваться я. – Уверен, что и друзья мои не менее голодны. Вчерашний прием у князя Бахметьева оказался не самым лучшим в этом сезоне.

Кристоф громко рассмеялся, но быстро прервал свой смех.

– Это точно, – заметил он. – Бедный князь! Говорят, ему лишь чудом удалось остаться в живых. И спас его святой крест и золотые руки вашей… хм… кузины! Это действительно так?

– Истинная правда, – заверил его я.

Между тем мы подошли к тому месту, где оставили свои вещи и быстро облачились в них. Нацепили ножны, спрятали шпаги.

– Наконец-то! – недовольно сказал Потемкин, когда мы вернулись к нашим секундантам. – Ей-богу, господа, мы все тут едва не уснули, пока вы там расшаркивались друг перед другом!

– Все живы, все довольны? – строго спросил нас темноволосый карапуз. – Всех ли устраивает исход дуэли?

– Абсолютно, – ответил ему Кристоф.

Я принял поводья у подведшего мне мою лошадь Вяземского и поблагодарил его.

– Господин Завадский признал, что его претензии ко мне были не обоснованы, а мои же слова в его адрес наоборот – имели под собой причину, – сообщил я всем. – Претензий друг к другу у нас больше не осталось, и мы решили позавтракать в трактире… Как там называется ваше заведение, дорогой Кристоф?

– «Сытый баловень», – напомнил Завадский.

– Слышал о таком, – быстро сказал Потемкин. – С превеликим удовольствием составлю вам компанию. Но только должен предупредить вас, господа: мои карманы пусты, и я намерен запустить свою хищную руку в ваши пузатые кошельки!

Кристоф захохотал. Его секунданты между тем смотрели на Потемкина с легким недоумением – должно быть не были привычны к такого рода бесцеремонности.

– Разрешите представить, господа, – спохватился я. – Григорий Потемкин, вахмистр Конной гвардии… А это княжич Вяземский Петр Иванович.

Тогда Кристоф в свою очередь принялся представлять своих секундантов.

– Граф Илья Лисин… – он указал на темноволосого карапуза. Тот учтиво поклонился. – А это Никита Ноздрев, помещик. Прошу любить и жаловать. А теперь пора возвращаться, господа! Предупреждаю сразу: завтрак за мой счет!

– Я вас обожаю, юноша! – с жаром заверил его Потемкин. – Постараюсь нанести максимальный ущерб вашему кошельку!

Глава 18
Жареные колбаски и гвардейские казармы

Трактир «Сытый баловень» в этот утренний час встретил нас почти пустым залом и запахом жареного мяса.

Кристоф не совсем точно описал внешность хозяина Фрица – на колбаску он похож не был. Скорее он весь состоял из таких колбасок. Лоснящаяся голова-колбаска, раздутые руки-колбаски, растопыренные пальцы-колбаски. Даже нос у него был как колбаска и свисал книзу изогнутым хоботком.

Не спрашивая наших предпочтений, Фриц-Федор выставил на стол огромную тарелку, наполненную румяными колбасками, возлежащими на подушке из тушеной квашеной капусты. Обжаренный в масле хлеб был натерт чесноком и жутко возбуждал и без того разыгравшийся аппетит.

Изголодавшиеся и усталые, мы накинулись на еду и первое время поглощали ее практически в полном молчании. Спутники мои налегали и на вино, которое приносила нам в глиняном кувшине Марта, жена хозяина. В отличие от Фрица-Федора, по-нашему она говорила с сильным акцентом, который, впрочем, только прибавлял ей милоты. И несмотря на то, что в своих габаритах она старалась не отставать от мужа, выглядела она при этом несравнимо приятнее, чему немало способствовали выставленные на всеобщий обзор огромные груди, каждая из которых была размером почти с мою голову. А из-под корсета игриво выглядывали самые краешки розовых сосков.

Вином в этот час я старался не злоупотреблять, потому как понимал, что дел мне сегодня еще предстоит переделать предостаточно. Для начала следовало отыскать Шепелева и предоставить ему свой рапорт о произошедшем ночью на ассамблее. Затем необходимо было навестить раненого князя Бахметьева и в конце концов опросить его о произошедшем. Возможно, он сможет пролить свет на тайну ночных выстрелов. Почему-то мне кажется, что он не может не знать, по какой причине граф Румянцев произвел ему в грудь выстрел, а затем пустил пулю и в самого себя.

Подобные вещи не происходят без причины. И причина должна быть очень веской! Я даже представить себе не могу, насколько именно веской. Если Румянцев имел обиду на князя, то почему попросту не вызвал его на дуэль, чтобы решить этот вопрос привычным для всех образом? Боялся поединка? Сомнительно. К тому же при этом он не испугался выстрелить себе в голову. Значит, если он чего-то и боялся, то вовсе не собственной смерти.

Но чего тогда мог бояться граф Румянцев? Сложно представить…

Несмотря на обильную и жирную пищу, вино Фрица-Федора в конце концов сделало свое дело, и мои приятели разговорились. Раскрасневшийся до такой степени, что даже очки у него запотели, Вяземский расспрашивал Кристофа о его сестре, и был при этом столь настойчив, что тому пришлось пообещать Петруше представить его.

– Но должен вас предупредить заранее, уважаемый граф: у Софи уже есть воздыхатель! Никаких предложений, правда, он пока не делал, но навещает наш дом с завидной настойчивостью. И всякий раз является с каким-нибудь забавным подарком. То канарейку в клетке принесет, то цветок необычный… Если дело так пойдет и дальше, то уже скоро он будет просить ее руки.

– Вот как⁈ – Вяземский снял очки, чтобы протереть стекла и сразу стал выглядеть очень непривычно и даже глупо. – И как же зовут этого негодяя?

– А зовут этого негодяя лейб-гвардии майор Архаров, но ссориться с ним я бы вам не советовал. У него очень длинная шпага, как и список тех, кто хотел посостязаться с ним в фехтовальном умении.

Вяземский потеребил подбородок.

– Да, это в корне меняет дело… – вздохнул он. – А скажите мне, Кристоф: у вас только одна сестра?

В общем, наш завтрак постепенно превращался в доброе застолье. Вскоре в трактир вошла компания гвардейцев в форме Преображенского полка. Среди них я признал Сашку Климова, с которым мы неоднократно сходились за карточным столом. Я сразу подошел к этой компании, поприветствовал всех и справился у Климова о здоровье Ваньки Ботова. В ответ тот грустно покачал головой.

– Дела у него не очень, – честно ответил он. – Доктор дважды приходил, делал какие-то примочки, да вот только не помогают они ему совсем. Рана не заживает, да и пахнет от нее уже погано. Мне кажется, что еще немного – и преставится наш Ванька.

– Да-а, плохи у него дела, – печально подтвердил другой гвардеец, с которым я знаком не был. – Вот тебе и побаловались с приятелем, потыкали шпагами друг в друга! И рана-то совсем плевая, в другой раз и внимания на нее не обратил бы… А тут вон оно как вышло!

С испорченным настроением я отошел от них и вернулся за свой стол. Есть мне уже не хотелось, пить – тем более. Глядя, как мои приятели постепенно входят в кураж, Потемкин начинает зачитывать вслух свои вирши, а карапуз Лисин, оказавшийся настоящим графом, уже начинает хватать Марту за задницу, я вдруг совершенно отчетливо понял, что мне пора возвращаться домой и поговорить с Катериной. Прежде, чем отправляться к Шепелеву, было просто необходимо обсудить с ней один вопрос.

Я откланялся. Приятели не хотели меня отпускать и дружно принялись возмущаться, но я сослался на неотложные дела, что, честно говоря, вполне соответствовало реальности. Со мной прощались так, словно расставались навеки. Потемкин расцеловал меня троекратно, а Кристоф даже пустил слезу и сообщил, что само проведение свело нас вместе. И отныне он мой самый преданный друг. Затем они затеяли спор с Вяземским, кто из них на самом деле мой самый преданный друг, и я, не желая дослушивать этот спор до конца, поторопился их покинуть.

Домой я приехал, когда солнце уже во всю жарило, разогревая булыжник на дороге. Парашка по дворе с деловитым видом выбивала ковры, а Гаврила сидел на крыльце и дымил трубкой, то и дело поглядывая наверх – не смотрит ли Катерина?

Спать хотелось жутко. Я приказал Гавриле сварить кофей, да покрепче, чтобы до мозга костей проняло, а сам отправился наверх, в комнату Катерины.

Она сидела за столом и сосредоточенно обрезала гусиное перо. Увидев меня, обрадованно заулыбалась. Потрясла пером в воздухе.

– Я наконец научилась делать это! – радостно провозгласила она. – Должна заметить, что хотя у вас отвратительные письменные принадлежности, но зато очень острые ножи! Я таких острых ножей никогда не встречала.

– Ножи и должны быть острыми, – заметил я, проходя в комнату. – На то они и ножи. А что касается письменных принадлежностей, то я купил самое дорогое, что было в лавке. Вряд ли ты найдешь что-то лучше.

Подумав мгновение, Катерина махнула на меня рукой.

– Я не об этом, а в принципе… Ты где был, Алешка? Неужто на дуэли?

Я кивнул.

– Надеюсь, ты не стал убивать этого мальчишку? Это же не грабитель дорожный, а просто глупый сопляк.

– Теперь этот глупый сопляк считает меня своим лучшим другом, – ответил я. – В это самое время они с Потемкиным, Вяземским и еще парой человек пьют за мое здоровье в трактире «Сытый баловень».

Судя по лицу Катерины, она осталась довольна таким ответом. Но видя, что я хочу ей сказать что-то еще, сразу приняла серьезный вид.

– Что-то еще, Сумароков? Да говори уже, не тяни!

Я присел на стул и пальцем толкнул пресс-папье, глядя как оно качается, словно лодка на волнах.

– Я тут подумал, Като… Ты здорово помогла князю Бахметьеву, да и доктор Сарычев хорошо отзывался о твоей работе. Но мне кажется, что знания твои куда как больше, чем у Сарычева, или даже у лейб-медика Монсея Якова Фомича. И ты просто не знаешь, как правильно их применить.

– Ты это к чему? – прищурившись, спросила Катерина с подозрительностью. Мой немного извиняющийся тон ей явно не нравился.

– Я хочу попросить тебя осмотреть моего товарища, Ваньку Ботова. Рану он получил на дуэли. Там и рана-то пустяковая совсем! Да только не заживет никак, а Ванька весь в поту мечется… Боюсь, помрет он. Может ты осмотришь его, а? Като… Пожалуйста…

Катерина явно сомневалась. Потеребив перо, она бросила его на стол и вздохнула.

– Видишь ли в чем дело, Алешка… Ты совершенно прав: знаний в области медицины у меня действительно больше, чем у доктора Сарычева, или даже лейб-медика Монсея. Но я понятия не имею, как их у вас правильно применить! У меня нет самых элементарных лекарств, нет инструмента, я не могу сделать даже несчастный анализ крови!

Я поморщился.

– Като, ты очень умно говоришь. Так умно, что я мало чего понимаю из твоих слов. Но я вижу, что ты сомневаешься в себе… А ты не сомневайся! Просто делай, что считаешь нужным, а господь уж сам решит оставить Ваньку в живых или же прибрать его. А если понадобятся инструменты врачебные – ты только скажи, и я куплю тебе любой инструмент! Деньги не вопрос, Като!

Катерина хмыкнула.

– Анализатор крови ты тоже купишь? – спросила она с кривой усмешкой.

– Куплю! – заверил я ее, хотя понятия не имел, что такое «анализатор крови».

Катерина глянула на меня, приподняв брови, а затем почему-то рассмеялась. Толкнула меня в плечо.

– Трепло ты, Сумароков!

Каким-то образом она умудрялась оскорблять так, что от этого становилось только теплее на душе. «Трепло ты, Сумароков»… Если бы эту фразу мне сказал кто-то другой, я убил бы его на месте. Но из уст Катерины это прозвучало так приятельски, так по-свойски, так нежно, что мне захотелось обнять ее сильно-сильно, чтобы снова почувствовать, как ее хрупкое тельце полностью прижимается ко мне. Как это было там, по дороге из лазарета.

Пошли только вторые сутки после этого, а мне уже казалось, что случилось это давным-давно, много недель назад…

– Прекрати! – Катерина больше не смеялась, и даже не улыбалась. Взирала на меня в упор, словно шомпол в дуло вогнала. – Не смотри на меня так! Эй, Алешка! Ты слышишь меня вообще⁈

Я встрепенулся.

– Слышу, знамо дело! Да как же мне смотреть-то, Като?

– Просто смотри! Без всяких там этих… – она покрутила пальцами в воздухе. – Томлений нежных… Не люблю я этого, понял?

– Да понял, понял!

– Тогда давай, рассказывай, что там с твоим Васькой Бочкиным случилось.

– С Ванькой Ботовым, – поправил я ее машинально.

– Да какая разница⁈ Ты просто рассказывай!

– Рассказываю… – я торопливо соображал с чего бы мне начать. – Дружок у меня есть, Ванька Ботов. Да еще Мишка Гогенфельзен. Гвардейцы оба, Преображенского полка. Повздорили они как-то из-за пустяка, спор у них политический вышел.

– Политический – это плохо, – покачала головой Катерина. – Из-за политически споров и глотки друг другу грызут.

– Наверное, – согласился я. – Только глотки они грызть не стали, лишь шпагами помахали, да успокоились. А Мишка Ваньке шпагу свою вот сюда воткнул… – Я показал место под левой ключицей, куда Ваньке вонзился Мишкин клинок. – Рана, кажись, не сильная была, мы думали, что скоро оправится Ванька. Но ему только хуже становилось. Сейчас уже и не встает совсем, весь в поту лежит.

– Черт! – ругнулась Катерина. – И давно это было?

– Да пятый день уже пошел.

– Черт! – снова ругнулась она. – Значит так, слушай меня, Алешка… Если начался сепсис, то друг твой уже не выкарабкается, и уже скоро на одного гвардейца станет меньше. Но если самое плохое еще не случилось, то мне понадобится острый нож небольшого размера. Легкий желательно. Еще пинцет, только нормальный, а не тот, который я из столовых ножей сделала… Водки еще возьми на всякий случай, только хорошей. И чистую простыню, какую не жалко будет пустить на бинты.

– Понял! – тут же кивнул я, подскакивая со стула. – Все сделаю, все достану! – Тут я почесал затылок. – А что такое сепсис? Ты так умно порой говоришь, что мне трудно бывает понять…

– Шпаги мыть надо, когда тычете ими друг в друга! – прикрикнула Катерина. – Тогда и заражения крови не будет. И водки пить меньше, когда в карты режетесь!

– Вообще-то мы вино пили, – несмело возразил я.

– Да какая разница⁈ Я в принципе говорю!

Собирались мы недолго. Я достаточно быстро нашел все, что просила Катерина, кроме пинцета. Его в доме не было, поэтому я просто решил заехать в аптеку Иосифа Фрида, что находилась как раз по пути к казармам.

Отправив Гаврилу готовить экипаж, я буквально за минуту выпил чашку горького кофея, и отправился следом за ним. Вскоре к нам присоединилась и Катерина, и мы втроем покатили в казармы.

Здесь ничего особо не поменялось. Ванька так и лежал на своей койке, бледный и мокрый. На соседней койке сидел Мишка Гогенфельзен и читал вслух ему по-французски какой-то роман, про то, как некий рыцарь отправился убивать дракона. В другой раз я и сам не отказался бы послушать о таких-то сказочных приключениях, но сейчас нам было не до них.