Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 265 (всего у книги 286 страниц)

Глава 24
Вот такая подлая любовь

Кровь у меня с силой пульсировала прямо в висках, я так и чувствовал, как она натужно струится по венам. И еще сердце бешено колотилось о грудную клетку, словно пыталось вырваться наружу.

Эта внезапная вспышка ярости возымела действие, на которое я сейчас никак не рассчитывал – над одним плечом у меня заискрился зеленый «эполет», а над другим уже начали проступать очертания красного.

Поняв, что не могу совладать с этим проявлением демонической магии, я замедлил свой бег, перешел на шаг, а вскоре и вовсе остановился. В таком виде я не мог появиться в беседке. Убью я сейчас Вольдемара Глебова или нет – большого значения это не имеет. Я должен научиться управлять своим гневом. А также собственным телом в моменты его проявления. Магия ныне под запретом, и никому не должно видеть ее проявления на моем теле.

Но постойте… Магия попала под запрет с повеления светлейшего князя Черкасского, специальным указом, подписанным покойным императором. Однако нынешняя императрица легко может этот указ отменить! Ей достаточно издать особый манифест, в котором будет сказано о прекращении гонений на магов и восстановлении их всех в правах. И взамен она немедленно получит целую армию чародеев, преданных ей и готовых использовать все свое магическое умение в ее поддержку.

И если совместить это с поддержкой гвардии, которую обеспечит государыне Гришка Орлов со своими братьями, то императрица Мария Николаевна сядет на трон очень прочно, и сможет без всякой опаски управлять империей.

Озаренный этой мыслью, я решил, что мне следует сегодня же поговорить с Марией Николаевной на эту тему и убедить ее в полезности магии для дел государственных. И тогда, заручившись словом императрицы, я составлю разговор с куратором Амосовым Петром Андреевичем, который скорейшим образом проведет совет магистров о выводе чародейства на Руси из подпольного состояния на свет белый…

Впрочем, едва только на глаза мне попалась та самая дорожка, ведущая к беседке, как все дела государственные тотчас вылетели прочь из моей головы, а перед глазами вновь замаячило самодовольное лицо Вольдемара Глебова. Я бегло глянул на свои плечи и убедился, что мои цветные «эполеты» успели испариться.

Это хорошо. Стоит только унять свой гнев, как они исчезают. Правда, вместе с ними пропадает и сила двух демонов, полученная мной после поединков с ними, но, чтобы расправиться с подлецом, мне совершенно не нужна магия. Честно сказать, мне даже шпага для этого не нужна, я мог бы свернуть ему шею и голыми руками, если… Если бы так было принято!

Но так поступать нельзя. За подобное если и не повесят сушиться на солнышке на длинной веревке, то на каторгу точно отправят. Да еще и имя будет опорочено недозволительными для дворянина деяниями. Только шпага и честная дуэль позволит сохранить имя чистым! Хотя, от каторги они могут и не защитить…

Да плевать – я все-равно убью этого негодяя!

Я решительно свернул на дорожку, ведущую к беседке, и пройдя по ней несколько десятков шагов, понял, что слышу какие-то голоса. Ошибиться сейчас мне было никак нельзя, и я прислушался, остановившись. Так и есть – где-то неподалеку, скорее всего именно на беседке, вели разговор двое. И один из них почти наверняка был мужчиной – мне показалось, что я слышу низкие нотки.

Я уверенно двинулся дальше, свернул за поворот и вновь остановился. Теперь я слышал голоса еще четче. Нет, отдельных слов разобрать возможным не представлялось, но было ясно, что говорят именно двое – мужчина и женщина. И мужчина при этом наверняка рвет с веток вишню, бросает ее в рот, а косточки плюет прямо мне под стол. С наглой такой усмешкой…

Скрипнув зубами, я ускорил шаг. За вишневыми ветвями уже мелькнули белые бруски беседки, когда я услышал отчетливый вскрик Лизаветы:

– Как вы можете говорить подобное⁈ Ведь я доверилась вам!

Сердце мое так и ухнуло куда-то в желудок и торопливо застучало там, вызвав нежданную слабость в ногах.

Неужели я опоздал⁈ Неужели то, чего я так опасался, все-таки случилось? Слова, подобные тем, что произнесла Лизанька, девушки обычно говорят в моменты сильного потрясения, и уж точно никак в моменты приятных вечерних посиделок. Между ними явно что-то произошло, и я точно знал, что оно мне сильно не понравится.

«Я доверилась вам»…

В чем именно доверилась? Она доверила этому человеку что-то, что он не смог сберечь? Что доверила? Свою честь девичью? Этому придворному моту и сердцееду, который даже и за кобылой принялся бы ухлестывать, если бы все девицы на свете исчезли бы вдруг? Да когда он вообще успел завести шашни с моей сестрой⁈ Ведь он безвылазно торчит в столице и отирается при дворе, участвуя едва ли не в каждой дворцовой интриге. Неужели он столь часто навещает своих родителей в Ижорском? Да, впрочем, мне певать на подробности, я просто хочу, чтобы он был наказан!

Теперь я лицезрел их обоих, и мужчину, и девушку. Лизанька – а это несомненно была она, я узнал ее платье, в котором он присутствовала за ужином – стояла у самого входа, и я прекрасно видел ее силуэт. Мужчина же стоял рядом, но фигура его была наполовину скрыта вишневыми ветками, но было заметно, что он держит Лизаньку за руку. Она попыталась вырваться, но он не позволил ей сделать этого, а наоборот – дернул ее к себе. Лизанька припала к его груди, замерла на мгновение, но сразу же отпихнулась и вновь попыталась сбежать. Но мужчина по-прежнему сжимал ее руку и не позволял ей сделать этого.

– Эй, сударь! – крикнул я, когда был уже в десятке шагов от беседки. – Отпустите ее немедленно! Надеюсь, ваша шпага при вас, потому что я собираюсь хорошенько вас проучить!

На бегу выхватив шпагу, я влетел на беседку.

– Я смотрю, вам пришлись по вкусу моя вишня и моя сестра? – рыкнул я. – Посмотрим, как вам понравится моя шпага!

Лизанька – толи с испугу, толи преднамеренно – не давала мне пройти вглубь беседки, своим телом пряча от меня Вольдемара, и потому свои слова я адресовал скорее скамейке, нежели конкретному человеку.

– Алешка, уйди! – вскричала Лизанька, пытаясь выпихнуть меня из беседки. – Я прошу тебя! Пожалуйста!

– Я уйду только после того, как взгляну, какого цвета потроха у этого негодяя! – в горячке воскликнул я и оттолкнул Лизаньку в сторону. – Защищайтесь, сударь!

Но последнее слово так и завязло у меня в горле, словно кость, попавшаяся в куске рыбы. Потому что передо мной находился вовсе не Вольдемар Глебов. Это был… Это был его отец, сам князь Сергей!

Я осекся, даже шпагу опустил, которую только что собирался без промедления пустить в ход.

– Князь? – ошарашенно пробормотал я. – Сергей Иванович… Но как же так?

Я вдруг понял, что в своей растерянности выгляжу достаточно жалко, и поторопился взять себя в руки. Заметив, что Лизанька сделала движение, чтобы выйти из беседки прочь, я поймал ее за платье и остановил. И почувствовал, как растерянность моя уходит, и на его место вновь возвращается былая злость. И может быть даже еще более сильная. Потому что связь Лизаветы с Вольдемаром Глебовым я вполне мог понять, хотя и не приветствовал. Он молод и хорош собой, богат может и не фантастически, но тем не менее вполне обеспечен… Да бог с ними, с деньгами – самое главное, что по возрасту он вполне годился Лизавете в женихи!

Но князь… Ему было уже около пятидесяти, и он был женат! Будь он холост, то вполне мог бы набиваться в женихи к моей матушке. Но к Лизавете…

Ей-богу, меня даже затошнило. А он стоял передо мной – высокий, крепкий, с зачесанными назад длинными чуть седыми волосами, и мне показалось, что он даже слегка улыбается. Не откровенно, конечно, а так исподволь, едва-едва.

– Князь, потрудитесь объяснить, что здесь происходит? – процедил я сквозь зубы.

Глебов с ответом не замедлил.

– Ничего такого, что могло бы вызвать у вас подобное возмущение, – сказал он. – Мы обсуждали с Лизаветой Федоровной состояние дел в вашем имении.

– А какое вам дело до нашего имения? – спросил я со всей презрительностью, какую только смог вложить в эти слова. – К тому же говорить об этом уместно со мной, или же с матушкой, но никак не с Лизаветой Федоровной. Вы бы еще с младшей Александрой об этом поговорили… К тому же, вы напрасно полагаете, что ваш фокус с платком смог меня обмануть. Я сыщик сыскного приказа, и разных фокусов мне довелось насмотреться. Вы всерьез полагали, что ваш крестик на платке введет меня в заблуждение? Вы думали, что я не догадаюсь, что он означает?

Я заметил, как князь усмехнулся. Но как-то очень уж вяло. Явно ему было сейчас не до веселья.

– Этот крестик не предназначался для ваших глаз, Алексей Федорович, – ответил он. – Никто другой так ничего и не заподозрил. Мы же не могли знать, что вы столь скоро вернетесь в имение, после своего недавнего отъезда. Обычно вас сюда и калачом не заманишь.

– И потому вы решили, что женщины в Светозарах могут стать легкой добычей? – спросил я холодно.

– Вы совершенно неправильно все себе представляете, – в тон мне отозвался князь Сергей. – Однако, я вижу, что кривить душой с вами бессмысленно, и потому откровенно скажу, что у меня к вашей сестре действительно самые сильные чувства…

– Вот как! – воскликнул я, и снова не позволил Лизаньке выбежать из беседки. Дернувшись, она прекратила свои тщетные попытки, и тогда закрыла лицо ладонями. – А княгиня Елена Андреевна в курсе ваших «сильных чувств»? Мне интересно, как она к этому относится?

– Никак, – сдержано покачал головой князь. – Княгиня, разумеется, ничего не знает. Даже не догадывается. И я хотел бы, чтобы такое положение вещей оставалось и впредь.

– Ого! – я едва не расхохотался. – Вы уже ставите мне условия! Однако, как я понимаю, ваш сын Вольдемар был в курсе упомянутых «сильных чувств», потому что наши люди видели, как он тут тайком шастал по имению. Подозреваю, что намедни они вспугнули его, и он так и не смог передать Лизавете вашей записки. И тогда вы решили разыграть этот фокус с утерянным платком… Лиза, – я повернулся к сестре, – ведь ты подарила свой платок князю Сергею на память о себе, я угадал?

Лизанька отняла от лица ладони и взглянула на меня со злостью. Мне даже жутко стало от этого взгляда. Не по себе как-то.

– Замолчи… – прошептала она трясущимися губами. – Замолчи, я тебя умоляю!

– Но ты же понимаешь, что так продолжаться больше не будет?

– Замолчи! – выкрикнула Лизанька и очень крепко стукнула меня кулачком по груди. – Замолчи, замолчи, замолчи!

Тогда я снова повернулся к Глебову.

– Видите, князь, что вы натворили? Моя собственная сестра в моем собственном имении требует от меня, чтобы я замолчал! Не ваши ли «сильные чувства» довели ситуацию до подобного? И что еще вы успели натворить в мое отсутствие? Что мне еще неизвестно?

– Если бы вы почаще бывали в своем имении, молодой человек, а не оставили бы его на попечении женщин, то наверняка были бы в курсе происходящих здесь дел.

– Вы будете мне указывать, как вести дела в моем имении?

– Я считаю себя в праве указывать вам на ваши ошибки, чтобы вы не допускали их в дальнейшем.

– А я считаю себя в праве посоветовать вам засунуть свои советы куда подальше и защищаться, потому что я намерен слегка обрить вашу великолепную шевелюру!

Я поднял шпагу. Князь Сергей отступил на пару шагов, подняв руки.

– Спокойнее, молодой человек, спокойнее! – проговорил он с улыбкой. – При мне нет шпаги, и я не могу сопротивляться. Вы же не станете нападать на безоружного!

– Вам очень повезло, князь, что мой гнев не застлал мне разум, в противном случае вы уже лежали бы на этом полу, – я шпагой указал на засыпанный вишневыми косточками пол беседки, – и бились в конвульсиях. Но как человек рассудительный и сдержанный, я позволю вам сейчас убраться подобру-поздорову. А завтра с утра, не позднее семи часов, буду ждать вас на берегу Ижорского пруда. И не забудьте в этот раз прихватить вашу шпагу, а также секунданта, который смог бы засвидетельствовать, что я убил вас в честном поединке.

– Убил меня⁈

Князь Сергей расхохотался, раскрыв рот и запрокинув назад голову.

– А вы забавный молодой человек! – вскричал он. – Мне даже будет немного жаль проткнуть вас шпагой. А потому я дам вам шанс передумать. Предупреждаю, что большую часть своей жизни я командовал драгунским полком, и славная рубка для меня, как мать родная. А вы же с вашим камер-юнкерством способны только танцевать со своей жалкой шпажонкой!

Хмыкнув, я поднял шпагу и поцеловал клинок.

– Не обижайся, дядя шутит, – сказал я шпаге. И мрачно глянул на князя. – Не позднее семи часов, князь! – снова сказал я. – Попрошу не опаздывать. В четверть восьмого я должен вас убить, чтобы поспеть к завтраку!

И чтобы подчеркнуть, что разговор на этом закончен, я вышел из беседки, утянув за собой Лизавету.

Мы шли через сад, но я вел ее не к дому, а наоборот – подальше от него, чтобы не наткнуться случайно на прогуливающихся перед сном гостей. Я шел очень быстро, и Лизанька вынуждена была семенить за мной следом, очень быстро перебирая ногами.

Когда я понял, что мы отошли уже достаточно далеко и поблизости никого быть не может, я резко остановился и развернул Лизаньку к себе лицом. Я рассчитывал увидеть в ее глазах что угодно: обиду, стыд, страх, но только не то, что я на самом деле в них увидел. Потому что это была ненависть. Порой мне доводилось ловить на себе подобные взгляды, но все они принадлежали людям совершенно посторонним, которым я тем или иным образом перешел дорогу. Но впервые в жизни на меня так смотрела моя собственная сестра.

И первый момент я даже не нашелся, что сказать. Потому что это жуткий взгляд напрочь выбил у меня из головы все мысли. А вот у Лизаньки, как оказалось, подходящие мысли имелись, и она не замедлила их озвучить.

– Зачем ты пришел? – спросила она с расстановкой, и я понял, что она нарочно медленно проговаривает слова, чтобы не сорваться на крик. Потому что крик затем мог бы легко перейти в слезы.

– Зачем ты пришел? – повторила она.

И хотя задан вопрос был дважды, отвечать на него было глупо, потому что тогда это выглядело бы просто каким-то оправданием. Словно я не имел права быть в своем имении там, где пожелаю.

А потому вместо ответа я тоже спросил, и это на мой взгляд было более важным:

– Как далеко у вас все зашло?

Лизавета отвечать не торопилась, и мне тоже пришлось задать свой вопрос дважды. Второй раз я его практически прокричал, и Лизанька от неожиданности вздрогнула. Опустила взгляд.

– Я не знаю, что для тебя означает «далеко», – проговорила она негромко.

– Ты все прекрасно знаешь, – сказал я, также как и она, медленно проговаривая слова. – Ты достаточно взрослая, чтобы понимать это. Даже Санечка это понимает… Насколько вы с ним были близки?

– Тебя это не касается.

– Меня касается все, что происходит в этом имении! – закричал я, не сдержавшись. Впрочем, сразу же спохватился, осмотрелся и повторил уже спокойно: – Лиза, меня касается все, что происходит с вами: с тобой, с Олюшкой, с Санькой…

– С маменькой! – подсказала Лизанька.

Но я покачал головой.

– Матушке я не могу указывать, что ей делать. А, впрочем, зачем я тебе это объясняю? Ты и сама прекрасно знаешь правила игры. Я забочусь о вас. Я не хочу, чтобы испортила себе всю жизнь из-за какого-то там сладкоголосого старика… что б его черти утащили! К тому же у него есть законная жена, княгиня Елена Андреевна… Да что ты вообще в нем нашла⁈

Лизанька осмотрела меня с ног до головы, затем кивнула на шпагу, которую, оказывается, я до сих пор держал в руке.

– Убери свою шпагу. Мне неуютно, когда ты размахиваешь ею у меня перед лицом.

Я сунул шпагу в ножны.

– Так тебе интересно, что я в нем нашла? – переспросила Лизанька. – Не уверена, что ты захочешь это слышать, но коль уж спросил, так я тебе отвечу… Князь очень интересный человек, с ним никогда не бывает скучно…

– Да уж, вы славно веселились там, в беседке! – перебил я сестру.

– Мне продолжать? – с холодностью спросила Лизанька.

– Уж изволь!

– Он очень уверенный в себе и очень хладнокровный человек, в отличие от большинства моих знакомых.

Я понял, что под большинством Лизавета имеет в виду меня, но язвить по этому поводу не стал. Решил дать ей возможность выговориться.

– У него очень сильные и вместе с тем очень ласковые руки, и когда он ко мне прикасается, я чувствую, что он именно тот, кто может сделать со мной все то, о чем я уже давно мечтаю. А когда его уста касаются моей шеи…

И вот тут я не выдержал. Да и кто выдержал бы на моем месте?

– Лизка, замолчь! – прокричал я, весь так и сморщившись от брезгливости. – Замолчь немедленно! Мне противно слушать твои гнусные истории, как вы там лобзались с этим стариком!

Я нервно прошел туда-сюда, чувствуя, как сердце колотится где-то в затылке. Потом я резко подошел к Лизаньке и схватил ее за руки.

– Я не знаю, что сейчас сделаю! – процедил я, и мне кажется, что даже слюни запузырились у меня на губах. – Я тебя сейчас ударю…

Лизавета резко вырвал у меня руки.

– Только попробуй! – зло ответила она. – Я тебе глотку перегрызу.

Глава 25
Снова о силе демонов и немного о пользе татуировок

Мы смотрели в эту минуту друг на друга взглядами, полными ненависти. И вдруг я понял, что запутался окончательно. Еще полчаса назад я всем своим существом желал защитить Лизаньку от всякой напасти, грозящей ей со стороны других мужчин, кем бы они ни были. Хотел оградить ее от их поползновений, от обмана, от потрясения.

Но прошла всего какая-то жалкая половина часа, и теперь я был готов ей самой нахлестать по щекам, да так, чтобы мало не показалось, чтобы почувствовала она, кто в этом имении хозяин. И еще я понял, что вполне способен на это, и при мысли такой в груди у меня все так и похолодело.

Я вдруг представил себе, как наотмашь бью Лизаньку по лицу. А удар у меня тяжелый, только такой богатырь как Гришка Орлов способен на ногах удержаться, да и то не всякий раз.

Но уж Лизанька ни за что не удержится. И она рухнет на землю как подкошенная, и след у нее на лице от моего удара останется добрый, даже если ударю я всего лишь раскрытой ладошкой.

И после этого уже никогда наши с ней отношения не будут прежними. Нет, не убоится она меня после этого – не из того Сумароковы теста, чтобы бояться кого-то. Но перестанет быть она для меня уже той самой Лизанькой, а будет уже посторонней малознакомой девицей…

Боже, как я этого не хотел! Почему-то именно в этот момент вспомнились слова Катерины, там, в моем столичном доме: «Если ты меня когда-нибудь ударишь, Алешка, я уйду. И ты никогда больше меня не увидишь…»

И сердце у меня в груди вдруг сжалось так болезненно, что я даже простонал коротко, и почувствовал, как взмок у меня лоб. И Лизанька тоже уйдет. Не в прямом понимании, конечно, потому что и уйти-то ей некуда, но со мной она уже прежней не будет. А будет это уже какая-то чужая, совсем другая Лизавета.

Все изменится, все рухнет, все покатится в тартарары…

Но неожиданно что-то переменилось. Я упустил этот момент, потому что зажмурился, чтобы прогнать от себя прочь плохие мысли, а когда вновь поднял веки, то увидел, что Лизанька смотрит на меня, вытаращив свои и без того огромные глазюки так, что это казалось уже просто невозможным. И никакой злости, а тем паче ненависти во взгляде ее уже заметно не было, а была только одна бескрайняя бездна удивления.

– Алешка, чего это ты? – прошептала она. – Чего это с тобой, а?

Сначала я не понял сути вопроса. Только что мы жутко ссорились и готовы были прибить друг друга, а теперь вдруг такая перемена.

А затем я увидел, куда устремлен ее взгляд, да и сам боковым зрением уже заметил слева легкое зеленое свечение, а справа – такое же красное.

Не удержал эмоции, стало быть, и сила демонов тут же полезла наружу. Так глядишь, вскорости и вовсе не буду возможности иметь совладать с нею.

Собравшись, я шумно выдохнул, потом глубоко вдохнул и снова шумно выдохнул. Успокаивающе погладил себя по груди.

– Что это, Алешка? – все так же шепотом спросила Лизанька.

И я вдруг понял, что ничего между нами не изменилось, и не изменится никогда. И даже если я сейчас нахлещу ей по щекам и отлаю ее, как пес цепной, все равно она останется прежней Лизанькой. И она вцепится в меня мертвой хваткой и будет лупить в ответ своими твердыми кулачками, как когда-то в детстве. А если понадобится, то и впрямь зубами вопьется, потому что мы, Сумароковы, такие!

– Тут такое дело, Лизка… – ответил я, почесав затылок, но не потому что у меня там что-то зачесалось, а скорее для того, чтобы обозначить неудобство для меня данного вопроса. – Помнишь, нынче за ужином мсье Завадский рассказывал всем историю о том, как я сражался с демоном в городе Горная Поляна, что на самой границе с Сагаром?

– Это когда ты голый вывалился из окна на постоялом дворе? – уточнила Лизанька.

Подумав мгновение, я кивнул. Мне почему-то казалось, что в рассказе Кристофа я выглядел эдаким героем, который не убоялся вступить в схватку с демоном и в итоге одолел его. А после фразы Лизаньки я вдруг стал видеться себе скорее каким-то голым недотепой, выпавшим из окна.

А может так оно все и было? Может героем я был только в своих собственных глазах, а все остальные видели меня именно таким, как сказала Лизанька?

Да, впрочем, к черту! Ведь это я одолел Шакуса, а не он меня! Если бы все было наоборот, то и не стоял бы я сейчас на этом месте, и не вел бы этой малоприятной беседы!

– Это был Шакус, – сдержано ответил я. – Демон-воин весьма отвратного вида, между прочим. И я смог его одолеть, а уж в каком я был виде при этом – это дело третье. Я отправил обратно его обратно в Запределье, а вся сила его досталась мне. С той поры и стали появляться у меня на плечах время от времени эти странные «эполеты»…

О своей битве с Румпельштильцхеном я предпочел умолчать. Но не столько по причине природной скромности, сколько от нежелания вдаваться в лишние подробности. Слишком уж многое пришлось бы тогда объяснять, а я этого совсем не хотел.

Но Лизаньке с лихвой хватило и половины истории.

– Ого! – почти с восхищением сказала она. – Так, значит, ты у нас теперь и сам наполовину демон⁈

Я кашлянул в кулак.

– Не совсем так, но что-то в твоих словах есть, – уклончиво ответил я.

И только теперь сообразил, что несносная Лизавета просто-напросто увела разговор в сторону, чтобы не касаться темы, которая ей была неприятна.

– Однако, к черту демонов! – тут же рыкнул я. – В твоей собственной голове, сестренка, их ничуть не меньше, чем во мне… – я постучал ей кончиком указательного пальца по лбу. – Я прекрасно слышал, как ты говорила князю, что доверилась ему. Так вот, я хотел бы знать, в чем именно ты ему доверилась?

Лизанька, скривившись, отвернулась.

– Тебе уже не восемь лет, Алешка, ты и сам все хорошо понимаешь, – сказала она. – Все вы умеете вскружить голову девушке, наговорить ей кучу красивых слов, дать тысячу обещаний… Наверное, тебе тяжело в это поверить, но я действительно влюбилась в этого человека, Алешка. Да-да, влюбилась! – почти прокричала она. – Князь обещал мне добиться от императора разрешения на развод с княгиней Еленой Андреевной, чтобы на мне жениться, потому как меня одну он любит! И мне совсем не стыдно говорить это вслух!

– Ты не говоришь, ты кричишь, – поправил ее я. – И я хотел бы, чтобы ты делала это немного тише, неровен час нас может кто-нибудь услышать. К тому же ты несешь какой-то бред. Ну какой еще развод? Не позволил бы ему государь подобного, даже если бы и был жив до сих пор. Ведь нет для того никакой причины! А? Или есть? Лиза!

Лизанька тяжело задышала, а потом провела кулачком себе по скулам, и я понял, что она плачет.

– Лиз… Ну ты чего? Говори уже, тебе же самой легче станет! Что у тебя с ним было?

Спросил я это, а у самого сердце так и замерло: а вдруг она скажет мне сейчас то, что я слышать совсем не хочу?

И точно…

– Все было, Алешенька, все. В той самой беседке и было. Убьешь меня теперь за это?

– Дура ты, Лизка! – не сдержался я.

– Сам ты дурак, Алешка! Сам удрал в свой Петербург, а нас здесь бросил. Жизнь там светскую ведешь, преступления всякие расследуешь, с императрицей вон знакомства водишь… Невест у тебя там всяких хоть пруд пруди, наверное. Катерина еще эта… – После этих слов я так и вскинулся. – Чего вылупился? – заметила мое движение Лизанька. – Думаешь, я не заметила, как ты на нее посматриваешь? Как будто твоя она целиком, и ни с кем ты ею делиться не собираешься… Вот и князь Сергей так же на меня смотрел! А я хочу, чтобы на меня так смотрели! Хочу!

– Понятно, – сказал я, чтобы не дать ей снова перевести разговор с себя на меня. – Ну и до чего же вы с ним досмотрелись? Что теперь будет?

– А теперь, Алешка, наверное, ребеночек у меня будет…

В первое мгновение мне показалось, что молния полыхнула на небе, да еще прямиком над нами, потому что и гром ударил точно в один момент с этим. Ну, или же кто-то меня сзади доской по голове шандарахнул со всего размаха, и вовсе не молния это была, а искры у меня из глаз посыпались. Я покачнулся даже.

– Лиза, что ж ты такое говоришь-то? – пробормотал я, совершенно растерявшись. – Как же так-то?

– А вот так, Алешка! – она развела руками. – Случается, что и после единственного раза ребеночек зародиться может, если в правильный день все случилось… Но вот беда – теперь и прошение о разводе подавать некому, потому как государя камергер Лефорт застрелил. Я предложила князю Сергею государыне в ноги упасть, чтобы она сама нам подобное разрешение выдала, вот только князь отказывается, считает это неправильным. И уговорить я его никак не смогла.

– Так мож он еще передумает? – едва ли не жалобно предположил я.

– Мож и передумает, – кивнула Лизанька. – Да только какой теперь с этого прок, если ты его завтра убить собираешься?

Я почувствовал себя в западне. И даже сообразить не мог, сам ли я в нее угодил, или же это Лизанька меня в нее старательно заманила.

– А ежели это он меня завтра убьет? – предположил я. – На дуэлях всякое случается. Он хвастал, что всю жизнь драгунством командовал. А ты знаешь, как они рубятся нещадно?

– И что с того? – Лизанька презрительно дернула щекой. – Ты думаешь, что я замуж пойду за того, кто брата моего родимого зарубил?

Я вконец растерялся.

– Так что же делать-то? – вопрошал беспомощно.

– Не убивай его завтра, ладно? – попросила Лизанька. – А он тебе ничего и не сделает, потому как правая рука у него после ранения не очень хорошо работает. Ну помашете шпагами немного, да по домам разойдетесь. А уж я сама придумаю, как мне дальше жить. Глядишь, и сложится все. Или же вон с Катериной твоей поговорю, может она мне совет даст, как от ребеночка избавиться…

Я закрыл лицо ладонями и с силой его растер. Затем, весь раскрасневшийся, запрокинул голову, подставив лицо прохладному вечернему ветерку. В голове у меня был сплошной сумбур.

– Избавиться? Это как так?

– А вот так! Не мужского это ума дело… А пока обещай мне, Алешка, что не убьешь его завтра. Обещай немедля!

Я отшатнулся даже.

– Хорошо, я обещаю!

– Повтори за мной: господом богом клянусь, что завтра на дуэли не стану колоть до смерти князя Глебова.

– Господом нашим клянусь, что завтра не стану колоть до смерти этого старика!

– Вот и хорошо, – уже мягче сказала Лизанька. – Дурень ты, Алешка, на самом деле. У тебя дела государственные нерешенные, императрица под защитой, а ты в скандалы провинциальные вмешиваешься. За князя тебя мигом арестуют и под конвоем в Петербург отправят, и даже государыня ничего поделать не сможет, потому как нельзя ей показываться людям. Сам же просил нас языки за зубами держать…

Конечно же, она была права. Каким-то неведомым мне образом она всегда оказывалась права во всех наших спорах.

А сейчас говорить нам больше было не о чем. Ибо все, что можно было сказать друг другу, мы уже сказали.

В дом мы воротились вместе, и всю дорогу молчали. Прежде, чем отправиться в свою комнату спать, я отозвал Кристофа в сторонку и попросил его завтра на рассвете быть готовым к небольшой прогулке до Ижорского пруда.

– Это еще зачем? – удивился Кристоф. – Неужто рыбу ловить удумали? Щука сегодня хороша была, спорить не стану, но захочет ли кто-нибудь и завтра ее есть, вот в этом я сомневаюсь.

– Не будет рыбалки, Кристоф, не беспокойтесь. Вам совершенно ничего не нужно будет делать. Мне же предстоит небольшой поединок, в котором, я надеюсь, все останутся живы.

Кристоф так и вытаращил глаза.

– Поединок⁈ Как⁈ С кем⁈ Да когда же вы успели-то, черт вас возьми⁈

– Тш-ш-ш! – осадил я его, едва удержавшись, чтобы не зажать ему рот рукой. – Друг мой, совершено незачем так орать… Дуэль у меня с соседом нашим, князем Глебовым. У нас с ним старинные разногласия, так что ни о каком примирении не может быть и речи. Подеремся немного, кровушку друг другу пустим. Медики говорят, что это даже полезно!

– А коли государыня прознает? Она не приветствует дуэли, это же всем известно.

– А мы ей ничего говорить не станем, вот она и не прознает. Тем более, что убивать этого старика я вовсе не собираюсь.

– Так этот несчастный еще и старик? – удивился Кристоф. – Как интересно… А еще говорят, что в провинциях скучно живут, развлечений нет никаких… Я так и знал, что меня обманывали!

– Тише, друг мой, тише! Мне бы не хотелось, чтобы об этом обстоятельстве стало известно кому бы то ни было еще, кроме нас с вами.

Уговорившись с Кристофом об утренней встрече, я отправился на поиски Гришки Орлова и вскоре нашел того, в задумчивости разгуливающим под окнами комнаты Лизаветы, куда недавно переселили Катерину. Порой он останавливался, задирал голову вверх и с прищуром всматривался в темное окно. Даже на цыпочки привставал, так ему хотелось заглянуть в комнату. Но, заметив меня, он сразу встрепенулся и скрестил на груди руки, нагнав на себя крайне серьезный вид.

Я не стал подходить к делу исподволь, а начал прямо в лоб.

– Григорий Григорьевич, – заявил я, – голубчик мой, обстоятельства складываются таким образом, что вашего отбытия в полк мы ждать до завтрева никак не можем. Да и время суток на мой взгляд сейчас самое подходящее, чтобы появиться в Санкт-Петербурге. Скоро совсем стемнеет, и даже если вас разыскивают, признать вас будет не так-то просто.

Гришка, казалось, и не слушал вовсе. Глянул на меня пустыми глазами и спросил невпопад:

– А верно ли говорят, Алексей Федорович, что барышню Анастасию Романову поселили в одной комнате с сестрой ее, Катериной Алексеевной?

– Коли говорят, значит так оно и есть, – ответил я, и сам не зная, куда матушка на самом деле распорядилась поселить нашу «утопленницу». – В тесноте, как говорится, да не в обиде. А какое вам дело до того, куда поселили Анастасию Алексеевну?