Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 235 (всего у книги 286 страниц)

Мы с Кристофом отвели лошадей на обочину, в траву, чтобы им было легче идти. Карета же двигалась вперед еле-еле, а когда перед ней появилась вдруг огромная лужа, больше похожая на небольшой пруд, кучер и вовсе остановил лошадей.

Он что-то крикнул нам по-немецки. Рассудив, что он спрашивает у меня совета, как ему поступить, я подвел к нему Снежку, показал на лужу, а затем покачал у него перед лицом пальцем. Показал на обочину.

– Хир, – сказал я, вспомнив еще одно немецкое слово. – Нужно ехать здесь, понимаешь? Хир, мать твою!

Кучер соскочил прямо в грязь и, с чавканьем выдергивая из нее сапоги, вышел на траву. Прошелся, осматриваясь. Обер-вахмистр Глапп что-то крикнул ему из кареты, кучер многословно принялся что-то объяснять. Затем вернулся на козлы и, то и дело понукая лошадей, попытался вывести карету на траву. Вскорости это ему удалось, и карета медленно покатила дальше, так сильно кренясь при этом, что я всерьез стал опасаться, как бы она не перевернулась. Не сложно было представить, что чувствовали внутри ее пассажиры. Примерно так чувствуют себя игральные кости в стакане, когда их перемешивает азартный игрок, прежде, чем бросить на стол.

Дождь сопровождал нас до самой Горной Поляны. Этот городишко притаился под южным склоном высокого холма, рядом с извилистой рекой, которая служила естественной границей между Российской империей и Великим княжеством Сагарским. С русской стороны она звалась ласковым словом Серебрянка. В Сагаре же ее больше знали под довольно грубым именем Зильберхаль.

Берега Серебрянки соединял мост, с обеих сторон закрытый шлагбаумами. В будках рядом с ними скучали солдаты, неизвестно за какие провинности сосланные в это дальнее Приграничье.

Промокшие до нитки, сворачивать к мосту мы не стали, вместо этого проследовали прямиком в город. Но едва лишь окраинные домики остались за нашими спинами, как дождь прекратился. Тучи быстро отползали к югу, освободив раскрасневшееся солнце, которое висело уже над самым лесом, готовясь провалиться в его пушистое покрывало.

Глава 3
Вынужденная остановка и собственный Пенициллин

Похоже, мы изрядно задержались в пути. И речи не могло быть о том, чтоб сегодня же отправляться в Аухлит. Для начала следовало обсохнуть и передохнуть, да и лошади тоже порядком устали.

Постоялый двор под вывеской «Султановское Подворье» представлял собой двухэтажное деревянное здание, построенное буквой «П». Въезд внутрь преграждала высокая кованая ограда с такими же высокими коваными воротами. Они были закрыты, но едва мы приблизились, как невесть откуда выскочил бодрый мужичок с острой торчащей вперед бородой, и ворота перед нами тотчас распахнулись.

– Милости просим, гости дорогие! – заголосил мужичок, подперев воротины чурбаками, потому что они так и норовили закрыться сами собой.

К нам уже бежали слуги, услужливо придержали лошадей, пока мы с Кристофом спешивались.

– Ай, барин, промок совсем! – изрек очевидное один из слуг, помогая мне избавиться от напитанного водой плаща. – А продрог-то как… Семка! – заорал он вдруг и махнул кому-то рукой. – Водки тащи! Тут барин продрог, отогреть надобно!

Другие слуги уже забрали наших лошадей и повели их в конюшню. Еще двое распрягали карету. Происходило все это столь быстро, слаженно и решительно, что если бы я не был уверен в том, что это именно постоялый двор, то мог бы решить, что нас попросту атаковали цыгане.

Из кареты высыпали все ее пассажиры. Дамы осматривались, вид при этом стараясь держать достаточно высокомерный. Мужичок, открывший нам ворота, тут же подскочил к ним и что-то сказал на хорошем немецком. Герцогиня удивленно на него взглянула и что-то ответила. Мужичок прижал руки у груди, низко поклонился и забежал в дом.

– Боюсь, сегодня нам в Аухлит не добраться, – сообщил я подошедшему обер-вахмистру Глаппу. – Гроза нас порядком задержала, да и лошади выбились из сил.

– Ничего удивительного, – согласился Генрих. – Вы видели, какая здесь грязь? После каждого дождя дороги превращаются в болота, и я уверен, что на том берегу Зильберхали ситуация ничуть не лучше. Даже если бы лошади были полны сил, и мы выехали прямо сейчас, то в Аухлит все равно добрались бы лишь ночью. А путешествовать в этих местах в ночную пору просто верх безрассудства.

– Почему вы так думаете? – поинтересовался я.

Обер-вахмистр ухмыльнулся.

– А как вы полагаете, герр Сумароков, почему великий князь Ульрих решил встречать свою невесту в Аухлите, а не здесь, на самой границе?

– Потому что такова традиция? – предположил я.

Все еще ухмыляясь, Глапп покачал головой.

– В Сагаре нет строгих традиций на этот счет. А встречать невесту на границе князь не пожелал, потому как места здесь кишат всякой нечестью.

– Разбойниками? – уточнил я.

– И не только. Разбойники местные – лишь часть беды. Я слышал всякое, но не знаю, чему следует верить, а чему нет. Но если даже малая часть из этого правда, то по пути в Аухлит нам скучать не придется. И князь Ульрих это знает. Невесту всегда можно выбрать и другую, а Великий князь в Сагаре только один… Я рад, что герцогине удалось уговорить вас сопроводить нас до самого Аухлита. Пара длинных шпаг нам совсем не помешает.

Осмыслив его слова, я коротко поклонился.

– Буду счастлив, если моя шпага сослужит добрую службу ее высочеству. Но вместе с тем будем надеяться, что это в пути не понадобится.

Тут к нам подбежал запыхавшийся Семка – долговязый рыжий парень лет двадцати – с круглым подносом в руках, на котором стояло несколько чарок с водкой и солеными огурцами на блюдце. Все, кроме дам, выпили, захрустели огурцами. И действительно – сразу полегчало. Жар разлился по телу, согревая его изнутри, а мелкая дрожь, которая донимала меня уже больше часа, наконец-то улеглась.

А обер-вахмистр так тот даже передернулся и крякнул, приглаживая усы.

– Данке шён, – просипел он. – Отличный шнапс, отличный…

Тот самый мужичок с торчащей бородой вскоре вернулся и несколько суетливо пригласил нас в дом. Выяснилось, что зовут его Прохор Султанов, и это подворье, как и вообще половина всей Горной Поляны, принадлежит ему. Не в том смысле, что государь подарил ему половину этого города, а в том, что большинство доходных мест он отстроил здесь за собственные деньги. Хозяйственный такой мужик, из казаков яицких.

И пост пограничный он здесь за свой счет содержал, потому как государственных денег на это выделялось крайне мало. Откровенно говоря, почти вовсе не выделялось, так что двум разжалованным гвардейцам, которых сослали в эту глушь за смертельные дуэли, приходилось вести здесь хозяйство, чтобы прокормиться. А старшим при них был секунд-майор Лосев, который и ожениться здесь даже успел на девке сагарской, из деревни на том берегу. За этим секунд-майором, кстати, тоже числилась какая-то темная история, о которой он никому не рассказывал. Не просто так попадали сюда служивые! Для этого нужно было изрядно накуролесить.

Все это Прохор Султанов поведал нам, пока провожал к комнатам, расположившимся на втором этаже того самого здания, которое являлось перекладиной буквы «П». В итоге мы заняли весь этаж, даже кучеру с лакеем досталась каморка с самого края.

Пригласив нас через час спускаться в столовый зал на ужин, Прохор удалился, предоставив нас самим себе. Закрывшись в своей комнате, я вывесил сушиться влажный камзол за окно и прилег на кровать отдохнуть, чувствуя, что это сейчас единственное, что мне действительно нужно.

Теперь можно было и подвести некоторые итоги. Итак, до Сагара мы добрались. Вот она граница, рукой подать. Реку перешел – и ты уже в Великом княжестве. Кстати, кто его так назвал? За какие такие заслуги или победы? Сагар издавна славится лишь своими лошадьми, и это действительно достойные животные. Стоят они немало. Их поставляют к королевским дворам всей Европы, но чем-то другим, кроме лошадей, Сагар похвастаться не может.

А, впрочем, оставлю это. Завтра мы уже будем в Аухлите, и хотя произойдет это с некоторой задержкой, но магистры принимали ее в расчет, когда отправляли туда нас с Кристофом. И даже выход открыли подальше от границы, чтобы не получилось с нами, как с тем гонцом светлейшего князя. Конечно, вряд ли магистры знали о существовании этого гонца, но зато они прекрасно знают, что бывает, когда заклинание дает сбой, и магия начинает работать совсем не так, как рассчитываешь…

В Аухлите нам надлежало встретиться с человеком по имени Ван-дер-Флит. Он был магом Красной Линии, достаточно известным сагарским колдуном. При себе я имел то самое письмо, адресованное Кривому Нго и написанное рукой светлейшего князя Черкасского. В нем светлейший просил Кривого Нго привести в действие Немое Заклинание, и нашей с Кристофом задачей было убедить Ван-дер-Флита в том, что это проблема не только Российской империи, но в первую очередь именно Сагарского княжества. Потому как именно оттуда начнется крах магического мира. В том случае, разумеется, если заклинание сработает.

Коль Ван-дер-Флит проникнется проблемой, это может нам здорово помочь. А коли не проникнется…

Но об этом лучше не думать. Наша с Кристофом задача определена магистрами совершенно отчетливо: найти человека по имени Ван-дер-Флит и передать ему письмо светлейшего Кривому Нго. Задача эта нам вполне по силам, и не стоит сейчас отвлекаться на то, с чем совладать мы не в состоянии.

Почему-то мне вспомнилась Катерина. И я подумал, что ей придется не просто, если я не вернусь из этого похода. Матушка с сестрицами, заслышав о моей гибели, обязательно и немедля приедут в Петербург, и будут очень удивлены тому факту, что в нашем доме проживает некая молода особа, которая называет себя моей кузиной.

Но если посторонних эта легенда еще хоть как-то убедила, то с матушкой и сестрицами она точно не сработает. Уж им-то все наши родственники известны, и ближние, и дальние. Матушка моя – женщина умная, и сразу поймет, что не просто так я поселил эту девицу в своем доме, и шум поднимать не станет, но все же потребует объяснений. И если Катерина начнет ей рассказывать то, о чем я прочитал в ее записках, то все может закончиться весьма худо. Приют для умалишенных вполне может стать ее очередным местом жительства.

Подумав об этом, я даже голову приподнял с подушки. Не могу сказать, что эта мысль меня не посещала ранее, но сейчас она вдруг заблистала со всей отчетливостью: я должен представить Катерину своей семье! И поведать им ее историю. Не ту, разумеется, которую она описала в своих странных записках, а менее умопомрачительную ее версию. Например: с несчастной девушкой произошла некая беда, она частично лишилась памяти и нуждается в помощи достойных людей. Как-то так. Либо что-то в этом же роде, но тоже очень душещипательное. Женщины любят подобные истории.

А еще я подумал, что Катерина, пожалуй, и без меня сможет пробить себе дорогу в этом мире. Нет в ней никакой беспомощности, и страха тоже нет. С ее внешностью ей не составит большого труда найти себе влиятельного покровителя, а учитывая ее хватку и боевой характер – она сможет использовать такого покровителя целиком по своему усмотрению.

Хотя, может быть мое мнение о ней излишне цинично, и на самом деле она гораздо мягче и слабее, чем показалась мне изначально. Подозреваю, что я сужу о ней несколько предвзято…

Я вспомнил, как мы с ней вчера вновь навестили Ваньку Ботова в гвардейских казармах. Честно говоря, я боялся застать своего раненного друга умирающим, мечущимся в поту и бреду. Да где ж там! Очухался друг мой любезный! Чай из блюдца пьет, да пряники тульские трескает, которые ему Мишка Гогенфельзен притащил. Целый кулек. Помирились они наконец-то. Обнялись, поцеловались троекратно и торжественно поклялись, что отныне никогда друг с другом драться не станут, а если уж обида лютая, подогретая водкой, кого-то из них обуяет, так уж лучше помахать шпагой с кем-нибудь посторонним. Да не насмерть, а так – чтобы пар слегка выпустить.

Завидев Катерину мою, Ванька в ноги к ней так и брякнулся, я даже подхватить его не успел.

– Ангел небесный! – заголосил он. – Спасительница моя! Жизнь за тебя отдам! Позволь ножки твои прелестные поцеловать!

И впрямь полез туфельку ей лобызать. А Катерина, не будь дурой, за волосы его – цап! И вверх потянула, да сильно так, что Ванька даже зубы оскалил от боли. Зато других гвардейцев, что толкались здесь же в казармах, это здорово повеселило.

– Ты куда, собака, под юбку полез⁈ – спросила его Катерина. Да строго так, что даже мне не по себе стало, и я порадовался тихо, что это не я сейчас на Ванькином месте. – Живо в койку, рану чистить будем.

– Да там зажило все! – отмахнулся было Ванька.

Но Катерина пихнула его на койку.

– Это я решать буду, зажило там или нет!

Тут Гришка Орлов, который стоял чуть в отдалении вместе с братом Федором и наблюдал за происходящим, проговорил сдавленно:

– Какая женщина! Федя, ты видел? Какая женщина! Я хочу, чтобы меня тоже до полусмерти ранили, а она бы меня врачевала!

Катерина это услышала и показала на него рукой.

– Эй, как там тебя?.. Гриша! – она звонко щелкнула пальцами. – Неси воду кипяченую и водку.

– Сию минуту, ангел наш! – воскликнул Григорий. – Я мигом!

И полетел за самоваром, не отводя от Катерины восхищенного взгляда. Я даже ревность почувствовал. Ну почему все мужчины смотрят на нее так, словно немедля хотят утащить к себе в опочивальню и использовать ее там себе на усладу? Знаю я эти взгляды. Сам неоднократно так на нее смотрел…

В общем, выходила она Ваньку нашего. Может быть и совпадение это, и он бы и сам очухался, да только пошел по гвардии слух, что Катерина моя лечит получше любого лейб-медика. И слово еще такое странное в обиход ввела: «антисанитария». Это то же самое, когда в казармах грязно, только по-научному, на медицинском языке.

Велела она отыскать штаб-лекаря Петрова и, когда привели его, ни живого ни мертвого, приказала она, чтобы к раненным он отныне подходил только с тщательно вымытыми руками и в чистых одеждах. Если таковой нет, то можно накинуть поверх чистую белую простыню. Раны она велела обрабатывать только кипяченой водой, а вокруг протирать водкой, потому как она имеет целебные свойства. Кстати, мой батюшка всегда это говорил. Только он все больше внутрь ее принимал, но в лечебных целях! Тоже, наверное, медиком мог бы стать, если бы пожелал.

Еще Катерина приказала штаб-лекарю Петрову весь инструмент медицинский держать в кипящей воде не менее четверти часа, прежде чем прикасаться им к открытой ране.

– Вы поняли меня? – строго спросила она, крепко взяв несчастного лекаря за затылок.

Петров с несчастным видом торопливо закивал:

– П-понял.

– Как вас зовут?

– С-семен С-семенович, – заикаясь проговорил тот.

– Семен Семеныч, миленький, – очень проникновенно заговорила Катерина, не отпуская его затылка. – Поверьте мне: повсюду вокруг нас в воздухе витает множество всякой заразы. Как-нибудь я покажу ее вам через увеличительное стекло. По размеру она намного меньше вшей в вашем парике, но если она попадет в рану, та обязательно загниет. И раненный скорее всего умрет, но не потому, что рана была тяжелая, а потому что в нее попала зараза с ваших рук! Я понятно объяснила?

– Очень понятно… ваше высочество! – чуть не плача отозвался штаб-лекарь.

– Он сказал «ваше высочество», – прокатился шепоток среди находящихся в казарме гвардейцев. – Вы слышали? Он сказал «ваше высочество»!

На самом деле несчастный штаб-лекарь понятия не имел, кто перед ним находится, но должно быть чувствовал ее внутреннюю силу, сопротивляться которой возможности не имел. И потому обратился к Катерине так, словно она была великой княгиней.

Возможно, это произошло совершенно случайно, и второй раз такой ошибки он уже не допустил бы. Но этого хватило. И гвардейцы, должно быть, поняли это в самом прямом смысле, и в мгновение ока по полку пролетел слух, что врачевала Ваньку Ботова некая высокопоставленная особа близкая к самому императору.

Разубеждать гвардейцев было бессмысленно. Да и невозможно это было уже сделать, потому как слухи по гвардии разносятся со скоростью пули и моментально становятся неуправляемыми. А где гвардия – там и вся столица! Ведь не в казармах одних обитают лейб-гвардейцы, и не только лишь в императорском дворце. В любом трактире их можно повстречать – жующих, пьющих и вечно ссорящихся. Собственно, примерно так мы с Потемкиным и познакомились. Только он в тот вечер читал дамам стихи собственного сочинения и весьма фривольного содержания. Со всякого рода анатомическими терминами, которые при дамах обычно называть не принято.

В общем, я с некоторой тревогой ожидал момента, когда эти слухи докатятся до императорского дворца. Государь Михаил Алексеевич наверняка заинтересуется, что это за высокопоставленная особа, к которой обращаются не иначе, как «ваше высочество», врачует его личных гвардейцев, да еще указывает штаб-лекарю при этом, как именно это следует делать.

Конечно, пока еще никому не известно, кто такая Катерина Романова, и откуда она взялась. Но зато тут же вспомнят, что она моя дальняя родственница и временно проживает в моем доме. И тогда уже у государя появятся вопросы лично ко мне. И мне следует быть к ним готовым.

Но саму Катерину, похоже, все это нисколько не беспокоит. У меня возникает порой впечатление, что она вообще никогда страха не испытывает. И я напрямую спросил ее, боится ли она чего-нибудь. И услышал странный ответ, сказанный слегка пренебрежительным тоном:

– Один раз я уже сдохла. Ты думаешь, мне страшно будет сделать это во второй раз?

И тут же сменила тему разговора:

– Ты насчет алхимика с Потемкиным еще не говорил? Мне страсть как алхимик нужен! У меня плесень на дынях буйным цветом цветет, хочу попробовать пенициллин из нее извлечь.

Я уже неоднократно слышал от нее это слово – «пенициллин», но так толком и не понял, что она имеет в виду. Впрочем, каждый имеет права на собственные причуды. Потемкин, тот стихи скабрезные сочиняет, а Вяземский по вечерам на спицах вяжет. Я же говорю – причуды!

А чтобы лучше запомнить это странное слово, я дал такое прозвище своему домашнему коту, который уже почти год проживал в моем доме без всякого имени.

Так что теперь у меня был свой собственный Пенициллин. К слову сказать, нового жеребца, которого Гаврила купил вместо насмерть загнанной мною Стрелки, мы прозвали Майонезом…

Глава 4
Кровные браки, кривая магия и крыса под дверью

К тому моменту, как служанка позвала нас на ужин, мой камзол уже просох. Одевшись, я спустился в столовый зал, где за большим столом сидел в гордом одиночестве обер-вахмистр Глапп.

Дожидаясь, пока остальные соизволят к нам присоединиться, мы с ним выпили немного водки, закусив чесночным хлебом. Их кухни доносились будоражащие ароматы жареного мяса и еще чего-то весьма аппетитного, что наверняка было приготовлено специально для нас и вскорости должно было оказаться на столе.

Слуги суетились, так и бегали взад-вперед, выставляя перед нами все новые и новые блюда, так что мы с Генрихом не удержались и выпили еще водки, закушав ее жареной стерлядкой.

Дожидаться остальных сразу стало веселее, да и обер-вахмистр принялся рассказывать мне истории из своей службы в Ангальт-Цербстском полку покойного батюшки принцессы Софии Августы Фредерики. При этом он то и дело принимался хохотать и долбить кулаком по столу, отчего вся посуда начинала подпрыгивать и звенеть.

Я же ничего смешного в этих рассказах не находил, но из приличия тоже посмеивался, а в ударных местах даже совсем по-свойски хлопал обер-вахмистра по плечу, с каждым разом все сильнее и сильнее. В последний раз я уже хлопнул так, что он едва не скатился со стула и с удивлением уставился на меня.

– Зер гут, майн фройнд, – сказал я, чтобы немного сгладить положение.

Генрих принужденно хихикнул, уселся на стуле поудобнее, но истории свои больше не рассказывал. Впрочем, как раз в этот момент наверху послышались голоса, звонкий смех, и на лестнице показалась герцогиня Иоханна, следом за которой следовали Кристоф с принцессой Фике.

Герцогиня выглядела великолепно! За то время, пока я валялся на кровати и в полудреме вспоминал события последних дней, служанка успела поработать над ее поникшей прической, и теперь на голове у нее возвышалась самая настоящая сторожевая башня, укрепленная каркасом из металлических спиц, увенчанных навершиями в виде крошечных пушек. Несмотря на свою миниатюрность, сделаны они были с большим вниманием к мелочам: форма лафетов и длина стволов позволяли определить их, как «единорогов». Впрочем, это и не удивительно, ведь покойный супруг герцогини был генерал-фельдмаршалом. А до того, если верить обер-вахмистру – генералом от инфантерии.

На фоне своей матушки Фике смотрелась не столь ярко, но куда как свежее. Вместо строгой неподвижной маски, которую напоминало фарфоровое лицо герцогини, милое личико принцессы представляло собой целый театр чувств и эмоций, которые переполняли ее ежесекундно. Пухлые, наполненные молодой кровью губы то растягивались в улыбке, обнажая блестящие зубки, то поджимались, придавая лицу слегка обиженное и какое-то детское выражение. Глаза так и метались по сторонам, словно хотели увидеть и запечатлеть каждую мелочь.

Движения ее не были такими же грациозными, как у матушки – скорее резкими и порывистыми, – но это только добавляло ей той свежей прелести, которая начисто отсутствует у закостенелых матрон.

Кристоф, улыбающийся настолько широко, насколько ему это позволяло сделать анатомия, шел последним и что-то говорил принцессе. Она непрерывно смеялась.

Мы с обер-вахмистром Глаппом одновременно поднялись на ноги, чтобы приветствовать дам. Герцогиня спустилась в зал первой, подошла к столу и остановилась рядом со мной. Протянула руку для поцелуя, что я не замедлил сделать.

– Мадам, вы выглядите прекрасно, – сказал я.

Она натужно улыбнулась, явно не понимая смысла моих слов. А затем вдруг приподняла брови и спросила на неплохом французском:

– Мой друг, вы говорите по-французски?

– Уи, мадам, – отозвался я. – И весьма неплохо. Если верить, конечно, моему гувернеру Пьеру. Но он слишком много пил, а к концу жизни и сам уже говорил едва внятно.

Грозя мне пальцем, герцогиня позволила себе посмеяться над моей шуткой, которая на самом деле была чистой правдой. Тогда я услужливо выдвинул стул. Подскочившая служанка помогла подобрать пышные юбки, и герцогиня села, с интересом рассматривая яства перед собой.

– Выходит, вы все это время просто не желали со мной разговаривать, Алексей, – сказала по-французски герцогиня. – Мы с вами уже давно могли бы нормально общаться.

– Мне не так часто приходится вспоминать мой французский, – оправдался я. – Признаюсь, он не так уж и хорош.

Я знал, что он хорош. У во всяком случае не хуже, чем у самой герцогини. Но должна же она чувствовать превосходство надо мной!

Фике и Кристоф сели напротив нас. Кристоф сразу же схватил со стола вилку и показал ее принцессе.

– Вилка! – радостно оповестил он.

Должно быть, урок русского языка у них то и дело возобновлялся.

– Вилка! – столь же радостно повторила Фике. – Габель!

– Габель! – обрадованно воскликнул Кристоф.

Было уже непонятно, то ли он учит принцессу русскому, то ли она учит его немецкому.

– Милая моя Фике, говорите уже по-французски и не морочьте никому голову! – царственным тоном велела дочери герцогиня. – Знание русского вряд ли пригодится вам в жизни. Скоро вы станете Великой княгиней Сагарской, и говорить вам придется только на немецком.

– Хорошо, матушка, – послушно отозвалась принцесса.

– Я слышал, там у них в Сагаре особое произношение, – благодушно заметил Кристоф. – Как будто куры кудахчут.

– За титул Великой княгини Фике станет и кудахтать по-куриному, и даже мычать по-коровьи, если придется! – резко ответила герцогиня. При этом она сжала под столом мою коленку так, что я чуть не подавился жареной перепелкой.

Кристоф хотел что-то возразить, но в этот момент с кухни внесли огромный кипящий самовар и водрузили его в центр стола. Обер-вахмистр с Иоханной уставились на него в полном изумлении, а Фике даже тихонько взвизгнула, зажав рот руками.

– Самовар, – с довольным видом объяснил Кристоф.

– Са-мо-фар… – как зачарованная повторила принцесса.

Кристоф вкратце ознакомил заграничных гостей с устройством самовара, ошпарился кипятком, а затем мы приступили наконец к трапезе.

За ужином мы условились, что завтра в путь отправляемся с рассветом. Разбойники в ранний час засады на дорогах не устраивают, да и звери хищные в это время уже спят. Самое безопасное время суток, по моему мнению. А что касается прочей нечисти… Тут уж мы ничего предугадать не в силах! Как господь даст, так все и случится. Тут главное не зевать. Как говорится, на бога надейся, а шпагу лучше держать наготове.

Беседа наша велась на странной смеси немецкого, французского и русского языков, и я порой терялся, забывая, кому и как следует отвечать. И в конце концов полностью перешел на французский, которым в той или иной мере владели абсолютно все.

Усиленно наглаживая мое колено, герцогиня уверяла всех, что является родной сестрой наследника шведского престола Адольфа Фридриха, и если бы жизнь сложилась немного иначе, то и сама могла бы стать в будущем шведской королевой.

– Да-да, любезные мои, это очень даже вероятно! – заверила она. – В нашем роду издавна было принято беречь чистоту крови, так что браки внутри семьи для нас – вполне обычное дело. Моя мама́ была кузиной моего папа́, а бабушка с дедушкой, между прочим – родными братом и сестрой. И сохранившуюся чистоту нашей крови вы можете лицезреть прямо сейчас!

Герцогиня по такому случаю отпустила мое колено и обеими руками провела вдоль своего красивого личика, белокурых волос и выпирающей из-под корсета груди, как бы демонстрируя всем саму себя.

– Вы прекрасны, мадам! – согласился Кристоф, при этом поглядывая на Фике.

– А вы что думаете, Алексей? – обратилась ко мне Иоханна.

– Полностью согласен с моим другом, – ответил я сдержанно. – Если бы я был скульптором и получил государев заказ изготовить статую Афродиты, то я несомненно ваял бы ее с вас, сударыня.

Герцогиня замерла на мгновение, глядя на меня с удивлением, а затем вдруг расхохоталась. Погрозила мне пальцем.

– Вы так настойчиво пытаетесь меня очаровать, мой друг, что я теперь и не уверенна, смогу ли устоять! – заявила она.

Я вновь едва не подавился чертовой перепелкой.

– Уверен, что вы очень стойкая дама, – ответил я, немного подумав.

Продолжая смеяться, она покачала головой:

– Не все бастионы способны выдержать такой напор.

Черт меня подери! Черт, черт, черт меня подери!!! Я же не ваш брат, мадам, вам будет со мной не интересно!

Примерно так я хотел бы ей ответить, но на самом деле лишь утер губы салфеткой и выпил еще водки. Герцогиня терпеливо ждала моих слов, а я продолжал молчать, потому как не знал, что можно еще сказать в такой ситуации. Но мое положение спас Кристоф.

– Должен заметить, – сказал он, с аппетитом уничтожая стерлядь, – что в России кровные браки не поощряются.

– Почему же? – полюбопытствовал Генрих, орудуя ножам, чтобы отрезать от кабаньей ляжки кусок. – Мы с моей Греттой прекрасно уживаемся.

Кристоф скривил губы.

– Точно сказать не могу, поскольку никогда не изучал этот вопрос специально, – ответил он. – Так что могу озвучить только собственное суждение по этому поводу.

– Было бы интересно услышать! – сказала Фике, повернув к нему невинное личико. – Так почему же?

Кристоф развел руками.

– Во-первых, потому что это противно! – воскликнул он.

Герцогиня так и подалась к нему, наклонившись низко над столом, отчего грудь ее еще больше выперла из-под корсета.

– Вам противна ваша сестра? – строго спросила она.

Кристоф растерялся, не зная что на это ответить, и я пришел ему на помощь.

– Мой друг имел в виду, что это противно перед Богом, – сказал я. – Так принято в России, мадам.

Иоханна выпрямилась и бросила вилку на стол.

– Дикари! – заявила она. – Вот видишь, Фике – тебе стоит благодарить господа нашего Иисуса Христа, что он сделал тебя невестой князя Сагарского, а не русского наследника! Они слабо чтут чистоту своего рода. К тому же тебе пришлось бы поменять веру, а вместе с ней и имя свое! И стала бы ты здесь какой-нибудь Екатериной Алексеевной, а по дворцу ходила бы в огромных валенках.

– Не могу с вами не согласиться, – кивнул я, наполняя из самовара чашки для себя и герцогини. – Менять веру – последнее дело. Она дается один раз и до самой смерти. Человек не волен ее выбирать.

Герцогиня развернулась ко мне настолько резко, что я от неожиданности чуть не расплескал чай.

– В этом мы с вами сходимся, мой друг! Удивительно, как много у нас с вами общего! – Тут она наклонилась ко мне и прошептала на ухо: – И я даже рада, что мы с вами не родственники, иначе бы ваши предрассудки не позволили бы вам общаться со мной ближе, чем это позволяют светские условности.

Она с улыбкой потрепала меня по щеке. Я выпил горячий чай до дна, не отрываясь. Потом отставил чашку, схватил большой калач и, откусив от него добрый кусок, принялся отчаянно жевать. Не то, чтобы я все еще хотел есть, но мне было просто необходимо, чтобы мой рот был занят, и у меня не было возможности что-то отвечать герцогине.

Да тут еще весьма кстати принесли огромного фаршированного индюка в перьях. Выглядел он фантастически, и тема разговора моментально переменилась. Кристоф восхитился искусством местного повара, а Фике заметила, что никак не ожидала увидеть подобное произведение кулинарного искусства в такой глуши.

– Не такая уж это и глушь, – возразил я. – Аухлит отсюда не столь уж и далеко, а это довольно крупный город по местным меркам. И до столицы Сагара, славного Сагаринуса, теперь намного ближе, чем до Санкт-Петербурга. А тем более Москвы.

И дальше беседа потекла по заданному мною руслу. Кристоф принялся сравнивать Сагаринус с другими известными городами, с ним кинулись спорить и в итоге сошлись во мнении, что больше всего столица Сагара напоминает Бремен. Почему все так решили, я не понимал, ведь никто из спорщиков ранее в Сагаринусе не бывал.

За столом мы провели не менее часа, а то и того больше. Когда слуги унесли самовар, чтобы его подогреть, я понял, что больше не смогу съесть ни крошки. Время уже было позднее, а вставать предстояло с восходом, поэтому я откланялся и отправился в свою комнату.

Я думал, что засну сразу же, но сон не шел. Слышно было, как другие гости расходятся по своим комнатам, как картаво шутит на французском Кристоф, а принцесса Фике ему в ответ заливисто смеется. Еще слышно было, как герцогиня Иоханна ей что-то выговаривает, и на немецком это звучало достаточно строго.