Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Пальмира Керлис
Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 219 (всего у книги 286 страниц)
Глава 4
«Тайная тропа» и как ею пользоваться
Обо всем этом я вспоминал, пока мы с Фальцем спускались с холма к маленькой речушке, тихо журчащей под высоким берегом. Эта была та сама речка, через которую я перебирался, когда бежал в деревню к Фальцу, только в этом месте она была еще уже. И не речка даже, а так, ручей.
Фальц задерживаться на берегу не стал – так прямо и прыгнул прямо в воду, подняв тучу брызг. Глубина здесь была небольшой, едва ли до колена. Нисколько не задумываясь, я поступил точно так же, как и старый чародей. Вода оказалась очень холодной, почти ледяной. Так и обожгла мгновенно онемевшие ноги. Но пару мгновений спустя я уже был на противоположном берегу и побежал следом за Фальцем, который оказался весьма резвым для полуторавекового старика.
Впереди, на расстоянии в треть версты, темнела иззубренная лесная полоса. Звезды над ней редкими искорками просвечивали сквозь прорехи в пелене облаков. Несколько минут спустя мы выбежали на укатанную дорогу, кривой серой полоской идущую вдоль опушки. Здесь Фальц на некоторое время остановился и принялся озираться, близоруко щурясь.
– Ничего не вижу… – сообщил он сквозь зубы. – Темнота, хоть глаз выколи.
Вдруг он замер, вытянулся и неподвижно уставился в сторону леса. В глазах его я заметил желтые всполохи, которые полностью закрывали собой все их содержимое. Не было видно в них ни светлого ободка белков, ни кляксы радужки, ни черного пятнышка зрачков – ничего, кроме колыхающихся языков желтого пламени.
Я знал, что это означает, но вживую видел подобное впервые. «Ночное зрение», оно же «глаз грайи». Говорят, те, кто им владеет, одинаково хорошо видят что ясным днем, что в кромешной тьме ночи, и к тому же способны приближать удаленные предметы, как это делает зрительная труба у моряков. И еще говорят, что его тяжело удерживать слишком долго, к тому же после этого у некоторых страшно болит голова, поэтому использовать его рекомендуют лишь кратковременно. Не то есть риск и вовсе остаться без зрения.
Фальц пялился в сторону леса не больше минуты. Потом пламя в его глазах потухло, и он сразу расслабился, плечи его облегченно опустились.
– Терпеть не могу делать это, – сообщил он, до скрипа растирая глазные яблоки. – Уже лет десять не использовал «глаз грайи». И еще бы столько же обошелся, если бы не возникла такая необходимость… Тропа нынче откроется вон там… – он указал рукой во тьму куда-то вправо. – Поле там истончилось до нитей, заклинание способно его легко разорвать. Но следует поторопиться – оно почему-то слишком быстро мигрирует. Должно быть в Запределье происходят какие-то процессы, способные влиять на поле нашего пространства…
Я еще не полноценный маг, всего лишь аспирант магистра Амосова, углубленно изучающий магию Синей Линии. И пусть звучит это на первый взгляд достаточно нежно, и даже как-то женственно, но на самом деле чародей, целиком познавший силу Синей Линии, получает статус магистра и способен на многое. Он может даже противостоять тьме, что наползает порой из самых мрачных закоулков Запределья.
Мировая магия не ограничивается одной лишь Синей Линией. Она особо развита в пределах Российской империи и ряда других государств. Но есть еще магия Желтой Линии, Красной Линии, Фиолетовой… Это зависит от того, в какую сторону отклоняется линия спектра объектов магического поля. При этом магия Синей Линии будет неустойчиво работать на территориях, где преобладает желтый спектр, или красный, или какой-то иной, отличный от синего.
Например, в Сагаре, где имеется явное преобладание красного спектра, магия Синей Линии будет бессильна.
Этот закон справедлив и в обратном действии. Ни одна магия, отличная от Синей, не сможет быть предсказуемой и стабильной на территории синей линии спектра. А потому и сагарские маги не смогут разгуляться на просторах России-матушки. Порой это весьма полезно для государственной безопасности.
Да и в районах Приграничья, где соседствуют магии разных цветов спектра, они обе ведут себя крайне неустойчиво. Даже магистры не могут уверенно использовать свои способности вне территории родного спектра. Это чревато большими проблемами. А при неудачном стечении обстоятельств даже может стоить жизни.
И это я говорю о магистрах. Мне же, начинающему магу Синей Линии, чтобы подняться до подобного уровня, придется пройти весь цикл обучения и сдать несколько весьма непростых экзаменов. Впрочем, пока что я не сдал и первого…
Пару минут мы шли по дороге быстрым шагом. Сначала пробовали бежать, но Фальц быстро выдохся. Все-таки стоит делать скидку на возраст, не мальчик чай уже. А потом он вдруг и подавно остановился, схватив меня за рукав.
– Вы устали, Фальц? Может обопретесь на мою руку?
– Тш-ш-ш! – зашипел на меня старый чародей, прижав к губам палец.
Прислушался. Потом неожиданно рухнул на колени и прижался ухом к земле.
– Что случилось? – спросил я громким шепотом. – Вы что-то услышали?
– Тш-ш-ш! – снова зашипел Фальц с раздражением.
Я поторопился поднять руки и отступить.
– Лошади… – прошептал Фальц. – Пока еще далеко, но они приближаются…
– Гвардейцы? – резко спросил я.
– С большой вероятностью. Они возвращаются. Подозреваю, что ваш «молчаливый кустодий» перед тем как замолчать навеки послал сигнал о своем уничтожении. Некоторые заклинания способны это делать.
– Это плохо, – заметил я.
– Это хуже, чем вам кажется, аспирант! Впрочем, печать была совсем небольшой, такие неспособны точно указывать свое расположение, лишь направление… Я открою для вас «тропу» и сразу вернусь.
Мне стало как-то тревожно. Если гвардейцам вдруг станет известно, что все это время Фальц просто водил их за нос, они могут в запале изрубить его в капусту. Ну или во что там еще можно изрубить старого чародея…
– Послушайте, Фальц… Может будет разумнее, если вы отправитесь вместе со мной в Петербург? Я уверен, что магистры смогут вам найти подходящее место для дальнейшей службы.
Фальц поднялся с земли, сначала отряхнул колени, затем принялся отряхивать ладони. Подумав немного, помотал головой:
– Мое внезапное исчезновение может вызвать ненужные подозрения. А так вряд ли кто-то заподозрит старика в том, что он напал на гонца и забрал у него письмо.
Это звучало логично.
– Возможно, вы правы, Фальц…
– Нет, аспирант – я прав абсолютно точно! Идемте дальше, у нас нет времени на досужие разговоры.
Мы двинулись дальше. Сначала прошли по дороге еще сотню саженей, потом Фальц снова прислушался, покачал головой и знаком дал команду идти к опушке.
Едва мы протиснулись сквозь густой подлесок, как позади уже совершенно отчетливо послышался стук копыт. Он быстро надвинулся, и в ночной тишине показался просто оглушительным. Присев в траву и раздвинув кусты, я увидел, как пронеслась мимо нас по дороге вереница всадников в шлемах с остроконечными «шишаками».
Кавалергарды светлейшего возвращались в деревню. Да уж, покрутил я их, помотал по округе. Ох, и злые они сейчас, наверное! Поймают – порвут. Хотя, сначала пускай поймают…
Фальц тронул меня за плечо: пора. Я кивнул, и мы направились куда-то вглубь леса, в место, известное одному лишь Фальцу. Продирались сквозь какие-то колючие сучья, уворачивались от хлестких ветвей, прыгали по каким-то кочкам, рискуя провалиться в болото. Под ногами чавкало и хлюпало, а порой и завывало утробно, отчего становилось жутковато. И еще я подумал, что даже если бы шляпу свою с шикарным павлиньим пером не потерял давеча где-то по дороге в деревню к Фальцу, то сейчас все равно лишился бы ее в этих дебрях.
Эх, хорошая была шляпа. Хорошо, что у меня таких две…
Не знаю сколько прошло времени. Когда бредешь в полной темноте незнамо куда, за временем сложно уследить. Когда закончилось болото, мы снова врезались в какой-то колючий кустарник – тут уж Фальц принялся ругаться сквозь зубы, да сочно так, по-деревенски. Я вторил ему на витиеватом столичном жаргоне…
А потом внезапно стало светло. Мы вышли на круглую поляну, окруженную длинными прямыми соснами с чернеющими на фоне неба макушками. Облака расползлись куда-то по сторонам, и над головами у нас светил месяц. Немного в стороне расположилось и пристально взирало на нас яркое пятно Венеры.
– Пришли, – сообщил Фальц, тяжело дыша. – Вы можете отдохнуть, Алексей, а я пока подготовлю «тропу»…
Молча кивнув, я отошел в сторонку, чтобы не мешаться. Последнее это дело – мешать чародею за работой. Можешь и не заметить, как сам станешь частью заклинания. А потом начнутся глупые вопросы, вроде: откуда у меня хвост взялся? Почему только одна рука, ведь всегда было две?..
В общем, смысл такой, что под руку чародею лучше не лезть. Мало ли что…
Фальц тем временем вышел на середину поляны и остановился, раскинув руки в стороны. Замер. Затем начал медленно поворачиваться, что-то при этом негромко бормоча себе под нос.
Наверняка это было заклинание, но я его не слышал. Да и не хотел этого. Память человеческая устроена таким образом, что однажды услышанное может вдруг всплыть в голове в самый неподходящий для этого момент. И хуже того – ты даже не в силах будешь вспомнить, что означают эти странные слова, и где ты мог их слышать прежде. И тогда пиши пропало. Ты можешь случайно воспроизвести эти слова, даже не подозревая о возможных последствиях.
А последствия не замедлят проявиться. Да такие, что ты будешь сильно удивлен.
Но самое неприятное, если заклинание приходит во сне. И ты даже знаешь, что его ни в коем случае нельзя произносить, но ничего с этим поделать не можешь. Нечто более сильное, нежели твоя собственная воля, руководит тобой, управляет твоими руками, ногами и желаниями. И ты, замирая от ужаса, произносишь те самые слова. И наблюдаешь, как заклинание стремительно и неотвратимо вступает в силу.
Именно поэтому начинающих магов с первых дней обучают контролировать заклинания даже во сне. Ибо бесконтрольная магия способна стать источником очень больших неприятностей…
Я наблюдал, как Фальц обходит поляну по самой ее кромке. Его руки все также были раскинуты в стороны, и одной из них он даже касался стволов сосен, а из растопыренной ладони второй плавно сыпались в траву мелкие голубые искры. Они не гасли – так и оставались лежать на траве, слабо мерцая, и постепенно из них прочертилась на поляне почти идеальная окружность.
Когда концы ее замкнулись, Фальц остановился. Неторопливо осмотрел дело рук своих, а затем направился прямиком ко мне.
– Когда появится «тропа»? – поинтересовался я.
– С минуты на минуту. Но вам стоило бы выйти за пределы круга, аспирант, пока это не случилось.
Глянув под ноги, я обнаружил, что незаметно для самого себя оказался внутри очерченной Фальцем окружности, и поторопился отскочить прочь. Не хотелось бы очутиться вне пространства и времени, когда возникнет «тропа»…
Она появилась через пару минут. Голубые искры по периметру поляны внезапно дрогнули, как от порыва ветра, тихо зазвенели, а поляна вдруг превратилась в идеально черное и столь же идеально круглое пятно. Никаких бликов не было видно на его поверхности, никакой ряби или отблеска – сплошная чернота, способная поглощать весь свет, попадающий на нее.
А потом в самом центре этого пятна засверкала звездочка. Сначала она была тусклой, почти незаметной, но продолжала быстро расти, пока не стала размером с тарелку. И тогда из нее вырвался язык желтого пламени, стремительно прокатился через всю поляну и остановился, когда уперся в очерченную голубыми искрами границу.
Это и была «тайная тропа». Она казалась пылающей, пышущей жаром, но на деле была холодна как лед. Я знал это, поскольку уже несколько раз пользовался подобными «тропами». Они не отличаются особой долговечностью, поэтому использовать их рекомендуется сразу же по появлению.
Был случай, когда один чародей открыл такую «тропу», собираясь переместиться из одной точки империи в другую по служебным делам. Но вдруг замешкался – что-то отвлекло его в тот момент, какой-то пустяк. Кажется, он хотел еще раз поцеловать на прощание свою дражайшую супругу. Уж больно любили они оба пафосные прощания. Поцеловал ее, а потом шагнул на «тропу». И в то же мгновение она закрылась. Хлоп – и только короткий порыв всколыхнувшегося воздуха напомнил о том, что когда-то здесь была «тайная тропа». И еще осталась половина мага. Одна нога, одна рука, часть спины и половина головы.
Этот кусок человека еще некоторое время даже сохранял вертикальное положение, неуверенно покачиваясь, словно и сам не мог понять, жив ли он еще, или уже нет. А потом испуганная супруга закричала, дернула его за руку, и тогда он упал, разбросав по траве обрывки внутренностей.
Никто так и не узнал, что сталось с его другой половиной. «Тропу» он не прошел, и на точке выхода, естественно, не появился. Вероятно, где-нибудь в Запределье до сих пор лежит половина его тела с очень удивленным лицом…
Впрочем, ни о чем таком я сейчас не думал. Едва «тропа» подкатилась к светящемуся краю поляны, я хлопнул Фальца по плечу и сразу же ступил на нее, провалившись в холодное мягкое покрытие почти по щиколотку. И быстро пошел к центру поляны.
Собственно, никакой поляны здесь уже не было. Стоило мне переступить искрящуюся границу, как все за ее пределами тут же исчезло. Не стало леса, не стало неба, не стало Фальца – лишь кромешная тьма была вокруг, и прорезала ее пылающая «тропа», которая теперь казалась очень длинной, уходящей куда-то в бесконечность.
И я пошел по «тропе» вперед, точно зная, что бесконечности этой хватит ненадолго, и что закончится она в тот же самый момент, когда откроется выход в точке назначения.
К слову, выход не открывается произвольно. Опытный «тропун» тщательно подбирает место для него, учитывая огромное количество факторов. Основными из них являются такие, как: объем пустого пространства, наличие диких зверей, удаленность от водоема, плотность населения вокруг точки выхода.
Любой их этих факторов может оказаться фатальным. Представьте себе, что вы ступили на «тропу» где-то на лесной полянке, как в моем случае, а вышли где-нибудь посреди Финского залива, на глубине пяти саженей, как это случилось однажды с одним недотепой. Ему еще крупно повезло, что дело было летом, он умел неплохо плавать, и к тому же неподалеку проходил рыбацкий баркас. В противном случае, все могло бы закончиться очень печально. И для рыбаков, кстати, тоже…
Я сразу увидел, как открылся выход. Впереди вспыхнул продолговатый голубой проем, и до него было рукой подать, я даже видел внутри него какие-то тени, которые наверняка принадлежали уже нашему миру. Потому что в Запределье не бывает теней.
Ноги у меня порядком подмерзли, и я ускорил шаг. И практически моментально очутился у выхода. Задерживаться здесь я не стал. Понятно желание некоторых новичков остановиться у самого порога, осторожно высунуть голову наружу и осмотреться, прежде, чем переступить за грань. Но поверьте мне: какая бы опасность не подстерегала вас снаружи, какие бы ужасы в себе не таила, но выйти и встретиться с ними лицом к лицу вам все-таки придется. Потому что остаться на «тропе», когда выход закроется – то еще удовольствие. И наверняка оно будет последним в вашей жизни.
Я шагнул в проем, а уже через мгновение почувствовал, как за спиной у меня заколыхался воздух. Это закрылся проход. «Тропа» исчезла, как будто ее никогда и не было.
Я сразу понял, где нахожусь. Теоретически открыть выход «тропун» может в любом подходящем для этого месте, где линии поля истончились и их легко разорвать. Но на практике для выхода всегда использовалось некое определенное место, где миграция поля незначительна.
Это гораздо удобнее. В таком случае в городах можно подготовить специальное помещение в уединенном месте, где никто не обратит внимания на внезапно появившегося словно из ниоткуда человека. А если такое постоянное место будет находиться где-то в лесу, то там всегда можно быстро сориентироваться на местности и двигаться в нужном направлении, без всяких плутаний и задержек в пути…
Помещение, в котором я сейчас очутился, было мне знакомо и находилось на окраине Санкт-Петербурга. Путь отсюда до дома магистра Петра Андреевича Амосова, моего куратора, был не близким, но если ускорить шаг, то вскорости можно добраться до трактира «Утка и покой», где всегда дежурит несколько конных экипажей.
Вокруг было темно, только слева над головой слабо светилось небольшое окошко, забранное железной решеткой. Снаружи окошко это располагалось на уровне тротуара, а комната находилась в подвале заброшенного дома, имеющего среди местного населения весьма дурную славу. И я не удивлюсь, если окажется, что славу эту в свое время пустил кто-то из «тропунов»…
Слепо шаря перед собой руками, я сделал несколько шагов вперед, пока не наткнулся на стоящий у стены стол. Поднял руку раскрытой ладонью вверх, и прошептал короткое заклинание, которое вызубрил еще на первой неделе обучения в Академии, к тому моменту уже ставшей вне закона. «Потаенная Академия» – так ее теперь порой называли.
Ладонь у меня защекотало, послышался сухой треск, а затем на кончиках пальцев вспыхнул белый огненный шар, кажущийся живым от пляшущих на его поверхности протуберанцев. «Лунный маяк». Он не был горячим, как пламя факела, но и холодным как «тропа» тоже не был – от него исходило мягкое тепло, и оно казалось даже приятным, особенно после прогулки по ледяной «тропе».
В комнате сразу стало светло. Не так как днем, конечно, но вполне достаточно для того, чтобы увидеть стоящую на столе початую бутылку вина, наспех заткнутую пробкой. Вина в ней, правда, осталось менее чем на четверть. Но тоже кое-что…
Я взял бутылку, зубами выдернул пробку и выплюнул ее в сторону. В один присест допил остатки вина, крякнул и отставил бутылку в сторону. Осмотрелся. Собственно, больше в комнате ничего и не было, если не считать плотно прикрытой двери на противоположной стене.
Я вдруг понял, что жутко проголодался. В последний раз я ел еще утром, и с той поры у меня маковой росинки во рту не было. Все как-то не до того. Выдвинув ящик стола, я обнаружил там промасленный листок «Санкт-Петербургских ведомостей», в который было завернуто что-то очень твердое. Развернув его, я обнаружил там к своей великой радости несколько больших сухарей. Взяв один, остальные вернул на место, и направился к выходу, оглушительно хрустя сухарем.
«Нужно принести сюда вина и еды», – подумал я, выходя из комнаты.
Глава 5
Умопомешательство в чистом виде
Сразу за дверью начиналась каменная лестница, ведущая наверх. В ней было ровно девять ступеней, я помнил это еще по прошлому разу, когда бывал здесь.
Наверху оказалось гораздо светлее, и я погасил огненный шар. Плюнул на ладонь и растер о грудь – на коже чувствовалось ощущение чего-то липкого. Так всегда бывает, когда держишь в руке «лунный маяк».
В комнате наверху царила разруха. Когда-то здесь располагалась больница для умалишенных, но потом ее превратили в лазарет для больных оспой. Позже его прикрыли, перенесли дальше за город. А здание с тех пор и пустует. Оно и понятно – кто же отважится теперь здесь поселиться? Только тот разве, кто оспу уже перенес, ведь, как известно, те, кто выжили, второй раз ею не страдают. Якобы, единожды переболев, организм сам запоминает эту заразу и уже больше ее в себя не пускает.
Может быть, может быть… При дворе поговаривают, что некий англичанин смог рассмотреть через увеличительные стекла каких-то мелких тварей, которые переносят болезни всякие. Они такие крошечные, что невооруженных глазом их и не видно совсем, и ты запросто можешь проглотить их вместе с воздухом. Ну или выпить вместе с водой.
Так этот англичанин что удумал: он брал обычную нитку, протягивал ее под кожей у больного оспой, а затем эту же нитку протягивал у здорового. И человек этот оспой уже не болел никогда в жизни.
Вот хитрый англичашка! Но с холерой так, говорят, лучше не делать. Холерой тоже два раза не болеют, но совсем по другой причине…
Я закрыл за собой дверь в подвал и тут же направился к выходу, обходя кучи наваленного тряпья и обломков мебели. Запах здесь стоял не очень приятный, как будто что-то протухло, и я поторопился покинуть это место. Когда у тебя во рту недожеванный сухарь, хочется чувствовать совсем иные запахи.
Но когда до двери оставалось всего пять шагов, я вдруг заметил справа от себя какое-то шевеление. И сразу остановился. Тяжело проглотил остатки сухаря, медленно вытащил из ножен палаш и протянул его в сторону большой кучи тряпья. Тихонько и очень коротко свистнул.
Тряпье снова пошевелилось.
– Эй! – громко окликнул я. – Кто там прячется? Выходи, пока я палашом не ткнул!
Никто не отозвался, и тряпки больше не шевелились. Тот, кто под ними скрывался, явно решил притаиться.
– Ну смотри, я тебя предупредил!
Нарочито громко топнув по полу, я сделал решительный шаг вперед. И куча тряпья тут же вздыбилась. В стороны полетели какие-то щепки, рванье, перья. В воздух взметнулась куча пыли, клубы ее ринулись во все стороны, в том числе и прямо мне в лицо.
Закашлявшись, я отпрыгнул назад, но палаша не опустил, а ладонью помахал перед собой, разгоняя пыль.
Первое, что я увидел – это длинная кривая жердь, конец которой покачивался прямо у моего лица. А уже в следующее мгновение я разглядел, что жердь эту сжимает в руках абсолютно голая девица с очень белой кожей и длинными, почти по пояс, светлыми волосами.
Сколько ей лет, я сразу и не понял. Я у голых девиц возраст плохо определяю – на лице очень сложно сосредоточиться. Но потом все же смог отвести взгляд от торчащей груди, соски на которой были угрожающе нацелены прямо на меня. Взглянув девице в лицо, я понял, что лет ей семнадцать-восемнадцать, или около того. Взрослая совсем девка, в общем. Худая только очень. Болеет, наверное…
– Эй, ты чего? – сказал я, ловя себя на том, что взгляд мой то и дело соскальзывает с ее лица на грудь, а то и ниже. – Чего на людей бросаешься?
– Ты кто⁈ – взвизгнула девка столь пронзительно, что я даже отшатнулся. Оскаленные зубы так и блеснули на меня своей белизной.
– Алешка я! Сумароков. Слыхала, должно быть, про род наш древний?..
– Какой еще род? – сквозь зубы прошипела девка и качнула жердью. Да так, что та едва не царапнула мне нос.
– Я же говорю: Сумароковы мы! Неужто не знаешь?
Девка снова оскалилась.
– Зачем тебе меч?
Она легонько стукнула жердью по кончику палаша. Странный какой-то вопрос. Или же я ее неправильно понял?
– Это палаш, – поправил я.
Она снова качнула жердью.
– Зачем тебе палаш?
– Честь свою защищать, – недоуменно ответил я. – И жизнь…
Я опустил клинок. Подумал немного и спрятал его в ножны.
– Вообще, это отцовский палаш, я редко его беру. У меня и своя шпага имеется.
– Шпага?
– Ну да… Послушайте, сударыня, вы бы прикрылись! Я вижу вас всю!
Я действительно видел ее всю. Сквозь многочисленные окна, в которых не осталось ни единого стекла, в помещение лазарета проникало не так много света, но и его было достаточно, чтобы лицезреть эту голую сумасшедшую во всей ее первозданной красе.
Роста она была немалого, макушка ее достала бы мне до губ, стой она ко мне ближе. Нос девицы был тонким, прямым и казался слегка вздернутым, что придавало ее бледному лицу немного детской дерзости. Обиженно надутые пересохшие губы она то и дело облизывала, не отводя от меня напряженного взгляда.
Грудь ее была не очень большой, округлой и напряженной, а темные соски съежились от ночной прохлады. Непроизвольно скользнув взглядом по впалому животу, я поторопился отвести взгляд – долго рассматривать то, что я там увидел, было бы верхом неприличия.
– У меня нет одежды, – ответила девица и опустила наконец свою жердь.
В голосе ее на этот раз послышались жалобные нотки. Как у человека, который попал в безвыходную ситуацию и теперь понятия не имеет как ему поступить.
– Здесь полно всякого рванья, – я кивнул на кучу тряпок. – Можете им прикрыться.
Девица посмотрела туда же и покачала головой.
– Я не стану это на себя надевать. Оно воняет!
Я принюхался.
– А разве это не от вас воняет?
– Нет! – выкрикнула она. – Это тряпки так воняют! И еще по ним всякие насекомые прыгают! Они меня даже кусали! Вот тут, тут, тут…
И девица трижды ткнула себе в голые ноги над коленями. На этот раз в голосе ее послышались даже какие-то обиженные интонации. Словно бы это я покусал ее за ноги.
– Так что же делать? – спросил я растерянно.
– Может быть ты отдашь мне свой плащ? – спросила девица. – Мне холодно!
Спохватившись и мысленно отругав себя за то, что сам не догадался сделать этого, я снял с себя свой плащ без рукавов, встряхнул его и, подойдя к девице, накинул его ей на плечи. Бросив жердь на пол, она тут же укуталась в него потуже, и я ладонями почувствовал, как мелко трясется под плотной тканью ее худое тельце.
– Спасибо… – пробормотала она чуть слышно.
– Не стоит благодарности, сударыня. Прошу простить меня за то, что сам не догадался предложить вам плащ. Можно задать вам один вопрос?
– Какой еще вопрос? – недовольно поинтересовалась девица.
– Кто вы такая и что здесь делаете?
– Это два вопроса! – воскликнула девица с вызовом.
– И тем не менее, – терпеливо сказал я. – Я имею право знать кому отдаю свой плащ, не правда ли? Как ваше имя?
Девица стрельнула в меня глазами над краем плаща, в который закуталась вместе с носом. Цвет этих глаз оказался ярко-карим с голубой окантовкой. Длинные ресницы протяжно хлопнули.
– Катя, – отозвалась наконец девица, явно тщательно обдумав свой ответ.
– Катя… – повторил я. – Екатерина?
– Просто Катерина, – поправила она. – По паспорту.
Я был удивлен таким ответом.
– У вас есть паспорт? Вы прибыли из-за границы? Голая⁈
– Почему же из-за границы? – не поняла девица. – Я живу в Питере.
– Ну хорошо. Хотя, по вашему говору можно понять, что вы не местная… Вы явно не из простонародья, и потому мне вдвойне удивительней, как вы могли оказаться в этом ужасном месте. К тому же в таком… хм… виде.
Некоторое время Катерина пялилась на меня в упор, словно дыру во лбу проделать пыталась. Потом закачалась, и я понял, что она переминается с ноги на ногу. Учитывая, что пол под ней был грязный и холодный, а она стояла на нем босиком – это было не удивительно.
– Я… я не знаю! – наконец ответила она. – Я не помню, как здесь оказалась! А когда вышла наружу, какие-то грязные мальчишки стали бросать в меня камнями, и я прибежала назад.
– А мальчишки как же? – спросил я, не очень-то доверяя этому рассказу. – Куда они подевались?
Катерина всхлипнула, но никаких слез в ее глазах заметно не было. Высунув из-под плаща кулачок, она провела им туда-сюда под носом и громко шмыгнула.
– Они прибежали за мной, но я спряталась за кучей мусора. Они походили немного, покричали, и в окно вылезли. Потом еще какие-то странные люди приходили… трое. Одежда на них была на твою похожа. И с ружьями… Они особо искать не стали, только потоптались, да и ушли.
Понятно. Должно быть, это была ночная стража. Они прогнали мальчишек, чтобы не лазали в неположенном месте, а те рассказали им о голой девице, что прячется в здании бывшего лазарета. Или бывшей больницы для умалишенных…
Подумав об этом, я взглянул на девицу с подозрением, которое неожиданно закралось мне в душу.
– Постойте-ка, сударыня… А вы часом не того? – я покрутил пальцами около головы. – Может вы умалишенная? И потому ничего не помните?
Катерина внезапно выпрямилась во весь рост, так и высунула голову из плаща, вытянув свою длинную шею. И я понял, что несколько недооценил ее рост – она дотягивалась мне почти до уровня глаз.
– Сам ты умалишенный! – с вызовом воскликнула она. – Я поумнее некоторых буду!
Я сразу понял свой промах. Черт возьми, никогда не умел общаться с девицами, хотя и имею трех сестер! Могли бы научить брата уму-разуму…
– Ну хорошо, хорошо, – я помахал перед собой руками. – Извините, сударыня, я не хотел вас обидеть. Но и вы меня поймите! Ночью, на этих развалинах, голая… Что я должен был подумать?
– Да, ситуация так себе, – согласилась Катерина.
И снова потопталась на одном месте.
– Ноги мерзнут, – пояснила она. – Послушай, как там тебя… Алешка! Сумароков, кажется. Забери меня отсюда, хорошо?
Я совсем растерялся.
– Куда же я вас заберу?
– Не важно. Куда угодно, только подальше отсюда! Тут крысы ходят. И воняет, как будто сдох кто-то. А может и в самом деле сдох, и гниет сейчас где-нибудь под этими кучами… – она кивнула на груду мусора. – Просто проводи меня подальше отсюда. С таким-то мечом на нас никто напасть не осмелится!
– Это палаш.
– Тем более.
Я размышлял примерно полминуты. Особого выбора у меня не было. Нужно торопиться навестить магистра Амосова, чтобы показать ему письмо, которое я изъял у мертвого гонца. Может и так случиться, что излишнее промедление обернется катастрофой для всего мира.
Но не бросать же здесь эту девицу! Совсем одну, напуганную… голую.
– Алешка, ну пожалуйста, – с мольбой в голосе прошептала Катерина. – Мне очень страшно!
Вот тут-то я и решился. Будь что будет, но бросить ее здесь я не смогу.
– Хорошо, следуйте за мной, сударыня! – приказал я и решительно направился к выходу. Девица засеменила следом.
Во дворе лазарета тоже царил кавардак. Тут и там в траве виднелись кучи мусора, пахло помойкой, а деревянная ограда почти совсем завалилась. Калитка оказалась заперта, но стоило мне отодвинуть щеколду и слегка приоткрыть, как деревянная дверца сорвалась с петель и осталась болтаться в моей руке.
– Сломал, – с укоризной заметила Катерина у меня за спиной.
– Сам вижу, – огрызнулся я в сердцах.
Отбросил калитку в сторону и вышел на дорогу. Двумя накатанными колеями она шла со стороны темных домиков справа и терялась в ночи слева, вонзаясь в беспорядочно стоящие одноэтажные строения. Я знал, что идти нам следует именно в ту сторону, и потому направился туда быстро и твердо, широким шагом. Катерина мелко семенила следом, порой что-то бормоча неразборчивым шепотом.
Вероятно, под босые ступни ей то и дело попадались острые камушки, потому что время от времени она тихо вскрикивала, подпрыгивала и начинала шипеть.
– Алексей! – позвала она меня после очередного камушка. – Сумароков… Ты можешь идти не так быстро? Я, кажется, ногу поранила.
Я подошел к ней, присел и поднял полу плаща. На правой ноге у нее между пальцев просачивалась кровь. Совсем немного, но порез, тем не менее имел место, а она была босая… Нехорошо это. И еще я заметил, что ногти у нее на ногах были красиво пострижены и покрыты блестящим лаком. Да-а-а… Я, конечно, не специалист по женским ножкам, и мне не так уж много доводилось их видеть, но было совершенно ясно, что девица явно не простолюдинка.








