Текст книги ""Фантастика 2025-172". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Пальмира Керлис

Соавторы: Руслана Рэм,Анна Ледова,Данил Коган,Николай Иванников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 277 (всего у книги 286 страниц)

Глава 14
Воевода из Лисьего Носа и его помощники

Хмуро кивнув на прощание крестьянам, мы отправились дальше. Здешним местам в какой-то степени повезло – армия беценеков прошла стороной, и поля остались несожженными, скот никто не угнал, дома не разорил и девок не попортил. Но как бы в оплату за это, чтобы жизнь местным крестьянам не казалась слаще сладкого сахара, напустил на них господь другое наказание – в виде вовкулака.

Рассказы об этих чудовищах я слышал с самого детства, еще в нашем имении в Светозарах. Ребятня деревенская рассказывала, что местный гончар Прохор каждое полнолуние превращался в волка. Он уходил к Ижорскому пруду к одинокой березе, садился там на пригорке и принимался выть. Тоскливо и протяжно, как воет голодный пес лунной ночью. Он выл, и выл, и выл, доводя себя до исступления, а потом вдруг в один миг оборачивался волком. Огромным матерым волком, вот только ходил он теперь на двух задних лапах, а передними мог легко схватить кого угодно, потому что отрастали у него человеческие пальцы с длинными звериными когтями. И тогда возвращался Прохор в волчьем обличии в Светозары и воровал там овец. Мясо поедал, а внутренности на ветвях развешивал. А мужики говорили: «Вовкулак балует. Надо бы попа пригласить, чтобы по улицам прошелся, да молитву прочел…» Считалось, что есть специальная молитва от вовкулаков.

И нас, мальчишек, нисколько не смущало, что громче всех к этому призвал сам гончар Прохор. Мы только загадочно улыбались друг дружке, подмигивали и шептались: «Внимание от себя отвлекает… Следы заметает, вовкулак проклятый!»

Впрочем, молитва обычно помогала, и стоило приглашенному попу пройтись по улочкам Светозар со специальной молитвою, как воровство скота немедленно прекращалось. До поры до времени…

Но в наших местах не бывало случаев, чтобы вовкулак нападал на человека. Мальчишки рассказывали, что это от того, что наш Прохор очень добрый, и вовкулак из него тоже получается незлобивый. А вот в других селах, они говорили, сплошь да рядом случалось, когда вовкулак пожирал кого-нибудь из односельчан. Бывало, что даже молитва от этого не помогала, и тогда приходилось складываться всем селением и собирать в общий котел некоторую сумму денег, чтобы пригласить к себе специального охотника на всяческую нечисть.

Брали такие охотники дорого, но дело свое делали справно, без дураков, а в доказательство своего успеха всегда предоставляли труп нечисти. Будь то вовкулак, кикимора какая или лешак-шатун. А уж как с трупом обойтись – это уже дело селян было. Это они сами решали, подвесить ли его сушиться на ветке, сжечь прилюдно, или же закопать поглубже с осиновым колом в груди. Для каждой нечисти свой собственный ритуал полагался.

Пока я рассказывал об этом своим спутникам, мы въехали в Соломянку. Деревенька эта была небольшая, и вся в основном вытянулась вдоль дороги, ведущей к городу. С одной стороны дороги располагалась сама деревенька, а с другой – хлебные поля, иногда сменяющиеся зарослями подсолнуха и небольшими березовыми рощицами. За рощицами порой проблескивала речка, вода в которой казалась золотой в лучах клонящегося к закату солнца. Когда последние домики Соломянки остались позади, потянулось местное кладбище, которое трудно было спутать с чем-то иным – возвышающиеся повсюду кресты говорили сами за себя. Располагалось кладбище на пригорке, чтобы по весне его не затопляло, не размывало могилы, и отравленные трупным гниением воды не шли в реку.

Пока шли через Соломянку, нам никто не повстречался. Наверное, уже все жители ушли в город вместе со своим скотом. Кто с коровой, кто с козочкой, кто с овцами. Слышно было только, как кое-где квохчут куры, да сухо лают псы на привязи, которые вовкулаков никогда особо не интересовали. По заборам до по крышам лазали коты, но ни одного человека заметно не было. Трубы не дымили. Никто не готовил ужин и не отпил баню, чтобы обмыться после тяжелой работы.

Тишина, порой нарушаемая упомянутыми звуками, казалась неприятной, напряженной. Когда вдалеке уже показались стены Лисьего Носа, на дороге нам повстречались трое всадников, неспешно бредущих навстречу. Все они были при оружии, и мы замедлили ход. Я положил руку на эфес шпаги, мельком заметив, что Тихомир тоже сжал рукоять своего оружия.

– Только не лезьте в драку первыми, мальчики, – негромко прошептала нам Настя. – Кто знает, может они мимо проедут.

Но они не проехали. Эти трое занимали всю ширину дороги и уступать ее нам явно не собирались. Когда же мы поравнялись, они остановили своих скакунов и изучающе принялись нас осматривать. Продолжалось это достаточно долго, и я подумал, что шпага в бою с этими людьми мне вряд ли пригодиться. Разумнее будет использовать меч Тихомира, учитывая, что у каждого воина перед нами точно такое же оружие.

А это и в самом деле были воины. Одеты они были в кольчуги, за спинами висели круглые щиты и сильно гнутые луки, явно не предназначенные для стрельбы на дальние расстояния, но вблизи обладающие, я уверен, хорошей убойной силой. На боку у каждого висел меч шириной в ладонь, да еще увесистая булава с длинными острыми шипами.

Все трое на нас смотрели хмуро, изучающе, и мне показалось, что наш вид им не особо понравился.

– Кто такие и куда путь держите? – с хрипотцой в низком голосе спросил один из воинов, тот, что находился в центре. Он был самым грузным из всех, имел черную бороду квадратной формы и пышные усы. Они были такими густыми, что рот потерялся в них, отчего голос этого человека казался каким-то потусторонним.

Из-за этой бороды возраст человека определить было трудно, но судя по проседи на висках, да и в самой бороде, было ему уже за сорок. Двое его спутников тоже выглядели серьезно, хотя и казались более молодыми. Но это могло быть из-за того, что у одного из них борода была небольшой и светлой, а у второго отсутствовала вовсе, ее заменяла лишь не очень густая щетина.

– Мое имя Тихомир, я из войска Истиславова! – ответил ему Тихомир.

Рябь на нем уже улеглась совершенно, и угадать в нем призрака можно было лишь тщательно к нему приглядевшись. Кое-где он все еще просвечивал насквозь, но нужно было иметь очень острое зрение, чтобы это увидеть.

– На Утином поле нынче большая битва состоялась, – продолжал Тихомир. – Я один из магов Ратмира, сына Истиславова, но не смог я пережить битвы. Войско Истислава было разбито, Ратмир убит вражеской стрелой, а сам Истислав с остатками своих людей отступил к Суздалю. Беценеки пустились в погоню, но их тоже потрепало изрядно, так что я уверен, что князь успеет укрыться за суздальскими стенами.

Лицо старшего воина даже потемнело от этой новости. Видно было, что не такого исхода ждал он от битвы на Утином поле.

– Опечалил ты меня, маг, – сказал он. – Я воевода из Лисьего Носа, Добруня сын Василия. А это мои помощники, Беляк с Кушаком, – он кивнул в обе стороны. – Дружина наша третьего дня отправилась на подмогу к Истиславу, и мы наделись, что вскорости они вернутся с победою. Но теперь завоют бабы, когда я им вести печальные принесу… Но не сегодня это будет, не сегодня. Пусть еще один день в надежде поживут бабоньки наши. А мы нынче в Соломянке ночь проведем, дела у нас там неотложные.

Мы с Настей переглянулись. После рассказа Игната, сложно было представить себе неотложные дела в Соломянке в ночь на седмицу. Но Тихомир даже бровью не повел при этом.

– Уж не вовкулака ли вы ловить там собрались, богатыри? – спросил он.

В голосе его мне почудилась легкая насмешка. Впрочем, я мог ошибаться. А вот Добруня тот усмехнулся в открытую, и с довольным видом утер огромным кулачищем нос.

– Его, родимого, его, – ответил он. – А ты, как я посмотрю, уже наслышан о делах наших, маг? Неужто мужики в Соломянке нашептали?

– Они самые. Игнат с братом своим Малютой, да бабы ихние. За нами по пятам они на телеге катят, коль пойдете дальше, так повстречаете их.

– Обязательно повстречаем, – согласился Добруня. – Игнат с Малютой не из тех, кто одни во всей Соломянке останутся в ночь на седмицу. Там хоть окна досками заколачивай – все равно вовкулак найдет лазейку и проберется в дом. А уж тому, кто с ним повстречается, ни за что не уберечь своей печенки. Вот мы с Беляком и Кушаком и хотим эту тварь изловить, да головушку ей и отсечь. А уж что с туловом дальше делать, так то пущай местные крестьяне сами решают. На костер, так на костер. А кол в грудь, так кол в грудь. Нам все едино, лишь бы вовкулак этот воду в Соломянке больше не мутил и людей не мертвил!

Вот тут я и решил вставить в их разговор свое слово.

– Сомнения меня терзают на этот счет, Добруня Васильевич! О вовкулаках я наслышан, но никто никогда не говорил мне, что они печенью человечьей питаются. Да и рога вовкулакам ни к чему, потому как они и когтями прекрасно обходятся.

Добруня сызнова меня осмотрел всего с ног до головы и причмокнул, дернув щекой.

– Что-то не похож ты на витязя Истиславова, – заметил он с прищуром. – Одежка на тебе не нашенская. В такой на битву не ходят. Да и меч у тебя на поясе больно странный. Тощий какой-то, с таким много не навоюешь… Из каких земель ты к нам пожаловал, княже, вместе с боярышней своей?

– Из города Святого Петра, что на Варяжском море, – ответил я не задумываясь. – Алексей я, Федоров сын. А это Настасья, сестрица моя.

– Далече живешь, Лексей, – понимающе кивнул Добруня. – Так далеко, что я никогда о таком городе и не слышал… И куда путь держите?

– Направляемся мы в Зеркальный храм, что на скале Арабойра. Дело у меня важное к тамошним жрецам.

– Ясно, – сказал воевода. – Магом хочешь стать?

– Навроде того, – не стал отнекиваться я. Тем более, что к теме разговора это не имело никакого отношения. – Но сейчас меня больше интересует вовкулак, что в Соломянку на каждую седмицу захаживает… Как же вы втроем его изловить собираетесь?

Тут вдруг рассмеялся помощник Добруни Васильевича, которого тот назвал Беляком. За светлые волосы, должно быть.

– С превеликим трудом ловить собираемся! – заявил тот, продолжая смеяться. – Без труда, Лексей, и рыбов из пруда не вытащить!

– Все хаты нынче там будут пустовать, – деловито пояснил Кушак. – Вот мы втроем в любой из них и останемся на ночь. Вовкулак почует добычу и ворвется к нам в дом, вот тут мы его и порубаем в капусту.

– Он ожидает встречи с простыми крестьянами, и будет не готов, когда на него выйдут сразу три богатыря! – добавил Беляк. – Спорить не стану – кому-то из нас, возможно, и туго придется. Все-таки с волкулаком дело иметь будем, а не с зайцем. Но троих нас ему не одолеть.

– Знатно придумано! – похвалил я. – Только что ж вы для этой цели не наняли бывалого охотника за нечистью? У него и опыта побольше вашего будет.

– Опыта побольше, – тут же согласился воевода. – Да вот только и берет за свою услугу бывалый охотник столько, что всей Соломянке не потянуть, а в Лисьем Носе никто им помогать в этом деле не возьмется. В Лисий Нос волкулак не суется.

– Это пока не суется, – сказал я. – А как проголодается вконец, как смекнет, что люди из Соломянки от него за стенами Лисьего Носа прячутся, так и нагрянет к вам без всякого приглашения. Вот только поздно уже тогда будет охотника искать. Своими силами разбираться придется.

По хмурому виду воеводы было понятно, что слова мои задели его за живое. Он поглядывал на меня время от времени исподлобья – коротко, но совсем без злобы, скорее с одобрением. Потом скользнул взглядом по Насте с Тихомиром и ответил:

– Ты думаешь, Лексей, что я этого не понимаю? Думаешь, что Беляк с Кушаком этого не понимают? Все мы понимаем, и уже давным-давно, с того самого дня, как вовкулак в Соломянке впервые полакомился человеком… Но как только я начну просить людей собирать деньги на услуги охотника, они меня сразу же и спросят: «А для чего тогда мы тебя, Добруня Васильевич, воеводой выбрали? Жалование выплачиваем, тебе и помощниками твоим? Для чего нам нужон ты, если деньги платить постороннему охотнику за нечистью приходится?» И они будут правы, Лексей. Вот потому мы и идем сейчас втроем в Соломянку, что служба у нас такая!

И тогда я сказал ему то, что совсем не ожидал от себя, чего еще мгновение назад говорить не собирался, и даже в голову мне подобное не приходило. А сказал я следующее:

– Тогда возьми и меня с собой, Добруня Васильевич! Если уж вы и втроем с вовкулаком справиться собираетесь, то впятером мы и подавно его одолеем. А Настасья Алексеевна нас покуда в Лисьем Носе обождет.

Собственно, слова мои если кого и удивили, так это Настю. Она вскинулась в седле, да столь резко, что опять едва не рухнула наземь. Но я снова успел ее поймать.

– Сумароков, курва, ты чего мелешь⁈ – так и взвилась она. – Ты куда собрался⁈ Оборотню прямо в пасть? Чтобы я здесь навечно одна осталась?

– Навечно одна ты не останешься, Настасья Лексеевна, – добродушно пообещал ей воевода. – Ежели с братцем твоим чего случится, так мы тебя живо замуж пристроим. Вот хотя бы за Кушака. Он у нас холост пока, не успел женушкой да приплодом обзавестись… А, Кушак? Возьмешь Настасью Лексеевну в жены, коль нужда взбредет?

Кушак с каким-то новым выражением лица принялся осматривать Настю, да внимательно так, словно и впрямь женихом себя почуял.

– На лицо, конечно, девица хороша, – выдал он наконец свое заключение. – Тут спору нет. Вот только тоща больно. Боюсь, не померла бы.

– Эта помрет – другую найдем! – заверил его Беляк. – У Марусеньки моей подружайка задушевная имеется, вот она тебе как раз в пору! Та ежели к скамье тебя грудью прижмет, то уже не отобьешься, Кушак…

– Эй! – возмущенно закричала на него Настя. – Ты чего моего жениха раньше времени каким-то там подружайкам сватаешь⁈ Пусть себе своего найдет, а на чужих рот не разевает!.. Так! Никуда я одна не поеду, ясно вам⁈ – она указала пальцем на каждого из нас по очереди. – В Соломянку пойдем либо все вместе, либо не пойдет никто! Понятно⁈

Мне стало очень интересно, что она будет делать, если кто-нибудь ей возразит. Но проверить не решился. Да и другие тоже вступать с ней в спор не пожелали. А воевода тот и вовсе сразу же согласился.

– Вместе так вместе, – сказал он. – Сказывают, что на девичий дух вовкулак вернее приходит. Вот и проверим. А тебе бояться нечего, девица красная. Тебя сразу пять воинов сторожить будут, один из которых чародей убиенный, а убиенные чародеи, я слышал, страх какие смертоносные становятся. Верно говорят, Тихомир?

– Вот нынче ночью и проверим, – сумрачно ответил ему призрак и сразу поворотил коня.

Я тоже развернулся, а следом на за мной и Настя. Мне снова пришлось придержать ее, потому что она в очередной раз удумала выпасть из седла. И скорым шагом мы двинулись в обратный путь.

Раскрасневшееся солнце уже коснулось горизонта и сразу принялось истекать вечерней зорькой. Вскорости на пути нам повстречались Игнат с Малютой – с бабами своими, коровой, да несколькими овцами. Завидев нас, они поторопились съехать на обочину. Снова, как и в первый раз, поклонились в пояс и не разгибались, пока мы не проследовали мимо.

Соломянка встретила нас тишиной. Песок на дороге искрился в лучах заходящего солнца, а листья на деревьях поникли в полной неподвижности, и не беспокоило их ни малейшее движение воздуха. Пару раз нам встретились перебегающие дорогу коты. Где-то – я так и не понял, где именно – кудахтали куры.

Остановиться на ночь решили в доме старосты. Соломянка не была зажиточной весью, так что это дом являлся единственным, в котором могли бы разместиться пятеро дюжих мужчин, и выделить при этом отдельное помещение для девицы.

Ворота во двор были закрыты изнутри, и пока я высматривал калитку в ограде, Тихомир спрыгнул с лошади, встряхнулся, подернувшись мелкой рябью, и легко прошел прямо сквозь ворота. Изнутри загремел засов, затем створки медленно раскрылись. Дом старосты смотрел на нас черными глазами окон, затянутых бычьими мочевыми пузырями, в которых красными зрачками сверкало множество отражений заходящего солнца.

Снова закрывать ворота на засов мы не стали. Во-первых, толку от этого было немного – ни одна ограда не могла остановить вовкулака, будь она высотой хоть с городские стены. Вовкулак мог легко цепляться за любые поверхности и передвигаться по ним, как по ровной земле. А через обычные заборы запросто перемахивал в один прыжок.

Во-вторых же, перед нами не стояла задача спрятаться от вовкулака. Совсем наоборот – нам нужно было, чтобы он легко понял, в каком доме остались люди, и нагрянул туда с целью поживиться свежей печенью. Вот тут мы его и встретим. Тепленького.

Или какими там бывают вовкулаки…

Глава 15
Увлекательная ночь на седмицу в Соломянке

Хлев, где мы привязали наших лошадей, пришлось запереть крепко-накрепко. Подпускать вовкулака близко к лошадям желания не было никакого. Если бы и не сожрал он их, то мог запросто задрать, тем более что особого труда это для него не составило бы. Достаточно ему было лапой махнуть своей когтистой, чтобы кишки лошадиные вывалились на землю.

Тихомир нарисовал углем на воротах хлева защитный знак в виде трех лежащих на боку крестов, с летящим копьем над ними. Остатков его магии не хватило на то, чтобы наложить на ворота настоящее заклятье, а потому он просто рассыпал перед порогом соль, которая нашлась в доме. Всем известно, что вовкулаки не любят соль и почему-то ее боятся. Это не означает, конечно, что если осыпать солью всю землю вкруг дома, то вовкулак испугается и сразу убежит. Соль, конечно, неприятна для него, но не настолько, чтобы отказаться от свежей человеческой печени.

Комнат в доме старосты хватало. Мы расположились в горнице. Это была самая большая комната в доме, да и два окна ее выходили во двор, на ворота. В остальных комнатах, а их я насчитал всего четыре штуки, все ставни пришлось закрыть. Если вовкулак примется их выламывать, нам легче будет понять, где он находится.

В любом случае, встретить его лицом к лицу, – а точнее, лицами к морде – нам предстояло именно в горнице. Здесь было достаточно просторно для того, чтобы размахнуться мечом или булавой. А вот вовкулак, в силу огромного роста, потеряет здесь большую часть своих преимуществ. И это сильно облегчит нам задачу… Наверное. Хотя, я могу и ошибаться. И если это так, то все может обернуться достаточно грустно для всех нас.

Думая обо все этом, я поглядывал на воеводу с его помощниками, которые с невозмутимым видом подтачивали камнями свои мечи.

– Вовкулак кольчуги не носит, – негромко объяснял Добруня. – А потому заточку нужно делать «на бритву», чтобы резало лучше. А вот если супротив беценека идти, тогда точить следует «на топор» – так кольчугу лучше прорубает, и клинок не портится…

Подобные премудрости мне не были известны. Я выложил на широкий обеденный стол широкий меч Тихомира, а рядом положил свою шпагу, которая рядом с этим большим грозным оружием казалась какой-то детской игрушкой. Да и сам я ощущал себя в некотором роде ребенком, которого взрослые дяди взяли с собой на охоту.

Эти огромные богатыри были теми самыми витязями, о которых мне в детстве сказывал отец. Теперь, когда они слезли со своих крепких скакунов и сняли с головы боевые шлемы, я видел, что возрастом постарше меня выглядел только сам воевода Добруня Василевич, да и то не намного, на несколько годков всего. Беляк же с Кушаком может и помладше меня были, да только жизнь их не особо баловала, так что повзрослеть им пришлось куда как раньше. Наверняка, как только меч в руках держать силушек стало хватать, так и отправились в войска.

В доме нашлись свечи. На столе в горнице оставили одну, прямо напротив окна, чтобы со двора ее огонек заметен был, а вторую я отдал Насте, которая устроилась в небольшой комнатке рядом с горницей. Должно быть, некогда эту комнату использовали в качестве кладовой, но потом жильцов в доме по какой-то причине прибавилось, и тут поселили кого-то из детей. Во всяком случае, на большом сундуке с плоской крышкой лежал овчиной кверху огромный тулуп, а на нем – связанные узлом какие-то одежки. Узел этот, как я понял, служил в качестве подушки.

Окна в комнате отсутствовали вовсе, но для нас это было только к лучшему. Почуяв девичий дух, вовкулак не станет ломиться к Насте в комнату через окно, а наверняка попытается ворваться через двери, и тогда ему не миновать горницы. А мы с воеводою и его помощниками – тут как тут. С мечами, «на бритву» заточенными…

Ох, не знаю уж чем тут дело закончится! Магия моя в этом мире по-прежнему не желала никак себя проявлять, хотя я и чувствовал ее присутствие. Малоприметное, но постоянное, неотступное. Но так было даже хуже, чем не чувствовать ее вообще. Это похоже на то, когда у тебя чешется место на спине где-то промеж лопаток, но дотянуться до него, чтобы почесать, ты никак не можешь, как не стараешься.

Вот если бы ее не было вовсе, если бы не чуял я магии своей, то и не прислушивался бы к себе всякий раз, не пытался бы вызвать ее, и не проверял бы то и дело ее наличие. А надеялся бы только на свою шпагу, да на меч Тихомира.

Кстати, весьма интересно: будет ли работать в этом мире заклинание, наложенное на мою шпагу? Оно неплохо работало в моем мире, всякие там демоны очень не любили моего клинка. Но как дело с этим будет обстоять здесь, в Серой Руси? Как отнесется к этому местная нечисть?

Похоже, что очень скоро я это узнаю. Из первых рук, так сказать…

Вскорости за окном совсем стемнело. Последний красный лучик опустился за горизонт, и бычьи пузыри на окнах погрузились во тьму. Теперь поблескивал в них лишь размытый огонек свечи.

Я в очередной раз прислушался. Было очень тихо, лишь изредка где-то далеко начинала тявкать оставленная хозяевами собака, фыркали порой в амбаре лошади, да шумно дышали воеводины помощники. Они сидели у стола, положив мечи на колени, а булавы перед собой. Луки и колчаны со стрелами лежали тут же. Сам воевода сидел на скамье у окна, опираясь на обнаженный меч, как на посох. Тихомир же стоял в углу, прямо и неподвижно, похожий на стража у дверей дворца высокочтимого господина.

Пройдя через горницу, я заглянул в комнату к Насте. Она сидела на сундуке, свесив ноги, держала горящую свечу перед собой и смотрела на ее огонек как завороженная. Когда я вошел, она глянула на меня лишь мельком, а потом снова уставилась на свечу. Огонек над ней был почти неподвижен.

– Не страшно тебе? – спросил я шепотом.

– Страшно, – отозвалась Настя, и огонек тут же вздрогнул, забился во тьме. – Очень страшно. Оттого, что вовкулак убьет тебя, подлеца, а мне придется за Кушака замуж идти, чтобы не сгинуть здесь одной, среди этих дикарей… А что – детей мужу нарожаю, медицине обучу. Великими знахарями они станут! Почет и уважение им будет. Кушаковыми зваться начнут!

– Отличный план, – согласился я.

– Отличный⁈ – громко прошипела Настя, резко ко мне развернувшись. Отблеск свечи сверкнул в обоих ее глазах дьявольским огоньком. – Отличный, говоришь⁈ Ты зачем здесь остаться решил, башка твоя дурья⁈ Для чего тебе этот вовкулак чертов сдался⁈ Из шкуры его себе шубу пошить решил?

– Нет… – растеряно отозвался я. – Даже не думал об этом… Но мысль, кстати, хорошая. Шуба из вовкулака! В Петербурге такую за хорошие деньги продать можно было бы.

– Да подавись ты этой шубой! – сказала Настя обижено. – Ну зачем тебе этот вовкулак, Сумароков⁈ Это чужой мир! А у тебя в своем собственном проблем полная глотка! Сидели бы сейчас в Лисьем Носе, чай с пряниками попивали, так нет – ждем здесь в потемках, пока за нами оборотень явится…

Я неуверенно пожал плечами.

– Ну так… помочь людям надо! Зверюга опасная, много народу еще пожрать может.

– Это не твои люди, Сумароков! Это чужие люди!

– Ну так люди же… А домой мы завсегда успеем вернуться, сколько бы здесь времени не прошло. Беспокоиться нечего. Не родился еще тот зверь, который Лешку Сумарокова на тот свет приберет!

Не успел я договорить эту фразу, как где-то наверху, на самой крыше, что грохнуло. Это было похоже на то, как если бы на нее уронили что-то очень тяжелое.

Или же кто-то очень тяжелый прыгнул на нее.

Настя сильно вздрогнула, едва не выронила свечу. Мне показалось, что она собирается вскрикнуть, и тут же приложил к губам палец: тише, мол. Уставившись на меня округлившимися глазами, Настя медленно кивнула.

Я шагнул вон из комнаты, тихо прикрыл за собой дверь и быстро вернулся в горницу. Все воины уже вскочили на ноги и сжимали в руках оружие. Задрав головы, они шарили глазами по потолку, как будто вовкулак мог провалиться в горницу прямо через крышу. Хотя… Я не знал его вес, и тем более не знал, в каком состоянии находится крыша старостиного дома, так что подобные опасения могли быть вполне оправданы.

Я мельком глянул на Тихомира. Он все так же стоял в своем углу, спокойный и неподвижный, и только призрачный меч его, слегка отсвечивающий голубым, был уже обнажен.

Быстро подойдя к столу, я взял в правую руку подлинный меч Тихомира, а в левую – свою шпагу. Пятясь, отступал от стола, пока не уперся спиной в стену, и только тогда замер. Прислушался.

– Наверху… – громким шепотом сказал Беляк очевидное, потыкав мечом в потолок.

Я кивнул. С крыши тут же послышался мелкий цокот, как будто козочка по камням пробежала. Пробежала и притихла, притаилась.

– Что это? – так же шепотом спросил Кушак. – Не похоже на вовкулака. Может птица какая?

– Знаю я, что это за птица такая! – с довольным видом сообщил воевода. – Эта птица так тебя клюнет, что на ногах не устоишь…

Наверху раздался глухой удар, что-то зашуршало, а затем послышался отвратительный рвущий душу визг. Я не сразу понял, что он может означать, и в воображении моем появилось морда отвратительного чудовища со слюнявой раззявленной пастью, из которой и вылетал этот самый звук. Но воевода вдруг кивнул на потолок и сказал коротко:

– Гвозди визжат. Доски рвет…

Отвратительная морда в моем воображении тут же пропала, место ее заняла безликая серая тень, отрывающая доски с обрешетки крыши.

Кушак подкинул в левой руке булаву, в правой поиграл мечом и проговорил сквозь зубы: «Ну давай… Давай!» И медленно двинулся через горницу, не отводя глаз с полотка.

– Что ж ты такой неповоротливый? – приговаривал он. – Иди уже к нам, иди… Мы ждем тебя, скучаем можно сказать… Зачем же заставлять ждать хороших людей? А мы ведь и впрямь хорошие, ей-богу. Не веришь? А вот ты приди и проверь…

Он нес и нес всякую чепуху, и мне казалось уже, что он никогда не заткнется. И как только я об этом подумал, Добруня Васильевич окликнул его:

– Кушак!

Тот замер у самых дверей и, не отводя глаз от потолка, спросил:

– Ась?

– Закрой рот.

– Ну дык ведь…

– Цыть, я сказал!

– Тш-ш-ш-ш! – зашипел вдруг на них Беляк. – Кажись, смолкло…

И действительно – пока Добруня с Кушаком спорили, шум на крыше и в самом деле притих. Я затаил дыхание, чтобы не пропустить ни звука, но ничего больше слышно не было.

А затем мимо одного оконца промелькнула невнятная тень, и все взгляды устремились туда. Рванувшись к окну, я попытался хоть что-нибудь рассмотреть сквозь мутный бычий пузырь, но тщетно – даже ярким днем это сделать было бы непросто, а сейчас я смог увидеть лишь свечной отблеск да собственное размытое отражение.

– Лексей! – негромко окликнул меня Добруня. – Отыть оттуда. Он могёт тебя прямо через окно за харю лапой схватить, и опомниться не успеешь, как головенку из плеч вырвет!

Я отшатнулся. Воевода дело говорил: может я и не видел своего противника, притаившегося где-то снаружи, но он-то меня наверняка уже заметил. Вовкулаки превосходно видят в темноте, и тем более им не составит труда рассмотреть человека в комнате, в которой горит яркая свеча.

– Здесь! – вскрикнул вдруг Беляк, мечом указывая на второе окно.

Все дружно развернулись туда же. Что-то темное и длинное проскользнуло за окном, громко хрустнула ветка, прошелестела трава. В амбаре заржали лошади. Затем на некоторое время все стихло, но продолжалось это недолго – грохот, похожий на раскат грома, заставил нас вздрогнуть. А следом раздался протяжный крик со стороны амбара, и от этого крика кровь стыла в жилах. Наверное, так кричит ребенок, когда с ним случается какая-то внезапная обидная неприятность.

– Что за чертовщина? – прошептал Кушак. – Там дитенок? Откуда там взяться дитенку?

– Тихо! – шикнул на него Добруня. – Никакой это не дитенок. Во всей деревне никого, кроме нас не осталось. Это он, это вовкулак… Он хочет, чтобы мы вышли из дома, вот и выманивает.

И снова послышался длинный детский крик. Но в самом своем завершении он вдруг захлебнулся, перешел в хрип и наконец переродился в самый настоящий волчий вой, после чего внезапно смолк.

Добруня рассмеялся. Подошел к окну и крикнул:

– Эй, мы здесь! Иди к нам, волчара, туточки и посмотрим, кто кому печенку вырвет!

И громко постучал рукоятью меча по стене. В ответ что-то с силой ударил в стену с той стороны, да так увесисто, что со стен и потолка полетела труха. Добруня отпрянул, и сразу же снова рассмеялся. Точнее, он оглушительно захохотал.

– Напугать нас хочешь, нечисть поганая⁈ – крикнул он. – А нам не страшно! Ух! – он с силой стукнул мечом по стене, даже щепки полетели. – Ух! – и снова стукнул.

– Ух! – к нему моментально присоединились Кушак с Беляком, и их мечи тоже застучали по стене. – Ух! Ух! Ух!

Тень скользнула сперва мимо первого оконца, затем мимо второго и на какое-то время исчезла, и ни единого звука пока вовкулак не издавал. И тогда я тоже врезал мечом по стене и выдохнул шумно:

– Ух! Ух!

Тень вновь накрыла второе оконце. И уже больше не пропадала. Я не видел, кто стоит там, по ту сторону бычьего пузыря, но он явно присутствовал и никуда уходить не собирался. Мне показалось, что он увидел меня и теперь внимательно изучает, пытаясь понять из каких неведомых миров попал сюда этот человек и почему от него так сильно несет магией, но он не может ее использовать.

Я чувствовал его. Он был совсем рядом, и каким-то своим вторым потусторонним зрением я видел, как силовые линии местного магического поля пронизывают его, искажаясь при этом, но все же прорисовывают силуэт некого существа, стоящего по ту сторону стены.

Сложно узнать того, кого ты никогда не видел воочию. А впрочем, не было никакой разницы в том, чем отличались местные вовкулаки от тех, что водились в моем мире. В любом случае, и те и другие были опасными тварями, которых надлежало уничтожать.

Вовкулак – это вам не демон Запределья, которого может убить только другой демон, а простой же смертный способен лишь развоплотить и отправить прочь из своего мира обратно, туда, откуда он был призван. Вовкулак – это простая нечисть, порождение твоего же собственного мира. Местная живность, так сказать, которой с человеком очень тесно на одной местности.