Текст книги ""Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Юлия Шахрай

– Кто обещал, с того и спрашивайте!

Хорошо хоть вообще разносят воду раз в день, иначе на соленом сале да селедке быстро коньки отбросишь, от обезвоживания, или еще от чего-то подобного. В итоге вагон так провонял селедкой, мочой, потом, табачным дымом, дешевым мылом, и еще неизвестно чем, что стоит только закрыть форточки, как уже через десять-пятнадцать минут в нем становится нечем дышать. А что вы хотели. В вагоне десять камер. Восемь из них считаются десятиместными, но меньше шестнадцати человек нет ни в одной из них. Девятая-десятая камеры называются одиночными, в них обычно находятся люди с особого режима, или женщины, или, что бывает достаточно редко дети. Я в силу своего шестнадцатилетнего возраста, и считаюсь пока ребенком. Поэтому, наверное, единственный из всего вагона, кто едет в относительном комфорте. Во всяком случае, могу сидеть, лежать, когда мне вздумается или же прогуливаться по камере. Да, три шага в одну сторону и столько же обратно, но другие лишены, даже этого.

Десятая может служить и карцером, хотя это, пожалуй, самая теплая камера из всех остальных, хотя бы потому, что примыкает к «чистой» зоне вагона, в которой обитает конвой. А там все же значительно теплее. Но она же может помимо решетки закрываться и железными ставнями. Правда их используют довольно редко, в основном против буйных, или по специальному распоряжению. В данный момент она пустая. Вначале хотели заселить и ее, но начальник караула запретил это делать, по слухам на одном из этапов, должны будут принять женщин.

В обычной камере вагона три яруса. На нижнем обычно просто сидят. В принципе можно, наверное, и прилечь, но учитывая то, что народу много, тут только сидят, или топчутся возле кормушки. Дело в том, что средний ярус, то есть второй этаж имеет откидную полку. В откинутом положении она закрывает две трети прохода, оставляя самый минимум возле двери, но благодаря этому, появляется как минимум три дополнительных лежачих места. Вот и выходит; Двое на самом верху, пятеро или иногда шестеро посередине, и восемь человек сидя внизу. Правда есть еще пара козырных мест, под нижними нарами, но это для обиженных, которые не совсем люди. Точнее таковыми здесь не считаются.

Судя по разговорам, конвой в такую даль организован в основном из-за меня и еще пятидесяти трех зэка, отправляющихся в одну из зон Дальнего востока. Но это вовсе не означает, что вагон пуст. Помимо основного состава здесь едут и люди, которые «сходят» на других остановках, распределяясь по зонам, находящимся по пути следования.

Вот и сейчас лежу на втором ярусе своей камеры, прильнув лицом к решетке и разглядываю проплывающие мимо вагона красоты Сибири, благодаря открытой форточке, возле которой пристроился один из солдатиков. Правда, учитывая то, что полка расположена достаточно высоко, мне удается увидеть только часть проплывающего мимо пейзажа. Точнее совсем кусочек прилегающей к железнодорожному пути местности. Но с ругой стороны, я рад и этому, хоть какое-то развлечение.

Арестовали моего предшественника вначале января, поэтому одет он был по-зимнему, и сейчас все это было только на пользу, хотя за окнами и конец мая, но вечерами все же прохладно, особенно учитывая то, что вагон полностью металлический, и никакого отопления в нем не предусмотрено. Точнее говоря оно есть, но май не тот сезон, чтобы топить печь. Может на половине конвоя и теплее, а здесь под утро полный дубак. Так что ватная куртка сейчас прямо к месту. В рюкзачке имелось еще и кое-что из того, что осталось с воли, но после суток езды, все перекочевало на меня. Так теплее.

В рюкзачке, что имеется у меня осталось только полотенце, а в довольно просторном полиэтиленовом пакете, мыло и зубная щетка. Зубной порошок сочли запрещенным предметом и изъяли. Впрочем, толку от него здесь все равно бы не было. Умываться здесь негде. Воду раздают раз в сутки и фактически получается одна единственная кружка. Просто большей емкости у меня нет, хотя иногда все же идут навстречу, и как малолетке приносят воду еще разочек, если конечно попросишь.

Зубной порошок для чистки зубов, изъяли на обыске, сказав, что не положено, вдруг это какой-то наркотик, типа героина. Кроме того, у меня есть с десяток пачек сигарет «Прима» и несколько коробков со спичками – подгон от приятелей из детского дома, моя им благодарность за это. Помимо сигарет в рюкзачке лежит полторы буханки хлеба и кусок сала, которые достались мне перед этапом. Правда давали две буханки, но половинку я уже съел. Тут же в рюкзачке имеется и обычная эмалированная кружка, и алюминиевая ложка. Последняя, насколько это было возможно заострена по краю ручки, и приспособлена под резку хлеба и сала. Увы, нож для зэка не положен.

На вторые сутки пути я сильно замерз. Дело в том, что прямо напротив камеры постоянно открыта форточка, и оттуда сильно дует. С одной стороны меньше вагонных запахов, с другой, в камере гораздо холоднее, что в остальных. Там из-за скученности людей, все же теплее, а я нахожусь в камере в одиночку. Поразмыслив над своим положением, решил создать себе дополнительное утепление. Сделал это достаточно просто. Выложил из рюкзака все что в нем имелось, хорошенько протряс его от крошек, и вывернув наизнанку, заправил в один угол. Получился некий треугольный конверт, который я напялил себе на голову. Выглядело все это конечно ужасно, зато ночь проспал гораздо спокойнее.

На следующий день не стал разбирать конструкцию, просто слегка подвернул уголки, и получилось нечто отдаленно похожее на капюшон. Увидев это, конвоир тут же позвал начальника караула. Тот взглянув на это непотребство спросил, чем это я здесь занимаюсь. Объяснил все как есть, добавив, что хочу еще полотенце на себя накинуть в качестве шарфа.

– А ты, что хотел. Здесь тебе не курорт!

– Вот и выживаю как могу.

– Ну выживай. – Усмехнулся начальник караула.

Полотенце вскоре действительно перекочевало мне на шею. Сигареты, рассовал по карманам, подумав о том, что подселят ко мне какого-нибудь малолетку, и поди докажи, что это твое. Остался только хлеб и сало. Поэтому освободил полиэтиленовый пакет, в котором лежала зубная щетка и мыльница с куском мыла, вывернул его наизнанку, чтобы запах мыла не передался куда не следует. Располовинив заточенной ложкой буханку вдоль, на мягкую сторону уложил порезанные кусочки сала, поверх них покрошил хлеба, и все это сунул в пакет, который положил во внутренний карман куртки. Получилось вполне сносно и даже в какой-то степени удобно. За счет тепла тела, сало чуть подтаяло и пропитало собою хлеб. Получилось довольно вкусно. Съел, можно сказать с удовольствием. Вскоре сало, лежащее на половинке хлеба, накрывала только ставшаяся от второй половинки корочка.

Так и стал ходить последующие дни, и не особо мешает, и все под рукой. Помимо всего вышесказанного у меня имелись еще и деньги. Дело в том, что вместе с передачей сигарет, от пацанов из приюта, имелась еще и вложенная записка. Правда хоть и старались написать не слишком понятно, но вертухаи люди опытные, поэтому прощупали все сигареты. И наверняка вынули все вложенные деньки, не заметили только одну десятку, а может и пожалели пацана, оставив хоть что-то, и сейчас она у меня находилась под стелькой в ботинке.

Вы, знаете, как в вагоне выводят зэка на оправку в туалет? Солдатик стоящий на часах в коридоре просвещал всех желающих, показывая свои знания Устава Внутренней Службы. Так вот, согласно устава, для этого требуется четверо человек из состава конвоя. Один из них выставляется на пост возле туалета, другой в противоположном конце коридора, а еще двое обеспечивают выход осужденного и сопровождение его до туалета и обратно. Представляете сколько времени все это бы занимало, действуй солдатики по уставу. Пусть даже на каждого зэка уходило от трех до пяти минут, при общем количестве людей от ста тридцати человек, они бы занимались этим часов десять.

Понятное дело, что это никому не интересно. Поэтому чаще всего, поступают по упрощенной схеме. Один конвойный становится в конце коридора, возле входа на «чистую» половину, другой возле туалета, а помощник начальника караула, открывает дверь камеры, выпускает оттуда очередного «одинокого соискателя» и командует:

– Бегом!

Сам же оставаясь на месте возле камеры, прикрыв дверь. Хуже всего, при этом приходится тому, кто находится возле туалета. Дверь в уборную закрывать не положено, вот и приходится принимать на себя все ароматы, исходящие из того помещения. А ароматов хоть отбавляй. Уборную уже на второй день загадили до такой степени, что там негде было не то, чтобы присесть, для утоления своих надобностей, но даже найти относительно чистое место, поссать и то было большой проблемой. Как оказалось, для взрослых зэка, смывать дерьмо – западло. Тогда получается, что все туалеты в зоне засраны по самую крышу? Я просто недоумевал. Оказалось, что делается это специально. Кто-то «нечаянно» забывал смыть за собою унитаз, а следующему, уже было западло смывать чужое дерьмо. То есть за собой можно, а вот за другим, уже западло. А гадить выстраивая пирамиду, это в порядке вещей! В итоге, уже на второй день над унитазом выросла целая пирамида, часть которой оказалась на полу. Конечно в вагоне есть проводник, который и обязан все это убирать, но дело в том, что по правилам он не имеет право появляться там, где находятся зэка. Поэтому уборка будет произведена, только на одной и длинных стоянок, где проводник, сможет обойти вагон по перрону, и попасть в туалет со стороны второго тамбура. И то, при условии, что будет возможность куда-то это все убрать. Все же станция является так называемой санитарной зоной, и места для складирования фекалий, там как бы не предусмотрено. Пока же наслаждайтесь запахами.

После того, как вывод на оправку заканчивается, начинается раздача селедки. Помните, я говорил о том, что в тамбур вагона была загружена целая бочка с маринованной сельдью иваси. Как оказалось, несмотря на соленость и костлявость, она пользуется среди контингента немалым спросом. Вначале, пока бочка была полна, конвоиры справлялись и сами. Как опустела почти наполовину, к этому стали привлекать и меня. По большому счету, я вполне мог и отказаться. Я не шнырь, не шестерка, у меня достаточно уважаемая среди людей статья, и вполне можно было объявить себя блатным и посылать всех лесом. В принципе так и собирался сделать, но подумав решил, а почему бы и нет. Все лишняя прогулка по вагону, да еще и с выходом в тамбур, мало ли, хоть чистым воздухом подышать. Да и после раздачи, можно зайти помыть руки и спокойно без криков конвойного оправиться.

Глава 2

2

В этот день была долгая стоянка на товарной станции города Красноярска. Столыпинский вагон, в котором я нахожусь всю дорогу, судя по разговорам конвоя, все время тащится в хвосте какого-нибудь товарного состава, именно поэтому в этот день вагон торчал на какой-то товарной станции, хотя в том же Ташкенте, отправлялся с Центрального Вокзала. Вначале вроде бы, ждали караул местных конвойников, которые должны были забрать из вагона часть зэка и добавить своих, потом, возможно из-за задержки местного конвоя, произошла какая-то не стыковка и нас не прицепили к нужному составу, из-за чего крики начальника караула были слышны даже у нас. С другой стороны, благодаря этому, проводник, наконец-то навел порядок в уборной, что лично для меня, было куда важнее, чем все эти задержки. И туда хотя бы можно было зайти, не опасаясь во что-то вляпаться. Когда наконец вагон прицепили к какому-то составу, вдруг обнаружилось, что впереди еще почти полчаса, а то и больше санитарной зоны, и выход в туалет, в очередной раз был отложен. В соседних камерах, ворчание, постепенно переходило в недовольство. И если вы думаете, что подобное никого не волнует, то жестоко ошибаетесь. зэка тоже могут создать такую ситуацию, что конвойным придется вылезать из кожи, чтобы хоть как-то утихомирить людей. Например могут начать раскачивать вагон. По команде кого-то из зэка все люди находящиеся в вагоне, вдруг одновременно поднимаются на ноги и одновременно садятся на нары. Несколько таких подъемов подряд, и вагон, начинает раскачиваться как на качелях, и и если вовремя это не пресечь, то может и вообще слететь с путей. А виноват в любом случае, будет начальник караула. Поэтому конвоиры стараются не доводить до подобного.

Время, между тем неумолимо двигалось к вечеру, и все говорило о том, что на оправку и последующую за ней раздачу селедки придется осуществлять уже в темноте. В принципе большой разницы не было, но солдаты тоже устали и хотели отдохнуть. Поэтому начальник караула распорядился начать сегодня именно с селедки, чтобы не терять времени. Начальник объяснил ситуацию осужденным, и все вроде бы поняли проблему, и слегка успокоились. Меня, как обычно выпустили из камеры, и я в сопровождении одного из конвоиров, ефрейтора-азиата по имени Рустам, подхватил выданное мне им, желтое эмалированное ведро и отправился в тамбур вагона.

Чаще всего это происходило следующим образом. Выйдя в тамбур, мой сопровождающий пристраивался возле дверного окна, рассматривая проплывающие окрестности, и приглядывая за мной, а я добывал из бочки селедку и складывал ее в ведро, затем, когда ведро заполнялось до самого верха, говорил об этом Рустаму, обычно со мною был именно он. И мы шли к камерам. Здесь ефрейтор открывал кормушку, и я выкладывал в нее то количество рыбы, которое соответствовало количеству зэка сидящим в камере, после чего, мы переходили к следующей кормушке.

Все это занимало от силы полчаса и три ходки в тамбур и обратно. Последним «отоваривался» я сам, заодно еще раз заглядывая в туалет, чтобы хотя бы помыть руки от селедки, а заодно и оправиться. Сегодняшний день не был исключением, разве, что Рустам, обнаглел настолько, что при очередном заходе в тамбур, пока я набирал из бочки селедку, открыл дверь, ведущую из вагона, и пристроился возле нее, обозревая проплывающие пригороды Красноярска, через открытую дверь. Город фактически уже закончился и мимо нас проплывали какие-то заводы, автобазы и тому подобные организации. В первый раз я пристроился у бочки так, чтобы краем взгляда тоже уловить запахи воли, а уже возвращаясь после первой раздачи, подумал, а что я собственно теряюсь. Дверь открыта, налететь на Рустама со всего разгона и выбить его из вагона, заодно он обеспечит мне мягкую посадку. Поезд двигаясь по пригородам Красноярска, не особенно разгонялся, поэтому подобная задумка, вполне могла сработать. Или как вариант навернуть ему ведром по кумполу. Хотя это не катит, места в тамбуре маловато, задену за что-то и будет мне некогда. И удара не получится и еще чего доброго нападение на часового пришьют.

Мой сопровождающий похоже даже не предполагал, что я могу решиться на что-то подобное. С другой стороны, может он в чем-то и прав. Сам Рустам, здоровенный достаточно плотный, хотя и несколько рыхловатый парень примерно девятнадцати лет. В сравнении с ним, вряд ли меня можно назвать его соперником. Мало того, что я ниже его ростом, и меньше возрастом, так еще и давала о себе знать, почти полугодовая диета, на которой я находился с середины января, когда моего предшественника – Серегу арестовали на платформе Ташкентского вокзала, и до окончания следствия, и отправки на этап. Считай четыре с лишним месяца, на безвкусной баланде, приготовленной умельцами из Таштюрьмы, так в Ташкенте называют Следственный Изолятор.

Подобной наглости, я точно на собирался упускать. А прозябать пять лет за решеткой в самые лучшие годы, было выше моих сил. Нет, я не готовился к побегу заранее, но и упускать такую возможность, когда все прямо указывает на то, что:

– Вот открытая дверь и тупой азиат, который ни хрена не соображает, и плюет на Устав Караульной Службы, который написан кровью, или как там это называется, так что ты теряешься?

Поэтому едва парень, вновь открыл дверь придерживаясь за поручни засмотрелся на, что-то находящееся вне вагона, вывалившись из него почти на половину корпуса, как я, поставив ведро на пол со всей дури взял разгон в его сторону и всей своей, хоть и не очень большой массой усиленной за счет разгона, врезался в стоящего возле открытой двери парня, хватая его за пояс, и выталкивая из вагона.

Естественно, что тот, совсем не ожидая этого, как пробка вылетел вместе со мною из вагона, ударившись о землю и покатившись вниз по откосу с железнодорожной насыпи. Внизу росли какие-то кусты, тут же скрывшие наше падение из вагона, и несколько раз хлестнувшие нас по головам. Хотя, учитывая то, что за тамбуром, в котором мы находились уже ничего не было, да и эта сторона вагона была цельнометаллической, окна выходили на другую сторону, заметить нас никто не должен был.

Первую встречу с землей принял на себя именно Рустам, потеряв при этом сознание, хотя мне тоже досталось, когда вместе с ним мы катились вниз по откосу, но гораздо меньше чем конвоиру. Самым же главным было то, что поезд продолжал движение и уходил все дальше и дальше от места нашего выпадения из вагона. Это говорило о том, мой побег, до сих пор не обнаружен. А когда это произойдет, будет уже поздно. Да и произойти это может если только часовому покажется, что мы слишком долго находимся в тамбуре, и он оторвавшись от своего постоянного места у форточки, решит дойти до тамбура и проверить, что произошло. Учитывая, что никаких криков со стороны тамбура не раздавалось, я рассчитывал как минимум минут на пятнадцать. А за это время, поезд окажется уже на правом берегу Енисея, а наверняка и еще дальше. Так что если кто-то и бросится нас искать, то в первую очередь будут искать именно там. На другой стороне реки.

Первым делом, мне захотелось убедиться, что Рустам жив. Как-то не хотелось записывать на себя гибель ни в чем не повинного, хоть и бестолкового солдата. Ему, наверняка, и так достанутся все «плюшки», когда начнется разборка происшествия. Мало моего побега, так еще и потеря оружия. Пистолет я решил забрать, а то вдруг очнется раньше времени, и начнет палить вдогонку. Хоть по малолеткам стрелять и не положено, но и открывать двери тоже. Так, что шут его, этого азиата знает. Взглянув на него, вдруг с ужасом отшатнулся в сторону. На какой-то момент, мне вдруг показалось, что я вижу его насквозь. То есть несмотря на одежду, прекрасно вижу всего внутренности – легкие поднимающиеся и опускающиеся в такт дыханию, сокращающееся сердце, и кишечник, причем стоит мне захотеть, и я смогу увидеть даже то, что находится в самих кишках. Это так испугало меня, что я отшатнулся в сторону и потряс головой. Наваждение, тут же пропало. Отринув в сторону глупые мысли стянул с ефрейтора, солдатский ремень с кобурой пистолета, и быстренько охлопал его карманы, став богаче на пятнадцать рублей с какой-то мелочью, и обладателем довольно удобного перочинного ножа, нашедшегося в одном из его карманов.

Его документы были мне не интересны, Мой бушлат был гораздо удобнее его, обувь, находящаяся на мне, тоже вполне меня устраивала, а его шапку улетела куда-то в сторону и разыскивать ее я посчитал потерей времени. Поэтому еще раз нащупав пульс, и решив, что парень вскоре придет в себя, поднялся и побежал вдоль насыпи в сторону моста через Енисей. Почему именно туда? Не знаю, просто не особенно выбирал направление, стараясь оказаться как можно дальше и от солдатика, и от людей. По дороге слегка подтянул ремень, снятый с Рустама и опоясался им под курткой, чтобы скрыть кобуру с пистолетом. Скоро должно было стемнеть, и мне нужно было выбрать место, чтобы переночевать. Не буду же я шастать по ночам в незнакомом городе привлекая к себе внимание.

Место я нашел неподалеку от какой-то рыбацкой пристани, устроившись на скамейке возле одного из эллингов с лодками рыбаков. Перекусив, имеющимся при себе хлебом и салом, выкурил сигаретку и прилег на скамейку, задумавшись о том, что мне делать дальше.

По большому счету маршрут был выбран задолго до того, как меня отправили за решетку, еще моим предшественником. В Детском доме, в котором Сергей провел считай все свое детство было принято назначать наставников из воспитанников старших групп. В обязанности такого наставника входило в каком-то смысле воспитание и введение в сообщество, вновь прибывших детей. Наставник объяснял правила поведения, рассказывал, что можно, а что нельзя делать в приюте, помогал со школьными занятиями, улаживал драки и ссоры, одним словом был, кем-то вроде старшего брата, или няньки если подопечный был слишком мал. По мере взросления, подопечный и сам обзаводился младшим братцем, если конечно его поведение не выбивалось за рамки дозволенного, и в итоге образовывалась некая семейная цепочка, из нескольких человек. В отсутствии нормальной полноценной семьи, даже такая видимость близкого человека, которому можно было «поплакаться в жилетку», или получить защиту, давала видимость родства и надежду, когда-то обрести семью настоящую.

Сергею, в этом смысле повезло. Женька, оказался действительно настоящим старшим братом для пацана, и первое время ходил за ним, чуть ли, не вытирая тому сопли и слезы. В итоге все это переросло в крепкую дружбу, и когда Евгений выпустился из Приюта, и отправился на службу в армию, между ними завязалась довольно оживленная переписка. После окончания службы Евгений решил не возвращаться обратно в Ташкент, и остался на сверхсрочную службу, и не однажды приглашал к себе своего названного брата, хоть в гости, а хоть и навсегда, обещая тому помочь и с жильем, и с работой.

Именно поэтому, перед тем, как обнести квартиру директора гастронома, мой предшественник созвонился со своим старым другом, и названным братом, и спросил его в силе ли те приглашения, что он присылал ему ранее. Заодно и поинтересовался, не будет ли тот против, если Сергей отправит на его имя ценную бандероль с некоторыми личными вещами, которыми не хотелось бы рисковать при поездке в поезде. Единственные вопросы касались времени приезда, и не испортятся ли вложенные в посылку вещи.

– Продуктов там точно нет, так что портиться нечему, но сюрприз будет. Так что пожалуйста, сохрани посылку до моего приезда, и главное никому не говори о ней.

Одним словом, договор был заключен. И сразу же после посещения известной квартиры, мой предшественник добрался до районного городка в Ташкентской области, и отправил оттуда все, что взял в квартире директора гастронома, оставив для себя лишь немного денег на билет и для того, чтобы подготовиться к дальней дороге. Увы поездка сорвалась, по причине ареста. А там появился и я. И теперь «сойдя» с поезда по дороге в Биробиджан, решил, что лучшим вариантом будет доехать до приятеля. Все же в отправленной посылке есть и деньги, и драгоценности, и самое главное кое-какие документы.

Паспорт, как нужный в дороге, Сергей тогда оставил при себе, а свидетельство о рождении, свидетельство о восьмилетнем образовании, взятое в приюте под предлогом подачи документов в Профтехучилище, и некоторые справки были отправлены почтой другу. Тут еще бралось в расчет и то, что путешествовать в поездах с такой огромной суммой денег и золота, было очень рискованно. Все это могли просто украсть, а почтовый перевод давал хоть какую-то гарантию, что бандероль доставят до места, и она окажется в надежных руках приятеля. Евгений сохранит ее до прибытия, а Сергей, рано или поздно добравшись туда, обзаведется и деньгами, и документами. И все встанет на свои места.

Идея была просто прекрасная, особенно учитывая то, что хоть паспорт и был изъят, но на основании свидетельства о рождении, можно было получить новый. Тем более учитывая то, что сейчас шел 1976 год, и согласно постановлению правительства, этот год бы началом введения паспортов нового образца, бланки нового образца имелись еще далеко не везде и на обмен паспортов имелась некая очередность. А Сергею просто повезло родиться в ноябре 1959 года, и вначале он получил паспорт еще старого образца, который потом изъяли при аресте.

Согласно же постановлению, переход на новые паспорта должен был осуществиться с 1 января 1976 года, по 31 декабря 1981 года, и всегда можно было сослаться на то, что я паспорт еще не получал. Тем более, что никаких отметок в свидетельстве о рождении о получении паспорта, или в открепительном талоне из приюта, взятом для прописки в общежитие ПТУ, у меня не имелось.

Долго отдыхать мне не дали, послышался шум, и я, чтобы не привлекать к себе внимания, тем что я собираюсь ночевать на скамейке, поднялся с нее и вышел к берегу реки. Как оказалось, это был какой-то рыбак, собирающийся в ночное. Выведя на воду свою «Казанку», он колдовал с подвесным мотором, при этом нещадно матерясь, и проклиная его всеми словами, которые только знал. В какой-то момент, ничего от мотора не добившись, решил передохнуть и присел на бортик где закурил, одновременно с этим заметив мой силуэт, и похоже с кем-то спутав в темноте, произнес:

– О! Санек, тоже решил порыбачить?

– Да, вот. – Несколько неопределенно ответил я, поняв, что в темноте меня с кем-то спутали.

– Ладно, не расстраивайся, сейчас запущу этот чертов «Вихрь» чтоб ему пусто было и подброшу тебя на островок, а утром, уж сам как-нибудь, я в низовье пойду. – Здесь похоже имелся неплохой островок для рыбалки, и мужчина, спутавший меня, решил помочь до него добраться.

С этими словами он сделал еще пару затяжек, намотал веревочку на вал двигателя и резко дернул ее. Мотор пару раз крякнул и заработал, временами подкашливая. Мужичок немного погазовал, затем едва отпустил рукоятку, как мотор вновь начал задыхаться. Вновь выругавшись, он произнес.

– Санек, сядь у руля и погазуй, только не сильно, пока мотор прогреется, а я пока снасти из эллинга принесу. Не хочется потом время терять.

Я тут же перебрался через борт лодки и устроившись у румпеля, начал потихоньку газовать, дожидаясь пока мотор наконец прогреется и начнет работать без перебоев. «Вихрь» – это еще тот геморрой, ему в будущем даже памятник поставят с надписью: «Лодочный мотор „Вихрь“. С любовью и ненавистью». С другой стороны, ничего лучше в союзе все равно было не найти, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть. На пристани, где я сейчас находился было темно, единственный фонарь, был на столбе возле въезда у будки сторожа, поэтому здесь можно было различить кого-то скорее по силуэту, или бликам на поверхности воды, от лунной дорожки. Может быть именно поэтому, меня и приняли за какого-то Санька. Впрочем, мне это было только на руку. Мужчина дошел до эллинга, вынул из него кучу удилищ и забитый чем-то рюкзак сгрузив все это в лодку и направился назад, сказав.

– Сейчас замок повешу и можно будет выходить. – Добавил он.

Мне этих слов оказалось достаточно. Остров мне был не интересен, а вот отправиться куда-то южнее было заманчиво. Я таким образом выбирался из Красноярска, и даже если меня будут искать надежно сбивал следы. Стоило мужику оказаться от лодки шагах в десяти, я различил его силуэт возле побеленной стены его лодочного сарайчика, как я переключил реверс мотора на ход, и дал газу, быстро отплывая от берега.

– Ты куда? – Тут же вскричал мужчина, на ходу разворачиваясь и подлетая к пирсу. – А, ну стой скотина! Убью бл***! А ну назад! Писец тебе, ублюдок!

Вслед за мной неслись многочисленные эпитеты, собрав которые вместе, меня не приняли бы даже в тюрьму. Но я его уже не слушал, поддав газу, довольно быстро встал на редан и направил лодку против течения, в сторону железнодорожного моста. Пошарив по румпелю нашел тумблер и повернув его включил переднюю фару, и ходовые огни. Кто знает, как здесь поставлена береговая служба, заметят катер без огней и все, пиши пропало, на Иртыше, где я провел свою юность в прошлой жизни, было именно так. Там штрафом бы не отделался, еще и катер бы отобрали и самого бы суток на пятнадцать. А здесь так и вообще, побег, угон катера, мало бы не показалось. Зато сейчас все нормально, моторка идет под огнями, мало ли хозяин порыбачить решил, ничего особенного. Тем более начало лета, запрет на ловлю рыбы, наверняка уже сняли.

Я же в очередной раз порадовался своей удаче. Кто знает, как все обернулось бы, не окажись я на пристани, а так, пока хватит бензина, вполне можно двигаться и по реке, а дальше, уже подыскивать себе другой транспорт. И хотя я двигаюсь не совсем в правильном направлении, тем не менее ухожу из Красноярска, то есть путаю следы погони, а такая наверняка рано или поздно произойдет. Вообще-то мне нужно попасть в поселок Топчиха, что находится в восьмидесяти километрах от Барнаула. Это совсем на другой реке, но сейчас важнее было оказаться подальше от Красноярска, а после можно будет решить, как быть дальше. Моторная лодка «Казанка» с тридцатисильным «Вихрем», развивала довольно высокую скорость. Судя по тому как быстро проплывали мимо меня прибрежные строения, скорость была где-то около тридцати километров в час.

Я даже в какой-то момент слегка убавил газ, боясь во что-нибудь врезаться, все-таки по руслу постоянно встречались какие-то острова. Заметив идущее впереди судно постарался пристроиться к нему в кильватер, хотя и держался примерно сотне метров от него. Зато учитывая его осадку, наверняка не сяду куда ни будь на мель, подумал я. Примерно через полчаса плавания, у меня над головой промелькнули три моста кряду, а строения расположенные по берегам реки сменились лесом, поэтому начал задумываться о том, чтобы пристать к какому-нибудь островку, чтобы, во-первых, осмотреться, во-вторых передохнуть и, в-третьих, посмотреть, что же мне досталось и как далеко я смогу уплыть.

К тому же учитывая, что меня спутали с каким-то Саньком, вряд ли мужик, побежит сразу писать заявление в милицию. Наверняка сделает совсем иное. Вначале, если разумеется знает адрес Санька, дойдет до дома, где живет этот самый Санек, и попытается устроить скандал именно там. Если же не знает, наверняка отложит это дело до утра, и все равно вначале попытается решить все это без привлечения ментов. Не принято сейчас вмешивать власть в местные разборки. Это уже потом, когда выясниться, что тот самый Санек, ни в чем не виноват, и спокойно дрых у себя на кровати, пока кто-то под его видом угонял лодку, тогда будет написано заявление. А уж, как долго раскачиваются менты, известно всем. Поэтому как минимум сутки у меня есть. Единственное, что может пойти не так, так это если «Казанку» на которой я сейчас плыву, увидит кто-то знакомый того мужика. Впрочем, я ни с кем не собираюсь общаться, поэтому подобное почти исключено. Просто дам по газам, если замечу, что кто-то приближается и все.