Текст книги ""Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"
Автор книги: Юлия Шахрай
Соавторы: Хайдарали Усманов,Дмитрий Шебалин,Алекс Войтенко
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 237 (всего у книги 350 страниц)
– Не носил, говоришь? Ну тогда и сожалеть не о чем.
Ни ему, ни мне.
– Куда дальше, Мазай? – вдруг спросил меня Хорки. – Может в Солнечную вернёмся? Или в Фельс? Ну после того, как заберём в Триеме награду. Нам же наверняка полагается награда, ведь так?
– Само собой, – кивнул я. – Зайцы забесплатно не работают.
А спасение мира я оценивал в весьма значительную сумму.
– Эх, и погуляем же мы, – улыбнулся своим мыслям парень. – Может, и мой камзол наконец пригодится. А если Император расщедрится, так и вовсе можно будет больше не брать заказы. Мы ж теперь не только герои Фельса, но и спасители дома Деневиль. Чем не повод для пожизненного пансиона? Скажем два золотых в декаду, но, разумеется, каждому. Мы ведь скромные, а излишки портят личность.
Хорки говорил что-то ещё, про большие планы и беззаботное будущее, но его слова впустую сотрясали воздух. Глаза мои вновь слипались, а тело жаждало самого обычного отдыха. Находясь на этой грани между сном и явью, я услышал, как оставленное Отрёкшимся наследие нашёптывает о совсем других перспективах. О новых мирах и скорых битвах, о сложном выборе и поисках возвышения. А также о грядущем расставании.
Трое не оставят меня в покое. Их слуги будут преследовать меня пока я ещё слаб. Да и другие Первые могут позариться на такое сокровище, которое теперь сокрыто в моей груди. И самым опасным из них является Ма́лек, отлично знающий где меня можно найти.
А значит, под угрозой окажутся все те, кто мне дорог и кто привык делить со мной тяготы и радости жизни.
Что ж, тем больше поводов поскорее стать сильнее, чтобы отбить охоту у всех желающих.
В конце концов, не так уж редко пешки доходят до края доски. Куда реже они отказываются от роли ферзя и начинают свою собственную игру.
Но когда это происходит, мир перестаёт быть прежним, а на смену одной истории приходит другая.
Эпилог
– Вот скажи мне, Колтун, как можно так долго собираться? – обратился к своему другу Хорки. Сам он уже был в седле, а его немолодой, но всё ещё своенравный конь нетерпеливо постукивал копытом.
– Ты бы не спрашивал, если бы тоже обзавёлся семьёй, – ответил рыжий, взбираясь на свою кобылу. – Лиска, кстати, спрашивала про тебя. Ждёт, что ты навестишь нас вновь.
– Передай ей, что обязательно загляну. И с подарками.
– Балуешь ты её сильно, – проворчал Колтун. – А она и рада. Говорит, что лучше тебя на всём свете никого нету.
Хорки от таких слов невольно улыбнулся, вспоминая о пятилетней рыжей непоседе. И хоть характер ей достался отцовский, но внешностью своей она, слава богам, пошла в мать.
– Ну десяток лет и, глядишь, приударю за ней, – не удержался он, прекрасно зная, что последует дальше.
Лицо Колтуна начало пунцоветь, а борода подёргиваться от заигравших желваков. Так что Хорки поспешил пришпорить коня, дабы избежать немедленной расправы над собой.
– Дошутишься ты однажды, – высказал своё мнение Зеф, отправивший свою лошадь следом. – Оттяпает он тебе твои причиндалы, так на всякий случай. А я вот их назад пришивать не буду. По крайне мере забесплатно.
– Боюсь, скоро мне твои услуги станут не по карману, – хмыкнул Хорки. – Слышал, ты недавно взял третью ступень. Поздравляю.
Лекарь на это спокойно кивнул, как и подобает новоиспечённому имперскому аристократу.
– А остальные где? – спросил Колтун, догоняя обоих товарищей.
– Решили не топтать траву возле твоего дома. Уж больно красивые цветы твоя жена насадила. Если по весне не проклюнутся, то жди беды. Так что парни будут ждать на развилке.
– Так бы и сказал, что боятся, – не без гордости проворчал рыжий.
– Ну после того раза, когда она на годовщину Лиски их колодезной водой окатила, дабы перегар сбить…
– Так то она ж с заботой.
– Вот пусть лучше о тебе, Колтун, и заботится.
Тот хмыкнул, но спорить не стал. Его-то как раз такой расклад устраивал.
– И что, даже братья будут? – уточнил он. – В прошлом году они не явились.
– Путь из Сияющего града неблизкий, сам понимаешь. Однако в этот раз они нашли время.
– Сивый и Горунар тоже приехали, – добавил Зеф. – Оба остановились в гостевом доме Блурвеля. И даже успели вчера надраться. Да так, что просили с утра их подлечить.
– Но ведь ты не согласился? – даже с какой-то злорадностью спросил у лекаря Колтун.
– Конечно, нет, – подтвердил тот. – Все знают правила.
– Значит все в сборе, – подытожил рыжий. – Жаль, что старик Раст уже не с нами. Он вроде как тоже… в этом году собирался…
Какое-то время они ехали молча.
– От Мазая по-прежнему нет вестей? – спросил Зеф.
На это Хорки лишь покачал головой. Семь лет уже минуло с той битвы за Трием. И почти столько же они не виделись с Мазаем, который, распрощавшись со всеми и раздав всю казну отряда, отбыл по каким-то своим загадочным делам, прихватив с собой только Полему. Отряд после этого практически сразу распался, и все вместе они собирались разве что раз в год. Да и то, повод для этого был на самый радостный.
Добравшись до развилки, где их уже дожидались остальные Зайцы, они все молча пообнимались, да похлопали друг друга по спинам. Сивый с Горунаром при этом действительно выглядели несколько помятыми, но не сказать, что несчастными. Может, попробовать уболтать всех задержаться на денёк-другой? Поставить на уши какой-нибудь столичный трактир…
Неторопливые мысли Хорки прервал едущий навстречу конный отряд. Большой и хорошо вооружённый, с начищенными доспехами и отглаженными плащами. Карета, которую они охраняли, выглядела не просто дорого, а так, что и самому Императору не зазорно было бы на такой прокатиться. Ну а красная роза на гербе не оставляла иных вариантов.
Значит, Рейнлиен уже побывал на могиле своего отца и возвращается обратно в поместье. Что ж, тем лучше для них. Неловкость в такой день ни к чему.
Как и предсказывал Кромвель, нынешний глава дома Деневиль не простил Зайцев за тот случай с его усыплением. Хотя сам Хорки был уверен, что тот всё прекрасно понимал. Просто не мог принять смерть отца, и от того был так холоден с теми, кто о ней ему напоминал. Да уж, не уберегли они друга.
Дабы пропустить благородную особу и её сопровождение, они всем отрядом были вынуждены съехать с дороги в подмёрзшую за ночь грязь.
– Даже не остановился, – с застарелой обидой пробормотал Сивый.
– Скажи спасибо, что не приказал нас упрятать в темницу, – ответил ему Колтун. – Как говорил Мазай, благородные редко бывают благодарными. Эх, был бы командир здесь, посмотрел бы я на этого зазнавшегося мальчишку.
– Мазай и сам был имперским аристократом, – напомнил ему Хорки. – А Рейн давно не мальчишка.
– И всё-таки обидно. Мы его спасли, а он…
– Да ладно тебе, – перебил рыжего Сивый. – Не нужно жить прошлым. Лучше радоваться дню сегодняшнему. Ты вот слышал уже, что Зеф теперь у нас благородный?
– Да ладно? – встрепенулся Шуст. – Чем не повод отметить? Особенно, если господин Зеф проставляется.
– А это мысль! – с воодушевлением поддержал его брат. – Когда ещё так соберёмся. Хорки, что скажешь?
– Думаю, что идея отличная, – ответил он, внутренне радуясь, что всё решилось само собой, и никого уговаривать не пришлось.
– Тогда предлагаю тот кабак, в гостевом квартале. Как там его?..
– Рыжий ёж, – подсказал ему брат.
– Это тот, в котором нам недопечённого поросёнка подали? – уточнил Сивый.
– Пожрать мы и в другом месте можем. Зато там девки самые весёлые. Такие выдумщицы…
Пруст мечтательно закатил глаза, явно вспоминая одну (а может и не одну) из кабацких блудниц.
– Ну ладно, ладно, уговорили, – сдался Сивый. – Жаль только Колтун с нами не пойдёт.
– Э-э… Как это я не пойду? – не понял тот.
– А куда ты собрался? Ты человек нынче семейный. А жена у тебя грозная. Как прознает, так хозяйство тебе и подрежет. А заодно и нам.
– Ну так я ж только посмотреть. Так сказать, за друзей порадоваться.
– Эй-ей, – вклинился Шуст. – Вот не надо на меня смотреть, когда я делом занят. Я, может, стеснительный очень.
– Да я ж не в том смысле…
– Потом обсудим, – пробасил Горунар, обрывая разговор. – Мы почти на месте. Не нужно тут о таком.
По левую сторону действительно уже показались первые надгробья. Огромное кладбище, появившееся здесь после сражения за Трием. Сам Император распорядился отдать должные почести защитникам города даже прежде, чем восстанавливать сам город. Правда могилы в основном были братские. Но на огромных каменных стелах были выбиты имена всех, кто сложил свои головы, пытаясь защитить привычный им мир. Говорят, что их было так много, что мастера до сих пор трудятся, не покладая рук, добавляя туда новые.
Но даже здесь не обошлось без аристократической возни. Словно соревнуясь друг с другом, благородные дома с присущим им размахом обустраивали могилы для своих погибших гвардейцев и магов, а количество нацарапанных там имён служило очередным доказательством их вклада в эту общую для всех победу.
Битва за Трием продолжалась три дня. Сам Хорки успел поучаствовать лишь в дне первом, после чего вместе с Мазаем выживал предгорьях Северных гор, кишащих тварями всех мастей. Весь север закатного королевства словно сошёл с ума, а Угрюмая чуть было во второй раз не стала жертвой накатившей на неё орды. Благо, что, когда они добрались до самых опасных мест, командир уже пришёл в себя и смог проложить для них дорогу. Но и в столице Империи в этот момент дела обстояли не лучше. Недобитые хеты, лишившиеся своего Повелителя, разграбили город и попытались отступить. И лишь подоспевшая армия Греша вкупе с другими войсками, опоздавшими на защиту дворца, дала новое сражение и разбила врага окончательно.
Отгремевшая на континенте война унесла сотни тысяч жизней, но для всех Зайцев одна потеря оказалась самой горькой.
Дунвеста похоронили отдельно, а Рейн не поскупился обустроить его могилу так, как и подобает, когда речь идёт об отце нынешнего главы рода. Вот только сам рыцарь наверняка предпочёл бы хотя бы после смерти оказаться рядом со своей единственной возлюбленной. Пусть даже при этом никто не знал бы, где он на самом деле упокоен. Но кто такой Хорки, чтобы давать свои советы одному из самых влиятельных аристократов Империи?
Вот они и на месте.
Каменная ограда, кованные воротца и расчищенная земля, на которой летом цветут цветы. Кроме них да Рейна сюда никто не приходит, но слуги дома Деневиль поддерживают идеальную чистоту и порядок круглый год. Однако прямо сейчас напротив надгробья из белого мрамора возвышалась одинокая фигура. Тяжёлый плащ ниспадал с её плеч до самой земли и явно укрывал под собой меч. На слугу не похож, но кто тогда…
– Мазай, – первым признал командира Зеф и как-то странно поёжился, будто оказался на морозе. Маги видят иначе и чувствуют силу друг друга.
– Да быть не может, – пробормотал Колтун и первым спешился с лошади. – Командир?
Человек повернулся и скинул с головы свой капюшон. Он широко и искренне улыбался, отчего серый и пасмурный день словно раскрасился красками.
– Рад тебя видеть, дружище. Как и всех вас. Надеюсь, вы не затаили на меня обиды.
– Ну, если честно… – начал было Шуст, но получил тычок от старшего брата.
– Что ж, я готов понести заслуженное наказание. Ну а после предложить вам новое дело.
– Это какое? – с подозрением спросил Сивый, глядя на лукавую улыбку Мазая.
– Узнаете. Но перед этим, неплохо было бы привести вас в форму. Стоя здесь, я прямо-таки слышу, как Дунвест не скупиться на бранные слова, глядя на то, как изнежила вас сытая жизнь.
– Что, правда? – выпучил глаза Колтун и будто даже вслушался в шёпот ветра. Очередной его порыв словно по заказу налетел на бывших наёмников, заставляя тех поёжится. И лишь Зеф скептически хмыкнул на такое представление. Хмыкнул, но промолчал.
– Как на счёт того, чтобы для начала взять несколько непростых заказов и тряхнуть стариной? У меня как раз есть парочка таких на примете. И вряд ли они под силу кому-то другому, кроме как легендарным Бешенным Зайцам.
Все явно опешили от такого неожиданного предложения и начали переглядываться друг с другом. Их дороги давно разошлись, и каждый из Зайцев сам продолжил искать своё место в жизни. Но Хорки знал, что все они так или иначе пытаются заполнить возникшую семь лет назад пустоту. И свой шанс на новые приключения уж он-то точно ен упустит. В его груди уже разливалось тепло, говорящее, что всё идёт своим чередом, а он снова на верном пути. Но разве мог он в этом так просто признаться?
– Да, видишь ли, командир, тут такое дело, – начал он. – Мы уже вроде как договорились, что никаких новых дел начинать не будем… пока как следует не отпразднуем. Так что, если хочешь что-то предложить, то придётся присоединиться. И отдуваться ты будешь за все семь лет, что тебя не было.
– Ну если такова моя расплата, – с фальшивой обречённостью вздохнул Мазай. – То так тому и быть.
Хайдарали Усманов
Шутки богов. Поспешное решение
Сюрприз на встрече
Здание аэропорта, словно какой-то живой организм, гудело, дрожало, скрипело и бурлило под высокими потолками из стекла и металла. Просторный, как торговый центр будущего, он был наполнен многоголосым шумом – стуком колёс чемоданов по гладкому кафелю, объявлением рейсов с равнодушной интонацией синтетического голоса, отголосками чужих разговоров, в которых слышалась и радость, и усталость, и раздражение. Люди сновали туда-сюда, как беспокойные клетки в теле мегаполиса – деловитые, целеустремлённые, закутанные в пальто, в наушники, в собственные заботы. Здесь всё было построено на постоянном движении. Уход… Прибытие… Погоня за временем… Пересадки… Границы и даже отдельные планы…
Под потолками с тонкими световыми лентами, между серыми колоннами и электронными табло, отражаясь в прозрачных витринах кафе и дьюти-фри, реальность казалась одновременно слишком реальной и совершенно призрачной. Снаружи – монотонный, серый дождь стекал по высоким окнам, размывая застывшие силуэты самолётов, как будто весь мир утонул в бесцветной воде.
В этой плотной, чужой, равнодушной массе был один, кто, замерев на месте, просто не двигался. Это был парень. Молодой. Может быль ему было лет двадцать пять… Может, чуть больше. Он стоял посреди зала ожидания, будто выброшенный из времени камень посреди бушующего моря. На фоне спешащих людей он казался почти призраком: неподвижный, бледный, с опущенными плечами и отрешённым взглядом. Его худощавое лицо, слегка угловатое, казалось, даже моложе, чем ему было на самом деле – особенно в свете тусклой лампы над ним. Волосы, ещё мокрые от дождя, прилипли ко лбу. Он держал в руке телефон и смотрел в экран, но уже не читал – просто смотрел, как в бездну, из которой больше не возвращаются. На экране всё ещё светилось одно единственное сообщение. Короткое, как выстрел:
“Не смей больше появляться мне на глаза, потому что я тебя не люблю.”
Эти жестокие слова будто горели на белом фоне, вытравливая всё остальное. Ни шум… Ни люди… Ни свет многочисленных табло… Ничто не имело значения рядом с этой фразой. Мир, казалось, начал гаснуть – не вокруг, а внутри него. Изнутри, как если бы что-то старое и важное вдруг выключили, не спросив, как он на это смотрит. Будто кто-то выдернул провод. Его дыхание было неровным, но тихим, почти неслышным, как у человека, который боится дышать – чтобы не сорваться, не заплакать, не упасть прямо здесь, между киоском с пончиками и автоматом с кофе.
Он не понимал, сколько времени стоит. Может, секунду. Может, пятнадцать минут… Может – двадцать… Люди обходили его, кто-то случайно задевал плечом, кто-то шёл мимо с телефоном у уха, смеясь каким-то своим мыслям, но никто на него не смотрел. Никто не замечал его проблем… Его горя… В этом месте, полном звука и движения, Андрей был один. Абсолютно один.
Удар пыльным мешком по голове…Так, наверное, чувствует себя человек, которому неожиданно в лицо бросили тяжелое, мокрое, грязное. Он не упал, не вскрикнул – он просто стоял, как если бы физическая боль ещё не дошла до нервных окончаний, а душевная уже кричала внутри, только без звука.
Где-то рядом объявили посадку. Кто-то кого-то обнял. Где-то над входом мигнул зелёный сигнал. Всё шло своим чередом. А он… Всё также был неподвижен. Он стоял, отвергнутый одним единственным сообщением, которое навсегда изменило его место в этом мире.
Всё внутри было ватным, как если бы его затянуло в серую воронку, где звуки приглушены, цвета вымыты, а время остановилось, как разбитые часы. Андрей всё ещё смотрел в экран телефона, словно надеялся, что сообщение изменится. Что оно исчезнет. Что это – ошибка. Но экран не гас, и слова по-прежнему стояли перед глазами, выжженные как клеймо:
“Не смей больше появляться мне на глаза, потому что я тебя не люблю.”
Не люблю… Эта фраза никак не укладывалась в его голове. Как будто она относилась не к нему. Не могла относиться. Он добирался сюда через полстраны. В самолёте… С пересадками… С бессонными ночами… С дрожащими пальцами… С этой надеждой, которая грызла и светила ему одновременно. Он был готов просить прощения за всё. Даже за то, чего не делал. Он собирался бороться – доказывать, объяснять, обнимать, если повезёт. Он не строил иллюзий. Нет… Просто знал, что всё ещё любит её, и верил в то, что, может быть, где-то внутри, и она всё ещё держится за ту нить, пусть тонкую, как волос, но настоящую.
Но теперь…
Что произошло? Почему? Почему так? Почему – так резко? Так жестоко? Не люблю. Как будто она стерла всю его жизнь одним нажатием на экран. Как будто он – ошибка, помарка в её сценарии.
В голове молодого парня, как заевшая плёнка, крутились одни и те же сцены. Как он выходит из самолёта, как ищет глазами её фигуру в толпе, как пишет ей, как ждёт ответа… А потом… Это жестокое сообщение. Ни звонка. Ни разговора. Ни объяснения. Только сухая фраза, как удар лопатой по груди.
Да. Он не мог в это поверить. Не хотел. Его глаза стали стеклянными, мысли путались. Он чувствовал себя так, словно в груди вырезали что-то важное, но тело ещё не осознало потери. Как человек, который всё ещё шевелит пальцами на ампутированной руке. Его любовь никуда не делась. Она стояла внутри него, живая и пульсирующая, но внезапно лишённая адресата. И теперь он не знал, что теперь с ней делать. Так как в его душе медленно стала проявляться пустота. Холодная… Грязная… Липкая… Она постепенно разрасталась внутри. Ему казалось, что люди вокруг проходят сквозь него, что он стал прозрачным. Что если сейчас закричать, никто не повернёт головы.
Для начала он сел на пластиковый стул у стены, спрятав лицо в ладонях. Не заплакал – даже этого не получилось. Только тяжёлое, рваное дыхание, будто задыхался. Вдох, выдох, и снова: "не люблю… не люблю…"
"Почему ты не сказала раньше? Почему не дождалась встречи? Почему просто не дала мне хотя бы сказать всё, что я хотел?" – Мысленно говорил он, надеясь на то, будто мысль сама по себе дойдёт до неё.
Время тянулось липким киселём. Наконец, спустя, может, полчаса, может быть, даже целый час, он поднял голову. В его серых глазах плескалась пустота. В его душе уже поселилось иное состояние. Отчуждение. Ни надежды, ни гнева. Только усталость и простое, болезненное понимание: всё кончено.
Он медленно встал. Оглянулся. И… Отключив свой телефон, пошёл. Сквозь поток людей, сквозь объявления, свет и суету. Молча, тяжело ступая. Как будто каждое движение требовало у него невероятные усилия. Именно так он подошёл к терминалу. Пальцы дрожали, когда он набирал информацию. Обратный рейс. Сегодняшний. Любой. Просто – назад. Туда, где всё ещё оставалась привычная пустота. Пусть и холодная, но хотя бы своя собственная. Да. Он не знал, зачем летит обратно. Не знал, что теперь будет делать дальше. Так как на данный момент всё ему казалось просто бессмысленным. Но остаться здесь, в этом мёртвом, чужом аэропорту, среди бесконечных теней и чужих голосов, было уже невыносимо. И ему хотелось просто исчезнуть из этого места… Даже из этого мира. Ему хотелось выключиться, как лампа.
Всё также молча, и никому ничего не поясняя, он купил билет. Сел на ближайший свободный стул у выхода на посадку. Его сильные руки были опущены. А глаза смотрели в одну точку. Старый и верный телефон всё ещё был зажат в ладони. Его экран давно потух. Но внутри, в глубине, слова того самого сообщения всё ещё горели:
“Я тебя не люблю…” – Как смертельный приговор. И он даже не заметил того, как в зале вылета что-то изменилось, а просто направился в сторону терминала, где уже началась посадка на самолёт. Но изменения всё же были. Неуловимые, тонкие – как перемена в давлении перед грозой. Мимо стеклянных дверей, ведущих к зоне досмотра, почти одновременно подъехали три чёрных автомобиля. Глянцевые, с затемнёнными стёклами, они выделялись на фоне такси и автобусов, как акулы в стае рыбёшек. Один из них подъехал вплотную к пандусу, второй остановился в полосе высадки, третий встал прямо у служебного въезда.
Первые открылись ещё до полной остановки. Из салонов вышли люди – быстро, слаженно, почти без слов. Их лица были деловыми, сосредоточенными. Одеты они были строго, в неброские, но дорогие куртки и пиджаки, на запястьях поблёскивали гарнитуры и датчики. Один из них – высокий, с коротко стриженными висками и нервным движением подбородка – тут же поднял телефон к уху и, отходя в сторону, начал отрывисто докладывать:
– Да. Мы уже на месте. Терминал “D”. Начинаем поиск. Да, внешность объекта нам известна. Молодой парень, лет двадцати пяти. Светлая куртка, чёрный рюкзак, один. Телефон не отвечает. Возможно, выключен. Повторяю: сигнал его телефона пропал. Начинаем визуальный поиск.
Остальные быстро рассредоточились по залу – кто-то направился к стойкам регистрации, другие – к экранам вылета, ещё пара – к охране и сотрудникам аэропорта, показывая тем что-то на экранах своих планшетов. Действовали они без крика, но в их движениях чувствовалась спешка. И определённая цель. Кто-то уже всерьёз искал. И именно в этот момент, ничем не выделяясь из целой толпы народа, но словно существуя в ином временном потоке, Андрей прошёл через ворота посадки. И он уже не оборачивался. Не потому, что не услышал или не заметил этой судорожной активности в зале целой группы людей, похожих друг на друга как выходцы из инкубатора. Он просто уже не чувствовал, что есть что-то, ради чего стоило бы оглядываться. Его шаги были медленными, но прямыми, словно всё в нём было сведено к простому действию: дойти до конца. Он не слышал суматохи за спиной… Не видел бегущих мимо людей… Не замечал того, как кто-то проверяет списки посадки… Он просто прошёл к самолёту. Буквально час назад купленный билет был зажат в одной руке… Паспорт – в другой. Лицо – мёртвое, глаза потухшие. А старый верный телефон, выключенный, лежал в кармане куртки, тёплый от тела, но уже – бесполезный. Ненужный. Молчаливый. Он не знал того, что если бы он включил телефон, то увидел бы на экране – второе сообщение. Короткое. Но вроде бы обнадёживающее… Если бы он захотел бы ему поверить…
“Андрей! Ответь. Ты обиделся? Прости. Я пошутила. Пожалуйста, вернись. Ты мне нужен…”
Но экран телефона оставался чёрным. И никто не крикнул ему вслед. Никто не догнал. Никто не знал, что тот, кого они ищут, уже уходит.
В самолёте было прохладно. Стюардесса с дежурной улыбкой указала ему место у иллюминатора. Он прошёл, сел на своё место. Автоматически забросил своё рюкзак на полку над местом. За иллюминатором уже начинался дождь, стекающий по стеклу, и расплывчатые силуэты служебных машин. Пассажиры уже заняли свои места, и металл корпуса самолёта слегка задрожал. Так как этого аппарат уже разворачивался, готовясь к выруливанию на взлётную полосу. Но он не смотрел в иллюминатор. Не смотрел на пассажиров, что уже сидели рядом. Просто сидел, положив ладони на колени. Пустой. Разбитый. Один. С весьма странным чувством, будто вся его жизнь осталась там – в зале ожидания, на экране телефона, в словах, которые убивают мягко, без шума. И когда самолёт оторвался от земли, когда корпус чуть дрогнул в воздухе, Андрей закрыл глаза. Сейчас Андрей даже не думал о том, куда летит. Он просто хотел уйти как можно дальше. Просто уходя прочь.
В это же время люди в строгих костюмах прочёсывали зал ожидания, словно рыболовы, закидывающие сети в мутную воду в надежде вытащить нужную добычу. Они двигались быстро, но без паники – методично, цепко, с внутренней уверенностью, что цель ещё здесь, где-то рядом. Проверяли кафе, туалеты, зоны ожидания, углы за банкоматами, даже заглянули в детскую игровую комнату. Один из них, коренастый мужчина с татуировкой за ухом, поднимался на второй уровень, осматривая сверху людской поток, будто старался выловить знакомые черты среди тысяч лиц.
– Никого. – Отрывисто бросил он в микрофон гарнитуры. – Если и был – то давно прошёл. Он явно здесь был, но уже ушёл.
– Продолжать поиск. – Резко бросил ему в ответ командир группы. – Этот город ему незнаком. И ему нужно время, чтобы сориентироваться. Так что у нас есть только один вариант – он всё ещё на территории.
Сам же командир – тот самый высокий, с резкими скулами и холодными глазами – в этот момент стоял у стойки регистрации и разговаривал с дежурной. И после того, как он предъявил ей какие-то документы, та теперь смотрела на него с явным напряжением, машинально сверяясь с терминалом.
– Андрей Ковалёв… Да, вот. Был. Купил билет буквально час назад. Зарегистрирован. Посадка – двадцать минут назад. Самолёт уже пошёл на взлёт.
Её слова повисли в воздухе, как удар кулаком по стеклу.
– Чёрт! – Глухо процедил командир, уже включая свою гарнитуру. – Вышли всех к выходу "C". Срочно! Он уже в самолёте!
С его голосом трудно было спорить – команда тут же метнулась в нужную сторону. Но было уже слишком поздно. За окном, за дождём и отражениями, корпус лайнера уже неспешно катился к концу взлётной полосы. Гул усиливался, колёса пружинили под весом. Самолёт набирал скорость.
– Мы его теряем… – Глухо сказал один из оперативников, всматриваясь в стекло. – Улетает.
Командир сжал челюсти. Его пальцы побелели на корпусе телефона. Он знал, что теперь ему предстоит сделать. Но не хотел. Как офицер, который понимает, что сейчас прозвучит выговор, но всё равно должен доложить. Так что, тяжело вздохнув, он вышел в зону, где было тише, отошёл под козырёк служебного коридора, включил усиленную защиту связи и нажал номер. На экране появился всего один символ, иконка, без имени. Только красный треугольник. И, буквально через секунду, что явно говорило о том, как на том конце соединения ждали от него звонка, ему ответили.
– Говори. – Ответивший голос был женским. Спокойным, холодным и настолько мягким, что от него пробирал ледяной озноб.
– Мы не успели. – Решительно выдохнул он. – Он уже в самолёте. Минут десять назад… Мы начали поиск немедленно, как только получили от вас сигнал. Но он выключил телефон. Никто не видел, как он прошёл. Мы подняли записи, но…
– Ты хочешь сказать, – перебил голос, чуть понизившись, – что целая обученная группа с доступом ко всем камерам, к базе и к прямому контролю зоны не смогла задержать одного парня, который даже не был обучен противодействию? И, судя по всему, просто не способного даже чётко думать в своём состоянии? Вы проиграли тому, кто на данный момент может быть на грани нервного срыва?
Он замолчал. И немного нервно сглотнул. Хотел что-то возразить, но с той стороны уже продолжали, всё тем же тихим голосом, в котором звенела угроза.
– Ты знаешь, кто я. И знаешь, как много поставлено на карту. Твоя задача была простой. Мы дали тебе всё – описание, разрешения, даже прямой приказ. А ты… Не успел. Ты подвёл меня, Виктор. Если с ним хоть что-то случится, за это тебе придётся ответить. Всем – придётся.
И после этих сигнал оборвался. А он стоял в тишине. Дождевая вода, текущая с навеса, с навеса капала на бетон. Самолёт, в котором летел Андрей, уже оторвался от земли и скрылся за пеленой низких облаков.
Устало вздохнув, Виктор опустил голову. И простоял так несколько секунд. Неподвижно. Потом развернулся и резко бросил своей команде:
– Всё. Возвращаемся на базу.
Никто не спорил. Но в воздухе уже висело напряжение, густое и липкое, как наэлектризованный воздух перед бурей. И каждый из них знал: что это не конец. Это только начало чего-то куда более опасного.
……….
Когда колёса авиалайнера с коротким дрожащим звуком оторвались от мокрой полосы, и на мгновение корпус самолёта будто завис в воздухе, решая – падать обратно или взмыть вверх. Но его мощные двигатели загудели с новой силой, и крылья, слегка подрагивая от нагрузки, потащили машину в небо, прочь от тяжёлой земли. В этот момент салон чуть вздрогнул, и пассажиры инстинктивно вжались в кресла, кто-то плотнее застегнул ремень, кто-то машинально взглянул в окно. За иллюминаторами ползли вниз влажные бетонные плиты взлётной полосы, мигающие огни разметки, бегающие под каплями дождя фигуры сотрудников службы сопровождения. И вся та сцена, которую Андрей уже не видел – люди в дорогих, но однообразных костюмах, стоящие у окон, слишком поздно осознавшие, что потеряли того, кого должны были остановить, прошла банально незамеченной на фоне всего происходящего.
Самолёт медленно набирал высоту, с лёгким креном разворачиваясь на курс. Он уходил на северо-запад, прочь от города, прочь от аэропорта, прочь от всего, что здесь происходило. Его крылья с лёгким гудением прорезали низкую облачность, и весь этот мир, зал ожидания, камеры, рации, голоса, невысказанные слова, оставленные сообщения, остался далеко внизу, укутанный в дождь и облако разбившихся надежд.
Внутри салона самолёта было тепло, сухо, и даже почти стерильно. Лампочки “пристегните ремни” всё ещё горели. Люди раскладывали журналы, кто-то вытаскивал наушники, кто-то медленно листал новости, не зная и не догадываясь, что в этом же рейсе только что спасся или, наоборот, потерялся один человек, чья история всего пару часов назад назад могла повернуть совсем иначе.
Не думая ни о чём, что было странно для его деятельной натуры, Андрей сидел у окна. Сейчас он бездумно смотрел сквозь толстое стекло, где уже не было ничего, кроме рваного облачного полотна, но в его взгляде не было сосредоточенности. На данный момент он практически ничего не видел. Он проваливался – не в сон, а в ту бездну внутри себя, которую в нём вырезали всего лишь одним сообщением.
Он не знал, что за ним кто-то шёл. Не знал, что его искали. Что, возможно, ещё одно сообщение могло бы всё изменить. Что в здании осталась тайна, которую он унес оттуда неосознанно, как пассажир, случайно прихвативший не свой багаж, даже не подозревая, что внутри. Для него всё свелось к одному… Он больше не был нужен. Его любовь была отвергнута… Стерта… Разбита… Его чувства – уничтожены. И сейчас он летел прочь от этого. От всего того, что болело. Не к новому началу – а просто в сторону. Куда-то туда, где, возможно, ему будет менее больно.
