Текст книги ""Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Юлия Шахрай

Неожиданные новости

Он не собирался подслушивать. Честно. Наследник семьи Хваджон, молодой, и уже начавший подрастать юноша, с слегка хищным взглядом и тенью упрямства в каждом жесте – просто проходил мимо, направляясь к заднему дворику, где выделенный ему наставник иногда вёл занятия. Но когда он услышал голос старого мастера Йонг Мина, тот самый с мягкой хрипотцой, будто старое железо тёрлось о кость, он… Замер на месте. Потому что имя «немого» в этот раз прозвучало особенно.

– …не думал, что он пройдёт прорыв в одиночку. Без направляющей руки. Без поддержки. Значит, внутри у него уже было ядро. Очень скрытное. Очень… “закопанное”. Мало кто может так глубоко подавить свою природу. Это признак силы. И… потенциальной опасности.

Именно последняя фраза заставила Хваджон Мунджэ чуть наклониться ближе. Он укрылся за высоким лотосовым вазоном, лицо его сияло – в глазах промелькнули искры восторга. Он узнал эту манеру старейшины. Если он говорит, что кто-то может быть опасен, то это значит – ценен. Когда же старый алхимик закончил говорить, отпустил Анда Рея и ушёл вместе с Соль Хвой, Мунджэ выждал ещё несколько мгновений. Потом, вскинув руки, практически как простой мальчишка, он беззвучно взвизгнул от радости, чуть не споткнувшись на ровном месте.

– Ха! Я же говорил! – Прошептал он, сам себе, захлёбываясь от возбуждения. – Говорил! Он не простой слуга! Никогда им не был! А теперь даже этот старик всё подтвердил!

Он быстро вытащил из-за пояса тонкий кристалл связи – старинный артефакт, что напрямую связывал его с дедом, главой рода Хваджон. Артефакт вспыхнул синим, и юноша заговорил, тщательно подавляя волнение:

– Дедушка! У нас есть подтверждение! Немой, которого мы приютили, прошёл прорыв ядра. Старейшина Йонг Мин лично это подтвердил. Уровень силы пока неизвестен, но… Я сам слышал, что этот старик сказал: “если он сделает это снова без опоры – то перегорит”. А это значит, что потенциал может быть большой. Очень большой. Даже если он останется просто мастером уровня Доу Ши – это уже может быть выгодно. А если он пойдёт выше…

Он не договорил, но в глазах уже плескался азарт. Семья Хваджон не была сильнейшей в этой земле. Но она имела стратегический ум, из поколения в поколение – и всегда искала не очевидную силу, а будущую.

А немой… Этот странный парень, что спас наследника семьи Хваджон во время охоты, а потом стал для всех незаметной тенью… Он мог стать оружием, если захотеть. Щитом, если приручить. Или драконьей костью, если впитать в себя его рост. Мальчишка сжал кулаки.

– Пусть попробует кто-нибудь его обидеть. – Пробормотал он. – Я сам лично вцеплюсь в глотку. Потому что теперь – он наш.

………………

Сообщение пришло в середине дня. Как раз в тот самый час, когда старый господин Хваджон Ёнсан, облачённый в свободные серо-синие одеяния, сидел в своём внутреннем дворике под старым деревом шелковицы и потягивал настоявшийся чай из цветков долгоживущей орхидеи. Кристалл связи, вделанный в изогнутую рукоять трости, которой пользовался сам глава семьи Хваджон, вспыхнул тихо – мягким, но настойчивым голубым светом. Едва взгляд скользнул по пробуждённой грани, как лицо старика напряглось. Он узнал этот свет. Связь с внуком. Такие артефакты всегда были парными.

– Уже? – Тихо пробормотал он, медленно отставляя чашу в сторону. – Что там стряслось в обители секты? Неужели враги и туда пробрались? Это было бы глупо! Так как после такой глупости представители семьи Ён могут получить в явные враги целую и достаточно могущественную секту.

Он медленно коснулся кристалла – и слова его внука хлынули ему в разум, чётко и ясно, как если бы тот стоял рядом.

“Дедушка! У нас есть подтверждение! Немой, которого мы приютили, прошёл прорыв ядра. Старейшина Йонг Мин лично это подтвердил. Уровень силы пока неизвестен, но… Я сам слышал, что этот старик сказал: “если он сделает это снова без опоры – то перегорит”. А это значит, что потенциал может быть большой. Очень большой. Даже если он останется просто мастером, уровня Доу Ши – это уже может быть выгодно. А если он пойдёт выше…”

Услышав такое, глава семьи Хваджон застыл. Пальцы, опирающиеся на трость, крепко сжали древесину. Прорыв. У этого? Слуги? Нет… Уже не просто слуги. Так как он уже явно был чем-то иным.

Мысленно хмыкнув, Хваджон Ёнсан встал. Медленно, сдерживая волнение, и отошёл вглубь собственных покоев. Вокруг разом замерли все присутствующие слуги. Те, кто знал, что старый глава семьи Хваджон не любит, когда его беспокоят во время размышлений, тут же ретировались, прикрывая за собой шелковые занавеси. Внутри было прохладно и темно. Лишь бронзовые зеркала и резные фигурки духов, украшавшие комнату, отражали тусклый свет свечей. Старик опустился на медитативное сиденье и, сцепив пальцы, погрузился в размышления.

– Он спас моего внука… И не раз… Он служил верно. Без капли упрёка. И всё это время… Молчал. Не в переносном смысле – по-настоящему. А мы? Мы даже не дали ему имени. Не выделили наставника. Не наделили статусом. Даже обычную благодарность… выразили ли мы её как следует? – Его взгляд резко помрачнел. – И если он действительно одарён… Если у него есть истинное ядро, и оно уже начало расширяться… То кем он станет через пять лет? А через десять?

Много веков семья Хваджон держала нейтралитет, мастерски балансируя между большими кланами и могущественными школами. Им не хватало лишь одного звена достаточного количества мастеров Дао Цзы. Своего столпа. Мастеров, что смогли бы поднять имя их семьи на новый уровень. И вот – один из таких сам пришёл к ним. Сам оказался рядом. Но… Старик прикрыл глаза

– Если он затаил на нас обиду… Если он счёл нас слепыми, надменными… То всё, что мы вложим в него позже, будет как семя, брошенное в солёную почву. Пустая трата.

Он медленно открыл глаза. Холодный расчёт и напряжённое беспокойство боролись в его взгляде. Он знал, что воины, спасшие кого-либо от смерти, помнят не столько милость и благодарность, сколько отношение после. Не признали? Не заметили? Значит, не оценили должным образом. А те, кто не чувствует себя ценными, либо уходят, либо… В будущем поднимают клинок. И не факт, что это будет не против того, кого в прошлом спасали. Снова тихо хмыкнув, Хваджон Ёнсан позвал старшего советника семьи.

– Подготовь документы. Мы подаём прошение в секту Пяти Пиков Бессмертных – о признании немого Анда Рея под нашей защитой. Указываем его заслуги. И… – тут голос главы стал особенно суров. – Мы отправим ему личный дар. Пилюли, артефакт, и… Имя.

Советник слегка вопросительно поднял брови.

– Имя? Да. От нас. Из древнего реестра семьи. Он может его принять или отклонить. Но это будет символ. Мы больше не позволим себе быть слепыми.

А внутри старика, где прежде была только осторожность, теперь начала разгораться надежда. Не на то, что немой станет их оружием. А на то, что судьба сама привела в их дом того, кто сможет перевернуть весь расклад сил между семьями.

Совет семьи Хваджон собрали быстро. По распоряжению самого Патриарха, это произошло без промедлений и уговоров. В зале собрались все ключевые фигуры рода Хваджон. Мастера… Старейшины… Ученики высших ступеней и приближённые советники. Атмосфера была напряжённой, но сдержанной. Так как все уже прекрасно знали о том, что просто так старик Хваджон Ёнсан никого не тревожит.

Зал, где все собрались, был достаточно просторным, с высоким потолком, устланный мягкими коврами с гербом клана Хваджон. На стенах – свитки с генеалогией рода и портретами знаменитых предков. В центре помещения располагался круглый стол из чёрного нефрита, отполированный до блеска, за которым уже сидел сам глава семьи. На столике перед ним лежали кристалл связи и тонкий свиток, расшитый золотой нитью. На котором было расписано писцом то самое послание от внука. Старик не стал затягивать ожидание. И как только все заняли своим места, он поднялся, опершись на трость, и голос его был спокоен, но твёрд, как сталь, натянутая на и звенящая:

– Мы совершили ошибку. Мы все.

Тихий шёпот волной прошёл по рядам. Глава семьи редко говорил в таком тоне.

– У нас… – Он постучал пальцем по кристаллу. – Всё это время, прямо под носом, находился человек, способный к прорыву ядра. И мы даже не подозревали его в этом. И даже по примерной оценке мастера уровня Да Доу Ши третьей звезды, это не предел!

После этих слов кто-то тихо охнул.

– Если кто не понял, я говорю о том самом немом. – Продолжил старик. – О том самом парне, что спас нашего наследника. О том, кто всё это время был с ним рядом, служа без нареканий.

Он медленно обвёл всех взглядом, тяжёлым, испытующим, словно давая всем осмыслить всё то, что он им только что сказал.

– Мы посчитали его… слишком простым. Слишком обычным. Слишком покорным. А он… Всё это время молчал. И рос. И если бы не случайное замечание старейшины секты Пяти Пиков Бессмертных, мы бы до сих пор думали, что он никто.

И тут, прежде чем старик успел сказать ещё хоть слово, один из собравшихся вдруг шумно вскочил с места. Молодой мужчина – крепкий, широкоплечий, с гладко зачёсанными назад волосами и глазами, в которых горел разум охотника.

– Тьма меня забери… – Резко выдохнул он, хлопнув себя ладонью по лбу. – Так вот в чём дело!

Все обернулись к нему. Это был старший племянника главы семьи, старший кузен наследника, тот самый Хваджон Пэк, что сопровождал его на охоте на горного зверя.

– Я… – Он говорил быстро, сбивчиво, словно наконец догнал неуловимую мысль. – Я всё это время чувствовал, что с ним что-то не так. Он… Он слишком быстро реагировал на происходящее. Даже раньше, чем я успевал приказ отдать. Когда нас в горах обошли с фланга… Когда он защищал брата… Он тянулся к оружию прежде, чем зверь мог появиться из кустов. Я тогда подумал: “Ну везучий”. Но теперь… Теперь я понимаю. Это не везение. Это – инстинкт одарённого!

Он медленно повернулся к главе семьи:

– Он как хищник. Тонко чует опасность. Так не может обычный разумный. Это – прирождённый боец. – Слушая это, старик коротко кивнул. – Именно это и есть главное. Он скрывал. Скрывал слишком хорошо. Возможно, он нам не совсем доверяет. Возможно, опасается.

– Но теперь, когда мы знаем, что имеем дело не с простым слугой, а с потенциальным мастером, – голос главы семьи стал чуть тише, но обрёл особую остроту, – мы больше не имеем права игнорировать его.

Он положил перед собой второй свиток. Витиеватая печать на котором ещё не просохла.

– Мы официально признаём его под покровительством семьи Хваджон. Отправим дар. Дадим имя. Предложим наставника. И если он примет, то мы дадим ему то, что не дали с самого начала… Уважение.

В зале повисла тяжёлая тишина. Потом, почти одновременно, все поклонились, в знак согласия. Но в глазах многих, особенно у старшего сына брата главы семьи, уже разгорался огонь. Если этот парень действительно достиг прорыва… Если он способен расти дальше… То, возможно, именно он однажды поведёт семью Хваджон к тем вершинам, что веками были для них лишь мечтой…

Хайдарали Усманов
Шутки Богов. Смена позиций

Шаг за шагом

Комната была узкой, длинной и удивительно тихой. Толстые стены приглушали любые звуки извне, а окна с рисовой бумагой рассеивали мягкий дневной свет, наполняя помещение золотистым сиянием. В этой тишине, нарушаемой лишь скрипом кисти по шелковистой бумаге, сидел Андрей. На нём была уже привычная простая тёмная одежда ученика, выдаваемая ему по распоряжению старейшины, рукава аккуратно закатаны, чтобы не мешать движению руки.

Сейчас перед ним лежал чистый свиток, натянутый на столе при помощи гладких каменных прессов. Чуть левее располагалась керамическая чернильница с густым чёрным пигментом и рядом – три кисти разной толщины. В воздухе витал тонкий аромат сосновой сажи, из которой делались чернила, и что-то странно умиротворяющее чувствовалось в этой почти ритуальной тишине.

Старейшина Йонг Мин сказал, что это будет важной частью его обучения. Каллиграфия – не просто искусство, а основа духовного письма, магических печатей, создания защитных узоров и даже формирования временных пространственных печатей. И хотя Андрей всё ещё сохранял маску немого и “необразованного” слуги, он сразу понял. В этих линиях была скрыта весьма серьёзная и значимая система. Каждый иероглиф был подобен магическому кругу – замкнутая структура, несущая значение, вес, и даже свою собственную энергию.

Он начал с простого. Первый иероглиф – "Цзин" (靜) – “тишина”. Рука парня слегка дрогнула, но движение кисти было мягким, и точным. Он повторял этот знак десятки раз, стараясь добиться той самой внутренней симметрии, которую можно было почувствовать, но не объяснить. Его движения были выверены, словно он подражал дыханию медитирующего монаха. Вдох – линия вверх, выдох – изогнутый штрих вниз.

Йонг Мин не вмешивался в процесс. Он лишь издали наблюдал, сидя в тени, и позволял Андрею самоуглубиться в этот весьма серьёзный процесс. Этот старик знал не понаслышке, что настоящее понимание приходит не от слов, а от молчаливого единения с ритмом. В какой-то момент Андрей остановился, закрыл глаза и провёл пальцем по уже написанному иероглифу. Внутри него всё отозвалось – этот символ не просто означал “тишину”. Он сам был тишиной, вписанной в этот мир.

Следом шёл другой иероглиф – "Фэн" (封) – что означал “печатать”, или “запечатывать”. Он был сложнее. Завитки, пересекающиеся горизонтали, потаённые точки. Любая ошибка в кривизне – и печать может выйти из-под контроля. Андрей писал его медленно, будто слыша отголоски настоящих печатей, которыми метили артефакты в Гробнице Павшего Бога.

К его удивлению, его пальцы почти сами вели кисть. Казалось, они запоминали последовательность движений быстрее, чем разум успевал осознать их. Это было как в бою – тело помнило больше, чем язык мог выразить. И на мгновение он задумался. Насколько каллиграфия и магия были похожи? Иероглифы, нанесённые на свиток, это ведь те же магические векторы, что выстраивались в его голове, когда он формировал плетение магического меча. Только тут они были более… Устойчивыми, застывшими во времени. Позади него шагнул Йонг Мин, и Андрей тут же отложил кисть и поклонился, не поднимая глаз. Старик ничего не сказал. Он лишь подошёл к столу, провёл пальцем по написанным знакам и мягко кивнул, почти незаметно.

– Ты практически сразу чувствуешь структуру. – Тихо пробормотал он. – Это редкость. У многих глаза есть, а смысла они не видят. А у тебя – разум видит прежде, чем кисть коснётся бумаги.

Андрей ничего не ответил на это замечание. Он только склонил голову, принимая похвалу, но внутри него застыло леденящее беспокойство. Та чувствительность, которую он демонстрировал, делала его всё более подозрительным. Но и отказываться от обучения было нельзя. Эти иероглифы могли помочь ему создать собственные печати. В будущем, если придётся запечатать какой-нибудь артефакт… Или скрыть ауру… Или обезвредить врага… Йонг Мин оставил его одного, бросив напоследок:

– Скоро начнёшь писать собственные печати. И если будешь так же внимателен, как сегодня – я покажу тебе Запретную Каллиграфию Трёх Замков.

Андрей остался один в комнате. Он снова взял кисть, и начал медленно, с почти зловещей сосредоточенностью выводить новый иероглиф. "Тень" (影). Он знал, для чего учится. В этих штрихах теперь была не только магия. В них была воля.

Старый мастер Йонг Мин, как всегда, не торопился. Он сидел на возвышении, окружённый тишиной, словно был её воплощением. В его руках покоилась чаша с дымящимся настоем редких горных трав, а взгляд блуждал где-то между старыми воспоминаниями и нераскрытыми тайнами мира. Перед ним застыл Андрей, в привычной позе почтительного слуги, с кистью в руке, всё ещё не докончивший сложный иероглиф, символизирующий “Связывание духа”.

Йонг Мин вдруг поставил чашу на полированный камень рядом и заговорил. Голос его был мягким, сухим, будто пыльный ветер, дующий сквозь забытые архивы.

– Ты, возможно, ещё не понимаешь, – начал он, – что сила печати зависит не только от знания иероглифа, но и от того, на чём ты его оставишь. Бумага, ткань, кожа, металл – каждый материал несёт свою собственную песнь, своё сопротивление и свою жажду запечатлеть магию.

Андрей продолжал водить кистью, но внимательно вслушивался в каждое слово. Его рука не дрожала, хотя иероглиф был одним из самых сложных. Он знал, что старик не просто рассуждает. Он передаёт. Передаёт ему свои знания.

– Бумага из волокон небесного тутовника – основа для ученика. Она тонкая, послушная, но слаба, как детская душа. Подходит для тренировок, для иллюзий и временных запечатлений. Настоящие мастера не используют её. – Старик отхлебнул настой и улыбнулся, глядя на парня. – Но не стоит её недооценивать. В умелых руках и она может удержать тень души.

Он встал, подошёл к полке и вынул длинный, пыльный свиток, разворачивая его медленно. Ткань была чёрная, с проблесками синевы – будто звёздное небо.

– Шёлк Мрачного Паука. Эти демонические существа плетут свою паутину в ущельях Бессветной Тьмы. Ни один смертный не может коснуться такой нити голыми руками – она разрывает душу. Но если паука убить ритуалом Семи Печатей, и проварить его шелк в настое крови духа-гадюки – получается ткань, способная удержать живую магию в течение трёхсот лет.

Он бросил взгляд на Андрея. Тот замер, как статуя, не дыша, и даже кисть в его руке застыла над бумагой.

– Ты думаешь, это редкость? – Йонг Мин усмехнулся. – Это всего лишь середина пути.

Старейшина шагнул дальше и поднял нечто завернутое в красное покрывало. Когда он снял его, Андрей увидел свёрток, заключённый в стеклянную коробку. Внутри лежал тонкий прямоугольник… Кожи. Она переливалась, как живая, меняя цвет от тёмно-серого до бледно-золотого.

– Кожа девятихвостого пса-стража. Эти звери родом из Врат Рассвета. Слуги самих Духов Заката. Их кожа – крепче камня, но гибка как шёлк. На ней можно чертить печати, которые переживут смерть самого владельца.

Йонг Мин обернулся, смотря в глаза Андрею. Его голос стал ниже, насыщеннее:

– На такой коже пишут только трижды. Больше – нельзя. Она… “Устаёт”… А “устав”, начинает пить жизнь писавшего.

Парень слегка кивнул. Он чувствовал холод, пробегающий вдоль позвоночника.

– Есть и другие основы. – Продолжал говорить старик, возвращаясь на место. – Серебряная чешуя ледяного василиска, перепонки из крыльев лотосного демона, пергамент, сваренный из слёз мифической птицы Байхэ. Все они требуют платы. Не серебра, нет. Платы судьбой, разумом, даже воспоминаниями.

Андрей внимательно взглянул на свою кисть. Его пальцы уже знали вес символов. Но теперь он начал понимать и вес материи. Йонг Мин поднял свою чашу и медленно отпил настой, как будто каждое слово, что он говорил, тоже было магией.

– Ты когда-нибудь будешь писать настоящую Печать. И тогда – не перепутай. Не клади знак “Закрытие” на кожу духа воды, не вырезай “Печать души” на чешуе змеи, что ведает забвением. Иначе потеряешь не только печать, но и часть себя.

Он указал на лежащий рядом чистый свиток.

– А теперь пиши. Не просто чернилами. Пиши, как будто душу свою оставляешь между штрихов. Так учатся настоящие мастера Печати.

Андрей кивнул и погрузился в работу. Он уже знал – когда придёт время, он сможет соткать свою собственную Печать. Пусть и на обрывке мира, сотканном из вражды, боли и древних артефактов. И, быть может, она станет тем, что однажды удержит его настоящее имя.

Старейшина Йонг Мин уже не скрывал своего замысла. За последние недели он не только усиленно подкармливал ядро Андрея усиливающими пилюлями, но и начал всё чаще намекать на предстоящее состязание молодых мастеров, что должно было вскоре пройти в пределах Обители Нефритового Оракула – старейшего зала боевого созерцания этой секты. Именно туда отбирались самые перспективные ученики, послушники и “гости” школ, способные проявить себя. Теперь каждое утро начиналось для Андрея с сурового испытания – формирование плетений.

Сначала шло плетение первого уровня. Один меч – одно намерение. Сначала всё было просто. Он, как и прежде, поднимал руки, фокусировался на потоке Ци, что двигался по очищенным меридианам, и “вытягивал” из него линию силы – начало меча. Это было уже знакомо, почти инстинктивно. Но затем старик начинал усложнять задачи.

– Ты думаешь, что одного плетения достаточно, чтобы выжить в бою? – Ворчал Йонг Мин, наблюдая за ним со ступеней внутреннего дворика. – Да даже рядовой ученик средней школы способен держать два! А у нас, в Обители, мастера владеют, как минимум, пятью подобными плетениями. А то и больше. Одновременно. Так что давай снова.

Теперь пришла пора для второго плетения. Этакое раздвоение намерения. Андрей сосредоточился. Внутри него уже плескалась энергия нового ядра – свежая, горячая, будто сплав металла, залитый в форму. Он разбил её на две части, как бы формируя сразу два потока Ци. Потом он одновременно вызвал две проекции магических мечей.

Первый меч вышел ровным – стандартное прямое плетение, без усилений. Второй – слегка дрожал. Он немного “полз”, словно плетение не хотело стабилизироваться. В первый раз парень едва удержал баланс. Лоб вспотел, плечи дрожали.

– Плохо! – Тут же отрезал Йонг Мин. – Это не просто копии. Это духи твоей воли. Каждый меч – это отдельный мечник. Если внутри тебя нет спокойствия и ясности, меч дрожит, как лист во время осеннего шторма.

Андрей скрипнул зубами, закусил щёку изнутри. И снова – вдох, выдох, разведение потоков. Первое плетение вырастает уверенно, второе идёт чуть медленнее, но уже стабильнее.

На третий день пришла пора поработать над тремя плетениями. Теперь задача стала по свой трудности почти нечеловеческой. Ведь каждое новое плетение не просто требовало больше энергии, но и отдельного вектора контроля. Это было так, будто сейчас ему приходилось одновременно писать тремя кистями в трёх разных почерках, не глядя ни на одну из них. И именно здесь начали проявляться истинные плоды его тренировок по ночам – те знания, что он крал у Архидемона, и дисциплина, которой научился, прячась годами. Он уже умел дробить сознание. И теперь это спасало. Он ощущал три проекции одновременно:

– первая – простая и острая, как холодный разум,

– вторая – быстрая, рваная, будто его инстинкты,

– третья – тяжёлая, словно груз его страха и вины.

Каждому он отдавал отдельную команду – как будто в его голове теперь одновременно жили три бойца. И это сработало. Плетения стали более стабилизированными. Они плыли в воздухе, как тени невидимых мечей, каждый в своей стойке, каждый наготове. Старик впервые ничего не сказал. Он просто уселся на корень дерева и смотрел на юношу, не прерывая процесс. Лишь в конце, когда третье плетение чуть дёрнулось и исчезло, он кивнул.

– Три – это уже задаток для мастера. Но если ты выйдешь на арену с этим, и кто-то из них поднимет пять, тебя срежут, даже не подойдя. Так что не льсти себе.

На шестой день очередь дошла до четырёх мечей. Теперь уже пот лился с парня ручьями. Он тренировался до рассвета, используя тишину лаборатории, и к обеду едва стоял на ногах. Но он добивался стабильности. Он подключал вектор дыхания к первому мечу – тот действовал в такт выдоху. Второй – в ритме биения сердца. Третий – шёл на пульсации левого запястья, в которое он встроил временную метку через артефакт-печать. Четвёртый… был интуитивным. Он подчинялся всплескам Ци и мгновенной воле. Это было безумие. Но работало. Старик снова заговорил.

– Каждое плетение должно быть вполне естественным, как твоя собственная тень. Они могут быть быстрыми или гибкими, лёгкими или крепкими. Но если ты хочешь сражаться по-настоящему – пусть они думают вместо тебя. Ты должен лишь указать цель, а не контролировать каждое движение.

Андрей снова кивнул. Он понимал. И был готов к большим нагрузкам. И предвестником пятого плетения был практически полноценный внутренний бой. На седьмой день, когда он попытался поднять перед собой все пять плетений, его тело сильно задрожало. Сердце парня сильно заколотилось, как пламя, которое раздувают ветром. Он чувствовал, как энергия хлещет наружу, выжигает руки, словно он держит пять рвущихся к бою змей. Одно из плетений лопнуло, как перетянутая струна. Второе распалось. Остались трое. Но даже это было… Достаточно. И тогда старик сказал нечто неожиданное:

– Довольно. Не рви себя. Ты готов. Для многих даже два – предел мечты. А ты держишь четыре. Это уже заявка. Теперь – отточить. И начать учиться сражаться этими мечами, а не просто держать их.

Он поднялся и, впервые за всё время, положил руку парню на плечо.

– Ты будешь не просто участником состязаний. Ты станешь сюрпризом, которого они не ждут.

Андрей с трудом сдержал дрожь, которая сейчас пробивалась вдоль его позвоночника. Он уже видел, как эти пять мечей однажды станут не просто оружием. А голосом – того, кто когда-то не мог произнести ни слова.

Тренировки продолжались. И с каждым днём становились всё более изнуряющими, всё более опасными, всё более… Внутренними. Днём Андрей всё так же был обычным помощником – приносил инструменты, разминал пилюли в ступке, вырезал тончайшие печати на нефритовых пластинах, помогал старому мастеру сортировать ингредиенты, иногда молча наблюдал за практикой других. Он двигался между людьми как тень – тихо, незаметно, без эмоций. Его боялись, но и презирали – в нём видели фаворита, “избранного” без родословной, без права. Но по ночам всё было иначе.

Так он нашёл тайный зал, что оказался прямо под лабораторией. Йонг Мин сам однажды отвёл его в тайную комнату, расположенную под лабораторией, за одной из алхимических кладовых. Простая на вид стена оказалась иллюзией, за которой начинался узкий коридор, ведущий в камень-камеру – небольшое полукруглое помещение, стены которого были усыпаны витыми рунами подавления. Сила здесь глушилась, эхом поглощаясь в специальные пластины, вмурованные в пол.

– Тут даже если прорыв случится – никто не заметит. – Сказал старик, подталкивая его внутрь. – Я создавал это место для личных тренировок, когда сам ещё был "ничем".

Андрей лишь кивнул. Он понял. Старик не просто доверял ему – он его защищал. Хотя Йонг Мин не называл его учеником. По крайней мере вслух этого этот старик пока что не делал. Ни перед Соль Хва, ни перед остальными. Не разрешал называть себя “наставником”. Формально Андрей по-прежнему числился слугой семьи, помогавшим в лаборатории. Но каждый вечер, когда двери замыкались, а лаборатория погружалась в тишину, старик становился… Другим…

Он сидел на полу, подперев щёку кулаком, и смотрел, как Андрей формирует магические плетения, держит их, заставляет двигаться, сталкиваться между собой. Он заставлял юношу создавать комбинации плетений, расплетать их и собирать обратно – всё, что лишь могло отточить технику. А если тот ошибался – резко бросал комок светящегося Ци, сбивая неустойчивое переплетение, не позволяя расслабиться.

– Если можешь соткать меч – научись и разорвать его. – Говорил он. – Только тогда ты не станешь заложником своей силы. Только тогда она будет служить тебе, а не наоборот.

С каждым днём Андрею становилось труднее сдерживаться. Всё внутри его хотело показать, на что он способен. Хотело дышать полной грудью. Хотело сражаться. Но он знал цену любому проявлению. Старик смотрел на него всё внимательнее. Порой – слишком пристально. Будто подозревал… Что-то не то во всём происходящем. Иногда даже молчал дольше обычного, задумчиво хмурясь. Особенно когда чувствовал, что у парня слишком устойчивая система меридианов, слишком глубокий контроль Ци, слишком быстрая реакция на нестабильные потоки. Это не было характерно для простого немого. Даже для начинающего ученика. Это было… Неправильно. Но Йонг Мин ничего не спрашивал. Пока что. Вместо этого он всё чаще начал вмешиваться в тренировку сам.

Однажды, когда Андрей одновременно держал четыре плетения, старик внезапно поднялся и создал пятое. Его Ци – тяжелое, насыщенное зельями, слабо пахло кровью редких трав – пронеслось по комнате и обрело форму. Меч был толст, как палка, но при этом гибкий и быстрый.

– Сражайся.

Андрей только едва поднял голову. И сразу последовала атака. Он еле успел отбить удар двумя из своих проекций, но третий меч дрогнул, четвёртый исчез.

– Ты не боец, если стоишь! – Рявкнул Йонг Мин. – Ты – кузнец мечей, не умеющий драться с собственным творением!

Андрей сжал зубы. И атаковал в ответ. Их бой – без звука, без металла, без крови – был битвой на уровне воли и энергии. Каждый удар – плетение. Каждый парирующий жест – перераспределение Ци. Они двигались, будто два водоворота, каждый из которых поглощал свет от свечей. Через час оба остановились. Старик тяжело дышал, но улыбался.

– Теперь ты не просто мастер меча. Ты – носитель своей школы.

Но даже не смотря на эти слова, Андрей знал. Всё это лишь оболочка. Он всё ещё прятал главное. Он знал, что за его маской скрывается та самая древняя кость, что всё ещё спит в его теле. Что копьё Святого, уже частично подчинённое, тихо пульсирует в пространственном хранилище браслета. Что его артефакт-защита, обмотанная вокруг ядра, постоянно поглощает излишки Ци, не давая пробиться наружу его настоящей ауре. И с каждым днём ему становилось всё труднее сдерживать всё это. Меридианы гудели от напряжения. Ядро “шептало”. Артефакты отзывались. А взгляд старейшины – становился всё внимательнее.

Но старик продолжал молчать. Он не давал ему даже малейшего повода. Не задавал лишних вопросов. Возможно, этот старик просто ждал, когда Андрей сам раскроется. Или просто хотел увидеть, доколе парень сможет сдерживаться, и не сгореть под собственным пламенем. И Андрей знал, что скоро придёт момент истины. Момент, когда… Либо он выстрелит, и все поймут, кто он на самом деле… Либо – падёт под весом своей же силы…

Надо сказать, что лаборатория старого мастера Йонг Мина была по-настоящему особым местом. Практически настоящий каменный алтарь алхимии. Зал с высокими потолками, покрытыми золотистыми линиями печатей, светился ровным светом масляных ламп. Воздух тут был насыщен терпким ароматом редких трав, лёгким дымком от остаточных испарений после варки и тихим потрескиванием пламени в алхимическом котле. Сам котёл стоял в центре зала – тёмно-зелёный, с насечками в виде драконов и тигров, в которых пульсировали слабые потоки Ци.

Ни одному другому мастеру, даже собственной бывшей ученице Соль Хва, Йонг Мин не позволял приближаться к этому котлу, когда сам начинал работу. Только Андрей, всё ещё бывший “молчаливой тенью”, имел право быть рядом, передавать подготовленные ингредиенты, вытирать лезвия алхимических ножей и в определённые моменты нажимать на глифы активации защитного круга, который обволакивал котёл во время наиболее сложных этапов варки. И именно здесь его настиг очередное откровение этого старика, о чистоте ингредиентов.