Текст книги ""Фантастика 2025-193". Компиляция. Книги 1-31 (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

Глава 11

В эту ночь сон не шел ко мне. Я лежал в кровати, слушая мерный свист ветра, гонявшего пепел по крышам, и чувствовал, как внутри меня медленно разгорается тревога, острая, как лезвие. Марта спала рядом, ее дыхание было ровным, но даже во сне она крепко сжимала мою руку, словно боясь отпустить, наверно предчувствуя тот холод, что витал вокруг. Я закрыл глаза, пытаясь отыскать в этой зыбкой тьме хоть крупицу покоя, но вместо этого почувствовал лишь холодный, острый укол, пронзивший мою ладонь – ту самую, из которой Эвета взяла кровь.

Это было нечто большее, чем просто боль, это была связь, принудительно навязанная и болезненная. Это был невидимый след, тонкая нить, которая вдруг натянулась, зазвенела и опасно завибрировала, словно струна перетянутого лука, готового порваться. Сквозь эту нить я ощутил чужое присутствие, целый рой сознаний, сосредоточенных на единой цели, их магия была осязаема, как морозный воздух. В центре этого роя – знакомое, липкое чувство, которое я связывал с магией смерти, гнилостной, тяжёлой. Эвета. Проклятие.

Картины пронеслись в моем разуме, нечеткие, отрывочные, словно дым, клубящийся в предрассветном тумане. Я видел округлую площадку, выложенную из почерневших костей, некогда принадлежавших, возможно, каким-то древним зверям или даже людям. Вокруг нее горели чаши с густой, маслянистой жидкостью, источавшей зловонный, сладковатый дым, который оседал на всё вокруг, делая воздух вязким и удушливым. Десятки фигур в темных балахонах, их лица скрыты глубокими капюшонами, кружили в медленном, зловещем танце, их движения были ритуальными, отточенными до мелочей. Их голоса сливались в протяжный, шипящий хор, эхом отдававшийся в недрах какого-то забытого подземелья, он резал слух и давил на виски. Я видел Эвету. Она стояла в самом центре, над чем-то, что было полым и черным, ее руки, тонкие и бледные, были вытянуты вперед, как-будто она пыталась объять незримую сущность. В одной руке она держала мутный кристалл, пульсирующий фиолетовым светом, словно затаившееся сердце, в другой – ту самую склянку с моей кровью. Моя кровь. Она медленно, капля за каплей, выливала ее в черную пустоту, и каждая капля, падая, издавала едва слышимый шипящий звук.

Ритуал был изощренным, куда более сложным, чем просто наведение порчи. Ведьмы не просто произносили слова; они ткали саму суть проклятия из моего дара, используя его как основу для создания магического якоря. Я почувствовал, как нити магии, сотканные из моего естества, обвиваются вокруг незримой фигуры, повторяющей мой образ, копируя каждый штрих, каждый изгиб моего тела, моей души. Они пытались связать меня с Ашем, не просто проклясть, а сделать частью его гниющего мира, источником его силы, его личной марионеткой, пока я сам не иссякну, не превращусь в его безвольного раба. Кристалл в руке Эветы впитывал эту магию, усиливал ее, а потом выбрасывал обратно, в тело моего фантома, заставляя его корчиться, выгибаться от невыносимой боли. Я чувствовал, как фантом задыхается, как его кожа чернеет, как его сердце сжимается в ледяной кулак. Это была медленная, мучительная смерть, спроецированная на меня, на каждый нерв моего существа.

Вдруг, в самом центре ритуальной площадки, что-то изменилось. Кристалл Эветы, поначалу сиявший ровным фиолетовым светом, задрожал, словно живое существо, охваченное страхом, а потом внезапно вспыхнул ослепительным, белым пламенем. Пламя это было не огненным, не дарующим тепло, оно было холодным, словно ядовитый лед, проникающим до самых костей. Оно не грело, а обжигало, несло смерть и разложение. Ведьмы, до этого поющие в экстазе, вскрикнули. Их голоса сорвались на визг ужаса, полный боли и непонимания. Нити, которые они тянули из моего фантома, резко дернулись, словно им кто-то резко дал обратный ход, обрушиваясь обратно на них самих, на их тела, на их души.

Я почувствовал, как ударная волна магии, искаженной, извращенной, бьет по телам ведьм, словно невидимый молот. Сначала по Эвете. Ее фигура выгнулась, словно сломанная ветка, ее позвоночник треснул с глухим звуком. Кристалл в ее руке лопнул, осыпав ее острой, ледяной крошкой, которая впивалась в кожу, оставляя глубокие, кровоточащие раны. Глаза ее расширились от невыносимой боли, изо рта хлынула черная, как смола, пена, и она начала задыхаться, не имея возможности даже закричать. Тело Эветы начало стремительно усыхать, кожа ее сморщивалась, натягиваясь на кости, словно старый, пергамент. Длинные черные волосы выпадали прядями, а глаза, до этого полные колдовского блеска, тускнели, превращаясь в пустые, безжизненные провалы, отражающие лишь ужас. Она упала на колени, пытаясь дотянуться до своей груди, словно желая вырвать оттуда боль, но ее пальцы, скрюченные и черные, уже не слушались, превратившись в нечто чужеродное. Последний хрип, булькающий и мерзкий, и тело рассыпалось в пыль, которую тут же подхватил невидимый вихрь.

Остальные ведьмы тоже не избежали своей участи. Проклятие, которое они сплели, вернулось к ним, усиленное и искаженное Мартой, словно бумеранг, набравший двойную силу. Нити, которые должны были связать меня, теперь опутывали их, высасывая жизнь, молодость, силу, превращая их в живые сосуды для собственной агонии. Их тела судорожно дергались, падая на костяной алтарь, который сам треснул и рассыпался под давлением обратной магии. Кости, из которых он был сложен, рассыпались в пыль, превращаясь в нечто живое и мертвое одновременно. Из их ушей, носов, ртов хлынула кровь, черная, густая, зловонная, пахнущая гнилью и смертью. Они кричали, их крики были полны боли и безумия, но они не могли ничего сделать, не могли сопротивляться тому, что сами же призвали. Они корчились, рвали на себе одежды, пытаясь избавиться от невидимых оков, но смерть наступала неотвратимо, превращая их в подобие обугленных мумий, чьи глаза были полны вечного, застывшего ужаса.

С последним, предсмертным криком, вся сцена исчезла, растворившись в черном, липком тумане. Я резко сел на кровати, тяжело дыша, чувствуя, как сердце колотится в груди, как будто я сам только что пережил эту агонию. Моя рука, из которой взяли кровь, болела невыносимо, и я увидел, как на ней проступили тонкие, черные линии, словно невидимые вены, набухающие ядом. Я протянул руку к Марте.

Она проснулась от моего движения, мгновенно пришла в себя, ее глаза, до этого закрытые, распахнулись, и в них я увидел то же, что чувствовал сам – отголоски пережитого кошмара, боль, застывшую в глубине зрачков. Она мгновенно поняла.

– Сработало, – ее голос был хриплым, едва слышным, но в нем прозвучало нечто, похожее на облегчение и освобождение от тяжкого бремени. – Проклятие вернулось к ним. Ты в порядке?

Она взяла мою руку, осторожно коснулась почерневших линий, ее прикосновение было прохладным и успокаивающим.

– Да, – ответил я, хотя чувствовал, как меня трясет, как дрожат мышцы. – Что это было?

– Их порча пыталась зацепиться за тебя, но я поставила защиту, – она вытянула вперед свою руку, и я увидел на ней тот же амулет, который она использовала для перекачки мне энергии. Он тускло мерцал, словно уголек в пепле. – А потом направила её обратно. Они почувствовали всю силу того, что хотели сделать с тобой. Каждое искажение, каждую каплю яда.

– Все? – спросил я, пытаясь унять дрожь в голосе.

– Все, кто участвовал в ритуале, – она кивнула, в ее глазах читалась глубокая усталость, но и удовлетворение от выполненной работы. – Их тела исчезли, обратившись в прах. Невидимый ветер унес их.

Я почувствовал, как внутри меня медленно поднимается волна злорадства, смешанная с отвращением к самой природе подобной магии. Справедливость. Или месть. Неважно, какое название дать этому. Одно было ясно: Эвета и ее ведьмы больше не были угрозой. По крайней мере, не напрямую. Их коварный план провалился, обратившись против них самих.

– Что теперь? – спросил я.

– Теперь Аш, – она посмотрела в окно, за которым уже начинал брезжить тусклый, пепельный рассвет. – Ему не понравится потеря своих ведьм, его верных слуг. Он придет. Скоро. И он будет зол.

И она оказалась права. Едва первые лучи солнца, тусклые и серые, пробились сквозь пепельную завесу, окрашивая мир в монохромные тона, как на горизонте показалось нечто, заставившее содрогнуться сам воздух, предвестник новой беды.

Это был третий штурм Вертана.

Я стоял на стене, рядом с Велесом и Первесом, и смотрел на приближающуюся армию Аша, чувствуя, как напряжение сдавливает грудь. На этот раз он изменил тактику, отказавшись от массированного наступления крепостей. Впереди, двигаясь медленно, но неумолимо, катился огромный, чудовищный таран. Он был сложен из черного, как ночь, обсидиана, усилен массивными стальными пластинами, а его головная часть была окольцована древними магическими рунами, которые тускло светились зловещим красным, словно живые угли. Эта махина была массивной, устойчивой, казалось, ее невозможно ни опрокинуть, ни сжечь – ни одно из наших прежних средств не подходило. Она двигалась, словно живое существо, нечто среднее между горой и зверем, ведомое сотнями Чревоглотцев, их хриплый, утробный вой эхом разносился по равнине, заглушая все прочие звуки.

– Что это за дрянь? – хрипло спросил Велес, его лицо было напряжено, а глаза сузились. – Я таких машин еще не видывал.

– Нечто новое, – ответил я, сжимая кулаки, ощущая холод металла.

Таран был направлен прямо на центральные ворота, словно хищник, идущий на свою жертву. За ним, огромной, бескрайней волной, шли легионы скелетов. Они несли мешки, наполненные песком и щебнем, и бросали их в ров, засыпая его своими телами, утрамбовывая площадку под ногами тарана. Работа шла быстро, слаженно, с пугающей эффективностью, как будто эти твари были не просто мертвецами, а частью единого, бездушного механизма. За считанные минуты ров, который мы с таким трудом углубляли и заваливали кольями, превратился в ровную, плотную площадку, по которой таран мог свободно двигаться. Тысячи тел были погребены под песком, создавая жуткую основу для наступления.

– Почему мы не стреляем? – спросил один из ополченцев – Устроим им новый огненный ад

– У нас осталось мало земляного масла – ответил Первес сжал рукоять меча, его губы сжались в тонкую линию.

– Ударим чуть позже, когда подойдут основные силы штурмующих – добавил я

Когда таран приблизился к воротам, его грохот стал невыносимым, раскатистым, словно гнев пробудившейся горы. Он отдавался по всему городу, проникал в головы защитников, сотрясал стены, казалось, что земля под ногами вибрирует в унисон с его ударами. Каждый удар тарана, который приходился по воротам, был как удар молота по наковальне, раскатистый, оглушительный, выбивающий пыль и крошку. Ворота дрожали, но они держались, сопротивлялись изо всех сил, словно живые.

Я знал, что это ненадолго. Ни одно дерево, пусть и окованное железом, не выдержит такого напора вечно.

– Приготовить катапульты! – крикнул я, мой голос звучал хрипло, но твердо. – Бьем в глубь порядков!

Ополченцы, хоть и были напуганы грохотом, работали слаженно, их движения были отточены муштрой. Горшки с земляным маслом взмывали в воздух, обрушиваясь на головы наступающих. Тысячи скелетов горели, превращаясь в пепел, но они продолжали идти вперед, ведомые неумолимой, безжалостной волей, не замечая боли и смерти. Таран работал, его удары становились все чаще, все сильнее, выбивая доски и кроша камень. Я почувствовал, как сердце сжимается в груди, понимая, что финал близок.

Наконец, с глухим, протяжным стоном, главные ворота Вертана рухнули. Они не выдержали, разлетевшись на щепки, их обломки с грохотом упали на землю, поднимая клубы пыли.

И тут для Аша и его войск, готовых ворваться внутрь был сюрприз. За воротами, там, где должна была быть прямая дорога в город, возвышалась огромная гора брусчатки. Мы сняли ее с улиц, перенесли сюда, завалив проход до самых верхних сводов, создав искусственную гору из камня. Это была настоящая стена, непреодолимая, грозная.

Войска Аша, ослепленные яростью и предвкушением легкой победы, хлынули в пролом. Но вместо легкой дороги в город, они уткнулись в гору камней, в эту рукотворную преграду. Их строй моментально нарушился. Они пытались лезть на брусчатку, цеплялись за нее своими когтистыми руками, но камни были скользкими от пепла, а их вес был слишком велик, и они падали, сбивая друг друга, создавая хаос. В этот момент мы нанесли свой главный удар.

– Пли! – крикнул я, и сотни катапульт, расположенных по всему периметру стен, обрушили на наступающих новый огненный дождь.

Горшки с земляным маслом падали не только за воротами, но и на фланги, на те войска, что пытались обойти завалы, наступая с боков. Это была новая огненная баня для рыцарей, скелетов, Чревоглотцев и всех тварей Аша. Пламя взметнулось вверх, освещая поле боя зловещим красным светом, клубы черного дыма поднимались к небу. Тысячи мертвых тел горели, их обугленные остовы падали в огонь, превращаясь в пепел, пополняя ужасный фундамент.

Это было жестоко, зрелище было поистине адским. Но иначе было нельзя, мы сражались за свои жизни, за свой дом.

Войти в город не получилось. Войска Аша метались в огненном плену, их дисциплина рушилась, превращаясь в панику. Они попытались отступить, но отступать было некуда. Их сбивали те, кто наступал сзади, их пожирал огонь, перекрывая путь к спасению. Аш, должно быть, понял, что его план провалился. Остатки его армии, те, кто выжил в этой огненной ловушке, наконец, отступили, унося с собой потери и ощущение поражения.

К вечеру город затих. Третий штурм провалился. Но это не означало победу. Это была лишь временная передышка.

Войска Аша не отступили полностью. Они лишь отошли на безопасное расстояние и начали разбивать огромный лагерь, который раскинулся на многие мили вокруг Вертана. Город был окружен, словно в тисках. Штурмов больше не было – началась осада.

Я собрал военачальников в главном зале донжона. Велес, Первес, Харт, Марта. Их лица были усталыми, покрытыми копотью и сажей, но в глазах горел огонь решимости, смешанный с тяжелой тревогой. Мы выдержали три штурма. Но теперь начиналось самое страшное испытание.

– Итак, – начал я, обводя их взглядом, чувствуя тяжесть своего голоса. – Мы отбились. Но Аш сел в осаду. Его цель изменилась.

– Он не будет больше штурмовать? – спросил Первес, его голос был низким, в нем слышалась надежда, смешанная с сомнением.

– Не думаю, – ответил я, покачав головой. – Он понял, что взять Вертан наскоком не получится. Его армия понесла тяжелые потери. Теперь он будет ждать, подтягивать из инферно свежие силы. Выжидать, пока мы сами не падем, пока голод не сломит наш дух.

Харт кивнул, его взгляд стал мрачным. – Голод, князь. Запасы. Это наше самое слабое место.

– Именно, – я поднял глаза на потолок, где, казалось, пепел просачивался даже сквозь камень, оседая на каждую поверхность, на каждую мысль. – Запасов у нас хватит на месяц, может быть на два. Начинайте сокращать порции еды.

– Горожане уже голодают, князь, – подал голос Велес, его обычно невозмутимое лицо было серьезным, с глубокими морщинами от усталости. – После пожаров, болезней, им не хватает еды. Скот умирает с ужасающей скоростью, отравленный пеплом. Урожай погиб под этой черной мглой. Они смотрят на нас с надеждой, но эта надежда тает с каждым днем.

– Мы не можем дать им надежду, которая не оправдается, – сказал я, чувствуя тяжесть этой ответственности. – Мы должны быть честны с ними, насколько это возможно.

– И что будем делать, князь? – Марта, до этого молчавшая, подняла глаза. В них была тревога, но и готовность к любым испытаниям. – Есть ли у нас план?

– Нам нужно держаться, – ответил я, мой голос стал тверже. – Каждое зернышко, каждая крошка теперь на вес золота.

– Народ не поймет, князь, – Первес покачал головой, его опыт подсказывал ему возможные последствия. – Они взбунтуются, решат, что их бросили.

– Они поймут, когда увидят, что мы делим с ними последнюю крошку, что мы страдаем так же, как и они, – сказал я, глядя ему прямо в глаза. – Но этого будет недостаточно. Нам нужно продержаться до прихода подкреплений. Это наша единственная надежда.

– Подкреплений? – Велес усмехнулся, в его усмешке прозвучала горечь. – Откуда? Если они вообще придут. От Восточного Эскела, от западных княжеств? Сколько они будут идти? Месяц? Два? Три? Голод убьет нас раньше.

– Месяц, может быть, два, – ответил я, чувствуя, как внутри меня разгорается холодный огонь решимости, противостоящий отчаянию. – Но они придут. Фридрих собирает армию, Иоганна пытается достучаться до остальных князей. А до тех пор, мы должны держаться. Любой ценой. Каждый из нас. Иначе все, кто пал, пали зря, и их жертвы будут бессмысленны.

Я посмотрел в глаза каждому из них, и в их глазах увидел то же, что чувствовал сам: усталость, тревогу, но и непоколебимую решимость. Эти люди были моей опорой.

– Завтра утром, – сказал я, подводя итог. – Начнем сокращать порции еды. И будем ждать.

Над городом висела тишина, прерываемая лишь редкими скрипами и стонами. Пепел все так же сыпался с небес, покрывая мир серым саваном, а вдали, за стенами, горели огни лагеря Аша, словно тысячи зловещих глаз, наблюдавших за нами из темноты. Голод. Это было новое оружие Аша, не менее смертоносное, чем его демоны и огонь. И оно могло оказаться самым страшным из всех, способным сломить дух там, где оружие бессильно.

Глава 12

Зима пришла в Вертан внезапно, словно хищник, подкравшийся к спящей жертве. Мягкая, теплая осень, до последнего дня баловавшая нас остатками солнца и редкими дождями, сменилась пронизывающими, ледяными ветрами, которые выли в щелях стен, просачивались под одежду, заставляя ежиться даже самых стойких. Небо, до этого постоянно затянутое серой пепельной пеленой, теперь стало свинцовым, тяжёлым, готовым в любой момент разразиться снегопадом. И он не заставил себя ждать. Сначала посыпались мелкие, колкие кристаллики, которые таяли, едва коснувшись земли, но вскоре они сменились плотными, тяжелыми хлопьями, закружившими в бешеном танце, быстро скрывая под собой обугленные руины и серые улицы.

Мы оказались совершенно не готовы к столь резкой смене сезонов. Забота о продовольствии, ремонте стен, тренировке ополчения поглотила все наши силы и время. Теплой одежды не хватало даже для солдат на стенах, а запасы дров иссякали с пугающей скоростью, оставляя за собой лишь холодные, пустые склады. Каждое утро начиналось с того, что караульные сообщали о новых случаях обморожений. Но, как это часто бывает, даже в самой суровой беде обнаружились свои, неожиданные преимущества. Холодные метели и непрекращающиеся снегопады, которые, казалось, должны были добить нас, вместо этого сделали то, чего не смогли наши маги – смели падающий пепел. Ветер гнал его прочь, унося на юг, а небо, до этого затянутое черной мглой, постепенно прояснилось. Сквозь рассеивающиеся тучи начали проглядывать тусклые, зимние звезды, а днем – бледное, не дающее тепла солнце. Дышать стало легче. Воздух, хоть и морозный, больше не резал лёгкие едким запахом серы и тлена.

Судя по всему, Аш тоже оказался не готов к столь скорой зиме. Наблюдая в подзорную трубу за главным лагерем демона, который раскинулся в нескольких милях к югу от Вертана, я заметил значительное снижение активности. Движение в лагерях напротив ворот уменьшилось в разы. Огромные, чудовищные колеса костяных крепостей, которые наводили ужас на всех защитников, теперь вмерзли в землю, превратившись в недвижимые глыбы. Скелеты и черные рыцари, в их обугленных доспехах, пытались разобрать на доски несколько разрушенных окрестных домов, чтобы развести костры и отогреть огромные железные колеса своих машин. Это были бесполезные, отчаянные попытки, которые не приносили никакого результата. Крепости оставались вмерзшими в лед, недвижимые, словно памятники собственному бессилию.

Действия Аша, хоть и были продиктованы отчаянием, подсказали мне решение одной из наших проблем. Если он сжигает дома для отопления, значит, и мы можем. Я тут же приказал начать планомерный демонтаж разрушенных кварталов. Деревянные балки, обломки мебели, даже высушенная солома с уцелевших крыш – все это должно было пойти на дрова. Это не решало проблему полностью, но давало хоть какую-то передышку.

Но проблема голода никуда не делась, она, наоборот, обострилась с приходом холодов. Каждое утро я объезжал центр и окраины города, беседовал с людьми, стараясь понять их нужды, отчаяние, их тихий, нарастающий гнев. Голод был молчаливым врагом, куда более коварным и безжалостным, чем армии Аша. Он подкрадывался незаметно, опутывал своими щупальцами каждого, проникал в каждую семью, в каждый дом.

Вертан голодал. Это было видно по лицам людей – впалые щеки, заостренные подбородки, потухшие глаза, в которых медленно угасали последние искры надежды. Дети, еще недавно бегавшие по улицам, теперь сидели тихо, прижавшись друг к другу, их животы были надуты от голода. Женщины, раньше щебетавшие у колодцев, теперь молчаливо стояли в очередях за водой, их руки были потрескавшимися от холода, а губы – бледными от недоедания.

Порции еды, которые мы выдавали жителям, пришлось еще больше урезать. И без того мизерные пайки теперь превратились в жалкие крохи, которые едва ли могли поддержать жизнь. Дневной рацион состоял из тонкого ломтя хлеба, сделанного из смеси разных круп и, порой, отрубей, и миски горячего, но почти безвкусного отвара из сушеных овощей. Мясо было редкостью, которую получали лишь солдаты на передовой и дети, и то лишь в те дни, когда удавалось забить какую-нибудь павшую лошадь.

– Князь, – обратилась ко мне во время объезда старая Ина, владелица маленькой пекарни, что чудом уцелела на одной из окраин, ее руки, покрытые морщинами, дрожали. – Мой внук… он не ест третий день. У нас нет ничего. Я пыталась… я сварила старые кожаные сапоги. Но это невозможно есть, князь. Просто невозможно.

Я посмотрел на нее, и сердце мое сжалось. Старые кожаные сапоги. Блокадный Ленинград. Эта аналогия, пришедшая из моей прошлой жизни, теперь казалась чудовищно реальной. Люди действительно варили кожу, пытаясь извлечь хоть какие-то питательные вещества, хоть как-то обмануть желудок. На улицах города, когда-то полных бегающих собак и кошек, теперь царила пугающая тишина. Домашние животные начали пропадать – сначала собаки, потом кошки, и никто не спрашивал, куда они делись. В мрачных закоулках, скрываясь от чужих глаз, голодные люди ловили крыс, их мясо, порой, оказывалось единственной белковой пищей за многие дни.

– Мы делаем все возможное, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, хотя внутри меня все кричало от бессилия. – Мы держимся. И мы победим.

– Победим… – прошептала она, и в ее глазах, полных отчаяния, я увидел тень сомнения.

Я знал, что одними обещаниями сыт не будешь. Людям нужна не только еда, но и надежда. Нужна вера в будущее, в то, что этот кошмар закончится. И тут мне пришла в голову мысль о празднике. Новый год. Время, когда люди всегда собирались вместе, забывая о горестях, веря в чудо. Мы были в осаде, в окружении врага, но мы все еще были людьми, и у нас были свои традиции.

Я решил широко отпраздновать Новый год, чтобы поддержать дух людей, дать им хоть что-то, что могло бы отвлечь от повседневного ужаса. Обычаев ставить елку здесь не было, но сами хвойные деревья – пышные пихты, стройные сосны – росли в избытке в замковом парке, который чудом уцелел после пожаров.

– Харт, – сказал я, вернувшись в замок, – собери несколько крепких плотников и солдат. В замковом парке, возле старого фонтана, срубите несколько самых пышных елей. Самые большие – для центральных площадей, поменьше – для каждого квартала. И доставьте их туда. Немедленно.

Харт, обычно невозмутимый, удивленно поднял бровь, но тут же кивнул. Моя идея, должно быть, казалась странной в разгар осады, но он доверял мне.

Чем украсить хвойные деревья в осажденном городе, где каждый клочок ткани, каждый кусок металла был на счету? Я задумался, перебирая в голове возможные варианты. Не было ни стеклянных шаров, ни гирлянд, ни ярких лент. Но было кое-что другое.

Я приказал собрать весь металлолом, оставшийся от тварей Аша. Битые доспехи, которые нельзя было починить, щиты… Кузнецы, работая без устали, расплавили их, а затем выковали из металла тонкие, ажурные пластины в форме звёзд, полумесяцев и различных рун – символов защиты, плодородия, надежды. Эти пластины отполировали до блеска, так, чтобы они отражали тусклый свет факелов и бледное зимнее солнце, словно маленькие зеркала. Из обломков мечей и наконечников копий выковали тонкие, изящные цепочки, на которые их и подвешивали.

Дети, которым было поручено раскрасить их, использовали белую и красную глину, чтобы нарисовать на них символы солнца, луны, птиц – древние, почти забытые знаки, которые, как верили люди, могли отгонять злых духов.

Из смолистых шишек сделали целые гирлянды, переплетая их с тонкими ветками вечнозеленого плюща, который рос на стенах замка. Они пахли лесом, свежестью, чем-то живым и чистым, что так редко встречалось в эти дни.

Праздник был назначен на вечер. К тому времени город преобразился. На центральных площадях, в каждом квартале, возвышались величественные ели, украшенные тысячами блестящих пластин, цветных камней и ароматных шишек. На ветвях, где-то здесь и там, светились маленькие глиняные фонарики, внутри которых горели крошечные огоньки.

Я скрепя сердцем, приказал забить с десяток лошадей, выкатить из подвалов оставшиеся бочки с вином. Как бы людям не стало плохо от всего этого… Назначил следить за выдачей винных порций, мяса Марту и еще нескольких женщин. Они должны были не допустить излишеств.

К вечеру горожане начали собираться у деревьев. Их лица, до этого бледные и уставшие, теперь озарялись тусклым, но искренним светом. Дети, в своей скудной, залатанной одежде, бегали вокруг, смеясь и указывая на блестящие украшения. Старики, их глаза, до этого полные печали, теперь смотрели с умилением на это зрелище, вспоминая давно минувшие годы, когда праздники были полны изобилия. Люди делились тем немногим, что у них было: крошечными кусочками хлеба, кружками горячего травяного отвара.

В замке был накрыт скромный стол для меня и моих военачальников. Мы говорили о мире, о надежде, о будущем, которое, казалось, было так далеко и так призрачно. Я поднял свой кубок.

– За Вертан! За нашу победу! – мой голос, казалось, прозвучал эхом в торжественной тишине.

– За победу! – ответили остальные, и мы осушили кубки.

Я поднялся на балкон, откуда открывался вид на центральную площадь. Она была полна людей. В этот момент, когда город был погружен в хрупкую, но такую долгожданную атмосферу праздника, я дал сигнал. В небо взмыли первые фейерверки – несколько заранее заготовленных зарядов, которые мы сохранили для особых случаев.

Сначала раздался шипящий свист, затем – глухие хлопки, и в серое небо взметнулись ослепительные огненные шары. Они рассыпались тысячами искр – красных, зеленых, золотых – на мгновение озаряя Вертан ярким, волшебным светом, прогоняя тьму и пепел, напоминая о существовании красоты в этом умирающем мире. Дети восторженно закричали, их голоса слились с восхищенными вздохами взрослых.

Я даже не удивился, когда Аш попытался испортить нам праздник. Его злоба была настолько осязаемой, что я ожидал подобного удара. В тот самый момент, когда начался фейерверк, когда люди смотрели вверх, завороженные игрой света, войска демона пошли на новый приступ. Он был хитрым. Аш показал ложные атаки по нескольким направлениям – на южные, восточные ворота, туда, где мы ожидали его основной удар, – чтобы отвлечь наши силы, посеять панику, заставить нас распылить внимание.

Но сосредоточил главный удар напротив северных ворот. Он знал, что это наш самый слабый участок, наименее защищенный, там, где мы не ожидали основной атаки. Снова Чревоглотцы, огромные, отвратительные твари с множеством пастей, двинулись вперед, неся с собой осадные лестницы.

По огромным лестницам Червоглотцы смогли забраться на стену, выбить оттуда ополченцев и стражу. Их масса, их ярость были слишком велики для уставших, голодных защитников. Звуки битвы, крики ужаса, скрежет металла, доносившиеся с северной стены, быстро докатились до центра города, заглушая праздничные возгласы.

Нас спасла система сигналов, которую мы с таким трудом отработали. Только раздался знакомый, протяжный звук рога, сигнализируя о прорыве. Я тут же направил резервный полк, состоявший из самых опытных солдат гарнизона, к Северным воротам и сам пошел с ним, чувствуя, как внутри меня разгорается холодная, яростная решимость. Марта, без единого слова, следовала за мной.

Бой был жарким. Когда мы добрались до северной стены, там царил хаос. Чревоглотцы уже закрепились на стене, их огромные тела были повсюду, их пасти извергали едкую слизь, которая разъедала камень и плоть. Они отбрасывали наших солдат, как тряпичных кукол, их когти рвали доспехи, а ядовитые зубы раздирали плоть.

Мой Ас-Урум, казалось, жил своей собственной жизнью. Он раскалился так, что его больно было держать, но я не обращал на это внимания. Серебристое лезвие рассекало воздух, прожигало плоть Чревоглотцев, оставляя за собой дымящиеся раны. Я рубил, колол, отбивался, двигаясь вперед, стараясь создать пролом в рядах врага, оттеснить их обратно, сбросить со стены.

Рядом со мной Харт, его огромный двуручный меч, казалось, рубил воздух, создавая вихрь стали и смерти. Велес и Первес, сплотив остатки ополчения, сражались отчаянно, их лица были покрыты сажей и кровью, но в глазах горел огонь.

Я чувствовал, как силы покидают меня, как легкие горят от каждого вдоха, как мышцы дрожат от напряжения. Но я не мог сдаться. Я должен был выстоять. За Вертан. За людей, которые верили в меня.

Чревоглотцы были живучи, их тела регенерировали с удивительной скоростью, но мой Ас-Урум был быстрее. Я сосредоточил всю свою волю, всю свою магию на мече, превратив его в продолжение своей собственной ярости. Каждый удар был точным, смертоносным, прожигающим плоть и кости, оставляя после себя лишь дымящиеся куски.

Наконец, нам удалось оттеснить их. Мы сбросили последних Чревоглотцев со стены, их тела с глухим шлепком падали в ров, присоединяясь к тысячам обугленных скелетов. Победа была за нами. Северная стена была очищена. Мы отбились. Люди на стенах кричали, их голоса были хриплыми, но полными облегчения.

Я оперся на парапет, тяжело дыша, чувствуя, как мир плывет перед глазами. Ас-Урум дымился, от него исходил жар. Я едва смог его убрать. Руки дрожали, а в теле чувствовалась такая усталость, что, казалось, я мог рухнуть прямо здесь, на камни.