Текст книги ""Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Влад Лей

Ну-ка, леди-миледи, проснись, встрепенись, о чем ты думала перед этим? Муть? Жуть? Жизнь? Искорки вспыхнули чуть ярче, а безнадега вроде бы немного отступила. Живем! Ой, к искоркам прибавилось еще несколько. Как светлячки, только не суетятся. Не бабочки, не мошки. Скорее, стайка рыбок в море бессознательного. Ну-ка, попробую еще раз позвать, уже осознанно.

Жизнь! Я – Зоя. Зоя означает «жизнь». Это мое слово. Мой тотем. Мой талисман. Я сама – жизнь. Жизнь! Золотистых искорок стало много, и они пододвинулись ближе. А беспросветность начала неторопливо уступать место надежде. Я – живая, я живу! Жизнь!

Чудо приблизилось и обрело вполне земные очертания. Теперь вокруг меня летало облачко маленьких золотистых жучков, их гладкие спинки сверкали на несуществующем солнце. Золотистый свет играл и потрескивал сотнями крохотных искрящихся крылышек. Это было так странно видеть в бездушном несуществующем космосе, но никакой тревоги не вызывало, словно что-то внутри меня (или все-таки снаружи?) подсказывало: не бойся, мы несем добрые вести и творим добрые дела.

Ох… какое приятное ощущение! Тут тебе и маленькие глупые рыбки, что тычутся в ногу носиками, и пузырьки в газировке, щекочущие язык, и еле заметное ощущение бабочкиных крыльев, когда она неосторожно садится на руку и изумленно оглядывается на гигантского соседа, надеясь, что он ее не обидит. Мне тепло. Так спокойно и мирно. Боже мой, в плотном коконе своего тактильного одиночества я уже и забыла, что прикосновения могут быть такими приятными!

Как чудесно! Это было как благословение, как дар. Все мои тревоги растворились, а мрачные тени ушли туда, где им и место – в неизведанные глубины бездушного космоса. Хм… как интересно: космос простирается между душами, но в нем самом душ нет, значит, он и правда бездушный. Зато в нем водятся… Нет уж! Если вернусь, если только я доберусь отсюда до своей души, больше никаких погружений! Никогда! Паровозный гудок!

Мир словно рванулся мне навстречу. «Тормоза» внезапно пропали, вернулись «нормальные космические скорости». Ух, как хорошо-то! Неужели все-таки выберусь? Светлячки мои куда-то подевались, растаяли. Их смыло волной неукротимого движения. Жалко, даже «спасибо» им не успела сказать. Интересно, они бы поняли? Кто они вообще такие? У японцев светлячки символизируют уходящие души или тихую, горячую любовь. Но это легенды, а тут?

Что там такое? Впереди наметился слабый свет? Уже близко?

Граница собственной души проскочила незаметно. Плим – и уже там, так опытная медсестра делает укол. А скорость-то осталась космическая! А-а-а, куда же мы так несемся! Тормози, Олег, я так с ума сойду, тормози! Лица, люди, сцены, виды, позы, запахи, ужас, смех, мама, бутылки, Лиана, папа, папа, снова папа, ба… Ох, нельзя же на такой скорости. Свет. Тьма. Вспышка. Мрак. Еще. Еще. Еще! Мне плохо. Уберите скорее! Хватит воспоминаний и фантомов. Я больше не могу. Ну, стой же! Стой! Я вывинчиваюсь, нет, пробкой от шампанского вылетаю в реальность…

Глава 28. Возврата нет

Судорожный вздох. Непослушные пальцы. Сорвать шлем. Сетка, черт, где там эти крючки? Олег сидит совсем рядом и смотрит тревожно, пристально вглядываясь в ее лицо. Как же хорошо. Живой человек! Настоящий! Не призрак, не фантом! Родной мир! Я вернулась! Неловко пытаюсь подняться с дивана. Ноги тоже толком не слушаются. Сколько же я спала? Сколько?! Почти четыре часа?

Олег инстинктивно протягивает руку, чтобы мне помочь. Потом вспоминает обещание и резко отдергивает ее. Господи, какая глупость. Он живой, реальный! Неожиданно для самой себя я привстаю, тянусь к нему и крепко, изо всех сил, обнимаю. Понятное дело, носом утыкаюсь ему в грудь, а мне все равно. Глаза закрыты, я почти ничего не вижу. Но чувствую, как его мышцы закаменели в попытке осторожно выбраться. Ему почти удается. Я приоткрываю глаза…

Зря. Комната кружится, несется все быстрее. Внезапно меня настигает острый приступ тошноты. И все, как нарочно, летит прямо на его стильный галстук. И вокруг. Ох, как неудобно-то, и зачем я только ела? Впрочем, судя по отвратительному вкусу на языке, это уже не еда. Горечь разочарования и голодная едкость вмиг напомнили, как в детстве мне бывало плохо, когда слишком долго каталась на карусели.

– Прости, я… – лепечу невпопад. – Я сейчас.

– Садись, – бесконечно терпеливо говорит Олег. – Просто посиди, все нормально, всякое бывает. Я на минутку.

Он уходит, а меня захлестывает острое ощущение стыда. Ну что со мной такое? Нервный срыв? Осторожно встаю и по стеночке бреду на кухню умыться. А ванная-то занята. На полдороге неожиданно для себя теряю равновесие и едва успеваю со стоном неловко сползти по стене на пол, чтобы не упасть. Тут же появляется Олег, уже без галстука, рубашка мокрая.

– Можно? – он протягивает ко мне руку, хочет помочь встать.

– Можно, – соглашаюсь я.

Все мои хитрые заморочки внезапно куда-то делись. Или это я только ему научилась доверять? Олег говорит со мной как с маленьким ребенком:

– Вот так, молодец, сейчас мы дойдем до умывальника. Не спеши, все хорошо.

Господи, как же стыдно… Надо взять себя в руки. Но вместо этого я снова пошатываюсь. Он придерживает меня уже крепче, почти обнимает. А мне все равно. Надо же! Все прошло? Вот так просто?

– На, попей водички. И давай умоемся. Помочь тебе?

– Спасибо. Держи чашку. Попробую сама. Но ты не уходи пока.

– Я побуду здесь. Если захочешь переодеться, у Вики, наверное, что-нибудь найдем.

– Да ничего, высохну. Мы ведь еще посидим?

– Да, конечно. Ты мне что-нибудь расскажешь? Нашла его? Или нет?

– Нашла, но…

Ох, меня опять стошнило, но теперь хотя бы в раковину.

– Ладно. Нам теперь спешить некуда. Умывайся пока. Я рядом. Чаю поставлю. При сотрясении мозга, да и при отравлении тоже хорошо помогает крепкий черный чай.

Отвечать мне некогда. Я умываюсь, стараюсь хоть немного привести себя в порядок. Оставаясь в рамках приличий. Хотя какие тут, к черту, приличия? Я пытаюсь снять блузку через голову, но руки меня еще плохо слушаются, и в итоге я застываю – спеленутая, полуголая, в нелепой позе. От бессилия и полного идиотизма ситуации я начинаю тихо скулить. Олег как-то неопределенно крякает, помогает мне распутаться, краснеет и стремительно выходит.

Минуту спустя он вновь появляется, честно стараясь не смотреть на меня. Протягивает большое банное полотенце и Викину блузку – розовенькую, с оборками. Она мне велика, и не на один размер, но я благодарю его, вытираюсь и пытаюсь застегнуть дюжину фигурных пуговичек. Пальцы предательски дрожат и никак не попадают куда надо. Меня обволакивает облако чужих духов. Боже, она что, целый флакон на себя вылила? Не все пуговички удалось застегнуть, ну да ладно. Оправляю это нечто, быстренько прополаскиваю свою блузку и иду в ванную, вроде бы там должны быть веревки. А мир продолжает качаться и кружиться. Беспомощно вскрикиваю и хватаюсь рукой за воздух.

Олег тут же подскакивает, молча забирает блузку и сам идет в ванную. Ну и хорошо. Тогда я просто посижу.

– Чай будешь? – спрашивает он, возвращаясь. И я с удивлением понимаю, что снова хочу есть.

– Буду.

* * *

Дверной звонок прозвучал так резко и неожиданно, что они оба вздрогнули.

– Не вставай, сиди пока, я открою, – Стручок направился к двери.

– Ладно.

– А вот и я. Ну, как вы тут? Получилось что-нибудь? А где Зоя? А ты чего такой бледный? – Вика сыпала вопросами без остановки. Она волновалась и при этом, как обычно, делалась болтливой. – А мне открытый урок зачли! А Маринке не зачли, сказали еще готовиться. А Евгения Владимировна… Ой, а ты чего в моей блузке сидишь? И тоже бледная такая? У вас что-то… Он к тебе приставал? Обидел тебя, Зой?

– Я… Нет-нет, все хорошо, он молодец. Все нормально у нас. Я просто…

Вика еще раз внимательно их оглядела:

– Он тебя раздел, что ли? Ничего не понимаю.

– Нет, все наоборот. Я испачкала свою блузку, и он мне принес эту.

– Вон оно что. Эх мужики-мужики! Олег, а ты не мог взять мою не самую парадную?

– Да я…

– Вика, не волнуйся, я постираю, выглажу и тебе отдам. Я просто…

– Да ладно тебе, Зой, я и сама постираю! Ты что! Рассказывай лучше. Получилось?

– Нет.

– Да, – ответы Стручка и Зои прозвучали одновременно.

– В смысле? – теперь синхронно поинтересовались Вика и Стручок.

Зоя невольно усмехнулась и вдруг горько всхлипнула – и сама не ожидала. Вот ведь парадокс: усталая, грязная, униженная дурацкой ситуацией, она вдруг почувствовала себя почти счастливой! Неужели ее застарелый враг, с которым она почти уже смирилась, отступил? Может, теперь нормальная жизнь восстановится? Ей очень хотелось бы в это верить, но пока она боялась обмануться. Надо будет все тщательно проверить. Она постаралась взять себя в руки и смахнула слезы.

– Ей плохо было, – пояснил Стручок размеренно, как преподаватель. – Слишком тяжело прошло погружение. До сих пор никак не может в себя прийти. Вот, чаем отпаиваю.

– Ой, а я как раз пирожков купила, будете? У нас в буфете вкусные делают. Сейчас принесу. Поедим, и ты все расскажешь. Он хоть там? Живой?

Она замерла на пороге кухни, ожидая ответа. Зоя кивнула:

– Да, я нашла его. Он живой.

– Фух, – с облегчением выдохнул Стручок.

– Но он не вернется.

– Как?

– Почему? – Стручок и Вика снова соревновались в синхронности.

– Он так решил. Сам. И я не смогла его переубедить. Простите. Не получилось.

– И что теперь? – голос Вики дрогнул.

– Я не знаю. На обратном пути на меня напал Темный Кружень.

– Кто?!

– Не знаю. Какое-то существо? Вещество? Явление? Пару раз укусил меня. Я уж думала, сожрет меня или я там с ума сойду. А сегодня еще все так медленно было.

– Кстати, да, я тоже заметил, правда, не сразу. Получается, скорость перемещения сама может падать, без моего участия. Я как увидел, сразу добавил, а ей хоть бы хны – ты застряла там и висишь где-то посередине. Но смотрю – головой мотаешь. Там один разъем перекосило. Мне показалось, сейчас выскочит, я его чуть покрепче вставил, но тебя не касался!

Он с опаской взглянул на нее, но Зоя лишь слабо улыбнулась в ответ.

– Потом еще скорости добавил, и тогда все вроде поехало. А затем, когда ты уже приближалась к точке выхода, убавил.

– А после входа в душу – забыл?

– Точно! Совсем забыл, прости… Ты такая бледная лежала, пот струится по лицу, дышишь тяжело. У меня билась только одна мысль – поскорее тебя вернуть.

– Спасибо тебе, Олег. Только прошу: не забывай больше, так можно с ума сойти. Это как на гоночной машине по людным улицам гонять, для этого нужны нервы гонщика. Или пилота.

– Досталось тебе, – посочувствовала Вика.

– Да. Но главное – все напрасно. Он совсем не хочет возвращаться. Я ему сообщила, что тело его в коме уже много дней, что он в больнице, на внутривенном питании, ну, в общем, все рассказала.

Вика набрала воздуха, чтобы что-то спросить, но Зоя ее опередила:

– Да-да, я передала, что тебе очень его не хватает. Как и всем нам. А он…

* * *

И снова позвонили в дверь. Теперь открыла Вика.

– О, вся честная компания в сборе! – Инга улыбалась, но взгляд ее был невеселым, а тон – требовательным. – Скажите главное: получилось? Нашли?

– Нашли. Но возвращаться он не хочет, – резюмировал Стручок.

– Даже так? А вот это очинно жаль. Мне звонили из больницы. Там все… не очень хорошо. Состояние пока стабилизировали, но вообще ему с каждым днем становится немного хуже. И они не могут дать четкий прогноз, сколько он так еще продержится.

– Простите, – Зоя накрыла лицо руками, и теперь голос ее был еле слышен. – Я не смогла.

Инга решила дипломатично сменить тему:

– Какая на тебе сегодня блузка… э… интересная. Я даже не думала, что ты такие носишь.

– Это не моя.

Инга недоуменно приподняла брови, но никаких комментариев не последовало. Тогда она прочистила горло и осторожно осведомилась:

– Ребяты, у вас тут все нормально? Что-то новое случилось, о чем я должна знать?

– Меня чуть не съели, – спокойно ответила Зоя.

– Этот, что ли? Обещал ведь, а, Олежек? Как же так?

– Да нет-нет. Там, в космосе. Существо. Или… я не знаю. А потом еще и вылечили. Кажется. А он меня спасал, – в голосе ее звучала искренняя признательность.

Зоя потянулась через стол, нашла руку Стручка и благодарно погладила ее. Брови Инги и Вики поползли вверх. Дамы многозначительно переглянулись. Затем Инга пододвинулась поближе к Зое и мягко произнесла:

– Я скажу так: не знаю, как там, в мировых эфирах, но здесь у вас точно что-то произошло. Рассказывайте. Я хочу знать все. Если надо, Вику можем пока отправить. За молоком. Оно нам не нужно, но пусть, что ли, сходит? Да?

– Че это! – по-детски возмутилась Вика. – Я, между прочим, давно уже взрослая. И когда мне говорят…

Стручок перебил ее, недослушав:

– Я сам не знаю. Она сегодня очень изменилась после возвращения. Я бы сказал, радикально.

– Зоя, что скажешь? Ты опять побледнела.

Пару минут все молчали. Потом Зоя медленно ответила:

– Просто я… очень рада, что вернулась. Что снова в привычном мире людей. Там очень одиноко и неуютно. Бездушный космос, он… совершенно не предназначен для людей. Там живут невозможные сущности, не похожие ни на что. А нам там не место. Я каждый раз обещаю себе, что больше туда не полезу, но все равно вынуждена идти. И я так устала. Кажется, мне нужно прилечь. Голова кружится.

– Да-да, иди приляг, я сама все тут приберу, – суетливо встала Вика и невзначай коснулась Зоиного плеча жестом утешения. Зоя не возражала, не отпрыгнула, как она обычно делала, не съежилась.

– Конечно, отдыхай, – мягко добавила Инга. – А эту седую прядку мы с тобой закрасим. У меня есть на примете одна обалденная парикмахерша. Будешь у нас как новенькая.

– Прядку?

Глава 29. Мой горизонт

…Мне оставалось лишь смотреть, как Зоя растворяется в ткани стены Двудомика. Машинально двинулся было ее «проводить», но она набирала скорость, все дальше продвигаясь по саду. Значит, ее ведет Стручок, работает движитель.

Мне сейчас все это недоступно. При всем желании я не могу просто уйти с ней. Без движителя не получится даже достаточно далеко отойти от пузыря момента, в котором нахожусь. Маленький Торик вновь принялся терзать гитару. А я давно выучил каждый звук и каждый его сбой наизусть, но вынужден проживать эти минуты снова и снова. Иногда выхожу «проветриться». Однажды при этом даже успел увидеть тетю Таню, она собрала полведра ягод и теперь несла их в дом. Наверное, варенье будет варить, а может, и на Бабушкин пирог. Эх, был бы движитель, можно было бы посмотреть на пирог и даже понюхать его!

В другой раз я заметил над садом самолет. Тот успел прочертить лишь четверть небесной сферы, а потом меня снова утащило во временную петлю, и я оказался внутри Двудомика, витая на уровне верхней полки, где старые книги и журналы продолжали манить меня недосягаемыми для призрака страницами.

Времени для размышлений здесь хватало. Я так и эдак прокручивал в голове наш непутевый разговор с Зоей. А потом задумался о форме. Зоин «голос» здесь звучал в точности, как тот непонятный шепот из ниоткуда, что давно, в детстве, назвал мне дату смерти. Нет, я не думаю, что это была Зоя или, скажем, ее проекция из будущего. Но если предположить, что здесь, на дне души, все «голоса» звучат именно так… Возможно, мне тогда, в детстве, ответила чья-то затерянная душа с той стороны бытия? Кто знает, может, иногда складываются такие условия, что мы можем слышать их слова, а они – наши мысли?

Снова вспомнилась лекция о солипсизме. В сущности, идеалисты были не так уж неправы. Буквально все, что мы ощущаем, происходит только у нас в головах!

Жизнь в замкнутом пузыре воспоминаний оказалась далеко не так хороша, как мне поначалу представлялось. Да, здесь я один, недосягаем ни для кого во внешнем мире. Я там, куда хотел попасть. Но все стало не так, неправильно!

Мне одиноко, а присутствие маленького Торика не греет, а больше раздражает. Я недосягаем, зато ведь сюда никто и не придет! Прямо Неуловимый Джо! Почему неуловимый? Да потому что его никто не ловит. Ха-ха, не смешно.

Я заперт здесь навсегда – и это ужасно: превратиться в деталь механизма времени, в маятник, способный лишь бесконечно двигаться по заранее заведенной траектории, как механическая игрушка.

Однажды Стручок рассказывал, как ездил на Новый год в Вену. Снега на улицах он там почти не видел, зато его в избытке изображала вата на рождественских витринах. Почти в каждой из них устроили композиции из украшений и фигурок животных, занятых в общих сценах. Некоторые из фигурок двигались по несложным траекториям, снова и снова повторяя одни и те же пассы. Стручку тогда особенно запомнился Старый Рождественский Лис.

Зверь шел на задних лапах, а передними катил перед собой тачку, битком набитую маленькими утятами или гусятами. Лис и правда выглядел старым: шерсть выцвела, в некоторых местах протерлась и висела неопрятными клочками, но он все равно брел и катил свою тачку. Почему-то именно катание утят казалось самым унизительным. Уж лучше бы он возил камни! Честная работа на старости лет. Но нет, после стольких лет славной охоты на этих птиц он теперь вынужден из последних сил бесконечно развлекать их, пока не упадет сам.

Сейчас я сам стал таким вот Старым Лисом. Я обретался в нужном моменте своей жизни, но не мог отсюда переместиться ни в какое другое место. Мой рай, мое секретное убежище – безопасность Двудомика в Кедринске моего детства – превратились в тюрьму и ловушку. Смогу ли я когда-нибудь выбраться?

А где-то в людном мире

Который год подряд…

Интересно, что творится там, в большом мире? Удачно ли вернулась Зоя? Как там они все вообще? Я ведь здесь уже… внезапно я осознал, что понятия не имею, сколько прошло времени с момента моего безрассудного отбытия. И даже у Зои не спросил. Несколько часов? Дней? Лет? Выписали Семена из больницы? Как глупо получилось: я так ни разу не навестил его. Не разругалась ли Вика со своим… э… как там его звали? Кого теперь охмуряет Динара? Нет, вот эту я зря вспомнил. О ней лучше вообще не думать.

А вот Зоя у нас молодец. Надо же, не побоялась сюда, ко мне, добираться. И как только они ее уговорили? Как им удалось так точно узнать, где я? Душа-то у меня огромная, столько неприметных уголков. Но Стручок привез ее именно куда нужно. «Зоя специально пришла меня спасать…» – подумалось чуть ли не с нежностью.

* * *

…Я даже не надеюсь, что она снова придет. Хотя… кого я обманываю? Конечно, надеюсь и до сих пор жду. Тем более доступных занятий тут не слишком много. Висишь себе, слушаешь – нет, давно уже пропускаешь мимо ушей – неумелое треньканье гитары, делаешь небольшие вылазки «наружу» в надежде уловить в виртуальной шпротине, в которую я угодил, хоть какие-то новые нюансы. И неизменно сдергиваешься в начало петли упругим поводком порядка вещей. Вот и все разнообразие. Хотя нет, еще можно думать, переживать, переливать из пустого в порожнее.

И вспоминать. Вот сейчас совершенно некстати вспомнились кадры из фильма, где умудренный годами и опытом гусар в исполнении Гафта неспешно движется на своей усталой лошади и поет:

Я пережил и многое, и многих,

И многому изведал цену я;

Теперь влачусь один в пределах строгих

Известного размера бытия.

Никогда не задумывался над словами этой песни, тем более дальше там подключался цыганский хор, а я терпеть не могу показную цыганщину. А теперь вдруг проняло до печенок, до самого донышка души – вот ведь ирония судьбы! Я и сам сейчас «влачусь в пределах строгих известного размера бытия» – загнал себя в ловушку не слишком длинного эпизода моей жизни.

Мой горизонт и сумрачен, и близок,

И с каждым днем все ближе и темней;

Усталых дум моих полет стал низок,

И мир души безлюдней и бедней.

Горизонты мои и правда несколько темнеют и сужаются, если только это не очередная иллюзия. А про полнейшую безлюдность мира моей души я уж и не говорю… Ну вот, стало совсем грустно.

Теперь, со стороны, я вижу все куда лучше. Я уткнулся, закопался в свою беду и не видел ничего за ее краями. Меня придавила глыба двойного предательства Динары – сначала личного (вся наша любовь оказалась большой ложью), а потом и общественного (они с мужем обстряпали все так, будто я совершил должностное преступление). Я не видел для себя никаких перспектив (мне никогда не найти работу, я не верю в любовь и никому в этой жизни не нужен).

Но Судьба снова распорядилась иначе. Да, фатальный сбой электрической сети на Острове – это случайность, которой могло и не быть. Зато мои друзья собрались вместе и решили меня спасти, как выяснилось, вполне закономерно. Просто раньше я думал о них хуже, чем они есть.

А ведь они и правда сделали невозможное. Уговорили Зою, хотя она категорически отказалась участвовать в любых погружениях, особенно в душу чужого человека. Интересно, чем ее убедили? Провели множество исследований и тестов – я даже не могу до конца представить, как им это удалось, но нутром чую, что работы потребовалось очень много – и все-таки добрались сюда.

* * *

Тем временем жизнь каждого из спасателей шла своим чередом.

Вика снова поселилась в доме у Торика, поддерживая чистоту и ведя хозяйство. Порой сюда приходил и Костя. Но она не стала посвящать его в подробности их исследований. Сообщила лишь самое необходимое: что хозяин квартиры сейчас в больнице, а Вику попросили присмотреть за домом.

Она с гордостью показала ему цветущую азалию, и Костя обрадовался, увидев знакомый цветок, свой подарок. О свадьбе они пока не говорили, но оба чувствовали, что рано или поздно она непременно случится. Порой ей хотелось, чтобы в их отношениях было больше романтики и приятных неожиданностей. Немного огорчало несоответствие их музыкальных вкусов: ему больше нравился русский рок или обработки фольклорных песен. С другой стороны, Костя был надежным, основательным, а уж внезапно купить себе пирожное или послушать новый диск Роксет она вполне способна и сама.

Семен снова угодил в больницу. Несмотря на усилия врачей, чувствовал он себя неважно, поэтому родители очень беспокоились. Оксана, жена Семена, забыла все разногласия и теперь навещала его каждый день. А заодно приглядывала, чтобы муж не слишком заигрывал с медсестрами – натуру людскую не переделать, даже если человек этот едва жив.

Инга тихой сапой продолжала вести на работе свое расследование. Удалось собрать несколько доказательств невиновности Торика в недавнем скандале. Больше того, нашелся компромат на Динару. Оказывается, в Старом Осколе за ней тоже числились странные делишки, и уехала она оттуда не случайно. Это обнадеживало, однако силы оказались задействованы слишком неравные.

Инга использовала все свои связи, нажимала на нужные рычаги, порой жертвуя личными интересами, но получалось не все. Вернуть Торика на прежнее место не вышло, зато удалось хотя бы немного исправить общественное мнение о нем, чтобы его смогли взять куда-то в другое место в Городе. Словом, почву она подготовила. Теперь оставалось лишь надеяться на его благополучное возвращение, а затем и выздоровление.

Стручок вспомнил свои навыки системного аналитика и решил разобраться, почему возникали странные скачки скорости. Он построил большую диаграмму взаимодействия программ и модулей для погружения, а Зоя по телефону подсказала, как можно оптимизировать ее топологию.

Проведя полный анализ и ряд тестов, Стручок пришел к выводу, что неожиданные задержки могли возникнуть только либо по аппаратной причине, либо из-за внезапного изменения структуры пространства души. Но на структуру повлиять они никак не могли, а вот железяку проверить не мешало бы. Они с Зоей решили снова встретиться и посмотреть прибор на месте.

* * *

Зоя чувствовала себя… странно. Жуткая паника и активное желание «никогда-никогда больше!» уступили место приглушенной боли от пережитого и ощущения беспомощности – ей ведь так и не удалось уговорить Торика вернуться. Еще она постоянно чувствовала себя разбитой. Хотелось лечь и пролежать весь день. Отец спрашивал, не заболела ли она, но она сослалась на временные недомогания, и он в итоге успокоился.

А еще ей очень хотелось побольше узнать о своей новой способности: теперь ее не пугали прикосновения других людей. Ее по-прежнему не тянуло самой прикасаться к ним, но случайные прикосновения, скажем, в троллейбусе, больше не вызывали панического ужаса, как раньше. Атипичная невралгия прикосновений, возникшая после издевательств мужа, либо исчезла совсем, либо почти прошла. Пару раз Зоя даже сама попробовала в троллейбусе украдкой касаться других людей. Просто нейтральное прикосновение – к коже, к одежде, к пластику сумок или к металлу спинок сидений. Никаких взрывов эмоций. Чем бы ни были те чудесные светлячки, они ей помогли!

В этом месте рассуждений мнения Зои раздваивались. Как ученый-естествоиспытатель, она понимала, что избавление от болезни – следствие встречи с этим существом. Но своей другой стороной она понимала, что никакого существа там нет и быть не могло. Современная наука не только отрицает существование души, но и тем более не допускает обитаемости пространства между душами. В то же время она сама лично только что побывала в этом несуществующем пространстве, добираясь до несуществующей души.

Здесь она окончательно впадала в противоречие между тем, что знают все, и тем, что испытала лично она. В голове роились сомнения. А вдруг все, чем они занимались, это большой-пребольшой обман? Вдруг они просто убедили себя, что видят не обычные сны, а потоки информации? Тогда она могла просто вообразить себе Торика, а говорила сама с собой. Она чуть было не убедила себя в том, что все, чем они жили последние годы – это одна огромная мистификация.

Помешало лишь одно маленькое препятствие. Допустим, она просто помнила все свои воспоминания, и электрогипноз здесь ни при чем. Но чем тогда объяснить способность видеть воспоминания Торика? А ведь она подробно, в деталях, увидела очень многое из его жизни, о чем он никогда ей не рассказывал. Какой научный фокус можно притянуть за уши, чтобы объяснить этот простой факт? Телепатию? Внушение мыслей на расстоянии? Допустим. Но эти явления ничуть не более достоверны, чем души. Или космос, в котором они находятся.

Дойдя до этой сложносочиненной мысли, Зоя устало откинулась на подушку. Разболелась голова. Думать больше не хотелось. Она уснула и проспала до вечера без единого сновидения.

Зоя отдыхала от перегрузок.