Текст книги ""Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Влад Лей

Соавторы: Жорж Колюмбов,Сергей Карпущенко,Александра Шервинская,Павел Матисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 205 (всего у книги 353 страниц)

Ой! Что-то промелькнуло! И пропало… А теперь даже серия сцен, только слишком быстро. Ура, значит, не зря исследуем, тут и правда что-то есть, а границы изученного отодвигаются. Так, надо срочно тормозить, а то мы потом не найдем все эти точки. Желтый, свисток, ваниль, пальцами по стеклу… Эх, тройка, птица-тройка… Наконец-то!

Глава 7. Барьер

– Ты можешь по-человечески рассказать, что там? Это вообще твои реальные воспоминания или снова химеры?

– Не могу. На таких скоростях ощущались просто вспышки. Но мы ведь теперь сможем найти это место?

– Хм… Надо пробовать. Обратный пересчет не всегда дает действительные координаты погружения.

– Ты хочешь сказать, бывают ошибки?

– Нет, бывают совершенно точно вычисленные значения, но комплексные. Не забывай, реальное пространство души – семимерное. Там нет наших привычных длины, высоты и ширины.

– Ты же умеешь работать с комплексными числами?

– Торик! – она фыркнула. – Ты иногда меня удивляешь. Да, мы работаем с комплексным перемещением, подмешиваем фазовые смещения. Но как представить себе комплексную частоту или девиацию? И что делать с полями потенциалов?

– Ах, в этом смысле.

– Ну конечно. Просчитать мне нетрудно. Вопрос в том, будет ли ответ иметь физический смысл.

– Понял. Ну, все-таки попробуй? Вдруг мы просто не пытались туда попадать?

* * *

Окраины души… Не сразу, но они все-таки добрались до этой новой области. Они много спорили о том, как будут выглядеть эти окраины, точнее, точки погружения в этих местах. Торик предполагал, что они будут точно такими же, как все остальные. Зоя считала, что там будет резко меняться фаза и тогда их будут ждать сплошные химеры. Еще одна вполне вероятная ситуация могла оказаться в том, что в этих местах вообще не удастся ничего разглядеть, если все это окажется за гранью нашего понимания. Но окончательно на этот вопрос ответили только реальные погружения.

Поначалу друзья никак не могли понять, чем же отличаются эти погружения. Каждая из сцен выглядела обыденной и заурядной, даже слишком. Очередной завтрак, каких в жизни были тысячи. Еще один день в школе, без каких-то открытий, ссор, радостей, просто день. Спокойный и мирный день летних каникул в детстве, хотя таких было меньше – лето на то и лето, чтобы удивлять и радовать. Бесконечные равнины и степи обыденности – вот что оказалось на окраинах души. Торик называл эти места «свалкой забытых воспоминаний», но Зое больше нравилось «отложенное в долгий ящик души» или еще точнее: «обыденность, возведенная в степень».

Однажды Торик выбрал себе такой сверхтипичный завтрак и попробовал добавить мнимую составляющую. Получилось интересно: переменно-обобщенный завтрак. В данный миг он как бы один, конкретный, но при этом словно вбирает сотню других, очень похожих завтраков. Отчего предметы имеют нечеткие, переливчатые очертания.

Рука тянет ко рту бутерброд с сыром. С сыром или нет? Это вроде бы колбаса. На масле? А нет, показалось. Ой, да тут и колбасы-то нет, пустой хлеб? И мы кусаем его и прихлебываем… чай? Или это кофейный напиток? По виду похожий на… компот? Жаль, мы не ощущаем вкуса в погружениях. Но и запах тоже переменно-неустойчивый. И все вокруг – зыбкое и переменчивое, как сон. И еще. Предметы, на которые непосредственно смотрим – вполне реальные, привычные и осязаемые. А все вокруг – трудно различимое, ненадежное и недостоверное.

Вернувшись, Торик подумал: а может, как раз об этом когда-то говорили художники-авангардисты? Нарисовать не именно вот этот конкретный стул, а такой стул, который мог бы вбирать и выражать собой сразу все стулья мира. Эдакий суперстул. Уже не предмет, а воплощенная на картине философская абстракция, для которой каждый стул реального мира был бы лишь вариантом воплощения. Разумеется, на практике до такого совершенства ни один художник не дошел. Разве что Малевич с его черным квадратом, выражающим сразу все, что может и не может быть нарисовано. Впрочем, Зоя сомневалась, что Малевич ставил вопрос именно так.

* * *

Интересненько! Почти месяц они исследовали окраины души, постигая эти тонкости. А потом снова направились к ее границе. Точек погружения там уже практически не было, только серая муть. Но при все большем приближении к границе, путник замедлялся, словно сама граница мешала ему двигаться, сопротивлялась и не подпускала его. После нескольких погружений с аналогичными результатами друзья с разных сторон души пришли к выводу, что у самой границы путник наталкивается на своеобразный барьер.

Можно ли преодолеть его? А если все-таки да, что будет ждать путников там, за границами собственной души?

* * *

Сначала задачу попытались решить в лоб. Если не хватает энергии, чтобы преодолеть барьер, надо как следует добавить скорости. На сей раз Зоя увеличила и интенсивность, и частоту коррекции, заставляя путника двигаться быстрее. Технически это оказалось несложно. Но тут внезапно вмешалась физиология. В первый раз, когда Торик отправился на высокой скорости, он пробыл в погружении всего несколько минут и сразу инициировал выход в реальность. Причем даже не успел толком расстегнуть клетку Фарадея, только сел, согнулся пополам, и его вырвало прямо на пол.

Зоя обеспокоенно смотрела на него. Такого у них еще не было. Разгадка оказалась простой – слишком быстро. Словно едешь на машине на скорости в четыреста километров в час. Причем не по пустой дороге. Горизонт переполнен событиями, ты находишься внутри картинки, а она с огромной скоростью несется и переплавляется во все новую и новую. Наш мозг не приспособлен воспринимать информацию на такой высокой скорости.

Результаты признали условно годными. До предполагаемой границы он так и не добрался, но путь они все-таки нащупали.

* * *

Сохранение последней копии. Запись в журнал. Теперь можно и доложиться. Торик распрямил спину и с хрустом потянулся.

– Матвей, я все изменения в программу внес, протестировал на контрольных примерах. Отнесу Насте?

– Давай, только там… – Матвей как-то сразу сник. – Ладно, попробуй.

* * *

В отделе у Насти что-то было не так. В воздухе висело почти ощутимое напряжение, но источника его Торик угадать не смог.

– Толя, ты ко мне, наверное? – Настя сама поднялась ему навстречу.

– Привет. Да, принес новую версию, там есть пара особе…

– Слушай, – перебила Настя, – давай не сегодня. У нас тут…

– Что-то случилось?

– А Матвей не сказал тебе? Егор умер. Послезавтра похороны.

– Как так?! Мы же совсем недавно все вместе сидели, Васю поздравляли.

– Ну вот… бывает. Тяжелый приступ и… не довезли его до больницы, прямо в скорой умер, – она нервно оглянулась и добавила тише. – Валя сама не своя ходит. Хотела руки на себя наложить. Не дали.

– Получается, у них все серьезно было?

– Как сказать… Она ведь детдомовская, ее Шефиня к нам пристроила, сама учила профессии, сама практику проводила. А так по жизни у Вали и нет никого. Только Егор и опекал. Он, конечно, не ангел, это все знают. Но к ней прикипел. То ли пожалел, то ли правда понравилась, хотя у нас есть и посимпатичней. Вот так. Ты это… с работой завтра приходи.

Торик рассеянно шел к себе. Грустно. Почему быстрее всего уходят именно приличные люди, с которыми хоть общаться можно? Почему всякие гады живут до преклонных лет? Судьба нарочно забирает лучших? Зачем?

* * *

Теперь они действовали осторожней. В следующий раз пустили путника двигаться лишь чуть быстрее обычного, процентов на двадцать. Осторожно подобрались к окраине души, притормозили, и только тут Зоя начала понемногу добавлять скорость. Сначала ничего не происходило. Граница казалась резиновой – она словно отталкивала путника, не давала ему пройти!

Потом они подобрали нужный режим. Не сразу, с нескольких попыток – немного «отъезжали назад» и затем плавно увеличивали скорость. Надеялись найти нужный градус, чтобы преодолеть границу. На значении триста семьдесят процентов граничный барьер неожиданно поддался и пропустил путника. Так Торик впервые оказался «снаружи». Зоя тут же снизила скорость до сорока процентов. Кто знает, что он там сейчас видит и испытывает?

* * *

…почти невыносимо! Столько цветов и переходов, форм, диких, необузданных прикосновений, странных звуков и запахов, и все это кипит, бурлит, смешивается в невообразимый живой бульон. Меня крутит и вертит, сжимает и растягивает, волочит и останавливает, обжигает жаром и морозом – и снова, и опять. О-о-ох! Наверное, так чувствует себя ребенок при рождении. Хотелось немедленно все это прекратить. Или напрячься и продолжить. Хотелось все-таки пройти, проскочить. Но больше всего хотелось, чтобы все это скорее закончилось.

Внезапно все изменилось, причем резко, в один миг, будто лопнул мыльный пузырь – хлоп-п-пуф-ф-ф! Появилось ощущение, будто я прорываю какую-то пленку, продираюсь сквозь нее. Болтовня красок, водопады образов, иррациональное напряжение всех мышц и хаос запахов – все исчезло, обдав напоследок горько-терпким, напоминающим опасно-сиреневую вспышку щелчка, с которым в комнате выключают свет, когда ты уже почти уснул.

Сначала показалось, что вокруг полная пустота. На секунду мной овладела паника: а вдруг здесь невозможно дышать, вдруг это вакуум метапространства, и меня сейчас разорвет, как в космосе? Нет, пока обошлось. Только в этот момент я осознал, что во всех предыдущих погружениях я дышал, но дыхание было чисто рефлекторным. Душам ведь дышать совсем не обязательно. Дышать, перегонять кровь, следить за чистотой трусов и поддержанием температуры тела – все это заботы именно тела. А душа – она во всех смыслах выше этого. Вместо тела ощущалась только гулкая, туго скрученная неопределенность. Это было пугающе, но вместе с тем придавало какой-то новый смысл всему происходящему сейчас, а заодно и всему их пути, что привел его к текущему состоянию.

Философский настрой помог: паника отступила. Теперь можно и оглядеться. Пространство вокруг выглядело зыбко и однообразно. Поначалу показалось, что это водная гладь до самого горизонта. Хотя нет, горизонта здесь не видно совсем. Где-то там, в невообразимой дали, «море» просто переходит в «небо», смыкаясь с ним до полной неразличимости. Море? Тоже не совсем, ведь это уж точно не вода. Откуда-то, может быть, из Лунных карт, которые я слишком часто разглядывал в детстве, пришло название: Море Хаоса.

Я чувствую, как мое представление об этом мире с каждой секундой расширяется. Не Море Хаоса, нет. Море бессознательного – вот что окружает острова наших душ. И сразу включилось еще одно знание: в этом море есть свои течения, впадины, рифы и островки душ. А континентов нет.

Поверхность тускло-серая, по ней проползают смутные неоднородности. Движется все медленно, словно в масле. Здесь, там, ближе, дальше – всюду «жидкость» перемешивалась, двигалась медленно и тяжело. Но абсолютно ровно – никаких волн или пузырей. Запахов нет. Даже не так. Запах есть, но как бы отрицательный. Такое бывает, когда на несколько дней засидишься дома, потом выходишь на улицу – а там словно пахнет озоном. Но при этом ты вдруг осознаешь, что озона не больше обычного, это запах свежести, которая здесь есть всегда, а дома ее не было, но ты этого просто не замечал, принюхался. Вот и здесь так же. А в целом – сносно, вполне ничего себе. Жить можно. Вот только это странное ощущение подавленности. И бесконечная ужасающая тишина, в которой вместе со звуками словно отсутствовало и само время…

Нет, какие-то звуки все-таки есть. Антизвуки? Словно вычтенные из кромешной тишины крики электрических птиц. Хаос импульсов и перекличка невидимых цифровых струн. А надо мной – тоже хаос, только это хаос влияний. Опять! Откуда я все это знаю? Мне никто не говорит слов, не передает мыслей. Такое впечатление, что я просто вспоминаю то, что знал когда-то давно. Или… видел во сне? Может, и правда, люди многое узнают в своих снах, а потом забывают?

Космос… Я стал космонавтом? Смешно! В моем детстве все мальчишки через одного хотели стать космонавтами, но ни один, разумеется, не стал. А я могу стать первопроходцем. Пусть своего, внутреннего космоса, но могу! Если вернусь…

А пока я упиваюсь величием этого состояния.

* * *

Интересно, откуда я пришел? Как выглядит моя душа снаружи? Так, стоп. А я вообще могу как-то повернуться? Или всегда смотрю лишь туда, куда двигаюсь? Как мы поступаем в обычной жизни? Поворачиваем голову. Но здесь у меня головы нет. Разворачиваем тело? Здесь и тела нет. А что есть? Намерения, стремления…

Хм, намерение. Хочу повернуться влево! Ничего. Поворачиваем влево! Тоже не работает. Но ведь до этого мы как-то справлялись – интуитивно, на автомате. Это я сознательно вышел сюда недавно, а до этого люди тысячи лет спокойно путешествовали во сне. И все само собой делалось. Я же в реале не говорю себе: «Подтяни плечо назад, оттолкнись правой ногой». Просто беру и повора… Опа! Получилось! Забавно: я повел плечом, которого нет, и вдруг повернулся в этом иллюзорном пространстве. Вот тебе и фантомные конечности. А еще раз смогу так? Фиксирую взгляд на завихрениях поверхности около «меня» и снова поворачиваю «плечи» влево. Завихрения плывут от меня вправо, уступая место другим точно таким же. Получается!

Инерции нет совсем. Если поворачиваюсь, то потом мгновенно останавливаюсь. И все это время потихоньку «еду вперед», куда меня направляет Зоя. Так откуда же я только что вышел. Что там? Шар? Звезда? Скорлупа ореха? Черная дыра? Крысиный хвост? Во сне меняется соразмерность вещей и понятий. Я готов к чему угодно.

Доворачиваюсь и цепенею. Хм, не угадал. Там нет ничего имеющего форму. Лишь аморфная, слегка светящаяся область на фоне плоской серой равнины. Душевная припухлость. Возможно, звезды наших душ здесь выглядят именно так?

На секунду меня снова бросает в дрожь, хотя здесь дрожать уж точно нечему – тела-то нет. Я нахожусь «снаружи». И меня относит все дальше от моей души. А я смогу вернуться? Или так и останусь висеть здесь, без времени и без настоящего пространства, пока там, в реальности, мое тело будет безмятежно спать. Дрыхнуть, дожидаясь моего возвращения, которого никогда не случится, если я и правда затеряюсь здесь, «снаружи».

Очень некстати вспомнился наш пугающий философ из Универа. Как он тогда назвал то учение, где предполагается, что, кроме наблюдателя, в мире ничего не существует? Да, солипсизм. Есть только мы между прошлым и будущим… И кроме этого «мы», нет ничего, все остальное существует только в нашем воображении. Ужас какой! И как это похоже на то, что сейчас со мной происходит. Бр-р!

Я еще не успеваю успокоиться и как-то прийти в себя, как на меня накатывает новая волна паники: а вдруг я забыл, как надо включать наш «стоп-кран»? А вдруг снаружи он не работает? Нет уж, открывать новые горизонты без горизонтов – вещь хорошая, но давайте-ка, ребята, на первый раз хватит, пора по домам!

Так, где у нас тормоза? Ярко, громко, во весь мозг – гроздь бананов, спелый желтый и еще желтее, ванилин, ощущение прикосновения к стеклу, резкий свист. Жду. Ничего! Я застрял здесь навсегда…

Или нет? Ура! Наш стоп-кран работает даже «снаружи»! Просто программе нужно время на срабатывание. Меня перестало медленно тащить к прежней цели. Теперь я стремительно несусь обратно, к своей душе, матово отсвечивающей впереди. Интересно, я снова застряну на границе двух сред? Нет, не застрял, прошел, будто и нет никакой границы, еще и ускорение получил. Картинки мелькают как бешеные. Эх, прикрыть бы глаза. Выворачиваюсь в реальность.

* * *

– Ну, ты как? – тревожно спрашивает Зоя. – Я смотрю, задействовал стоп-кран. Страшно там?

– Страшно было бы там остаться, – с трудом говорит Торик: скулы еще сведены судорогой. – Хорошо, что стоп-кран работает и там. Мы прорвались, Зоя. Я вышел наружу!

– Знаю. Я же здесь постоянно отслеживала тебя. Видела, как ты прошел барьер, как вышел за границу нашей карты. Что там? Расскажешь?

Его переполняло странное ощущение, что вот оно все закончилось, осталось где-то там, в безмерности, а сам он все еще существует. Сделав над собой усилие, он оглядел свои руки, перевел словно чужой взгляд на свое тело. Такой… маленький, до отвращения обычный, одномерный микроб. И рядом продолжается обычная, заурядная жизнь. Но Зоя рядом нетерпеливо ждала его ответа.

И тогда Торик сначала выпил полстакана воды, а потом рассказал ей все.

Глава 8. К звездам!

– Нет, я прекрасно понимаю, что ты не инспектор, – волновался Матвей. – Просто ситуация так сложилась: больше некому. Витя пока в отпуске. У нас с Васей, сам знаешь, новая отчетность на носу, еле успеваем. А тут, раз ты программу сам писал, ты ее знаешь «от и до». Кто лучше в ней разберется, тем более быстро?

– Да я просто физически не смогу столько народа принять! – Торик почти кричал. Он, как только мог, стремился избежать такой участи.

– Знаю-знаю, – успокаивал его Матвей, – прием предпринимателей будете вести втроем с Леной Казанцевой и Аделаидой. Руслан временно к нам их командирует. Они у нас опытные в вопросах приема граждан, а нюансы по программе ты им объяснишь. Ну и часть людей сам примешь, ничего страшного. Все, договорились?

– А у меня есть выбор?

– Честно говоря, нет.

* * *

Эта нескончаемая работа ощущалась как настоящий ад для интровертов! Все, чего Торик инстинктивно старался избегать, теперь навалилось и атаковало одновременно со всех сторон. Все! Комната, вдруг ставшая тесной ловушкой. Обилие чужих людей. Причем каждому что-то надо, он спешит, кричит, требует. Невозможность уйти. И последняя точка – необходимость фиксировать каждый чих документально.

А вот девушки в этом приемочном аду и правда чувствовали себя привычно и уверенно. Лена прямо с утра выскакивала за дверь и привычно и быстро организовывала очередь. К удивлению Торика, предприниматели ее слушались и спорить отваживались очень редко. Ада применяла другую тактику – она говорила тихо, и люди в ответ тоже невольно понижали голос. А уж если задавала вопрос и поднимала свои пронзительно-черные глаза, они соглашались на что угодно, лишь бы поскорее уйти.

И все равно при норме приема шестьдесят человек в день чего только не случалось.

– Я вам в прошлый раз на бумаге сдавала. И вы брали, а теперь – не берете!

– Мы теперь принимаем данные только в электронном виде.

– Я буду жаловаться!

– Попробуйте. Но это распоряжение министерства. Следующий!

– Вот мои данные.

– Что это?

– Флешка!

– И что мне с этим делать? Ваши данные должны быть на дискете.

– Да вы что! Это же каменный век!

– Это – распоряжение министерства: всем создать равные условия. Приносите данные на дискете – примем. Следующий!

– Мне опять такую очередь выстаивать?

– Мы стараемся работать в максимальном темпе, не задерживайте других.

– В налоговой и то быстрее прием идет!

– Мы – не налоговая. У нас госконтроль. Не отвлекайте меня. Следующий!

«И такая дребедень целый день…» Иногда бывало иначе.

– Анатолий Михайлович!

– Да?

– Здесь дама говорит, что у них совокупная матрица не соответствует отчету за предыдущий период. Посмотрите?

– Подходите.

Через несколько минут:

– Ого! Лен, а что, больше с таким никто не подходил?

– Нет, первый случай.

– У меня такой был, но я не акцентировала… – промурлыкала Ада. – И он сразу ушел.

– Будешь править программу? – тихо поинтересовалась Лена.

– Только приемную часть. И это крайне редкий случай.

– Сколько времени нужно? Часа хватит?

– Да тут и полчаса хватит.

– Поняла, – и тут же громко и официально объявила. – Граждане, по техническим причинам в приеме данных объявляется перерыв до шестнадцати тридцати. Ваше место в очереди сохраняется. Пожалуйста, освободите помещение.

– У-у! Как? Да вы что?! Я здесь с утра стояла. Нет, вы за мной…

– Прошу всех выйти добровольно, иначе вам поможет охрана.

* * *

На восьмой день приемочный ад преподнес Торику сюрприз. Хорошо, когда войдешь в ритм и почти не смотришь на посетителей – так легче относиться к ним одинаково беспристрастно. Бумаги. Руки. Дискеты. Привычная последовательность клавиш. «Др-др» компьютера. Диалоговое окно экспресс-контроля. Сухая благодарность или выяснение тонких отличий от истины. Кнопки, дискеты, руки. Следующий!

И вдруг… такой знакомый запах. Откуда-то издалека, из прошлой жизни. Белая меховая шапочка-таблетка, а под ней…

– Здравствуйте. Предприниматель Сомова. Примите, пожалуйста, мои данные.

– Ольга?! Ты откуда?

– Ты?! Вы… Мне можно сдать данные за квартал?

– Ну конечно, ты чего?

Она на секунду смущается, внезапно лезет в недра сумочки, неловко достает затейливую коробочку конфет и протягивает ее Торику.

– Оль, да ты что! Мы у всех берем данные, без всяких условий, без оплаты.

Она на секунду берет его за руку, и он наивно принимает это за дружеский жест, за узнавание и эмоциональную реакцию. Он ошибается: она лишь вкладывает коробку ему в руку, смотрит прямо в глаза и негромко, но твердо говорит:

– Так надо!

Торик успевает поймать взгляд Аделаиды, угольно-черный и безмерно удивленный: за всю эту приемочную кампанию никто ни разу не попытался ему что-нибудь дать! Ему невыносимо стыдно! Он не знает, что делать, как выйти из этой дурацкой ситуации. А Ольга невозмутимо говорит:

– Примите, пожалуйста, данные, – и протягивает дискету.

Больше всего сейчас Торику хотелось бы встать и выйти с ней. Поговорить по душам, спросить, как там Вадик, чем она сейчас занимается, чем сама Ольга живет…

Кто-то просовывает голову в дверь и спрашивает:

– Давайте быстрее, скоро обед, мы не успеем!

– Граждане, мы работаем по графику. Не надо торопить, все успеем.

Хорошо, что у нас есть Лена, как скажет своей луженой глоткой, сразу пропадает охота спорить. И адская приемка возобновляется.

Есть эти конфеты он не смог. Отдал всю коробку Вике. Пусть хоть она порадуется.

* * *

– Ха! Слышали? Я говорю, слышали новости? – Васю так и распирало от желания поделиться сенсацией.

– Что такое? – рассеянно спрашивает Матвей. Он почти дописал патч, осталось только… Как не вовремя! – Ну теперь уж говори, раз отвлек!

– Ну, в общем, наш Славик, по ходу, своего добился.

– СлавСергеич, который «всю контору на плечах держит»? – не удержался от иронии Виктор.

– Вот именно. Теперь так не скажи только, – понизил голос Вася.

– Почему?

– А назначили его, – с расстановкой поясняет Вася, – начальником отдела контроля внешних операций.

– Да ладно тебе! – не поверил Матвей. – Быть такого не может. Кто угодно, только не он!

– Зуб даю! – кипятится Вася. – Что я, просто так трепать буду? Инга Альгисовна зря не скажет!

– Ну вот тебе и хаханьки! – подытожил Матвей.

* * *

– То есть там больше ничего нет? – разочарованно протянула Вика. – Совсем? Пустота и тишина? И все?

– Ну как? Не все, там еще обитает моя душа, – Торик был сама скромность.

В воскресенье они наконец снова собрались полным составом. Сидели рядышком, за тем же столом, уплетали Викины знаменитые фирменные блинчики с вареньем из фейхоа (Инга принесла – ой, только не спрашивайте, какое это варенье!), прихлебывали чай с рижским бальзамом (его принес Стручок, и где он его берет?) и рассуждали о космическом. Торик и Зоя рассказывали друзьям о первом успешном выходе за границы пространства души. Но главное, ради чего они затеяли эту встречу, хотелось решить, куда и как им двигаться дальше.

– А мне знаешь чиво интересно, Толян? – в голосе Инги прорезались игривые нотки. – Она у тебя одна такая уникальная? Или где-нибудь в этом странном космосе есть и другие души? Ой, чтой-то я сильно сомневаюсь, что в цельной да во Вселенной ты у нас – единственный обитатель, уж прости мне мою бескрайнюю крамольность.

– Прощаю, – подключился Стручок. – Наверняка и другие души обитают там же. И можно попробовать до них добраться. Только я вот что думаю. Если с Земли в произвольной точке посмотреть строго в зенит, там совсем не обязательно прямо по курсу окажется крупная звезда.

– Это ты к чему? – Зоя машинально отвела непослушную прядь, чтобы та не попала в чай.

– Вы составили карту. Нанесли границы. Молодцы. Теперь, чтобы начать поиск, надо, как говорят военные, провести радиальную разведку. Взять центр этой местности, поставить там точку. И от нее прочертить радиусы под разными углами. Для начала пройтись через каждые тридцать градусов, по часовой.

Зоя поморщилась:

– Нет, здесь так не получится. Так можно рассуждать на плоскости, а у нас даже проекция – трехмерная, а исходные данные я сводила из семимерного пространства, так что… – она развела руками.

– Но были же причины, почему ты выбрала именно такое направление «верха» для своей диаграммы? Это неслучайно? – не сдавался Стручок.

Все с интересом ждали ответа.

– Неслучайно. Торик мне в самом начале сгрузил данные, я их прогоняла на коррелограммах. И это заняло много времени. Представляете, сколько там возможных комбинаций? Четыре дня расчет шел. Потом подбирала значимые оси по максимуму релевантности. И в итоге получилась поверхность, такая вся игольчатая, как ежик, вернее, след от ежика.

– След? – переспросила Инга. – В смысле, дорожка, по которой ежик прошел?

– Нет-нет, отпечаток, но не такой. Реверсивный.

– Я поняла, кажется, – Вика редко вмешивалась в разговор, но тут решилась. – Это как будто мы сидим на пляже, берем ежика…

– На пляже? Ежика? – не удержался от ехидства Торик.

– Ну «как будто» же! Берем этого ежика, запихиваем его иголками в песок и потом вытаскиваем. А дырка от ежика осталась, так? – она вопросительно посмотрела на Зою. Та кивнула:

– Да, примерно. Только песок бы осыпался, а вот если в мокрую глину…

– Ну вы и живодеры! – фальшиво возмутился Торик. – Живого ежика…

– Да ну тебя! – отмахнулась Вика. – Это же абстракции. Чистая математика.

– Угомонитесь, шутники! – кажется, у Инги лопнуло терпение. – И что дальше?

– Пришлось вывернуть оси обратно, направив вертикаль в противоположную сторону. То есть верх сделать низом и наоборот. А потом еще я данные сгладила, чтобы получился осмысленный рельеф. А не «ежик», – она сделала Торику большие глаза и улыбнулась. – Так что куда направить условную вертикаль, сомнений у меня не было. Другое дело – как относительно нее повернуть две горизонтальные оси…

– Оси? Ну вот вам и ответ! – Стручок сиял. – Пусть центром будет просто точка начала координат. Берем горизонтальную ось – любую, поскольку координаты полярные – откладываем от нее углы с шагом тридцать градусов, и все! Исследуете переходы через границы в каждой точке пересечения этих лучей с границей пространства души.

– Одиннадцать погружений, – пробормотала Зоя. – Поскольку одно у нас уже есть. Допустим. Но с чего ты решил, что мы увидим на одном из этих лучей что-то новое?

– Новое? Ну… – Стручок смущенно хихикнул. – Во-первых, почему бы и нет? А во-вторых, надо же с чего-то начинать?

– Ну… тоже план, – заметил Торик. – По крайней мере, это конкретные шаги.

– Да, довольно изъящично у вас получилось, – улыбнулась Инга.

– Это может ни к чему и не привести. Хотя… узнаем, изотропно ли внешнее пространство.

– Это вы о чем, умные умники? – вмешалась Инга.

– Наше пространство изотропно, – пояснила Зоя, обводя руками комнату. – Куда ни пойди, свойства везде одинаковы. Вот пространство души – анизотропно, это мы уже знаем: скорость передвижения сильно отличается в зависимости от того, куда движешься. А на границах и в этом условном космосе – кто знает. Вполне может оказаться, что граница в разных точках будет иметь разную толщину.

– Разную? Толщину? Да, запросто! – уверенно заявил Стручок. – Я скажу, что граница реальной России тоже имеет очень разную толщину. Где-то совсем формальна, а где-то и мышь не проползет.

– Да-да, – рассеянно пробормотала Зоя, но мысли ее витали где-то очень далеко от забот российских пограничников. Похоже, она снова что-то просчитывала в уме.

Торик помолчал, машинально дожевывая блинчик. Потом задумчиво произнес:

– Хорошо, в космосе есть и другие души. Вопрос – насколько далеко? Если там те же пропорции, что и с настоящими звездами, то и сотни жизней не хватит, чтобы до них долететь.

– Все может быть, – безучастно кивнула Зоя.

– А я так не думаю, – вдруг заметила Инга. – И знаете почему?

Она сделала эффектную паузу, и теперь все внимательно смотрели на нее.

– Если бы души водились так далеко друг от друга, у людей никогда бы не возникли сказки и поверья о родстве душ, о встрече с родственной душой, о переселении душ.

Торик уже поднял руку, чтобы отмахнуться от столь несерьезного аргумента, но Инга сделала протестующий жест:

– Я знаю, что ты не веришь во все эти бредни. Но как минимум дыма без огня не бывает. На чем-то это основано, правда? Не зря люди тысячи лет это обсуждают.

Неожиданно ее поддержал Стручок:

– Знаешь, Торик, мы не в том положении, чтобы просто отмахиваться от таких вещей. Год назад я бы ни за что не поверил, что можно разъезжать по стране своей души. Всего месяц назад не подозревал, что можно еще при жизни, – он поднял вверх палец, – покинуть ее пределы.

– Ладно, уговорили, – улыбнулся Торик. – Мне и самому хочется в это верить.

– А мне – проверить, – добавила Зоя. – Вот только… Меня смущает, что мы можем вторгнуться в очень личное пространство другого человека. Это как-то… неправильно.

– Почему? – удивилась Вика. – Интересно же.

– А ты представь, что к тебе в голову кто-то забрался.

– Да бросьте вы, – примирительно заявил Стручок. – Не переживайте раньше времени. Мы даже не знаем, получится что-нибудь или нет. Появятся новые данные – тогда и решим, как быть.

– Там определенно что-то обитает, – задумчиво заметил Торик. – Что-то или кто-то.

– Почему? – заинтересовалась Зоя.

– Не знаю. Очень смутное ощущение. Я никого там не видел, со мной никто не говорил. Разумеется, никаких надписей или знаков. Но когда летишь в этом космосе, к тебе приходят мысли… как будто ниоткуда. Но ты чувствуешь, что они не твои, а словно внешние.

– Какие мысли? – спросил Стручок.

– В тебе возникает понимание каких-то новых вещей, относящихся к этому запредельному пространству. Проявляется постепенно, как фотография в ванночке с раствором.

– Например? – не отставал Стручок.

– Где можно узнать, что тот «космос», по которому я путешествую, называется Море Хаоса? А условное «небо» над ним – это Хаос влияний?

– Ну и кто, по-твоему, тебе может навевать эти новые сведения? – нахмурилась Инга.

– Понятия не имею, – честно признался Торик.

– А мне не рассказал про хаос! – чуть ревниво отметила Зоя.

– Там столько всего, сразу не упомнишь, – Торик виновато развел руками.

– Очинно интересно все это, – подытожила Инга, – но мне, пожалуй, пора.

– Так что мы в итоге решили? – встрепенулась Зоя.

– Как что? – удивился Стручок. – В космос вышли, теперь – вперед, к звездам!