Текст книги ""Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Влад Лей

Глава 2. Друзья

Октябрь 1972 года, Город, ул. Перелетная, 7 лет

Торик понемногу привыкал к школе. Ему казалось непривычным, что так много ребят собрали в одной комнате, где надо сидеть и не только слушать, но и отвечать на внезапные вопросы учительницы.

Но сегодня воскресенье, в школу идти не нужно. На улице еще тепло, можно погулять. За дверью вяло переругивались, потом закричали и хлопнули дверью. Вчера к кому-то из соседей приехали родственники из деревни, потом еще пришли друзья, всю ночь играли в карты под водочку, выкрикивая нестрашные проклятья и припоминая старые обиды. Потом то ли били кого-то, то ли гнали, Торик не понял, он уже крепко спал.

* * *

Здесь иллюзорный Торик, вспоминающий свое детство, мысленно усмехнулся. Забавно: дети любую реальность воспринимают как норму. Для них это не странно, не прекрасно и не жутко, а «как всегда». Им не с чем сравнивать, поэтому они считают, что вот так все и должно быть. Зато при этом каждую минуту готовы встретить чудо. А вот взрослые теряют оба этих качества. Они забывают даже свои собственные ощущения из детства. Хотя не все: сам Торик почему-то не забыл. Ладно, что там было дальше?

* * *

Папа сидел за радиостанцией, сосредоточенно вслушиваясь в россыпи морзянки.

– Пойду гулять, – на всякий случай сказал Торик.

Папа лишь отрицательно мотнул головой: не мешай!

Торик наконец вышел из душного коридора на улицу и огляделся. Его дом располагался в самом центре улицы из точно таких же «бараков» цвета бледной охры, и центром всего этого была площадь, одна на всю улицу Перелетную.

Слева был сквер, а справа – клуб, где показывали кино. А вот если обогнуть клуб, там будет неприметная дверка. И пусть взрослые называли ее призаводской библиотекой, Торик знал: это место просто ломится от сокровищ. Библиотекарша поначалу отнеслась к нему настороженно: дети редко заходили сюда, в основном брали книжки с картинками. Но постепенно Торик заслужил ее доверие, и теперь мог брать любые книги, какие захочет. Вот это было интересно! А бегать шумной ватагой, скакать через заборы или мериться силами на кулаках – ну уж нет. И почему только все ребята считают как раз наоборот?

Хотя прямо сейчас ему не хотелось читать. Он бы с удовольствием поиграл с кем-нибудь, но друзей было мало. Знакомиться Торик не научился, поэтому привычно бродил один. Заглянул в сквер, где на ярко-голубой деревянной эстраде девчонки показывали друг другу «сценки». Две девочки неумело пели:

Подружка моя, как тебе не стыдно?

Дома маме не поможешь, думаешь, не видно?

Торик поморщился. Ну кто так поет? Что за песня? Что за голоса? Музыка на пластинках звучала совсем не так. Мама или бабушка Саша тоже пели чисто, уверенно и красиво. Их было приятно слушать. А эти… Он не понимал, что девчонкам просто хотелось попробовать себя, преодолеть застенчивость. Сам бы он, например, ни за что не вышел на сцену, хотя дома, с мамой, они пели часто.

Торик уныло прошелся по краю маленького стадиона, где ребята постарше гоняли консервную банку, изображающую футбольный мяч. Зачем?!

Послышался радостный лай, и черно-белый мохнатый вихрь закружился вокруг Торика, попутно умудрившись подпрыгнуть и лизнуть его прямо в нос.

– Пират! Ты куда? – донеслось сзади.

– Пашка! – обрадовался Торик. – Тебя отпустили гулять?

– Мамка опять лежит, – смачно сплюнул под ноги Паша Бычков. – Сказала, чтоб я до ужина не возвращался, а то к нам вчера дядя Валера пришел, так они с тех пор и…

– У вас же дядя Игорь… вроде? – смутился Торик.

– Да фиг поймешь их, взрослых, – сердито процедил Пашка. – Мало ли кто приходит, а потом… «…Вот она была – и нету…» – внезапно запел он.

Пел Паша здорово, еще в первом классе его взяли в детский хор.

Торик знал Пашку с детского сада. К тому же Бычковы жили в соседнем доме. Хозяйственная тетя Галя, Пашина мама, раскопала в палисаднике пару грядок, посадила картошку, завела даже небольшую собачью будку, куда вскоре приспособили жить дворняжку по кличке Пират. Но вот незадача: нрав у Пирата оказался дружелюбный, поэтому сторожить собственность он так и не научился. Зато охотно носился с Пашкой, куда бы тот ни направился.

– Пошли на завод! – весело предложил Пашка.

– А пошли, – радостно согласился Торик.

На заводе всегда найдется что-нибудь интересное. То техника движется, то маневровый тепловозик тащит вагоны. Ребята постарше знали, где на заводе можно раздобыть карбид, ловко утаскивали его и устраивали шумные взрывы. Но друзьям такое развлечение казалось слишком опасным.

Пират деловито описывал большие круги, успевая обнюхать все встреченные столбики и деревца. Друзья прошли мимо длинного ряда сараев и оказались на горке. Точнее, это зимой здесь устраивали горку и катались с нее на чем придется. А сейчас «горка» превратилась в то, чем она и была на самом деле – пологой крышей закопанного в землю бомбоубежища.

С Пашкой было легко и понятно – у них находилось множество общих занятий и интересов. Хотя сам Паша предпочитал бегать, а не сидеть. Ну… должны же у человека быть недостатки!

* * *

Вот с Семеном все вышло иначе – сложнее и проще.

Поначалу Торик на этого Семена и вовсе внимания не обратил. В классе учились почти два десятка новых мальчишек и почти столько же девчонок – поди упомни всех. Но школа располагалась довольно далеко, и домой Торик шел пешком минут сорок.

Как-то раз по пути он услышал голос:

– Погодь, а ты тоже на Перелетной живешь? Че-то я тебя ни разу там не видел.

– И я тебя. Ты в каком бараке живешь?

– В каком еще бараке? Я в доме живу, в двухэтажном!

Внезапно Торик понял. Да, на Перелетной стояли не только бараки. Около магазина была еще пара кварталов желтых домов. Обитателям бараков они казались чуть ли не элитными: там целых два этажа, и даже туалет прямо в доме – немыслимая роскошь, никуда ходить не надо. Рассказывали, что некоторые еще и душ себе сделали. Бывает же! Самого Торика мыться водили к бабушке или в душевые завода.

– Ты ведь Семен? Ну, пойдем вместе, – сказал Торик, будто дорога была его собственной, куда можно пускать или не пускать других.

И они пошли. В этот раз, да еще много-много раз… У них обнаружилось много общего. Дядя Сережа, папа Семена, тоже любил паять схемы, хотя и не был радиолюбителем. Он был скорее радиопрофессионалом – работал на Радиозаводе, а дома собирал всякие интересные штуки, от автоматики открывания штор до обновлений для старенького магнитофона.

Тетя Зина, мама Семена, работала бетонщицей на заводе. На этой должности люди хорошо зарабатывают, но долго не выдерживают: работа трудная и вредная – со временем начинают трястись руки, а то и все тело. Но пока она была молода, задорна, полна решимости и не боялась никаких трудностей.

Семен, как и Торик, оказался рассудительным. Но если Торик любил порассуждать абстрактно, попробовать идею на вкус, обсудить ее тонкости и мысленно положить на нужную полочку, то Семен мог поговорить, узнать новое, а дальше ему хотелось сделать что-то конкретное руками. Иначе зачем было говорить? Он был практиком. А еще с ним было интересно.

Но потом все внезапно закончилось.

* * *

Пришла зима. Дети радовались каникулам, взрослые залили каток, кто мог – катался на коньках, кто не мог – просто носился по улице. Бомбоубежище снова превратилось в отличную горку. Даже Торик, такой далекий от спорта, пару раз тоже покатался с горки на картонке. Но вообще… суета, толкотня, визги – нет, это не для него.

Каникулы закончились, дети снова потянулись в школу. Но Семен так и не пришел. Однажды Торик увидел в школе тетю Зину. Очень грустную, щеки ввалились. Когда она увидела Торика, глаза ее недобро сверкнули, а потом она отвернулась, будто не узнала его. Странно!

На втором уроке учительница объявила, что Семен пока не будет ходить в школу, он сейчас в больнице. Позже его можно будет навестить. Вот тебе раз… Только найдешь себе друга – и нет его!

Но это оказалось лишь верхушкой айсберга.

* * *

Вечер начался как обычно. Папа перепаивал схему, чтобы радиостанция стала еще чувствительней и могла ловить передачи из самых дальних стран. Мама приготовила котлеты с макаронами и теперь заправляла маслом салат из квашеной капусты. Запах от салата шел просто восхитительный. Торик отложил книгу и предвкушал, как через пару минут они сядут за стол. Поесть он любил.

Внезапно в дверь постучали. Родители тревожно переглянулись. Сегодня они никого не ждали.

– Кто там? – Мамин голос звучал напряженно.

– Васильевы здесь живут? – послышался мужской голос. – Нам нужно поговорить.

Открыли дверь, и в комнату вошел дядя Сережа, папа Семена, оглядел комнату, поздоровался и неуверенно засопел. За ним прошла и тетя Зина. Она старалась выглядеть спокойной, вот только взгляд метался, а одна рука нервно тискала другую.

Мама растерянно сказала:

– А мы как раз ужинать собрались. Чаю налить вам?

– Нет, мы на минутку.

– Семик-то наш в больнице лежит, – жалобно протянула тетя Зина и снова сверкнула глазами на Торика.

– А что с ним такое? Заболел? – В маме явно проснулся медик.

– Он упал и сильно ушибся, – сдавленно прогудел дядя Сережа. – Они на улице играли, тут, говорят, горка есть, куда все ходят.

– Да, есть горка у завода, – растерянно подтвердил Торик.

– А еще там сараи, да? – резко спросила тетя Зина. – Ребята на них залезают и прыгают с крыш в снег. Ты тоже там прыгаешь?

– Не-ет, – удивленно протянул Торик.

– Не «нет», а «да»! – сурово припечатал дядя Сережа. – Нам все рассказали.

– Да вы что! – возмутилась мама. – Толя никогда…

– Три человека! Трое! – Дядя Сережа поднял вверх три пальца и почти кричал. – И все сказали, что ваш Толя залезал на крышу и прыгал.

– И Семика туда черти понесли! – Тетя Зина чуть не плакала. – А Толя ваш его толкнул, и Сема упал с крыши, и не в снег, а на бревно! Весь расшибся. Доктор сказал, что удар был очень сильный, так что селезенку спасти не удалось. Ваш Толя изувечил моего ребенка!

Родители потрясенно смотрели то на Торика, то на эту странную пару. Не может быть. Кто угодно, только не он!

– Ты там был? Прыгал с крыши? – Мама пыталась сохранять спокойствие, но голос ее сорвался.

– Нет, мам, ты что!

Торик испугался не на шутку.

– Тебя видели ребята, они сказали, именно ты толкнул Семена, – заявил дядя Сережа.

– Неправда! – искренне возмущался Торик. – Я туда даже не залезу!

На миг повисла напряженно звенящая пауза.

– В общем, так. – Голос дяди Сережи звучал теперь уверенно, словно он принял решение. – Я понял: правды нам не найти. В милицию на вас мы заявлять не будем.

– Как? – вскинулась тетя Зина. – У нас же…

– Не бу-дем, – заключил дядя Сережа. – Не надо, Зин. Но вам скажу так. Мы больше не хотим, чтобы Толя приходил в наш дом. Семену скажем, чтобы к вам не ходил. И в школе не разговаривайте. Понял?

– Понял, – уныло буркнул Торик.

– Знаете что… – начала кипятиться мама, но тут словно проснулся папа.

– Вера, не надо. Так будет лучше.

– Миш, но они же…

– Не надо. Насильно мил не будешь. Еще что-нибудь скажете? – обратился он к родителям Семена.

– Нет, это все. Пойдем, Зин.

И дверь за ними закрылась.

– Кошмар! – не унималась мама. – Приходят, обвиняют ребенка черт-те в чем!

– Они думают, что Толя виноват, – рассудительно заметил папа. – Нас там не было, а люди наговорят всякого, сама знаешь.

Ужин прошел в молчании.

Торик ворочался на своем диване и пытался понять, как так получается: находишь друга, и вдруг его так нелепо отбирают. Первая потеря, нелепая и несправедливая, огорчала и душила слезами. Он всхлипнул. Но потом затих и задумался: интересно, такое случается само собой, нечаянно? Или… жизнью людей кто-то управляет, подталкивая их в нужную сторону? Какая странная мысль, еще успел подумать он и уснул.

Но в зыбкий момент перед самым его засыпанием где-то в коконе своих неведомых глубин легонько пошевелилась Судьба. Она-то уж точно знала, что с кем произойдет, когда и – самое главное – зачем.

Глава 3. Кедринск

Август 1973 года, Кедринск, 8 лет

А потом было лето… Хорошо, когда у тебя есть бабушка. Еще лучше, когда две: можно жить то у одной, то у другой. И бабушкам не обидно, и Торику разнообразие, ведь это два очень разных мира, каждый со своим укладом и людьми.

Сегодня Торик проснулся у бабушки Саши. Когда-то в этом крестьянском доме под соломенной крышей родилась мама, но с тех пор многое изменилось. Крыша теперь настоящая и покрыта шифером. Недавно провели электричество, подключили радиоточку. Правда, готовила бабушка по-прежнему на печке да на керосинке, а вместо холодильника молоко и масло ставили в тазиках прямо на землю в «прихожей», которая здесь называлась «сенцы» – маленькие сени.

Громко цыкали маятником часы, тяжелая гирька медленно опускалась все ближе к полу. На часах – кошачья мордочка, а в прорезях с каждым качанием маятника лукаво бегали зрачки зеленых глаз.

– Доброе утро! – раздался вдруг задорный девичий голос. – Вы слушаете «Пионерскую зорьку»!

– В эфире «Пионерская зорька», – бодро подхватил парень.

Зазвучала музыка, начались репортажи с мест, но это мало интересовало Торика. Он неуклюже сполз с печки-лежанки, где была устроена постель, натянул шорты и рубашку, убавил громкость радио и уселся на сундук за стол.

– Проснулси никак? Оладушки буишь?

Скрипучая дверь, обитая толстым слоем дерюги, впустила в дом бабушку Сашу.

Торик без труда понимал ее выговор, хотя отвечал на привычном, городском, не пытаясь ее передразнивать. Вот бабушка Маша, ее сестра, прожила лет на двадцать больше, так ее понимать сложнее. Поначалу в их семье было девять братьев и сестер, а потом… Не все мужчины вернулись с войны, женщины выходили замуж и уезжали, родители умерли.

На стене висели пожелтевшие фото – без рамок, просто так, почти весь семейный архив. Там, в застывшем мире прошлого, все еще были живы и жили вместе, здесь. А теперь в доме остались только две сестры.

– Буду, конечно!

Когда бы он отказался малость подкрепиться? В этом Торик очень поддерживал Винни-Пуха. Бабушка довольно улыбнулась: какое счастье, когда не надо внука уговаривать!

– А на обед, тадазначица, у мине запланирван кулешик грибной, помнишь, вчарася говорушки-то собирали с тобой?

– Помню, много нашли за Гневней.

Торика позабавило внезапно всплывшее у бабушки официальное словцо «запланирован». Говорушками местные жители называли луговые опята. Бабушка – большая мастерица по части приготовить что-нибудь вкусное буквально из ничего. «Жись каво хошь научит», – невесело усмехалась она каждый раз, когда Торик узнавал от нее что-то новое. Как вместо мыла можно стирать травой мыльнянкой, а стебельки «баранчиков» (первоцвета) не просто можно жевать, они еще и больное горло лечат.

– На вот, пойишь, оно и голова враз просветлеется, и в руках силы прибавится, – приговаривала бабушка, ловко расставляя на столе оладьи, творог, печеное яйцо, хлеб и чашку чая.

– Я тож тады ща-аю попию, – неожиданно присоединилась бабушка Маша, старшая сестра бабушки, живущая вместе с ней. – Я хучь яво и не люблю, но штойто яблыщка хотца.

Дрожащей рукой она взяла маленький нож с кривым лезвием, неспешно покрошила еще зеленое яблоко, высыпала в чашку с чаем и накрыла сверху блюдцем.

– Зуб нету, – донеслось сквозь череду пыхтения, – а йись-то хотца. Няхай варятся, они-то, они-то.

Торик мысленно перевел для себя: «Зубов нет, но есть хочется. Пусть заварятся, полежат так, оставлю». Бабушку при желании вполне можно понять.

– Спасибо, – сказал Торик, вылезая из-за стола, – я пойду?

– Уходишь уже? – огорчилась бабушка.

– К вечеру вернусь, – пообещал Торик. – К ним сегодня дядя Миша приезжает, будут разговоры…

– Разговоры-д-разговоры, слово к слову тянется… – вдруг звонко запела бабушка. Она легко переходила к песням, словно песни жили рядом, только потянись. – Ладно тада, ступай с богом. Время не дремя!

«Время не спит»? Торик улыбнулся. Сколько же у бабушки крестьянских поговорок и пословиц! На каждый случай из жизни – не менее дюжины. Вот тебе и неграмотная крестьянка!

Скрипнула и притопнула толстой дерюгой дверь. Через сенцы, через терраску, оклеенную смешными картинками из журналов, Торик выбрался на улицу и огляделся. Старенький, замазанный глиной дом Жинтель покрыл тонкими досочками и покрасил. Прямо перед окнами росли высоченные, с человека, золотые шары. Вокруг раскинули свои огромные ветви клены, а за домом виднелась вершина холма, который местные жители с почтением называли гора Гневня.

Почему – уже никто не помнил. Кедринск – поселение древнее, старше самой Москвы будет. Но рассказывали так. Некий то ли князь, то ли царь, приехав сюда, очень рассердился на свою супругу, разгневался, да и скинул ее, неугодную, с той горы вниз. Будто бы в память об этом и назвали холм. Дальше будет Покровский бугор, за ним – Почтовая гора. Но это уже далеко, у дома бабушки Софии, куда предстояло сейчас идти.

Внизу шумел широкий ручей, который когда-то называли речкой Пральей. Мама рассказывала, что в детстве в этой речке купалась. Как же все изменилось, кто бы мог подумать! Сейчас даже нескладный Торик, разбежавшись, мог перепрыгнуть эту «неодолимую преграду».

Чуть в стороне от дома, у старой антоновки, торчал, скособочившись, лилово-коричневый картофельный погреб. Как хорошо бывало забираться на его нагретую солнцем плоскую крышу и лежать, в небеса глядючи и обо всем на свете размышляючи. Или сидеть, свесив ноги и радуясь разнообразию зеленого вокруг, не забывая грызть очередное яблочко. Антоновка, снова зовешь к себе? Нет, только не сегодня!

Приезд дяди Миши всегда означал новости, вкусности и всяческие интересности. Пропустить такое – все равно что отказаться от торта, когда тебе его уже дали. Торик с чувством вдохнул запах луговых трав, спустился с пригорка, где остался грустить бабушкин дом, и отправился в путь.

«Дорога туда. Дорога сюда. Дорога ВЖК» – вспомнился указатель из Волшебной страны, так ярко описанной Волковым. Дорога, вымощенная желтым кирпичом, манила и тут. Хорошо, пусть не вымощенная, пусть без кирпичей, зато целая дорога чистого желтого песка.

Идти было легко и приятно. Лето пахло то нагретым песком, то терпкой крапивой, то водорослями с реки, а жизнь казалась нескончаемой. Вот справа остался новый колодец. Ворот, узкое общее ведро на длиннющей цепи...

Дальше слева стоял «Зюзин дом», покосившийся, по окна вросший в землю. В его тени притулился замшелый пенек, где неизменно сидела и сама старушка Зюзина. Сейчас она щурилась на солнце и неутомимо щипала, перебирала и расправляла морщинистыми руками невнятные клочья свалявшейся овечьей шерсти. В этом было что-то неправильное. Казалось, шерсть сама по себе движется и живет своей иллюзорной жизнью, а бабуля, наоборот, настолько неподвижна, что напоминает лишь тень некогда живой и настоящей женщины. «Ее насмешливый призрАк и днем и ночью дух тревожит…» – всплывшая откуда-то в памяти строка вдруг вызвала озноб. Или это просто подул ветерок с реки?

Здесь дорога резко сворачивала вправо, открывая речку Кедринку, в честь которой и назвали Кедринск. Торик помнил, какой маленькой она была два-три года назад: взрослые легко переходили ее вброд. Но потом неподалеку начали строить электростанцию, реку запрудили, отгородили водохранилище, и вода с каждым годом поднималась.

Дорога теперь круто вела в гору, теряла свою желтую песочность, превращаясь в сухую глину. Один за другим дома оставались позади. Вот высокая сетчатая калитка Зайцевых. Дядя Витя Зайцев, бабушкин племянник, в школе был лучшим другом папы. Сколько же они тут вдвоем чудили!

– Здравствуй, Толь! – внезапно прозвучал скрипучий, но доброжелательный голос от калитки. – К своим идешь?

– Здравствуйте, дядь Вить. – Всех родственников отца полагалось звать на «вы», это правило Торик усвоил. – Да, сегодня дядя Миша должен приехать.

– Зайди на минутку, я хоть тебе свои ёлеки покажу. Ёлеки у меня знатные вымахали, – как обычно, заскрипел-затараторил дядя Витя, пока его не перебили. Буква «л» у него получалась своеобразной – не твердой и не мягкой, а какой-то средней.

Дядю Витю часто посещали необычные идеи, а потом он их самоотверженно воплощал. Однажды они всей семьей съездили в Ленинград, откуда попали на экскурсию в Петергоф. Золотые фонтаны, дворцы, незнакомые деревья – все это дяде Вите очень нравилось. Но самое большое впечатление произвел летний домик Петра – Монплезир, «мое удовольствие» или «моя радость». Не сходя с места, дядя Витя решил, что обязательно сделает себе такой же! Ну, такой или не такой – дело десятое. Но уже следующим летом в саду у Зайцевых красовалась новая беседка, которую дядя Витя гордо называл своим Монплезиром.

Так что папа, хоть иногда и посмеивался над причудами дяди Вити, уважал его за мастерство (он был отличным сварщиком) и за то, что слова у него не расходились с делом. А еще оба они были безудержными романтиками.

– Вон они какие, ёлеки-то! – суетился дядя Витя. – А сначала как все плёхо былё! Сажал ёлеки и тут, и там – сохнут и все, ни в какую! А эти вот две выжили. Я смеюсь: они как гвардейцы по обе стороны крыльца стоят в почетном карауле. И знаешь что, Толь? Потом-то, уже после, меня не будет, а ёлеки мои останутся!

Елки и правда выросли почти до крыши дома, ровные и статные, и даже летом нарядные, новогодние. Торик вежливо покивал, попрощался и продолжил свой путь. Отсюда до бабушкиного дома совсем недалеко – подняться на горку да спуститься почти до реки.

Вот знакомый ряд столбов, каждый в виде буквы «А», словно кто-то написал их в огромных прописях. Вот «Запасный лес» – с полдюжины вязов, которые сажал еще прадед. Уф, пришли, вот он, дом бабушки Софии, который в шутку иногда называли «дворянское гнездо». В шутку – потому что никаких дворян здесь отродясь не водилось.

Столетние липы расступились, пропуская Торика к ступеням крыльца.