Текст книги ""Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"
Автор книги: Влад Лей
Соавторы: Жорж Колюмбов,Сергей Карпущенко,Александра Шервинская,Павел Матисов
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 204 (всего у книги 353 страниц)
Глава 5. Стоп-кран
Август 2001 года, Город, Контора, 36 лет
– А мы дверку закроем, и никто ни о чем не узнает!
Вася взялся было осуществлять этот нехитрый план, но в дверь тут же постучали.
– Вы чего закрылись-то? Пьете, что ли? – недовольно спросил вездесущий Слава и огляделся.
Опытный взгляд его сразу отметил закуску на пластиковых тарелочках, скромно прикрытую листом ватмана. Худшие подозрения подтвердились, он упер руки в бока и заговорил с пафосом:
– Вот так, значит, прячемся? От Вячеслав Сергеича? Зря! Без Вячеслав Сергеича в этой Конторе ничего не решается, уж попомните мое слово.
Кажется, Матвею надоело это слушать:
– Слава, ты к нам по делу или поговорить?
– По делу, не сомневайся даже! Вот, принес ваш отчет.
– Это отчет отдела профильных проверок. Они собирали все данные.
– Да знаю, но делали-то вы! Тут все неправильно все!
Матвей посмотрел на него спокойно и уверенно, затем, не повышая голоса, сказал:
– Пишите новое техзадание, включим в план доработок.
– Да я так все скажу! Вот тут итоги выводятся. Их не видно! Вообще! Их надо отделить подчеркиванием, а потом еще пустую строку добавить. Иначе это не отчет, а филькина грамота!
– Это все?
– Пока все. А вам мало, что ли?
– Слав, ты только что сказал, что в отчете все неправильно. Такими словами не бросаются, правда? А на деле тебе просто не понравилось оформление одной строки. Так?
– Мне надо, чтоб все работало! – безапелляционно заявил Слава. – Вась, сделаешь сегодня?
– Чего расшумелись-то? Сделаю-сделаю, конечно, сделаю.
– То-то же!
Дверь за посетителем захлопнулась. И только после этого Вася негромко добавил:
– А может, и нет. Все-таки у меня день варенья. Интересно, еще кто-нибудь придет или можно уже начинать?
– Давай для верности еще полчасика подождем, – предложил Матвей.
* * *
Поздравить Василия пришли только самые близкие: Настя Жукова и Нина Корсетова. Чуть позже заглянула Валя в неизменном сопровождении Егора. Вся Контора подспудно знала, что Валя с Егором «ходят», но в лицо этого не говорили. Отношения у них были своеобразные. При том, что Егор слыл разбитным бабником, на работе он всегда держался очень скромно. Худенький, собранный, с горящим взором и свежими идеями, он у многих вызывал симпатию.
Торик не вникал в эти запутанные отношения, да и вообще не высовывался. Он выбирал для себя ту же тактику, что и в детстве, когда сидел в Зашкафье, листая книги, пока взрослые общались за столом, и лишь иногда присоединялся к ним. А Матвей с Виктором уселись за общий стол.
– А Она точно не придет? – опасливо уточнил Вася, кивая на дверь.
– Она сегодня уехала, я сама видела, – успокоила его Настя.
Вася сразу повеселел:
– Значит, просто никому не открываем! Кто знает? Может, у нас тут… – он хитро прищурил глаз и продолжил, – …профилактика оборудования?
– Ладно, давайте еще по одной, да я пойду на пост, – суетливо произнес Егор.
– Не надо бы тебе больше, Егорка, ведь только недавно из больницы, – тревожно посмотрела на него Валя.
– Вот такая почти домашняя забота! – то ли пожаловался, то ли похвастался Егор. – Пошли тогда.
* * *
После их ухода ненадолго повисло молчание.
– Не понимаю, чего она так за него держится, – вдруг сказала Настя.
– А за кого ей держаться? – Нина была старше и мудрее.
– Да за кого угодно. Разве что ей приспичило ребенка завести?
– Ой, не зна-аю, – протянула Нина. – У самой двое. И столько проблем навалилось прямо с самого начала.
– Ну да, пеленки-распашонки…
– Настя, да разве ж в этом дело? Просто это все… до поры, до точки кипения. Ведь ему, ребенку этому, ничего не скажешь, не докажешь, и выходной не возьмешь.
– Трудно с ними, да.
– Тебе-то откуда знать, девонька? В здравом уме ты себе все представляешь совсем не так. А на изломе человек меняется. Когда ты не спишь уже седьмую ночь подряд, в тебе что-то переключается, в голову лезут черные мысли. И тогда единственное кипящее в тебе желание – схватить этот вечно орущий комок и… выкинуть его куда-нибудь в форточку, прости меня, Господи.
– М-да, женщинам нелегко приходится, я по своей знаю, – веско добавил Виктор. – А нам зато свое достается. Женщин хотя бы в армию не забирают и на войну, если что, не отправляют. Человека жизни лишить… ох как непросто. А приходится.
– Знаешь, Вить, – не сдержалась Нина, – если уж говорить начистоту, за всю историю женщины погубили куда больше людей, чем мужчины во всех войнах. Серьезно. Не веришь? А ты возьми да сложи все эти аборты, выкидыши, просто нежеланных детей, плохой уход и наплевательское отношение. И получишь по-настоящему ужасающую цифру. Все эти ваши войны и геноциды и рядом с этим не стояли.
– Нин, тут, мне кажется, ты как-то перегнула все-таки, – сдержано возразил Матвей.
– Ну, может, где и перегнула, но ненамного. Я балансы-то хорошо чувствую, профессионально. Так что…
– Как-то грустно мы мой день рождения отмечаем, вам не кажется? – спохватился Вася. – Может, еще по одной и в школу не пойдем?
Вася поставил любимого «Чижа». Сейчас он как раз залихватски пел про партизанскую бороду. Напряжение медленно уходило, а Торик продолжал думать об искренних словах Нины. Неужели все так и есть? Или это только она так думает?
Что если бы у них с Катей были дети? Почему-то никого другого он в этой роли представить не мог. Ну не с Зоей же, какая глупость! Зоя хорошая, интересная, в чем-то гениальная, но они – друзья, у них общее хобби, общая тайна, и только. Но Катя, похоже, навсегда осталась в прошлом. Может, зря он ее отпустил?
* * *
– Торик, я не знаю!
Зоя в сердцах даже легонько стукнула кулаком по ладони и прикусила губу.
– Я уже всю голову сломала: можно ли там, в погружении, что-то сделать, а не просто плыть по течению и смотреть, что тебе показывают. Нет ни одной новой идеи.
– Ну, ты же научилась «возить» путника?
– Так то снаружи, из программы. А внутри-то он все равно у нас просто пассивно сидит и смотрит свой фильм.
– Все не совсем так. Тебя послушать – что путник, что какой-нибудь булыжник – никакой разницы. А ведь она есть! Мы не просто пассивно находимся там, вспомни. Мы чувствуем, воспринимаем информацию, реагируем на нее. В том числе даже соматически.
– Ну да, например, я кричала во сне, а ты скрежетал зубами и словно отворачивался.
– Серьезно? Ты мне не говорила.
– Это все бесполезно – во сне мы не можем сознательно управлять такими движениями.
– Для меня тут все время присутствует двойственность. Во внешнем мире мы просто спим. А там, внутри – бодрствуем, думаем, удивляемся или боимся – мы чувствуем. И отчасти отделяем себя-наблюдателя или зрителя от – как бы это сказать? – от себя-актера, от участника событий.
– Пусть так. Но что там можно сделать? Никаких кнопок и ручек там нет и быть не может. Нет даже рук, чтобы чего-то коснуться, нет век, которыми можно было бы мигнуть.
– А что есть? Только мозг, душа и канал обмена между ними.
– Да. И еще программа, регистрирующая все сигналы, которые возвращает нам мозг в ответ на воздействие.
– Интересно, а что будет, если в погружении громко говорить про себя какое-нибудь слово?
– Например, «Тпру!» как у лошади? – улыбнулась Зоя.
– Ну уж нет, я не смогу такое мысленно кричать во сне!
– Я тоже. Не особо я верю в эту идею, но можем попробовать. Только надо будет упростить последующий анализ.
– Как именно?
– Вот здесь тонкий момент. Надо, чтобы засыпание было, а погружения не было.
– Это легко! У нас, у каждого, в пространстве души полно точек, где нет никаких погружений.
– Не совсем. Надо, чтобы ты не просто уснул и выспался, а чтобы при этом хотя бы частично оставался в сознании. Тогда ты мог бы мысленно повторять, скажем, «стоп-стоп-стоп», пауза и опять.
– Хм… А ты потом будешь искать в принимаемых сигналах любые отклики с пиками, что периодически повторяются по три раза? Хорошо придумала!
– Ну… так мы хотя бы заранее знаем, что искать.
* * *
Эксперименты ничего не дали. Точнее, Зоя не смогла выделить никаких откликов с тройными пиками. Может быть, мозг не оперирует словами, а может, слова или их смыслы вплетаются куда-то еще, как сложная составная часть. В любом случае это не сработало. Нужно придумывать другую методику. Тем не менее все оказалось не зря – в ходе этих «погружений без погружений» Торик все уверенней осваивал технику неполного сна. Чтобы вроде бы и спать, а вроде не на сто процентов. Подремывать, частично осознавая себя.
В последнем из этой серии экспериментов ему стало даже немного скучновато висеть в серой пустоте и безмолвно кричать тройные «стоп». Он в деталях представил себе самодельные софиты, которыми Семен в школе украшал выступления их ансамбля. Воображаемые свет и цвет теперь заливали бывшую серость. Так было веселей, а мысленно бормотать слова они не мешали и, наоборот, даже помогали, когда он начал этими софитами – тоже мысленно – подмигивать. Но Зое об этом не сказал.
Как ни странно, при обработке сигналов именно этого эксперимента она сама нашла необычную линию на одной из частот сигнала. Само по себе это ничего не значило – в любой момент в спектре принимаемого сигнала появлялись и пропадали самые разные частоты. Но здесь линия появилась не сразу после засыпания, а через некоторое время, а потом и вовсе сделалась прерывистой – то есть, то нет. Это уже напоминало осмысленное поведение, как раз некий отклик «оттуда».
– Давай вспомни, что необычного ты делал в последнем тесте?
– Да вроде все как всегда… Мысленно говорил слова, скучал…
– Скучал и… что? Ногой качал? Свистел? Решал задачи? Делал мысленную гимнастику? Вспоминай, это важно!
– Там темно и мутно. Я… зажег себе цветной фонарик.
– Ты серьезно?
– Да, представил себе софиты.
– И помигал ими?
– Ага.
– Слу-ушай, а это может стать решением! Я бы точно до такого не додумалась. Нам бы еще как-то цвет различать. Нужна новая серия экспериментов!
– Что теперь будем там делать?
– Давай начнем с самых простых цветов.
– Детский набор карандашей подойдет? Красный, желтый, зеленый, синий, коричневый, черный.
– Хорошо, но именно в таком порядке. Давай так. Некоторое время висим в темноте. Потом представляем себе, как очень яркий красный цвет заливает все доступное пространство. Через некоторое время гасим его, сидим в темноте. Дальше берем следующий цвет – заливаем все желтым. И так до… э… коричневого, наверное. Черным вряд ли получится залить черноту. Но пять цветов тоже неплохо для начала. В конце гасим коричневый и просто висим в темноте.
– Я думаю, для надежности надо каждому из нас сделать по три таких погружения.
– Да, так даже лучше – надежней распознавание пройдет.
* * *
Теперь, когда Зоя знала, где и что искать, дело пошло быстрее. Для наглядности Зоя снова свела обнаруженные данные в проекцию на плоскость. Вырисовался эдакий узенький полумесяц. Наложив результаты трех погружений Торика, получили тот же полумесяц, но несколько размазанный. Сказывались ошибки – и эксперимента, и измерения.
Для Зои построили свой полумесяц. И поначалу обрадовались, что задачка решилась так легко. Но потом наложили эти два полумесяца друг на друга и поняли, что все не так просто. Фигуры не совпадали. Они даже не были параллельны. Хотя лежали рядом, под углом друг к другу, а частично даже пересекались. Дело оказалось в том, что в глубине души у Зои и Торика разные цвета воспринимались по-разному, соответственно, они давали разные отклики.
Когда-то в детстве Торик задавался вопросом: мы с другом смотрим на красный тюльпан. Мы оба говорим, что он красный, но одинаковым ли мы видим его внутри себя? Их эксперимент точно показал, что нет.
Они принялись пристально исследовать область пересечения. Там оказались цвета от желто-оранжевого, как цвет желтка у деревенского яйца, до желтовато-зеленого, как листья салата. Только этот диапазон спектра они с Зоей воспринимали примерно одинаково. Для надежности договорились использовать классический желтый – «цвет лепестков подсолнечника». Впрочем, Торик для себя решил, что и цвет спелого банана подойдет не хуже.
Зоя дописала программу, настроив ее на отлавливание появления именно такого сигнала. Если сигнал фиксировался хотя бы секунду, срабатывала подсистема срочного выхода в реал. Ее, недолго думая, назвали «стоп-краном». Оставалось попробовать новую систему в деле. Вопросов было два – сможет ли путник заливать мир желтым светом при реальном погружении, и сможет ли программа отловить нужные частоты уже в полном сигнале.
* * *
– Ну, готов? Запускаю?
– Давай. Но поставь авто-возврат минут через десять, мало ли что…
– Хорошо, ставлю. Засыпай.
…Я снова иду до боли знакомым полутемным коридором, где пахнет картошкой, жаренной на старом сале. Прохожу мимо Шурика Карасикова и… словно зависаю на пару секунд, совсем как программа. Что случилось? Где я? Почему? Мир переворачивается, и я вываливаюсь в реальность, не успев даже дойти до своей двери…
– Эй, ты в порядке? – Зоя наклонилась и смотрит мне в лицо. – Выскочил как пробка!
– М-м… – выход из сна нештатный, и Торик никак не может стряхнуть сонную одурь. – Ты меня – досрочно?..
– Это не я. Наша ловушка штатно сработала. Ты зажигал желтый?
– Нет, я еще ничего не успел, даже в комнату не вошел.
– А где был в это время?
– Шел по коридору барака.
– Там было что-то желтое?
– Нет. Стены – темно-зеленые, пол – коричневый, потолок – белый, дверь цвета слоновой кости…
– Все двери такие?
– Дай вспомнить. Нет, только наша. Двери каждый красил, как хотел. Я прошел Карасиковых, у них дверь вообще ярко-жел… Ох! Неужели как раз это сработало?
– Желтая дверь? Запросто! Она большая, наверное, импульс четкий получился. М-да, похоже, одним цветом здесь не обойдешься.
– Я даже не подумал об этом. Значит, «стоп-кран» должен срабатывать от чего-то другого.
– А лучше от одновременного наличия сразу нескольких ключевых элементов.
– Сочетание нескольких цветов? – сразу предложил Торик.
– М-м, пожалуй, не пойдет. Слишком сложно представить, слишком сложно выделить при анализе. Я и так работаю на грани возможностей окна охвата.
* * *
Одной итерацией дело не обошлось. Да и в жизни, точнее, в их призрачных видениях могло встретиться почти что угодно. Они затратили уйму времени и сил, но постепенно научились весьма приблизительно различать некоторые запахи, прикосновения и звуки. Тренировались вызывать у себя во сне нужные ощущения, а заодно учились программно распознавать их – по отдельности и в сочетаниях.
И вот, наконец, нужное и безотказное сочетание было найдено. Теперь «стоп-кран» срабатывал вот на такой сигнал сразу по нескольким каналам ощущений: ярко-желтый, ванилин, резкий высокий свист и прикосновение пальцев к стеклу. Четыре элемента вроде бы уже должны с гарантией опознаваться правильно. И вряд ли совпали бы просто так, случайно.
Дописывая программу, Зоя приговаривала, что современные физиологи отдали бы годовую зарплату за то, чтобы раздобыть себе такую игрушку!
В итоге все получилось. У них обоих «стоп-кран» срабатывал очень четко. При желании путник теперь сам быстренько вывинчивался из погружения и выходил в реальность. Только с одним побочным эффектом они не смогли справиться – с сонливостью после аварийного выхода. Она возникала у обоих – видимо, организм такое пробуждение не считал физиологически нормальным. Но уж с этим ничего не поделаешь. Главное – они нашли способ покидать сновидение, если ситуация в нем становилась невыносимой или опасной.
Вот теперь, имея «запасной выход», можно было двигаться дальше.
Глава 6. Испытания
…И зачем только я согласилась ей помочь? Сейчас Лиана со своим молчелом, скорее всего, сидят в кафе, уже заказали пиццу, вот-вот принесут, а я застряла в этом дурацком банке! Голодная и злая. Потому что опять и снова попалась, как дура! Ну почему я решаю задачи гораздо лучше, чем она, зато неизменно оказываюсь втянутой во все ее авантюры?! Мне что, ума не хватает, чтобы не попадаться на ее манипулирование?
Десять минут назад все выглядело вполне безобидно: мы пришли в банк, там очередь, Лиане позвонил молчел, и ей срочно понадобилось уйти. Ну да, мне-то никто не позвонит, значит, я могу и в очереди постоять за двоих. Очередь двигалась быстро, в итоге я осталась одна. Совсем одна, потому что в банке начался обед, и сотрудники закрыли помещение и разбежались. А меня, как всегда, не заметили.
Жарко. Душно. Я в одиночестве брожу по залу, разглядываю кричащие рекламой брошюры, пинаю стойки, потому что просто так ходить уже скучно…
Зоя-Зоя, надо же было выбрать настолько неинтересное погружение! Теперь даже во сне я буду сорок минут убивать время, пока в реальной жизни время будет медленно убивать меня. Хотя… ура! Я же могу запустить наш стоп-кран!
Так, что там надо представить? Ярко-желтый, ага, засветился. Чем пахнет ванилин? Правильно, ванилином, вот такой запах. Еще надо посвистеть высоко-высоко. И пальцем провести по стеклу – ну, это совсем просто: стекол здесь полным полно. Готово.
Сработает или нет? Похоже, нет. Значит, все-таки слоняться тут сорок минут. Жаль. Надо будет записать координаты этой точки, чтобы больше не попадать в эту ловушку. Забавно: ловушка получилась сразу в обоих смыслах – в реальной жизни и в погружении. И я, как всегда, в нее… Ой, мир переворачивается, съеживается и…
* * *
– Все-таки сработало? – удивилась Зоя, проснувшись.
– Да, восемь секунд от первого ключевого стимула. Какой ты использовала?
– Цвет, сначала покрасила все желтым. Но, мне казалось, до срабатывания прошло никак не меньше минуты.
– Время там и тут идет немного по-разному, – задумчиво произнес Торик. – Все-таки мозг отчасти спит.
– Возможно. Надо будет запомнить и не ожидать реакции слишком быстро.
– Но главное – наш стоп-кран работает!
* * *
– И в чем будет наша новая задача? – Зоя приготовилась записывать.
– Сделаем так. Я погружаюсь как обычно, без мнимой части. Ты отслеживаешь засыпание, минуты через три-четыре начинаешь понемногу смещать фазу.
– В какую сторону? К плюсу или к минусу?
– Эм-м… Я забыл, где у нас водятся химеры?
– Поняла, к минусу. И… насколько сильно?
– Давай начнем с того, что минут за пять дойдем до двадцати градусов, посидим там минут десять. А потом снова уйдем по фазе в ноль.
– Ага, равномерная трапеция, хорошо, сейчас я ее отрезками программно задам, и попробуем.
* * *
…Кожа на пальцах задубела и уже почти не болит, когда берешь аккорды. Я сижу в Двудомике с гитарой. Вокруг знакомые с детства светло-зеленые стены, настолько привычные, что я их почти не замечаю. Я вытягиваю указательный палец и ставлю баррэ – теперь указательный лежит поперек грифа, а остальные пальцы, как свита, пристроились рядом с отдыхающим командиром. Дело вроде нехитрое, но пока мне трудно – еще нет мышечной памяти. Да и аккорды, такие привычные, если берешь другими пальцами, ощущаются совсем иначе.
Я ставлю ре-минор на пятом ладу. Теперь надо поставить соль-мажор на третьем. Подвинул руку, ставлю пальцы и… с удивлением вижу, как пальцы проминают и струны, и гриф, словно он сделан из пластилина, а не из дерева. По ощущениям, пальцы прошли гриф насквозь и встретились с большим пальцем, будто и нет никакого грифа, а я сжимаю воздух. При этом я вижу, что гриф есть, он никуда не делся, а пальцы вошли в него, став невидимыми. Боли не чувствую, лишь удивление и тревожное ощущение – нет, не чуда, а опасности, фатальной алогичности происходящего.
Пытаюсь вытащить руку из грифа, но это невозможно. Теперь моя левая рука – это и есть гриф, гитара стала естественным продолжением моего тела. Дрожание струн я воспринимаю примерно как шевеление волос на ветру. А само звучание гитары примерно как бурчание в животе – что-то не слишком приятное внутри меня, но с этим уж ничего не поделаешь. Проблема в том, что если я теперь – гитара, то эту гитару больше никто не держит, и… Ой, так и есть: я начинаю медленно заваливаться. Моя попа, которая теперь барабан гитары, просачивается сквозь сиденье и опускается на пол. И что дальше? Я пройду сквозь пол, потом увязну в земле, на которой стоит Двудомик? Может, пора уже запускать стоп-кран?!
Нет, подожду еще немного. Мне интересно и странно – я теперь сижу на полу, но не где-то под сиденьем, а просто в середине Двудомика. Будто взял и сел на пол. А гитару положил на сиденье. Впрочем, она и так лежит себе спокойненько на сиденье, отдельная, словно никогда и не была частью меня. Я встаю с пола, беру гитару, вытягиваю указательный палец и беру баррэ.
Фух… обошлось, похоже, мы вернулись из фантасмагории к нормальному погружению. Больше ничего интересного тут не будет. Ярко-желтый заливает мир Двудомика, я представляю, что мои струны не стальные, а стеклянные, слышу высокий свист и мысленно добавляю чудесный запах ванилина, пальцами продолжая терзать струны гитары. Мир послушно переворачивается, сжимается и… я выхожу в реал.
* * *
– Все хорошо? – спрашивает почему-то Вика, а не Зоя. Когда она успела прийти?
– Мы тебя потеряли, – тревожно сообщает Зоя. – Я уже собиралась экстренно доставать тебя.
– Поче… – Торик попытался заговорить, но получилось не слишком хорошо: горло пересохло. – Почему так долго? Там прошло всего несколько минут.
– Страшно было?
О, а Вика волнуется всерьез. Торик помотал головой в шлеме:
– Не особо. Скорее очень странно. Хотелось досмотреть, чем там дело кончится.
– А что ты видел-то?
Как им объяснить?
– Я был… Мы с гитарой на некоторое время стали единым целым.
Вика смеется:
– Ой, можно подумать, ты и так со своей гитарой не одно целое! Да и Семик мой тоже. Я так понимаю, раз уж вы в школе в это дело ввязались, музыка теперь с вами навсегда. Вот для меня гитара – это что-то чужеродное. Всегда боюсь ее в руки взять – вдруг что-нибудь сломаю или струну порву…
А Зоя, наоборот, серьезна:
– Полное слияние? Ты стал гитарой?
– Нет, скорее… она во мне проросла.
– А потом постепенно отпустило?
– Видимо, когда фаза ушла…
– У тебя случился сдвиг по фазе? – сегодня у Вики явно хорошее настроение.
Зоя согласилась, поскольку так оно и было, и лишь потом поняла второй смысл фразы и улыбнулась. Ей не слишком нравилось, когда люди применяли точные термины в бытовом смысле. Но тут важнее было поддержать компанию.
Торик наконец выбрался из тесных объятий сетки Фарадея, некоторое время еще посидел, приходя в себя, а потом задумчиво сказал Зое:
– А ты могла бы написать отдельный модуль, чтобы он без оператора мог сделать то, что ты сейчас делала?
– Плавно ввести по трапеции фазу, подождать и потом вывести? Да запросто. В принципе, ты и сам мог бы добавить такую функцию в драйвер.
Торик поморщился.
– Сделай лучше ты, ладно? Так надежней. И назовем эту штуку «торпедой».
– Ладно, напишу тебе торпеду. Хочешь сам потом попробовать? Аккуратней, такие погружения уже опасны.
– Я еще не решил. Просто пусть будет на всякий случай, пока мы нашли этот режим.
– Ога. Я там еще в начале сделаю ввод или подтверждение всех динамических параметров.
– Отлично!
* * *
– Как там твои женихи с того света? – поинтересовался Торик, когда с котлетами было покончено.
Вика тут же поставила тарелку на стол – от греха подальше – наклонила голову и непроизвольно уперлась сжатыми кулачками в бока:
– В каком смысле, «с того света»?
– Да ладно, не заводись. Фильм был такой «Жених с того света».
– А я тут при чем?
– Твои… скажем, корреспонденты, живут в Новом Свете, а мы – в старом. Значит, они – с того света.
– Выкрутился! – Вика еще сердилась, но уже улыбалась. – Да фигня все это. Пишешь-пишешь им, а толку? Большинство просто не отвечают. Остальные пару-тройку писем напишут и отваливаются. А кто-то мне сразу не нравится.
– Логично. Думаю, кому-то и ты можешь не понравиться.
– Да-а? Хотя… – она сразу сникла. – Эх, может, ты и прав. Мама мне всегда говорила…
– Вик, ну, не сразу все получается.
Прикусив губу, Вика чуть помолчала, но потом все же решилась:
– Ладно, ты – не подруга, завидовать не будешь. У меня пока осталось двое – Джарвед с Аляски и Берт.
– Тоже из Штатов?
– Ну да.
– И как они?
– Берт – красавчик, но он как-то уж очень спешит. Вопросов не задает, о себе почти не рассказывает. Мне те, что потом отвалились, и то больше подробностей выдавали – про себя, про свой город, ну хоть что-то. А Берт какой-то мутный. Типа, я много болтать не люблю, приезжай к нам, тут поговорим.
– Да, странно. Похоже, ему все равно, какая ты. Может, он это самое…
– Чего?
– Девушек набирает в бордель?
– Да ты что! Хотя… не знаю. Мне такое в голову не приходило. Он в последнем письме что-то написал про деньги, но я не совсем поняла. Посмотришь?
Она вернулась с распечаткой.
– Вот. Я вижу, что четыреста долларов, а дальше? Это он хочет мне на билет прислать?
– Хм… Нет, тут все наоборот. Не на билет, а на оформление временной визы. И не он тебе пришлет, а хочет, чтобы ты ему выслала денег на оформление.
– Я?! Да я его знать не знаю. И как деньги отправить туда, это надо долларов купить, потом как-то их…
– Вик, я думаю, это мошенник. Простой сове… гм… американский вымогатель. Он тупо хочет денег. Вот почему ему совсем неинтересно о тебе спрашивать.
– Кошмар какой! Слушай, хорошо, с тобой посоветовалась, вот бы влетела!
– Осторожней, подруга. Народ всякий попадается.
– Да уж!
– А Джарвед тоже красавчик?
Вика вздохнула.
– Тут все наоборот: он толстый, прям вот жи-ирный и противный.
– А зачем тогда переписываешься?
– Зато у него письма очень нежные. Знаешь, как он меня называет? «My dearest Vicky» – ну кто еще на такое способен?
– Он видел твою фотку?
– Ага. Я даже специально в фотографию сходила, чтобы все получилось как надо. Ему очень нравится.
– С чего бы?
– Прекрати! Я и так переживаю. Все думаю-гадаю… может, привыкну? Может, он не так ужасен? В конце концов, для меня это шанс выбраться в другую жизнь.
– А он тебя зовет?
– Да, у них большой дом, несколько спален. Совсем рядом – горы. Там холодно, но нам ведь мороз привычен, правда?
– Он тоже зовет скорей-скорей?
– Нет, там… наоборот. У него сейчас стажировка. Через полгода он получит… э… в общем, сможет работать по специальности. Поедет куда-то в другое место. И вот тогда меня пригласит, – глаза ее загорелись надеждой, быстро сменившейся неуверенностью. – Может быть…
Она покачала головой:
– Только… не знаю, смогла бы я с таким… жить, спать…
– Может, попробуем еще поискать?
– Я ищу и переписываюсь, но надежды все меньше. А время идет.
– Угу, еще скажи «часики тикают».
– Ой, не надо. Меня мама уже этими часиками забодала! И кстати! – Вика нашла новую тему. – А вы-то с Зоей чего не поженитесь? Вы подходите друг другу, столько времени проводите вместе, у вас общие друзья.
Торик собрался было вспылить и посоветовать ей не лезть не в свое дело, но вместо этого задумался.
– С ней все странно, Вик.
– Понимаю: если к ней притронуться нельзя, это все усложняет.
– Даже не в этом дело. Я по жизни человек довольно закрытый, а она вообще – «девушка в футляре»! О себе она говорит минимум. Она может рассказать, что любит есть или что ей нравится читать. Часами может расписывать свою математику. Но полный молчок о своей семье. Я ни разу не видел ее сестру или мать и не слышал, чтобы они по телефону говорили.
– Ну… бывает, – протянула Вика, потом встрепенулась. – Ой, слушай, я совсем забыла! Семик-то мой опять в больнице лежит. Сходим к нему?
– Может, пока сама сходишь?
– Так я уже была. В этот раз он что-то неважно выглядит. Просил тебя зайти, хочет пообщаться. Пойдем?
– Попозже. Сейчас не до этого. Но привет передавай.
– Ладно.
* * *
Серые глаза Зои смотрели на него внимательно. Ей действительно был интересен этот разговор.
– Торик, я прекрасно помню, как Вика спрашивала про область определения. Но как ты себе это представляешь на практике?
– Мы с тобой довольно плотно исследовали пространство души, но пока даже не пытались узнать, конечно ли оно.
– Ну… математически у моей модели, разумеется, границы есть, но они довольно условные. Я выбрала некий центр и отсчитала от него относительный радиус.
– То есть, по-простому сказать, обвела часть карты, вот по ней мы и ходим. И ни разу не пробовали пройти дальше. А вдруг там тоже что-то интересное, а мы его никогда не увидим, раз оно за пределами очерченной области?
– Да-а, – задумчиво протянула Зоя, – скорее всего, так и есть. Я думала об этом, но решила пока не отвлекаться.
– Что нам мешает найти самое дальнее из уже исследованных погружений, а потом двинуться в противоположную от центра сторону?
– И что дальше?
– Двигаться по вектору на максимальной скорости. Так мы увидим, есть там еще что-нибудь или нет.
– Начать можно и так. А дальше глянем, если там есть что-то интересное, можно будет найти новую точку погружения поближе и не тратить время на перемещение.
– Еще лучше! Ну что, попробуем прямо сейчас?
– Ога. Я посчитаю вектор. А ты пока посмотри в журнале, что за точка у нас была вот с такими координатами. Похоже, она самая дальняя.
* * *
…сижу на сомнительной опоре, а ноги мои болтаются в пустоте. Где это я? Ага, это называется решетник, то, на чем лежит крыша, только крыши сейчас нет, мы с отцом как раз ее переделываем. Кедринск. Лето. Вечер. Небо успело потемнеть и теперь синее-синее, мои любимые летние сумерки. Работать уже темно, да и мышцы устали. Мы сидим и просто болтаем. Совершенно не важно, что у меня борода, а у него – нет, он все равно мой отец. Я, похоже, до этого молчал, потому что он спрашивает:
– О чем задумался, детина, о смысле жизни?
– А он есть, этот смысл?
– Смысла нет. Зато есть главное.
– Служение отчизне?
– Сколько пафоса! Нет, все проще. Главное в жизни – горенье души. Если ты погас, если тебе не хочется ничем заниматься, для чего тогда жить? Просто коптить небо?
– Ты о чем? Об отдаче от деятельности человека?
– Нет, я про внутренний огонь, горенье души. Двигаться вперед, а не заделывать дыры прошлого. Это и просто и сложно. Это может казаться незначительным, но на самом деле именно это – самое важное. Важнее…
Он продолжает еще что-то говорить, но движитель уносит меня из этой сцены в темно-серую муть. Пока никаких вспышек. Все правильно: это крайнее из записанных нами погружений, поскольку оно как раз на самом краю воображаемого круга. Запасаюсь терпением. Мы договорились, что погружение продлится час. Если я так ничего и не встречу, мы хотя бы узнаем, на какое «расстояние» можно подвинуть границу, а если что промелькнет, можно сюда вернуться и посмотреть.
Как интересно. Серая муть вроде одинаковая, но все равно остается едва уловимое ощущение перемещения. Откуда? В реальной жизни, даже если тебя везут в полной темноте, ты слышишь звуки, ощущаешь изменение положения тела – торможения и ускорения. А тут ничего подобного нет, но что-то все-таки было. Периодически появлялся даже не запах, но слабый намек, тень запаха. И серая муть не уносилась, как вода в реке, но медленно ворочалась где-то там, в бесконечности. Некстати вспомнилось, как Стручок рассказывал про ночное море где-то в Италии. Как он сказал? «Неясные намеки на что-то огромное, темное, мерно дышащее совсем рядом с тобой». Вот, очень похожее ощущение.








