Текст книги ""Фантастика 2025-7". Компиляция. Книги 1-25 (СИ)"

Автор книги: Влад Лей

Соавторы: Жорж Колюмбов,Сергей Карпущенко,Александра Шервинская,Павел Матисов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 189 (всего у книги 353 страниц)

Глава 7. Агония

Торик, Элла, Ира и Герман, как обычно, сидели за компьютерами и отлаживали новый программный комплекс, когда в комнату вошел Виталий и сказал:

– А вы чего сидите-то? Новости не слышали?

– Герман, тормозни пока эмулятор. Нет, а что за новости?

– Что-то непонятное. Говорят, то ли государственный переворот, то ли путч. Пойдемте в КПП, там телевизор установили, наши все сидят, смотрят.

Пожали плечами, остановили программы, пошли в комнату приема пищи. В углу работал портативный черно-белый телевизор, а на экране происходило что-то странное. За длинным столом сидели шесть человек в черных костюмах. А диктор нес какую-то околесицу. В Советском Союзе такого просто не могло быть!

Люди смотрели и ужасались. В репликах звучала неуверенность: что теперь будет?

Виталий тихонько произнес:

– Что-то мне подсказывает: мир уже не будет таким, как раньше.

– Да ну, перестань, вон уже сколько правителей сменилось за последние годы, – возражали ему.

– Это все не то. Сейчас меняется сама система. Ох, чувствую, полетят щепки…

Он оказался прав во всем. Люди просто не хотели в это верить.

* * *

Путч был в самом разгаре, и в Москве, прямо посреди города, стояли танки. А Торика, как на грех, отправили с водителем в эту самую Москву получать ценное импортное оборудование. Ценным оборудованием считались персональные компьютеры, правда, называли их тогда на советский лад: ПЭВМ.

Дорога выдалась долгой, часа четыре, а водитель – неразговорчивым. Пейзажи за окном тоже не сильно развлекали, но Торик захватил новую книжку по программированию и времени зря не терял.

Москва выглядела вроде бы мирной, но подспудно пропитанной тревогой. Когда явно тревожных примет не видно, но висит ощущение неблагополучия.

Их цель располагалась в центре города. Нужную улицу перекрыли, поэтому пошли пешком. И тут навстречу двинулись танки. Торику, человеку сугубо штатскому, это представлялось диким и пугающим. Танки шли медленно, грохотали, ломали асфальт и нещадно дымили. Где-то там, впереди, куда они ехали, слышались крики возбужденной толпы, отстаивающей «Белый дом». На баррикадах невидимый отсюда Ельцин призывал к новым целям…

Тем не менее людям в городе никто не мешал. Зашли в указанную фирму, погрузили компьютеры и поехали назад. Пробки были, но для масштабов Москвы вполне терпимые.

Миновав размытые границы города, они вздохнули с облегчением: обошлось! Рано обрадовались. Впереди возник передвижной пункт ГАИ. Досматривали буквально каждую машину, как на таможне. Подошла и их очередь.

– Что везете? – почти вежливо спросил дородный дядька милицейской форме, забирая права у водителя. Его коллега, стоящий рядом, со скукой поглядывал на них.

– Я не знаю, – неожиданно заявил водитель, – я просто везу, все у него.

Торик показал накладные, печати, письма, хотя в душе удивлялся такому пристальному вниманию. Ситуацию прояснил второй милиционер, когда попросил его отойти от машины. С миной лучшего друга, но при этом не убирая автомата, он заговорщически подмигнул и спросил:

– А эти устройства, которые вы везете… – Он на миг запнулся – эти ПЭВМ… Их можно использовать дома, в хозяйстве?

Торик горячо заверил его, что для дома это вещь совершенно бесполезная, и вообще это сугубо научное оборудование, интересующее только шизиков, вроде него, помешанных на своей физике. Что его очень ждут в конторе. И на всякий случай еще добавил, что министерство с нетерпением ожидает окончания их исследования.

Неизвестно, какой из аргументов подействовал сильнее, но «автоматчик» почти сразу безнадежно махнул рукой своему коллеге, и тот вернул права водителю, козырнул и отправился досматривать следующую машину.

По дороге Торику было о чем подумать. О водителе и его внезапном отмежевании. О нестабильности вокруг. О том, настоящие ли это были сотрудники милиции… О том, что случилось бы, отбери они часть груза или даже весь.

В Город въехали уже в полной темноте. Водитель вроде даже потеплел. Возможно, тоже обдумывал события, которые они совместно пережили в этот день, 19 августа 1991 года.

* * *

Привезенные компьютеры успешно запустили, но это мало кого обрадовало. Привычный ритм работы сломался. Все украдкой переговаривались, разносили слухи и пытались осознать события. Получалось так себе: никто не понимал, что теперь будет и как в этом жить.

В первые же дни куда-то перевелся Жаров, и больше его в отделе не видели. Исчезла Элла. «Крысы побежали с корабля» – с грустной усмешкой сказал Виталий.

Петровна теперь совсем не улыбалась, угрюмо ходила от одного стола к другому, стараясь вдохнуть жизнь в так хорошо отлаженный механизм, который внезапно расстроился. Девушки тоже переживали. То шушукались по углам, то рассаживались за столы и пытались работать. Неуверенность росла.

Окончательно все приуныли, когда Дмитрий Сергеевич, их добрый Гэндальф, тоже куда-то запропастился. Его не видели уже три дня. Сверчков нес какую-то чушь о немцах в городе, но его никто не слушал.

Ясно было одно: дело плохо.

* * *

Январь 1992 года, Город, 26 лет

Капелька пота проложила влажный след по лбу, захватила с собой пару соседок и резво соскочила на пол. Мужчина достал платок и промокнул лоб. Коротко остриженные волосы местами тронула седина. Явно бывший военный: взгляд жесткий, скулы напряжены.

– В ближайшее время нам предстоит с вами работать. Фамилия моя – Мауэр. – Он сурово обвел взглядом собравшихся.

В комнате стало еще тише.

– Обстановка в стране сейчас сложная, сами знаете. Но работа у вас – важная. Разгильдяев я не люблю, хотя кто дело делает, обычно на меня не жалуется. Хотя предупреждаю: уговаривать и держать никого не буду. А теперь мне нужно ознакомиться с личным составом, поэтому я пройду в кабинет, а вы по одному подходите, будем с вами побеседовать. Вопросы есть?

Странная оговорка насторожила: русский для него – неродной? Сам – военный… Все тихонько переговаривались. Потом прозвучал главный вопрос:

– А Дмитрия Сергеевича уволили?

– Нет, он временно перемещен на другой пост. Руководство считает, что возможны проблемы с дисциплиной, поэтому на эту должность назначили меня. Если вопросов нет, прошу в кабинет, начиная с начальником секторов.

Точно неродной! Мауэр… немец, что ли? На режимном предприятии, где полно секретов?! Чудеса, да и только.

* * *

Смена их доброго волшебника Гэндальфа на отставного вояку из обрусевших немцев оказалась не единственным нововведением. Уже на следующий день в отделе ввели усиленный режим секретности. Теперь требовали каждый вечер выключать свой компьютер и тащить его на другой этаж, в Первый отдел (режимно-секретный). Компьютеры сдавали под роспись, записывая в специальную тетрадь с прошитыми и пронумерованными листами. Наутро процедура выполнялась в обратном порядке. Прийти, отстоять очередь и выписать свой компьютер, бегом нести его в свой отдел, подключать и только потом работать.

Все понимали, что это полнейший маразм, поскольку настоящие ценности – информация, документы, исходные коды и рабочие модули всех программ – при этом никак не учитывались. Они спокойно кочевали с компьютера на дискетку, в карман и обратно и жили дома в резервном архиве.

Работы по проектам пока еще по инерции шли. Программисты дописывали начатое, «железячники» доделывали стенды и оборудование. Но все новые заказы сняли. Международные связи разрушились. Люди были растеряны и не знали, чего ждать от следующего дня. Начальники секторов вечерами откровенно рубились в игрушки. Филин предпочитал симулятор автогонок, Сверчков осваивал импортную экономическую стратегию. Пару раз за игрушками заметили даже Петровну! Руководство выжидало.

Жизнь явно свернула с привычной колеи, что будет дальше?

* * *

Зима сменилась весной, но жизнь понятней не стала. Люди по-прежнему ходили на работу и тянули старые хвосты. Торик на всякий случай позвонил Стручку. Тот сказал, что у них все тоже довольно безрадостно. Еэски вдруг оказались нерентабельными. Все направление, в котором Стручок достиг таких высот, решили сворачивать, а потом и вовсе закрывать. Но спрос на разводку печатных плат пока остался. Так что, по иронии судьбы, самые ценные кадры у них теперь – операторши. А так все то же самое: неуверенность, неопределенность и уныние. На том и распрощались.

Через пару месяцев на работе провели большое собрание и объявили о смене курса. Госзаказов больше не будет. Финансирование работ под вопросом. В стране настала эра капитализма. Теперь всем надо было самим искать заказчиков – для себя, да и для других. Люди оказались совершенно не готовы к этому – их никто не учил выживать на диком рынке.

Филин написал заявление об уходе. Мауэр отпустил его сразу, без отработки.

* * *

Май 1992 года, Город, 27 лет

Удивительно, но через пару месяцев поисков, уже в мае, кое-кто действительно смог принести заказы. Странные, в непривычных областях, но за них обещали заплатить, поэтому народ включался в работу без разговоров.

Сверчков организовал железячников делать собственную модель инкубатора. Казалось бы аппаратуре и программам все равно, какую поддерживать температуру: +400 градусов или +39. Зато ящику, где все происходило, было не все равно. Яйца высиживают не в вакууме, потери тепла огромные, а справляться с ними еще предстояло научиться. Да и стоимость установки получалась запредельной – дороже золота.

Герман неожиданно притащил заказ на изготовление самодельного прототипа аппаратуры УЗИ для медицины. Датчики у них уже были, но требовалось с нуля написать программы. За эту задачу сразу радостно уцепились все свободные программисты. Встречались с заказчиком, обсуждали, планировали, чертили диаграммы, писали предложения…

Были и другие задумки. Но нет. Ни один проект реально так и не прижился – по самым разным причинам. Мешала полная экономическая неопределенность, К тому же темы работ выпадали непредсказуемо, как лотерея. Специалисты только за голову хватались: весь накопленный опыт оказался никому не нужен. Карета снова и снова обращалась в тыкву, а крутые спецы – в новичков, делающих первые шаги.

Наука – сфера ранее почетная и хорошо оплачиваемая – стремительно умирала. Да и в целом в стране, тонущей в море капитализма, налаженные за десятилетия связи распадались, а до появления новых оставались еще годы и годы.

* * *

В безрадостной суете последних дней науки Торик почти не замечал, как проходила его жизнь вне работы. Пока добирался до дома, только и успевал, что быстренько зайти за продуктами, сварганить нехитрый ужин и читать-читать-читать.

С продуктами, правда, тоже стало непросто. В городе ввели талоны. Люди постарше тут же вспоминали о блокадном Ленинграде, хмурились и неодобрительно качали головами. У Торика не было таких ассоциаций. Для него это были просто игровые фишки, без которых в магазине почти нечего купить.

Киоски «Союзпечати» на улицах куда-то делись. Зато повсюду выросли нелепые крохотные домики-ларьки. В ларьках сидели странные люди и торговали всем подряд – кассетами с музыкой и видео, все пиратское, какие там лицензии! Часть кассет украшали весьма неодетые девицы, и их даже особо не прятали. Годилось все, лишь бы покупали.

Неизвестно откуда вдруг понабежали подозрительного вида мужички. Эти в ларьках не сидели, а просто ходили по улицам с табличками «Куплю золото, часы, монеты». На рынке пышным цветом расцвела распродажа всякого старья, откуда ни возьмись завелись бодрые наперсточники, всегда готовые облапошить новых простаков.

Дальше – больше: начала поднимать голову преступность. Активизировались и свои, и «гастролеры», причем настолько, что власти обеспокоились безопасностью населения. Милиция уже не справлялась, население обязали выставлять «народную дружину»: мужчины, а то и женщины с повязками собирались в стайки и бродили с вечера почти до утра. Это давало хоть какую-то иллюзию безопасности.

Хаос нарастал.

* * *

Август 1992 года, Город, 27 лет

Настроение в отделе висело тягостное. Девчонки с круглыми глазами спрашивали друг друга: нас закроют? Но ответа никто не знал. Янчик и Света уволились. Видимо, нашли, куда уйти. Все понимали, что долго все это не продлится. А что еще можно было поделать?

Мучительная агония отдела, да и всей конторы продолжалась еще месяца три. Зарплату платить перестали: не осталось источников финансирования.

В итоге в августе, как раз в недобрую годовщину путча, снова провели собрание и объявили, что с понедельника на работу не выходим. Пока всех условно отправляют на четыре месяца на бесплатные каникулы, а там видно будет – хотя все понимали, что в ближайшее время в лучшую сторону вряд ли что изменится. Ходили слухи о частичной распродаже площадей самого здания.

Всего за год вся их передовая советская наука и высокие технологии тихо и бесславно умерли.

* * *

Внезапно стало не нужно ездить на работу.

У Торика появилась масса свободного времени. Поначалу он очень переживал, покупал газету с вакансиями и азартно просматривал объявления. Всем требовались бухгалтеры, пекари, водители, непонятные эскорт-услуги часто попадались, а вот программистов никто не искал.

С каждым прожитым месяцем надежды найти работу таяли. Газеты он теперь покупал реже, но не перестал: вдруг найдется что-нибудь подходящее?

Перечитал старую фантастику. Что интересно: воспринималась она теперь иначе. Отдельные моменты словно потускнели и превратились в комиксы. Зато оказалось, что некоторых линий он раньше не замечал. Повзрослел, что ли? Ему нравилось открывать новое в привычном: на тех же страницах встречались совсем новые мысли, словно автор дописал их позже.

На рынке завелись книжные развалы. Книги продавали дешево – кому они сейчас нужны? Поэтому Торик неплохо пополнил свою библиотеку томами Нортон, Хайнлайна, Андерсона, Урсулы Ле Гуин и жадно принялся их читать.

Раздобыл трилогию Толкина и теперь с удовольствием погружался в тонкости историй выдуманного мира. Неожиданно сильное впечатление на него произвели онты. Полуживые деревья переступали мощными корнями как спруты, преследуя мрачные, только им понятные цели, и наводили морок на окружающих.

Видеокассеты предлагали чуть ли не на каждом углу. У Торика появились любимые фильмы. А по соседству открылся пункт видеопроката.

Вот только запас денег катастрофически таял.

* * *

Октябрь 1992 года, Город, 27 лет

Торик так никогда и не узнал, что за люди живут в соседней с ним квартире. За всю жизнь он ни разу с ними не встретился. А вот с другим соседом по площадке однажды познакомился. Вошел в подъезд и тут услышал:

– Здорово, сосед!

Торик огляделся: после пестроты октябрьских листьев глаза не сразу привыкали к полутьме подъезда.

– Здравствуйте. А мы соседи?

На площадке стоял пожилой мужичок, сухонький, скукоженный, но вроде не опасный.

– А то! – обрадовался мужичок. – Воно в этой квартире живу. Степан Михалыч я, сталбыть. Как бабка моя померла, так один тут и живу. А тя как звать-то?

– Анатолий… Михалыч, – почему-то сказал Торик.

– Во! Наш человек! Сталбыть, тоже Михалыч, вот это по-нашему! – Старик засмеялся и сразу перешел к делу. – Ну, за встречу тада?

– Да нет, я не пью. – Торику даже неудобно стало, хотя чем он виноват?

Старик что-то прикинул в уме, почесал редеющую макушку и вдруг сделал неожиданный вывод:

– А тада у тебе, мож, талоны лишние остаются?

– Ну… да, водочные остаются.

– Махнемся? Хошь на макароны отдам, а хошь на сахар? – суетился Михалыч, прикидывая, как бы не упустить удачу. – Таки будем дружить семьями?

– Будем! – довольно согласился Торик. Коробочка лукума или пряники всегда пригодятся.

На том и сошлись.

Глава 8. Спектрум

Апрель 1993 года, Город, 27 лет

Больше всего Торик напоминал себе медведя в спячке. Всю зиму просидел в берлоге, стараясь никуда не выходить без крайней необходимости. Время неспокойное – меньше ходишь, крепче спишь. Опять же, сидя дома, лишнего не потратишь. Зато уж начитался вдоволь. Очень кстати рядом, всего в трех домах, обнаружилась библиотека. Пусть не особо богатая книгами, зато там разрешали сначала их полистать. Толковой фантастики у них не нашлось, зато попадались книги из категории «странное». Причудливый мир японца Кобо Абэ. Удивительный мир Льюиса Кэрролла, на сей раз не про Алису. Книга оказалась про математическую логику и называлась «История с узелками». Причем автор придумал свою хитрую математику на тридцать лет раньше, чем этим занялся остальной мир, а излагал ее так, будто сказку рассказывал.

Весна не слишком изменила ход жизни Торика: медведь привык к берлоге и не спешил из нее вылезать. Апрельским вечером он как раз принялся читать нового Хайнлайна, когда в дверь позвонили.

Михалыч? А вот и нет. За дверью стоял… Роберт! Возмужал, отъелся, стал пошире в плечах, но в остальном все тот же.

– Пустишь? – А в глазах чертенята бегают.

– Привет! Заходи, конечно! Ты как тут оказался?

– Родители твои подсказали. Кстати, перекусить ничего не найдется? Жаль. Я пристроился в общежитии при заводе. Обещали на днях взять на испытательный срок начальником программистов. А ты?

– Да я-то что. В стране сам видишь, какие дела. На работе всех разогнали. Сидим по домам, ждем лучшей жизни. Ты про себя расскажи. Я помню, ты уехал в Самару за Алиной. Она тебя прогнала?

Роберт в красках описал, как огорчились родители Алины: они и не знали, что ее отчислили, и сразу обвинили в этом ее дружка. Как они с Алиной тайком встречались почти полгода, а потом все же сыграли свадьбу. Где-то через год молодые позволили себе ребенка. Мама Алины души не чаяла во внучке и с удовольствием занималась ею.

Роберт весь сиял, вспоминая о лучших днях. А затем словно погас.

– Потом все развалилось. Причем сначала я и сам не понял. В Алинке что-то переменилось, будто лопнула пружина. Или появилась новая движущая сила. Не люблю я про это… Короче, мне шепнули, что она уже полгода встречается с мужиками, причем с разными. Прикинь? Понять и простить я не смог. А смысл? Если уж начала, так и будет, правда? Развелись. И мне так тоскливо стало в этой Самаре, что я решил уехать. Тут в стране как раз все начало рушиться. Дома мне ловить нечего. А здесь – я же помню – столько предприятий с электроникой! Есть где разгуляться, были бы руки и голова. Кстати, удивляюсь, что ты работу найти не можешь. Нет-нет, к себе не приглашаю: я пока сам на птичьих правах.

Торик всегда поражался неуемной энергии Роберта. Таких живчиков и проныр поискать еще! Меняет города, легко находит нужных людей. Только приехал – уже есть работа. А тут ищешь-ищешь… Хотя, если честно, больше сидишь в ожидании, что перемены сами с неба упадут. Так ведь падали всю жизнь сами, вот в чем штука!

– Знаешь, ко мне ведь Валерыч приезжал! – вдруг прервал его размышления Роберт. – Мы там организовали клуб эсперантистов для старших школьников. Такие чудеса устраивали, ты бы видел! Настоящий островок страны Эсперантуйя! Но потом – сам знаешь – всем стало не до этого. Валерыч ходил весь потерянный. Кстати!

Он огляделся, нашел стоявшую в углу гитару, сдул пыль, на секунду смутив Торика, и прочистил горло.

– Вот, последняя песня. Ну… в смысле, свежак от Валерыча.

Пальцы двигались уверенно, четко, выдавая энергичные отрывистые аккорды. Это было явно подражание Высоцкому, прикинул Торик, скажем, как в песне «На братских могилах не ставят крестов». Ему даже послышалось характерное хрипение, хотя высокий голос Роберта звучал иначе, да и слова были совсем другие.

.

Даже сильный огонь погаснет,

Если ему не помочь.

Вот и я сгорел понапрасну,

И теперь наступила ночь.

.

Мне дороги никто не прочертит:

Спотыкаясь бреду впотьмах.

Всюду шастают злые черти

Со свечами на гнутых рогах…

.

– Как тебе? – вдруг прервался Роберт, откладывая гитару.

– Это точно Валерыч сочинил? Ты не путаешь? – не поверил Торик.

– Представь себе. Это _новый_ Валерыч. Время меняет людей, особенно армия.

– Вообще здорово, хоть и мрачновато.

– Такие времена… Слу-у-ушай! – вдруг просиял лицом Роберт. – А как там наш волшебный прибор, работает? Сломался? А этот твой… деятель не починит? Ну да, дети – это святое. Мой-то? Да понимаешь, какая штука… Мне ведь пришлось потом как-то выживать, вот и продавал буквально все. Штаны свои продал, кроссовки… Нет, ты что! Да и кто бы его купил. Но пришлось… да, на детали на радиорынке… Голод – не тетка. Жаль, конечно. Идейка-то была живая, рабочая. Я подумал, может, на заводе наладили бы выпуск, а? Это хоть настоящая вещь, а не всякие там магнитные браслеты от всех болезней. Жаль, жаль.

Роберт демонстративно посмотрел на часы, вздохнул и встал с дивана.

– Ладно, кормить ты меня не хочешь, я так понимаю. Поеду. Приятно было увидеться.

Он закрыл дверь и пропал из жизни Торика, теперь уже окончательно.

* * *

Апрель 1993 года, Город, 27 лет

Роберт ушел, а Торик все никак не мог успокоиться. Вспомнилась Ира Лошадкина со своим извечным «Какая у людей бурная жизнь!» Вот уж поистине – бурная! Зачем Роберт приходил? Заново наладить связи? Рассказать о своих делах? Поесть? Все сразу. Но главное – хотел узнать про прибор: не осталось ли прототипа. Вот ведь жук! Только заикнись – тут же и продаст. Внутри недобро вспомнилось «мое сокро-о-вище» Горлума.

Торик встрепенулся и засуетился. Хм… надо бы и правда взглянуть на «сокровище». Давненько не доставал. Где же прибор? В ящике с электроникой? Среди кассет? С этими переездами, да перевозками… Не угадал. Прибор нашелся среди коробок, а рядом шлем и свернутый плед с сеткой Фарадея. Сердце забилось чаще. Спокойно, Ипполит, спокойно… Освобождаем стол, вот розетка. Диван рядом, расстилаем сетку. Вроде не порвалась. Хотя при такой конструкции пара-тройка разрывов не помешают экранировать помехи.

Включаем. Опа, что-то не так. Что означает мигающий желтый светодиод? Ох, Семен! Руки-то у тебя золотые, а вот чтобы инструкцию сделать… Хотя Торик и сам хорош – пока помнил, надо было хоть в тетрадку записать. Сколько прошло с последнего погружения? Семь лет! Он покачал головой, примиряясь с этим фактом. Припомнил, как в тот год сидели с отцом на крыше и разговаривали. Вроде бы отец тогда сказал что-то важное? А потом жизнь закрутила Торика, унесла в потоке событий, людей, задач. И где все они теперь? Эх…

И еще одна странная мысль пришла: Роберт во всей этой истории с прибором – чистый катализатор. Сам в реакции не участвует, но без него она не происходит. Именно с него все тогда началось, и вот сейчас именно он вытянул идею прибора из небытия.

Ладно, лезем внутрь. Плата вроде целая. Провода на месте. Разъемы… О, вспомнил! Желтый мигающий – это неконтакт нагревательной полосы. Ну-ка? Точно, разъем слегка окислился. Ищем жесткий пурпурный ластик, чистим-чистим контакты до блеска. Втыкаем. Включаем. Вот, другое дело! Теперь должен работать. Стелем сетку, наводим электролит. Время погружения ставим небольшое, минутки три. Сейчас главное – узнать, работает ли прибор. Частоту – знакомую, на тот самый коридор барака, это самая стабильная точка. Ну, поехали…

…Слабый запах вареного мыла и сильный – картошки, что жарится на старом сале. Тусклый свет в коридоре, стены снизу темно-зеленые, а дальше – побелка. Двери, двери, я прохожу мимо Карасикова и… вывинчиваюсь в привычную реальность.

Ура! Все работает как раньше. Даже на душе спокойней стало, словно потерял какую-то важную вещь, а потом вдруг нашел. Раз уж все приготовлено и работает, можно поискать новых точек, на более высоких частотах. Легкая досада: и почему он раньше не занялся этим? Не было повода. Будто теперь повод появился. Поехали.

Пару раз ничего, кроме серой мути, не происходило, и Торик уже отчаялся, но потом незаметно уснул и тут…

* * *

…вокруг так ярко, пахнет сырой землей, повсюду торчат палки. Снега почти нет, а бурые листья – вот они. Их так смешно пинать ногами, они разлетаются, летят вверх, падают обратно. Весело! Ой, это мама? Какая молодая, в синей блузке и коричневом сарафане. Мама ругается. А я куда-то бегу-бегу, вокруг деревья, они такие высоченные, и совсем без листьев. А вон и папа, остановился и что-то кричит нам. Ничего не слышно! Бегу к папе, но внезапно падаю, вспыхивает боль в левой руке – я стукнулся о старые корни, не так сильно. Вскакиваю, боль почти тут же проходит, но мне обидно. Это несправедливо, неправильно! И я ударяюсь в рев.

– А я говорила: смотри, куда бежишь! Это лес, тут везде корни, хорошо еще не камень. Ну ладно, не надо плакать, ты же мальчик. Пойдем, папа что-то интересное нашел.

Я еще шмыгаю носом, но уже переключился на новую цель.

– Миша, что там?

– Посмотри, ты лучше разбираешься.

– Ой, а кто это? – Я с удивлением смотрю в траву: там лежит птица.

– Не знаю. Не сорока, не ворона… – гадает папа.

Мама качает головой:

– Это благородная птица. Не глухарь и не фазан, конечно, но… Пестрая, как перепелки, только большая. Почему она тут лежит? Она больная, упала? Смотри, кровь.

– Тут недавно собака проходила охотничья, с пятнами на боках. Может, она как раз эту птицу искала? А я отогнал ее.

– Тогда, наверное, тут и охотник был! – смеется мама. – Ладно, теперь добыча будет нашей. Я могу ее ощипать.

– Так раз на них охотятся, надо ее взять и домой отнести, там приготовишь.

– А птичку едят? – снова влезаю я.

– Едят, – уверенно кивает мама. – Я думаю, она вкусная.

– Я тоже думаю, – со значением замечает папа и непроизвольно сглатывает. – Особенно учитывая, что мяса мы уже месяца три не покупали…

– Миш, ну оно такое дорогущее на рынке, а у нас… Из такой тушки я и бульон сделаю на суп, и жаркое, на пару дней хватит. Ну что, нагулялись, домой пора?

– Не-е-ет, – протестую я. – Еще погулять! Может, другую птичку найдем?

– Вряд ли. Такое раз в жизни бывает. – Папа берет меня за руку и ловко меняет тему. – А ты знаешь, как птицы научились летать? Однажды…

Я поворачиваю к нему голову и внимательно слушаю, но… мир тускнеет, застывает и выкручивается. Ох, как же не хочется возвращаться!

* * *

Пару секунд Торик еще держался, видел, как на стоп-кадре, весенний лес из саратовского детства, а потом все же вывернулся в реальность и тут же, словно по инерции, ощутил во рту вкус той птички. Вальдшнепа… Торик совсем забыл эту прогулку, и голый лес, и веселые вороха листьев… Но, получается, где-то в глубине все это сохранилось, такое же свежее, и ничуть не потускнело. Надо же! Выходит, все наши воспоминания хранятся вечно, надо их только правильно разбудить?

Торик машинально потер левую руку. Фантомной болью в ней кольнуло забытое ощущение от падения, случившегося… четверть века назад? Или вот только что?

Непрошенно мелькнула еще одна мысль. Маленькому Торику в этом воспоминании года три. Получается, отцу – двадцать девять. Почти как Торику сейчас. Отец живет в голодном Саратове по распределению после института, но у него уже есть сын. А тут даже постоянной девушки еще нет и пока не предвидится.

Как же все переменилось в жизни!

И все же странно. Торик вернулся гораздо раньше заданного времени. Почему? Что именно вытаскивает его в реал, не дает оставаться в погружении сколько угодно?

Есть прибор, четко работающая конструкция, есть погружение в воспоминания. Но что при этом происходит на самом деле? Мы считываем какие-то сигналы мозга. Мы умеем выставлять разные параметры воздействия, чтобы попадать в разные моменты времени. Но два этих края задачи никак не связаны между собой. Вот если бы прибор мог чувствовать изменение состояния человека, можно было бы корректировать воздействие, чтобы оставаться в погружении сколько хочется.

Получается, для серьезной работы с воспоминаниями нужна настоящая обратная связь. Чтобы не только различать, спит человек или бодрствует, но еще воспринимать и анализировать более тонкие оттенки погружений. Жаль, аппаратные возможности ограничены. Эх, был бы дома свой компьютер! Со временем можно было бы написать программу и анализировать ответ мозга. Выделять нужные частоты, менять воздействие, динамически подстраиваясь под ситуацию. Но что толку мечтать! Компьютеры стоят почти как самолеты. А тут на книги и еду едва хватает.

Торик вздохнул и принялся сворачивать прибор.

* * *

Октябрь 1993 года, Город, 28 лет

В октябре, когда клены снова окрасили парк в дивные цвета, Торик зашел на радиорынок, купить свежей музыки на кассетах. Чего здесь только не было! Радиодетали всех цветов и размеров, старые и новые магнитофоны, какие-то брошюрки, обещающие мигом наладить жизнь и принести богатство, а рядом – столы с нормальными книгами, тут Торик задержался подольше. Потом бросил рассеянный взгляд на соседний стол, разговорился с продавцом и выяснил вот что.

Недавно появились совсем маленькие компьютеры под названием ZX Spectrum. Физически продается всего лишь небольшая печатная плата. Клавиатуру можно собрать из заготовок самому. Вместо монитора подходит обычный цветной телевизор. Для хранения программ и игрушек годится кассетный магнитофон. Разве это не чудо?

Торик понял, что всеми правдами и неправдами хочет заполучить такой компьютер! Это был реальный шанс не только не утратить навыки программирования, но и в перспективе обрабатывать сигналы, приходящие от мозга!

Оставалось добыть денег. Но где?

* * *

Ноябрь 1993 года, Город, 28 лет

Для начала Торик решил позвонить Стручку. После ухода Торика из отдела они так ни разу и не встречались, только созванивались. И вот теперь Торик напросился к Стручку на новую работу, приехал и обомлел: убогая комнатка, дверь, стол, стул, телефон – вот и весь «офис». Робко поинтересовался насчет работы. Стручок криво ухмыльнулся:

– Устроиться? К нам? А смысл? Посмотри: здесь даже одного человека слишком много. Не контора, а фирма-однодневка. Мои обязанности – читать газеты и обзванивать всех по объявлениям. Вдруг наткнусь на идиотов, которые захотят у нас что-нибудь купить. Хотя лично я никому бы не советовал. Но это между нами. Так что извини – ничем помочь не могу.

Стручок задумчиво вздохнул и еще тише добавил:

– Сейчас такие времена… Мать недавно попросила помочь им разобрать хлам на балконе.

– Доброе дело.

– Доброе, но прикинь: у них седьмой этаж. Балкон застеклен. Я коробки у стенки отодвинул, а там в стекле маленькая ровная дырочка.

– Стекло треснуло?

– Да нет. – Он со значением посмотрел на Торика. – Похоже, из соседнего дома тренировались стрелять по близким мишеням. Лихие времена, эти девяностые. Эх, закисну я тут скоро с этими телефонными деятелями. Живут так, будто никаких компьютеров не существует. А ведь совсем недавно, пять лет назад, все было – еэски, Адабас, помнишь?

– Еще бы! «И он уже не тот, что был вначале…» Слушай, может, еще все вернется?

– Вряд ли, не думаю. Мы движемся куда-то совсем в другую сторону – в социализм обратной дороги нет, но и в капитализм вряд ли попадем. Так и будем идти… своим путем.