Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 152 страниц)

– Дай сюда телефон! – попросила графиня.

– Нет, я сейчас же звоню Вадиму…

– Погоди. Еще раз смотри на фотографии. Внимательно смотри! Валера, ничего подозрительного не видишь?

Валерий Петрович подошел к окну. Солнце поднималось над лесом. На небе не было ни дымки, ни облаков. Капитан Карась для верности даже надел очки.

– Разве здесь не тот человек, о котором мы говорим?

– Еще внимательнее смотри.

– Смотрю… Пришельцев не вижу.

– Нам понадобится Алексей, – сказала графиня. – И этот… Воробьев Паша. И еще, если у вас в отделе есть сотрудники, которые видят пришельцев, срочно! Мы едем к тебе в офис и как только переступим порог – ни одного лишнего слова.

– Так…

– Валера. С этой минуты, если хочешь остаться живым, в здравом уме и звездных погонах, ты должен слушаться меня беспрекословно. Никаких звонков никакому начальству.

Графиня открыла балкон и вытолкала капитана на свежий воздух.

– Что это за предмет в кадре? – спросила она, указывая на небольшой параллелепипед, стоящий у батареи нового рабочего кабинета. Такой же странный предмет стоял на веранде Валдайского дома, где коллеги проводили отпуск. На торжественном собрании темный параллелепипед находился в проходе как раз возле третьего ряда, и никто об него не споткнулся.

Капитан Карась замолчал. Желание доказывать свою правоту сменилось раздумьем. Для очистки совести, он поскреб ногтем глянцевую поверхность фотобумаги, но параллелепипед никуда не пропал, и тень от него продолжала лежать на полу, как положено, в соответствии с общим распределением теней от объектов. Рука опять потянулась за телефоном.

– Федор! Я через два часа в офисе. Привези Алексея и Павла. Пусть ждут внизу, в фойе, я сам выпишу пропуска и сам договорюсь… К черту охрана! Предупреди, что у нас чрезвычайная ситуация и чтобы ни души на нашем этаже не было! Ни своих, ни чужих. Понял приказ? Выполняй!.. Нет, никому не докладывать. Доложи, что я распорядился вскрыть кабинеты. До связи, – сказал капитан и опустил в карман телефонную трубку. – Такой же объект нам предъявила супружеская пара у себя на квартире. В руки взять они его побоялись, пока мы доехали было поздно.

– Странно, что парочка обратилась именно к вам.

– Что это, Мира?

– Не знаю. Хочешь потрогать руками?

– Но эти фотографии были сделаны в прошлом веке! Сколько ж времени утекло! – занервничал капитан.

– Во-первых, говори тише, – предупредила графиня. – Ты не можешь гарантировать, что такой же предмет не находится у тебя в коробках. Во-вторых, когда ты приступил к «делу физиков», разве тебя не предупредили, с чем имеют дело те самые физики? Разве Натан Валерьянович не читал в твоем кабинете лекцию? Разве ты сам не пощупал дехрон, когда Густав привез тебя на маяк?

– Поедешь со мной, – распорядился Карась. – Иначе я с ума сойду от такой чертовщины.

Федор ждал шефа в фойе вместе с Алексеем, Павлом и ключами от кабинетов СОРАТНИКа, пустующих по случаю праздника. Его коротко стриженая шевелюра встала дыбом, как только он рассмотрел фотографии, изъятые из личного архива капитана. У Павла и Алексея таинственные предметы не вызвали лишних эмоций, словно они ежедневно и повсеместно наблюдали что-то подобное.

– Я ж там был… – негодовал Федор, – и хоть бы заметил! Разрешите мне самому осмотреть кабинеты, Валерий Петрович!

– Толку с нас, слепых, – проворчал Карась. – Осматривать кабинеты будут эти двое. Наша задача им не мешать.

– Кабинет шефа тоже осматривать?

– Разумеется.

– В каком санатории отдыхает шеф? – шепотом спросила графиня, когда двое молодых людей приступили к выполнению приказа.

– В нашем, ведомственном, – объяснил Карась. – Очень хороший санаторий.

На время досмотра все трое расположились на широком подоконнике коридора. Лишнего предпочли не болтать, назначение параллелепипеда не обсуждали, думали о личном и мыслили отвлеченно. Переходы из кабинета в кабинет Павлом и Алексеем воспринимали с выраженным спокойствием, пока первый параллелепипед не был вынесен из кабинета шефа и возложен на подоконник.

– Браво, таможня! – воскликнула графиня и первая взяла в руки тяжелый, холодный «кирпич».

– Положи, – сказал Карась, – никто не знает, что там внутри. Оставь его от греха подальше.

– Стоял возле шкафа, – доложил Алексей. – Разрешите продолжить поиск?

– Действуйте.

Молодые люди прошлись по оставшимся кабинетам, спустились в актовый зал. Дошла очередь до кабинета Карася и наблюдатели подошли к порогу. Павел лег на пол, чтобы заглянуть под столы и шкафы. Алексей встал посреди комнаты и осмотрелся. За это время капитан Карась успел прочесать взглядом весь пол, поверхности столов и тумб, полки и сейфы, даже подоконник, гладкий как полотно. Капитан успел осмотреть кабинет несколько раз и готов был спорить, что никаких посторонних предметов здесь быть не может. Время тянулось. Его уже напрягала и даже раздражала медлительность молодых людей, их чересчур внимательные взгляды, их манера пристально осматривать со всех сторон этажерки, видные издалека и насквозь. Карась готов был дать команду «отбой», когда Алексей нерешительно указал пальцем под ноги капитана, словно увидел под елкой гриб, но сомневался, что он съедобный.

– У вас под ногами, – сказал Алексей. – Вот здесь.

Если бы капитан Карась не присутствовал при этой сцене лично, он бы не поверил никому. Прямо у его ноги стоял точно такой же параллелепипед, как тот, что вынесли из кабинета начальника. Стоял торчком у края ковра на небольшом расстоянии от плинтуса, точно напротив телефонной розетки. Валерий Петрович ужаснулся: сколько времени он ходил мимо, запирал и открывал кабинет, не видя ничего, кроме своих проблем. Ладно, он, занятой, загруженный человек, но уборщица, которая каждый день пылесосит кабинеты на этаже… Как она могла не заметить? А впрочем, – решил капитан, – какое ей дело, что за предметы стоят на полу в кабинете, где ей приходится делать уборку. Мало ли что там может стоять! Пожилая женщина, загруженная своими заботами, наверняка не раз вытирала с предмета пыль.

Капитан удалил помощников в коридор и взялся за телефонную трубку.

– Не делай этого, – повторила просьбу графиня. – Дай мне время. Я постараюсь узнать, что это за штуковины и зачем они здесь стоят.

– Мы пробовали узнать, – ответил капитан, набирая номер. – На этот вопрос нам не ответит даже Натан Валерьянович.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я уже обращался к нему. Алло…

Графиня нажала на рычаг служебного телефона.

– Не звони, – настаивала она.

– Я обязан доложить ситуацию шефу! – рассердился Карась. – Я не имею права не доложить. Дело очень серьезное.

– Не надо провоцировать Его неразумные поступки, – графиня указала пальцем на потолок.

– Кого? – спросил капитан и укоризненно посмотрел на графиню. – Ты понимаешь, что я под трибунал пойду, если начну принимать решения самостоятельно, не поставив в известность непосредственного начальника? Кого я могу спровоцировать?

– Автора, черт его подери, – прошептала графиня. – Пойми своей бестолковой башкой, что мы уличили Его в явной абракадабре. Застали врасплох. Надо дать Ему время подумать и найти выход. Он найдет, не сомневайся. Он придумает объяснение каждому ляпу, если мы не будем торопить и усугублять положение, потому что Он, в глубине души, чудище некровожадное, только слегка отмоченное. Но если загнать Его в тупик и насовать мордой в логические ошибки – тогда держись! Все что угодно может произойти с каждым из нас.

– Знаешь-ка что! – рыкнул капитан на графиню и придвинул к себе телефон. – Сядь и не мешай мне работать! Нашлась тоже… теория! Я сыт по горло твоим Автором! С меня хватит! Алло… Капитан Карась… с кем имею честь?.. Будьте добры, передайте трубку Вадиму Леонидовичу… Как вы сказали? – Капитан опустился на стул. Сначала он просто бледнел, выслушивая речь дежурной сестры, потом стал искать на столе карандаш и кусочек бумажки. Капитан хотел записать телефон главврача, но карандаш дрожал, а бумажка ерзала. Графине хотелось оглохнуть, чтобы не слышать продолжение разговора. – Как же так? Я разговаривал с ним вчера вечером… Сегодня?.. Час назад? Как же так? От сердечного приступа… Да, разумеется, я позвоню. Разумеется, сообщу… Да, конечно… – черная трубка легла на черный аппарат. Капитан Карась закрыл руками лицо. Пауза длилась до тех пор, пока графиня не закрыла дверь кабинета, чтобы любопытный Федор не подслушивал разговор.

– Добился своего? – спросила она, но ответа не получила.

– Иди, – сказал капитан. – Дай мне побыть одному.

– Семья уже знает?

– Сообщу.

– Ты хоть понимаешь, что ты – убийца? Если понимаешь, сообщи об этом семье! И коллегам своим сообщи!

– Иди, Мирослава! У тебя масса дел в Москве. Я позвоню.

– Не звони! Я с твоей конторой больше дел иметь не хочу, а с такой дубиной как ты – тем более! – сказала графиня и хлопнула дверью.

В абсолютном омерзении графиня провела остаток дня и переночевала в гостинице, чтобы не делиться душевной драмой с Натаном. Утром она прибыла в издательство, куда на прошлой неделе послала тексты Бессонова и не получила решительного отпора. Графиня получила заверения в том, что возможность публикации будет рассмотрена в ближайшие дни. Она прибыла к кабинету редактора с намерением, во что бы то ни стало подписать контракт и в тот же день вернуться в Европу, но никто не торопился подписывать контракта с графиней. Она просидела в приемной час, листая фантастику, изданную конторой. Фантастика скоро закончилась, ответственное лицо появилось только после обеда и совсем ненадолго. Лицо еще лоснилось от съеденного и выпитого за здоровье автора, который давал банкет в честь нового бестселлера.

– К сожалению, в этот раз ничего не получится, – ответил редактор, выслушав предложение графини.

– Но я же плачу наличными прямо сейчас! Почему я не имею права издать книгу за свои деньги?

– Имеете, но издательство имеет право отложить рассмотрение вопроса, – заявил редактор, сделал пару звонков, засуетился по кабинету, забегал по коридору и, в конце концов, исчез.

Грешным делом, графиня решила, что звезды на небе стоят не так. Она купила гороскоп на книжном развале и убедилась: звезды стоят, как надо. В этот день они обещали графине встречи с друзьями и удачные покупки, рекомендовали уделить внимание здоровью, правильно питаться и провести вечер в кругу семьи. Графиня вспомнила, что сегодня не питалась вообще, и купила шоколадный батончик, чтобы уберечь себя от дальнейших провалов. Напитавшись батончиком, она поняла, что наконец-то готова к встрече с «друзьями». И тот день, и всю оставшуюся неделю она посвятила этим самым «друзьям», но ни одной покупки не сделала, и хлопоты оказались пустыми. В издательствах, где согласились рассмотреть ее просьбу, случились чрезвычайные обстоятельства: одно ухитрилось закрыться на карантин из-за массового отравления сотрудников. В другом – уволилась половина редакторов и некому было читать материал. На третьем просто и честно висел замок. В четвертом ее неправильно поняли: они бы с удовольствием взяли материал о чудесном исцелении от неизлечимых болезней. Их читателей интересовало народное целительство, а не то, чем занимаются целители в уральских лесах, когда не исцеляют больных. На пятое издательство обрушилась налоговая проверка. Их можно было понять, и даже простить. Шестое издательство сгорело вместе с гостиницей, в которой снимало офис, лишилось единственного компьютера, и оплакивало его. В седьмом, прозябающем в нищете, рукопись приняли, не читая, вместе с честным словом, что в тексте не содержится бранных слов, секретных материалов и фактов, порочащих честь и достоинство семьи московского мэра. Приняли, попросили немного наличных для покупки бумаги, чтобы распечатать на принтере текст, и даже включили в сеть аппарат. С места не сходя, обговорили тираж, обсчитали смету, но когда на следующий день Мира готова была, не глядя, подписать договор, редактор не пустил ее на порог. Он сказался отсутствующим и задернул штору, чтобы не быть замеченным с улицы. И это была еще невинная шалость. В следующей редакции графиню удивили так, что она перестала соображать, и пошла на аварийную перезагрузку. Мира не вспомнила собственного имени, пока не вышла на воздух и не выпила рюмочку коньяка в ближайшем кафе. «Что вы! – сказали графине редактора. – Какие еще аномалии! Теперь это никому не надо. Вот, если бы вы принесли любовную лирику – тогда, конечно… мы бы с радостью приняли рукопись». Чтобы придти в себя, графиня попросила вторую рюмку и поехала дальше по списку.

В редакции, публикующей исключительно материалы об аномалиях, до графини никому не было дела. Все были заняты. Все хамили. Все бегали из кабинета в кабинет с чашками и тарелками. В коридоре стоял стойкий запах сортира.

– Вам позвонили и запретили? – предположила графиня. – Запретили публикацию любого материала, касающегося уральской аномальной зоны?

– Мы независимое издательство, – напомнила дама, несущая пирожные из кафетерия. – Нам не могут ничего запретить.

– Тогда почему? Бог с вами, я уйду. Мне просто надо понять, что происходит!

Женщина открыла кабинет, положила пирожные на стол и грудью встала на пути графини.

– Разве вы не видите, что происходит?! У нас прорвало канализационную трубу, – объяснила она, – уборные закрыты и теперь за водой приходится ходить аж в соседний корпус.

Мира была готова звонить Карасю, чтобы продавить вопрос силой, но Карась был послан на День Конституции и с тех пор ни разу не позвонил. Надо было открывать собственное издательство и смотреть, что будет: кто запретит, что скажут, в чей кабинет пригласят для беседы и как побеседуют, а если слишком нарваться – подложат параллелепипед или ограничатся тюремным сроком? У графини не было времени, у нее осталось только два варианта: один на соседней улице, другой в подмосковном городке, в двух часах езды на электричке.

До соседней улицы графиня прошлась пешком, перебирая возможные и невозможные варианты отказа, но вариант оказался самым невероятным из всех невозможных:

– К сожалению, у нас закончилась бумага, – объяснил графине издатель.

– Простите, что?.. – не поняла графиня.

– Бумага закончилась, – повторил человек, глазом не моргнув. – Знаете, какой теперь дефицит бумаги? А будет еще хуже. Сейчас мы в первую очередь должны издавать учебники, а не беллетристику.

Чтобы не оставить страну без бумаги, Мира решила, что с нее хватит. На этом пора бы остановиться. А то не дай Бог разразится в стране бумажный кризис – ей одной придется за все отвечать: и за то, что школьники сели за парты без тетрадей, и за то, что пенсионеры не купили в киоске газет. Графиня не готова была принять на себя такую ответственность. Она даже решила не ехать в Подмосковье, а просто явиться к Натану на дачу, лечь спать и выбросить из головы святую мечту Яшки Бессонова-Южина, но дело было утром в пятницу, рабочий день только начался, Мира передумала и отправилась на вокзал.

Журнал, в который ее привела последняя надежда, назывался «Катюша». Если б графиня внимательно читала название, возможно, она бы не стала настаивать на публикации сокровенных знаний именно здесь, но процесс был запущен и стул был принесен из коридора персонально про ее честь.

– Присаживайтесь, пожалуйста! – пригласил редактор. – У нас небольшой беспорядок. Только что переехали, не обращайте внимания. Я получил ваши рукописи еще на прошлой неделе и отправил вам сообщение, как только прочел. Вы знаете, наш журнал совсем молодой…

– Давайте короче. Раз уж я не прочла сообщение, объясните мне лично, почему вы не сможете опубликовать мои тексты?

– Наш журнал еще совсем молодой, – повторил редактор, и Мира посмотрела на часы. На дачу Натана она попадала к утру, рабочий день у болтунов из «Катюши» кончался через два часа. В связи с перерывом в движении электричек, торопиться ей было совершенно некуда. В течение ближайшего часа графиня узнала все о племяннице главного редактора, именем которой был назван журнал. Рассмотрела Катюшины фотографии. Согласилась, что девочка яркая, неординарная, и в свои неполных двенадцать лет по праву занимает место в редакционной коллегии. Поскольку журнал предназначен для детей и подростков, мнение сверстника здесь особенно ценится. С этим утверждением графиня даже не стала спорить. Она согласилась, что Катю ждет необыкновенное будущее, только выразила сожаление, что чудо-девочка не смогла принять ее лично, потому что в ее кабинете происходит евроремонт. Там работают итальянские дизайнеры, которым нельзя мешать. Вот, если бы там работали дизайнеры местного дома культуры – тогда другое дело, мешать можно было бы сколько угодно.

– И все-таки, – осмелилась графиня, когда до конца рабочего дня оставались считанные минуты. – Как насчет того, чтобы опубликовать рукопись в вашем необыкновенном журнале для молодежи?

– С удовольствием, – ответил редактор и ослепил графиню улыбкой престарелого педофила. – Мы с радостью опубликуем ваши стихи, если вы не против, чтобы Катенька сама нарисовала к ним иллюстрации. Знаете, что Катюша очень любит животных? У нее уже живут два кота персидской породы и попугайчик. А на день рождения мы собираемся подарить ей от редакции щенка йоркширского терьера.

– Ах, Боже ж мой! – всплеснула руками Мира. – Я буду счастлива, если Катенька нарисует картинки к стихам. Нам всем это чрезвычайно польстит.

– Я же вам не показал Катюшины иллюстрации! – спохватился редактор.

Мира вышла из конторы заполночь и, очарованная всесторонними талантами Катюши, побрела на вокзал. По дороге ее посетила мысль переночевать в гостинице, но гостиница называлась «Аленка», и графиня ускорила шаг в направлении станции.

На дворе стоял день-деньской, когда Мира добралась до дачи Боровского. В этот прекрасный день она решила выспаться перед возвращением в Европу и купила клетку для крупного попугая, в которой Сара Исааковна должна была себя чувствовать в дороге, как в купе класса люкс. Натан Валерьянович уже проснулся и резал на кухне яблоко. Мира бросила клетку на веранде и просочилась в комнату для гостей, но Натан заметил и ее, и клетку.

– Когда уезжаешь? – спросил он.

– Скоро.

– Куда?

– Далеко.

– Я думаю, что Густав все равно последует за тобой. Так, может быть, вы прокатитесь на яхте до Флориды, навестите ребят, отвезете ворону, раз она им так приглянулась. Конечно, это не мое дело, Мира, но мне кажется, Густава надо простить, иначе дело кончится очень плохо.

– Этот скот угрожает самоубийством? Вам, профессору Боровскому? И вы ведетесь на эту туфту? Не берите в голову, он уж двести лет как покойник!

Мире до смерти хотелось в постель, но Натан Валерьянович так печалился душевным состоянием Густава, что не мог думать ни о чем другом.

– Конечно, он поступил некрасиво, – согласился с графиней Натан. – Конечно, за это следует наказать нерадивого слугу, но всякое наказание должно иметь меру. В конце концов, каждый имеет право испугаться, Мирочка. Страх – то чувство, которое хранит человека от беды, показывает грань, за которую переступить нельзя. Мы не всегда умеем контролировать в себе проявление страха. Я предложил Густаву водки, думал ему станет легче. Что ты думаешь? Он даже не притронулся, так горевал. Не все такие храбрые, как ты…

– Я трусиха, Натан Валерьянович, – напомнила графиня. – А еще я поругалась с Валерой.

Натан сложил на тарелку кусочки яблока и выставил на террасу.

– Валера приезжал мириться с тобой, – сказал он. – Валера боится, что ты не станешь его слушать по телефону. Он подозревает, что я тебя прячу, а я действительно не знаю, где ты шатаешься целыми днями. Что за дела у тебя в Москве? Ты хоть раз навестила мать?

– Позвонит вам – дайте мне трубку, – попросила графиня. – У меня к нему просьба будет.

– Валера больше ничем не поможет ни мне, ни тебе. У них в конторе несчастье.

– Знаю.

– Откуда, если неделю с ним не общаешься? После похорон шефа он занял место начальника отдела, распустил сотрудников и подал в отставку.

– Во дурак!

– Никто не знает, что там произошло, и ты не узнаешь, пока не поговоришь с Валерой. Позвони ему…

– А я тут причем?

– Хотя бы поговори с человеком, посочувствуй ему.

– Посочувствовать Густаву-трусу, Валерке-дураку… кому еще посочувствовать? Они будут выставлять меня идиоткой, а я рыдать и сочувствовать?

– Тогда мне посочувствуй, – добавил Натан. – Я так же, как они, бреду по жизни впотьмах, и тоже с удовольствием бы уволился и распустил свою кафедру, если бы мне не надо было кормить семью. Уж я бы сделал это без малейшего угрызения совести, потому что такими глупостями, какими занимается моя кафедра, не занимается ни одна другая контора.

– Ох, Натан Валерьянович! Если б вы знали, какими глупостями занимаются все остальные конторы, вы б возгордились. Можно, я высплюсь? А потом воспитывайте меня, сколько захотите.

– Что сказать, если позвонит Валерий Петрович?

– Скажите, что он – дурак.

Капитан Карась больше не позвонил на дачу. Графиню разбудили разговоры из кухни. За окном была ночь, будильник замер на отметке половина четвертого. Мире показалось, что вернулся Оскар, но, немного очнувшись от сна и сопоставив возможное с идеальным, она поняла, что прежней жизни не будет. На кухне сидел капитан в отставке и его уволенный помощник Федор, а Натан Валерьянович обоим заговаривал зубы. Мира вышла к гостям. Профессор удалился к себе в кабинет.

Без долгих предисловий Валерий Петрович перешел к делу:

– Как выяснилось, наш отдел работал не самостоятельно, а под жестким контролем некой структуры, которую нет нужды представлять собравшимся здесь, – доложил он.

– Открытие на Нобелевскую премию! – восхитилась графиня.

– Как выяснилось, вся наша работа направлялась интересами некой структуры и тормозилась теми же интересами.

– Да что вы говорите, господин капитан!

– В виду того, что влияние данной структуры стало очевидным, дальнейшая работа отдела утратила целесообразность.

– Разрешите, я объясню, Валерий Петрович? – вмешался Федор. – Если раньше они только подкладывали «кирпичи», то теперь по кабинетам ходят. Не разговаривают с нами, не отвечают на вопросы, вообще не реагируют, как будто нас нет. Ходят, что характерно, без пропусков мимо охраны. Смотрят материалы, роются в столах, выносят что хотят, опять же мимо охраны. Вы бы видели их рожи, Мирослава! Это не люди. Это звероящеры в человеческом облике!

– Они всегда ходили по вашим кабинетам, всегда совали носы в бумаги. Просто сейчас маскировка потеряла смысл.

– Мы нашли еще один ящик в курилке, – добавил Федор. – Валерий Петрович нашел.

– Валера, я не поняла, что ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы утром ты явилась в мой бывший кабинет с оружием Ангелов, – произнес Карась. – Наше табельное оружие их не пугает.

– Тем более, что мы вчера его сдали, – добавил Федор.

– Я хочу, чтобы сегодня утром ты пришла в кабинет и забрала оттуда очень важную вещь. Предмет, который я могу отдать только тебе. Это надо сделать, не откладывая. Может статься, что к концу дня я не буду помнить, где его спрятал, а спрятан он чрезвычайно надежно. Может статься, что тебе воспрепятствуют. Применяй оружие первой, не раздумывая, на поражение. Они не люди, Мирослава! Тебя не должны пугать угрызения совести.

– Если не человек – значит, можно стрелять?

– Оставь свои колкости! Психотронные игрушки тоже лучше оставить дома. Утром у меня в кабинете тебя спасут только Стрелы Ангела.

– Боюсь, Валера, что все ценное из твоих тайников они уже вынули. Если до сих пор не вынули, значит, скоро найдут и вынут.

– Не найдут, – заявил Карась, а Федор в подтверждение кивнул.

– Когда-нибудь найдут.

– Никогда не найдут. Даже если вынесут из кабинета все. Только я могу показать, где спрятан предмет. Показать… Надо, чтобы ты увидела это. Что будет потом – не имеет значение. Возможно, это та самая вещь, которую однажды должна увидеть именно ты.

– Что это? – удивилась Мира.

– Все! – поставил точку Карась и поднялся со стула. – Нам пора.

Гости уехали, но графиня в ту ночь не легла. Она дождалась, когда Натан Валерьянович захрапит в кабинете, спустилась во двор, поймала сонную ворону и поместила в клетку. Графиня собралась очень тихо, не захлопнула дверь и не стала вызывать такси, а двинулась пешком к шоссе, волоча по земле багаж. Мире в жизни не было так страшно, как в это тихое утро. Ей было страшно так, что ноги заплетались на ровном месте. Она не знала, чего пугаться, и от этого становилось еще страшнее. Просто графиня не была уверена в том, что ее жизнь не прекратится сегодня. Она была в этом уверена на все сто пятьдесят процентов тогда, когда прыгала с обрыва в туман. Сегодня она на свою жизнь не поставила бы самой дохлой фишки, потому что не знала, откуда ожидать удара.

Когда с дороги съехал джип и двинулся через поле, кровь застыла в жилах графини. Она почти умерла и воскресла, когда узнала машину Жоржа. В мыслях она возблагодарила небо, но через секунду засомневалась, стоит ли благодарности такой подарок судьбы.

– Привет… – прошептала графиня, когда машина остановилась и опустила черное стекло у сидения водителя. Жорж был слишком спокоен и малоприветлив. – Поедем? – спросила графиня. – Или будем стоять? Может, ты хотел повидаться с Натасиком? Так он еще спит…

Жорж молча развернул машину на узкой дороге. Дверь заднего сидения распахнулась. Невидимый и не прощенный мерзавец-слуга замер в поклоне, оставив в грязи два жирных отпечатка сандаля, и никто не погнал мерзавца-слугу. Следы сандалий приблизились к чемоданам, багаж поднялся в воздух и перекочевал в машину. Клетка с вороной тоже отправилась в салон и накрылась платком. Графиня продолжала стоять у обочины. Зубов разглядывал графиню в зеркало заднего вида.

– Что происходит? – спросила она. – Почему ты вернулся с собрания раньше времени? Почему эта скотина тебе прислуживает?

– Садитесь в машину оба, – приказал Жорж.

Мира села. Позади нее, рядом с Сарой Исааковной, ляпнулись два грязных следа. Ни слова не объяснив, Жорж тронулся в направлении шоссе.

– Как прошло собрание? – спросила графиня, стараясь разрядить обстановку. – Что обсуждали?

– Твое поведение, – ответил Жорж, и у графини пропало желание задавать вопросы. У нее появилось желание сделать последний звонок Карасю, предупредить, чтоб не ждал. Попрощаться с Оскаром, с Натаном, и бежать без оглядки до края письменного стола, прыгнуть в другой роман, где реки полны рыбы, а города пусты; где не задают вопросов и не отвечают, а сразу бьют по башке мешком. Мире вдруг захотелось очнуться балериной и умолкнуть до конца своих дней, только танцевать под музыку в воздушных нарядах.

– Что, действительно обсуждали меня? – шепотом спросила графиня.

– Не исключено, что в следующий раз тебе придется явиться на собрание лично.

– Нет, Жорж, я не могу! Я ведь не из этого круга. Ты сам сказал, что простому смертному ничего хорошего от таких собраний не будет.

– Разве я обещал тебе что-то хорошее?

– А что они со мной сделают?

– Как только тебе будет вручено приглашение, ты обязана явиться по адресу, который указан. И я тебе искренне советую, не делать вид, что ты не получила письма.

– А что мне делать для того, чтобы мне его не вручили?

– Слышу разумную позицию мыслящего человека, – с удовлетворением отметил Жорж.

– Пожалуйста… Что мне делать?

– Сейчас твое будущее в руках Густава. Прорывайся к «Гибралтару», ищи необитаемый остров. Выберешь себе пальму погуще, залезешь на нее повыше, подберешь хвост и прикинешься кокосовым орехом.

– Жорж, я серьезно…

– Я не шучу, принцесса! Твои дела плохи. На лодке пиратские карты: острова, которые не указаны в картах мореходов. Они для таких же беглецов, как ты. Скажешь Густаву, куда тебя отвезти.

– Пусть отвезет меня к Эккуру. Слышал, гад? – Мира обернулась к слуге. – Отвези меня к нему хоть на остров, хоть на льдину, хоть на край света, чтобы я могла своими руками свернуть шею этому сердобольному недоумку. Слышал меня? Отвезешь к Эккуру – все прощу!

– Не нарывайся, Мирослава. Не в твоих интересах сворачивать шеи Ангелам. Тебе до тех шей тянуться – не дотянуться, а смыться из-под раздачи… еще немного и будет поздно.

– Когда ты приедешь за мной?

– Когда я приеду – все будут знать, где ты прячешься. Высунешься в дехрон – тебя мигом расшифруют Привратники. Начнешь слать приветы друзьям – найдутся люди, которые продадут твой адрес заинтересованным лицам за приличные деньги. Мой тебе совет: залезь на пальму и подбери хвост.

– Автор, способный подчинить себе персонаж, не Автор, а кукловод, – сказал Валех. – Автор, который немощен управлять творением, не Автор, а отработанная ступень, пустой контейнер, отброшенный ракетой в верхних слоях атмосферы. Неуправляемой ракетой, несущейся в бездну без расчетной траектории и пункта назначения. Пустая коробка сгорит в облаках, пепел осядет на дне океана, а пущенный аппарат будет долго радовать разумный космос своей безмозглой целеустремленностью, лишенной судьбы, потому что тот, кто сгорел в облаках и осыпал землю прахом, никогда не поймет гармонии разумной Вселенной. Он так и будет выводить на орбиту ракету, и возвращаться назад, с чувством исполненного предназначения. Совершенство не терпит крайности. Совершенство есть незримая нить между всеми противоречиями мироздания, и порвать ее проще, чем обрести. А удержаться на ней сложнее, чем прыгнуть в бездну.

– С моего стола можно прыгнуть только в мусорный ящик. Мне жаль, Валех, но я не стану хватать за штаны тех, кто не верит ни во что, кроме чуда.

– Ты рассчитывала узнать у них то, чего не знаешь сама, но заставила их мыслить своими идеями. Ты хотела заставить их сделать то, чего не можешь сделать, но испугалась. Ты хотела послать их туда, куда сама не пойдешь, но разрешила им только броситься в пропасть. Теперь ты хочешь избавиться от тех, кто не видит конца ойкумены, но не знаешь, что следующие в лучшем случае повторят их путь.

– Я хочу, мой Ангел, чтобы ты перестал совать нос в сюжет между персонажем и Автором, потому что ты заставляешь меня писать роман, который пока не читал, но уже убежден, что все сюжеты тебе заранее известны. Ты ищешь себе развлечений, от которых сможешь заскучать еще больше. Ты требуешь от меня оптимизм, чтобы окончательно убедиться, что весь этот мир пойдет прахом, и тебе на глобальном пепелище не о чем будет горевать только потому, что все это ты предвидел заранее. Твой реальный мир, Валех – это пепел и прах, осевший на дно океана. Все миры, в которых ты можешь забыться от скорби, состоят из иллюзий. Все они ничего не стоят против праха на дне океана, потому что ты во всем видишь прах.