Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 86 (всего у книги 152 страниц)

Тринадцатая сказка. МЕРТВЫЙ АНГЕЛ

Глава 1

– Я поразмыслил над природою человеческой, – сказал Валех, – и сообщаю тебе об этом. Я сообщаю тебе, что отныне мне известна причина, которая вознесла Человека в его гордыни над всеми прочими формами разума. По той же причине Человек обретает право возвыситься над Творцом и над сущим. По той же причине Человек снискал к себе раздраженную зависть тех, кто сильнее и мудрее его.

– Это неведенье, мой Ангел, или что-нибудь новое?

– Лучше чем неведение – возможность начать свою жизнь с чистого листа. Дар, несравнимый ни с чем. Дар, которого Человек не заслужил, но получил в награду. Дар, за который ему расплачиваться всю жизнь. Но как бы жестока ни была расплата, найдется много желающих поменяться с Человеком местами. Возможность начать жизнь с чистого листа – стоит дороже мудрого опыта. Придти в этот мир с пустой головой и голодным желудком, а уйти, скинув с плеч нажитое.

– Уйти в никуда, Валех. Уйти, понимая, что твое бытие ничего не стоит. Уйти, не зная, что тебя ждет по ту сторону жизни. Разве это не расплата за драгоценный дар? Человек приходит в мир с чистого листа и, уходя, вместо памяти, уносит такой же лист. Где справедливость?

– Скажи своему человечеству, чтобы зря не тратило времени на поиски справедливости. Скажи, что самое справедливое состояние души – абсолютная чистота. Между смертью и жизнью смысл искать бесполезно, а между жизнью и смертью его попросту нет. Справедливость, как идеальное равновесие природы, возможно только на ровном и пустом месте, которого Человек боится больше адских котлов. Справедливость, как идеальное, есть ничто. Но если качнулись весы в одну сторону, значит, качнутся в другую. Если занято место в раю – значит, освободилось в аду. И если есть на свете чистая справедливость, то она лежит на чистом листе, с которого начинается жизнь. Если тебе дан этот лист, будь благодарен за возможность, уходя, кинуть его в огонь.

– А если не дан?

– Значит, твой мир перестал быть человеческим. Значит то, во имя чего Человек явился на Землю, утрачено. Значит, на его место в человеческом облике стали проникать чужаки. Скажи своему человечеству, что дни его сочтены. То, ради чего оно существует, отныне не имеет значения, потому что Человек, утративший способность созерцать этот мир в первый раз, перестанет быть Человеком и станет персонажем для тех, кто видит дальше него. На этом поприще никому не дано преуспеть. Дано лишь подчиниться воле. Скажи, что не стоит жертвовать тем, что есть, ради того, чего невозможно предвидеть.

– Если Человек перестанет стремиться к тому, чего не сможет достичь, он будет несчастлив. А Человеку свойственно стремиться к счастью любой ценой, если ты этого до сих пор не понял, мой Ангел, значит, мало размышлял над природою человеческой.

– Скажи Человеку, что память, пронесенная через могилу, не самый короткий путь к счастью.

– А мы не ищем коротких путей, особенно к желанным целям.

– Скажи, что жертва, возложенная на мнимый алтарь, становится роковой потерей.

– Мой Ангел, кого ты пугаешь? Человека, который после смерти теряет все? Придумай что-нибудь пострашнее.

– Скажи, что неблагодарность с невежеством однажды достигнут цели. Тогда Человеку придется взвалить на плечи ношу, которая не облегчит путь, но утопит его в земле глубже всякой могилы.

– Мой Ангел… Я, конечно, скажу, мне не трудно. Только ни один Человек на свете не поверит ни мне, ни тебе.

«Женщину с пустой канистрой снова видели на дороге, – сообщала колонка горячих Туровских новостей. – Грибники, возвращаясь из леса, пренебрегли печальным опытом предшественников, посадили женщину в машину, чтобы подвезти до заправки. Женщина была напугана и избита, – вспоминал очевидец. – Ее одежда была покрыта масляными пятнами. Она стояла с пустой канистрой посреди дороги, но никто из нас не мог предположить, что случится минуту спустя…»

– Минуту спустя женщина пропахала асфальт задницей, – сообщила Мира Жоржу и развернула следующую газету со статьей, обведенной маркером. – Потому что… я помню этих придурков. Масла у них не нашлось, вместо бензина – солярка. Я же просила, поезжайте медленнее, не больше шестидесяти километров в час, а они рванули, как на пожар.

– Откуда им было знать, что они сажают в машину хроно-мираж?

– Объяснила же им, что сегодня я призрак, что не надо пугаться, а они ржали, как жеребцы. С утра пораньше в лесочке самогонки надергались и за руль. Я тут причем? Как им только журналисты поверили?

– Дальше читай, – сказал Жорж. – Ты читай, а я попрошу у консьержки кофейник. Замучился я с тобой…

Мира развернула статью областной газеты и прочла захватывающую историю о том, как водитель грузовика подобрал на дороге белую даму с белой канистрой, как белая дама превратилась в белое облако и белой лебедью выпорхнула в окно. К статье прилагался рисунок, сделанный совершенно не в тему, потому что белое облако, вылетающее из салона, никак не напоминало поведение графини в тот злополучный день.

– И этот дернул за шестьдесят, – вспомнила Мира. – Этот-то чего дернул? Нагрузился по самые борта и ломит сотню. Я не вылетала, Жорж! Я прыгнула на обочину в районе заправки.

– Было или не было? – спросил Жорж, заливая воду в кофейник.

– Грузовик, конечно же был, но не такой, как здесь нарисован.

– На факты смотри, а не на картинки.

– Вообще-то, – призналась графиня, – к тому времени я уже не была белой дамой. Я была дамой хорошо обвалянной в дерьме. Ну, ладно, было… – Мира отложила газету в стопку достоверных истории и развернула следующую статью, где приезжие студенты зафиксировали на фотоаппарат объект неизвестной природы, стоящий на обочине в обнимку с предметом, похожим на пустую канистру. Студенты не подвозили Миру к заправке. Студенты разбили в лесу палатку, чтобы денно и нощно выслеживать привидение, повадившееся в эти края. Судя по тому, что статья занимала полный разворот, авантюра удалась студентам на славу. Здесь был объемный трактат о природе привидений уральского края с примерными набросками, зарисовками и схемами аномальных зон, известных каждому местному школьнику. Только фотография блеклого человекообразного пятна у дороги говорила о том, что была проделана работа серьезная и опасная.

– Ты или не ты? – спросил Жорж.

– Черт знает… – сомневалась Мира. – Здесь как будто я стою в обнимку с канистрой. Нет, не помню, чтобы я ее обнимала. Канистра к тому времени была грязнее меня. Я ее на сидение в салон поставить боялась, не то, что к себе прижать.

– Туфта?

– Туфта, – согласилась Мира. – Можно, я не буду читать весь текст?

– Можно, – разрешил Жорж, и газета полетела под стол, в компанию к десятку таких же лжесвидетельств и фото-подделок.

Мира принялась за следующую статью. «Не может найти покой душа женщины с канистрой, погибшей в аварии на участке дороги в районе нового целлюлозного комбината»… – сообщалось в статье. Графиня не припомнила, чтобы на этой дороге были аварии, но спорить с автором статьи не стала, просто приняла от Жоржа чашку кофе и разлеглась на диване. Автор статьи сообщал, что родственники беспокойной дамы ведут себя неграмотно и не позволяют ей перекинуться в лучший мир. Убиваются горем, клянут судьбу, умоляют покойницу не оставить их в скорби. И надпись на надгробии сделана неправильно. И ритуал не был соблюден по христианским обычаям, а несчастные сироты до сих пор не знают, что мать умерла. Малюток кормят сказками о том, что женщина уехала в командировку и скоро вернется. Автор доказывал читателям простую истину: что этот свет не предназначен для мертвецов, что для мертвецов предназначен только тот свет и никакого другого. Мира с интересом прочла статью, прежде чем отправить ее под стол. Следующая вырезка заинтересовала ее еще больше, потому что автором являлся действительный член академии эзотерических наук, известный парапсихолог, народный целитель и большой знаток уральских аномальных зон, Яков Модестович Бессонов-Южин. Графиня пришла в восторг от короткой заметки, где признанный авторитет, не стесняясь в выражениях, поливал дерьмом впечатлительных водителей самосвалов, и утверждал, что им по пьяной лавочке мерещится то, чего нет и в принципе быть не может, потому что только ему одному известно, как выглядят настоящие привидения данной аномальной зоны. Мира рассмеялась, но оставила статью на столе, в стопке достоверной информации. Последний печатный продукт, предложенный ей для анализа, содержал лишь пространные выкладки о дорожных привидениях вообще, и привидениях в аномальных зонах. Автор лично присутствовал на месте событий, никакой женщины с канистрой не встретил, но не исключил возможности существования таковой, как психофизического фактора, являющегося продуктом активности человеческого мозга и необыкновенно чувствительной природы в данном лесу.

Графиня кинула статью под стол.

– Что делать будем? – спросила она.

– Коридор нужно закрыть, – сказал Жорж. – Пока задача не решена, мы будем заниматься ею вплотную.

– А потом… ты отпустишь меня в Москву?

– Мира!..

– Что?

– Ты натворила серьезных дел и нам предстоит поработать. Я советую тебе настроиться, иначе женщина с канистрой будет третировать население не одну сотню лет. Ты добьешься, что на этом месте будет палаточная стоянка энтузиастов. Завтра мы выдвигаемся на объект, начинаем работать и никаких разговоров.

Графиня не стала спорить и выдвинулась на объект вместе с Жоржем. Она узнала дорогу и лес, и заправку, куда не раз являлась с канистрой в худшие времена. Здание заправки казалось ей тогда огромным, внутри работали страшные мужики, которые могли послать несчастную на три буквы. Сейчас грозная постройка превратилась в убогую хижину с сонным кассиром, готовым намочить штаны, если еще раз когда-нибудь встретит призрака. Мире стало смешно. Она вспомнила, что в последний раз расплатилась с заправщиком стодолларовой купюрой, которую тот пошел менять и пропал. У нее созрела идея остановиться и навестить должника. Этак, невзначай, выплыть из тумана с пустой канистрой и спросить душевно: «Ну-с… где моя сдача?» Ради такого случая Мира готова была переодеться в светлые штаны и измазаться маслом для достоверной картины, но Жорж не стал тормозить у заправки, он поехал в направлении комбината и очень скоро нашел то самое место у поворота, рядом с которым все еще валялся рекламный щит прошедшего ралли.

– Встань в эпицентре портала, – сказал он, – и стой, пока не разрешу отойти.

– И вся работа? – удивилась графиня.

– Стоять, возможно, придется долго. Устанешь – присядь, только не отходи.

Мира ступила на гиблое место, где мощные протекторы джипа когда-то в слякоть размолотили обочину. Мире показалось, что она узнала куст, который приложила бампером. Куст с тех пор немного пришел в себя. Графиня – не очень. Она узнала камни, которые раскладывала на дороге для ориентира и убедилась, что стоит правильно. Жорж поставил Греаль на капот и открыл бутылку с водой.

– Поработаешь маяком, – сказал он. – Греаль будет считывать с тебя информацию, пока пространство не выровняется, и ворота не закроются сами. Если пропадет лес – не паникуй. Наступит темнота – радуйся, потому что скоро прибор закончит работу. Если не будет видно совсем ничего и возникнет легкая невесомость – старайся не улетать далеко.

– А можно взять в руки канистру? – спросила Мира.

– Если тебе не надоело валять дурака, возьми.

– А белые штаны надеть можно?

– Можешь хоть в простыню завернуться, только не вздумай садиться в машины, которые остановятся рядом с тобой.

– А можно, ты отъедешь подальше, чтобы тебя видно не было.

Не прошло получаса, как из-за поворота вырулил самосвал.

– Эй! – крикнула Мира и помахала канистрой. – Бензинчика не сольешь, друг?

Самосвал врезал по тормозам так, что дым повалил от колес; взревел, как бешеный, рванул с места и с оглушительным хлопком преодолел звуковой барьер, отбросив на асфальт лишнюю деталь из-под днища кузова. Мира представить не могла, что самосвалы отечественного производства летают наперегонки с «Конкордами». «Разве я кого удушила? – спросила она себя. – Разве кого зарезала? Ведь слова грубого никому не сказала».

До наступления сумерек графиня испугала до смерти двух водителей фур, обратила в бегство легковую машину, и лишила водителя старенький микроавтобус. Водитель сам напорол ерунды. Сначала он тормознул, потом въехал в кювет колесом, потом просто не смог завестись и кинулся в лес без оглядки.

«Ну, Яшка! – злорадствовала графиня. – Будешь знать, кто из нас «сайнс-фикшн», а кто «реалити»!

Когда сумерки сгустились, лес пропал, а может, просто перестал быть виден. Мира не видела ничего кроме серо-зеленой пустоты вокруг и дороги, которая повисла над бездной. Пугать пустой канистрой на этой дороге было некого. Вокруг стояла убийственная тишина, изредка нарушаемая стрекотанием насекомого. Мира не могла понять, что это: крупное насекомое где-то далеко, либо мелкое, но поблизости. Стрекотание гадко щекотало ухо. Непроницаемая пустота окутывала графиню со всех сторон. Только небольшой участок асфальта под ногами напоминал о реальном мире, ненадолго покинутом ею.

«Ерунда, – сказала себе графиня. – Сказано стоять – значит, надо стоять». Спокойствие ненадолго согрело ей душу. Стрекотание стало ближе. Мире показалось, что на нее летит гигантская стрекоза, щелкая металлическими крыльями. Скоро она смогла определить направление. Нечто огромное надвигалось на нее из пустоты по невидимой дороге. Стрекотало, цокало, грохотало так, что в пору было заткнуть уши, пока, наконец, не выкатилось из тумана, и не встало перед графиней во всем своем безобразии. Здоровый четырехколесный велосипед едва не придавил колесом. В седле сидел мужик с накачанным торсом и пулеметными лентами через оба плеча. Из-за пояса торчала парочка револьверов, багажник за спиной был битком набит железом военного назначения. Тут имелся и гранатомет с номером завода-изготовителя, и ржавая винтовка времен гражданской войны, и полный ящик гранат. Рыжий ирокез шваброй торчал из черепа, за велосипедом тащилась пушка с четырьмя стволами на двух железных колесах.

От страха у графини перехватило дух. Пугать это существо было чревато и неразумно, извиняться – глупо, делать вид, что тебя здесь нет – слишком поздно, когда колючий взгляд пронзил до костей. В пору только удрать и спрятаться, но вокруг графини была пустота, и она в отчаянии протянула вперед канистру.

– Бензинчика не сольете? – спросила она предсмертным полушепотом и зажмурилась.

Реакции не последовало, и графиня готова была спрятать канистру, но рука онемела в постыдной позе и никак не гнулась обратно. Сердце графини съежилось, колени подкосились, язык прилип. Железная тачка продолжала стоять перед ней на дороге. «Капец мне», – решила графиня, прежде чем утратила свойство соображать. Когда под всадником скрипнуло седло, графиня приоткрыла глаз. Лязгнули педали, звякнула цепь, существо согнулось и огромной, грязной рукой схватило пластиковую канистру, которую Жорж купил вместе с новой машиной. Емкость взметнулась на раму. Существо достало из сапога флягу, откупорило крышку, наклонило горлышко и набулькало внутрь немного тягучей черной жижи, похожей на пережженное моторное масло. Канистра шлепнулась к ногам Мирославы, и мертвая тишина опять воцарилась вокруг.

– Спасибо, – прошептала графиня, подбирая канистру с асфальта.

Существо на огромном велосипеде не ответило ничего. Некоторое время оно еще глядело на графиню сверху вниз, потом налегло на педали. Мироздание, только что пустовавшее, вдруг наполнилось грохотом и скоро опять затихло. Графиня села на асфальт. Она поняла, что больше ей не удастся напугать никого. Более того, она уже не женщина в белом с пустой канистрой. Она трусиха в грязных штанах с черной жидкостью в емкости. С жидкостью, о назначении которой она не смеет предполагать. Любопытство заставило Миру отвернуть крышку и сунуть нос внутрь. Сначала она не почувствовала ничего, потом засунула нос поглубже и втянула в легкие такую несусветную вонь, что не устояла на четвереньках. Сначала остановилось дыхание, потом заколотилось сердце. Душа графини рванулась прочь и замерла на безопасном расстоянии от тела. Сердце встало, не желая перекачивать кровь с отравой. Встало, постояло, подумало да и выплюнуло из себя остатки во все артерии сразу. Мир вокруг графини свернулся трубой и намекнул на свет в конце коридора, но скоро и свет погас. Она ударилась лбом об асфальт, а когда очнулась, возле нее стояла машина Жоржа. Лес зеленел деревьями и травой. Дорога была пуста.

– Поедешь к Серафиме, – услышала графиня голос Жоржа. – Подышишь воздухом, а я утрясу дела и тебя заберу.

– Мне надо в Москву, Жорж. Оскар дал мне слово, что не пойдет к Учителю, пока не дождется меня.

– Сначала ты перестанешь валяться посреди дороги, потом отправишься к Серафиме и убедишься, что там все в порядке. И только после этого вернешься в Москву. У тебя будет время насладиться обществом Шутова. Вставай, пока тебя не раздавили машины.

– Не встану. Мне и здесь хорошо. У меня здесь хорошие воспоминания, Жорж, может быть лучшие воспоминания моей жизни.

Зубов поставил в багажник канистру с неизвестным раствором, и взгляду графини открылась дорога до горизонта. Самые жутки события жизни были связаны с этим участком земли, но воспоминание о том времени оказалось таким приятным, что невозможно было встать на ноги. Сцена напоминала последствие дорожно-транспортного происшествия с полулетальным исходом. Водитель, наехавший на пешехода, укладывал в багажник его личные вещи; пострадавший продолжал лежать под колесами.

– Тебя отнести? – предложил Зубов.

– Если не дашь повидаться с Оськой, я тебя съем. Предупреждаю по-хорошему. Порву на куски и съем.

– По-моему, ты просто влюбилась.

– И что? Не суйте нос в чужую канистру, уважаемый Георгий Валентинович. Займитесь своими делами, окажите любезность, и оставьте меня в покое.

– Ни за что. Без тебя скучно жить. Так что перекладывайся в машину, принцесса! Не отнимай время ни у себя, ни у меня, ни у Шутова.

– Пожалуйста, Жорж! – взмолилась Мира, но вместо этого была поднята с асфальта и уложена на заднее сидение нового джипа, не уступающего предыдущему ни мощностью, ни габаритами.

– Ты скормила слабоумной девочке вакцину Гурамова, – напомнил Жорж. – Мне нужно знать, что происходит на хуторе. Не поедешь ты – поеду я, и сам буду решать, что делать. Тогда не обижайся.

Сказать, что тетушка Серафима сильно обрадовалась приезду графини – значит, не сказать ничего. Тетушка Серафима так обрадовалась, что бежала в поселок на больных ногах, чтобы накормить свою гостью по-царски. С тех пор, как женщина поверила, что получает из Германии заслуженную пенсию, она перестала пугаться цен и стала одалживать соседям, не заботясь о возвращении долгов, поэтому соседи расступались у нее на пути и только приветствовали забег. Тетушка Серафима также раздарила кур и козу, чтобы больше внимания уделять своим подопечным девицам, поэтому от ее забега шарахались даже куры и козы.

Лизонька осталась за хозяйку в доме. Ниночка не слезла с чердака, потому что наблюдала, как тетушка Серафима бежит по дороге, размахивая авоськами. Ниночка знала, что в магазине продаются конфеты, и не могла оторваться от зрелища.

– Я написала стихи про кота, – сказала Лиза и положила на стол тетрадку, в которой не было ни одной буквы, одни рисунки с каракулями. – Давай, я сейчас прочту, а ты увезешь в Москву, напечатаешь в журнале и привезешь деньги.

– Ты написала по-русски? – удивилась Мира.

– Конечно. Я же сказала, в Москву! Ты разве не слышала?

– Слышала, слышала. Ладно, читай.

– Стих про кота Мартина, – уточнила поэтесса. – «У меня живет настоящий кот». – Девушка выдержала паузу и убедилась, что заголовок произвел впечатление. —

 
– У меня живет
Настоящий кот.
Не какая-то игрушечка резиновая,
Не какая-то подушечка магазиновая,
Он сметанку ест,
Он в лоточек срет,
У меня живет
Настоящий кот.
 

Лиза положила тетрадку на стол и требовательно посмотрела на Миру.

– Все? – спросила графиня.

– Все.

– Элли…

– Теперь меня зовут Лиза, – поправила девушка.

– Лиза! Слово «срет» надо заменить. Никакой журнал не возьмет стихотворение с таким словом.

– Почему?

– Потому что оно неприличное. Ну… или, скажем, условно приличное. Редактор его не пропустит. Можно, например, написать не «в лоточек срет», а «водичку пьет».

Лиза задумалась. Мира позволила девушке сосредоточиться и почиркать немного в тетрадке карандашом.

– Так неправильно, – пришла к выводу Лиза. – Что это он только ест и пьет? Не получается целого кота.

– Чего не получается? – удивилась графиня.

– Не видно жизни кота Мартина. Просто еда – это еще не жизнь. Просто еда – это скучно.

– А если еда и ящик с какашками – тогда весело.

– Все люди такие глупые, – обиделась Лиза. – Смотрят только в тарелку, а позади себя ничего смотреть не хотят. Люди такие глупые, что с ними даже не о чем говорить.

В этот раз задумалась Мира. Задумалась крепко, даже не заметила тетушку Серафиму, которая пронеслась мимо нее с набитыми сумками, и скрылась за кухонной занавеской. Мира вспомнила Ханта, их беспробудные пьянки у холодного камина парижской квартиры, и рассуждения о жизни, которые ставили ее в тупик. Приблизительно, как сейчас. Она никогда не думала, что коробка с какашками вернет ее в те времена, которых не было ни для кого, кроме нее и Автора, переписавшего главу, и швырнувшего лучшие дни ее жизни в мусорный ящик…

– Мирочка, я поставлю тесто, – перебила ее мысль Серафима. – Ты же переночуешь… А утром будут теплые пирожки на дорогу. Когда за тобой приедет этот мужчина?

– Тетя Сима, – обратилась к женщине Мира. – А с какой стати Мартин у вас срет в лоточек? Ему на дворе места мало?

– Наподдали ему как следует наши коты, – пояснила хозяйка. – Теперь его дома держим. Кот-то балованный! Что не по нем – капризничает. Там, в Германии, его набаловали, а мы здесь мучаемся.

– Есть еще одно стихотворение про Мартина, – напомнила о себе Лиза. – Читать?

– Читать, – вздохнула графиня.

 
– Мы погладили кота
Аж до кончика хвоста.
Чтобы кот захлопнул рот,
Чтобы был доволен кот.
 

– Все?

– Нет, у меня еще много стихов.

– Мирочка! – снова вмешалась Сима. – Может, лучше к ужину испечь пироги?

– Тетя Сима, – графиня поднялась из-за стола и уединилась с хозяйкой дома на кухне. – Вы весь сироп ей споили?

– Весь, Мирочка, весь. Все, как ты написала в бумажке, – Сима махнула рукой на отрывной календарь, под которым было приколото булавкой расписание приема лекарства. – И Лизоньке, и Ниночке. Они сладкое любят. Они даже микстуру сладкую пьют. Вон, твоя бутылка на полке стоит. На донышке осталось.

– Тетя Сима… вы не почувствовали изменений?

– А чего нам менять? Мы живем хорошо, никому не мешаем. Девочки мне помогают на огороде. Бывает, я прихворну, так они сами и грядки прополют, и воды нанесут.

– Зачем носить? У вас же водопровод! Тетя Сима, вы меня убиваете!

– Так, с речки же… сосем другая вода.

– Та же самая вода, тетя Сима! Та же! Только из скважины чище.

– Не знаю, Мирочка, не знаю… Я все мечтаю, что вы с Женей поженитесь, будете приезжать к нам в отпуск, детишек своих привозить, а может быть, дом здесь прикупите. Вот хорошо-то будет! Лишь бы ты парня хорошего не упустила! Женя – какой золотой человек! Выйдешь за такого – в раю будешь жить. И я буду за вас спокойна, а то ведь помру – на кого девчонок оставлю?

– Отправите их в университет, пусть физику учат.

– Так далеко… – вздохнула Серафима. – Так далеко эта ваша Москва. И чего молодежь туда рвется? Разве здесь плохо?

Когда теплые пирожки были сложены в корзину и поставлены в большой джип, тетушка Серафима всплакнула, а Лиза подошла к графине и поцеловала ее, как дальнюю родственницу, формально и безучастно.

– Ты же любила моего папу, значит, любишь меня, – сказала она, объясняя свое родственное поведение.

– Откуда ты знаешь?

– Помнишь, как мы с тобой ехали сюда в первый раз? Ты сказала, что папу обязательно нужно любить очень сильно, чтобы он не попал в ад. Чтобы для него хотя бы в чистилище место нашлось, хотя бы стоячее у сортира.

– Интересно! Что я еще тебе говорила?

– Я помню все, – уверила Лиза графиню. – Ты сказала, что люди прибили Бога гвоздями к кресту за то, что он прогнал их из рая, но это не так. Ты просто не знаешь, а говоришь. Бог не прогонял из рая людей. И убили Бога не люди. Вы приняли на себя чужой грех и не знаете. Я знаю, кто это сделал, но не скажу. Если только открою рот – они вернутся за мной. Когда мы летели на самолете, помнишь?.. Я думала, мы летим в рай, просила Бога открыть ворота, но потом самолет опустился. Наверно, Бог никогда не простит людей, потому что тоже не знает, кто же на самом деле его угробил.

– Если Бог кого-нибудь и простит, то вы с бабушкой Серафимой будете первыми в списке, – пообещала Мира.

– А папа?

– К папе могут возникнуть вопросы, но если ты будешь сильно его любить, то есть надежда на стоящее место в чистилище. Только ты должна любить его очень сильно.

Мира долго думала, прежде чем отчитаться перед Жоржем о визите на хутор. Перелистывала бумаги, выданные Карасем. В течение суток, она выучила их наизусть и без труда находила нужную информацию, но к определенному выводу не пришла. Первое, что интересовало графиню по делу вакцины Гурамова, это участие «проф. Боровского Н.В.», открывателя изотопа, на свойствах которого был построен лечебный эффект. В чем именно эффект заключался, Мира не поняла из бумаг, не поняла и из личного общения с пациенткой. Капитан Карась и подавно не понял, поэтому засекретил материал и вымарал химические формулы черным маркером.

– Эти девицы не смогут ужиться в цивилизации, – сделала вывод графиня. – Ни приведи Господь, Серафима загнется – я не знаю, что делать. Их даже в дурдом отдавать опасно.

– Кто они? – спросил Жорж. – Что за Нина постеснялась выйти тебя проводить?

– Такая же девочка со странностями.

– Она тоже принимала вакцину?

– Это мой прокол. Извини, Жорж, не подумала! Сима все делит пополам между ними. Дает конфету одной – другая немедленно хочет такую же. Я просто не предупредила ее.

– Если они обе прошли курс, то все ясно.

– Что ясно? Что тебе ясно, Жорж, объясни, потому что мне лично не ясно ничего.

– Их мозг работает на общей частоте. Одна девица пошла тебя провожать, вторая желала тебе счастливого пути ее словами. Им не обязательно выходить вдвоем, чтобы видеть, что происходит. Они достаточно ясно видят глазами друг друга.

– Серьезно?

– Теперь представляешь, что могла натворить вакцина Гурамова, появись она в свободной продаже?

– Ты не дал ей появиться? – догадалась графиня. – Ты или не ты?

– Я до последнего момента верил, что изотопы Боровского нельзя превратить в вакцину, которая даст мутацию в человеческом организме. По всем известным законам биологии, организм должен отторгать чужеродное. Гурамов преодолел барьер просто и гениально. И таких подвижников с каждым годом становится больше. Я уже не в состоянии контролировать всех.

Попутчики умолкли и продолжали молчать, обдумывая каждый свое, пока их мысли не пересеклись на общем выводе.

– Разбирайся с Греалем, Мирослава! Разбирайся, пока не поздно. Здесь стало слишком много проблем.

– Так может быть… – предположила графиня, – ты дашь мне свой Греаль для образца? Хотя бы на время.

– Не дам, – ответил Жорж. – Мой Греаль – последняя страховка в этом опасном бизнесе.

– Ну, Жорж!..

– Глупо рубить гнилой канат, пока не подпоясался новым. Особенно, если висишь над пропастью. На Земле скоро будет столько проблем, что один Греаль со всеми не справится. Может быть, ты права, а я не прав. Может, стоит дать шанс человечеству спасти себя. А что оно, собственно говоря, теряет?