Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 152 страниц)

Он встал, чтобы свериться с маяком, и кожей почувствовал холодное дыхание дольмена, которое преследовало его в доме пасечника. Тогда Оскар не боялся ничего на свете, потому что ничего не имел за душой, и не верил в будущее науки. Теперь, когда молодой человек осознал, что за книга оказалась в его руках, он начал переходить дорогу на зеленый свет и лишний раз не хамил незнакомцам. Не то чтобы он всерьез рассчитывал пообщаться с Богом. Оскар наконец-то поверил, что кроме него никто в этой книге ни слова, ни буквы не разберет.

– Сколько километров асфальтовая дорога? – спросил он Федора.

– Максимум пять.

– А сколько мы уже отмахали?

– Минимум три. Что-то не так?

– Холодно, – ответил Оскар. – Температура падает. Нехорошо это.

– Дойдем до гравия и обратно, – решил Федор. – По лесу сегодня шарить не будем. Завтра привезут краску, будем писать на асфальте.

– Температура – фигня, – заметил Артур. – Хреново, что здесь туман. В тумане можно сто лет искать и самому потеряться.

– Дали бы мне спокойно собрать каркас, – злился Оскар, – просветил бы я эти елки насквозь, до вечной мерзлоты.

– Найдем! – заверил Федор попутчиков. – Куда им деваться? Наверняка у дороги сидят.

– Если никто не спугнул.

– Кто спугнул? Валерьяныч сказал, что зона стабильная.

– Ангелы – не инохроналы, им пофигу зона.

– Ни разу не видел Ангела, – признался Федор. – Валерьяныч говорил, они где попало с людьми не общаются; им, как людям, нужна среда…

– Учитель не рассказал, что делать, если встретишь Ангела?

– Здесь не должно быть Ангелов, – заявил Федор. – Только в форме галлюцинации.

– Молодец! Увидишь – имей в виду: это галлюцинация.

– Именно галлюцинация. Я даже подойду и проверю.

– Ты плюнь в него, – предложил Артур. – Если плевок пролетит насквозь – значит оно самое. Если повиснет у него на пузе – тогда… ты меня не знаешь.

– Ты тоже общался с Ангелами?

– Жил на моем участке один нахал. Я, говорит, выкопал тебя из могилы – теперь ты мне должен. Отпиши мне, говорит, доверенность на имущество и вали отсюда. Я говорю: разбежался! Лучше закопай обратно.

– Прошла амнезия, Деев?

– Мне Валерьяныч рассказывал. Говорил, что я два раза родился.

– Я тебя сам когда-нибудь закопаю, – пообещал Оскар. – Закопаю и плитой придавлю. Если бы ты, дубина, не обменял Глаз Греаля на «День Земли», я был бы при аппарате. Мы бы решили проблему, не шатаясь по лесу.

– Я ж не знал, – оправдывался Артур.

– Ты родился уже три раза! Не будет с тебя?

– Я же сказал Валерьянычу, что заплачу за машину! Чо ты меня цепляешь? Не веришь, что заплачу?

Путники замолчали. Минуло пять километров, но дорога осталась такой же ровной и асфальтированной. Федор развернул карту. Его приподнятая бровь говорила о том, что местность перестала соответствовать изображению.

– Все нормально, – успокоил Оскар.

– Привыкнешь, – подтвердил Артур.

Дорогу обступил дикий лес. В оврагах валялись клочья тумана.

Натан Валерьянович еще раз измерил состояние поля, внес данные в компьютер и проанализировал результат. Он мечтал дождаться своих посыльных и выспаться. Графики на мониторе уже не двоились в глазах, а троились. Сны стали видеться наяву. Боровский вспомнил, что не спал двое суток, и решил, что человек на пороге лаборатории ему мерещится, потому что не мог быть допущен охраной объекта.

– Позвольте обратиться, – сказал человек и шагнул в автобус, но Павел преградил ему путь. – Вы не помните меня? Бессонов-Южин. Я посылал вам в гостиницу визитную карточку…

– Не помню, – ответил Боровский.

– Я должен говорить с вами лично, профессор. В прошлом году ко мне обращались ваши коллеги за консультацией. К сожалению, я был занят. Приношу свои извинения, но поверьте, информация, которой я располагаю сейчас, весьма конфиденциальна. Илья Ильич Лепешевский, если помните такого, рекомендовал обратиться к вам…

Натан Валерьянович удивился еще больше. Илья Ильич Лепешевский рекомендовал держаться подальше от незнакомых людей. Чтобы академик рекомендовал ему что-то еще, Натан не припомнил, но из автобуса вышел и позволил Бессонову отвести себя в сторону.

Натан старался вспомнить, где он слышал фамилию этого человека. С подобной публикой Боровский общался редко: он не выносил душевных речей, обильных знакомств и запаха вчерашнего перегара, но человека распирало от важности информации, а Боровский устал и не мог сосредоточиться на разговоре.

– Я давал подписку о неразглашении сведений, полученных мною из особых источников. Не мне вам говорить, Натан Валерьянович, что за организация занимается подобными инцидентами…

– Что за организация? – спросил Боровский, но Бессонов рассмеялся и снисходительно и похлопал собеседника по плечу.

– Уважаю, профессор! Я всегда восхищался вашим неординарным мышлением. Уверен, что мы друг друга поймем.

– Что вы хотите? – не понял Натан.

– Я обязан проинструктировать вас о характере аномалии, с которой мы имеем дело. Мой долг ученого предупредить об опасности, которая подстерегает человека при контакте с пещерой.

– Слушаю.

– Не предпринимайте без меня ничего. Не слушайте ни военных, ни штатских. Они не знают, с чем имеют дело. Вы должны консультироваться со мной по каждому шагу спасательной операции, только так мы сможем безопасно эвакуировать людей.

– Вы знаете, что нужно сделать?

– Я? Знаю? – удивился Бессонов. – Смеетесь, Натан Валерьянович? Я обладаю всей необходимой информацией и готов сотрудничать… Извольте, в любой момент к вашим услугам. Я, можно сказать, почту за честь… Для такого ученого, как вы…

– Так сделайте это!

– То есть?..

– Если можете эвакуировать из леса людей, – повторил Боровский, – сделайте это немедленно.

– Вы неправильно меня поняли…

– Объясните так, чтоб я понял правильно.

– Буду краток, – пообещал Бессонов. – Когда Илья Ильич обратился ко мне с просьбой написать книгу об уральской аномалии, я, признаться, согласился не сразу. Я уже тогда предполагал, что возникнут трудности с публикацией, но я не думал, что они примут характер заговора против меня лично, и против человечества в моем лице. В том, что происходит сейчас, есть моя вина, и я должен, просто обязан принимать меры.

– Какие меры? Какой Илья Ильич? – растерялся Боровский.

– Мой учитель, Лепешевский Илья Ильич, поручил мне курировать ваш проект. Я сразу заявил, что дорогу строить нельзя, я обращался в Министерство, я говорил лично с Жориком, но Жорик всегда со мной спорил. А вырос в начальники – нос задрал. Слушает только себя. Вы же знаете, какой он чудак? Яша, – говорит, – ты должен сто раз подумать… Твою книгу не опубликуют нигде никогда. Дорога пойдет через каньон, пещеру закопают. Ты наживешь врагов среди сильных мира сего и потеряешь работу. А если что пойдет не так – приедут ученые из столицы и слушать тебя не станут. Перебирайся, – говорит, – в Москву, устрою тебя на кафедру, докторскую защитишь… С твоим уникальным исследовательским материалом грех прозябать в провинции. Я говорю: Жорик, я русский дворянин. В роду Бессоновых-Южиных предателей не было! Я дал слово чести и не могу оставить объект. Натан Валерьянович, я поклялся Илье Ильичу, что координату пещеры не узнает никто, даже сам Жорик. Как бы он меня не просил, как бы не угрожал – мое слово чести дорого стоит. И что вы думаете? Он избавился от меня и назначил юного выскочку. Соблаговолите взглянуть, что из этого вышло, – Бессонов указал на стену тумана, стоящую поперек дороги. – Я виноват – мне за все отвечать. Никто, кроме меня, не знает, на что способны пещеры. Илья Ильич – тот умный был человек, всегда со мной соглашался. Возвращаясь в Москву, он пожал мне руку и сказал прямо: Яша, мне будет тебя не хватать, как ученого и единомышленника, но я вынужден просить тебя остаться в этом проклятом Богом месте! Никому другому я доверить пещеру не могу. Держи ситуацию под контролем.

– Какой Илья Ильич? – снова спросил Боровский. – Разве Лепешевский приезжал к пещере?

– Информация, которой я располагаю, засекречена на самом высоком уровне. К ней не имеют доступа даже президенты великих держав. Вдумайтесь, Натан Валерьянович: президенты! Если б Жорик был человеком чести, он никогда бы не подписался под заговором против меня. Что я могу один? Могу издать книгу в Америке. Извольте… в любой момент. Если б я не пообещал лично Илье Ильичу, что информация не покинет границы России… – Бессонов перекрестился, словно помянул покойного, – удивительной души был человек. Он знал, что именно здесь, в сибирских лесах, начнется великое возрождение России, и мы должны дожить до этого Богом благословенного дня. Если б я волею судьбы не попал в круг посвященных, я бы не знал, какая великая миссия будет возложена на русского человека. И сейчас я не стал бы доверять тайных знаний даже такому уважаемому ученому, как вы, но речь идет о спасении душ. Вот, возьмите… – целитель вынул из дипломата мятый журнал и сунул Боровскому. – Окажите мне честь ознакомиться: книга, которой я переехал дорогу сильным мира сего. Первые главы опубликованы в «Уральском вестнике», остальное я перешлю вам после специального согласования. Здесь сведения, необходимые для спасательной операции. Пожалуйста, дайте мне слово, что не предпримите ничего, пока не ознакомитесь с текстом. Потом свяжетесь со мной лично. Надеюсь, что ваш научный авторитет поможет мне пробить эту стену непонимания. Если мы с вами опубликуем книгу в Москве, это будет бомба, которая взорвет наше сонное царство. Еще одна просьба к вам, профессор, лично: чтобы Жорик ничего не узнал. Вы же знаете Жорика…

– Не имел чести.

– Да ладно… – Бессонов еще раз похлопал Боровского по плечу. – Можете мне доверять. Мы с вами, Натан Валерьянович, ученые одной группы крови, и задачи у нас общие, и мировоззренческие концепции совпадают…

– Натан Валерьянович! – крикнул Паша. – Подойдите к компьютеру.

Натан поднялся в автобус. На мониторе появился счетчик с напоминанием, что через пять минут трансляция сигналов маяка будет учащена и продолжит учащаться через каждые последующие два часа, чтобы застрявшие в зоне могли ориентироваться не только в пространстве, но и во времени. Боровский был благодарен за возможность отделаться от уральского целителя. Он почувствовал, что засыпает сидя.

– Мне его выгнать? – спросил охранник.

– Не знаю, Павел! У тебя на этот счет должны быть инструкции. Почему ты спрашиваешь меня?

– Вы с ним вроде как-то знакомы? Или нет? Он точно не из ваших?

Боровский взял секундный тайм-аут, чтобы вспомнить, где он слышал фамилию, но не успел, потому что уснул, а когда очнулся, Павел все еще стоял на пороге.

– Пусть Федор вернется и решает, – ответил Натан. – Только не подпускай его к мачте, чтобы не срезал кабель.

После минутного провала в сон Натан Валерьянович стал чувствовать себя гораздо свежее и сразу вспомнил: фамилию Бессонов-Южин он, пожалуй, не слышал, но несколько раз читал в дневнике покойной бабушки Сары, посвященном экспедиции Лепешевского на Урал. Сон слетел в один миг. Ужасные мысли полезли в голову.

– Какой Илья Ильич? – спросил Боровский самого себя. – Сын или отец? Что за Жорик? Что за организация с тайнами от президентов великих держав?

Боровский вышел на улицу.

– Где человек, с которым я разговаривал только что? – спросил он Павла, но тот лишь развел руками. – Появится еще раз – скажи, что я хочу его видеть!

Натан вернулся на рабочее место и развернул журнал. Обложка отсутствовала, страницы слегка обтрепались, определить год издания было невозможно. Статья Бессонова называлось «Уральская аномалия» и изобиловала бытовыми подробностями экспедиции, бредущей по лесу с непонятной целью. Автор статьи красиво рассуждал о жизни и о бессмертии; о земле, о космосе, о вечном и суетном, об истинных ценностях человеческой цивилизации, утраченных ею в позднем неолите, при переходе к бронзовым орудиям труда… Натан зачитался, уснул над текстом с открытыми глазами, а когда проснулся, понял, что утомленная фантазия сыграла с ним злую шутку.

Экспедиция продвигалась к эпицентру аномальной зоны. Здесь должен был кончиться не только асфальт, но и песок со щебенкой. Должны были кончиться силы и терпение самых трудолюбивых строителей, но дорога не имела конца. Федор учился пользоваться маяком и удивлялся тому, что лагерь все еще сзади:

– Что за искажение такое? – удивлялся он. – Валерьяныч говорил, что возвращаться придется по лесу, что дорога может узлом завязаться. Что-то я не вижу узла.

– А ты попробуй повернуть в лагерь, – предложил Артур. – Как я, бывало, пойду за жратвой… дорога ровная, небо чистое, а лавка наматывает круги вокруг. Попробуй в него попади.

– Да, Деев у нас тертый калач, – согласился Оскар.

– Может быть, пространство не деформировалось, а вытянулось, – предположил Федор. – И растянуло дорогу. Если вдуматься в ситуацию, она вообще может быть бесконечной, а люди могут быть на том конце…

– Могут, – согласился физик.

– Тогда мы будем бесконечно к ним приближаться, а они бесконечно удаляться от нас?

– Может и так.

– Между прочим, древние римляне больше тридцати километров за день пешком не ходили, потому что есть человеческий предел.

– Хочешь вернуться? – спросил Оскар.

– Я хочу понимать, что я делаю, для чего, и чем это может кончиться. А ты должен мне разъяснить.

– Артур, объясни товарищу, чтобы он понял, – попросил Оскар.

– Если вдуматься в ситуацию, – объяснил Артур непонятливому Федору, – тут, нахрен, и не должно быть ничего понятно. Тут такая хрень, которую мозгами не разгребешь. Валерьяныч сказал, найдем твоих работяг, значит, найдем.

– Молодец, Деев! Близкое общение с учительницей математики добавило тебе ума.

– А я на мозги и раньше не жаловался, – огрызнулся Артур. – Так вот, если Валерьяныч сказал, а Оська с ним не заспорил, значит, так и будет. Они ума набрались, когда жили у меня в Слупице, теперь точно знают, как и что. А ты слушайся. Отобьешься от коллектива – совсем хрень получится. Перекинешься ты мозгами в иные миры, выйдешь к лагерю, а там ни лагеря, ни Валерьяныча. Ты в город – а там ни работы, ни хаты. Торкнешься домой, а там магазин с матрешками. Понял? Лучше Шутова слушайся. Мы с тобой извилинами не вышли, чтобы понимать. Наше дело слушать умных и помалкивать.

– Отвечает, однако, не тот, кто умный, – заметил Федор, – а тот, на кого возложили ответственность.

– Ты по всякому не в накладе будешь, – ответил Артур. – Вернемся – орден получишь. Не вернемся – и отвечать не за что.

– Деев, да ты не так глуп, как я думал! – обрадовался Оскар. – С тобой поработать – в техникум поступишь.

– Что я потерял в твоем техникуме? Я человек свободный…

– Вижу! – воскликнул Федор, и попутчики умолкли на полуслове. – Кто там стоит?

Прямо по курсу дорога поднималась на бугор и резко уходила в сторону. В тумане стоял человек и махал руками. В руках у человека была охапка бумаг. Человек ругался и топал ногами. Слушателей у сердитого человека не было в пределах видимого пространства. Экспедиция приблизилась к объекту вплотную.

– Где остальные? – не понял Артур.

Лес был пуст. Человек походил на Робинзона, брошенного на острове. Он продолжал распекать невидимых подчиненных за нерадивый подход к нанесению дорожной разметки, которая, к слову сказать, отсутствовала. Ответственный человек велел приступить к работе сию же минуту, потому что километровые столбы должны быть вкопаны в первую очередь… С ним трудно было не согласиться. Дорога без километровых столбов, особенно в аномальной зоне, ни к чему хорошему не вела. Оскар обозрел окрестности сначала невооруженным глазом, затем в очках со специальными фильтрами: только деревья да кустарник, потоптанный убежавшей бригадой. Человека не смущало отсутствие людей, как не смущало присутствие трех незнакомцев.

– Что с ним? – спросил Федор. – С ним можно поговорить?

– Попробуй, – ответил Оскар.

– Он видит нас?

– Почему он не должен нас видеть?

– Эй, друг! – окликнул Федор мужчину. Тот заметил пришельцев, но не стал отвлекаться по пустякам. Даже не понизил тон. – Дорогой человек, – Федор встал между ним и воображаемыми собеседниками, – не подскажешь ли, что здесь происходит?

– Дорога строится, – ответил человек. – Отойди.

– Какая дорога? Кем строится?

– Не мое дело. К качеству дорожного полотна претензии есть?

– Нет.

– Ну и иди, куда шел.

Федор пожал плечами.

– Оставь его, – посоветовал Оскар, посветил прорабу в глаз красным лучом и посмотрел на экран прибора.

– Надо его забрать… Эй, человек! – окликнул Федор ненормального строителя. – Смена закончилась. Идем с нами. Мы выведем тебя из леса. – Прораб отмахнулся от него охапкой бумаг. – Что с ним делать? Вязать и волочь силой?

– Лучше попроси его собрать бригаду и поискать спасателей. Вдруг они отлучились. Вернутся – начальника нет. Разбегутся опять. Посмотри в свои карты… По плану дорога должна изгибаться?

– Должна, – сказал Федор. – Она должна была изогнуться пять километров назад. Ее загнули, чтобы отвести от пещер, а она вместо этого вытянулась.

– Нужно найти остальных.

– Э…э…эй!!! – закричал Федор в лес, но эха не получилось. Из кустов не вышел никто. Желающих сдать смену и вернуться домой не нашлось. – Дорогой человек, – обратился Федор к дорожному строителю, – ты людей своих собери к завтрашнему утру. Мы придем и выведем вас из леса.

– Что? – не понял человек. – Нас? Из леса? А дорогу Леший с Кикиморой строить будут? Выведет он… умник! Как я оставлю дорогу без разметки, без километровых столбов? Этак ведь куда угодно можно заехать по такой дороге! Я тебя попросил: иди отсюда! Попросил по-хорошему, чтобы не мешал работать? Мне палку взять, чтобы понятнее было. Я возьму! Только сунься под руку!

Федор подошел к Оскару посовещаться:

– Нормально, что человеку крышу снесло? – спросил он. – Мне оставить его, чокнутого, стоять и надеяться, что бригада вернется?

– Почему снесло? – удивился Оскар. – По мне так он рассуждает вполне логично. Взялся за дело – надо довести до конца.

– Теперь ты надо мной издеваешься?

– Что поделать, если человека заклинило? Здесь же инородное поле. Импульсы проходят сквозь мозг, мало ли как они влияют на поведение. Иногда довольно сильно влияют. В загибах дорог, рек, в крутых оврагах… – самое аномальное место. «Импульсные коридоры» называются. У человека нормальный поличастотный диссонанс в инородной среде.

– Ты можешь выражаться по-человечески или нет?

– Ну, не хочет общаться мужик. Не нравишься ты ему.

– Артур, объясни теперь ты?

– Что объяснить? – уточнил Артур. – Коню понятно: сбрендил товарищ. И мы сбрендим, пока дотащим его до лагеря. А с другой стороны… почему не попробовать? Дурь, говорят, заразна, но не смертельна.

– Дураки вы оба! – рассердился Оскар. – Ладно, отойдите подальше, я сам. – Он приблизился к строителю и напустил на себя загадочный вид, характерный для слупицкого Привратника, повстречавшего на пути деревенского пастуха. – Скажи мне, человек, – спросил строителя Оскар, – для кого ты строишь дорогу? Машины давно уехали, люди ушли. Все водку пьют. Никто не собирается по твоей дороге ни ходить, ни ездить. Слышишь меня, человек?

Голос прозвучал странно и дико. Мужчина перестал махать руками и обратил внимание на физика.

– Как для кого? – удивился он. – Что значит, для кого я строю дорогу? Что за глупый вопрос? Я строю дорогу, потому что она должна здесь быть.

– Она уже здесь, очнись! Тебе надо собрать бригаду и ждать. Завтра мы выведем вас из тумана.

– Зачем? – не понял человек.

– Чтобы жить… не дорогой единой.

– А чем? Чего я в той жизни не видел? Дерьма не видел по самую глотку? Вот что я тебе скажу, парень! Ничего хорошего в твоей жизни нету. Ни капли совести. Ни капли смысла. Вранье на вранье! Возня в отстойной яме – вот что такое жизнь, пустая и никому не нужная суета. Никакая «жизнь» не стоит того, чтобы я бросил строить дорогу. Или тебе не нравится моя работа? Претензии к качеству полотна есть?

– Нет, – согласился Оскар.

– Вот и иди с глаз долой.

– Слышали? – обернулся к товарищам Оскар. – Абсолютно нормальный мужик. Вполне вменяемый, просто очень сердитый.

– У мудрого Творца ничто не пропадает даром, – сказал Валех. – У мудрого Творца не бывает жизненных мелочей. Все, что поставлено у дороги, однажды сыграет роль; все, что повешено на стену, когда-нибудь выстрелит.

– Ты льстишь Творцам!

– Я обожаю Творцов. Особенно растяп, которые бросают у дороги тех, ради кого они призваны творить этот мир, и водят за руку пустых болтунов. От таких растяп происходят несчастные судьбы и катастрофы, которые делают жизнь нескучной для созерцания. Все самое интересное в этом мире происходит от ошибок Творца, который выбрал себе в любимчики не того, кто достоин участия, а того, кто много шумел и высоко подпрыгивал. Ошибки Творца говорят подчас больше, чем сокровенные истины. Говорят то, о чем надо молчать.

– Как хочешь на меня обижайся, Валех, но столько комплиментов сразу я на свой счет принять не могу.

– Я говорю тебе о Творцах, не о беспомощных Авторах, которых персонажи таскают за собой по хаосу, как слепых щенков. Персонажи, пущенные на самотек, которые превратили мир в хаос, потому что больше галдели, чем слушали мудрых советов, и не принимали критику на свой счет. Персонажи, которые подловили Автора в крайней немощи и сами решили хлопотать о своей судьбе, а Автор возгордился этим, не понимая… Ведь, что такое персонаж?

– Что это такое, Валех?

– Персонаж это существо, наделенное иллюзорной памятью, вместо реальной. В любой момент оно подвержено риску забыть обо всем и начать свою жизнь с чистого листа, с любой страницы романа. Персонаж – это тот, кто приспособился жить в несуществующем мире, поэтому вправе воображать его, как угодно, и верить в то, что его глаза видят Истину. Ты становишься похожей на них, потому что начинаешь верить в то, во что верят они, и искать того, чего нет. Ты сама превратилась в персонажа, потому что забыла главное: тот, кто не умеет верить в абсурд, Творцом не становится. Верить искренне, безоговорочно, отчаянно и жестоко. Быть способным убить за веру и умереть за нее. Тому, кто не боится верить во вздор, откроется мир; того, кто устремится за Истиной, растопчут по дороге полчища ему подобных.