Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 152 страниц)

– Это репродукция… – объяснил Натан Валерьянович. – Увлекаетесь живописью или охотой? Я не знаток ни того, ни другого. Дочка принесла. Считает, что такой картине самое место на даче, а я не против. Как ваше настоящее имя?

Мужчина перестал рассматривать репродукцию и удивленно поглядел на хозяина дома.

– Не знаю, – ответил он. – Не помню.

Оскар вернулся из лаборатории с коробкой.

– Сейчас вспомнишь, – пообещал он. – Прибор узнаешь? Где красный камень, который ты вынул из точно такого прибора на кухне у деда Коробова? Кто тебя просил это сделать? Кому ты его передал? Вспоминай!

– Какой камень?

– Маленький красный камень. Сюда смотри! – Оскар достал прибор из коробки и отогнул рычаг. Линзы вытянулись на штативе, поймали луч от кухонной лампы и натянули световую «струну». – Узнал? Куда дел капсулу с камнем, придурок?!

Гость съежился, когда пятнышко света с прицела легло ему на плечо.

– Не помню, – повторил он и указал на линзы. – Что это? Можно?..

– Еще чего? – возмутился конструктор.

– Дай ему, Оскар, – попросил Натан. – Быстрее вспомнит. Поставь на предохранитель и дай.

– Последнее ружье ему дать? Этому клиническому идиоту? Пусть вспомнит сначала. Вспоминай, гад, как деда застрелил, как бегал по лестнице с пистолетом, пугал соседей. Вспоминай, а то сдам тебя Карасю и сядешь в тюрьму лет на двадцать.

– Какого деда? Я не стрелял.

– Оставь его в покое, – заступился за гостя Натан.

– Сядешь пожизненно, если не вспомнишь, – пригрозил Оскар и спрятал прибор в коробку. – Я тебе не добренький психиатр, я тебя за день уработаю…

– Погоди, Оскар. Человеку надо прийти в себя, он устал и простужен, а ты устраиваешь допрос.

– Надо еще доказать, что он человек, – огрызнулся Оскар. – Вдруг он из этих… или друид какой-нибудь, или выползень инохрональный.

– Я, в самом деле, не помню, – признался «Иван». – Я уже в больнице все рассказал…

– Что рассказал? Повтори слово в слово все, что ты рассказал в больнице.

– Рассказал, что ничего не помню. Так и рассказал: ничего…

– Ну-ка, еще чего-нибудь расскажи… – Оскар склонился над подозреваемым. – Какие еще слова знаешь, кроме «не помню, не помню»? Учитель, вы слышали, как он говорит? Акцент что ли?

– Похоже на акцент, – согласился Натан.

– Ну-ка, поговори еще…

Гость смутился и замолчал.

– Давай подумаем, что мы имеем, кроме акцента, – предложил ученику Боровский.

– Думайте вы, Учитель. Я уже не могу! Я скоро бить его буду!

– Человек наверняка занимается спортом, – предупредил Натан. – Возможно, единоборствами. Для потерявшего память он слишком уверенно себя чувствует. Он необыкновенно спокоен для жертвы обстоятельств, которую двое неизвестных везут за город.

– Спокойствие – признак тупости! – заметил ученик.

– Наверняка он следит за здоровьем, – продолжил Натан, – потому что ни разу не спросил у меня сигарету, и на твое предложение налить для храбрости никак не ответил. Он по провинциальному застенчив и сдержан, не имеет на теле татуировок… Думаю, не имеет. Ты заметил, что он снял обувь, прежде чем войти в дом, хотя его об этом не просили.

– Если нет наколок, значит, не сидел, – пришел к выводу Оскар. – Если не сидел, черта-с два мы узнаем, кто он по криминальной картотеке.

– Наверняка у него семья, – добавил Натан. – Наверняка его ищут. Могу предположить, что он военный или тренер спортивной секции. Если по акценту мы вычислим регион, несложно будет узнать, кто наш гость. Узнаем, кто он, – возможно, прояснится и судьба камня.

– Ничего не прояснится, Учитель. Все, что связано с камнем, ему выбили из мозгов. Какая разница, где он живет и с кем?

– Вспомнит себя, – настаивал Боровский, – вспомнит и все остальное. А мы постараемся ему помочь.

Гость не возражал. Чайник кипел, ужин приближался. Лишние слова могли отсрочить кормление, а то и вовсе снять с довольствия новоявленного тренера провинциальных борцов. Натан Валерьянович уже приступил накрывать на стол.

– Смотрите, как он вытаращился на хлеб, – заметил Оскар. – Как папуас на зажигалку. Натан Валерьянович, может он лучше вспомнит, если его не кормить? Лечебное голодание, между прочим, прочищает мозги.

– Ему понравился нож, – объяснил Боровский.

– Можно? – человек потянул руку к ножу, словно попросил милостыню.

– Осторожнее, он острый. Студенты принесли этот нож, – вспомнил Натан. – Приобрели у бывшего циркового артиста, учились метать прямо у дверей деканата. Пришлось забрать от греха… Кстати, Оскар, твои однокурсники.

– Правильно сделали, что не отдали.

– Никто не признался, – развел руками Натан. – Не устраивать же допрос будущим коллегам.

«Иван Павлович» с почтением оглядел оружие, взялся за рукоятку, оплетенную серебряной проволокой.

– Вещь… – сказал он и перестал слушать пустые разговоры.

– Натан Валерьянович, а вдруг он циркач? – предположил Оскар. – Узнал реквизит, украденный вашим студентом.

– Может быть, – согласился Натан. – Все может быть.

Прошло время, прежде чем капитан Карась пришел в себя. «Чудеса продолжаются», – решил он. Капитан отказался поверить в то, что зеленый пацан обвел его вокруг пальца без помощи средств психического воздействия. Он секунду за секундой восстановил обстоятельства злодейства и решил, что выбора нет: против «банды» физиков Академгородка надо играть в открытую или ретироваться без боя. Первый вариант был неприемлем, поскольку противоречил уставу; второй – категорически отвратителен, поскольку порочил честь и достоинство российского офицера. Выбирать было ровным счетом не из чего, и капитан Карась вновь отправился на поиск девяносто девятого километра.

Ползком по обочине Валерий Петрович достиг искомого поворота и вновь наткнулся на человека, одетого не по погоде легко. В этот раз незнакомец сам кинулся ему на капот, но авиабилета не предъявил. Растерянное и озадаченное выражение лица – все, что роднило его с предыдущей жертвой катастрофы.

– Подвези, – обратился беглец к Карасю.

– Садись, – пригласил капитан.

Человека ничуть не волновал маршрут. Он запрыгнул на сидение, хлопнул дверцей и пригнул голову.

– Куда бежим? От кого спасаемся? Что натворили? – поинтересовался капитан Карась.

– Там… – произнес человек, указывая пальцем на мраморный обелиск, крестом раскинувшийся над горизонтом. Примерно в том же направлении из кювета торчало вверх колесо заваленной набок машины. – …Гиблое место, – уточнил человек.

Что именно произошло с несчастным, капитан нисколько не уяснил. Вывалился он из падающего самолета или перевернулся на автомобиле? Только местность, на которую указывал палец, и впрямь была нехорошей. С этим утверждением капитан даже спорить не стал. Он решил как можно быстрее увезти отсюда свидетеля и как можно подробнее расспросить, но не успел, еще один беглец вынырнул из канавы. Уставший и запыхавшийся Оскар Шутов узнал капитана, когда было поздно.

– Вылазь! – крикнул он, и шофер вместе с пассажиром прыгнули в разные стороны. – Нет, вы сидите, – обратился к капитану физик. – А этот – мой брат. Он со мной пойдет.

Шутов перевел дух. Капитан опять ни черта не понял. С какого такого перепуга он ринулся прочь из собственного авто? С чувством неловкости, Валерий Петрович вернулся за руль.

Беглец был выше Оскара Шутова и вдвое шире в плечах, но сопротивления не оказывал, позволил взять себя за руку, как ребенка. Более того, сам капитан Карась не предпринял усилий для торжества справедливости. Напротив, он готов был извиниться перед Оскаром за то, что, не подумав, посадил в свою машину человека, которого не должен был сажать. Хотел извиниться, но не успел. Оскар извинился первым.

– Пардон, – сказал Оскар, – мой братец чуток не в себе. Работал без страховки, с трапеции упал. Я теперь за него отвечаю. А вы, пожалуйста, поезжайте обратно, – попросил молодой человек капитана. – Хорошо?

– Нет проблем, – ответил капитан и поехал прочь, но ситуацию анализировать не перестал.

Только вернувшись в город, он вспомнил, отчего эта история на дороге ему не понравилась. Капитан Карась заглянул в досье, чтобы убедиться: у Оскара Шутова не было братьев. У него не было ни сестер, ни теток, ни дядек, ни отца, ни матери, ни какой-либо другой родни. Оскар Шутов вырос в приюте и собственной семьей пока что не обзавелся.

– Наконец-то! – встретил беглеца Натан Валерьянович. – Зачем же?.. Куда вы бежали?

– Я виноват, Учитель, – признался Оскар.

– Вы понимаете, что вас ищут? К кому вы обратитесь? Вас разыскивают за преступление… Что ж вы… в одной рубашке на холод? Хотите получить воспаление легких? Или совсем не доверяете нам?

– Я же сказал, Натан Валерьянович! – раздраженным тоном повторил ученик. – Я сам его шуганул. Надо было убедиться, что прибор в порядке. Мне с ним в больницу идти, карту забирать. Сейчас его за убийство разыскивают, потом будут искать за побег их психушки.

– Убедился? – спросил Натан Валерьянович.

– О, да! Если даже Карася прошибает…

– Кого прошибает? – не понял Боровский.

– Вы не знаете, Учитель, чью машину лапал за капот наш Иван Палыч. Собственной персоной капитан Карась к нам едет, а беглые головорезы сами к нему в машину прыгают.

– Едет? – не поверил Натан.

– Ехал.

– Вот что, Оскар! Спрячь свои игрушки подальше и займись делом! Пока вы бегаете по полям друг за дружкой, камень может всплыть где угодно! Он сегодня же должен все вспомнить. Понял меня? Сегодня! Завтра может быть поздно!

– Я не буду ничего вспоминать, – заметил между делом «Иван Павлович».

– Что ты сказал? – не расслышал Оскар.

– Я не убийца! Не надо меня облучать полями! Я не убивал и не крал.

– Поговори, поговори…

– Я не убивал старика, и не хочу вспоминать убийство, – предупредил «Иван». – Не надо ставить опыты. Лучше я ничего не буду помнить, чем такое…

– Учитель, – насторожился Оскар. – Я понял, что у него за акцент. Точно такой же акцент, как у Зубова. Вслушайтесь…

– Я надеялся, что мне показалось, – согласился Учитель.

– Паршиво, Натан Валерьянович.

– Да, – согласился Натан. – Здесь прошлое ворошить бесполезно. Здесь прошлого попросту нет.

– Ну-ка, скажи еще что-нибудь? – попросил Оскар, но циркач спрятал нож в рукаве и отступил на шаг. – Не бойся, скажи…

– Я надеялся, что мне показалось, – качал головой Натан. – Что же делать? Действительно придется облучать человека полями. Выбора-то нет.

– Не надо полями, – пугался «Иван».

– Не бойтесь, дружочек. Наши поля безопасны.

– Я не хочу… – упирался гость и пятился в угол.

– Вы не хотите, потому что не понимаете, что мы вам предлагаем.

– Не понимаю…

– А я сейчас объясню, – Натан Валерьянович взял лист бумаги, карандаш и подошел к подопытному. – Никогда прежде мы не сталкивались с задачей реставрации памяти на пепелище, – объяснил он, – поэтому давайте решать проблему вместе, в наших с вами общих интересах.

– Но я не убийца, – предупредил циркач.

– И мы не судьи. Присядьте.

– А кто вы?

Боровский нарисовал перед гостем оси координат.

– Мое примитивное понимание человеческой памяти может выглядеть как график, построенный из восприятия информации и восприятия времени каждым отдельным индивидом, – объяснил Боровский и повел неровную линию графика. – Чем меньше информационная насыщенность восприятия, тем больше временной интервал, воспринятый им в часы так называемого информационного голода. Чем больше информационный поток… Вы заметили, как быстро летит время, когда вы увлечены?

– И что? – не понял циркач.

– Теоретически график памяти может развиваться параллельно любой из осей. Если он идет параллельно оси «восприятия времени», я предположу, что вы лежите неподвижно с тяжелой травмой. Если параллельно оси «информационного восприятия», можно представить, что вы деретесь на ринге. Теперь введем в систему понятие наблюдателя. Что вы видите? – Боровский расстелил перед наблюдателем схему.

– Что? – не понял циркач.

– Вы видите график в системе координат. А если мы уберем систему координат и оставим одну кривую в пустом пространстве. Представим, что в один момент вы лишились одновременно «информационного» и «временного восприятия» самого себя. И все, что у вас осталось от прошлой жизни – теоретически закодированная в мозгу память, вырванная из координат восприятия. Посмотрите на эту кривую с разных точек… Посмотрите, прошу вас. Она может показаться петлей или коротким отрезком. С другой точки наблюдения она совсем перестанет быть видной. Ее может не быть вообще, но вы об этом ничего не знаете, и в этом наш шанс. Поверьте, что график есть и будет раскодирован, как только взгляд наблюдателя зафиксируется в определенной точке. Выбрать точку мы вам поможем. Что вы вспомните о своем прошлом, будет зависеть только от вас.

– Как это? – не понял «Иван Палыч».

– Как с вами работает психолог? Он заставляет вас поверить в то, что вы находитесь не здесь, а во времени, некогда прожитом вами, память о котором в данный момент недоступна, – объяснил Боровский. – Вы верите, возвращаетесь в систему наблюдения, обретаете оси координат, и информация вашей памяти становится доступной.

– А… – догадался подопытный. – Вы хотите меня загипнотизировать и внушить, что я в другом времени?

– Нет, – ответил Натан. – У психологов свои приемы, у нас свои. Мы хотим погрузить вас в другое время и убедить в том, что это гипноз.

Глава 3

Валерий Петрович не узнал Приозерной улицы. Он решил, что географическое помешательство стало следствием углубленного изучения первичных полей, от теоретических догадок начала прошлого века, до «релятивных» гипотез Боровского. В последних капитан разобрался вполне «релятивно». Сплошной забор растянулся вдоль колеи. За забором виднелось пустое поле с редкими деревцами, кочками и нагромождениями камней, похожими на фундаменты бывших дач. Согласно документам, данная территория была закуплена профессором Боровским для фермерского хозяйства, но на территории хозяйствовала только ворона.

Капитан оставил машину возле ворот. Автобус с помощниками остановился следом. Калитка не была заперта. Никакого, даже простейшего устройства защиты от воров, не ней не имелось. Подобного устройства не было также на воротах. Капитан никогда не видел столь гостеприимного домовладения, и это укрепило его худшие подозрения. Только в чем подозревать хозяев дома, он не вполне понимал. Капитан Карась не нашел замка даже на входной двери. На стук никто не ответил. Гость отворил дверь и позвал хозяев. Тишина стояла в пустых комнатах. Капитан вошел. Ухоженная профессорская дача предстала перед ним в классической своей красе: с книжными полками на веранде, с репродукциями на стенах и плетеной мебелью для утренних чаепитий в кругу семьи. Он осмотрел рабочий кабинет и спальню, и столовую… Осенняя сырость стояла в воздухе. Все говорило капитану Карасю о том, что дом давно пуст, но капитан Карась глазам не поверил.

– Есть кто живой? – спросил он.

«Нет, нет, нет», – доложила ему пустота.

Капитан пригласил помощников и, засучив рукава, приступил к работе. Дом сам раскрывал шкафы, сам показывал книги и рукописи, стопкой сложенное белье и запас макарон, которых хватило бы для зимовки большому семейству крыс. Но крысы не посещали профессорское жилище также как воры. Деревенские алкоголики обходили его стороной. Даже бомжи не ночевали здесь на мягких матрасах. Капитан Карась обыскал камин, проник с фонарем в подпол, осмотрел чердак и, порядком умаявшись, подписал протокол.

– Можете быть свободны, – сказал он коллегам и понятым, проводил до ворот, дождался, пока автобус развернется на колее между забором и кюветом.

Капитан решил задержаться в необыкновенном доме. Наступали сумерки. Он опустился в кресло и не заметил, как задремал, а когда проснулся, волосы на голове капитана стояли дыбом от страха.

Он обнаружил себя одного в темноте. Ему показалось, что хозяева вот-вот вернутся и застанут его как воришку. Капитан вскочил. Ледяной пот потек по его спине. Он вспомнил, где находится, и про ордер на обыск с подписью и печатью, тоже вспомнил, но приступ страха не отпустил. Сердце колотилось, словно он падал в пропасть без парашюта, а не стоял ногами на твердом полу. Взрослый мужчина почувствовал себя ребенком и от этого испугался еще больше.

Капитан заставил себя сесть. Ноги готовы были унестись прочь, дрожь в теле не давала сосредоточиться. Капитан впился пальцами в подлокотники, чтобы приступ страха не смог сорвать его с места. Капитан стиснул зубы, чтобы не закричать. Но страх вдруг отступил также нежданно и беспричинно.

– Бесполезно, – констатировал Оскар и выключил поле. – Абсолютная пустышка в человеческом облике. Помните, вы что-то подобное проделали с их сиятельством? Вот, то был эффект! А этот?..

– И чего я добился? – вздохнул Боровский.

– А чего вы добились?

– В том, что Миры нет с нами, присутствует моя вина!

– Нет, не присутствует, Натан Валерьянович. И вы прекрасно знаете… Сколько раз мы уже говорили!

– Когда работаешь с человеческой памятью, лучше не довести дело до конца, чем перегнуть палку.

Уставший от жизни циркач «Иван Павлович» покорно сидел на табуретке посреди лаборатории и натирал бруском лезвие циркового ножа.

– А я говорил, что не стрелял в деда, – ехидничал он, – а вы за свое.

– Может, самом деле, не он? – засомневался Натан.

– Не верите, Учитель? Хотите, я его рожу предъявлю соседке на опознание.

– Вдруг, он случайный человек, потерявший память?

– Всадник Армагеддона! – выругался Оскар. – Помните, о чем предупреждал Валех? Однажды они придут на землю, и будут хозяйничать. Первый уже здесь! Вот он сидит, полюбуйтесь, – Оскар замахнулся на циркача, но бить не стал. «Всадник» продолжал натачивать нож, конфискованный профессором Боровским у хулиганствующих студентов. – Вы бы хоть кинжал у него забрали, Учитель…

– Пусть возится. Я все еще надеюсь, что какая-нибудь ассоциация да пробьется. Если он инохронал, у него должна быть хотя бы ассоциативная биография.

– А если нет?

– Тогда нам придется делать нелегкий выбор. Не хотелось бы манипулировать на действующих частотах. Нам с тобой полномочий Греаля никто не давал.

– Упустим Глаз, – заметил ученик. – Время идет, а толку с циркача никакого.

– Пока не все диапазоны просмотрены, не будем терять надежду.

– Так путь работает! Чего он сидит, отдыхает?

Столб белого света снова встал между полом и потолком. Человек с ножом прижмурился.

– Что-то видите? – спросил Боровский.

– Мужика, – ответил циркач. – В кресле сидит на веранде.

– Это Карась сидит в кресле, Натан Валерьянович, – уточнил Оскар. – Я же вам говорил…

– Почему он сидит?.. – удивился Боровский.

– Отдыхает. Запарился обыскивать вашу дачу.

– Оскар, – осенило Боровского. – Существует ли где-нибудь в сети каталог диалектов? Образцы речи людей разных национальностей, говорящих по-русски? Ты не встречал?

Оскар оттопырил губу.

– Понятия не имею, Натан Валерьянович.

– Заимей, пожалуйста, понятие. Мне эта ситуация надоела. Сколько раз собирались разобраться с акцентом Жоржа. Считай, пришло время. Есть прямой резон это сделать прямо сейчас. Люди с одинаковым акцентом должны иметь общее происхождение. Мы существенно снизим диапазон поиска.

– Каким образом, Учитель? – удивился Оскар. – Можно подумать, Зубова мы знали лучше, чем циркача?

– Едва ли, – согласился Натан. – И все-таки интересно, что их связывает. Я бы не отказался знать больше о таком человеке, как Зубов.

– Друиды они, Учитель.

– Настало время понять, откуда здесь друиды и как нам с ними работать. В конце концов, образец британских языков и диалектов тоже где-то есть.

– Где-то может и есть, – согласился Оскар. – Только искать будем до второго пришествия.

– Вот и начни сейчас же.

– У меня другая идея, Учитель. Помните режиссера, любовника их сиятельства?..

– Да, да! – воскликнул Боровский. – Мира говорила…

– …Что он ходячая энциклопедия всех диалектов мира. Если они ирландцы – Хант засечет сразу.

– Узнай его телефон, – попросил Натан.

– Телефон Даниеля есть у Женьки Русого. А у меня – запись телефонного разговора с Жоржем. Черт! – спохватился Оскар. – Ничего не получится. Жорж с нами по-русски… а Хант именно русского и не знает.

– Позвони Жене, – попросил Натан.

– К тому же они гомики, Натан Валерьянович…

– Позвони сейчас! – повторил просьбу Боровский. – Если я не ошибаюсь, Хант – немец?

– Немец, – подтвердил ученик. – Австриец.

– Прекрасно. Мы обучим «Ивана» паре-тройке немецких фраз.

Капитан Карась остался в недоумении. Дом, где он загостился без спроса, больше не производил впечатления дома. Он был похож на сценическую декорацию ночного театра, покинутого зрителями и актерами. Все внутри показалось капитану фальшивым. Стены и лестницы стали похожи на блеклые голограммы. «Может быть свет Луны создает эффект не материальности пространства?» – спросил себя капитан и включил свет. Даже при электрических лампах дом профессора Боровского не перестал казаться ему загадкой. Карась ждал. Не то хозяев, которые должны вернуться когда-нибудь. Не то чудес, которые должны начаться прямо сейчас. От нервного ожидания капитану стал мерещиться белый огонь, окутавший все предметы в столовой. Ручки дверей светились нимбами, как образа. Светились стулья и табуретки, даже над трофейными рогами возвышалось светлое облако, словно над ликом святым. Капитан зажмурился и снова открыл глаза. Галлюцинация продолжалась, пока звук клаксона не вернул его в чувство.

Валерий Петрович подошел к машине и произвел наружный осмотр. Следов взлома не было. Двери и окна автомобиля были закрыты. Неопознанные следы отсутствовали. Только вмятины от его утепленных ботинок с глубоким протектором. Чудо капитана не впечатлило. Он списал феномен на замыкание электропроводки, вызванное необычайно активным магнитным полем в зоне наблюдения. Природу этого поля капитан анализировать не стал. Сегодня он решал другие задачи.

– О! – обрадовался циркач, разглядывая окрестность сквозь бетонные стены. – Вернулся мужик. Бибикни ему еще раз.

– Тише, – погрозил пальцем Оскар и указал на дверь, за которой Учитель беседовал по телефону.

Несмотря на поздний час, Даниель снял трубку сразу, и без удивления выслушал просьбу.

– К вашим услугам… – ответил он. – Друзья Мирей – мои друзья.

– Если позволите, мы сразу перешлем файлы. Некоторые фрагменты записаны на русском языке, но пусть господина Ханта это не смущает. Если нужно…

– Они русские люди? – спросил Даниель.

– Возможно, русского происхождения, долго проживавшие за границей, – уточнил Боровский. – Где именно, вот в чем вопрос. Надеюсь, господин Хант что-то похожее уже слышал.

– Среди них есть человек по имени Жорж?

– Да, есть…

– Один момент!..

У Натана екнуло сердце. Ему показалось, что к телефону идет сам Зубов. Идет, чтобы лично ответить на каждую глупость, которая пришла в голову досужим фантазерам, застрявшим до полуночи на работе. Боровский посмотрел на часы и ахнул. Он приготовил миллион извинений, он готов был провалиться со стыда за свою рассеянность. Никогда прежде Натан Валерьянович не позволял себе беспокоить малознакомых людей позже десяти часов вечера.

– Вы слышите меня, мосье Натан? – окликнул его Даниель. – Юрген считает, что акцент человека по имени Жорж имеет внеземное происхождение, и его не переубедить.

– В каком смысле? – удивился Боровский.

– Он уверен, что родной язык мосье Жоржа – язык Ангелов.

Натан Боровский решил, что любимый французский по прошествии лет им напрочь забыт. Он не был уверен, что правильно понял собеседника, а потому рациональных аргументов для полемики не нашел. Тон Даниеля показался ему любезно– издевательским, дело – гиблым, акцент мосье Жоржа – не поддающимся идентификации. – Нет, он точно не ирландец, – успокоил Боровского Даниель. – Дело в том, что с полгода назад мы получили кассету с записью разговора мосье Жоржа. Мирей просила Юргена о том же, о чем просите вы сейчас. Определить происхождение. Они говорили по-французски. И, я вам скажу… мы сначала приняли его за француза, долго проживавшего за границей. Но где именно? Вот, в чем вопрос.

– Мирей? – не поверил Боровский. – Полгода назад? Не может быть полгода назад. Прошло полтора года после авиакатастрофы!

– На кассете был ее голос. Точнее, голос был записан в начале июня.

– Вы уверены?

– «Роланд Гаррос», мосье Натан! Турнир Большого Шлема, – пояснил молодой человек задумчивому физику. – Вы не болельщик? Скажу точно: дело было третьего числа, потому что Мирей с Жоржем обсуждали личность испанского теннисиста, который в тот день праздновал именины. Мирей очень понравился молодой испанец. Мосье Жоржу – не очень…

– Вы уверены?

– Да, – подтвердил Даниель, – он не одобрил увлечение Мирей юношей, избалованным спортивной славой.

– Вы уверены, что дело было в июне этого года?

– Запись очень четкая, мосье Натан. Они беседовали в лобби «Метрополя», мосье Хант прекрасно знает отель. Кофе подавал гарсон с чудовищным акцентом американского миссионера. И его мосье Хант узнал по манере тянуть гласные, характерной для завсегдатаев протестантских проповедей.

– Невероятно, – восхитился Боровский.

– Юрген определил акцент мосье Жоржа очень просто: он сказал, что Мирей – его Ангел-Хранитель, а кто еще может спорить с Ангелом-Хранителем? Беседовать на равных, даже указывать мадмуазель на возраст и предостерегать от роковых влечений. Если хотите мое личное мнение, – перешел на шепот Даниель. – Мосье Хант такого акцента никогда прежде не слышал. Если мосье Хант не слышал, значит, такого акцента нет, и вы зря потратите время.

Натан Боровский от волнения перестал понимать собеседника.

– Даниель, вы лично говорили с Мирей? Вы уверены, что это была она?

– С Мирей никогда ни в чем нельзя быть уверенным, – вздохнул Даниель. – Если хотите, я перешлю вам запись.

– Мужик постучал в окно, – заметил циркач. – Он знает, что вы здесь или так наглеет?

– И не говори, – согласился Оскар. – Совсем охамел. Еще немного и мое терпение лопнет.

– Кинуть в него тяжелым? – предложил циркач.

– Ты всегда так поступаешь с людьми, которые тебя напрягают?

Циркач умолк и сосредоточился на заточке ножа.

Капитан Карась вооружился фонарем и пошел вдоль забора по внутренней стороне участка. На заброшенных огородах, некогда соседствовавших с дачей Боровских, он нашел подгнившие пни и обломки фундамента. Земля впитала строительный мусор, который никто не вывозил, затянула пленкой сорняков и гнилой травы. Дома словно были свалены бульдозером, неаккуратно разровнены и присыпаны пеплом. В том, что трава росла на пепелище, капитан Карась убедился на ощупь. Хозяйствовать на таком участке было бы глупой затеей, заметать следы испытания супероружия – еще глупее. Что странного в том, что серьезному ученому для работы потребовалось несколько гектаров тишины и покоя, без соседей и детишек в летнее время года? На участке Боровского капитан не нашел характерных признаков лазерной атаки, склад боеприпасов также отсутствовал. Он не увидел ничего загадочного в том, что состоятельный человек скупил бесхозную территорию после пожара, чтобы иметь возможность в тишине обдумывать серьезные проблемы. Даже профессорский дом перестал казаться ему загадкой. «Дом как дом», – решил про себя Карась и обернулся, но дома не увидел.

Минуту капитан стоял в задумчивости, потом решил, что сбился с пути и повернул к забору. Забор отсутствовал. Капитан осветил фонарем пустырь. Он решил, что в доме погас свет, что проводка отсырела или отключилась по причине тех же непонятных электромагнитных импульсов, что замкнули клаксон. Капитан вернулся. На месте дома Боровского осталось пепелище. Кусок обугленной стены торчал над фундаментом. На стене висел отрывной календарь. «Второе ноября», – было написано на листке.

«Странно, – подумал Карась, – вроде я ничего не трогал». Он посмотрел на часы. Ничего странного: хронометр уже выкатывал двойку на циферблат и указывал капитану стрелкой туда, где стояла машина. «Пора», – намекал хронометр.

– Пора, – согласился капитан Карась, вышел на дорогу, нащупал в кармане ключи, но доставать не стал, поскольку не обнаружил машины. – Пора, – еще раз сказал капитан самому себе, и пошел пешком.

– Я же вам говорил!!! – воскликнул Оскар. – Вот и все, что требовалось доказать, Учитель! А вы не верили? Никакого самоубийства! Она от нас просто слиняла! Вот это да! Вот это номер!

– Боюсь, что Мира прячется не от нас, – заметил Натан. – Все равно, информацию, которую пришлет Даниель, надо будет проверить по датам и персоналиям. Нам нужны железные доказательства: по всем играм большого и малого шлема, а также испанским теннисистам, молодым и старым. Такая информация должна быть в сети.

– Должна, – согласился Оскар. – Значит, Мирка с Жоржем в Европе и Глаз идет к ним!

– К Греалю, Оскар! К тому, в чьих руках сейчас эта вещь. Будем надеяться, что у них.

– Учитель, но Жоржа мы не найдем ни за что на свете!

– Найдем Мирославу, найдется и Жорж!

– А если она уже с этим… с испанцами в теннис играет? У их сиятельства часто меняется вкус.

– Не говори ерунды! – рассердился Боровский и выключил компьютер.

В лаборатории наступил непривычный мрак. Циркач отложил брусок и спрятал в рукаве наточенный нож.

– А я? – спросил он.

– А ты тут причем? – не понял Оскар.

– Что со мной?

– Думаю, мы должны дать человеку денег на дорогу, – предложил Натан.

– И куда я пойду?

– Гляньте-ка, Учитель! Разговорился! В новую жизнь ты пойдешь, дорогой! В светлое будущее!

– А старая жизнь? – не понял циркач. – Как с ней?..

– А старой жизни у тебя, Иван Палыч, нет. Нет, не было, и быть не могло.

– Не понял… Натан Валерьянович, почему?

– Вам придется смириться с тем, что есть, дружочек, и не роптать на судьбу, – согласился с коллегой Боровский.

– Всю прошлую жизнь ты был убийцей и вором, – напомнил Оскар. – И длилась она, чтоб тебе не соврать, дня два-полтора. Хочешь продолжить?

– Не ищите свой дом и родню, потому что у вас нет ни родни, ни дома. Не старайтесь вспомнить свое имя, потому что у вас не было имени. Придумайте свое прошлое сами, задумайтесь о будущем и ступайте с Богом. Не нужно взваливать на себя вину, ибо человек ни за что в этом мире не отвечает. Он не отвечает даже за самого себя.

– Вот так, – согласился с Учителем Оскар.

– Вы обещали мне вспомнить!.. – обиделся циркач.

– Не вспомнить. Мы обещали материализовать иллюзию, чтобы из этого эфемерного субстрата извлечь идею, которая станет ключом к решению нашей общей задачи. В этом случае мы получали направление поиска похищенного вами камня, а вы – иллюзию памяти.

– Как иллюзию? – не понял «Иван».

– К счастью, проблема решилась сама. И теперь было бы несправедливо адаптировать вас в реальности, которая не имеет к вам отношения.

– Как не имеет?

– Что вы с ним объясняетесь, Учитель? Он все равно не поймет.