Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 152 страниц)

Глава 3

Боровский вернулся из командировки и с облегчением узнал, что его разыскивала вздорная дама. Секретарша носила профессору бумаги на подпись и жаловалась. Рассказывала, как ненормальная вела себя в приемной, обнаглела до того, что требовала личный телефон Розалии Львовны. Женщина была не в себе. Она не представилась, передать ничего не просила, зато поставила на уши факультет, нагрубила декану и обозвала гусыней уважаемую женщину, Диану Анатольевну, заведующую лабораторией. Боровский улыбнулся, представив себе диалог графини Виноградовой с лабораторной «гусыней».

– Что вас смущает? – удивилась секретарша. – Название семинара утверждено в министерстве.

– Да, да, – кивнул Боровский и поставил подпись. – Раз уже утверждено…

– Натан Валерьянович, вы сможете сегодня присутствовать на защите?

Боровский откинул лист календаря. «Первое ноября, – было написано черным фломастером поперек страницы, – эвакуация имущества с дачи».

– Сегодня второе число, – напомнила женщина.

Натан перекинул лист. Второе ноября: «Пожар на даче, – было написано тем же фломастером, тем же почерком».

– Не смогу, – ответил Натан. – Сегодня на даче пожар. Я должен присутствовать. Как, пожар на даче? – встрепенулся он.

– Ну, знаете ли… – секретарша собрала в папку подписанные листы.

– Какой пожар на даче? Не может быть пожара на даче… Почему пожар? – оставшись наедине с собой, профессор впал в ступор. «Кто же мог, – соображал профессор, – проникнуть в кабинет в его отсутствие, и так жестоко пошутить над беззащитным, полусумасшедшим заслуженным маразматиком физико-математических наук?» Ситуация представилась профессору тупиковой, требующей анализа. Профессор проанализировал содержимое письменного стола своего кабинета на даче, куда он складывал расчеты и чертежи, а также тетради Оскара Шутова. Вспомнил, как сосед угрожал напустить на Оскара налогового инспектора, чтобы тот разобрался, не открылся ли в жилом помещении ночной компьютерный клуб. Профессор вспомнил, как предложил ученику перебраться к нему на дачу вместе с техникой и лично отвез его туда накануне. Лоб профессора покрылся испариной. Он сорвал трубку звонящего телефона и нервно закричал, что занят и не располагает временем для болтовни, но наткнулся на такой же нервный голос графини:

– У меня тоже нет времени!

– Мира?

– У меня последний жетон! Натан Валерьянович, сегодня ваша дача сгорит дотла! Вы слышите? От нее останется один фундамент… Ни Оскара, ни ваших дочерей там быть не должно!

– Почему? – удивился профессор.

– Вы слышали? Отправляйтесь ночевать к своей супруге и предупредите всех… – кричала графиня, – я лечу в пещеры. Мне некогда объяснять!

– Куда?

– Натан Валерьянович! Лучше у вас родится шестая дочь, чем пятеро осиротеют! Разве не прокормите? Прокормите, куда вы денетесь!

Графиня вышла из будки. Ее встретила очередь из пяти человек, встревоженных необычным поведением и информацией, которую Мира сообщала громче, чем объявлялись рейсы в залах аэропорта.

– Дерьмо! – выругалась графиня.

– Возьмите, – стоявший в очереди мужчина с кейсом протянул ей жетон. – Если вам нужно, возьмите, пожалуйста…

– Идиотизм! – повторила она. – До дебилов быстрее доходит, чем до этих долбанных физиков!

Графиня злобно взглянула на очередь, и та отпрянула от таксофона. Очередь в кассу растаяла при ее приближении.

– Один до Екатеринбурга, – приказала она, – и жетоны на сдачу.

– Мы жетоны не продаем, – сообщила девушка за стеклом.

– Билеты тоже не продаете?

– На Екатеринбург нет мест.

– Снимите бронь.

– Девушка… Регистрация заканчивается через две минуты.

– Я же не виновата, что у вас единственный телефон на весь зал и очередь в километр. – Кассирша только развела руками. – Я могу лететь стоя.

– Если вы не перестанете кричать, я позову охрану.

– Мне нужно в Екатеринбург, черт вас дери! Когда следующий рейс? Может, есть места на Челябинск?

– Нет, – ответила женщина. – И вряд ли будут. В этом направлении надо заранее бронировать места.

– А в каком не надо? – злилась Мира. – Сделайте что-нибудь, в конце концов! – кассирша нажала пальчиком на клавишу компьютера.

– Летите до Стамбула. Оттуда сегодня же чартером в Екатеринбург. В конце туристического сезона всегда есть места. Других вариантов я не вижу. Летите до Варны, оттуда чартер в Челябинск. В Омск есть сегодня же вечером рейс из Варны.

– Из Варны? – насторожилась Мира.

– Из Варны, – повторила кассирша.

Графиня вывалила на стойку паспорт с деньгами.

– Один до Варны на сегодня же, на сейчас же!

– Вылет из Домодедово. Начало регистрации через полчаса, – объявила кассирша железным тоном и приняла документ.

Мира отошла от кассы и пересчитала сдачу. О чартере на Урал и речи быть не могло. Ей хватало на дешевую гостиницу с дистрофическим завтраком, который скорее удивит желудок, чем укрепит ее дух перед беседой с Привратником. «Это судьба! – утешила себя графиня. – Если тебя ведут за руку, лучше не упираться». Она увела такси из-под носа рыжего джентльмена с кейсом, предлагавшего ей жетон, и отвернулась, чтобы не извиняться. Из сумки выпал сборник Бориса Виана…

– В Домодедово? – переспросил шофер.

– Что вы сказали?

– В Домодедово, я спросил? Иностранка что ли?

– Да… в Домодедово. Нет! – воскликнула «иностранка». – Заедем домой. В Москву! Быстрее!

Багаж графини Виноградовой тянул на семь килограммов, но она отказалась расстаться с ним, пронесла как ручную кладь и затолкала под кресло. «Судьба есть судьба, – решила графиня, – с ней не спорят, ее терпят. Если Валерьяныч не в конец отупел от своей квантовой физики, он поймет. Нужно время, чтобы до ученой головы дошло. Чем больше извилин, тем дольше идет информация».

Пассажиры проходили толпой в конец салона. Никто из них не желал присесть рядом с Мирой. «Потому что место занято, – решила она. – Рядом со мной сидит тот, кто забил все места на Екатеринбургский рейс; тот, кто подтолкнул меня лететь в Варну. Он же теперь держит меня за руку, чтобы я не выпрыгнула в последний момент из самолета. Сейчас мы взлетим, и место освободится».

Так и произошло. Как только борт набрал высоту, к графине подсел мужчина средних лет, рыжеватый и лысоватый, с аккуратной бородкой и красным лицом. Вернее, его подсадила стюардесса. Наверно тип сидел у кого-то на коленях, нарушая центровку самолета, в то время как впереди имелось свободное место. Красное лицо мужчины показалось Мире знакомым. Она узнала любезного обладателя жетона, который стоял за ней в очереди к таксофону, а затем на остановке такси… «Странно», – подумала графиня, – еще в очередях лицо мужчины ей показалось знакомым и отвратительным. Она не могла вспомнить, встречались ли они прежде, и при каких обстоятельствах, поэтому заговорила первая:

– Вы? – спросила графиня.

Мужчина почтительно улыбнулся.

– Приятное совпадение, – ответил он. – Мы летим одним рейсом…

«Еще чего не хватало! – подумала Мира, но промолчала. На попутчике был модный пиджак и перстень с бриллиантом. Отнюдь не дешевый кейс из натуральной кожи лежал у него на коленях. – Ладно… – решила графиня. – Возвращаться на перекладных с дальнобойщиками – удовольствие невеликое, а на обратный билет денег совсем не осталось».

– Почему бы нам ни лететь одним рейсом? – спросила она. – Бархатный сезон кончается. Вообще-то, я предпочитаю отпуск в горах, а вы?

Натан Боровский сорвался с кресла, вылетел из кабинета, прыгнул в машину и помчался по трассе, как угорелый. Патрульный инспектор не поверил ни глазам, ни радару. Он не узнал машину профессора, и, по правде сказать, не понял, что именно пронеслось мимо него по дороге. Двести километров в час показывал счетчик. Инспектор почесал затылок. Он знал тарифы на превышение скорости в двадцать, в тридцать километров в час… но не в сто десять, поэтому крепко задумался и решил передать информацию на следующий пост. Он умножил скорость на расстояние, и понял, что ближайший коллега уже опоздал знакомиться с водителем. Этой чести может удостоиться постовой соседнего района, если не будет зевать на посту. Инспектор взялся за аппарат связи. Ни номера, ни марки автомобиля он не запомнил. Он просто не успел рассмотреть объект.

– Быстро! Грузи компьютер в машину!.. – крикнул Натан ученику. Ключ заело в замке рабочего стола. Натан Валерьянович выдернул ящик вместе с замком. – Скорее, беги по соседям. Если кто дома, пускай уезжают. Бегом! Оскар, бегом!

Оскар выбежал на улицу в одной рубашке и переполошил окрестных старух. Натан кидал в багажник бумаги. Старухи бегали по участку.

– Война началась! – крикнул кто-то из них. – Американцы ракету пустили!

– Учитель, что случилось?

– Некогда! Некогда! – кричал Натан на ученика. – Бери рукописи, бери книги! Все, что успеешь!

Инспектор совершал объезд территории, когда ему навстречу медленно выехала машина до потолка нагруженная старухами. Багажник не закрывался от бумаг, к крыше был приторочен раздутый мешок. Автомобиль еле тянулся по обочине, цепляя брюхом асфальт.

– Господин профессор… – узнал Боровского молодой человек. – Вы не видели аварии впереди по трассе? Вам навстречу не двигалось ничего такого?..

– Ничего какого? – уточнил профессор.

– Такого этакого… Неопределенного цвета… ничего не показалось?

– Нет, – ответил Натан. – Но скоро покажется. Очень скоро покажется. Вам лучше это не прозевать.

Мотор загудел. Странный шум послышался под капотом. Натан удивился и заглушил двигатель. Гул не исчез. Инспектор поднял взор к небу. Большой пассажирский самолет плыл над верхушками деревьев в сторону дачи, волоча за собой шлейф огня и копоти. Гром его турбин сотрясал небо. Время, спрессовавшись в предчувствии катастрофы, потекло над головами очевидцев и замерло. От удара содрогнулась земля. Машина подпрыгнула над дорогой. Старухи перекрестились. Столб черного дыма вознесся над лесом, и солнечный день превратился в ночь.

Новый кавалер графини Виноградовой говорил по-русски с акцентом и представлялся американцем британского происхождения. Он путешествовал по служебным делам, владел фармацевтической фирмой, был большим любителем художественной фотографии и классической музыки. Генри Нельсон – представился он графине. Мира перешла на английский и удивилась. Ей показалось, что Генри Нельсон говорит по-английски не так, как говорят англичане, тем более, американцы. Среди ее знакомых было много соотечественников Генри, к тому же, Хант редко ошибался в акцентах и кое-чему ее научил.

Лишних вопросов графиня не задала. Представилась француженкой русского происхождения, сообщила попутчику, что приезжала проведать могилы предков, а теперь направляется отдыхать.

В Варне Мира получила естественное приглашение в ресторан. За бокалом вина она по секрету призналась новому другу, что в России ее ограбили, и теперь бедняжке не на что уехать домой. Она опять получила все, что хотела: предложение оплатить гостиничный номер и билет в любую точку мира, но с одним условием:

– Вы позволите мне сопровождать вас, Мирослава? – спросил рыжий Генри.

Не моргающий острый взгляд его бесцветных глаз вызывал тошноту, но Мира взяла себя в руки.

– Разумеется, – согласилась она.

Если б сэр Генри не мечтал вломиться к девушке в спальню, его б еще можно было терпеть. Фармацевт был щедр и хорошо воспитан, но сложная натура графини Виноградовой содрогалась при мысли, что их знакомство затянется до утра. Два билета в Париж были заказаны у нее на глазах, счет оплачен в гостинице. Графиня сидела в баре, потягивала через трубочку коктейль, оплаченный несчастным американцем, и вспоминала совсем другого мужчину. «В твои годы я крутился как миксер, – частенько упрекал ее Хант. – Работал на трех работах. Спал по два часа в день. А ты? Что ты умеешь делать, кроме как сидеть в барах и попивать коктейли?» Генри присоединился к графине с чашкой кофе.

– Холодно, однако, купаться, – сообщила Мира. – Я на денек отлучусь, проведать подругу, а вы дождитесь меня в гостинице.

Генри поцеловал графине руку, и та отвернулась, чтобы не видеть его красной макушки.

– Смогу ли я вынести разлуку?

– Сможете, – уверила фармацевта графиня, – если хорошо постараетесь. Найдете себе новую спутницу…

– Мирослава, если мне будет позволено сопровождать вас до дома подруги…

– Исключено! – заявила капризная дама. – Мы не виделись с подругой сто лет. Вам не будут интересны наши школьные воспоминания. К тому же вы не понимаете по-французски.

Генри не упал духом.

– Мирослава… – просмаковал он по буквам. – Вы – удивительная женщина и имя у вас удивительное.

Последний раз Мира содрогнулась от отвращения, когда вышла из душа и застала Генри у себя в номере. Фармацевт принес французское вино и любимый бельгийский шоколад графини. Он зажег у постели свечи, но вскоре убедился, что имеет дело с порядочной, целомудренной дамой, воспитанной в православных традициях.

На рассвете графиня пулей вылетела из отеля. Домчалась до аэропорта, истребовала билет, заказанный на ее имя, и тут же обменяла его на деньги. Идея возвращаться в Москву автостопом в кабинах дальнобойщиков уже не казалась ей глупой. Графиня пересчитала наличность и прыгнула в такси.

– Свобода! – воскликнула она, когда машина свернула с Приморского бульвара.

Мира представила себе физиономию Генри, который утром постучится к ней в номер с чашечкой кофе, и на душе у нее стало легко, словно путь лежал не в логово Привратника, словно она ехала на свидание к любимой подруге и предвкушала встречу. Мира так вдохновенно врала, что провалилась в соседнее измерение, где подруга уже готовила завтрак, с нетерпением глядя на часы. Дорога шла легко, время летело незаметно. К полудню графиня узнала поворот на Слупицу, и ее осенило: акцент сэра Генри похож на акцент Жоржа Зубова, который не был американцем и не старался выдать себя за англо-говорящего, несмотря на то, что знал английский язык лучше Миры.

Страшные догадки стали посещать графиню одна за другой: богатенький Генри стоял в очереди к телефону… Не может быть, чтобы он не имел мобильник в каждом кармане. Он слышал разговор с Боровским и ни разу не коснулся темы. Он примчался в Домодедово на то же рейс… Мира побледнела от ужаса. Кейс, с которым Генри не расставался ни на секунду, был в точности таким, как описывал доктор Русый – радиопоисковое устройство, с помощью которого Жорж пеленговал Гуся. «Боже, – испугалась Мира, – где я могла раньше видеть этого типа? До чего же знакомая рожа». Графиня вспомнила, как застала его в своем номере и обернулась. Погони не было видно. Дорога петляла на поворотах.

– Стой! – приказала она водителю. – Нет, поезжай. – Водитель дернулся над обрывом. – Поезжай, как ехал.

– В чем дело? – удивился водитель.

– Вот что, парень, – сказала Мира и вынула кошелек, – притормозишь на следующем повороте, и поедешь дальше.

– Куда я поеду?

– Вперед, пока не убедишься, что нет погони.

– Что за погоня? – испугался шофер. – Ты не говорила, что будет погоня. Я за бесплатно от погони уходить не буду.

– Будешь! – ответила графиня. – Жить захочешь – все будешь делать бесплатно.

Профессор Боровский присутствовал на защите, но в прениях участия не принимал. Он принимал таблетки валерианы, стараясь не привлекать внимания к своей персоне. Освободившись, он первым делом дозвонился в аэропорт.

– Москва-Екатеринбург?! – воскликнул профессор, хватаясь за сердце. – Прошу вас, умоляю, в списке пассажиров могла быть Виноградова Мирослава… – Натан опустился в кресло. Коллеги замерли возле его стола.

– Воды, Натан Валерьянович? – предложила секретарша.

Кто-то нес в кабинет графин, кто-то рыл шкаф в поисках валидола. У Боровского темнело в газах, пока дама из справки изучала список.

– Нет? – переспросил он. – Вы уверены? Прошу вас посмотреть еще раз внимательно. Она брала билет перед самым вылетом. Может быть, не успели внести в список? Благодарю вас, благодарю… – произнес Натан и положил валидол под язык. – Позвоните Розалии Львовне, сообщите ей, что я жив.

Озарение застало графиню Виноградову в одиночестве на пастушьей тропе, уставшую и беспомощную. Она вспомнила портрет вельможи викторианской эпохи, обезобразивший стену старинного Йоркширского особняка, который принадлежал другу Юргена Ханта по имени Крис. И портрет, и особняк, и коллекцию старинной мебели Крис унаследовал от покойного дядьки. Мире еще тогда не понравился колючий взгляд и клинышком выбритая рыжая бороденка.

– Предок? – спросила графиня у хозяина дома.

– Ни в коем случае, – испугался хозяин. – Я сам его боюсь. Даже прикасаться к нему не хочу, потому и висит, – признался несчастный. – Я даже в холле боюсь находиться один, оттого, что он все время на меня смотрит.

Храброе сердце графини задрожало как овечий хвост. «Копия Генри, – вспомнила она. – Точно та же гадкая рожа, будто с него рисовали!»

Портрет, висевший на стене английского замка, датировался девятнадцатым веком, титул вельможи был выгравирован на золотой табличке. Мира не могла вспомнить имя. В прошлой жизни ее подобная информация вряд ли интересовала. Это были счастливые и беззаботные времена. Каждый день они с Ханни гостили у какого-нибудь нового друга, и у каждого друга был дом, и каждый английский дом был в чем-то особенным. Но именно тот день она запомнила на всю жизнь. Хант обмывал коньяком победу немцев над французами в чемпионате мира по футболу, а Мира слонялась по усадьбе в поисках привидений. Тогда в их жизни не было Даниеля. Его место занимал Томас – начинающая рок-звезда. Томас жил на диване, бренчал на гитаре и дождаться не мог наследства от Ханта, чтобы создать собственную рок-группу. Хант не спешил с наследством. Более того, не собирался продюссировать бездельника. Томас ждал, раздражался и требовал внимания. Хант делал вид, что занят, и разъезжал по старым друзьям. Пока не появился Даниель, Хант пил за всю футбольную лигу и Мира не могла расслабиться ни на минуту.

Французский коньяк отомстил немцу за поражение. Мира не успела вызывать такси, как Хант добрался до хозяйской машины и оконфузился, не увидев руль на привычном месте. Раньше, чем Мира заподозрила неладное и домчалась до гаража, Хант вспомнил, что находится в Англии, и перелез на место водителя.

– Ты не можешь в таком виде вести машину! – испугалась графиня, но Хант вцепился в руль мертвой хваткой.

– По-твоему, я могу в таком виде идти пешком? – удивился он, и руль не отдал.

Пока в их жизни не появился Даниель, Хант неплохо водил машину. Он удивительно ровно ехал по правой стороне, объезжая по обочине встречный транспорт, потом наехал на огни полицейского кордона. К тому времени Хант просто перестал соображать и вместо того, чтобы выйти из машины и объяснить свое поведение, просто вывалился на землю.

До утра Мира бегала вокруг полицейского участка, будила знакомых и адвокатов. Она всполошила весь Лондон, но хлопоты оказались напрасными. В участке Хант выспался, принял человеческий облик, был опознан, и, как только смог держать ручку, приступил к раздаче автографов.

От волнения у Миры закружилась голова. Она вытряхнула из сумки вещи, обшарила карманы, но передатчика не нашла. Только Женька Русый знал, как выглядит маячок размером с игольное ушко. Мира же знала, что этот прибор можно найти только специальным устройством. Генри мог заткнуть его в любой шов любой тряпки, надетой на графиню, кроме нижнего белья, потому что нижнее белье присутствовало с Мирой в душе, когда фармацевт беспардонно бродил по номеру. Мира пришла в ужас. Она бы отправилась в Слупицу в одних трусах, если б не боялась замерзнуть. Погони не было, графиня вскинула сумку на плечо и побрела навстречу закатному Солнцу, пока не наткнулась на хутор.

Частное владение не было ограждено забором. Графиня споткнулась о собаку, которая никак не реагировала на появление гостьи. Хозяйка хутора развешивала во дворе белье и на графиню тоже внимания не обращала.

– Говорите по-русски? – зачем-то спросила Мира и получила отрицательный ответ. Графиня приблизилась к женщине, встала у таза с пеленками, стала наблюдать за работой. Женщина только недоверчиво косилась в ее сторону.

– Однако здравствуйте, – поздоровалась гостья.

– Здравствуй, – ответила хозяйка.

– Помогите мне, пожалуйста, у меня беда.

– Что ты хочешь? – спросила женщина, продолжая заниматься своими делами.

– Разве у вас не продают подгузники? – удивилась графиня.

– Тебе нужен подгузник?

– Мне какая-нибудь простенькая одежда. Неважно какая, только чтобы не замерзнуть. А взамен я оставлю свою.

– Зачем?

– В залог. Это дорогая французская куртка… Знаешь, сколько стоит?

– Зачем мне французская куртка, тем более, ношеная?

– Постираешь – продашь, – преложила Мира, – если я не вернусь. Но я вернусь. Мне надо сбегать… здесь недалеко. В одно место… Туда и обратно. Я вернусь через сутки, обещаю. Документы оставлю в залог.

Женщина недоверчиво оглядела графиню.

– Нет у меня лишней одежды.

– Старые тряпки у тебя есть? Я одежду не прошу. Мне лишь бы не околеть.

– Зачем это? – спросила женщина утомленным голосом. – Шла бы ты лучше отсюда, пока я мужа не позвала.

Мира догадалась, что дела плохи. Она прошлась по тропе от крыльца до собаки и от собаки до крыльца, поразмыслила о жизни и спросила себя: как в ее ситуации поступит умный, уверенный в себе человек, допустим, Жорж Зубов? Решение пришло сразу. Графиня вынула из кошелька сотенную купюру и протянула хозяйке.

– Я плачу за услугу. Пожалуйста, очень надо.

Женщина вытерла руки об фартук, рассмотрела купюру на свет, поскребла ногтем воротник президента Франклина. Надежда согрела душу графини.

– Ну, я не знаю… подойдет ли тебе мое старое пальто? Правда, оно сильно порвано.

Через минуту графиня Виноградова, раздевшись до трусов, выгребала барахло из комода и развешивала на перилах детской кроватки. Хозяйский сын мирно спал с пустышкой во рту в облаке пыли и нафталина.

– Я все свои вещи соберу в сумку, – сказала Мира, примеряя застиранные армейские штаны, – а ты закопай их поглубже в подпол и учти… если меня кто-нибудь будет спрашивать…

– Я тебя не видела…

– Наоборот! Скажи, что была такая, вертелась тут, но вдруг исчезла неизвестно куда.

– А кто тебя ищет?

– Не важно.

– Нет, так дело не пойдет. Я согласилась только стеречь одежду и документы.

– На, – Мира достала еще одну купюру и стала застегивать телогрейку. – Отдаю последнюю, больше все равно нет. Какие ж вы, болгары, жадные и ленивые… Нет слов! У вас даже собаки ленятся гавкать. Ничего же делать не надо! Даже врать не прошу!

– А вы, русские, щедрые и работящие? – оскорбилась хозяйка.

– Мы помогаем людям, которые оказались в беде! – заметила Мира.

– Я же тебе помогаю…

– Тогда дай мне мешок. Вон тот, из-под картошки, а сумку себе оставь.

Путаясь в штанинах и спотыкаясь сапогами о камни, графиня Виноградова подтащила к шоссе семикилограммовый мешок, и кинусь на проезжающий грузовик.

– Поехали, – приказала она водителю.

– Куда?

– До чего же любопытный народ, – удивилась графиня. – Здесь что, две дороги? Поехали и живее!

В сумерках Валех отворил ворота дольмена и увидел на пороге изможденную женщину с мешком на плече. Чужие сапоги делали женщину похожей на клоуна, ее волосы были растрепаны, лицо испугано. Женщина была бледна и едва стояла на ногах, но к Привратнику не приблизилась. Она поставила мешок у ворот, развязала его и явила взору Привратника стопку книг.

– Вот, – объявила она. – Жюль Верн, «Дети капитана Гранта». Я ее перечитала раз сто. О том, как мальчик и девочка наняли ученого и отправились искать своего пропавшего отца. Хотите узнать человечество? Выбросите ту ерунду, что натаскали от Валерьяныча. Хотите узнать, что такое человек? Пожалуйста, Фазиль Искандер, «Избранное». Почитайте, – продолжила она. – Сделайте одолжение. Набоков. Два тома. Если вы не читали Набокова, считайте, что вы вообще ничего не читали. По крайней мере, будете знать, чем отличается литература от припадка графомании. Это вам для сравнения. Лучше Набокова не пишет никто, потому что это невозможно… писать лучше Набокова. Разве что… Нечто новенькое появилось в России, пока я жила в Европе. В.Пелевин. Тоже рекомендую. Если вы хотите что-нибудь понять в нынешнем поколении… Я думаю, если кто из современных авторов уж точно застолбил себе место в истории литературы, – это Пелевин. Через сто лет нас будут изучать по его книгам. Даю в оригинале. Я читала английский перевод, – он не так хорош. О русских людях и русских проблемах невозможно говорить на чужом языке. Вы должны почувствовать это сами. Я с удовольствием прочитала. Для меня он, конечно, сложен, а, для вас в самый раз. – Привратник высунул наружу нос и свесил его над «книжным прилавком». – Довлатов, избранное, – продолжила Мира. – Довлатова я безумно люблю. Вы знаете, я даже встречалась с ним лично в Лос-Анджелесе на конференции писателей-эмигрантов, но он, конечно, меня бы не вспомнил. Это вам для отдыха души и для понимания поколения, которое запарилось строить коммунизм. Если вам действительно интересно наблюдать человечество, если вы хотите что-нибудь в нас понять… А если захотите совсем запутаться… Вот, пожалуйста, Иосиф Бродский с автографом. Очень дорогая для меня реликвия, память о нем и о Венеции. Смотрите сюда: Венеция, год, дата, число, подпись. Дарю. Мопассан в оригинале – тоже дарю, и Борис Виан… Если вы захотите понять меня лично, мне будет приятно. Вы же читаете по-французски?

Привратник сосредоточился на ассортименте. Поверх Бориса Виана лег Достоевский и Кафка. Графиня Виноградова уняла дрожь в коленках и вытерла пот со лба, прежде чем вытряхнуть из мешка последнюю книгу.

– А это, извиняюсь, Библия. Я подумала, вдруг у вас нет… Эта самая древняя книга. Он нее все книги произошли. Господин Валех, мне нужен «День Земли», – объявила графиня и написала черным фломастером на светлой обложке: «20-е ноября». – Вы поняли меня, достопочтенный Привратник? Но если вы считаете, что в этих книгах информации о человечестве меньше, чем в ваших «философских камнях», я тут же унесу все обратно, даже торговаться не буду. – Привратник не обронил ни слова. – Вы поняли, о чем я прошу? Так, как мы поступим? Я оставляю книги или несу назад? – Привратник оторвался от книг и поднял взгляд на графиню. – Думайте быстрее, пока мой поклонник не настиг меня на вашем подворье. Знаете, кто он? Генри Нельсон, – объявила графиня. – Сгорает от страсти. Прет по следу, как дикий волкодав. Думаю, налегке я скорее добегу до села и поймаю попутку. Только мне почему-то кажется, что он ищет не меня, а вас. Датчики зачем-то мне в карман насовал. Интересно, что ему от вас надо? – Привратник снова опустил взгляд на книги, сложенные стопками у ворот. – Значит, договорились? – спросила графиня и отступила на шаг. – Значит, договорились, – решила она и побежала назад в село, нелепо шлепая сапогами.

Утром следующего дня Мира с трудом нашла хутор с ленивой собакой.

– Забирай деньги, – сказала хозяйка и загадочно улыбнулась. – Забирай свою сумку. Если хочешь, подожди, муж отвезет тебя в город. Забирай же, – настаивала она, засовывая деньги Мире в карман, – и не думай плохо о болгарах.

У сарая стоял грузовой фургон, из-под фургона торчали мужские ноги, по размеру как раз подходящие к сапогам, выданным графине для путешествия в Слупицу.

– Благодать небесная снизошла на вас, пока я по делам ходила? – удивилась графиня.

– Тебя искали.

– Что? – воскликнула она. – Кто искал?

– Мужчина.

– Рыжий, лысый с бородкой?

– Он.

Графиня остолбенела.

– Давно искал?

– Вечером, – объяснила женщина. – Ты не бойся, он уехал и нескоро вернется.

– Он вернется?

– Он купил у нас хутор. Хорошие деньги дал. Ты не знаешь, как давно мы пробуем его продать. А твой рыжий дядька купил, не торгуясь. Мы уже получили задаток. Сегодня муж едет в банк и тебя отвезет. Мы уезжаем в Монтану, к моей семье. Купим дом, там будет работа, сын пойдет в колледж. Разве плохо? Странный мужик. Зачем ему хутор, если у него столько денег? Он вполне мог купить себе дом возле моря и сдавать его отдыхающим.

– Действительно странно, – согласился Валех. – Если ты знаешь, как нужно писать, почему не пишешь так, как Набоков?

– Потому что не умею.

– Потому что люди для тебя – персонажи. Потому что тебе нет до них дела. Ты даже не знаешь их в лицо, а ведь они по твоей прихоти живут и умирают. Тебе ничего не стоит разбить самолет с сотней пассажиров на борту, лишь бы я не узнал, что прячут физики в своем рабочем столе. Ты не будешь писать как Набоков, потому что ты не чувствуешь то, что чувствуют родственники, приехавшие в аэропорт. Эти люди для тебя никогда не существовали.

– Эти люди живут и думают, что с ними не случится ничего плохого. Что все несчастья и болезни их обойдут. Именно их. Они считают, что катастрофы случаются только с неудачниками. Они считают, что жизнь – это то, что они выдумали для себя сами. Мне приходится напоминать о том, что это не так.

– Странно, – сказал Валех. – Один я, глупец, всегда живу с предчувствием катастрофы. Только мне все время кажется, что ни одна напасть не проскачет мимо меня. Только я один догадался, что жизнь – это расплата за чей-то вымысел. Если еще раз захочешь разбить самолет…

– Хорошо! Беру самолет обратно. Сажаю его в аэропорту, а ты помогаешь графине.

– Не уверен, что твоя графиня нуждается в моей помощи.

– Тогда окажи ей услугу. Считай, что это женский каприз.

– Если женские капризы не пресекать в зародыше, на Землю вернется матриархат.

– Если ты не поможешь графине, никакой Набоков тебе не расскажет, что у нее на уме. А я расскажу. Меняю информацию на «День Земли» для своей подруги.

– Не уверен, что графиня нуждается в твоей дружбе. Если кому и стоило напомнить о вечном…

– Я извиняюсь только за самолет. За графиню я ответственность нести отказываюсь. Она неуправляемая девица. Если б я знала, что она такая, ни за что бы не связывалась. Дашь ты ей этот «День», или нет, все равно, она пойдет и сделает все по-своему.

– Это будет тебе хорошим уроком.

– А тебе плохой рекламой. Мои персонажи правы в одном: ни один Ангел ни разу в жизни ни на один человеческий вопрос не ответил прямо. Не захотел лишать себя удовольствия наблюдать, как ничтожный и беззащитный Человечек сам прорубается к истине.

– Еще раз повторюсь для маленьких, непознанных Человечков: Привратник не нуждается в рекламе. Его репутация говорит сама за себя. Но если Ангела не видно, это не значит, что его нет. Если Ангел не тащит за тебя по базару мешок картошки, это не значит, что он не помогает. И если существует мир, недоступный природе Человека, это не значит, что он параллелен. Ты же не считаешь, что рентгеновский аппарат фотографирует параллельный мир? Не стоит Человеку делать загадку из собственной слепоты. Это не украсит его суть.