Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 118 (всего у книги 152 страниц)

Индеец не шевельнулся, пока Эрнест не выпрыгнул из машины и не предстал перед ним. Заплаканный ребенок, минуту назад готовый драться за свои убеждения, оказался исполину по пояс. Подоспевший к нему Натан Валерьянович на всякий случай взял крошку за руку.

– Ну… – сказал гигантский индеец, глядя на гостей сверху вниз. – Мамашка-то где? Так спешил, что выронил по дороге?

– Мама наша сейчас далеко, – ответил Натан. – А в спешке я виноват. Знаете ли, недавно во Флориде, плохо ориентируюсь.

– Идите за мной…

– Погоди, – Натан остановил крошку-графа, но тот вырвал руку и шагнул в туман вслед за индейцем. Натан последовал за ними, утопая в грязи ботинками. Больше всего на свете он боялся упасть в канаву, а, выбравшись, не увидеть ребенка. Натан Валерьянович нервничал, пока опора под ногами не стала твердой. Рассеялся туман. Грязные следы мокасин простирались по гладкому камню.

Стены выросли вокруг с двух сторон, вместо потолка над головою открылось чистое небо. Натан Валерьянович догадался, что шествует по аллее славы. Стены коридора были увешаны живописными портретами чемпионов. В лавровых венках и коронах. Все они были оправлены золотыми рамами, под каждым золотыми буквами было написано название турниров, но Натан Валерьянович не умел читать руны и только поправил очки, чтобы портреты не расплывались.

Эрнест зажмурился и позволил дяде Натану снова взять его за руку. Индеец обернулся.

– Все они одинаковые, – сказал он. – Все боятся поднять глаза в галерее. Знаешь почему? Потому что страшно не увидеть здесь свою морду.

– Мы еще не заслужили портрет, – заступился за воспитанника Натан. – Как знать, может и для нас когда-нибудь место найдется.

– Свободного не найдется, – ответил индеец. – Рамы давно заполнены.

Индеец не лгал. Коридор закончился и на всем протяжении маршрута Натан Валерьянович не увидел места для новых портретов, а Эрнест ни разу не поднял головы. Коридор закончился высокой старомодной конторкой, на которой лежал документ и стояла чернильница, наполненная бурой жижей. Индеец обо всем позаботился до приезда гостей и не собирался тратить на процедуру много времени.

– Подписывать разборчиво, аккуратно, – сказал он. – Дату не ставить. Не ваше дело, когда придет срок.

Эрнест выхватил перо из чернильницы, и налил на конторке лужу.

– Пока не прочту, ничего не буду подписывать, – предупредил Натан, отбирая перо у ребенка.

Индеец усмехнулся. Эрнест пришел в ярость.

– Перестань! – прошипел он. – Здесь не принято!.. Так не по правилам! Мы можем остаться ни с чем! Я уже подписал. Просто поставь свою закорюку и уходим домой.

Индеец усмехнулся еще раз и отошел от спорщиков на пару шагов, чтобы их дебаты с чернильными брызгами не обгадили его костюм.

– Эрнест! – рассердился Натан. – Запомни на всю жизнь: прежде чем ставить подпись на документ, надо его внимательно прочитать! Документ для того и составляется, чтобы потом использовать его против тех, кто подписывал, не читая.

– Я не собираюсь читать! – отрезал мальчишка.

– Зато я собираюсь!

Натан Валерьянович взял бумагу и понял, что очки для чтения оставил в машине. Он ни буквы не разглядел. Только догадался по количеству абзацев, что контракт имеет три пункта.

– Читай, – сказал он. – Читай вслух и думай над каждым словом!

Эрнест задумался над первым абзацем.

– Дядя Натан… Здесь написано, что после заключения сделки, моя жизнь будет принадлежать не мне, а ему, – он указал пальцем в сторону высокой фигуры, окаменевшей на фоне мемориала.

– Тебя устраивает такое положение вещей?

– Не знаю, – пожал плечами Эрнест. – Здесь еще написано, что я безукоризненно должен выполнять указания Гида, даже если они не будут относиться к игре. Не я буду жить в своем теле, он будет жить там вместо меня.

– И это тебя устраивает?

– Еще здесь написано, – мальчик перешел на шепот, – дядя Натан, здесь написано, что за время жизни я обязан совершить несколько ритуальных жертвоприношений.

– Это как? – удивился профессор.

– Очень просто: замучить до смерти кого-то из моих близких и притащить на святой алтарь в обмен на удачу. Когда и кого, он скажет… – слезы, не успевшие высохнуть, вновь навернулись на глаза. – Дядя Натан, как же так?

– Вот что! – решил Натан Валерьянович… взял контракт и порвал его на куски. – Я, на правах отца, запрещаю вам приближаться к мальчику с подобными предложениями. Или вы в корне пересмотрите условия сделки, или мы выберем другой вид спорта.

– Бестолковый какой-то папашка, – вздохнул индеец. – Мамашка – куда разумнее. Ну что ж, как знаешь, как знаешь… – сказал он, не повернув головы на рассерженного отца. – Желающие найдутся.

– Поищите их в другом месте, – ответил Натан. – Если вам не подходит здоровый мальчик с прекрасными физическими данными, который с удовольствием тренируется, поищите другого, который пожертвует всем, чтобы занять свое место в раме.

Но даже после этого индеец на Натана Валерьяновича не взглянул, только продолжал с насмешкой глядеть на слезы, что градом катились по щекам крошки-графа.

– Пойдем, – сказал Натан и повел Эрнеста обратно по коридору, увешанному портретами чемпионов. Крошка не видел стен, потому что слезы застилали глаза. – Ничего, – успокаивал Натан. – Мы дождемся, когда наш наставник поправится, выйдет из больницы… когда у него заживет рука и он сможет держать ракетку, чтобы заниматься с тобой. Извинимся, если надо. Мы извинимся? – мальчик кивнул, глотая слезу. – Мы пройдем медкомиссию, составим расписание тренировок, запишемся в их бассейн, чтоб далеко не ездить. Ты ведь хочешь играть, Эрнест? Тебе ведь нравится теннис? Что с того, что они помешают тебе стать чемпионом? Мы еще посмотрим, как у них это получится! Если ты будешь хорошо тренироваться, то обыграешь, кого захочешь. Ты же говорил, что спорт – это честный способ заниматься ерундой. Какой же он честный, если тебе предлагают такую гнусную сделку? Это совершенно нечестно с их стороны, и ты не должен переживать по этому поводу. Ты должен играть и тренироваться, тренироваться и играть. Запретить себе даже думать о том, что в спорте есть еще какой-нибудь способ достичь успеха. Если будешь уверен в том, что ты самый сильный, никто не сможет тебе помешать. – Малыш закрыл ладонью глаза. Чтоб чемпионы, развешанные на стенах, не видели его слез. – Ничего, ничего… – утешал ребенка Натан. – Все утрясется и образуется. Не знаю, малыш, что ты в жизни проиграл, не подписав контракта, одно могу сказать точно: сегодня ты выиграл главное, ты не потерял уважение к себе. Думаю, что все мы, и мама твоя особенно, будем гордиться тобой.

– Дядя Натан, – всхлипнул мальчик и остановился, заметив под ногами белое облако, – мы в дехроне?

Натан обернулся. Туман с двух сторон коридора настигал беглецов. Небо закрыла туча.

– Дядя Натан, – испугался мальчик, – что теперь будет? Коридор превратится в кольцо?

– Сначала надо успокоиться и взять себя в руки, – ответил Натан и заметил страх в заплаканных глазах графа. – Что ты делаешь, когда начинаешь проигрывать? Как ты учил меня сам: первым делом надо перестать бояться соперника. Вспомни, Эрнест! Мы с тобой никакого дехрона не боимся. Просто делаем то, что делали. А именно, возвращаемся домой. Посмотри на портрет и скажи, какой на нем год.

– Мальчик с опаской взглянул на портрет.

– Тут не написаны годы.

– Посмотри на человека, который там нарисован, и скажи, в каких годах он стал чемпионом? Ты же знаешь их всех. Ты же открытки собирал с их портретами.

Крошка граф поморщился, поднимая глаза.

– Знаю. Этот закончил играть в год, когда застрелили американского президента. В тот же год он был у нас в форте. Я предложил игру, а он… посмотрел на тотализатор и сказал, что повредил лодыжку, когда давал пинка своему слуге. Ему тогда никто не поверил. Все смеялись. Дядя Натан… давай вернемся домой.

– Ты молодец, малыш! Мы вернемся, но для этого надо найти портрет человека, который играет сегодня. Первую ракетку мира, из которого мы пришли. Дверь будет у него за спиной. Знаешь кто это?

– Федерер. Он лучший! Ты тоже знаешь. Ну, дядя Натан… Ты тоже видел его.

– Я без очков.

– Ну, дядя Натан…

– В чем дело, Эрнест?

– Если он здесь, значит я ничтожество!

– Кто тебе это сказал? Что за глупости?

– На его месте должен быть я…

– Каждый человек в этой жизни стремится занять свое место. Только ты один хочешь занять чужое.

– Если б ты меня любил, ты бы понял… – хныкал ребенок. – Если б ты меня любил, то подарил бы дольмен. Тогда я смогу с ним играть и взять титул. А так… ни за что сыграть не дадут.

– Конечно, не дадут, если будешь воевать с портретами за место в раме, а не со спортсменами на турнирах. Эрнест, если ты не прекратишь истерику, я закажу у художника твой портрет и повешу здесь сам. Поверь, я найду тебе место на стенке, но разве ты этого хочешь от жизни?

– Я ничего не хочу! – рассердился ребенок. – Я хочу домой. Дядя Натан, поедем к дольмену.

– Как я пущу тебя в дольмен, если ты из простого портала самостоятельно выйти не можешь?

Эрнест вырвал руку и пошел вперед по галерее. Пошел решительно и победоносно, пока не встретил нужный портрет.

– Вот он, – сказал граф и стукнул по стене кулаком. – Радуйся. Моей карьере конец. Можешь делать из меня физика.

От удара стена пошатнулась, покачалась немного на хлипком фундаменте, и рухнула в траву, накрывшись портретом. Впереди показалась дорога. На обочине стоял знакомый автомобиль.

– Я хотел, чтоб ты понял о физике кое-что… – сказал Натан. – Теннис на девяносто процентов состоит мастерства и физической подготовки, но есть еще десять процентов удачи, ради которой мальчики, такие как ты, готовы подписаться под любым скотством. Так вот, эта удача – и есть физика. Физика времени! Понимаешь?

– Не… – не поверил Эрнест. – Честно? Или ты сказал, чтоб я успокоился?

– Если ты будешь осваивать науку также серьезно, как теннисную ракетку, ты однажды поймешь, что удача имеет физические законы, так же, как удар по мячу. Современная наука еще не знает об этом, а ты уже знаешь.

– А ты уверен?

– Когда мы шли туда – на стенах висели другие портреты. Если ты еще раз сюда попадешь – лица в рамках опять поменяются. Они будут меняться каждый раз, от каждого взгляда, а что там будут за люди, зависит от того, как на них посмотреть. С завистью или с достоинством.

– Нет… Ты уверен, что портреты менялись?

– Если б ты не боялся, мой мальчик, так же смело смотреть вокруг, как внутрь себя, мне бы нечему было тебя научить.

Глава 4

«…Человек, не знает мира, в котором живет, потому не знает себя. Только вины человеческой в этом нет, потому что он появился на свет не по собственной воле: видящим, но не зрячим, мыслящим, но обреченным… Как удержаться на тверди земной? Отчего она стала вдруг круглой и потерялась в космосе? Кто такие «Они», существа, которые знают ответы на все вопросы, и ни за что не скажут. «Они» – назывались Богами, когда человек верил в Богов, пророками, когда верил пророкам, «Они» демонстрировали человеку силу и власть, но всегда скрывали лицо, потому что не имели лица. От сотворения мира «Они» общались с людьми через избранных, являясь под масками, но ни разу в истории никому не показали лица. Разумный человек на Земле не подчинялся слепо Их воле. Всегда искал компромисс, но всегда понимал, что не он хозяин Земли. Человек передавал свои страхи потомкам, но написанное предавалось огню, и новые люди отправлялись на поиски новых истин…»

– Что вы делаете возле медпункта? – удивился Савелий. – Что это? «История мира»? – он заметил в руках Боровского необычную книжицу. – Откуда? Как она попала к вам в руки? У вас проблемы, Натан Валерьянович?

– С чего вы взяли?

– Книги, подобные этой, тщательно выбирают хозяев.

– Да, у меня проблемы, – согласился Натан, поглядывая на дверь медицинского кабинета.

Сава сел рядом, не дожидаясь приглашения.

– У вашего сыночка прекрасные данные, – сказал он. – Я говорил со специалистами. Все отметили, что он чрезвычайно одаренный мальчик. Мне ничуть не стыдно за моего протеже. Неужели травма? – Сава Некрасов уставился на ветхую книжицу в руках профессора, как на ящик Пандоры, нечаянно вскрытый невеждой. – Мы с вами рассуждали о сакральных вещах, – напомнил он. – Говорили о свойствах необыкновенных предметов, которые иногда проникают в наш мир. Они универсальны потому, что имеют природу реального мира, единую для всех производных частот. Но вовсе не каждое слово, написанное на них, соответствует реальности.

– Это значит, что мы с вами тоже, Савелий, имеем природу иллюзорную, – заключил профессор.

– В каком-то смысле так оно и есть, – согласился Сава после недолгой паузы. – Иногда человеку в руки попадают книги, в которых больше обмана, чем в наших учебниках физики. Изучать историю мира по этой книге – работа неблагодарная и непрактичная. Истинной истории вы не прочтете нигде, потому что это самообман.

– Так же как физика мира… – продолжил мысль Боровский. – И задачи, которые вы ставите передо мной, в той же степени непрактичны.

– Наша программа спасения – Святое Писание по сравнению с книжонкой, что попала к вам в руки. «История Мира» написана до конца времен, но как только вы развернете ее, истины превратятся в ложь. На протяжении всей истории, сплошь и рядом мы сталкиваемся с фактами невероятных открытий, не замеченных современниками. Открытий по важности сопоставимых с полетами в космос. Через сотни лет признание получали другие люди, а истинных первооткрывателей обвиняли в том, что сакральные книги не вовремя попали им в руки. Взять хотя бы вас, дорогой профессор: вы лишились кафедры сразу, как только дали определение времени и подкрепили его математическим доказательством, основываясь на константах первичного поля. Тот, кто увидит у вас в руках эту книгу, скажет, что вы просто открыли ее дальше разрешенной страницы.

– Ну… – смутился Натан и положил книгу в сумку, – если быть откровенным, я не поэтому лишился кафедры. Для этого были причины, к науке отношения не имеющие.

– Вот! – торжествовал Некрасов. – Все без исключения ученые, заглянувшие в будущее, уверены в том, что в их несчастьях повинны сопутствующие обстоятельства. Но иск будет предъявлен вам, и чтение «Истории Мира» станет уликой на стороне обвинения. Поверьте мне, как юристу.

– Кто предъявит мне обвинение?

– Я бы не хотел… – растерялся Сава.

– Говорите, как есть. Прямо и откровенно, если рассчитываете на прямоту и откровенность с моей стороны. Кто такие «Они», кто эти существа, резиденты реального мира, которые «программируют» нашу жизнь? Кто эти загадочные личности, о которых мы с вами говорим уже не первый день, не называя имен. Пока я не получу ответ на этот вопрос, я не смогу принять правильное решение.

– Вы должны принять самостоятельное решение, – ответил Савелий. – Оттого, сможете вы сделать это или нет – зависит многое, если не все. Натан Валерьянович, это инициация. Проверка на зрелость. Если хотите, экзамен на самостоятельность человеческого интеллекта. Нужно родиться с короной на голове, чтобы принять решение самому, без гарантий и поручителей, без доказательств, без решений ученых советов и директив министерства образования. Когда все карты выложены на стол – решение принимается просто. На это способен любой из нас, но далеко не каждый может пойти своей дорогой по дикому лесу. Вы должны принять решение сами, потому что те, кого вы называете словом «Они», ни за что не позволят распоряжаться судьбами человечества субъекту, внутренне неготовому…

Натан Валерьянович посмотрел на часы, на расписание работы физиотерапевтического кабинета и понял, что мысли его слишком далеки от решения мировоззренческих проблем. Несколько минут назад он с удовольствием читал книжечку, найденную на Юлиной полке, а теперь не знал, куда деться от бремени, повешенного на шею.

– Видите ли, в чем дело, Савелий…

– В том, что настоящий теннисист начинается с травм, – догадался Некрасов.

– Это пустяки. Ничего серьезного.

– Сегодня я видел, как играет ваш сын. Видно, что мальчик помешан на теннисе. Это у него от вас?..

– От матери. Она увлекается. У меня в роду спортсменов не было.

– Но это вовсе не от рода зависит, – разъяснил Савелий профессору. – Скорее от Ангела. Каков Хранитель – таков хранимый. Они направляют нас по жизни на путь истинный.

– Только не говорите мне об Ангелах, Сава, я вас умоляю! Вы видели когда-нибудь это существо живьем?

– Почему вы спросили?

– Вы рассуждаете о них так, словно начитались сказок.

– Да, – согласился Некрасов, – Ангел – зрелище не для слабых мира сего. И все-таки… почему вы спросили? Проблема с Ангелами?

– Где уж проблема… Война намечается, иначе не скажешь.

– Бросьте, Натан Валерьянович, Ангелы с людьми не воюют. Не тратьте время на чепуху. Ангелы – самостоятельная цивилизация вполне разумных существ, которая присутствовала на планете всегда. Мы – расы различной природы. Человек не представляет для них угрозы. Зачем воевать? Когда придет конец света, Ангелы первыми отсюда сбегут.

– Что вы имеете в виду?

– Если вы думаете, что человеческие проблемы от Ангелов, дорогой профессор, вы заблуждаетесь. Человеческие проблемы от самого человека. Если мы будем когда-нибудь воевать, то только со своим собственным будущим, которое предопределено и уже прописано в Истории Мира.

– Наше будущее мешает нам жить на Земле?

– Поверьте, дорогой профессор, если б этот вопрос имел определенный ответ, я бы немедленно вам его предложил. Кто такие «Они» – нам только предстоит постичь, если конечно, мы заслужили такой героической доли. Сейчас, здесь, на наших эфемерных частотах это дано только избранным, коронованным персонам, поцелованным Богом. И я верю… Я очень надеюсь, что вы из их числа.

– Значит, не Ангелы распоряжаются нашими судьбами…

– Абсолютно так.

– Вы успокоили меня, Савелий.

– Интервенция этих существ в мир человека не несет в себе ничего фатального. Послушайте моего совета: если Ангел мешает вам жить, плюньте на него и пошлите подальше. Увидите, он не долго будет ходить обиженным. Ангел не умеет обижаться на человека, он обязательно вернется и станет навязывать вам услуги, но уже по меньшей цене. Скорее они испытывают нас, чем играют судьбами. Не их дело, откуда человек появился здесь и зачем. Вот… – Сава достал из портфеля рулон миллиметровой бумаги и развернул на коленях. – Их частота на порядок выше, чем наша с вами. Очень близка к реальной, а возможно, что идентична. Без ключа дольмена она недосягаема для человечества. Посмотрите, какой далекий у нас разлет… – На миллиметровке была размечена шкала гипотетического дольмена, каждому уровню приписана частота, каждый переход сопровождался расчетом параметров поля. Натан поразился. Что-то похожее Оскар рисовал, когда работал в доме Копинского, и показывал ему, прежде чем сжечь в огне. Его ученик решил, что информация не должна попасть в недобрые руки. Натан удивился, потому что узнал почерк Оскара, но виду не показал. Некрасов взял карандаш и подчеркнул участок функции первичного поля. – Здесь… – сказал он, – иллюзии быть не может, иллюзорной памяти тоже. То, что ваш ученик в своих работах называет «реальной частотой» выходит в совершенно иную плоскость пространства. Недостижимую с точки зрения нормального человека.

– Вы видите… – профессор указал на схему дольмена, – объекту явно не хватает размера. Дольмен, который достанет реальную частоту, должен иметь окружность футбольного стадиона. Нет, двух стадионов как минимум.

– Мы пока не имеем точных параметров, – признался Сава, скручивая схему в рулон. – Наши физики могли бы самостоятельно заняться проблемой, но многие вещи в расчетах господина Шутова им непонятны. Видите ли… вы изобрели новую терминологию в данной области науки, понятную только вам двоим.

– Как к вам попала эта схема? – спросил Натан. – Она сгорела у меня на глазах.

– Все в мире имеет свои дубликаты, – стал оправдываться Некрасов. – Даже мы с вами имеем дубликат на ближайших частотах. Мне ли вам рассказывать? Схема была получена обществом вполне законно. Если нужно, я готов предъявить документы.

– Да ну вас… с вашими документами.

– «История…», которую вы читаете на досуге, уважаемый профессор, относится к редким артефактам реальности. На протяжении всей истории мы собирали все, что пришло оттуда. Это и книги, и камни, и сложные приборы, с которыми наши ученые до сих пор не разобрались до конца. Это различного рода предметы, которые, казалось бы, ценной информации не несут. У нас скопился музей артефактов реального мира, в котором есть все, кроме того, что нужно. Дело не в том, что ключ дольмена бесценен. Само собой разумеется. Дело в том, что подобного уровня артефакт по определению попасть на землю не может, потому что не существует даже в реальности. Он может быть только сделан человеческими руками. Натан Валерьянович, мы являемся свидетелями удивительного момента истории. На данном этапе ключ дольмена для нас все равно, что ключ от клетки приговоренного к смерти.

– Не знаю, чем вам помочь, – развел руками Натан. – Признаться, даже не понимаю проблемы. Объясните мне, чем будет отличаться человеческая жизнь на реальной частоте от той, что мы имеем сейчас?

– Человек прекратит выполнять программу, предписанную ему. Его жизнь пойдет совсем по другому руслу. Иначе начнет развиваться наука.

– Допустим, я смогу получить назад кафедру, которой однажды лишился, и возможность работать над темой, которую я, даже будучи известным либералом в науке, считаю сомнительной, скорее факультативной. А что я получу, как простой человек?

– Человеческое общество перестанет быть жестко иерархичным.

– Чем плоха иерархия?

– Тем, что она навязана человеку. Ведь жизнь, Натан Валерьянович, гораздо шире, чем наша функция бытия. Человек появился на планете едва ли не раньше Ангела. Цивилизация начиналась много раз и уничтожалась, как только пыталась выйти из-под контроля. Ключ дольмена – наш шанс уже потому, что это гарантия выхода. Получив доступ к реальной частоте, мы избавимся от постоянных, бесконечных перезагрузок, чреватых стихийной памятью и аномальным поведением, идущим вразрез с логикой здравого смысла. Мы избавимся от огромного перечня фальсификаций наук и исторических знаний, навязанных задним числом. Человек утратит способность поддаваться массовому гипнозу. К следующей встрече я подготовлю вам антологию фальсификаций, и вы ужаснетесь. Кстати, по вашей части их бесконечное множество.

– По своей части… я догадываюсь, что происходит в науке, и почему возникают заблуждения, представляю. Не думаю, что это зависит от высшей воли.

– Человек может заблуждаться как угодно, – согласился с Боровским Сава, – но заблуждения не должны управлять наукой. Чтобы уничтожить важное направление знаний, недостаточно убрать одного ученого. Нужно ослепить весь ученый совет. И не один раз. Каждым решением в этом мире управляет воля, сознательная она или нет… Если мы получим доступ к реальной частоте, мы обретем право управлять своей волей. Извините, Натан Валерьянович, я вижу, что сегодня вам опять не до разговоров. – Сава погрузил бумагу в портфель и поджал коленки перед шагающей мимо него медсестрой.

Натан посмотрел на часы.

– Здесь много русскоговорящих ребят и родителей. Мне бы не хотелось обсуждать такие вещи в публичном месте.

– Вы правы, – Некрасов вынул из кармана флешку и поспешно сунул в руку Натану, словно это был микрофильм шпионского содержания. – Натан Валерьянович, у меня к вам личная просьба. Не в службу, а в дружбу. Мы взяли на рассмотрение проект и не знаем, как быть. Некий амбициозный ученый доказал гипотезу, что насекомые, обитающие на земле – это эволюционировавшие потомки механических устройств, созданных человеком. Материал чрезвычайно любопытный. Нужна консультация специалиста. Не откажите. Вполне возможно, что все это чистая профанация.

– С удовольствием посмотрю, – согласился Натан, убирая флешку в карман.

– Но, пожалуйста, ради всего святого, не на компьютере, который имеет выход в сеть. И так, чтобы не оставалось копий.

– Понимаю.

– Надо было бы распечатать, но материал поступил только что. Просто не успеваю. Ничего не успеваю…

– Тогда и у меня к вам личная просьба, Савелий. Если не трудно, найдите мне еще одного человечка.

– Все, что в наших силах, – ободрился Некрасов. – Ваш родственник?

– Хороший знакомый. Человек с амнезией пропал в городе, в котором никого не знает. Он толком не знает даже английского, хотя, надо сказать, парень полиглот. Может быть, уже освоил. Две недели о нем никаких известий.

– Если между вами нет родства, мне нужен дополнительный ориентир. Любой предмет, который принадлежал ему или хотя бы побывал в руках.

Боровский положил в ладонь Саве тяжелую зажигалку, также конспиративно и молниеносно. Положил и проследил за реакцией. Некрасов не скрыл удивления.

– Какая интересная вещь, – сказал он. – Что это?

– Предмет, который принадлежал пропавшему человеку. Мне известно о нем лишь имя, фамилия и примерный возраст.

– Не надо имени и фамилии… Если обладатель этой вещицы существует в природе, он будет найден. – Савелий сжал в кулаке зажигалку и сосредоточился. – Предмет принадлежит мужчине лет сорока, выше среднего роста… – произнес он тихим речитативом, словно считал с невидимой страницы. – Мужчина ходит в неопрятном костюме, часто задает вопросы… любит рисовать и читать, да, определенно… у него ярко выражены художественные способности. Не исключено, что ваш знакомый пишет книгу. И… совершенно точно, что он не является вашим родственником, поэтому придется обращаться за помощью к экстрасенсам.

– Вы меня успокоили, – вздохнул Натан.

– Когда я взял в руки ракетку вашего мальчика – сразу понял, что это сын.

– Теперь вы меня успокоили еще больше.

– Кто дал вашему знакомому такой необычный предмет?

– Спросите у экстрасенсов.

– Сакральные вещи умеют скрывать информацию даже от зоркого ока. Я чувствую, я знаю, что это сакральная вещь. Хотите, отдам ее в нашу лабораторию для анализа, чтобы выяснить происхождение и назначение?

– Я буду благодарен, если вы поможете прояснить судьбу пропавшего человека.

Полночи Натану Валерьяновичу не спалось. Полночи он рылся в документах организации и понимал, что до Армагеддона не успеет прочесть и сотую часть. «Не надо было давать ему зажигалку, – мучился профессор, – надо было отдать записку. Как я все не продумал…» – Он теребил между пальцами послание Артура его сиятельству. «Твой король, твой король», – повторял он, пролистывая страницы документов. – Интересно… – вдруг осенило Натана. – Что если взять и попробовать…» Он отложил бумаги и устроился на балконе с сигаретой. Профессор, доктор физико-математических наук, вдруг додумался до простейшего изобретения, известного еще первобытным людям, и перестал себя уважать. Годы научной работы посыпались к черту, как пепел с кончика сигареты. Натан Валерьянович понял, что нужно сделать для того, чтобы проникнуть в суть, не испытывая ее на прочность хрональными бомбами, но тут же прогнал незваную мысль.

«Нет, – говорил ему внутренний скептик, – все как-то слишком очевидно и просто». «Все гениальное просто, – возразил внутренний оптимист, – подчас так просто, что стыдно поверить».

Натан Валерьянович проанализировал теорию в тетрадке, произвел пару-тройку расчетов, пока курил, и напрочь потерял интерес к перспективам человечества, оставленным на рабочем столе.

Чтобы проверить идею на практике, он вынул из шкафа инструменты, брошенные Оскаром перед отъездом. На дне коробки обнаружился старый паяльник, в обрезках серебряного изделия он узнал фамильный поднос, подаренный Саре Исааковне. Натан Валерьянович нашел моток проволоки, обрывки золотой фольги и обломки старого компьютера. Прозрачный шарик шлепнулся на пол и закатился под стол. Натан Валерьянович включил в сеть паяльник и убедился, что инструмент в исправности. Он выложил на кухонный стол ножницы по металлу, стамеску и молоток.

– М…да, пожалуй, я разбужу весь дом, – решил профессор и прикрыл дверь.

Раньше, чем прозвенел будильник, Натан успел захламить весь пол и весь подоконник. Устойчивый запах гари обосновался вокруг. Под потолком повисло облако дыма.

– Скорее всего, из этой затеи ничего не получится, – ответил он удивленным детям, – а если получится, я сразу вам покажу.

Весь день профессор морочился бестолковой затеей. Поджидая крошку у выхода из раздевалки, он исписал расчетами всю тетрадь и вынужден был строить графики на рекламном буклете, брошенном на столе. Натан Валерьянович так увлекся, что не заметил, как мальчик исчез с кортов, а свет дневной сменился гирляндой прожекторов. Старшая группа вышла после ужина перекинуться мячиком, а Натан Валерьянович исписал еще одну тетрадь, найденную в сумке ребенка. Когда небо над Флоридой почернело, лампы погасли. Профессор стал приходить в себя. Вернее сказать телефон, который без перерыва вибрировал в его кармане, был, наконец, услышан. Он увидел перед собой пустой корт и пустые трибуны. Группа мальчишек с кофрами на спине обсуждали что-то в глубине аллеи. Только теннисный мячик, залетевший под скамейку, напомнил опекуну о его безответственном отношении к жизни.

– …не волнуйтесь, – успокоила Юля, – Эрни давно уже дома. Нет, не спит… Натан Валерьянович, он просто решил посмеяться над вами. Ни в какой портал он не лазал. Поспорил с каким-то мальчишкой, что вы не хватитесь его, пока свет не выключат, выиграл двадцать баксов и счастлив. Я вам звоню не поэтому, а потому что нашелся Артур.

– Как Артур? – не понял Боровский. – Артур? Как нашелся?

– Сейчас он в полиции, но Сава сказал, что мы можем его забрать, когда захотим. Он ничего не успел натворить. Попался, когда лез через забор в дом одного известного баскетболиста. Охрана его схватила, побила немножко и сдала полиции. Савка нашел адвоката и заплатил за него штраф. Артур ничего не украл, ущерб не нанес. Надо только подъехать за ним. Натан Валерьянович, вы сможете с нами подъехать?

Когда профессор примчался в полицейский участок, Юля с Эрнестом уже его заждались. Заждался и грустный Артур с синяком на челюсти, который все это время полемизировал с графом.

– О! – указал он профессору на крошку. – Брехло! Сказал, что меня будут бить два негра и полицейский. Так было негров пять штук.

– Но били два, – стоял на своем Эрнест. – Трое держали.

– Ничего себе! Разве это не считается?

– Считается только тот, кто бил. Скажи ему, дядя Натан!

– Ну, брехло! – возмущался Артур. – И двух недель не прошло.

– Прошло! – спорил крошка. – Две недели! Ты считать не умеешь.

– Так били ж позавчера. А две недели только сегодня. Опять наврал?