Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 126 (всего у книги 152 страниц)

– Не понимаю тебя, Юля.

– Почему вы должны гробить на него остатки здоровья?

– Совершенно не понимаю, о чем ты. Эрнест мой сын и если надо будет, мы с Розалией Львовной…

– Бедная Розалия Львовна, – вздохнула Юля.

– Да, – согласился Натан, немного подумав, – ты права. Нужно было с ней посоветоваться, прежде чем принимать решение.

Ночью, когда Эрнест уснул, а Натан Валерьянович отключился над папкой Некрасова, Юля потихонечку раскрыла ноутбук.

– Вот, посмотри на него, – обратилась она к доктору Русому и приложила две фотографии его сиятельства. – Таким он был неделю назад, когда убежал. Таким вернулся.

– Этого парня я где-то видел, – заявил Женя, указывая на последнюю фотографию.

– Тебе кажется. Нам всем сначала казалось, что мы его знаем, но это пройдет. Присмотрись повнимательнее. Никакого сходства не замечаешь?

Доктор ненадолго затих.

– Ну… каким он был в детстве таким и остался, только здорово повзрослел.

– Тебе не кажется, что он немного похож на Жоржа?

– Думаешь, его?..

– Почему-то я уверена в этом. Женька, помоги с ним связаться. Натана не будет две недели. Если он сможет сюда подъехать… Расскажи, что у нас с крошкой полный завал. Натану Валерьяновичу нужно ложиться в больницу, а Эрни больше никого не слушает. Он творит все, что хочет. Если б Жорж смог на него повлиять… Оскар не выходит на связь, а Эрни шляется по Майами один, потому что мнит себя взрослым.

– Тяжелый случай, – согласился Женя. – Ну и пусть себе шляется.

– Но он же еще дурной!

– Хорошо, закину Жоржу сообщение прямо сегодня, но…

– Что «но»?

– Почему ты решила, что он настоящий папаша?

– Кто же еще?

– Я бы сказал, что он сын Мирки и Натана Валерьяновича.

– Как это? – улыбнулась Юля.

– На Натана он похож внешне. На Мирку характером.

– Разве похож?.. Нет, Женя, такого быть не может. В кого же он такой черненький?

– У дочек Натана такие же точно волосы.

– Но они пошли в мать.

– Ну, не знаю…

– Женя, пожалуйста, напиши Зубову, объясни ситуацию. Всю ответственность я беру на себя.

– Ответственность! – возмутился доктор. – Что касается ответственности за все, что там у вас происходит, ее надо целиком возложить на Оскара. Только он во всем виноват. Если твой парень такой умный, что сумел подкопаться к форту, пусть сообразит, как усмирить крошку.

– Не надо.

– Юля, он просто не в курсе, что происходит, а ты не хочешь ему объяснить. Не верю, что Оскар в такой момент оставит тебя одну. Ты не заслужила…

– Заслужила. Я знала, на что иду.

– Сегодня же позвоню ему сам.

– Если дозвонишься, скажи, пусть приедет сюда хотя бы на две недели. Больше я не прошу.

– Хочешь, я приеду?

– Хочу, – ответила Юля, но призадумалась. – Только лучше не сейчас.

– Боишься, что Оскар вернется не кстати? Не переживай, я все ему объясню.

– Оскар патологически не ревнив. Дело не в этом, – грустно ответила Юля. – Я за крошку боюсь. Если дядя Натан для него не авторитет, то мы с тобой – пустое место в квадрате. Напиши Зубову. Пусть он хоть что-нибудь нам ответит. Потому что все это добром не кончится. Это кончится вторым инсультом Натана Валерьяновича.

Израильская родня всполошилась по случаю приезда отца семейства: Левушка разучил стишок, Розалия Львовна составила праздничное меню и закупила продукты, родственники из Беер Шевы запланировали поездку в Тель-Авив как минимум на неделю. В клинике специально для Натана была зарезервирована палата с Интернетом и телевизором, а у врачей чесались руки приступить к обследованию пациента. Только Натан Валерьянович не торопился на регистрацию рейса. До последнего момента он снабжал Юлю советами: как собирать крошку-графа в поездку, как отвадить его от жирного «кейка», который продается в буфете бассейна. Кому позвонить, если малыш подвернет лодыжку, и какому умельцу следует доверять перетяжку ракеток, а какому не следует. Полезные советы не иссякли даже после объявления о завершении посадки на рейс. Профессор не слышал никаких объявлений и замолчал лишь тогда, когда увидел за Юлиной спиной молодого человека с горящими глазами и огромной теннисной сумкой. Юноша явился в аэропорт для участия в торжественных проводах дяди Натана, несмотря на то, что должен был тренироваться на корте. Кофр рвался от тяжести, словно принадлежал штангисту, который привык носить снаряды с собой. Что-то нехорошее прочел Натан в горящих глазах подопечного.

– А ты что здесь делаешь? – удивилась Юля. – Не волнуйтесь, Натан Валерьянович. Главное – не волнуйтесь. Просто крошка перенес тренировку на вечер.

Эрнест кивнул головой. Его взор выразил смиренную кротость и готовность заниматься физикой ночь напролет, но нехорошее предчувствие только укрепилось в душе Натана.

– Зачем ты приехал, Эрнест? – спросил он. – Кого ты хочешь ввести в заблуждение этой благостной миной?

– Не разговаривайте с ним, Натан Валерьянович. Разве вы не видите, он готов вам соврать. Я сама с ним поговорю!

– Сейчас же поезжайте на корт! – Рассердился Натан Валерьянович. – Эрнест, в чем дело? Почему ты не тренируешься в свое время? Думаешь, для тебя переделают расписание?! – Физиономия юноши выразила раскаяние, что еще больше насторожило Натана. – Нет, это мне совсем не нравится.

– Все будет хорошо, – заверила Юля. – Посмотрите, какой хороший мальчик. Он просто хотел попрощаться. Правда, Эрни?

Крошка кивнул и оскалился «голливудской» улыбкой.

Чемодан был поставлен на транспортер, украшен биркой и отправлен в багаж. Натан Валерьянович с тревогой в душе шагнул к будке паспортного контроля.

– Давай ключ, – шепнул Эрнест на ухо Юле и улыбнулся Натану, прежде чем тот окончательно скрылся с глаз.

– Какой ключ?

– От твоей машины!

Эрнест выхватил у девушки из рук связку ключей и помчался на выход. Юля погналась за ним.

– Эрнест! В чем дело? – Молодой человек тем временем закинул в багажник кофр и плюхнулся на водительское сидение. – Здесь сложное движение, ты не справишься! – испугалась Юля. Она успела прыгнуть в машину прежде, чем та рванула с места. – Эй, эй, полегче! Эрни, давай, я поведу, а потом, ближе к дому, дам тебе руль. – Не сбавляя скорости, Эрнест вошел в поворот, и Юлю отшвырнуло на дверцу.

– Держись, – предупредил водитель. – Выпадешь – подбирать не буду.

Он вырулил на прямую дорогу и добавил газу.

– Стой! Немедленно остановись! – девушка вцепилась в руль, потянула машину к обочине, но только вывихнула палец. Она пыталась оторвать от руля железную хватку теннисиста, старалась пробить кулаком его бицепс, но только зря насмешила. – Эрнест, сейчас же остановись! Я знаю, куда ты рвешься. Ничего не выйдет. Стой! Я тебе запрещаю! Это моя машина!

– Машина в угоне, – сообщил граф и принял головой удар дамской сумочки.

– Ах ты, мерзавец!

– Давай, давай, ногой себе помоги. Можешь заехать мне в глаз.

Девушка выбилась из сил, но не смогла освободить машину от захватчика.

– Ты обещал! Ты не можешь так поступить! – воскликнула она и стукнулась о переднюю панель.

Машина встала посреди дороги.

– Что происходит? – в окне показалось лицо охранника аэропорта.

– Девушка желает заняться со мной сексом на ходу, – ответил Эрнест, – не может дотерпеть до дома. – Юля отвернулась, чтобы не смущать охранника своей раскрасневшейся физиономией. – Скажите вы ей, сэр. Я не против секса, но всему свое место. Объясните нахалке, что это неприлично. Это, в конце концов, опасно для жизни.

– Мерзавец, – прошептала Юля, – ты у меня получишь. Все расскажу и Оскару, и Натану… тоже все расскажу.

– Уезжайте отсюда, – приказал охранник.

Эрнест еще раз дал по газам и вылетел на встречную полосу.

– Какой же ты гад, Эрни! Представить себе не могла, что ты такой гад. Даром, что в честь Ангела тебя назвали. Ты – его полный антипод.

Юля взяла салфетку, чтобы привести себя в порядок, и решила не вмешиваться в действия угонщика. Она только мечтала, чтобы машина попала в аварию и избавила ее от нужды держать оборону дольмена. Ее бы устроило, чтобы начинающий водитель до возвращения Натана Валерьяновича полежал в больнице с переломом обеих ног, она с удовольствием навещала бы его и учила правилам поведения. Юля посмотрелась в зеркало и ужасно себе не понравилась: растрепанная, раскрасневшаяся деваха с бешеными глазами приставала к красавцу-спортсмену прямо во время езды. «Ни слова не скажу больше», – решила она, но передумала, как только машина на полном ходу вылетела на перекресток и кое-как разминулась с такси. Девушка обернулась в надежде, что полиция уже гонится за ними следом, но за ними гнался лишь водитель машины, которого вынесло на тротуар, и тот скоро отстал.

– Ладно, ты ни во что не ставишь меня, – ворчала Юля, вытирая сопли. – Но Натан Валерьянович! Как ты мог? Он относится к тебе, как к родному сыну, а ты его совсем не любишь…

– Натасика я люблю, – возразил Эрнест. – И тебя люблю, несмотря на то, что ты дура.

– Я без твоей любви сто лет обойдусь, но Натан…

Эрнест обнял девушку одной рукой и поцеловал в растрепанную макушку, отчего опять едва не съехал с дороги.

– Всех люблю, – уверил молодой человек, – это меня никто не любит!

– Ты же пообещал!

– Вы сами выбили из меня обещания.

– Ты врал…

– Конечно! Иначе как же с вами?..

– Ты просто неблагодарный хам.

– Я хам? Я никому из вас не указывал, как жить и что делать. И ты не лезь. За собой последи. Может быть, я тоже не в восторге от твоего поведения.

– Я расскажу Мирославе, что ты тут вытворяешь. Пусть узнает, какая ты сволочь.

– Мирка знает, – спокойно ответил Эрнест и следующий поворот прошел на отлично. Так чисто и гладко, что Юля потеряла надежду, что дорожная полиция обратит на него внимание.

– Давай, я сяду за руль, – еще раз предложила она. – Машину жалко.

– Перебьешься.

– Хочешь к дольмену – поедем к дольмену. Эрнест… ведь ты меня одной рукой из машины выкинешь, если что-то не так. Ты же для этого мускулы накачал? Чтобы демонстрировать, какое я пустое место в вашем сюжете, да? Давай, я сяду за руль!

– Прикольная ты девчонка, но все равно… дура дурой.

– Почему?

– Потому что все бабы – дуры.

– Сказал бы ты такие слова Мирославе.

– Мирка знает.

– А знаешь, кто ты такой? Хочешь, скажу честно все, что о тебе думаю?

– Если тебе это надо – скажи.

– И скажу. Ты живешь только тем, что делаешь другим гадости, потому что ни на что другое не способен. Сейчас целое племя таких выродков, вроде тебя. Кому-то в спорте не повезло, кому-то в жизни. Вы на одно лицо. Одно такое маленькое дерьмо, вроде тебя, может так плюнуть в душу, что потом жить не хочется.

– Я только обороняюсь… – пожал плечами Эрнест.

– Нет уж, ты помолчи, потому что я выскажусь до конца. То, что при Натане Валерьяновиче ни за что бы не сказала. Для таких, как ты, боль и переживание другого человека – ничто, потому что ты сам никогда ни за кого не переживал. В твоей маленькой душонке неоткуда было взяться состраданию. Ты уверен, что этот мир создан для тебя и люди в нем только для того, чтобы выполнять твои капризы. А представить себе, что творится в душе другого человека… нет! Потому что в твоей башке для этого ни одной извилины. Ты такая маленькая ничтожная какашка, что плюнуть в душу – это все, на что ты способен от природы. Это единственный твой способ взаимодействия с окружающим тебя миром, потому что кроме плевка ты ничего не можешь этому миру предложить. Большего тебе не дано, вот ты и бесишься. Скажи после этого, что я не права.

– Знаешь, откуда берутся какашки, вроде меня?

– Зайди в Интернет. Там они размножаются как лягушки в болоте, потому что в Интернете им труднее всего дать по морде.

– Мы не просто какашки. Мы отходы вашего общества высокой морали.

– Что ты говоришь!

– Вашего прекрасного общества, покрытого сладкой глазурью. Вы – безмозглые клоны друг друга, натянутые на одни и те же принципы, как будто не люди, а резиновые конфеты. Кто-то должен долбануть вас в глазурь, чтобы в зеркало на себя посмотрели. Чтоб увидели, кто вы такие на самом деле. Признайся, из тебя за всю жизнь столько дерьма не вывалилось, сколько сейчас. А что я делаю? Я просто не играю по твоим правилам. В чем виноват? В том, что не веду себя так, как удобно тебе?

– Пообещай, что ты не полезешь в дольмен.

– Полезу, – пообещал крошка. – Или тебе соврать?

– Но я боюсь за тебя.

– Нет. Ты боишься Натасика. Боишься, что он тебя отругает.

– У меня кроме Натасика никого. Я всех потеряла.

– Сама дура. Могла бы найти компанию. Чего пристала к Оське, как прыщ к заднице? Не женится он на тебе. Не женится никогда, можешь мне поверить.

– Пошел ты…

– Первые искренние слова! – обрадовался Эрнест.

Юля еще надеялась, что задержат рейс, и Натан Валерьянович вернется. Вероятно, она не станет жаловаться на поведение крошки, но в следующий раз, когда ее пригласят в Израиль, выпендриваться не будет. Она поедет с Натаном даже на северный полюс, будет охотиться на тюленей и жить в палатке, лишь бы не взваливать на себя ответственность. «Если сегодня все обойдется, – решила Юля, – я попрошу Некрасова, пусть даст пару крепких парней напрокат. Мордоворотов, которые справятся с крошкой-графом и будут выполнять мои поручения. Играть по удобным мне правилам за хорошие деньги». Девушка еще рассчитывала потянуть время, потому что ключ от ворот Копинского хранила дома и никогда не носила в сумочке без нужды, но Эрнест выскочил из машины, не заглушив мотора, кинул на плечо тяжеленный кофр, и, не мешкая, полез по каменной стенке забора.

– Эрни! Вернись! – Юля полезла следом. – Нет, одного я тебя не пущу! Это не шутки! Либо со мной, либо никак!

Когда девушка оказалась на вершине забора, Эрнест уже несся по лестнице пирамиды к прозрачной будке.

– Подожди! – Юля прыгнула вниз. Когда она взбежала по лестнице, в будке не было никого. Только мраморная колонна возвышалась до потолка, и детский плач доносился невесть откуда. – Кто здесь? – удивилась девушка. – Эй! – Детский плач стал громче. – Где ты, малыш? – Юля прислушалась. Она прижалась ладонями к мраморной колонне, дверь отошла, и вопль оглушил ее. На полу дольмена сидел черноглазый мальчик, зареванный и сердитый, утопая в соплях и в рубашке, огромной не по размеру. Сидел, раскидав по полу большие кроссовки. Сидел на куче из джинсов, свалившихся на пол. Рядом с ревой стояла огромная теннисная сумка, набитая чем-то тяжелым. Малыш указал пальцем на Юлю и заревел еще громче.

– Ага, – сказала девушка, потирая руки. – Вот и допрыгался! Вот ты и доигрался! Что, получил? Так тебе и надо.

Она взяла ребенка на руки, но сумку не смогла оторвать от пола, только пнула ее ногой и набила синяк. По дороге с малыша свалились трусы, и его отчаяние не знало границ. Жители соседних домов должны были выйти на улицу и посмотреть, какая тварь издевается над ребенком.

Крошка-граф оказался таким маленьким, легким и беззащитным, что девушка без труда перелезла через забор вместе с ним. И, если бы не оглохла от крика, была бы очень довольна. Мальчик орал до красноты, до хрипоты, указывая пальцем на пирамиду, где осталась лежать его любимая сумка.

– Обойдешься, – сказала Юля. – И вообще, заткнись! Мне надоело слушать этот концерт. Или я выпорю тебя прямо здесь? Неважно, что ты маленький. Я тебя выпорю так, что будешь спать кверху жопой, пока не вырастешь, – сердито сказала девушка и ребенок умолк. Его глаза, наполненные слезами, стали большими, как у породистого щенка. Его пушистые ресницы промокли от горя, но сердце Юли не дрогнуло. Ни капли жалости не шевельнулось в ее душе. Слишком свежи были раны. – Вот так, ваше сиятельство! – сказала она. – Заткнись и сиди! – Девушка уселась за руль и взяла еще одну салфетку, чтобы окончательно привести себя в порядок. Заплаканные глаза возникли в зеркале заднего вида и сопровождали ее, пока несчастная вспоминала, где у машины педали и как закрывается дверь. – Придурок! – прошептала Юля, и слезы потекли по ее щекам. – Сейчас поедем в магазин! Думаешь, ползунки тебе покупать? Будем покупать ремень! А потом домой, ясно?! Будешь жрать манную кашу и расти большой. Только попробуй не вырасти до возвращения дяди Натана! Только рискни, маленький кровосос!

Глава 10

– Уже настал конец света? – спросил Собек, заметив в своих апартаментах графиню.

– Хинея добралась до моего «Рафинада».

– И все?

– Выйди на пристань, полюбуйся, что сделала с лодкой.

Собек накинул халат и подошел к бойнице, выходящей на восточную пристань. По причалу бегали люди, таскали туда-сюда ведра и тряпки. Чумазый «Рафинад» сиротливо жался к причалу. Желающих соседствовать с ним не нашлось. Яхты и катера шарахались от него, как от заразы.

– Черная вода, – объяснила графиня. – Хинея? Хинея, потому что такого не может быть. Не знаю, как Густав умудрился загнать лодку в эту мерзость, только барахтались они там брюхом кверху, как дохлая рыба, при полном зловонном штиле, теряя все ориентиры. Что это?

– Бывает, – ответил Собек.

– Нет, потрудись, пожалуйста, объяснить.

– Водяная хинея может выглядеть как угодно.

– Крокодил!

– Физики тебе говорили, что вода – проводник информации. Вот и думай, что за информация к нам идет. Густав-то жив?

– Навалил в штаны. Боится зайти на борт. Нет, Крокодил, надо что-то решать. Ты знаешь, «Рафа» – личность впечатлительная. Я еще терпела, когда издевательства касались лично меня или Густава, но лодка… Она пришла потрепанная, словно повстречалась с цунами, и что ты думаешь? Тоже отказывается выходить в море.

– Я тут причем?

– Давай, рассказывай. Мне надо знать, что за дрянь завелась в океане, и что ей надо. Только без сказок про загадочные моря. Я хочу знать, кто напустил в эти моря загадок, чем они чреваты, и если это русалочьи проделки, то чем я не угодила русалкам? Если я еще раз потеряю лодку… Форт без лодки – это тюрьма!

– Рассказывай, что произошло с твоей «Рафой»?

– У границы дехрона, вместо того, чтобы поймать частоту и идти своим курсом, она наткнулась на прозрачную стену. Точнее, налетела. Обрати внимание, какая вмятина…

– Кто-то сбил ее с частоты. Что дальше?

– Густав обратил внимание, что вода за бортом почернела. Это они отмыли корпус. Ты бы видел, какой она пришла в порт. Ты бы заглянул в каюты, какой там декор. Как будто в дерьмо макнули. Мужики до сих пор откачивают эту дрянь из трюма, вымазались как черти. Чернотой пропиталось все до нитки, полы вздулись, иллюминаторы треснули, аппаратура вышла из строя. Крокодил, если б яхта умела говорить, она бы осталась заикой.

– Что говорит Густав?

– Ругается матом. Ничего содержательного.

– Если б хинее нужна была лодка, она бы забрала лодку. Если б хинее нужна была ты, она бы забрала тебя.

– Так что ей нужно? Что хинее вообще может быть нужно от человека?

– Разберись сначала, что нужно тебе? Чего ты хочешь от жизни, Мирка?

– Акваланг и твое посильное содействие.

– Решила ее поймать? Я всегда говорил, что женщина-воин это хинея почище черной воды.

– Придумай что-нибудь поумнее.

– Думать – не мое дело.

– Как русалы объясняют это явление?

– Разумным поведением воды.

– Это я кое-как поняла без русалов. Почему вода ведет себя, как разумная?

– Послушай, графиня! Русалы виноваты только в том, что чаще других встречались с водной хинеей.

– Ты встречался. Рассказывай подробно, как было дело тогда, на галерах.

– Три военных корабля и два транспортных разнесло в щепки. Хозяин сказал, что это была волна, и те, кто не ходил в море, поверили. Но я ходил.

– Вода освободила тебя от войны с Карфагеном!

– А я просил? На галерах, по крайней мере, кормили. Каждый день у меня был хлеб и сыр, а что меня ждало на берегу? Я не мог даже выйти в море за рыбой, потому что за лодку надо было платить, и за рыбу тоже.

– Подумай, зачем хинея сделала это?

Собек отошел от окна.

– Да, мы шли в Карфаген, – вспомнил он. – Тогда никто не вернулся.

– А если б твоя галера пришла целехонькой к месту битвы, римляне могли победить?

– Черта-с два, – возразил Собек. – Тогда карфагеняне были сильнее.

– Ты был бы покойником, если б хинея не разнесла корабль, так?

– Мне наплевать. Я никого не просил.

– Когда ты в следующий раз видел хинею?

– Когда на северном флоте служил. Не видел, мы вычислили ее под водой.

– Как?

– Пела, зараза. Мы с мичманом спросили разрешение погрузиться и поглядеть. Она шевелилась под килем и путала компас.

– Она намеренно это делала?

– Я не думаю. Командиры думают.

– Что вы написали в судовом журнале?

– Не знаю. Командиры писали. Я рапорт подал, как надо, а по возвращению нас с мичманом списали на берег. Если у тебя есть знакомые в русских архивах – спроси. У них найдешь больше, чем у меня в голове.

– Уже нет, поэтому спрашиваю тебя. Что твое русалочье племя знает о хинее такого, чего не знаем мы, люди? Наверняка у вас есть мифы о ней.

– Только правила безопасности. Двухходовая комбинация: плюнь через плечо и перекрестись.

– Короче, – подвела итоги графиня. – Приведем в порядок «Рафу» и пойдем, попробуем познакомиться. Лодку поведешь сам. Мне в таком деле Густав не помощник.

– Ну, не знаю, – пожал плечами Собек, – будет ли хинее приятно мое присутствие. Вдруг ты ей приглянулась, как женщина?

Нагруженный рюкзаком и сумкой, Оскар приближался к пляжу. Ноша мешала ему согнуться, шоколадный торт, привязанный к рюкзаку, раскачивался на веревке, и терял товарный вид. Солнце стояло над головой и светило так ярко, что молодой человек топтал свою тень, пока она не слилась с тенью огромной машины. «Что за ерунда?» – подумал Оскар. Он поставил на асфальт сумку и огляделся. Народу не было. Пожилая мадам рылась в багажнике микролитражки. Мимо пронеслось такси. Далеко у кромки моря компания молодых людей развлекалась с мячом. Жерло «хинеи» торчало на прежнем месте. Оскар хотел обратиться к мадам, но постеснялся своего французского. Он не был уверен, что для разговора с незнакомой женщиной выбрана подходящая тема. Молодому человеку нужно было немного: чтобы нормальный человек, никак не связанный с физикой времени, засвидетельствовал феномен. Оскар стоял посреди большого теневого пятна, которое могла оставить только машина. Он видел на асфальте силуэт переднего бампера и запасного колеса, он чувствовал габариты объекта, даже предположил, что это джип. Ерунда заключалась в том, что тень лежала, а машина отсутствовала. Тень лежала, как положено, на месте парковки. Рядом стояли машины и бросали точно такие тени.

Немного подумав, Оскар поднял сумку и продолжил путь.

Лиза услышала хруст камней и вылезла из палатки. Красное небо светлело, но Солнца уже не было видно. Черные острова поднимались над горизонтом, отражались в гладкой воде. Тряпичный флюгер повис на мачте.

– Зачем разложила штаны у портала? – спросил Оскар девушку. – Думала, я заблужусь?

– Тебе посылку прислали. Там еще кроссовки и тяжелая сумка.

Оскар обратил внимание на кроссовки и мужскую рубашку, которую Элис напялила на себя.

– Что за посылка?

– Там… – Элис указала на гору и скрылась в палатке, – красным глазом моргает, – добавила она.

На склоне горы действительно мерцал предмет. Элис с Ниной взяли большие ложки, отвязали тортик от рюкзака, приступили к нему с двух сторон, а Оскар полез на склон. Издалека было видно, что мерцает дольмен, толстая колонна бурого цвета, которую никто не звал сюда из Флориды. Столб то являлся, то исчезал, словно лифт, который заклинило на этаже. На площадке дольмена лежала большая красная сумка для тенниса. Оскар вытащил ее наружу и дольмен погас. На его месте остался ремень от штанов и мобильник с трещиной поперек экрана. Сумка была набита рукописями форта. Мобильный телефон испорчен. Оскар спустился к палатке, сел и задумался. Лиза устроилась рядом.

– Торт будешь? – спросила она. – Не хочешь? Сегодня аммиак не воняет. Нинка желтый мячик нашла, а я искупалась в море. Сколько еще будем здесь? Когда купишь квартиру, чтоб мы переехали?

– На какие шиши?

– Тогда купи номер в гостинице.

– Что с тобой делать, Лиза? Для приюта ты уже взрослая. Для дурдома у тебя никаких оснований. Замуж тебя не возьмет ни один реальный мужик.

– Нинка сказала, что я могу жить, как хочу. Уйдут Ангелы, и все будут жить, как хотят. Уже недолго осталось.

– Нинка твоя отправится к родственникам сегодня же.

– Нет! Она решила, что останется у людей.

– Чтобы жить у людей, надо прилично себя вести. Прикидываться чучелом – не занятие для серьезной девицы. Куда вас девать, дур таких? – Оскар обернулся к пришельцу. Ниночка положила в рот кусок торта. Щеки раздулись, узкая щелочка губ сжалась в точку. Глаза напряглись, как чернильные пузыри. – Нет, куклы, квартира на Ривьере у вас не выгорит. Разве что дом в лесу.

– А ты?

– У меня здесь работа.

– Нет! Там же ни одной сволочи с кошельком. Что мы будем кушать? Я музыку сочинять хочу. Кто ее будет слушать в лесу?

– Ты сочиняла стихи…

– А теперь хочу музыку. За стихи не платят.

– Я научу тебя ловить рыбу.

– Лучше научи ловить шоколад.

– Не будет тебе гастролей по побережью, разве не ясно? – рассердился Оскар. – Никаких приключений на задницу, или я вас обеих поселю на Луне.

– А чего ты злишься? – не поняла Элис. – Чего я сказала? Ты злой, потому что не рад посылке?

– Не исключено, что мне придется вернуться в Америку.

– Ну, так и убирайся! – обиделась Лиза.

– Уберусь, как только придумаю, куда вас деть.

– А надолго?

– Не знаю.

Оскар вышел из портала, чтобы набрать Юлин номер, но девушка не ответила. Он набрал номер Учителя. Трубку взяла взволнованная Алиса, сообщила, что отец сбежал из больницы еще вчера и забыл телефон. Девушка не знала совсем ничего, но очень волновалась, потому что сама, в течение двух недель, безуспешно пыталась дозвониться до Юли.

Лиза вышла на пляж вслед за Оскаром.

– Некогда мне везти вас к бабушке Серафиме. И здесь оставить одних не могу…

Молодые люди продолжали играть в волейбол, на стоянке скопились машины, но на место тени никто не встал. «Редкостный идиот, – отметил про себя физик. – Включить защиту и не замкнуть поле на корпус, чтобы солнечные лучи проходили насквозь. А может, испортился генератор? Может быть, машина побывала в аварии? Если б найти хозяина… – думал Оскар, – и потолковать. Я бы за час разобрался с его проблемой, а он помог бы навести ясность… по своим каналам. Не может быть, чтобы Юлька две недели не выходила на связь. Не может быть, чтобы крошка смылся, бросив мобильник на площадке дольмена. Две недели… Две недели… На две недели я запер от него портал, и он открылся только сегодня».

– Давай, мы поедем в Америку вместе с тобой, – предложила Лиза. – Давай, ты будешь заниматься делами, а мы поживем у тебя в квартире.

– Давай вы прекратите играть со мной в темную. Отвечай, зачем ко мне привязались? Что нужно? Думаешь, я не понял, что вы пасете меня, а не туристов с толстыми кошельками? Зачем подослали Артура, зачем накрутили мозги мужику? Решили, что не пойму? Знаешь, что, красотка, я не осел, чтобы меня пасти.

– Мы просто не хотим, чтобы тебя убили, – ответила Лиза.

– Кто это мы? – Оскар обернулся к девице, и та смущенно опустила глаза.

– Мы с Ниной.

– Так… продолжай мысль.

– Тебя могут убить.

– Любого человека могут убить.

– Нет, не любого.

– Что еще разузнали? Давай, выкладывай… Чем я заслужил такой почетный эскорт?

– Ты не продался, – ответила Элис.

– Кому?

– Тем, кто хочет переписать Историю Мира.

– Я не продался даже тем, кто не хочет… – Оскар еще раз набрал номер Юли.

Протяжный гудок вселил в его душу надежду. Молодые люди продолжали играть с мячом. Пожилая дама, что рылась в багажнике, успела уехать. Ее место на стоянке занял мотоциклист, а тень так и осталась лежать под открытым небом.

– Юлька, в чем дело?! – спросил он. – Что у вас происходит?

– Ничего особенного, – спокойно ответила девушка. – Все хорошо.

– Что случилось? Говори или я сегодня же буду в Майами.

– Не надо, – ответила Юля, – потому что сегодня я буду в Монако. Собственно, я уже здесь.

– Где?

– Стою на паспортный контроль. Потом тебе все объясню. Оскар, я перезвоню вечером, когда закончу дела. Не могу сейчас разговаривать.

Завидев Юлю издалека с ребенком на руках и багажной тележкой, Оскар успокоился, потому что обо всем догадался. Раскиданные штаны и кроссовки на полу дольмена сразу заняли место в картине событий. Только растерянный взгляд девушки, ее необыкновенная бледность и изможденное лицо, заставило молодого человека почувствовать себя сволочью.

– Подержи, – попросила Юля, свалила сонного малыша на руки Оскару, и полезла в сумку.

– Наше бесподобие отдернулось без подштанников, – констатировал молодой человек.

Крошка дремал и не реагировал на дядьку.

– Мы вообще-то приехали к Жоржу, – сообщила Юля, – и пока не пообщаемся с ним не уедем.

– Он не появлялся здесь уже год. Хотя… – тень джипа померещилась ему на парковке аэропорта.

– Скоро появится. Он обещал. Кроме шуток, Оскар, я намерена пролить свет на происхождение чудовища.

– Зубов тут причем?

– Притом, что он его отец, а малыш болен.

– Чем? Что случилось?

– Ничего! – огрызнулась Юля. – С ним происходит то же, что с Лео. Не исключено, что придется ехать в Израиль, но прежде, чем принять решение, я буду говорить с Жоржем. Хочу посмотреть в глаза этому человеку и услышать объяснения от него. Не исключено, что понадобится его кровь. Его или родной матери. Помнишь, почему умер сын Макса? Внезапная остановка дыхания и сердцебиения. У Эрни те же симптомы. Врачи не знают, что делать.

– Можно подумать, Зубов знает, – Оскар положил ребенка на сидение такси. – Надо было позвонить, прежде чем переться в Европу.

– Разве тебе дозвонишься?

– Кому надо – дозвонится. Для чего я тебе дал телефон Фреда? Чтобы ты демонстрировала «эмансипэ»?

– Натан Валерьянович уехал, а я по-французски не говорю. Мне надо было попросить Эрни?

– Фред швейцарец. Он говорит на пяти языках. Что ты с ребенком сделала? Откуда на нем ссадины?

– Ссадины? Да на нем живого места нет от жизни такой. Оскар, я боюсь, что мальчик умрет!

– Ты… такая же самка усатая, как и Мирка! – выругался молодой человек. – Если б наше сиятельство не украла ребенка, а сказала, что с ним происходит, мальчишка бы жил. Если этот такой же дикий инохронал, как ребенок Макса, значит, надо было дозвониться до Фреда, а не таскаться с ним по врачам.

Оскар сложил в багажник вещи расстроенной Юли, и та расплакалась, глядя на сонного крошку.

– Не знаю, что сказать Натану Валерьяновичу. Приходится врать каждый день. Я перестала брать трубку. Не представляю, что делать. Просто не представляю. Однажды я случайно заметила, что он во сне задыхается. Все как у Левки. Точно те же симптомы. Но там за его здоровье борется вся израильская медицина, а здесь я одна. И эти врачи, которые колют ему что-то, а сами ничего не могут понять… Если б малыш не привык спать со мной – он бы умер, а я бы узнала об этом утром. Оскар, если он умрет – я не знаю, что будет…