Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 152 страниц)

Пятая сказка. ОТКРЫТОЕ НЕБО

Глава 1

К даче Виноградовых заговорщики решили приблизиться незаметно. В утренний час, когда ни один уважающий себя дачник не садился завтракать, машина свернула с одной разбитой дороги на другую.

– Мы его выкрадем? – спросил Артур. – Или будем колоть на месте?

– Сначала обыщем, – предложил Оскар. – Если сиятельство разрешит.

– Сначала поговорим, – решила Мира.

– А если не скажет?

– Скажет.

– А если нет? – сомневался Оскар.

Графиня с презрением взглянула на юного физика.

– Тебе не скажет, – пояснил Артур, – а их сиятельству выложит все.

Машина встала у поста охраны. Мира просунула паспорт в окно. Шлагбаум поднялся. Оскар вынул из-за пазухи диктофон, вставил кассету и отдал графине.

– Кнопки не перепутай, – предупредил он. – И поаккуратнее с техникой.

Машина притаилась за чужим забором. Графиня спрятала диктофон в карман.

– Может, мне все-таки пойти с тобой? – спросил Оскар.

– Какое сегодня число?

– Двадцатое ноября, – хором ответили заговорщики.

– А если серьезно?

– Двадцатое, – серьезно повторил Артур.

– Ноября, – не менее серьезно уточнил Оскар.

– Ждите меня в машине, – приказала графиня. – К местным не приставать, вопросов не задавать, на провокации не реагировать. Я скоро вернусь.

Навстречу хозяйке из дома выбежала напуганная медсестра, застегивая на ходу халатик.

– Ой! – воскликнула девушка. – А Клавдия Константиновна не предупредила. Она сказала, что приедет в субботу. Ой! – девушка покраснела. Ее распаренный и растрепанный вид выдавал присутствие в доме посторонней особи мужского пола. Мира заглянула в хозяйскую спальню, – в спальне был целомудренный порядок. Она поднялась на второй этаж, – в доме не оказалось даже лишней пылинки. – Хотите кофе? – предложила виноватая медсестра.

– Как наш драгоценный Илья Ильич? – спросила графиня.

– Прилег, – доложила девушка. – Принял лекарства и просил не беспокоить. Илья Ильич сегодня в баню хочет идти, а Клавдия Константиновна сказала, чтобы без ее разрешения никаких бань. Что мне делать?

– Вспомнить, кто тебе платит деньги, дорогая моя…

– Вика… – представилась девушка.

– Если хочешь сделать сногсшибательную карьеру домашней сиделки, Вика, выполняй поручения того, кто платит. Так что там с кофе? – графиня заглянула в шкаф, где в идеальном порядке содержалось постельное белье, но беспокойное поведение медсестры настораживало. Красотка порхала вокруг графини, словно вымаливала прощения.

– Хотите позавтракать? Я подам вам в столовую. Что вы кушаете на завтрак?

– Устриц в шоколадной глазури, – ответила Мира.

– Ой, а у нас шоколад закончился.

– Ну, так, сходи и купи, – графиня раскрыла сумочку, поковырялась пальцем в мелочи на дне кошелька, но только испортила маникюр.

– Что купить?

– Как по-русски называется дрянь, от которой у Ильича все пломбы повылезали?

– Ириски, – напомнила девушка.

– Вот, вот! И побольше.

– Так он же ими до смерти объедается. Клавдия Константиновна сказала…

– Послушай, девочка… – рассердилась графиня и высыпала монеты на стол.

– Хорошо, хорошо, – Вика схватила пальто, сгребла со стола наличность и выскочила на улицу, но тут же вернулась. – Ой, а магазин, наверно еще закрыт.

– Что? – не поняла графиня.

– Я хотела спросить, может, надо купить что-то еще?

– Мороженое себе купи, – приказала Мира и захлопнула дверь перед носом сиделки.

Графиня выпила кофе, не спеша прошлась по опустевшему дому. Она готова была поклясться, что прислуга занималась любовью на трудовом посту, мало того, умудрилась спрятать самца у хозяйки под носом. В таких делах графиня не ошибалась, отсутствие любовника в шкафу начинало ее бесить, но передник Вики вместе с ее бюстгальтером нашлись в комнате Ильи Ильича, и Мира успокоилась. Ильич безмятежно спал в кресле. Сон сморил старика раньше, чем он успел застегнуть пуговицы на ширинке. Мира укрыла ширинку пледом.

– Илья Ильич, – обратилась она к спящему. – Просыпайтесь, разбойник, мне надо с вами поговорить.

Рука бесстыжего старца выбралась из-под пледа и цапнула графиню за коленку. Мира дотянулась до очков, брошенных на компьютерном столике, и положила их Ильичу на нос.

– Не узнали? Это я, Мирослава.

Ильич отдернул руку.

– Мирослава? Душа моя?

– Я, Илья Ильич!

Старик выпрямился.

– Я уснул? Моя богиня, если б я знал, что вы… – он потянулся, поцеловать руку графини, и та позволила ему это сделать.

– Позавтракаете со мной, Илья Ильич?

– Почту за честь, моя красавица! Вы пожаловали без матушки?

– Да, мы одни. Но это не значит, что вы будете безнаказанно меня лапать.

Графиня пошла в столовую. Святые мощи академика Лепешевского погнались за ней в кресле-каталке, обгоняя на поворотах. Графиня позволила старику открыть перед ней дверь столовой, и лично поставила на стол два прибора, чем оказала кавалеру неслыханную честь. Илья Ильич трепетал, созерцая кофейник в руках молодой графини. В руках, которые он желал целовать бесконечно долго, но опасался затрещины.

– Илья Ильич… – обратилась к нему графиня, – на все ли вы готовы ради меня?

– Прикажите отдать за вас жизнь, моя госпожа! – ответил старик.

– Зачем мне ваша жизнь? Речь идет о маленьком одолжении.

– Все, что в моих силах! Прекрасная фея, не стесняйтесь располагать мною, как вам угодно, – Ильич схватился за чашку и замер, словно почуял подвох.

– Я хочу знать, где находятся материалы экспедиции вашего отца по уральским пещерам?

Пронзительная тишина расколола пространство над круглым столом. Графиня поняла, что допустила ошибку, но Ильич был шизофренически влюблен в нее, и материалы могли храниться только на этой даче. Ход казался единственно верным. Замешательство могло свидетельствовать о том, что Лепешевский-младший понятия не имеет об экспедиции Лепешевского-старшего. Такого исхода Мира предположить не могла. Лепешевский поставил чашку на стол и приподнялся с каталки.

– Ан момент… – сказал он с французским прононсом и мелкими шажками посеменил прочь, – пардоне муа… пардоне муа… – услышала графиня из коридора.

Что произошло, осталось для Миры загадкой, только от академика Лепешевского сию же минуту и след простыл. Выждав время, Мира вернулась в кабинет. Академика в кабинете не оказалось. Мира обыскала дом, обошла все деревья на участке и заглянула в сарай. Калитка была открыта. Илья Ильич испарился.

– Нормально! – воскликнул Оскар, выслушав объяснение графини, и обернулся к Артуру. – Я тебе говорил, это он! – Артур кивнул. – Нормально! Я смотрю и думаю, уж не мерещится ли: дед, старый как египетская мумия, прет на реактивных скоростях, перелетает канавы, земли не касаясь. Я бы, честно скажу, за ним не погнался. Гнилое дело.

– Нет, – качала головой графиня, – у Ильича ноги больные. Он по дому-то с трудом ходит.

– Ничего себе! Я бы так болел до ста лет! Что ты с ним сделала?

– Ничего! – оправдывалась Мира. – Веришь? Абсолютно ничего. Может, это не он?

– Бежал, как угорелый, и пледом размахивал, – свидетельствовал Артур, – и штаны с него падали на бегу! Он что, с горшка сорвался?

– О, господи! Так бегите за ним! Какого черта вы здесь стоите?!

Мира вернулась в дом. Она старалась понять и не понимала… она пыталась успокоиться, но заводилась еще больше. Графиня распахнула дверь кабинета Ильи Ильича. Стол был заваленный рукописями, книжные полки подпирали потолок. Она включила компьютер и заглянула под стол. Ничего похожего на тайник в кабинете Лепешевского. Ключ от сейфа висел на видном месте. В сейфе хранились любовные письма столетней давности. Мира пришла в отчаяние от бумажных залежей по углам и обилия компьютерных текстов. Чтобы найти в кабинете академика нужную рукопись, требовались годы самоотверженной работы группы энтузиастов. Она предположила, что ценные рукописи Ильич мог хранить в картинках, и снова ошиблась. В фото-архиве Лепешевского-младшего преобладала эволюция порнографии от начала века. Чтобы все открыть и просмотреть, надо было прожить такую же долгую жизнь, как сам коллекционер. Графиня выбежала на улицу и наткнулась на Вику.

– Видела его? – спросила она девушку, но та лишь изумленно хлопала ресницами. – Ильич мимо тебя не пробегал? – Вика в ужасе шарахнулась от графини. – Сиди дома! – приказала Мира. – Вернется – запри и не выпускай! Ты меня не видела, я тебя тоже!

– А Илья Ильич?.. – испуганно спросила девушка.

– Этот старый ловелас у меня получит! – пригрозила графиня. – С ним у меня будет разговор отдельный!

День поисков подошел к концу, но не принес результата. Графиня Виноградова не потеряла самообладания, только позволила себе глоток коньяка и сигарету, которую она стрельнула у профессора Боровского и выкурила в его же кабинете. Натан Валерьянович был последней инстанцией и последней надеждой на трезвый анализ.

– В службу спасения звонили? – спросил профессор.

– Звонили, – доложила графиня. – Ищут.

– Родственникам сообщили?

– Какие родственники? Все давно на том свете.

– У него были знакомые на территории дачи?

– Навалом. Лучший друг – отставной министр образования. Как раз дом напротив. Это максимум, куда он мог дойти своим ходом. У министра баня, там Ильича парят. Вы думаете, их не допросили раз двести за сегодняшний день?

– Надо подумать, куда он мог убежать? – предложил Оскар.

– Надо подумать, зачем, – уточнил Натан.

– Затем, что вы были правы, Натан Валерьяныч, – признала графиня, – надо было вам ехать на разговор.

– Может, у него есть в Москве друзья, о которых неизвестно твоей матери?

– У него навалом друзей, и всех уже обзвонили. Мы половину Москвы объездили. Разве что проституток не опросили.

– Ну, уж…

– Вы не знаете, Натан Валерьянович, какой он бандит. В прошлом году сватался к почтальонше, которая носит ему газеты. Так бедняжка на другой участок перебежала, к деревенским алкоголикам. Те ее, по крайней мере, за задницу не хватают.

– Ничего себе, половой стаж! – восхитился Артур.

– А что тут смешного? Да, стаж. Он сватался еще к дочке Деникина, но та решила, что Ильич стар. Между прочим, всю жизнь писали друг другу любовные письма. Ильич передавал ей гостинцы в Париж… Последний гостинец был венком на могилу.

– Ты звонила его парижским знакомым? – спросил Натан.

– Не дай Бог! – испугалась Мира. – Там его сам черт не найдет. Нет, не может быть! Все документы остались. Он бы не успел добежать до границы. Что будем делать, Натан Валерьянович?

– Что делать? – развел руками профессор. – Звать на помощь Георгия. Кто еще нас выручит в скверной ситуации?

– Звали уже. Только он почему-то не мчится.

– Тогда остается ехать домой, ложиться спать. Сегодня был трудный день. Завтра, вероятно, будет еще труднее.

– Как будто я засну! – воскликнула Мира.

– Поезжай к матери. Ей тоже сейчас нелегко.

– Конечно, ей станет легче, когда она меня выпорет.

– Все! – решил Боровский и поднялся из-за стола. – С нашего собрания толку мало. Скоро начнут закрывать корпус…

Оскар нехотя вышел в коридор, за ним последовал Артур. Следом профессор вывел расстроенную графиню.

– Я все понимаю, все понимаю, – утешал он женщину. – Мы все в равной степени виноваты в том, что случилось. Хочешь, я сам объяснюсь с твоей мамой?

– Эй… – окликнул Артур компанию и указал пальцем в темноту. – Что это?

Внезапная тишина наступила в физическом корпусе университета, ключ в руках профессора и тот перестал звенеть. В глубине коридора материализовался призрак. Мелкими шажками, мягко и бесшумно, как положено призраку, объект устремился к людям, застывшим в недоумении у раскрытой двери кабинета. Чем ближе он подплывал, тем яснее обретал черты сбежавшего академика, словно бесконечные, бесплодные разговоры о его персоне к концу суматошного дня воплотились в фантом. Над святыми мощами академика Лепешевского светился нимб из белоснежной шевелюры, пропитанной лунным светом. Палка хаотично тыкалась в коридорный паркет, плед, накинутый на тощее плечо, одним концом волочился по полу. Жирная тень ползла по стене, сопровождая эфемерные мощи.

– Минуточку, – окликнул академик компанию, – покорнейше прошу, господа, один момент.

Он приблизился к профессору Боровскому и ткнул в него пальцем:

– Валерьян… – сказал он. – Вылитый Валерьян! Поди-ка в кабинет, подожди меня там.

Изумленный Боровский вернулся на рабочее место. Следующей, кого заметил Илья Ильич, стала графиня Виноградова. Его лицо исполнилось покаяния, гордая осанка виновато скособочилась.

– Красавица моя, Мирослава, – обратился Ильич к графине, – нет оправдания старому дураку. Я поступил омерзительно, недостойно. Если б я мог представить, какое страдание причиню вам… девочка моя, душа моя ненаглядная… – Лепешевский перешел на французский, а графиня Виноградова затаила дыхание. Испугалась, что несчастного сдует коньячным перегаром, унесет в небытие, из которого он только что выплыл. Ильич быстро исчерпал запас французских слов и скрючился, поцеловать графине руку. – Когда вам будет угодно меня выслушать, деточка, я готов объяснить свое безобразное поведение.

– Да, – согласилась графиня, и спрятала руку за спину, – пожалуй, я бы послушала объяснение.

Гордая и сердитая, Мира удалилась на лестницу. Артур погнался за ней, а Лепешевский, проводив графиню молящим взглядом, так и не разогнулся. Так и вошел в профессорский кабинет скрюченным. Вошел и сел, с опущенным взглядом, опершись на палку.

– Ну, здравствуй, Натан Валерьянович! – приветствовал профессора Илья Ильич.

– Рад, что вы в порядке, Илья Ильич, – ответил Натан.

– Ты послал ко мне Мирославу?

– Послал, – признался Боровский.

– Так имей в виду… Уясни себе раз и навсегда, что никаких отчетов по экспедиции Лепешевского нет и быть не могло. Анонимный заказчик выложил двадцать тысяч рублей из собственных сбережений не для того, чтобы раструбить о том, что нашли на Урале. Ты знаешь, что это были за деньги в те времена! Ни одной бумаги, ни одной строчки, ни одной буквы… – развел руками Ильич. – Если хочешь жить долго и спать спокойно, никогда не ищи информацию, которой человек обладать не должен, тем паче распоряжаться…

– Я хотел знать, не сохранилось ли личных воспоминаний… – объяснил Натан. – Поймите меня правильно, Илья Ильич, я – технарь. Мне проще разобраться в физике происходящего, чем принять некоторые мировоззренческие постулаты, которые противоречат всему, что я усвоил до сей поры. Мои собственные выводы кажутся мне абсурдом. Ваш батюшка был человеком авторитетным, серьезным ученым…

– Мой батюшка, будучи при смерти, взял с матушки слово, что она сожжет дневники, – ответил Илья Ильич – Я был малым дитя и не знал отца. Никакой памяти о нем не осталось, кроме рукописей. Матушка взяла с меня слово, что перед смертью я сам сожгу все до последней страницы. И я обещал. Я поклялся на могиле, что сожгу дневники в тот день, когда ко мне придут и спросят о той злосчастной Уральской пещере. Перед тем, как лечь в могилу… если я буду стар, немощен и неспособен хранить тайны…

Боровский обратил внимание на обугленный конец палки, упертой в пол.

– Вы не должны оправдываться.

– Возможно, я запаниковал. Возможно, поторопился, но Мирослава… Эта синеглазая бестия творит со мной, все, что хочет. Я знаю ее с малых лет и все эти годы не могу устоять перед ее капризами. Эти глаза смотрят мне в душу… Эх, эх, – вздохнул Ильич. – Отказывать этой девочке я не умею. Она способна толкнуть меня на любое безумство. Разве я мог подумать, что именно она…

Профессор Боровский взглянул на часы, на портфель, в котором нес с работы ксерокопии рукописей Эйнштейна. Портфель был надежно закрыт. Уборщица уже гремела ведрами в коридоре. Натан Валерьянович прожил тяжелый день. Этот день был посвящен бесплодным попыткам проникнуть в темное прошлое науки, обрекшее ее на неопределенное будущее. Меньше всего на свете его интересовали угрызения совести старика и его любовные порывы к молодой графине.

– Ты видел Грааль? – вдруг спросил Лепешевский, и Натан вздрогнул. – Ты держал его в руках?

– Да, – признался Боровский.

– Хотел узнать, что за штука такая?

– Я узнал.

– Так я и думал, – вздохнул Ильич. – Вот и случилось… Вот, чем вы, физики, всех порочнее…

– Ничем не порочнее, – ответил Натан. – Только тем, что ищем Бога не на небесах, а у себя под ногами.

– Нет, – возразил Ильич, – вы не Бога ищете. Вы ищете обратную связь с тем, кого называете Богом. Ты, Натан Валерьяныч, решил, что можешь сам управлять природой и судьбами человеческими, владеть тем, что тебе не принадлежит. Что ж, желание власти свойственно человеческой природе по слабости ее. Мы, по сравнению с вами, физиками, невинные молельники храма, который вы рушите, в надежде понять, как он построен.

– Я делаю науку, Илья Ильич. Ничего другого я не умею, ничему другому я не учился. Я только делаю свое дело честно и до конца.

– Науку не делают, дорогой мой Натан. За науку горят на кострах. Ей приносят в жертву самое дорогое. Я спрошу тебя словами христиан-предтечей: каким ты хочешь видеть человечество, ученый человек, умным или счастливым?

– Одно другое не исключает.

– Ах, если б это было так! Ах если бы… Однажды ты поймешь, что этот вопрос придется решать. Придется решать тебе, если ты присвоил власть, с которой не можешь справиться. В тот момент я тебе не позавидую, потому что Вселенная принадлежит не тебе, Натан. Ты знаешь, кому она принадлежит. Вселенная принадлежит тому, кто выдумал и создал тебя; тому, кто думает за тебя и принимает решения. Она принадлежит тому, чьим телом ты живешь и чьим разумом мыслишь. Какая может быть обратная связь? Откуда ей взяться в мире, который имеет единственную точку отсчета. Обоюдная связь, Натан Валерьяныч, предполагает, по меньшей мере, две точки. Если тебе удастся поставить вторую, мир вернется к примитивной своей ипостаси и все начнется сначала. Что там… у тебя в портфеле? – заметил Ильич. – Дневники покойницы Сары? Разве она не завещала их уничтожить?

– Это не то, что вы думаете, – признался Натан, покрываясь испариной.

– Я и думать не хочу, – заявил Ильич. – Я хочу жить счастливо и умирать без страха. А ты сожги все что там… вместе с портфелем. Сожги ересь, – повторил он, – если сам не хочешь гореть в аду.

Замученную графиню Виноградову никто не собирался пороть. Бедняжка зря плакала по дороге домой, вспоминая недобрым словом Илью Ильича. Она продолжала плакать на пороге подъезда и лифта, просила Артура не уезжать… сначала убедиться, что ее побитое тело не вылетит в форточку, но дом родной встретил Миру ароматом свежего кофе. Нарядная Клавдия обняла дочь.

– Нашелся, гад! – доложила Мира.

– Знаю, – кивнула мать. – Раздевайся проходи к столу.

– Откуда ты знаешь?

– От хорошего человека, который помог нам найти Илью Ильича. От человека, который и нас с тобой разыскал, потому что ты не оставила адрес.

В прихожей стояла пара дорогих ботинок, кожаное пальто висело на вешалке.

– Он здесь? – удивилась Мира.

– Поди, поди, поздоровайся, поблагодари его за все, что он для нас сделал.

Мать убежала на кухню, а Мира переступила порог гостиной и увидела на столе роскошный букет. Такого оборота событий она не предполагала. Еще меньше графиня ожидала увидеть над креслом малиновую плешь, оправленную редкими рыжими волосенками. Мир пошатнулся у нее под ногами. Душа полетела в пропасть. Хлопнула дверь. Перед глазами замелькали ступеньки. Мира не остановилась, пока не налетела на Артура Деева, стоящего под окном.

Когда профессор Боровский с учеником вернулись домой, их ждал сюрприз. И не один. Первый сюрприз сидел под дверью на коврике, пряча за пазухой бутылку, второй сюрприз нервно расхаживал по лестничной площадке.

– Вот, полюбуйтесь… – представил Артур подругу. – Давно не виделись!

– Натан Валерьянович, можно я поживу у вас, пока Жорж не вернется? – спросила графиня.

– Боже мой, Мира? – испугался Боровский.

Графиня разрыдалась. Оскар впустил в квартиру гостей и запер дверь на замки.

– Свет-то включить можно? – спросил он.

– Мира, ради Бога!.. Что произошло? – умолял Натан.

– Он приперся к ней домой с цветами, – объяснил Артур. – Слова сказать не успел, она как дернула… У них сегодня день бегуна! С утра как начали бегать друг от дружки, потом друг за дружкой. Натан Валерьяныч, я езжу медленнее, чем она бегает. Их надо с дедом на олимпиаду устроить, на бег с препятствиями. А что случилось-то? Чувак букет притащил, хоть бы поздоровалась, хоть бы послушала, чего хочет.

– Мне его слушать? – рыдала графиня. – Мне дурно уже от одного его вида! Меня тошнит от воспоминаний об этом типе…

– Да ладно… Он что, к тебе приставал?

– Заткнись, Деев! Натан Валерьянович, пусть он заткнется!

– Кто к тебе приходил с цветами, Мира?

– Тот рыжий фармацевт, который увязался за ней в Варну, – объяснил Артур. – Как обобрать мужика до нитки, так ничего… а как пришел с цветами, так сразу противен. Если б он пришел стрясать долг, не припер бы букет, – заметил Артур. – Может, он жениться на тебе хочет?

– Ты хочешь вывести меня из себя?

– Если б он пришел к тебе с пулеметом, было бы легче?

– Легче!

– Короче, Натан Валерьяныч, – подытожил Артур, – пусть у вас отсидится. Я не знаю, что с ней делать. Этот фармацевт запал на нее по мужской причине, а их сиятельству тошно…

– Он не человек, Натан Валерьянович, – жаловалась Мира. – Он такой же, как Жорж. Он Ильича нашел и меня найдет. На краю света достанет. Вопрос времени.

– Ты уверена, девочка? – удивился Боровский.

Графиня закивала в ответ.

– Если б вы видели, Натан Валерьяныч, какая тут была истерика, – вздохнул Артур.

– Плохо дело, – согласился Натан. – Друзья мои, все гораздо хуже, чем кажется. Никакие стены тебя, Мира, не защитят. Только покровительство Жоржа. Нам надо дождаться его. А пока не выходи из дома одна и не открывай никому.

Мира кивнула. Ей ужасно хотелось допить коньяк, но перед Валерьянычем было стыдно. Графиня терпела, пока профессор тащил раскладушку на кухню, пока Оскар освобождал для нее диван, а для себя стол, заваленный корреспонденцией журнала «УФО».

– И ты ночевать собрался? – спросил Оскар Артура, который топтался по комнате без дела. – Садись за стол, будешь сортровать почту. – Оскар включил настольную лампу и задернул штору. – Садись, садись. С ихним сиятельством все равно не уснешь, а мне завтра письма в редакцию вернуть надо в готовом виде. Вот, вскрывай и сортируй на маразматиков и попрошаек. Если что по делу подвернется – положишь в отдельную стопку.

– Обязательно разбирать почту посреди ночи? – заглянул в комнату Натан. Мира спрятала бутылку под диван и скрылась под одеялом. – Оскар, – позвал Боровский ученика и заперся с ним на кухне.

Артур не решался притронуться к письмам, но другого способа отработать ночлег он не видел. Спина болела от спанья в машине, а желудок намекал на отсутствие ужина.

– Хочешь вмазать? – Мира протянула ему бутылку. – Хочешь, ложись рядом, приставать не буду.

– Вот еще! – смутился Артур, и схватил конверт.

– Не хочешь – как хочешь. Артур…

– Что?

– Кто он такой?

– Не знаю.

– Кто такой Жорж? Валерьяныч тебе ничего не рассказывал по секрету?

– Ничего. Мужик, как мужик.

– Нет, они не люди. Я тоже думала, что Жорж – человек, пока не пообщалась с Генри. Они не люди и не Ангелы. Кто они? Я хочу знать. И узнаю. Узнаю, чего бы мне это ни стоило.

– С вашего сиятельства станется, – согласился Артур.

– Ну, что? – вернулся в комнату Оскар. – Быстро надо работать, Деев, быстро! Если каждое письмо по часу читать…

– «Дорогая редакция журнала «Ухо». Пишет вам Серафима Марковна, жительница поселка… – процитировал Артур и в момент отвлекся от проблем графини. – Какого поселка? Ну и почерк…

– Читай, Деев, читай!

– Ха! Журнал «Ухо»… Не какой-нибудь тебе «желудок» или «кишка».

– Заголовок прочесть правильно не в состоянии, а туда же, – ворчал Оскар, раскатывая матрас на полу.

– Дорогая редакция… – продолжил Артур. – Пишет вам жительница поселка… тра-та-та… – он пробежал глазами до середины страницы, – вот: в прошлом году я удочерила больную девочку, Ниночку. Не могли бы вы мне помочь разыскать ее родителей или родственников. В вашем журнале я видела фотографию людей, очень на Ниночку похожих. Если можно, напишите мне, пожалуйста, их адрес, или пусть они мне напишут сами. На вас вся надежда. Спасибо большое за ваш нелегкий труд и помощь людям… Ну, что?!

– Что? – не понял Оскар.

– Что ей ответить?

– Ты в своем уме, Деев?! Я так до получки не разгребусь. Они каждый день по мешку присылают и в каждом втором письме денег норовят одолжить. Ты ищи письма, которые по существу.

– По какому существу? – не понял Артур. – Бабка сироту подобрала. Она же не для себя просит.

– Обострение на почве климакса, – пояснил Оскар. – Очень интересный феномен, жаль, что не по профилю журнала. Ладно, Деев. Поздравь ее, что ли с восьмым марта, если ты такой сердобольный и посоветуй обратиться в собес.

Профессор вернулся в комнату, когда наступила тишина. Артур перечитывал письмо от сибирской старушки, а Оскар рвал конверты один за другим и кидал письма в мешок для макулатуры.

– Мира, я хочу предложить тебе работу, – сказал Боровский. Графиня показалась из-под одеяла. – Если я правильно понимаю проблему, тебе сейчас небезопасно сидеть на месте. Поедешь с нашей делегацией переводчиком сначала в Брюссель, потом в Лондон на стажировку, отвлечешься. Ребята не очень владеют языками, все равно будут приглашать кого-то, а у тебя и английский, и французский… Я подумал, это самый разумный выход в твоей ситуации. Будешь далеко отсюда и под присмотром надежных людей до тех пор, пока не появится Жорж, и не скажет, что делать… – Мира вытерла сопли. – Завтра подойдешь в ректорат с паспортом.

– На лекциях переводить? – спросила Мира. – Я не знаю ваших профессиональных заморочек.

– На официальных мероприятиях есть переводчик. Ты будешь заниматься досугом: размещением в гостинице, отдыхом, осмотром достопримечательностей, если возникнут языковые трудности в общении, в быту… чтобы они могли к тебе обратиться. Их человек двадцать, вполне надежных молодых ребят.

– В быту – пожалуйста!

– Я предупрежу их, что у тебя могут возникнуть проблемы.

– А я? – подал голос Артур.

– Брюссель – хорошо, – согласилась Мира. – У меня друзья в Брюсселе. Кстати, вполне приличные люди, как ни удивительно. Обычно мои друзья не очень приличные люди…

– Не думаю, что тебе следует ходить по друзьям, – огорчил графиню Натан. – Тебе придется все время быть с делегацией. Мира, в поездке ты будешь работать, и я тебя прошу отнестись к работе серьезно.

– А я? – повторил Артур. – Я тоже хочу в Брюссель.

– Кстати, практиковаться с французским лучше начинать в Бельгии, – заявила графиня, но профессор идею не поддержал.

– Для тебя есть другая работа, Артур, – сказал он. – Завтра подойдешь в гараж с водительскими правами. Наш шофер уходит в декретный отпуск, тебя возьмут на договор. – Оскар прыснул со смеху. – Ничего смешного. У человека больная жена и грудной ребенок. А у нас микроавтобус простаивает. Будешь возить сотрудников между Москвой и Академгородком.

– Лондон! – вдруг осенило Миру. – Неужели я еду в Лондон? Натан Валерьянович, когда?

«Дорогая Серафима Марковна, пишет вам журналист из журнала «Ухо», – прочел Оскар Шутов. Прочел и скривился:

– Журналист из журнала, – упрекнул он Деева, – кто так пишет? И потом, перестань издеваться над старухой. Лучше совсем название не пиши, а впрочем, ладно. «Журналист из журнала… Мы получили ваше письмо и всем коллективом прочитали его. Дорогая Серафима Марковна, как хорошо, что у нас в стране есть такие добрые женщины, как вы, могущие усыновить сироту и заботиться о ней…» – Деев, ты издеваешься? Ниночка – это девочка, ясно тебе? Девочку можно только удочерить, – сказал Оскар и поправил текст. – «От всей души вам желаем крепкого здоровья и долголетия. Надеемся, что Ниночка станет вам в будущем помощницей и верной спутницей жизни…» – Оскар задумался. – Ты уверен, что старуха лесбиянка?

– А что я такого написал?

– Не знаю, – пожал плечами Шутов. – Может, и ничего такого. – Он пробежался по тексту и отдал произведение автору. – Перепиши начисто, проверь ошибки и подпишись: «О.Шутов по поручению редакции».

Артур отвез графиню Виноградову с делегацией в аэропорт и перебрался в гараж. Впервые в жизни он пренебрег гостеприимством Оскара, поскольку письма читателей ему до смерти надоели. За свою непродолжительную карьеру в журнале «УФО» он заработал у консультанта Шутова спальный мешок, чтобы спать с комфортом, и лампу, чтобы читать детективы, рисовать рожицы на полях дневника и писать мемуары вместо писем сибирским старушкам. Но Оскар открыл в товарище незаурядное эпистолярное дарование.

– Представляешь, бабка-то опять написала! – сообщил он. – Скоро гостинцы начтет присылать.

Артура Деева не волновало ничего, кроме возвращения графини. Артуру казалось, что их сиятельство загостилось, а то и вовсе отбилось от коллектива. Страшные сцены виделись ему по ночам. Учебник французского языка ночевал у Артура под подушкой, но он не решался звонить Даниелю. Спросить, куда подевалась графиня, он еще мог, но понять, что Даниель ответит, не стоило и пытаться. Язык, на котором французы общались с графиней, не имел ничего общего с французским языком, разобранным по слогам в учебнике.

– «Дорогой мой Олег!..» – прочел Деев. – Что за Олег?

– Это я, – пояснил Оскар. – В следующий раз будешь подписываться, напиши Оскар, а то мне гонорар не начислят.

«Дорогой мой Олег! Пишет тебе баба Сима из Хатынки. Спасибо, что нашел минутку ответить мне, спасибо за добрые слова, мой дружочек. Мы с Ниночкой пока что справляемся, но я уже старая, ноги болят, не могу работать так, как прежде, а умру – и некому будет хлопотать о Ниночке. Она хорошая, добрая девочка, только слабенькая, так что помощница из нее никудышная. Я бы рада пристроить ее в хорошую семью, но не знаю, будет ли там уход и внимание к ней. У меня в городе живет сестра, но там своя семья, трое внуков и все ютятся в небольшой квартире…»

«Дорогая баба Сима, – ответил Артур. – Если вам с Ниночкой нужны лекарства, напишите, какие…»

– Ну, ты даешь! – удивился Оскар, читая ответ.

– А что еще писать? Она боится, что помрет, и останется больное чадо по лесу шататься. Даже сестра родная отказалась ее принять.

– А врачам показать не пробовала?

– Какие врачи? Слушай, там ведь Женька недалеко. Может, его попросить?

– И что он сделает? Ничего себе, недалеко. Деев, я тебя предупредил, лекарства будешь за свой счет покупать, если ты такой сердобольный, – пригрозил Оскар, закладывая письмо в конверт. – Что у тебя с этой бабкой за отношения? Она тебе детство напомнила?

– Жаль ее, – признался Артур. – И Ниночку жаль.

Свою печаль Артур запил крепким пивом, и, по всей видимости, перебрал. На следующее утро к нему в гараж не достучались ни сотрудники института, ни гаражное начальство. Выволочка в присутствии профессора Боровского состоялась незамедлительно.