Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"
Автор книги: Ирина Ванка
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 152 страниц)
Шестая сказка. ГЛАЗ ГРЕАЛЯ
Глава 1
– Чтобы родиться в век перед апокалипсисом, нужно быть храбрецом. Чтобы родиться в мире, в котором не существует иллюзий, нужно быть безумцем. Чтобы выжить при таком стечении обстоятельств и сгинуть от скуки, нужно быть избранным идиотом.
– Мне тоже не понравилось его поведение, Валех. Я не могу потерять Человека, который знает ответы на все вопросы. Даже на те, что мне еще в голову не пришли. Знает, но не ответит. Жорж раздражал меня не меньше, но оспаривать авторские права на сюжет… Ты только представь: два выдуманных мной дурака решили, что я не достану их с того света. Это как?
– Это недопустимо, – согласился Валех. – Тем более, что самого дурного выдумал я, а ты не постыдилась плагиата.
– Имела право! Если беглый персонаж просит моего покровительства, плагиат осуществляется на законном основании и взаимном доверии.
– Он явился ко мне младенцем и вцепился в подол так крепко, что я не смог его оторвать. Я решил, что человеческий детеныш мне послан судьбой. Я решил сделать его наследником Истины. Открыть ему то, что должно быть скрыто от Человека, и надеялся, что он откроет мне то, что скрыто от Ангела.
– Ты тоскуешь и не можешь его простить.
– Я молился, когда он болел, ходил к пастухам за парным молоком и собирал мед, чтобы кормить его. Я учил его ходить и думать, смотреть и видеть мир в потоке отраженного света. Но он не верил мне так же, как не верил людям. Он хватал руками огонь, чтобы чувствовать боль, ел землю, чтобы узнать ее вкус и не понимал, чем жизнь отличается от смерти. Он не верил, что появился на свет Человеком, а когда ушел в последний раз, я поклялся, что больше не привяжусь ни к кому.
– А я?
– После апокалипсиса родилась ты. Родилась абсолютной трусихой в мире, в котором иллюзий больше, чем смысла. Я узнал свои забытые чувства и не смог отказаться пережить эту боль еще раз. Вы убийственно непохожи. Два полюса, два проклятья. Между вами непреодолимая пропасть, но тебе не наследовать Истины.
– Потому что ты рано разочаровался в людях, Валех.
– Я разочаровался в Истине.
– А я? Позволь мне тоже разочароваться в ней.
– Тогда вернись и ищи ее с первого дня своей жизни. Ползай голышом по камням, пока не встанешь на две ноги, охоться на диких ящериц и пей зловонную влагу из копыта антилопы. Придумай сама, как влезть в чужую шкуру, чтобы согреться зимой. Сделай так, чтобы почва под ногами плодоносила и догадайся, какие плоды ядовиты, какие нет. Сделай так, чтобы небо не раздавило тебя о землю. А когда встретишь врага, заставь себя первой опустить камень. Пройди весь путь без веры и без отчаянья, и ты узнаешь, как управлять самолетом из пассажирского кресла. И сколько стоят навыки пилотажа, которому не учат в школах, тоже узнаешь. Хочешь скорее разочароваться в Истине? Начни искать ее прямо сейчас.
Камера хранения имела железную дверь и запиралась на два замка, но капитан Карась имел по ключу от каждого. Ларионов почувствовал себя куклой у нарисованного камина, за которым скрывались великие чудеса.
– Входите, – пригласил капитан. – Игорь…
– …Аркадьевич, – уточнил Ларионов и шагнул в помещение.
За окном торчали прутья решетки. Вдоль стен тянулись пустые стеллажи, несгораемый шкаф в углу был снизу доверху опечатан. Над шкафом висел портрет серьезного мужчины в галстуке, под шкафом стояли ботинки с высунутыми стельками. На столике у окна находился предмет в брезентовом покрывале.
– Входите, – повторил капитан Карась. – Вы, прошу прощения, в какой области специализируетесь?
– В оптике… – сообщил Ларионов и поправил очки.
Карась запер дверь и подошел к столу.
– Взгляните, уважаемый Игорь Аркадьевич, на данный аппарат. Взгляните и объясните мне, что это?
Брезент упал, перед Ларионовым предстало устройство из корпуса, облепленного фольгой, и линз, укрепленных на коротком штативе.
– Несерийная сборка, – отметил Ларионов. – Позволите осмотреть? – он задрал фольгу и склонился над аппаратом.
Запах горелой резины ударил в нос. Внутри располагался металлический желоб, зажатый в тисках и латунный цилиндр на стеклянной колбе с выпуклым днищем и резиновой пробкой. Оболочка цилиндра имела перфорацию, и Ларионов затруднился определить ее назначение. Колба крепилась на подвижной оси. Часть ее корпуса была обмотана проволокой, как катушка электродвигателя. Такой же проволокой были обмотаны две толстые скобы вокруг.
– Странный движок, – удивился Игорь Аркадьевич. – Первый раз вижу.
– В емкости была вода, – сообщил Карась, не дожидаясь вопросов.
– Что вы говорите?
– Чистая вода.
Один обгоревший провод торчал из устройства наружу. Другого вовсе не было предусмотрено. Конструкция сильно удивила физика. Если не сказать, рассердила.
– Белиберда какая… – заключил Ларионов. – Это и есть оружие будущего?
– Не похоже?
– В жизни не видел ничего более странного. За этим техническим чудом вы, стало быть, охотились?
– И хотим понять, что попало к нам в руки.
– Для чего собран такой чудной прибор, проще спросить у того, кто собрал.
– Его хозяин убит.
– Как убит?
– Выстрелом в глаз, – объяснил капитан. – На кухне собственной квартиры.
– Что вы говорите… – испугался Ларионов и перестал таращиться внутрь аппарата.
– Все предметы остались на местах, включая деньги и ценности, но корпус прибора был взломан. Посмотрите внимательно, все ли рабочие элементы целы?
Ларионов поправил очки и покосился на пустой желоб, объятый тисками.
– Действительно, – согласился он, – если это, как вы предполагали, мощный квантовый генератор, «лазерная пушка», тогда я не вижу источника лазера.
– Соответственно, внутри мог находиться драгоценный камень?
– Если это рубиновый лазер, безусловно, так. В этом случае пропал красный камень продолговатой формы с обточенными параллельными плоскостями. Видите, как разведен зажим? Вероятно, он крепился здесь, но я не вижу ни конденсатора, ни каких бы то ни было…
– Игорь Аркадьевич, – прервал его капитан. – Рубиновый стержень настолько ценная деталь, чтобы выстрелить пожилому человеку в глаз? На этом месте могло быть что-то еще?
Ларионов задумался.
– Лазеры бывают разные: газовые, жидкостные, полупроводниковые… Назначение у них тоже разное. Почему вы решили, что это оружие?
– По-вашему, это похоже на кухонный комбайн? Меня интересуют возможности лазера такой конструкции. Вы имели дело с похожими приборами? Можете представить его примерную мощность?
– Понятия не имею, насколько он мощный. Допускаю, что в подсобном хозяйстве его использовать можно: дырку прожечь, распилить доску… Позволите мне забрать его в лабораторию для исследования?
– Только здесь и только в моем присутствии.
– Дайте хотя бы отвертку.
Карась достал отвертку из кармана. Из того же кармана на стол выпала связка отмычек и магнитных ключей, которые следователь немедленно сунул обратно.
Ларионов снял с прибора остатки корпуса, отсоединил от оси латунный цилиндр с колбой и осмотрел его у окна.
– Никогда не видел в квантовых генераторах подобной детали. Сомневаюсь, что пушка боеспособна, хотя… «прицел» хороший. Линзы дорогие. Вероятно, делались под заказ. Видите, в дно колбы тоже впаяна линза. Говорите, была вода?..
– Немного. Я слил ее, чтобы отдать в лабораторию на анализ.
– Сколько?
– Если быть точнее, меньше двадцати грамм.
– Не может быть, – Ларионов вынул пробку и дунул в колбу. – Вы уверены, что там ничего не осталось?.. – конденсат покрыл поверхность спиралевидной сосульки. – Поглядите на этот стержень… – предложил физик, заглядывая внутрь сквозь перфорацию. – Вы не против, если я его извлеку?
– Сломать дело не хитрое, – ответил Карась. – А как собирать? Там все припаяно маленькими стекляшками…
– Да, тонкая работа, – согласился Игорь Аркадьевич. – Для чего-то ее проделали. Вероятно, тот, кто делал, понимал, для чего. Но… могу вас успокоить, господин капитан, это не оружие. Сбивать самолеты и топить корабли таким устройством вряд ли возможно. В кустарных условиях нельзя получить достаточно мощный луч. Погибший хозяин инженер-оружейник?
– Пенсионер. Бывший сторож гаражного кооператива Академгородка, Коробов Николай Гаврилович.
– Академгородка? – улыбнулся Ларионов. – В гаражах эти «академики» вам смастерят что угодно. Ученые Академгородка вообще имеют странную репутацию. Особенно физики.
– А именно?
– Ничего особенного. Прибежище непонятых гениев со всех институтов страны. Уходят туда, как в подполье, чтобы вариться в обществе себе подобных. Я, в отличие от них, занимаюсь серьезной прикладной наукой.
Карась внимательно посмотрел на физика.
– Вы сказали «прожечь дыру»? Игорь Аркадьевич, вам часто приходилось видеть след от лазерного луча?
Ларионов опять поправил очки.
– Что вы хотите этим сказать?
– Хочу пригласить вас на место преступления.
– Меня?
– Вас.
– В Академгородок? – испугался физик, словно капитан Карась предложил неприличное.
– Ненадолго, Игорь Аркадьевич. Вам, как практику, это будет интересно.
– Я всегда говорю Человеку одно и то же: не проси того, что можешь взять сам. Проси то, что сделает твою жизнь счастливой, ибо счастье тебе от рождения не положено. Оно есть благословение свыше, которое нельзя заслужить, заработать или отобрать у ближнего своего. Его можно только выпросить у Создателя.
– А Истина, Валех? Она положена Человеку от рождения или нет?
– Истина есть драгоценная чаша, наполненная ядом. Она не для человеческих рук. Она для человеческих помыслов.
– Тот, кто создал Человека, Валех, допустил роковую ошибку: жизнь слишком коротка для серьезных дел и слишком длинна для безделья. Люди будут жить и заниматься чепухой, а ты будешь смотреть и гадать, чем они так сильно тебя раздражают?
– Тот, кто создал Человека, допустил много ошибок. Но не для того, чтобы стать посмешищем в глазах своего творения. Он также как все Создатели надеялся, что творение будет мудрее и совершеннее. И также как все Создатели просчитался.
На кухонном полу мелом было очерчено положение тела покойного пенсионера Коробова. На кухонном столе – положение прибора. Брызги засохшей крови застыли на стенах и потолке. Ларионову стало грустно.
– Можно закурить? – спросил он, но следователь подвел консультанта к плите и показал отверстие пятимиллиметрового калибра в опасной близости от газовой трубы.
– Похож на лазерный след? – спросил он.
Ларионов приблизился к отверстию очками и увидел просвет, ведущий в соседнюю квартиру сквозь толстую кирпичную кладку старого дома. Луч, выпущенный из неизвестного оружия, прошил ее как кусок масла, не взъерошив края, не оставив ни крошки сажи.
– Ничего себе, – прошептал физик. – Я такого еще не видел.
Карась вышел в прихожую позвонить. Физик Ларионов остался размышлять на окровавленной кухне.
– Ничего себе, – повторил физик. – Простите, пожалуйста, – обратился он к следователю, – вы не навестили соседей? Вероятно у них… Ну, да… – ответил Игорь Аркадьевич сам себе. Он дошел до противоположной стены и внимательно осмотрел брызги крови. – Ах, черт возьми, – заметил он, перешел в соседнюю комнату и прильнул очками к стене, граничащей с балконом. В дырке того же калибра он увидел свет и небо над горизонтом городского парка.
– Осматриваете место происшествия свежим глазом? – заметил Карась.
– Именно свежим, – подтвердил консультант. – Вы не заметили в пятнах крови такую же дыру, поэтому зря обвинили пенсионера. Если я что-нибудь понимаю в пространственной геометрии, выстрел мог быть произведен только из соседней квартиры. Стреляли очень странным прибором, никакого отношения к лазеру не имеющим. А тот убогий квантовый генератор, что стоит у вас в офисе, вероятно, был приобретен в качестве оружия возмездия. И, наконец, можно я все-таки выкурю сигарету? Хотя бы здесь, на балконе.
– Лучше на улице, – предложил следователь. – Идемте, прогуляемся в парке.
– Спасибо, я…
– Идемте, Игорь Аркадьевич. Не пожалеете.
Прямо под окном злополучной квартиры следователь предъявил физику пень с полированной плоскостью среза, но физик допустил, что дерево могло быть спилено простой пилой, а затем отшлифовано местным умельцем для любой хозяйственной цели. Карась повел Ларионова в парк и показал несколько срезанных осин. Срезанных, словно слизанных плоскостью, направленной с неба в землю на метровую глубину. Ветки не успели разлететься в стороны, так и легли букетом. Камни, задетые смертоносным «лезвием», имели зеркально отполированную грань. Один из таких камней Игорь Аркадьевич поднял с земли и изумился.
– Идемте дальше, Игорь Аркадьевич, – не унимался Карась.
В диких зарослях стояла беседка архитектуры позапрошлого века, построенная здешним помещиком. Позже на месте разорившегося имения был основан Академический городок. Ветхие постройки снесли, проложили дороги, возвели корпуса, а про беседку забыли. Вокруг нее разрослись лопухи в человеческий рост. Все тропинки к романтическому заведению затянулись травой, и беседка, как памятник архитектуры, однажды сгинула с карты города.
– Прошу вас, – пригласил Карась. – Заходите.
Игорь Аркадьевич вошел беседку и онемел. Строение было распилено пополам, как кусок полена. От фундамента до крыши. Распил шел аккуратно вдоль колонны, имел пятимиллиметровый зазор и идеально ровные края среза.
– Что скажете теперь, господин Ларионов?
– Белиберда какая-то, – ответил физик. – Просто не парк, а какой-то испытательный полигон.
Утром следующего дня Игорь Аркадьевич Ларионов прибыл в рабочий кабинет Карася. Прибыл и оценил серьезность положения, в которое влипло следствие по делу физиков Академгородка. Коридор с высокими окнами был устлан ковровой дорожкой. Массивная дубовая дверь отделяла простого смертного от хранителя государственных тайн. Сейф за спиной человека в кожаном кресле годился для хранения радиоактивных материалов. Интерьер соответствовал министерской приемной. Игорь Аркадьевич проникся ответственностью за судьбы человечества.
– Могу я задать вопрос? – с порога поинтересовался он, но не решился ступить на ковер без разрешения. – Вы допросили соседа? Осмотрели его квартиру?
– В соседней квартире давно никто не живет, – ответил хозяин кабинета. – Почему вы так взволнованы, Игорь Аркадьевич? Войдите, присядьте…
– Могу я узнать, фамилия «Шутов» каким-нибудь образом фигурирует в деле? Среди знакомых покойного или его соседей?..
– Расскажите мне все, что вам известно о человеке по фамилии Шутов.
– Ничего определенного, – признался физик, – только возле дома погибшего Коробова я нашел скамейку и урну. Хотите знать, что написано на скамейке среди прочих посланий? «Шутов – жмот, хам, трус, чмырь…» – процитировал Игорь Аркадьевич.
– Так, – согласился капитан, – и что же?
– Боюсь, что я знаю, о каком именно Шутове идет речь.
– Характеристика оказалась точна или есть другие соображения?
– Вы не представляете, насколько точна. Мало того, текст был вырезан острым предметом вместе с карикатурой. Достаточно было даже изображения.
– Вот как…
– С господином Шутовым мы учились на одном курсе. Сначала он занял мое место в аспирантуре, а когда открылся филиал в Академгородке, сбежал туда, бросив на произвол судьбы наш совместный проект. Только благодаря ему я не смог в тот год защититься, только из-за него ушел на пенсию мой научный руководитель, из-за него же в последствии наш проект лишили государственного финансирования.
– Если я правильно понял вас, Игорь Аркадьевич, господин Шутов, кроме прочих достоинств, еще и хороший специалист?
– Сволочь он, надо сказать, выдающаяся, – вздохнул Ларионов. – Опросите наш курс, не я один так считаю. Фундаментальная наука, господин капитан, уважает тружеников. Индивидуалисты и неврастеники в ней только наводят смуту. Шутов не просто всех нас подставил, он загубил проект. Многим талантливым людям это стоило карьеры. Допросите его. Наверняка Шутов бывал в доме, снимал жилье или приходил в гости. Допросите соседей еще раз, покажите им фотографию, – Игорь Аркадьевич раскрыл дипломат.
– Вы допускаете, что прибор мог собрать Шутов?
– Мог, – с уверенностью заявил консультант. – Этот мог. И обид на человечество у него накопилось достаточно. Нет, я не предъявляю ему обвинений, но интуиция подсказывает… вот, взгляните… весь курс. Самый маленький с края – Шутов. Изображение вполне можно увеличить.
– А это кто? – удивился Карась.
– Наша профессура, – с гордостью ответил Ларионов. – Среди них есть известные имена. Если вы интересуетесь…
– Вот этот человек? – уточнил следователь, указывая на портрет в центре. – «Проф. Н.В.Боровский»… – волосы на голове капитана зашевелились.
– Натан Валерьянович, – подтвердил Ларионов. – Был заведующим кафедры… Кстати, покровительствовал Шутову. Если б не Боровский с его тогдашним непререкаемым авторитетом, Шутова отчислили бы с первого семестра. Ничего, кроме физики с математикой, он не сдал. Натан Валерьянович лично ходил за него кланяться.
– Натан Валерьянович Боровский… – произнес Карась и почувствовал, что сходит с ума.
– Странный мужик, – охарактеризовал профессора Ларионов. – И идеи у него странные, и окружение такое же странное. Шутов ведь сбежал за ним следом. Ну да… – вспомнил Игорь Аркадьевич. – Как только Боровского попросили с кафедры… Точнее сказать, перевели в филиал, Шутов все бросил и побежал за ним. Вы спросите Натана Валерьяновича, наверняка он знает, где любимчик. Расспросите и передайте от нас привет, от бывших учеников.
– Натан Валерьянович жив? – не понял Карась, и волосы на его макушке встали дыбом.
– Конечно… – растерялся Ларионов.
– Действительно, жив?
– А как же? Ученый с таким именем… У нас бы знали. У нас давно бы заказали мемориальную доску. Вы знаете, что его работы в области квантовой механики номинировались на Нобелевскую премию?
– Вы давно с ним общались?
– Я?
– Вы.
– С кем?
– С Боровским.
– Давно. Собственно… кто я такой, чтобы профессор Боровский со мной общался? Его старшая дочь заканчивает наш факультет, – сообщил Ларионов. – Говорят, на хорошей машине ездит. На очень хорошей машине. Я ее об отце не расспрашивал, но если нужно… Можете и вы навести справки по своим каналам. Мне казалось, что он преподает за границей.
– А мне казалось, Натана Валерьяновича два года как нет в живых.
– Уважаемый господин капитан, – улыбнулся физик. – Я семью из трех человек на свою зарплату прокормить не могу, а у Натана Валерьяновича пятеро детей и жена не работает. Я в чудеса не верю. А вы?
Капитан Карась верил в чудеса еще меньше. Он проводил консультанта, запер дверь кабинета на ключ и достал из сейфа папку с ксерокопиями статей воскресшего. Кроме рукописей и публикаций, в папке хранились пасквили и доносы коллег, рецензии скептиков, фотографии неисследованных аномалий, больше похожих на дефекты пленки. Списки аспирантов, которых профессор патронировал лично, были выделены в особый раздел, а фамилия «Шутов» подчеркнута жирной красной чертой. Капитан задумался. Пару лет назад он использовал красный фломастер для подчеркивания фамилий ключевых персон в следственных документах, и собирал на них отдельное досье. Своей полезной привычке Карась изменил лишь однажды: персона Оскара Шутова при загадочных обстоятельствах вывалилась из его памяти вместе с кончиной профессора, и более не всплыла ни разу.
Всех фигурантов дел, подчеркнутых красным фломастером, капитан помнил по адресам и фамилиям. Помнил с самого начала своей карьеры и до сего момента. Помнил даже тех, кого давно нет в живых. Всех, кроме Оскара Шутова.
– М-м… да! – сказал капитан. – Иллюзорная теория памяти не так глупа, как могло показаться. Гораздо интереснее, чем я полагал, когда присутствовал на ваших похоронах, уважаемый Натан Валерьянович. А вы решили, что вовремя от меня отделались? – Карась раскрыл рукопись на искомой главе: – «Коррекция иллюзорной памяти, основанная на эффекте убежденного наблюдателя, – прочел он и вник. – Идентификация реальности и возможные последствия дехрональных инверсий, основанных на эффекте убежденности».
Капитан улыбнулся, вспоминая прошлое: «Профессор Боровский математически доказал эффект веры в Бога», – докладывал он начальству и верил, что никакой реальной угрозы безопасности подобные доказательства не несут. Верил всецело и абсолютно, пока «убежденный наблюдатель» не ушел от него абсолютно уверенный в том, что Боровский жив. В том, что несколько лет назад капитан Карась не присутствовал на похоронах профессора лично и не скорбел о том, что не успел допросить потерпевшего. Карась заглянул в календарь. Оптимальное действие описанного эффекта, согласно Боровскому, приходилось на первые двое суток. У него было время придти в себя и подготовиться к встрече.
– Зря вы, физики, плохо думаете о нас, гуманитариях, – сказал капитан воображаемому собеседнику. – Ей-богу, зря, Натан Валерьянович!