Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 134 (всего у книги 152 страниц)

– Мосье Виноградов играет первым запуском, – напомнил официант. – Моя супруга очень болеет за этого молодого человека.

– Спасибо, – ответил Оскар и взялся за холодный стакан.

Официант обтер стол тряпкой, поправил салфетку, но уходить не спешил.

– Передайте мосье Эрнесту от нашей семьи пожелание успеха. Мы обязательно будем смотреть трансляцию.

– Спасибо.

– Если не ошибаюсь, у парня блестящие перспективы.

– Надеюсь…

– Простите за любопытство, мосье…

– Слушай, друг… не к тебе ли очередь за пивом стоит?

Отделавшись от официанта, Оскар посмотрел на часы. Бездна времени отделяла его от результата игры. Можно было напиться до бесчувствия и протрезветь ко второму сету.

Оскар сделал глоток и заметил Юлю, которая металась по парку. Припадок дежа-вю случился с молодым человеком. Он опять сидел под зонтиком с пивом, нещадно палило Солнце, Юля бегала мимо, но никак не могла его найти. Тот же черновик, взятый из предыдущей главы романа.

– Вот ты где! – воскликнула девушка. – Хорошо, хорошо! Никто к тебе подходить не будет. Только… я хотела предупредить, если вдруг… Ой! Опоздала, – всплеснула руками Юля. – Короче, тебя заметили. Только не пугайся и не удивляйся ничему, хорошо?

Чья-то рука опустилась на его плечо. Оскар не обернулся. Молодая женщина, коротко постриженная и модно одетая, скинула со стула рюкзак и присела рядом. Ее черты показались Оскару знакомыми. Он отставил бокал, чтобы не путать реальность с галлюцинацией. За спиною молодой женщины стоял длинноволосый юноша с безумными глазами, обращенными к нему, как к лику святому. Юноша не скрывал восторга от встречи. Его лицо напомнило Оскару портрет Иисуса Христа, но к счастью, знакомым не показалось. Похожим взглядом, по его мнению, обладали программисты, которые сутками не отрывались от мониторов, геймеры и, разве что, читатели умных книг, которые вдруг узрели перед собою автора.

– Лео, сядь! – разрешила девушка и предложила молодому человеку стул, позаимствованный у соседнего столика.

Молодой человек присел, но не отвел от Оскара взгляд. Сначала он рассматривал своего визави, потом стал изучать ауру над его головой. Молодая женщина улыбалась, но выглядела немного растерянной.

– Маша… – узнал ее Оскар.

– Мы пришли болеть за Эрнешку. Можно? – спросила Мария Натановна, которой никогда не требовалось разрешения для хулиганства.

– Отец тебя видел?

– Ни в коем случае. Мы – его мгновенный инфаркт.

– Юля! Проследи, чтобы эти персоны не пересеклись с Учителем.

– Уже проследила. Я хотела их тебе показать, чтобы ты не получил инфаркта. Мы будем на западной трибуне. Так высоко, что Натан Валерьянович не увидит даже в бинокль. Посмотри на них еще раз и протащись, какие нахалы. Машка специально приехала на час раньше, чтобы подстричься, согласно эпохе. Ты бы видел, с какой шевелюрой она сюда заявилась.

– Все! Валите отсюда.

Маша перестала улыбаться, заглядывая в глаза Оскару. Она собралась что-то сказать, но Юля опередила коварные замыслы.

– Все! – сказала Юля. – Ни слова! Ты обещала!

Мария Натановна церемонно поднялась со стула и одернула короткую юбку.

– Лео! Валим! – скомандовала она.

Юноша с божественными очами поднялся, последовал за сестрой, и часто оборачивался, пока не затерялся в толпе.

– Лучше тебе вообще не смотреть на трибуны, – предупредила Юля. – Мало того, что Сава опять за Учителем увязался, там еще Зубов с компанией. Подошел, поздоровался, сказал, что специально приехал посмотреть, как крошка играет. Оскар, только ты не психуй, мне кажется, что Копинский тоже приехал.

– Намекаешь, что это последняя наша игра?

– Не знаю. Все, кто пришел оттуда, молчат как рыбы. Я подумала… может, и Мирослава где-нибудь здесь? Это я к тому, чтоб ты сильно не удивлялся.

– Я уже ничему не удивляюсь, – ответил Оскар и еще раз приложился к стакану пива.

– Можно? – спросила Юля и забрала стакан. – Закажешь себе еще, а я пойду. Там уже народ собирается. Мне кажется, что на нашем корте народу больше, чем на центральном, а там знаешь кто?..

– Иди!

Юля не рискнула оставить Машу и Лео. Эти двое ходоков из дехрона еще не вполне пришли в себя и не вызывали доверия. Юля сама устроила их подальше от компании и оказалась права. Легкомысленные дети Боровского вели себя странно. Теннисисты еще не вышли из раздевалок, судья еще не поднялся на вышку, стадион еще бродил и заполнялся народом, а Мария Натановна уже доставала из сумки компьютерные безделушки, которые привлекали внимание окружающих. Девушка пребывала в экстазе от мысли, что увидит Эрнеста на корте, и собиралась все записать. Лев Натанович был сосредоточен, внимательно разглядывал людей на трибунах и время от времени дергал сестру.

– Помню я, помню… – отпихивалась Маша. – Потом! Пусть начнется игра.

– Что вы задумали? – спросила Юля.

– Покажи ему пана Копинского. Он хочет на него посмотреть.

– Почему ты думаешь, что он здесь?

– Лео знает. Покажи. Лео не отвяжется, пока не увидит. Не беспокойся, он лишнего слова не скажет. Он вообще не скажет ни слова. У Лео обет молчания.

– Зачем? – удивилась Юля.

– Ради личностного совершенствования, – пояснила Мария. – Сначала он ходил с завязанными глазами, потом с заткнутыми ушами. Теперь молчит, а мы отдыхаем от его болтовни. Юля, ты не знаешь, как классно мы теперь отдыхаем. Лео уболтал всех. Страшно подумать, что с нами будет, когда он заговорит снова. Этот ненормальный хочет отрастить третий глаз. Только я боюсь, что вместо глаза у него второй язык на лбу вырастет.

– Зачем вам Копинский?

– Тоже для личностного совершенства, – не растерялась девушка. Она искала в сумке сменную батарейку и выкладывала содержимое на колени. Зрители заднего ряда замолчали вдруг внезапно безо всяких обетов. – Не волнуйся, он посмотрит на Макса и опять уйдет в медитацию. Мы надеемся… – Маша приблизила изображение противоположной трибуны, и Юля в общем гаме стала слышать голоса людей, до которых было по меньшей мере сто метров… – А кто это рядом с Некрасовым? – спросила Маша. – Почему не знаю?

– Саша Шишкин, который нам помогает.

– Такой молодой! – воскликнула девушка. – И папа… такой молодой, как будто из фотографии. Вы все такие молодые… А Женька твой где?

– Какой еще Женька?

– Все, я молчу. Больше ни слова.

– Маша!

– Я все перепутала. Всех перепутала. Даже Шишкина не узнала. Что ты хочешь? Лео нам объяснил про дехрон, но это было давным-давно. Я все успела забыть, а тут еще в спешке… Вот, смотри, – трехмерный портрет улыбающегося мальчишки развернулся перед глазами Юли. – Мой сынок, Натик. В честь папы… Натик Боровский. Ему только что исполнилось восемь лет. Прямо со дня рождения сорвались. А это все мы… – девушка открыла следующую фотографию. – Узнаешь?

– Маша…

– Не буду, – вспомнила она, и картинка исчезла. – Все, я молчу, молчу. Только мама обижается за то, что вы редко у нас бываете. Просила передать. Вот и все. Больше не скажу ни слова. Только посмотри, какая винтажная кошелка… – сетовала Мария, кидая в сумку свое оборудование. – Я даже не спросила, сколько ей лет. Нашла в чулане и решила, что подойдет. Надо было файлы старые полистать.

– Да, – согласилась Юля, – сумка, пожалуй, слегка старомодна.

– Вот, что значит торопиться и не подготовиться. А платье? – Маша привстала, чтобы еще раз продемонстрировать наряд. – Алисе на выпускной по заказу сшили. Как тебе?

– Красивое.

– Мне тоже нравится. Сейчас в таких ходят, а я себя чувствую в нем как старуха. О… Оскар пришел. Его я сразу узнала, потому что… Ой! – Маша испуганно посмотрела на Юлю. – …Вы такие все молодые. Такие молодые, что даже не верится.

Оскар устроился на трибуне, и теннисисты вышли на корт. Началась разминка, Маша умолкла, потому что не могла оторвать глаз от Эрнеста. Юля слегка перевела дух. Она рассматривала трибуны, надеясь первой обнаружить пернатый головной убор, но увидела человека в черных очках, нервно теребившего трость. Рядом с ним сидела блондинка. По трибунам бродили люди. Корреспондент спортивного журнала склонился над Оскаром и долго с ним говорил. Юля узнала этого человека и пожалела, что не может приблизить изображение, как это сделала Маша, не может услышать их разговор. Последние объявления прозвучали по стадиону, последние аккорды музыки отыграли, и наступила тишина.

– Лео! Смотри, как работает Греаль, – Маша заметила, что Оскар потянулся к сумке. – Смотри внимательно. Сейчас он исчезнет и этого никто не заметит.

Лев Натанович похлопал сестру по коленке и приложил к губам указательный палец. Он сильно нахмурился, и Маше пришлось замолчать. Тем более, что Оскар никуда не исчез. Он наполнил прибор водой и остался на месте, одинокий и отрешенный. Только по окончании гейма он позволил себе встать, обойти по периметру корт, заглянуть под сидения первых рядов. И этого действия не заметила даже Мария. Оскар позволил себе порыться в сумках подозрительных лиц, а когда закончился сет, он перелез через рекламный барьер и сел на скамейку рядом с Эрнестом.

– Прекрати материться, – сказал он. – Трансляция идет на Россию.

– Я не понимаю, что происходит, – злился граф. – Ты видишь кого-нибудь? Хоть одну падлу пернатую видишь? Разве они уже сгинули?

– Не хочу пугать тебя, малыш, похоже, корт действительно пуст. Это все, что мне удалось найти. – Он показал Эрнесту металлический цилиндр с красноречивой этикеткой, которую хозяева не посчитали нужным сорвать. «Техника в быту», – было написано на изделии. Далее следовала нелепая цена и такая же нелепая марка завода-изготовителя.

Эрнест накинул на голову полотенце.

– Не нравится мне это…

– Сам не в восторге. Терпи, малыш. Твое дело играть.

– Зачем? Оскар, я устал. Мне нужно хотя бы два дня на отдых.

– Забудь.

– Сделай. Иначе сорвусь.

– Когда ты выйдешь на корт с двухдневной щетиной, мне зададут вопросы.

– Я побреюсь…

– Время! – сказал судья.

– Работай! – напутствовал подопечного Оскар. – Пока не пойму, что происходит, вида не подавай.

Эрнест кинул полотенце на скамейку и пошел принимать подачу. Оскар поднялся на трибуну и сел рядом с Шишкиным.

– Что происходит? Кто увел с корта «помощников»? – спросил он.

– Не я. А что? Разве плохо? Почему ты расстроен? Радуйся.

– Что это? – Оскар показал массажисту цилиндр, и тот с любопытством взял его в руки, потряс, приложил к уху, попробовал на язык.

– Лучше поставить на место, – посоветовал он. – Брать у них вещь все равно, что красть. Штука дорогая, наверно забыли. Значит, вернутся…

– Это батарея?

– Что-то вроде допинга, который тест не находит. Биоэнергетическая подпитка. Агрегат разряжен. Зачем он тебе? На твоем месте я бы оставил.

– Как он работает?

– Чего не знаю, того не знаю, – признался Саша. – Тебе, как физику, виднее. Раньше я часто находил такие на стадионах. Но толку с них никакого. В металлолом и то не берут. Смотри, смотри, двойной брейк-пойнт…

Стадион зашумел. Компания девчонок развернула плакат в поддержку Эрнеста. С сердечками, с намалеванными на щечках российскими флагами, они прыгали выше всех. Оскар и предположить не мог, что у крошки появился фан-клуб, готовый выпрыгнуть из штанов. Он осмотрел стадион и пришел к выводу, что больше половины зрителей на их стороне. Трибуны затихли перед подачей. Портрет Эрнеста появился на мониторе, и Оскару стало не по себе от выражения его лица.

– Черт побери! Где они? – спросил граф, проходя мимо во время смены сторон. – Где, Оскар, где?

– Не психуй! В палатку завезли обувь… шестьдесят восьмого размера. Сейчас они прибарахлятся и явятся.

– Пошел ты! – психанул Эрнест.

– Все о-кей? – обратился к нему судья.

– Что «о-кей»? – вспылил молодой человек. – Не видишь, я в жопе!?

У Оскара замерло сердце. В тот момент сердце замерло у многих наблюдавших спонтанный выброс ярости в сторону вежливого судьи. От неминуемой дисквалификации Эрнеста спасла только глупость. Он забыл переключиться с русского на понятный судье язык.

– Время, – объявил судья.

В припадке ярости Эрнест швырнул полотенце об корт, потому что болл-бой побоялся к нему приблизиться. Оскар вернулся на место, отведенное ему организаторами турнира, схватился за голову и воззрился в бетонный пол. Стадион ревел над его головой. Казалось, что небо рушилось на голову. Динамики разрывались. Всплески аплодисментов и крики отчаяния мешались в один монотонный вой. Оскару было неважно, чем кончится встреча. Ему было важно дожить до ее конца. Он потянулся за банкой пива, припасенной на крайний случай.

– Если Мирка видит этот кошмар, я буду проклят, – подумал он. – Или действительно завезли кроссовки?

Не дожидаясь перерыва, Оскар закинул рюкзак на плечо и направился к выходу. Ни одного «помощника» не встретилось ему ни на лестнице, ни у выхода, ни в сквере у стадиона. Народ толкался возле ларьков, ел мороженое, сидел на газонах, глазел на табло.

«Эрнест Виноградов», – красовался плакат на центральном стенде. Под фотографией его сиятельства размещалась краткая биография, которую Оскар сочинил сам. В послужном списке значился один «кровопролитный челленджер». Местом проживания игрока оказался пляж Монте-Карло. Оскар насторожился. Что-то не понравилось молодому человеку в этой оргии всепобеждающих истин. Что-то вызвало подозрение. Он еще не осознал, но внутреннее чутье уже одернуло его и вернуло в реальность. «Читай, что написано, – приказал себе Оскар. – Читай сначала и очень внимательно». Он отступил на шаг от стенда и стал читать все подряд, сверху вниз, с имен и фамилий участников до их экзотических местожительств.

Соперник Эрнеста в первом круге тоже оказался бездомным. Его прописали на тренировочном корте небольшого курортного городка, разрушенного полчищем крестоносцев. Корт и примыкающий к нему газон – все, что пощадили рыцари войска Христова. Потенциальный соперник графа по второму кругу был резидентом общественной уборной, где провел лучшие дни своей жизни, подглядывая в щель на женскую половину. Оскар поднял глаза и прочел заголовок этого необыкновенного шоу. «Мастерс. АТП. Новый Ассирион. – было написано наверху. – Утешительный турнир для мошенников, хамов, лодырей и выскочек, претендующих на корону мирового тенниса».

– Нет, крошка, – сказал Оскар. – Ангелы еще не ушли. Мы еще поквитаемся.

– Большая иллюзия, надутая мечтами о самом себе, исключительно важном и значимом, всемогущем, всезнающем, все умеющем – это есть человечество и более ничего. Человечество – вот самая большая иллюзия мироздания.

– Нет, Валех. Большая иллюзия, надутая мечтами о самой себе – это есть свойство всякой разумной природы, стремящейся к совершенству.

– Совершенная природа – мертвая природа. Кучка пепла, которая останется на земле после Человека, совершеннее, чем сам Человек. В ней космос и тлен, порядок и логика. В ней жизнь, непостижимая и разумная, а что в твоей голове, Человек? Что, кроме одного большого, непреодолимого желания создать себе иллюзию счастья, и разочарование, когда эта иллюзия удается.

– Счастье – огрызок с праздничного стола. Маленькая награда тому, кто посмел подняться с четверенек на две ноги и заглянуть в чужую тарелку.

– Удивительный народ эти Авторы. Сначала обидят персонажа, потом обидятся за него.

– Ты опять ничего не понял в Человеке, мой Ангел. Сначала ты решаешь его судьбу, отводишь от греха и от бед, от гордыни и открытых раньше времени законов физики. Потом решаешь, как ему жить и когда умирать. Потом тебе прах человеческий интересней, чем тот, кого ты водишь по жизни. Потом – все человечество для тебя большая иллюзия. Ты, мой Ангел, просто никогда не видел себя в зеркалах. Большая иллюзия это тот, кто хочет решать за другого, а потом обижается, что решение подходит задаче, как шестьдесят восьмой размер кроссовок скромному игроку АТП. Ты ничего не понял в самом себе, мой Ангел, а Человек ничем тебе не помог. Ты приписал ему свои пороки, чтобы попрекать себя. Наделил его своим страхом, чтоб самому не бояться, и ждешь, что Человек раньше всех уберется из этого мира. Ты пришел сюда раньше, тебе предстоит уйти первым. Тебе предстоит уйти первым хотя бы для того, чтобы Человек последовал за тобой. Потому что никто ему не поможет так, как поможешь ты.

– Никто не поможет Человеку избавиться от заблуждения.

– Нет, Валех, избавить от заблуждения придется тебя. От главного заблуждения твоей жизни. Человек для Ангела всегда был иллюзией большей, чем Ангел для Человека. Но мир, в который мы когда-нибудь попадем, может перевернуть все с ног на голову. Может статься, мой Ангел, что Человеку придется отводить тебя от греха.

– Меняются местами персонажи, меняются сюжеты и декорации, меняются времена и события, меняются правители и эпохи, – ответил Валех. – Только заблуждения остаются. Заблуждение – не тюрьма. Это великое оружие, против которого бессильна Истина.

Глава 7

За стволами елей открылся величественный вид сибирской реки. Две кубические постройки торчали у берега, одна другой ниже. Между ними, утопая в траве, тянулась сетка для тенниса, провисшая, серая, рваная, похожая на бельевую веревку. На сетке сохли штаны.

– Это и есть ваша тренировочная база? – спросил Натан Валерьянович.

– Да… то есть, нет… – Юля на ходу подбирала мячики, разбросанные на поляне.

– Здесь вы, стало быть, тренируетесь.

– Нет, то есть… тренируемся мы в разных местах. В зависимости от обстоятельств.

– То есть, если я правильно понял, Оскар открывает портал в нужное место и время, где будущий соперник, ни о чем не подозревая, тренирует Эрнеста вместе со своей командой. Иначе говоря, раскрывает вам тактические заготовки. Правильно я понял тактику тренировок по системе господина Шутова, о которой мне прогудели все уши?

– Да, Натан Валерьянович, а что же делать? Никакой другой возможности нам не оставили, – Юля подняла сломанную ракетку и спрятала за спину, пока профессор не переключился на инвентарь. Непосредственно к реквизиту претензий было бы больше. Был бы настоящий скандал, если б Натан Валерьянович заметил на струнах «жучок», замаскированный под гаситель. Таких «жучков и козявок», рассеивающих внимание наблюдателя, профессор горстями собирал на экзаменах и подумать не мог, что изобретение принадлежит любимому ученику.

– Так, так… – качал головой Натан. – Прекрасно. Просто великолепно. Именно то, что я ожидал увидеть.

Среди сумбура и беспорядка он не сразу заметил Оскара, сидящего у обрыва, не сразу увидел стертые кроссовки Эрнеста, торчащие из дверного проема. Берег напоминал место кораблекрушения. Первое в истории Вселенной, утро без человечества.

– Не обращайте внимания, – предупредила Юля, указывая на кроссовки, – Эрни немного психовал вчера после игры. Они с Оскаром поругались, и малыш так устал, что рухнул спать у порога.

Натан Валерьянович подошел, чтобы убедиться: кроссовки не пустуют и не просто так здесь лежат. Малыш действительно спит, завернувшись в спальный мешок.

– Я считаю, что Оскар правильно сделал, запретив ему играть второй круг, – сказала Юля. – В наших обстоятельствах это никому не нужный спектакль.

– Эрнест хотел продолжить игру?

– Нет, он хотел получить Греаль в окончательной сборке. А еще ключ от всех дольменов Земли и хроно-бомбу, на всякий случай… чтобы это все не отняли. Вы же знаете, эта навязчивая идея преследует его постоянно, но вчера был особенно сильный припадок. Эрни считает, что Оскар ничего не делает для того, чтобы осуществилась его мечта, а Оскар… Действительно ничего не делает. Даже не собирается. Оскар! – крикнула Юля. – К нам гости. Разве не видишь?

Молодой человек увидел Учителя. Любопытная физиономия Савы появилась из леса. Саша Шишкин волочился за Савой с огромной сумкой, брошенной Эрнестом в гостинице.

– Их обоих надо показать врачу, – решил профессор. – И Оскара, и Эрнеста. Надо найти хорошего психиатра и обследовать…

– Этих зачем притащила? – спросил Оскар подругу, кивая в сторону Шишкина и Некрасова.

– Оскар, не начинай! Опять поругаемся! – ответила Юля. – Как будто Сава с Сашей не в курсе… Что я должна была им сказать? «Пошли вон?» Мы все переживаем за вас.

– За меня не надо. Я в порядке.

– Натан Валерьянович, скажите вы… Может, вас он послушает.

– Что ж я ему до сих пор не сказал?

– Надо что-то делать, а не сидеть, сложа руки. Менять тактику тренировок, пока им не влетело за это. Второго Ассириона малыш не переживет. И ассоциация никогда не подпишет с нами реальный контракт, если всплывут махинации.

– У меня полный сарай контрактов с Ассоциацией, – заметил Оскар. – Можно стены обклеивать. А толку?..

– А ты помолчи! – напустилась на молодого человека Юля. – Я говорила, что проблему надо решать радикально. Пусть теперь Натан Валерьянович скажет.

– Но я не могу сделать ключ! – заявил Оскар. – Не могу отдать вам дольмен и собрать бомбу в сарае!

– Натан Валерьянович, он морочит нам головы, – предупредила девушка. – Дольмены его слушаются без всяких ключей. Он теперь не ученый, а колдун. Вступил в сговор с нечистой силой и смеется над нами.

– Он давно вступил в сговор, Юля…

– Учитель, объясните вы ей, что дольмен выполняет не только мои желания. Значит, от новых Ассирионов никто не застрахован. Я ему сказал: хочет играть – пусть играет там, где дают. Не хочет – пусть убирается к своим Гидам.

– Видите, что творится, – расстроилась Юля. – Он еще и оправдывается. Если б у нас был ключ – мы бы реально набирали очки в реальных турнирах. Никто бы не смог нас выкинуть на неустойчивые частоты.

– Подождите… – сказал Натан. – Я должен понять, в чем проблема.

– Без ключа мы никак не можем контролировать ситуацию. Нас же контролируют все, кому хочется, – объяснила девушка.

– Ты работаешь с флоридским дольменом? – спросил Натан ученика.

– Ну, да! С каким же еще? Я могу работать с дольменом промзоны, но он слабее и… я не уверен, что там хозяева не объявятся. Могу слупицкий дольмен раскрутить, только мы тут сыты по горло обществом «краснокожих». Не хватало еще Валеха в компанию.

– А что говорит ваш «индеец»?

– Что мы не хозяева жизни. И даже не мастера игры. Мы кони, на которых делают ставки. Наше дело цокать копытами. Если не принимаем правила, то этому жеребцу незачем топтать корт, – Оскар указал на кроссовки, торчащие из дверного проема.

– Он совершенно верно сказал. Чего вы добьетесь своими хитростями?

– Ничего, – согласилась с профессором Юля. – Они ничего не добьются, потому что цели у них совершенно разные. Эрни хочет войти в мировую десятку, а Оскар хочет контролировать Ангелов. Да, да, Оскар! Нечего мотать головой. Я предупреждала, что все расскажу Натану Валерьяновичу. Сначала он с пришельцами работал, тестировал на них идеи. Теперь он тестирует идеи на Ангелах.

– А у тебя какие здесь цели, Юля? – поинтересовался Натан, чем ввел девушку в замешательство.

– У меня? Никакие… Просто интересно, чем все закончится. Сначала от него сбежали пришельцы. Теперь Ангелы… предпочитают с ним дел не иметь. Они убегают с корта, когда видят его на трибуне. Просто переносят турниры в Ассирион… или куда подальше. Я знаю, чем это кончится, Натан Валерьянович… когда Ангелы уйдут из нашего мира, все скажут, что их прогнал Оскар!

– Вот и я говорю, – поддержал идею Некрасов, – ключ дольмена нужен человеку как воздух. Без него дело не сдвинется, если только… – Сава встретился взглядом с Оскаром и не решился закончить фразы. Он энергично попятился и сделал вид, что потерял в траве нечто ценное.

– Савелий прав, – согласился Натан. – Нет смысла заниматься серьезными делами ни в науке, ни в жизни, ни в спорте, если в любую минуту можно оказаться на иллюзорной частоте, и на утро забыть, чем занимался вчера. Так вам и надо! Вы то же самое проделывали с ребятами, которых потом обыгрывали в турнирах. Они даже не имели возможности защититься от вас, хитрецов. Как так можно, Оскар?! Вы творите то же безобразие, что Гиды, а потом обижаетесь на них… За что? За то, что сами их научили мошенничать.

Представитель украинской торговой фирмы потоптался по поляне и ретировался в сторону портала. Саша Шишкин, заметив, что назревает скандал, поставил сумку возле кроссовок, торчащих из спального мешка. Сначала он побродил по полянке, поискал тренировочную базу в зарослях лопухов, но Сава Некрасов строго поманил его пальцем из чащи леса. Только Юля осталась на распутье. Она не чувствовала себя лишней в компании Учителя и ученика, она желала принять участие в разговоре, но только затянула паузу. Оскар сердито посмотрел на подругу.

– Наверно стоит их проводить, – догадалась девушка. – А то ведь заблудятся.

Натан Валерьянович сел над песчаным обрывом рядом с учеником.

– Тысячу раз ты прав, – сказал он. – Тысячу раз я с тобой согласен. Эзотерики не те люди, которые справедливо распорядятся властью. Здесь я весь на твоей стороне, но… – профессор задумался. – Подумать только, твои родители… жизнь отдали за эту идею. Да и мои предки тоже. Может, с нами что-то не то? Может, мы с тобою не правы? Ведь сколько поколений человечества бесследно пропало с Земли! Они были достойнее и умнее, но у них не было шанса, как у нас, дураков.

– И у нас не будет.

– Вот, что я подумал, Оскар. Вероятный обладатель ключа дольмена ничем не обязан этой влиятельной организации! Подумай сам, на протяжении многих лет они отслеживали нужных людей и патронировали их с детства. Вычисляли в пеленках будущих гениев, финансировали, устраивали в хорошие школы. Если бы столько средств вливали в нашу несчастную науку… Ну, да ладно! Что это я о больном?

– Действительно, к чему это вы, Учитель?

– К тому, что просмотрели они только тебя одного. Прохлопали, – развел руками Натан. – И за это надо сказать спасибо твоей матушке, Марине Анатольевне. Много чего можно сказать об этой женщине нелестного. Но если б она не была хитра и дальновидна… Если б не поступила единственно разумным способом… то теперь и ты впитал бы в себя идеалы тайного общества друидов и фармацевтов. Имел бы там своих покровителей, которых нельзя предать. У тебя было бы счастливое детство и блестящее образование. Нам бы не пришлось брать уроки грамматики, чтобы в будущем не срамиться…

– Учитель… Как только я сделаю ключ, они найдут способ им завладеть.

– Да, – согласился Натан, – они просто убьют тебя.

– Пришельцы сказали мне то же самое.

– Какой они видят выход?

– Они боятся друидов, как чумы, но связываться не хотят. Хотят с ними воевать моими руками.

– Не важно, кто тебя убьет, пришельцы или эзотерики. Важно, что ситуация парадоксальна сама по себе, а значит, может разрешиться как угодно. Но я не допущу, чтобы ты ставил себя под удар.

– Дело не во мне.

– Дело в том, Оскар, что мне небезразлично, какой ценой ты получишь этот проклятый ключ. Если б не ситуация, к которой мы неизбежно катимся, я бы не стал даже заводить с тобой разговора. Не зря я общался с Савелием. Не напрасно штудировал их тайные документы. Человек, который способен создать ключ дольмена, не может оставаться среди людей. Но если его не создать – миру придет конец.

– Мне не нужен этот мир. И судьбами человечества я распоряжаться не собираюсь.

– Весь ли мир тебе так не нужен, как ты говоришь?

– Почти весь.

– Вот, ради этого «почти», мы живем. Иногда это все, ради чего стоит жить. Юля права. Сейчас ты мотаешь нервы всем: и пришельцам, и Ангелам, и эзотерикам, и даже теннисной ассоциации. Я уверен, что спортивные чиновники также от тебя натерпелись. А больше всех ты натерпелся от самого себя.

– Дело не во мне, Учитель.

– Я знаю, в ком дело. Если ты думаешь, что я ничего не вижу и не понимаю, то ты ошибаешься. Конечно, вам с Мирославой надо встретиться и объясниться.

– Не нам. Сейчас вам надо встретиться с ней.

– Нет, уж уволь. Это ваши личные отношения и я…

– Ваши, Учитель! Чтобы серьезно работать с дольменом, нужно получить его в собственность. Даже Копинский понял, что только абсолютная собственность дает человеку право подбирать ключи к дверному замку.

– Копинский завещал имущество сыну. Он считает тебя гениальным ученым, поэтому опасается.

– Копинский считает меня Господом Богом. Он думает, я решу любые задачи.

– Не знаю, Оскар… Не знаю, решишь ли. Но точно знаю, что никто кроме тебя даже не приближался к решению.

– Нет, Учитель. Пока Мирка не вернется и не объяснится с вами, я с места не сдвинусь. Однажды я ее предал, потому что не вник в ситуацию. Боюсь совершить еще раз ту же ошибку. Пожалуйста, не старайтесь меня понять. Только Мирка может сдвинуть дело с мертвой точки. Если она до сих пор не сделала это – значит, на то есть неизвестная мне причина.

Профессор нахмурился.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Нет, – бессовестно соврал ученик.

– Знаешь что-то, чего не знаю я, но по какой-то причине не можешь сказать?

Оскар почувствовал, как начали краснеть его уши. Это замечательное ощущение он перестал испытывать так давно, что уже забыл. Уже не ожидал от своего организма таких сюрпризов. Оскару стало смешно, потому что впервые жизнь поставила его перед необходимостью врать человеку, которому меньше всего на свете хотелось врать. Крошка-граф вовремя вылез из спального мешка. Применяя кухонный нож и ненормативную лексику, стал отдирать пластырь от старых мозолей.

– Эрнест! – отвлекся Натан Валерьянович. – Ты куда-то собрался?

– Кросс бежать, – ответил молодой человек, обувая кроссовки.

Он поднялся на ноги и, ни с кем не прощаясь, скрылся в лесу.

– Оскар, я не уйду, пока не узнаю, что ты скрываешь.

– Я рассчитал апокалипсис, Учитель. И могу показать вам расчет.

– Нет, – решил Боровский после недолгих раздумий. – Я не должен это увидеть. Есть вещи, которые можешь видеть ты и больше никто.

– Учитель…

– Я давно уже тебе не учитель, мой мальчик. Так же как ты – давно не мой ученик. Прошло время, когда я мог проверять ошибки в твоих работах. Сейчас моя задача тебя поддержать. Ответь мне только на один вопрос: ты знаешь что-то про Эрнеста? Тебе известно, кто его настоящие родители?

– Да.

– Так вот… – строго заявил Натан Валерьянович. – Эрнест – мой сын! Прошу это принять к сведению и других вариантов не рассматривать. Этот мальчик – мой собственный, родной ребенок. Передай это всем, кто до сих пор сомневается. И еще передай, что эту тему я закрыл и никому не позволю ее обсуждать, даже вам с Мирославой. А Эрнест?.. – с тревогой в голосе уточнил профессор. – Знает?..

– Знает, – ответил Оскар.

– Так вот… Ничего он не знает! Все, что он знал до сих пор – чепуха, достойная Ассириона. Главное, что должен знать мой сын – это то, что у него есть отец. Самый настоящий, реальный отец.

Каждый день под моросящим дождем на пляже мерзла девочка. Каждый день приходила и дрожала от холода, кутаясь в курточку из крокодиловой кожи. Девушка дрожала до синевы, но теплые штаны не надевала, напротив, чем больше холодало на побережье, тем тоньше становились ее чулочки. Чем больше дожди размывали пляжный песок, тем выше становился каблук. Оскар не сразу увидел город в кромешной тьме, не сразу узнал фигуру, ожидающую у моря погоды. Он решил, что малышку Тати злой отчим выгнал из дома. А заодно отключил во всем городе фонари.