Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 152 страниц)

Глава 7

– Родственник? – спросил заведующий отделением печального Натана.

– Учитель.

– Как мне связаться с семьей господина Шутова?

– У Оскара нет семьи.

– С кем-то из близких…

– Нет, – ответил Натан. – У Оскара нет ни родственников, ни близких.

– Войдите, – врач пригласил профессора в кабинет. – Я не дам разрешения на транспортировку больного в Москву, пока состояние не стабилизируется.

– Что с ним?

– Это я вас должен спросить! Отравление угарным газом незначительно. Следов ожога на теле нет. Это я вас должен спросить, что случилось? – заведующий отделением подозрительно поглядел на грязные ботинки Натана. – У господина Шутова истощение организма, – объяснил он. – Абсолютное истощение… до критического предела. Этим я объясняю временную потерю зрения и сердечную аритмию. Ему повезет, если не пострадал мозг. Интересно знать, отчего? Ваш ученик много дней провел за рулем без отдыха и питания?

– Что вы!? Он из дома не выходил.

– В его состоянии полярников снимали со льдин и космонавтов находили в пустыне после аварийной посадки. Чем он занимался в день пожара?

– Отдыхал, – ответил профессор. – Мы наводили порядок, принимали гостей. Оскар вышел в лабораторию… Я увидел вспышку, почувствовал дым.

– И не услышали грома?

– Нет, – признался профессор. – В горах было тихо.

– Почему вы решили, что его поразила молния?

– Шаровая молния, – уточнил Натан. – Оскар бредил, просил положить его на землю. На земле ему было легче дышать.

– Что за лаборатория у вас в горах? Изучаете шаровые молнии?

– Плазмоиды, – объяснил профессор.

– Значит, надо сообщить на работу…

– Я его начальник. Сообщите мне все, что сочтете нужным.

Врач засучил рукава, вынул из ящика чистый бланк.

– Адрес у пациента имеется? Или он проживает на вашей жилплощади?

– Проживает, – кивнул Натан, – на жилплощади, которая принадлежит мне по праву наследства.

– То есть, официальной регистрации у господина Шутова нет нигде?

– Последний владелец квартиры пропал без вести, поэтому с оформлением наследства возникли проблемы. Оскар живет там, потому что я позволил.

Боровский присел к столу.

– Имя у вашего ученика свое или псевдоним? Послушайте, я что-то должен записать в больничный лист. Хотя бы подлинное гражданство.

– Запишите мое, – предложил профессор и положил на стол удостоверение.

Врач отложил ручку, раскрыл документ.

– Что за эксперименты с плазмой… Натан Валерьянович? – спросил он и подозрительно прищурился на фотографию. – Чем мы заинтересовали Московский университет… в частности кафедру молекулярной физики?

– Мы изучаем разные природные феномены, – ответил Натан, и врач приступил к заполнению бланка.

– Значит, имя у вашего протеже тоже вымышленное?

– Оскару дали имя в приюте.

– Да уж, – вздохнул врач. – Если не везет, то с детства.

– Стечение обстоятельств, – пояснил профессор. – Женщина, которая его родила, принадлежала к секте христиан-эзотериков и имела весьма размытые представления о материнском долге.

– А что же отец?

– Эта особа решила, что зачала мессию от Бога. В пеленках младенца нашли записку с пафосным посланием к человечеству. Она не потрудилась даже дать сыну имя.

– Вот как… И что же? – спросил врач, возвращая Боровскому документ. – Господин Шутов – мессия нашего времени?

– Он способный молодой ученый, – ответил Натан. – Единственный известный мне случай, когда воспитанник интерната победил в олимпиаде по физике. Другого шанса поступить в университет у него попросту не было. Все, что есть у этого молодого человека – его трудолюбие и талант, поэтому я стараюсь поддержать его в жизни.

– А способность к целительству? Или, скажем…

– Нет, – отрезал профессор. – Я заметил в нем только способность к науке. Поэтому прошу вас обращаться ко мне по всякому поводу, и, если можно, не третировать Оскара вопросами, которые не относятся к его здоровью.

После допроса Боровский разместился в кресле больничного вестибюля и дождался вечера. Он надеялся, что в конце смены лечащий врач подойдет к нему и отчитается о здоровье пациента, но врач подошел к Натану совсем по другой причине.

– Позвольте полюбопытствовать, – спросил он, – что было пафосного в послании человечеству от матери господина Шутова? Если, конечно же, это не семейная тайна.

Натан Валерьянович взял себя в руки.

– В послании, – ответил он, стараясь соблюдать спокойствие, – было сказано, что младенец сей послан в мир, чтобы дать людям истинное знание и положить начало новой цивилизации… А до той поры нам всем наказано беречь его от расстройств и недугов, заботиться о нем, как о собственном сыне, охранять от злых людей и безответственных медицинских работников, которые занимаются бумажной волокитой вместо того, чтобы лечить больного. – Слова профессора прозвучали, как приглашение на дуэль. Он так утомился бездействием персонала, что готов был выйти в сад и по-мужски разобраться со всем отделением, но заведующий оказался слишком ленив, чтобы принять вызов. Он только хмыкнул и улыбнулся в ответ.

Натан ушел в сад один. Здесь, у помойного контейнера, он не провоцировал вопросов и не мозолил глаза любопытным. Пейзаж гармонировал с его растоптанными ботинками и курткой, которая пережила не один субботник. Здесь к Натану Валерьяновичу не приставали, не делали идиота из уважаемого ученого. С профессором у контейнера соседствовала только ворона. Пока Натан курил, она таскала на дерево куриные кости, пока Натан дремал, кидалась костями с ветки, когда Натан закусывал кефир сухарем, птица спускалась на тротуар, и расхаживала мимо него с высокомерно задранным клювом.

– На… – Натан положил на асфальт сухарь.

Ворона взяла угощение, отнесла к луже, погрузила на мелководье, и, выждав время, перевернула сухарик на другой бок.

Сердце Натана почуяло ахинею. Неуютным показался ему этот мир, словно против него сговорились Боги и Ангелы. Натан достал обратный билет и сверил число. Он хватился часов, но карман был пуст. Натан обшарил дно портфеля в поисках компаса или барометра – ни того, ни другого прибора на месте не оказалось. Он постучал в больничную дверь. Пожилая нянечка указала на расписание посещений. Натан постучал в окно палаты.

– Оскар! – крикнул он. – Нам пора возвращаться! Оскар, слышишь меня? – Вместо молодого человека в окне появилось лицо старика с забинтованными глазами. Боровский отпрянул. Логики его научного интеллекта не хватило, чтобы понять, зачем незрячий человек подошел к окну. – Оскар, это ловушка! – закричал он. – Нам надо вернуться пока не поздно.

Старик улыбнулся. Его рыжеватый пушок на макушке осветила настольная лампа. За спиной встало еще трое слепцов с повязками на глазах. Один из них помахал рукой профессору, словно пассажир теплохода, уходящего в плавание.

Профессор Боровский выбежал на дорогу и прыгнул в такси.

– Выходи! Я сам поведу, – заявил он шоферу. – Ты молод, тебе незачем играть в эти игры. Возвращайся домой и забудь… – шофер с улыбкой покосился на пассажира. – Это война против меня, парень, – объяснил Натан. – Случайных людей она не касается. Это проигранная мною война. Проигранная, потому что я, осел, вышел один против армады головорезов. Безоружный, безумный слепец! Меня не раздавили только потому, что не увидели во мне угрозы. Теперь они не остановятся ни перед чем. Человеческие жизни в той войне ничего не стоят, потому что они не люди. Не люди! – подчеркнул Натан. – И я не знаю, кто они. Ты думаешь, они пойдут на нас с оружием? – обратился профессор к молодому шоферу. – Думаешь, станут изливать на землю огонь и насылать наводнения? Ничего подобного, сынок. Они уничтожат нас бескровно и незаметно. Вместо одного мира вдруг возникнет другой, и ты понять не успеешь, чего лишился. Выходи из машины, беги домой! Забудь, что видел меня.

– Ты чего, дядя? – удивился водитель. – Это моя машина. Не хочешь ехать – иди пешком!

Проблески разума озарили Натана Валерьяновича Боровского в горах, когда он остался наедине с собой в полной темноте под пасмурным небом Слупицы. Когда в окошках хутора показался свет, Натан успокоился. Он сел на камень отдышаться и укрепиться в уверенности, что перед ним дом пасечника, а не галлюцинация, порожденная флюидами дехрона. Пробираясь тропой мимо кладбища, Натан увидел сгоревший сарай. Смута в его душе сменилась решимостью действовать.

– Артур! – позвал Учитель, раздеваясь в прихожей.

Никто не откликнулся. Необычная тишина была чревата сюрпризом. Боровский заглянул в гостиную. – Артур?…

За столом чаевничали незнакомый мужчина и пожилая дама. Натан остолбенел. Старуха не взглянула на него, она взяла из вазочки печенье и окунула в блюдце. Длинный, иссохший, крючковатый нос завис над мокнущим куском. Седая шевелюра затмила Натану белый свет. Старуха перевернула печенье на другой бок.

– Подлить вам горячего, Сара Исааковна? – обратился к старухе мужчина. – Натан попятился. – Одну минуту, прошу вас… – мужчина поднялся из-за стола. – Натан Валерьянович, не уходите.

Натан не помнил, как вылетел из дома, как взбежал на гору. Силы оставили его, когда на месте храма он увидел камни, сложенные полукругом вокруг развалин колодца.

– Натан Валерьянович, – бежал за ним незнакомец. – Не торопитесь!

– Оставьте меня в покое! – предупредил Натан.

– Вы спрашивали Артура? Я тоже его ищу…

– Я ничего не знаю.

– Да постойте же, в самом деле! Не хотите говорить со мной – не надо, но имейте уважение к пожилой женщине. Она проделала долгий путь, чтобы повидать вас, а я сегодня же уеду, если угодно…

Натан обернулся.

– Эта пожилая женщина!.. – воскликнул он, продолжая пятиться от незнакомца. – Вам известно, кто эта пожилая женщина? Эта женщина уж тридцать лет как покойница.

– Что для ее возраста вполне естественного, – заметил незнакомец. – Простите, я не представился. Георгий Валентинович. Будем знакомы.

– Как вы сказали?

– Зубов моя фамилия. Прошу вас, останьтесь.

– И не просите, – Натан прибавил шаг. – Я присутствовал на похоронах этой дамы! В здравом уме и твердой памяти…

– Безусловно, так оно и было, – согласился Зубов. – На похоронах Артура Деева вы тоже присутствовали в здравом уме, но, тем не менее, продолжаете его искать…

– Это не совсем так! – Натан Валерьянович вспомнил обстоятельства гибели Артура за миг до того, как споткнулся о камень, вероятно, тот самый, которым Артур размозжил себе голову. – Вы не можете судить, вы не знаете о моем состоянии.

– Я присутствовал на ваших похоронах, господин Боровский, и знаю о вашем состоянии гораздо больше, чем вы можете себе представить…

– Так! – решительно заявил Натан и перестал пятиться. – Давайте вспомним, что мы нормальные люди и будем вести себя соответственно!

– Натан Валерьянович, – заявил Зубов, – однажды, стараясь соответствовать человеческой норме, вы на моих глазах скончались от инсульта. Поберегите себя. Здесь некому оказать медицинскую помощь. Жизнь и смерть, безусловно, удивительные процессы. И то, и другое стоит испытать, но ни тем, ни другим не следует увлекаться. Если мы вернемся за стол, выпьем чаю и обсудим наши дела…

– Чаю?..

– Если позволите, я предложу выгодную сделку. Идемте… – Зубов застыл, приглашая Учителя в дом, словно в пещеру дракона.

– Идите, – ответил Натан и двинулся к поселку ускоренным шагом. – Идите… – крикнул он, обернувшись, – знаете куда? Вместе с Сарой Исааковной!!! Идите и не возвращайтесь!

Зубов пожал плечами, когда Натана исчез в темноте. Он закурил, в надежде, что беглец одумается, но профессор вовсе пропал из вида.

Сара Исааковна намазала маслом булку.

– Ушел, – развел руками Зубов.

– Не бери в голову, – ответила старуха. – Лучше поешь. Просмотри, что от тебя осталось, Жорик! Одни мослы, а все не угомонишься.

– Ваш внук похож на несчастного человека больше чем когда-либо.

– Не бери в голову. Натасик всегда был туп и труслив. Также туп и труслив, как его отец. Не моя порода! Ботинки завязывать не научился, а в университет побежал. Я-то думала, выучится, поумнеет. На тебе… выучился!

– Не переживайте, Сара Исааковна. Он вернется…

– Не вернется! – Старуха вынула из кармана часы на цепочке. – Верни ему сам. Дед думал, память внуку оставил, так ладно бы, выменял на приличный костюм, а то ведь проиграл в карты. Что за Натасик!

– Давайте, я вам налью горячего? – предложил Жорж.

– Да хватит уж, – отмахнулась старуха. – Лучше встать помоги…

– Сара Исааковна! На ночь-то глядя?..

– Пора, – старуха поднялась над столом, и Зубов, вскочил, чтобы подать даме руку.

– Что ты хотел от моего Натасика? Зачем сюда заявился?

– Ничего особенного. Купить вещицу, которая вряд ли ему нужна.

– Вещицу? – удивилась старуха, и поковыляла к прихожей, опираясь на руку Зубова. – Хотела бы я взглянуть на ту вещицу…

Жорж указал на копченую трубу, упакованную к транспортировке. Обернутая газетой и обмотанная бечевкой, она напоминала саженец.

– Э… – Сара Исааковна покачала головой, – не угомонился ты, парень. Ничему-то тебя батюшка не научил! Ты эту вещицу от греха положь и не трогай. Откуда она взялась?

– Если б знать. Я нашел ее в доме. Теперь жду хозяев.

– Вот и дождись, а пока поставь, где стояла. Хозяин вернется.

Зубов выполнил волю старой ведьмы, довел ее до крыльца, помог надеть плащ и снова предложил руку, но Сара Исааковна отпихнулась. Она нащупала у стены деревянную палку и ничуть не смутилась, когда палка оказалась косой, деланной Артуром Деевым по заказу Натана.

– Ступай в дом, странник, – приказала она и накинула капюшон.

Зубов остался стоять на крыльце. Его рука потянулась в карман к сигарете, его взгляд застыл на старухе с косой, ковыляющей к кладбищу. Еще шаг – и он свободен в замыслах и поступках. Еще шаг – и он один на всем белом свете. Но подъем показался старухе крутым.

– Эй! – крикнула она. – Помощник! Ну-ка, неси лопату! – Зубов нашел в прихожей инструмент с обгоревшим черенком. – Копай, – приказала Сара, – здесь, у тропы. Знаешь, как могилу копать?

Зубов знал, как копают могилы. Размеры и расценки он тоже знал и взялся за работу, не торгуясь. За копченую трубу, найденную им на пожарище, он готов был перекопать все кладбище. Старуха не торопила. Она с философским спокойствием наблюдала, как Зубов покрывался потом, скидывал с себя по очереди пиджак и рубаху, пока не остался голым по пояс. Старая карга забыла, как выглядит голый мужчина, и разочаровалась, когда работа закончилась.

– Столярничать тоже умеешь? – спросила она.

– Я все умею.

– Тогда бери доски, что лежат на поленнице, и работай!

– Горелые доски? – удивился Зубов, отряхивая штаны. – Для вас, Сара Исааковна, я могу сделать гроб из мореного дуба.

– Делай, черт, что тебе говорят! – рассердилась бабуля и стукнула о землю косой.

Зубов выгрузил из кладовки инструмент, установил доску на верстак и заметил тень человека, бесшумно подошедшего к нему со спины.

– Натан Валерьянович? – обернулся Жорж, но увидел грустного незнакомца.

– Где французы? – спросил незнакомец.

– Не знаю.

– Уехали без меня?

– Вероятно…

Человек приблизился к Зубову.

– А деньги? – спросил он. – Кто мне заплатит за машину?

– Понятия не имею, – откровенно признался Жорж.

– Я без денег и без машины отсюда не уйду.

– Хочешь заработать?

Человек подозрительно посмотрел на вспотевшего плотника.

– Кто ж не хочет?

– Тогда берись за пилу…

– А деньги? – спросил человек. – Деньги вперед!

Жорж вытер руки о штаны, отошел к пиджаку, брошенному на поленнице, достал из кармана ручку и вырвал лист из книжки авиабилета.

– Чек примешь? – Жорж вписал между строк сумму, соответствующую годовому доходу гробовщика во время повального мора, и подал человеку.

– О! – сказал человек, разглядывая цифры.

– Мало?

– Сразу бы так! Я понял, что вы – одна банда. Не надо со мной шутить. Нашли дурака. Я без денег не работаю, – он спрятал бумажку и взялся за пилу. – Ну… пилим что ли? – обратился он к Зубову.

– Ну, влип ты, мужик… – покачал головою Жорж. – Влип, так влип. А самое скверное, что у меня нет времени тобой заняться.

Наспех сколоченный гроб был спущен в могилу.

– Возьми, – старуха сунула Жоржу в ладонь золотую монету, – продашь антиквару, закажешь надгробие, чтобы большими буквами написал: «Бабушка Сара». Большими, – повторила она, – Натасик совсем ослеп за своей работой. А сдачу оставь себе…

– Да будет вам, Сара Исааковна, – скромничал Зубов, – право, не стоит.

– Оставь, – настаивала покойница, – помянешь меня добрым словом. А теперь ступай в дом.

– Может… – предложил Жорж, – помочь вам спуститься?

– Куда? – удивилась Сара и нахмурила брови под капюшоном. – Да ты еще тупее, чем мой Натасик! – Земля содрогнулась под Георгием Валентиновичем, когда бабушка Сара топнула по ней ногой. – Ишь, чего удумал! В могилу меня спустить! – она махнула рукавом и бодро поковыляла на гору, оставив по пояс голого Зубова с лопатой в руке у пустой могилы.

– Счастливого пути, Сара Исааковна, – прошептал Зубов ей вослед, и вернулся к верстаку. – Эй, странник! – окликнул он помощника, подбрасывая на ладони монету. – Странник! – тишина ответила ему со всех сторон. – Ну, как знаешь…

Жорж кинул на плечо полотенце, пошел к колодцу. Солнце поднималось из-за горы, утренний иней хрустел на траве под ногами. Жорж вылил на себя ведро и не почувствовал холода, мышцы окаменели, пар пошел от тела. Он разделся и окатил себя водой еще раз, затем вернулся в дом и выпил стакан виноградной водки. От вчерашнего дня у Жоржа осталась зола в печи, плащ убежавшего профессора да золотая монета, отчеканенная в неизвестном государстве. Эта монета годилась только на переплавку, и ее «убойный вес» не вполне соответствовал монументу, заказанному старухой для устрашения внука.

Георгий Валентинович осмотрел монету с лупой и достал лист бумаги.

«Дорогой Артур…» – написал он и задумался. Зубов терпеть не мог писать письма, особенно, когда не знал, о чем писать. Он не знал, имеет ли право опять вторгаться в жизнь молодого человека. Имеет ли он право просить того, кто ему не должен, учить того, кто его не знает, и, возможно, не помнит. Измучившись над первой строкой, он смял лист, кинул в печь. На одно плечо Жорж положил трубу, обернутую газетой, на другое закинул сумку, запер дверь и пошел к селению, но к обеду вернулся и поставил трубу на место.

Зубов сел за стол, достал новый лист, вынул из кармана часы Боровского, а из-за пазухи чашу, украшенную камнями; выцарапал вилкой из оправы красный кристалл, величиной со спичечную головку, обернул его газетной бумагой, вложил в коробок и присовокупил к часам.

«Дорогой Артур, – написал он в письме. – Благодарю за гостеприимство и сожалею, что нет времени дождаться тебя и расспросить, как ты жил и чем занимался. Эти часы, пожалуйста, верни профессору Боровскому, камень отвези по адресу, который я укажу в конце письма, и получи за него…» – Зубов задумался. Он прикинул, сколько может стоить памятник Сары Исааковны, во сколько обойдется бестолковому Артуру волокита по транспортировке и установке его… прибавил к этой сумме дорожные расходы, зарплату, питание, проживание и развлечения, а также медицинский полис на всякий пакостный случай. К получившемуся числу он уверенной рукой приписал два ноля, и добавил третий, но уже неуверенно. Георгий Валентинович подробно описал, как должен выглядеть памятник старой карге, и как не швырять на ветер оставшиеся деньги, а вкладывать в дело, и в какое именно дело, тоже посоветовал. И о том, как следует жить на белом свете, и о том, как не следует жить такому балде, как Артур. Георгий Валентинович сосредоточился и сочинил полезный, жизненный роман о нравственном становлении молодого человека своей эпохи, который вполне мог служить пособием и для будущих поколений. Он поставил дату, автограф, но адреса для связи с автором по обыкновению не оставил.

Он поднялся к развалинам храма, распеленал трубу и в скорби положил у камней, словно новорожденного младенца у порога приюта. «Черт бы тебя подрал, Валех…» – произнес он в адрес невидимого владельца храма, закинул сумку на плечо и двинулся в путь. С тех пор Жоржа Зубова в Слупице никто не видел.

Третья сказка. ДЕНЬ ЗЕМЛИ

Глава 1

Ранним утром микроавтобус с вывеской «Турасбест» притормозил у подъезда редакции молодежной газеты. Валентинов вбежал в фойе. Ему навстречу поднялся человек с кейсом.

– Вы Бессонов? – спросил Валентинов, протягивая руку. – Давно ждете?

Человек произвел на него приятное впечатление, хоть и выглядел помятым, как бизнесмен наутро после банкета. Таким людям Валентинов привык доверять, поскольку в его окружении преобладали бездельники и шарлатаны.

– Бессонов-Южин, – представился человек.

Оба сели в автобус и продолжили путь.

Кроме Валентинова в салоне находилось двое немолодых мужчин в ватниках, похожих на институтских сотрудников, высланных на картошку. Мужчины сухо поздоровались с новым пассажиром и обратились к Валентинову.

– Что же дальше? – спросили они.

– Момент… – Валентинов вынул из-под сидения бутылку с пивом и предложил Бессонову-Южину.

Новый пассажир поблагодарил за пиво и устроился на заднем сидении.

– …Дальше Ваньку комиссовали из Чечни за психические расстройства, – продолжил рассказ Валентинов. – На гражданке он не устроился, с женой развелся, вернулся в Щербаковку, сторожем в доме культуры, и работал, не жаловался, пока тамошний зал не арендовали сектанты. Непростые сектанты. Щербаковские говорят, что собирались они по ночам, приезжали на дорогих машинах, чужих в компанию не пускали. Чего они там проповедовали друг дружке, неизвестно, только Ваньке, по долгу службы, полагалось охранять клуб, вот и наслушался мужик проповедей, Библию читать начал. Дальше больше: стал проситься в общину. Подозвал его к себе однажды пастор и говорит: с тебя, мужик, вступительный взнос и считай себя для начала полноправным участником лотереи. Выиграешь – стало быть, избранный ты на этом поприще. Не повезет, значит, дело твое пустое.

– И что?.. – подгонял рассказчика усатый пассажир, сидящий над ящиком пива.

– Ванька узнал размер взноса и охренел, но решил идти до конца, – продолжал Валентинов. – Выгнал жену с дитем на улицу, продал квартиру. Продал все, что мог и не мог, коня колхозного и того продал, а сектанты его денежки приняли, пересчитали и велели ждать тиража. Когда он будет – никому не известно, на кого сойдет благодать – вопрос риторический. Ванька ждал, пока не приехал наряд ОМОНа и не повязал всю секту к чертовой матери. Он один уцелел, поскольку на сектанта похож не был. Он, собственно, был всего лишь сторожем. Был и остался.

– Ну и?..

– Тут и выяснилось, что секта была не простая, а золотая: ЭХО «Соратники». Эзотерическое Христианское Общество, – пояснил Валентинов. – Деньги на этих гадов как будто с неба падают. И задолжали они стране налогов, как арабские шейхи. Если с этих алхимиков снять долги, русские люди при жизни в раю окажутся.

– Ясное дело, пирамида! – догадался слушатель. – Сколько, ты сказал, взнос?

– С лотереи все только началось, – сообщил Валентинов. – А через год приехал в Щербаковку мужик и спрашивает, где тут такие-то богомолы? Ванька честно отвечает: я, мол, один остался. Тип вручает ему конверт. «Вот, – говорит, – тебе выигрыш, дели его промеж собой, как хочешь», а на конверте адрес: явиться туда-то, на Кудыкину гору, отыскать пещеру и обналичить приз. Вроде сберкассы.

– Он поехал искать пещеру?

– И, представьте себе, нашел. А теперь… хорошо сидите? – Спросил Валентинов. – Его описание пещеры точь-в-точь совпадает с описанием пещеры Лепешевского. – Слушатели переглянулись. – Ей-богу, – заверил рассказчик, – Ванька Гусь в жизни ученых статей не читал, и слышать не мог. Совпали все детали до мелочей.

– Из-за этого мы едем в Щербаковку? – догадался усатый. – Валентинов, эти истории вышли из моды. Ты не продашь ее даже в местную многотиражку. Снимки пещеры есть?

– Будут, – заверил Валентинов.

– Если сделать приличные снимки, собрать экспедицию толковых ребят… Насколько я знаю, Лепешевский не оставил координаты.

– Не оставил, – подтвердил Валентинов.

– А этот парень, стало быть, только что оттуда? – догадался усатый. – И ты уверен, что он захочет проводить нас в пещеру?

– Мы едем собирать грибы, – напомнил Валентинов. – Берем мужика с собой, поим, расспрашиваем, смотрим по обстоятельствам. Гусь – мужик тщеславный, внимание прессы ему льстит. В крайнем случае, выложит информацию под гипнозом. Все предусмотрено!

– Сами его будем гипнотизировать?.. – попутчики осторожно развернулись к незнакомцу с кейсом, сидящему позади.

Бутылку пива незнакомец прятал за пазухой, на собеседников внимания не обращал, в разговоре не участвовал, планов не строил и в бой не рвался.

– Если два незнакомых друг с другом человека с интервалом в сто лет детально описывают одно и тоже, – намекнул Валентинов, – как думаете, это похоже на правду?

– Ты собираешься писать статью или собирать экспедицию? – спросил лысый.

Машина выехала за город и пристала к обочине. Мужики отошли. Человек с кейсом вышел на воздух покурить. На месте остался только шофер «Турасбеста», который читал газету, ел яблоко и слушал музыку в наушнике. Мужики выходили из леса по одному, застегивая ширинки, и тут же подавали руку незнакомцу.

– Чумаков, – представился лысый в телогрейке, доставая сигаретную пачку. – «Вечерние новости».

– Бессонов-Южин, – ответил человек.

– Морозов. Уфолог, – был краток усатый.

– Бессонов-Южин, психотерапевт.

Мужики покурили и поехали дальше.

– Интересуетесь геологическими аномалиями? – обратился уфолог к психотерапевту.

– Нет, – ответил Бессонов-Южин.

Разговор не завязался. Пауза длиною в шестьдесят километров едва не сломила боевой настрой.

– Следующий поворот на Щербаковку, – объявил Валентинов.

Лысый вынул из корзины сверток с провизией, и установил на макушке кепку. Усатый застегнул ватник.

– Сидите в машине, – распорядился Валентинов. – Мы с Яковом Моисеевичем пройдем по деревне. Яков Моисеевич? Я правильно обратился?

– Правильно, – ответил Бессонов-Южин. – Еще правильнее – Яков Модестович.

Настроение психотерапевта насторожило Валентинова, высокомерный тон заставил задуматься: не поторопился ли он? Не стал ли посмешищем, пригласив серьезного специалиста в сомнительный проект? От волнения ли, от желания ли произвести впечатление на партнера, Валентинов понес такую околесицу, что перестал понимать сам себя.

– …Вид, который закончил эволюцию, перестает размножаться с помощью разнополых особей и начинает клонироваться, – рассуждал Валентинов, сопровождая молчаливого Якова Бессонова-Южина к логову Ваньки Гуся. – Понимаете? Твари, которых наблюдал Лепешевский, достигли апогея эволюции, и человек, если достигнет апогея, тоже перейдет на клонирование, тоже перестанет размножаться традиционно. Только тогда нас можно будет назвать венцом творения. На новом этапе развития человек исчерпает себя, как эволюционирующий объект, то есть закончит естественный отбор. Вы понимаете, что это может значить для цивилизации в целом?

– Понятия не имею, – ответил Бессонов-Южин.

– Вы думаете, что мы уже достигли совершенства? А как же девяноста процентов мозгового вещества, которые не задействованы никак? О чем оно говорит?

– У кого не задействованы? – удивился психотерапевт. – У меня все задействовано.

– Вы, наверно, жили за границей?

– Жил, – признался Яков Модестович.

– Я и смотрю, акцент. Как будто родной язык забывать стали.

Валентинов осмотрел собеседника, мужчину средних лет с импортным кейсом из отличной кожи и «Ролексом» вместо хороших российских часов, которые мог себе позволить провинциальный целитель. Одно с другим плохо вязалось в голове Валентинова. Мозговое вещество продолжало эволюционировать. «Часы и обувь, – вспомнил он, – вот что отличает богатого человека». Валентинов обратил внимание на обувь Якова Модестовича. Последний раз он видел такие ботинки на английском менеджере, который устроил выставку европейского дизайна в мебельном ателье.

– Мне важно, чтобы Ванька Гусь сказал правду, – перешел к делу Валентинов. – Я не исключаю, что его кодировали, зомбировали, вложили в мозг заведомо неверную информацию. Сначала я думал, что справлюсь сам…

– Вы правильно сделали, что обратились к специалисту, – поддержал его Яков.

– Как вы работаете с клиентом? Вводите в транс или беседуете по душам?

– Индивидуально.

– Ваша задача на первом этапе – убедить Гуся, что мы не враги. Не захочет дать интервью, пусть покажет грибные места. Водка есть, закуска найдется… Вот, – он заметил здание с крашеным фасадом, – дворец культуры, где началась история. Желаете войти?

Валентинов пихнул дверь, запертую на замок.

– Вам что нужно? – спросила женщина с ведром у колонки.

– А что, матушка, сторож ваш, Иван, сегодня не на работе?

– Обойдите двором и спуститесь в котельную, – сказала женщина. – Идите прямо по тропе, увидите прореху в заборе… напротив прорехи вход.

Валентинов манерно поклонился.

– Пришли, – сказал он, увлек психотерапевта во двор, но у двери каптерки притормозил. – Я здесь, – предупредил Валентинов, – если что – зовите на помощь…

Яков Модестович нащупал лестницу вниз и дверь в подсобку, которая не была заперта, но Ванька Гусь не приветствовал гостя.

– Ты кто? – спросил он. – Стоять! – Бессонов-Южин остановился, но на вопрос не ответил. Он не знал, что сказать нервному человеку, чтобы успокоить его. – Отвечать, когда спрашиваю! – приказал хозяин каптерки. – Пристрелю, сука… будешь молчать! – оружейный затвор щелкнул в темноте.

– Если попадешь… – ответил Бессонов-Южин.

– Ты кто?

– Человек, который пришел к тебе.

– Кто послал?

– Сам пришел.

– Оружие есть?

– Есть. Но я пришел не стрелять.

В углу маленького, слепого помещения послышалась возня. Чиркнула спичка, осветила заспанное лицо мужичка, одетого в майку и тренчи. Подмышкой мужичок держал обрез, с которым его предки бегали по лесам в поисках кабанов и контрреволюционеров. Свеча озарила скошенный потолок под лестницей, столик, заставленный грязной посудой.

– Мент что ли?

Бессонов-Южин достал из-за пазухи непочатую бутылку пива. Хозяин прищурился, вытер о штаны стакан и подвинулся, приглашая гостя к столу.

– Пришел – садись, – сказал он, – выставляя на стол банку мутного самогона.

– Я не пить к тебе пришел.

– Мать твою… – выругался Гусь. – Брезгуешь со мной выпить?

– И не ссориться, – Бессонов-Южин достал из кармана спичечный коробок и Гусь умолк. В коробке, на свернутом куске поролона блестел камень, словно капля крови, наполненная сакральным светом, живая и яркая, как звезда. – Я пришел к тебе, последнему хранителю очага, чтобы отдать святой камень.

Ванька Гусь икнул.

– Мать твою… – повторил он. – Тот самый… – «Хранитель» откупорил бутылку с пивом и лил в себя жидкость, пока не захлебнулся.