Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 152 страниц)

– Не знаю, – ответила графиня. – Это я вас должна спросить, почему вы пускаете к больным посторонних?

– Что за препарат он вам дал?

– Я похожа на жену фармацевта? – графиня вытерла салфеткой краешек рта и отодвинула руку медсестры с чашкой бульона. – Благодарю вас, достаточно… Я витамин от отравы не отличу. Хотите от меня услышать химическую формулу той дряни, что он заставил меня проглотить?

– Разве вы не знакомы с Георгием Валентиновичем?

– Первый раз слышу.

– Вам нужно есть, чтобы быстрее поправиться, – сказал главврач, и чашка с жидкостью снова возникла перед носом Миры.

– Если хотите поправить мое здоровье, – заявила графиня, глядя на жирную поверхность бульона, – дайте пива умирающему человеку. У меня еще от вчерашнего голова гудит.

Сторож дремал, когда графиня Виноградова в темноте проследовала за ворота больницы и села в машину страшного человека по имени Георгий Валентинович. Она повернула к себе зеркальце и ужаснулась, увидев под каждым глазом по синяку. Ее кожа стала синевато-желтушной, веко заплыло, губа распухла.

– Тебе звонили, – сообщил Жорж.

– Ханни? – испугалась Мира и вспомнила, что осталась без косметички.

– Натан Валерьянович. Спрашивал, как ты себя чувствуешь. Приглашал пожить на даче для укрепления здоровья.

– Спасибо, я уже укрепила здоровье, дальше некуда.

– Натан сказал, что ты выпиваешь.

– Вот, ребе! – рассердилась Мира. – Только Натасик меня жить не учил! Ну, ты подумай! Еще и стучит. Мало того, что ходит за мной попятам… объясняет, что я не права… Как будто я без него не знаю, что не права.

– Хочешь, чтобы я сам занялся твоим воспитанием? – спросил хмурый Жорж.

– И Жорик туда же! По чьему приказу я вчера напивалась с Друидом?

– Разве я приказывал тебе напиваться?

– Мне сразу следовало лечь с ним в постель? Или пойти в кино на последний сеанс? Все! В следующий раз я бы вас попросила не делать мне сомнительных предложений. С Друидом я простилась навсегда. И слышать о нем не хочу. А теперь соблаговолите объяснить, куда это я еду в таком виде, на такой скорости, в такой поздний час?

Жорж отвернул зеркало в исходное положение.

– К Друиду, – ответил он.

– А ну!.. – приказала графиня. – Остановите машину! Сейчас же!

Жорж не испугался. Ни самой графини, ни властных интонаций голоса, но на всякий случай заблокировал дверь и прибавил газу.

– Я потратил день, чтобы найти его офис. Без твоей помощи ничего не получится. На визитках мобильные номера, в регистрации фирмы – формальный адрес. Я должен порыться в его бухгалтерии в ближайшие дни. Контракт на поставку детских витаминов – не шуточное дело. Если я верно понял, он собирается снабжать детсады, школы и больницы на всей территории России. Я должен знать, что он задумал. Я хочу получить образцы этих витаминов, пока не поздно. И ты мне поможешь.

– Но он еще не взял меня на работу!

– Сейчас ты позвонишь ему со своей квартиры и договоришься о встрече в офисе.

– А если он не захочет?

– Прикажешь ему тем же противным тоном, которым ты разговариваешь со мной. Что хочешь, ври, что хочешь, обещай, заставь его выложить адрес реального офиса, и мы закроем дело в тот же момент.

– И вы от меня отвадите этого типа?

– Как только я доберусь до его витаминов, ты забудешь, как выглядят друиды.

– Обещаете?

– Как только я до него доберусь, он сам захочет тебя забыть, как кошмарную галлюцинацию.

– Тогда разворачивайтесь, мы едем в Можайск. Я знаю, где его офис.

Зубов недоверчиво поглядел на графиню.

– Тот же самый адрес, только не в Москве, а в Можайске. И не надо на меня смотреть. Лучше разворачивайтесь живее, а то к утру не успеем. Мне самой не терпится покончить с этой историей.

Для решающей встречи с Друидом Жорж Зубов припас джентльменский набор отмычек и сверл. В его железном чемоданчике на всякий случай имелся даже кусок пластида, но ничего такого не пригодилось. Офис фармацевтической компании встретил его открытыми дверями, пустым помещением и табличкой: «сдается в аренду». За отдельную плату хозяин помещения пояснил, что табличка появилась утром, потому что коммерсанты, прежде арендовавшие офис, допоздна выносили коробки с бумагами, выгружали оргтехнику, не оставили после себя даже мусорную корзину…

Глава 6

Розалия Львовна склонилась над постелью и осмотрела синяк, тлеющий на лбу графини.

– Натик, девочка совсем плоха. Почему ты не оставил ее в больнице?

Мира прикинулась спящей. Голос Розалии Львовны звенел в ушах: эту плохую девочку надо вернуть врачам, – рекомендовал голос, – нечего держать ее дома. Вдруг она заразная? Вдруг она умрет прямо здесь! Тебе придется закопать ее в огороде. Натик, ты же вспотеешь!

– Мама, я останусь… – канючила Алиса Натановна.

– Нет, ты поедешь в институт.

– Нет, не поеду…

Семейный скандал переместился на веранду и затих во дворе. Машина отъехала. Мира открыла глаза и поняла, что Алиса Натановна своего добилась. Капризная девица сидела в кресле у окна, копируя позу графини. Мадмуазель оставила в сознании Алисы мистический образ дамы, возвысившейся над суетным. Госпожи, вокруг которой суетились все мужчины дома. Образ, который никак не вязался с желтым синяком и распухшим веком. Но Алиса Натановна на графиню и не глядела.

– Папа просил посидеть с вами, – объяснила она свое присутствие в комнате. – Если что-то надо – скажите, я принесу.

– Веревку и мыло, – попросила графиня.

Обиженная Алиса вышла из комнаты и вскоре вернулась с отцом.

– Проснулась? – Натан присел у кровати графини. – Как ты себя чувствуешь? Мы можем поговорить?

– О моем алкоголизме? Или о том, что мне не стоит ждать звонка из Парижа?

– Алиса, – обратился Боровский к дочери. – Свари нам крепкого кофе и поезжай домой.

– Ругать меня будете? – догадалась графиня.

– Мира, мне нужна твоя помощь.

– Натан Валерьянович, – графиня развернулась синяком к профессору. – Что я вам еще не рассказала? Уж выложила все, что могла. Даже то, о чем Жорж просил помолчать, и то выболтала, а вы меня ему же и заложили. Я что, похожа на алкоголика?

– И еще заложу, – пообещал Боровский. – И буду закладывать, пока ты, наконец, не возьмешься себя в руки. Мира, ты разумная девочка…

– Я вас умоляю…

– …Ты еще совсем молода, и мне больно смотреть, как ты себя убиваешь. Нам всем теперь нелегко. Мы все стараемся выжить в непростых обстоятельствах, и мне тревожно за тебя, Мира. Если б ты была моей дочерью, я бы тебя выпорол ремнем и не выпускал из дома.

– Ха-ха! – сказала графиня. – А мой папаша уверен, что я образец благочестия. Хорошая девочка, которая подрастет и станет многодетной домохозяйкой на радость семье и на пользу обществу. А вы, Натан Валерьянович, много знаете о своих дочерях?

Профессор оторопел. Алиса ушла на кухню готовить кофе и глаза отцу не мозолила. Жизнь пятерых сестер вмиг пронеслась пред Натаном. Жизнь из обрывков фраз и картин, увиденных вскользь между ужином и завтраком. Жизнь, исполненная радости и покоя. Натану Валерьяновичу дозволялось только любоваться потомством. Дети же с малолетства знали, что папа – большой ученый и в его кабинет нельзя заходить без стука. До знакомства с графиней Боровский был уверен, что Розалия Львовна прекрасно воспитывает дочерей, и был счастлив оттого, что может доверять супруге. Его устраивало в семейной жизни абсолютно все, и ничто не обременяло. Большой ученый действительно много работал. Работа требовала тишины.

– Чем я могу вам помочь, Натан Валерьянович? – виновато спросила графиня.

– Да… – согласился Натан, поднимаясь с кровати. – Вот ведь она, какая штука, жизнь. Это хорошо, когда мы можем помочь друг другу. Еще лучше, когда успеваем сделать это вовремя. Выпей кофе, Мира, позавтракай и спускайся в лабораторию. Я жду тебя там.

Графиня нарочно осталась пить кофе на кухне, чтобы рассмотреть Алису Натановну. Алиса нарочно не ушла, чтобы дать графине себя рассмотреть. Ей льстил интерес графини. Графиня понимала, что ее интерес льстит девочке неспроста.

– Если вы ждете звонка, – сказала Алиса, – пожалуйста, берите трубку сами. Если меня будет спрашивать мужчина, скажите, что не знаете, где я.

Через минуту обеим стало скучно. Мира была уверена, что знает о дочери Боровского все. Алиса поняла, что больше графине не интересна.

На узкой бетонной лестнице, ведущей в лабораторию, Мира почувствовала себя плохо. Она осталась одна со своими размышлениями о жизни, которые никак не касались хозяев дома. За ней никто не надзирал, никто не следил, чтобы сонная графиня не разбила головой дверь. Внезапное недомогание испугало Миру. Она присела на ступеньку, чтобы ноги не подкосились от страха, и вспомнила, что клаустрофобией не страдает, крутых лестниц не боится, в темноте чувствует себя лучше, чем под прожекторами. Нерациональный, ничем не объяснимый припадок страха заставил насторожиться. Боровский приоткрыл тяжелую дверь лаборатории.

– Входи, не бойся, – пригласил он. – Я отключил сигнализацию. Сейчас все пройдет…

– Изобрели защитное поле? – догадалась Мира.

– Не совсем так. Мы с Оскаром случайно наткнулись на частоту, которая вызывает у человека страх, и решили использовать ее, как защиту. Входи смело, здесь нет опасных излучений.

– Продайте изобретение, – посоветовала Мира. – Представьте, вор влез в магазин и наложил в штаны от испуга.

– Когда-нибудь в другой раз, – пообещал профессор. – Сейчас мы займемся решением других задач.

В четырех бетонных стенах за металлической дверью охранять было нечего. Стол с приборами, задвинутый в угол, да свинцовый таз среди комнаты. Под потолком над тазом висело зеркало, загнутое спиралью. В руках у профессора Мира увидела знакомый кристалл.

– Он же пустой, – удивилась графиня. – Или вы умудрились заполнить линзы?

Боровский собирал прибор из линз и лампочек дневного света, закреплял его на штативе и не любил вопросов под руку. Графиня подошла к столу.

– Натан Валерьяныч…

– Мы работаем над дехрональным проектором, – пояснил Натан. – Подумай, Мира, сможешь ли ты отличить информацию, считанную с дехронального поля, от самого дехрона?

– Нет, не смогу.

Боровский включил компьютер. Пустые линзы в его руках заиграли светом.

– Я могу снизить уровень разрешения проекции, но он в любом случае будет выше, чем нужно человеческому глазу. Тебе лучше ориентироваться не на качество изображения, а на его синхронность и идентичность.

– Интересно, – удивилась графиня, – какое разрешение имеет реальное пространство? Нет, Натан Валерьянович, пожалуй, ничего не получится. Если хотите отличить запись от дехрона наверняка, записывайте информацию в черно-белом формате.

Натан отвернулся к компьютеру, стал вносить данные в таблицу программы.

– Тебе надо было изучать физику, – сказал он.

– Ничего бы не вышло. Когда я вижу цифры и формулы, сразу тупею.

– В том-то вся беда. Люди, способные мыслить неординарно, тупеют от цифр, от любых попыток формализации мыслительного процесса. А люди, которым доставляет удовольствие оперировать формулами, напрочь неспособны мыслить самостоятельно. Я всегда говорил, что наука развивается по мертвой петле, оттого основные постулаты квантовой физики оказываются неверными, а человечеству приходится расплачиваться за наши просчеты.

– Какие постулаты? – удивилась Мира. – Я-то думала у вас все как в аптеке.

– Я могу привести пример, – ответил Натан. – Я даже могу назвать тебе разрешение реального пространства, потому что оно действительно существует. Но это опять же будут цифры, которые не укладываются в твоей голове.

– А вы по-человечески объясните. За какие просчеты физиков расплачиваюсь лично я?

– Неуправляемая ядерная реакция разве не объяснение?

– Ах, вот вы о чем…

– Мира, мы работаем вслепую с опаснейшим материалом и не понимаем масштабов риска. Травма, полученная тобой позавчера, разве не пример? Ты ударилась с силой, которой нет объяснения в учебниках физики. Удариться с такой силой можно на скорости сто километров час. Когда мы привезли тебя в больницу, врач не поверил. Я попал в нелепую ситуацию, объясняя причину травмы. Никто не предполагал, что ты будешь ночью гулять по дому. Мы только тестировали проектор, а ты… Боюсь, что ты прошла по границе спонтанного хронального поля. Гипотеза, конечно, смелая, но попробуем и ее проверить. Визуальные образы проектора не создают среды, где движения человека могут достигать ненормальных скоростей. Если это не проекция, значит, на пороге дома возникла граница поля, аномальная, суррогатная зона, структурированная подобно Слупицким воротам, с эпицентром в этой лаборатории. Если это так, мы сделали открытие опаснее атомной бомбы, только объяснить его не умеем. Мы открыли ворота дехрона, рядом с которыми нет Привратника. И хорошо ли мы сделали, как ты считаешь?

Графиня пожала плечами.

– Во всяком случае, это интереснее, чем неуправляемая ядерная реакция.

– Только испытания придется проводить на себе.

– Ничего, Натан Валерьянович, я привыкла.

Боровский опустил прибор в свинцовый таз, направил кристалл острием в зеркало и повернул выключатель. Жирный зеленый луч вонзился в потолок, пошел спиралью по зеркальным лопастям, ровными струями опустился в таз и напитался ярким туманом. Свет колонной застыл среди комнаты.

– Смотри вокруг сквозь зеленое поле, – предупредил профессор. – Смотри и анализируй все, что увидишь.

Столб потемнел. Померк. На месте него образовалась стоячая тень, распертая между полом и потолком. Графиня представить себе не могла, чтобы тень имела объем. Она считала, что это явление, возникает на плоскости. В теневом «экране» растворились стены и бетонное покрытие потолка. Взгляд проник на первый этаж. Мира обошла столб вокруг, рассмотрела профессорское жилище снизу, но не увидела ни дехрона, ни проекции.

– Просто рентген какой-то, – удивилась она.

– Полугодичное смещение, – предупредил профессор. – Полгода назад здесь был обугленный фундамент и черная поляна. Ты ее видишь? Видишь хоть что-нибудь?

– Я вижу, что ваша дочь не уехала. Она сидит в кабинете и, похоже, шпионит за нами.

– Возможно, я выставил неточный срок. Она любила сидеть в моем старом кабинете… – Натан вгляделся в проекцию, но не увидел ничего кроме пепелища над старым фундаментом.

– Да нет, Натан Валерьянович. Она и теперь там сидит. Больше того вам скажу, ковыряется в телефоне, который я оставила у вас на столе, а там, между прочим, номера всех оторв: от Друида Сэвиджа до… страшно сказать, кого. Полное собрание порочных персонажей эпохи, с которыми юной девушке общаться незачем. Никакого временного смещения я не вижу, потому что вижу часы на стене вашего кабинета…

– И Алису?

– И Алису, – подтвердила графиня.

Боровский выключил прибор и пошел к двери.

– Что за девица растет! Ты подумай… Сейчас я вернусь, – предупредил он графиню, – и будем работать.

– Помнишь, как в детстве ты смотрела кино о войне? – спросил Валех. – «Неужели какие-то люди, – говорила ты, – в то время как все воюют, расставляют на поле боя кинокамеры и записывают все, что там происходит, вместо того, чтобы бить врага? Разве можно заниматься глупостями, когда идет война?» Я пытался тебе объяснить, что такое кино, что дяди и тети надевают костюмы и делают вид, что стреляют друг в друга, но мне ты верила меньше, чем собственным глазам. Ты была убеждена, что человечество не такое лживое… что обман в кино отнимает так много времени и сил… что ни один нормальный Человек не станет заниматься серьезно этакой чепухой.

– Дорогой мой Валех, теперь я знаю, что человечество способно заниматься еще и не такой чепухой. Теперь я знаю: чем больше чепуха, тем самоотверженнее ею занимается человечество.

– И продолжаешь верить глазам?

– Нет, стараюсь понять, что происходит в человеческой голове.

– В голове Натана Боровского крутится кино и он, уподобившись своему создателю, уверен в том, что природа не способна к масштабной фальсификации. Этот чудак убежден, что его датчики реально стоят на поле боя и фиксируют реальные события… Он не подозревает, какие спектакли может устроить природа, которой нечем занять себя.

– Ты хочешь, чтобы я спустилась в лабораторию и объяснила профессору физики, что он не прав? Что это не он мастерит дехрональный проектор, а природа изобретает новый способ издевательства над Человеком? Я должна лично спуститься в подвал и объяснить Человеку, что его в этой самой природе просто не существует, потому и дела его – напрасная трата сил? И ты всерьез полагаешь, что я способна на такую низость?

– В противном случае, это придется сделать мне.

– Если хочешь поссориться…

– В детстве ты была гораздо более здравомыслящим Человеком.

– В детстве мне надо было выжить. Теперь возникает вопрос, что дальше? Какая жизненная задача стоит передо мной теперь? Если не можешь ответить, лучше не отвечай.

– Могу, – ответил Валех. – Твоя задача – помочь мне понять человечество. Мне, тому, кто помог тебе выжить. Ты же занимаешься тем, что помогаешь человечеству рыть под меня окоп…

– Под тебя, Валех? Несчастному, напуганному Валерьянычу, отягощенному семьей и карьерой? Его детский совочек против твоей крепости на вершине скалы? И тебе не стыдно говорить об этом?

– Выбирай, – предложил Валех, – кто из нас спустится в лабораторию к Боровскому? Я или ты?

– Алиса решила, что твой мобильник сел, и поставила его на зарядку, – сообщил Натан, – это правда?

– Правда, – улыбнулась Мира.

Боровский запер толстую дверь лаборатории.

– Я отправил ее домой. Теперь мы одни. Искажений быть не должно.

– Ага. Или вы проверяете меня на честность, Натан Валерьянович, или мы с вами через один и тот же прибор видим разные вещи.

– Не может быть, – заверил Натан и снова запустил луч в потолок.

– Да, – согласилась Мира. – Моего синяка тоже не должно было быть.

– Проектор имитировал хрональное смещение, и на границе поля возник центробежный эффект, – объяснил Боровский. – Хотя, у Слупицкого дольмена такого эффекта не наблюдалось. Тоже проблема, над которой надо работать.

– У Слупицкого дольмена был больше радиус, – предположила графиня. – Этот центробежный эффект мог возникнуть за двести километров от хутора, а вы снимали показания возле самой горы.

– Мы изучали местную прессу. Никаких аномальных происшествий…

– Странный вы человек. Если кто-то налетел головой на забор, разве об этом будут писать в газетах? Вам нужно было контролировать не прессу, а дороги. Там, где граница поля пересечет шоссе, обязательно будут аварии. Вы слышали об аномальных участках дороги? Их и надо было искать. Заодно бы радиус знали. А почему возникает такой эффект, Натан Валерьянович?

– Энергия и импульс дехронального излучения равны нолю, – объяснил профессор. – Поле должно распространяться мгновенно по всей Вселенной. Мы ничего не знаем о его влиянии на наш мир, потому что существуем в нем, как в естественной среде. О влиянии его активных фаз знаем еще меньше, потому что это редкая аномалия. Но если вдруг наши обычные и аномальные частоты попадают в резонанс друг другу, даже слабый импульс приобретает неуправляемое ускорение.

– Натан Валерьянович, расскажите мне о Греале, – попросила Мира. – Что вы знаете об этой штуке?

– Жорж лечил тебя водой, заряженной в чаше?

– Он брызнул туда из баллончика то же вещество, что распылял в машине. Такого же цвета, – Мира указала на туманный столб. – Вы знаете, что за вещество он там распылял? Сначала оно скапливалось, потом начинало светиться, происходил, как будто, бесшумный взрыв, и ты уже не сидишь, а висишь в воздухе, и предметы вокруг тебя, как будто не существуют, только обман зрения. К этому состоянию, Натан Валерьяныч, надо привыкать, поэтому не удивляйтесь тому, что видите. Вернее тому, что ничего не видите в этом тумане. Вы хотите, отличить дехрон от недехрона, и даже не знаете, откуда они берутся. Из вашей головы? Из чужой головы? Может, они без наших голов существуют? Или эта ваша объективная реальность – одна из форм субъективной реальности, притом наиболее въедливая. Никто не знает, что такое дехрон. И Жорж не знает. Вы думаете, он знает и не хочет сказать? Чушь, Натан Валерьянович. Он освоил технические фокусы и пользуется ими. Накупил баллончиков с аэрозолем, чтобы пускать пыль в глаза. Вы можете сказать, что это за вещество?

– Вероятно, легкорастворимый порошок, – предположил Натан. – Порошок, который заряжен, так называемой, «быстрой плазмой». Теоретически это вещество известно науке. Практически его никто не пробовал получить. Это сорт плазмы, которая при взаимодействии с воздухом или водой активирует вокруг с себя сильнейшее электромагнитное поле и создает физический эффект ускорения времени. В машине, вероятно, Жорж разгонял время до критической величины, которая позволяет выбить в дехрон все, что попало в зону действия. Это и есть дехрональный туман, который ты видишь, к которому я запретил вам всем прикасаться. Он не опасен, когда действует на организм человека в целом и равномерно. Но если сунуть в него руку, рука может сгореть от контраста временных ритмов. В больнице Жорж использовал лечебный эффект того же самого поля. Думаю, он спросил у врача, сколько времени уйдет на твое выздоровление, и рассчитал дозу. Твой организм, Мира, за минуту прожил срок реабилитации.

– Натан Валерьянович, а вы уверены, что Греаль – компьютер, а не еще один фокус?

– Не совсем компьютер, – ответил Натан.

– А что же?

– Греаль не просто компьютер. Он – связующее звено между человеком и создателем.

– Нет, – возразила графиня, – это хуже квантовой физики.

– Чего бы стоил человеческий мозг, если б не наши глаза, уши, руки… Изолированный в черепной коробке мозг не получал бы информацию, не имел бы возможности анализировать ее и применять на практике результаты анализа. Греаль – это глаза, уши, руки, которые позволяют прямую связь между мыслящей природой и человеком, неумелым и неразумным. Вещь, происхождение и предназначение которой для нас, смертных, непостижимо.

– Вы можете повторить этот трюк?

– Какой трюк? – не понял профессор.

– Сделать Греаль… здесь, в этой лаборатории.

– О чем ты, Мира?

– Натан Валерьянович, там весь фокус в огранке кристаллов. Я понимаю, что эта работа на пятилетку, но она не такая уж сложная, поверьте мне. Камни я вам обеспечу, а вы мне – точный расчет и сборку.

Натан Валерьянович не стал возмущаться вслух. Сомнительные предложения авантюрных дам он привык выслушивать без комментариев. Предложение графини Виноградовой было более чем авантюрным, сама же графиня производила на профессора двоякое впечатление: от наивного дитя до умудренной жизнью циничной особы, достойной соперницы его покойной бабушки Сары. До знакомства с графиней Сара Исааковна являлась для внука эталоном цинизма. После знакомства пьедестал под ней пошатнулся.

– Ладно, – согласилась графиня, – не хотите делать Греаль – не надо. Покажите мне еще раз ваши красные яблоки. Я попробую понять, откуда они взялись.

– Они росли на месте сарая. Не помню, как называется сорт, но яблоки действительно были крупные и красные. Дерево замерзло в ту зиму, когда родилась Алиса. В тот год была страшная зима, а пепелище приложилось фоном. Природа, как человек, легче запоминает яркие цвета и простые предметы.

– Точно, – согласилась графиня, – в дехроне все предметы особенно яркие и простые. И выглядят совсем не так, как в реальности.

– А как?

– Натан Валерьяныч, там такой бардак. Увижу – покажу. Не увижу – лучше не спрашивайте.

Тень снова растворила бетон. Графиня рассмотрела насквозь стальную дверь с толстыми прутьями и шестеренками внутри механизма. Она впервые поняла, как запираются банковские сейфы и для чего взломщику нужны сверла.

– Смотри на сад, – подсказал Боровский. – Видишь сарай в глубине двора?

Мира не увидела ни сад, ни сарай. Ее взору представилась лестница, уходящая в небо множеством ступенек. На нижней площадке, перед дверью лаборатории, стояла высокая фигура в плаще.

– Валех! – воскликнула Мира.

– Кто? – не расслышал Боровский и направился к дверному глазку.

– Валех к нам пришел.

Звонок заставил профессора вздрогнуть. Темный силуэт заслонил обзор.

– Не открывайте, – попросила Мира. – Это Привратник.

– Тем более надо открыть. Кто бы там ни был, лучше сразу выяснить отношения.

На пороге стоял счастливый Артур и держал в руке ключ от машины Боровского.

– Чего заперлись? – спросил он. – Натан Валерьяныч, я привез, что просили. Лак для пола темный, и два ведра бежевой краски.

– Почему бежевой? – удивился профессор. – Розалия Львовна просила фисташковую.

– А бежевая разве не фисташковая?

– Деев, ты когда-нибудь фисташки ел или только скорлупой любовался? – вмешалась графиня.

– Ну, ел.

– И какого же они цвета?

– Коричневые, – доложил Артур. – Ну, светло-коричневые. Так я такую же и купил.

Натан покачал головой.

– Да… – вздохнула графиня. – Шутов прав, деструктивная ты личность! Натан Валерьяныч, не волнуйтесь, мы съездим в магазин и все поменяем. Деев, ты чеки привез?

– Ай, – махнул рукой Натан, – пусть будет бежевая, лишь бы эта стройка когда-нибудь закончилась. Нет моих сил больше строить.

– Так я чего? Пока не нужен?

– А кто будет красить? – возмутилась Мира.

– Оська приедет и покрасит.

– А ты? Будешь лежать с книжкой на диване? Чертиков рисовать? Натан Валерьяныч, разрешите мне с Артуром прогуляться… до сарая с инструментами.

Боровский вернулся к компьютеру. «Под одним углом, с одной точки мы видим разные объекты», – он вдумался в смысл фразы, брошенной графиней. «Объекты или образы?» – спросил он себя. Идея мелькнула в голове, но сосредоточиться профессору мешала ругань с веранды.

– Нет, вы видели дармоеда, Натан Валерьянович? – кричала графиня. – Вы для него еще обеды готовили! Я сказала, если за сегодняшний день этот лодырь не покрасит веранду, чтобы на ужин не заявлялся.

– Боюсь, что так оно и есть, – согласился Боровский со своей гипотезой. – Боюсь, что бардак, наблюдаемый в дехроне, имеет гораздо больший масштаб, чем кажется. Другого объяснения я не нахожу. Другого объяснения быть не может. Или может быть множество различных объяснений одного феномена, потому он и кажется необъяснимым? Или эта девочка – пришелец из другого мира, или я – конченый идиот, если пытаюсь синхронизировать ее восприятие со своим…

– Что еще? – обернулась Мира на пороге лаборатории. – Деев, ты дашь нам с профессором сегодня работать?

– Там это… валик присох… – жаловался Артур. – Я его, блин, от скамейки оторвать не могу. Он весь в краске, а краска засохла.

– Знаешь, почему она засохла? Потому что ты, бездельник, поленился отмыть ее в прошлый раз! Даже не потрудился положить в раствор.

– Так я сгоняю за новым валиком? – обрадовался Артур.

– Я тебе сгоняю! Я тебе… Натан Валерьяныч, извините нас еще на пару минут. А ну, кыш работать!

– Чем?

– Кисточкой! – приказала графиня.

– Кисточкой я буду до утра…

– Хоть да второго пришествия!

Звуки удалились. Боровский остался наедине со своей догадкой. «Необъяснимый феномен имеет множество противоречащих друг другу объяснений, – предположил он. – Яркие предметы, яркие образы запоминаются лучше… Мы сами выбираем их из множества других предметов и образов. Кто-то выбирает яблоки, кто-то пепел… Если эта девочка не просто выбирает объект? Если она провоцирует его появление… вольно или невольно? Нет, нет, – испугался Натан. – Как она могла спровоцировать возвращение Алисы, которую я сам посадил в машину и проводил за ворота?»

– Простите нас, Натан Валерьяныч, – графиня вернулась в лабораторию и прикрыла за собой дверь. – Я сказала, если он опять сюда сунется, получит в лоб. Что? Попробуем еще раз?

Растерянный профессор взялся за выключатель.

– Вот что мы сделаем с тобой, Мира, – решил он. – Мы усилим эффект. Развернем проекцию на максимальный радиус, если ты не против.

– Я не против. Я с удовольствием посмотрю, как этот бездельник отдирает краску от валика.

– Нет. Ты будешь наблюдать за Алисой.

– Разве она не уехала?

Когда в следующий раз раздался звонок в дверь, терпение Миры лопнуло.

– Вуле ву… это самое… парле франсэ? – загадочно произнес Артур и просунул телефон в лабораторию.

– Да что за наваждение? – вздохнул Натан.

– Я тебе сказала, чтобы ты не мешал Натану Валерьяновичу работать? Сказала или нет?

– Не хочешь поболтать по-французски со своим голубцом? – Артур положил на порог телефон и взбежал вверх по лестнице.

Мира вышла на крыльцо с аппаратом и увидела, как машина Алисы Натановны проползает мимо калитки. Мира вернулась в дом, но наткнулась на любопытного Артура, который разводил краску. Она закрылась на лестнице в лабораторию, села на верхнюю ступеньку и сделала глубокий вдох, прежде чем отвечать на звонок.

– Слушаю, Ханни.

– Где она? – спросил графиню раздраженный голос.

– Ты имеешь в виду Элизабет? – уточнила графиня.

– Да, Мирей! Я имею право знать, куда ты ее увезла?

– Туда, где о ней прекрасно заботятся.

– Ты могла спросить у меня, прежде чем принимать решение?

– Разве ты мне не поручил принять решение самостоятельно?

– Я могу знать, какое решение ты приняла?

– Что именно тебя интересует, Ханни?

– Адрес приюта!

– Причем здесь приют? Я нашла для Элис прекрасную сиделку. Единственная проблема: она не может переехать в Альпы, потому что на ее попечении еще одна больная девочка.

– Прекрасно. Я могу узнать, куда ты ее увезла?

– Сказать тебе адрес, по которому ты никогда не приедешь?

– Уж ни в Сибирь ли?

– Умница, Ханни! Я всегда восхищалась твоей сообразительностью.

– Послушай, Мирей!..

– Послушай ты меня, придурок. Я выполнила твою просьбу. Я поступила так, как сочла нужным. Если тебя что-то не устраивает в моем решении, только скажи, я привезу тебе Элис прямо домой! Доставлю в лучшем виде! К одному из твоих агентов в офис. Хочешь? И познакомлю ее с журналистами.

– Ты понимаешь, что девочка серьезно больна?

– Если б она не была больна, мать и отец заботились бы о ней, а не прятались, и не делали вид, что Элис не существует.

– Я сделал для этой девочки все, что мог!

– Да, – согласилась Мира. – Как только не надорвался?!

– Знаешь что!.. – разозлился Хант.

– Знаю. Когда ее привезти? Адрес можешь не оставлять, я тебя найду. И учти, если тебе ничего не стоит спрятаться от Элис, то от меня ты не спрячешься даже на том свете!

– Знаешь… – повторил Хант, и его внезапный гнев сменился растерянностью, – девочка должна хотя бы раз в день принимать душ. Я сомневаюсь, что в Сибири под каждой елкой душевые кабины.

– Вот, – с облегчением вздохнула графиня, – это уже конструктивный разговор.

– В доме, где она живет, есть удобства?

– Вот, с этого и надо было начинать!

– С чего начинать? Я о ней ничего не знаю.

– Я все расскажу, как только ты успокоишься. Хочешь, пришлю тебе полную смету? Я тоже не знаю, сколько стоит выкопать скважину на хуторе фрау Симы… проложить трубы, завезти сантехническое оборудование. Наверняка придется делать пристройку под это хозяйство. Только скажи, я пришлю тебе смету на все расходы и лично прослежу, чтобы все удобства работали.