Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 123 (всего у книги 152 страниц)

– Творчески приоделся, – заметил Оскар. – Издали я бы принял тебя за Деева. – Он сунул руку в оттопыренный карман куртки графа, порылся за пазухой. – Встань! – приказал он и обыскал карманы его джинсов.

– Это ищешь? – Эрнест протянул Оскару сверток, который собрал в дорогу Артуру Натан Валерьянович. – Я нашел это возле портала, там же, где все барахло.

Оскар извлек из пакета обруч, оплетенный проводами, с красным камешком, дневник Артура, диск, на который Учитель записал всю нужную информацию. Но когда на ладонь упала тяжелая зажигалка, душа физика успокоилась.

– Я знаю, почему творческие люди предпочитают бордюр скамейке, – сказал крошка-граф. – Хочешь, скажу? Их привлекает нестандартный взгляд. С засиженного места всегда стереотипные ракурсы, а отойди на шаг – и все по-другому. Когда тысячи людей регулярно видят одно и то же, картина превращается в рисунок на обоях.

– Что сказал Натан Валерьянович? – спросил Оскар, чиркая зажигалкой.

– Ничего особенно нового.

– И все-таки?

– Сказал, что никогда не порол детей. Даже Машку ни разу не шлепнул по жопе, хотя бандитка растет еще та.

– Еще что?

– Сказал, что принцип у него: не бить детей, но для меня будет сделано исключение. Это зажигалка барбоса, – сообщил Эрнест. – Правда, что ее плазму может притягивать Солнце? Натан с Юлькой чуть не дрались, как спорили.

– Смотри сюда и не говори, что не видел: Оскар поднес белесый, едва заметный огонек к лицу графа. – Видишь, куда наклон?

– К Солнцу.

– Знаешь, что это означает?

– Магнит.

– Сам ты магнит. Как ты думаешь, почему Артуру не дали компас, а дали этот бесовский прибор, который херит все достижения науки?

– Потому что компас в хронале глючит, – догадался крошка.

– Умница. А почему не глючит «солнечный магнит»? Ни за что не ответишь. Все дело в том, – сказал Оскар графу, продолжая демонстрировать зажигалку, – что наше глючное, иллюзорное измерение имеет границы. Если раньше я только догадывался о том, что они есть, то теперь смогу их вычислить точно. Надо только дождаться Луны…

– А зачем?

– Затем, малыш, что если знать размер вероятной «иллюзии», можно вычислить то, что сумасшедшие физики называют миром «реальным», который не может быть вычислен нашими убогими интеллектуалами, потому что они представить себе не могут, что это.

– Зачем тебе «мир реальный»?

– Может я жить без него не могу, как некоторые титулованные особы без дольменов, – ответил Оскар и погасил зажигалку. – Что еще сказал дядя Натан?

– Что хватит балдеть на водах. Надо возвращаться в Майами.

– Еще раз выкинешь такой номер с Учителем, имей в виду, я – человек без принципов. Пороть детей могу долго и с удовольствием.

– Я ж не нарочно! – оправдывался Эрнест. – Я ж нечаянно!

– Выследил их?

– Не… Кто бы мне дал? Они же заперли меня на замок.

– А кто? Гид, с которым дядя Натан запретил общаться?

– Я его не просил. Он сам заявился, когда их не было дома. Сказал, что я должен видеть последний турнир в Монте-Карло. Что он будет особенно многослойным. Чтоб я понимал, что происходит на турнирах на самом деле. Один для зрителей, один для спортсменов, один для тотализатора… Пойдешь со мной на корты?

– Сегодня же вернешься в Майами.

– Договорились, – согласился Эрнест. – Здесь еще неделю квал играть будут. Зачем мне парад неудачников?

– Знаешь, что Натана Валерьяновича уже один раз довели до инсульта? Если ты доведешь до второго, я сам возьмусь за твое воспитание, и это будет не урок математики для дебила.

– Вернусь я, вернусь, – уверял крошка-граф. – Я ж и затеял все ради Натасика. Ради кого ж еще? Но для начала пообщаться с тобой решил.

– Я не специалист по теннису.

– Хочешь, сдам тебе «Рафу»? – предложил крошка-граф.

– «Рафу»?

– «Рафинад». Я ж знаю лодку. Густав в жизни не простит тебе «Гибралтар», а я прощу. Уже простил. Я тебе «Рафинад», ты мне Флоридский дольмен.

– Может тебе еще ключ дольмена?

– Можно, – согласился Эрнест, – но я все равно не умею им пользоваться.

– А дольменом умеешь?

– Но ведь я здесь, – сказал граф, и это утверждение сложно было опровергнуть. – Ты учился сто лет, чтобы понять, как работает эта штука. А я знаю с рождения. Для меня без дольмена – не жизнь, а облом.

– Нет, не буду я с тобой ни о чем договариваться, – решил Оскар. Глупость юного графа его слегка успокоила, осталось только доказать его сиятельству, что он глуп. И доказательств тому была масса. – Не верю ни одному твоему слову уже потому, что в форте ты меня обманул. Жестоко и безжалостно. Если б ты этого не сделал, я бы не поссорился с Миркой, и не торчал бы здесь в надежде когда-нибудь с ней объясниться. Не бросил бы я в Америке на произвол судьбы Юльку с Учителем. Жил бы сейчас как нормальный человек и занимался твоим воспитанием, если бы не поверил тебе тогда.

– Честно, я не сказал ни слова лжи. И Мирке сразу объяснил, что ты неправильно меня понял, только она сказала…

– Что сказала?

– «Не твое щенячье дело, молокосос!» – процитировал графиню Эрнест. – Когда я понял, что ты неправильно меня понял, я клялся, что больше ни слова не скажу про сына Копинского.

– Не надо. Про сына Копинского я знаю больше тебя. Видишь ли, крошка, в чем дело… Не в моей компетенции дарить тебе дольмен. Если б он принадлежал мне – я бы подумал. Но у Флоридского дольмена есть хозяин. Все, что я могу – законсервировать его, чтобы ни ты, ни другой дурачок, не присвоили себе то, что вам не принадлежит.

– Не понял.

– Дольмен тебе может подарить только мистер Копинский. Дело за малым: надо убедить его, что ты – законный наследник.

– Но я не его сын. Он же проверит. Надо хорошо его обмануть.

– Не вздумай. Малейший подвох превратит сделку в ничто, а отвечать будешь ты. Если ты не генетический сын Копинского, постарайся стать ему сыном.

– Мирка меня убьет.

– Не уверен, что насмерть.

– Насмерть, потому что она тебя любит.

– Не путай меня с Крокодилом.

– Крокодил – русал. Они могут вместе только пить пиво.

– Русал? – удивился Оскар.

– Собек – русал. Ты не знал?

– Как он всплыл в форте?

– Как-то всплыл. Служил в армии водолазом и всплыл. Кажется, он успел послужить во всех армиях мира. Подробности – «не наше щенячье дело». Досье таких Крокодилов – тайна.

– Первый раз слышу, чтобы крокодилы служили в армиях.

– Ты много не слышал. Наш разминировал северные моря с русским флотом, поэтому знает язык. Кажется, Крокодил знает все языки. Если ты думаешь, что русалы бывают только с хвостами и в чешуе – то ты прогуливал школу с первого класса. Иногда они почти как люди. Бывают очень красивые, особенно самки. У них ведь тоже, как и у нас, есть расы.

– Продолжаешь врать?

– Не веришь – не спрашивай, – обиделся граф. – Зачем спрашивать, если не веришь?

– Действительно. В сущности, мне давно наплевать, с кем пьет пиво ее сиятельство. Просто я виноват и должен перед ней извиниться.

– Ага, – согласился граф, – я вижу, как тебе наплевать. Все рано, без меня не поймаешь «Рафу», потому что не знаешь детское правило навигации, которое знаю я. Густав не научил, потому что терпеть тебя не может. Ты ему еще до «Гибралтара» опротивел. Слушай и запоминай: в каждом порту есть точка, с которой лодка видна всегда.

– Балкон Зубова не подходит. Квартира заперта, и мне не резон ссориться с ее хозяином. К тому же я проверял. С балкона фонарь больше не виден.

– Ладно, раз уж я тебя так подставил по жизни, скажу, – согласился Эрнест и указал на маяк, выступающий в акваторию. – Вот! С этих сооружений видны все суда. Там не работает никакая блокада.

Оскар удивился. Раньше он не замечал в порту маяка или попросту не обращал на него внимания. Маяк не участвовал ни в одном из его хитроумных планов захвата, а может быть, просто не существовал до того, как граф ткнул в него пальцем.

– Запомни: суда идущие по дехрону, всегда видны с маяков. Со всех без исключения. Они видны даже там, где раньше стояли маяки, и от них не осталось фундамента. Это закон, который ни Густав, ни какой другой капитан отменить не может, потому что в этом случае дехрональная навигация превратится в бардак.

– Понял.

– И что?

– Мерси боку.

– Нет, ты не понял. Придумай, как заставить Копинского подарить мне дольмен. Придумай сейчас, потому что я скоро лопну от нетерпения. В карты он его не продует и даже не поставит на кон.

– Плохи твои дела, малыш, потому что ты прав. Это тупик. Копинский должен подарить тебе дольмен в здравом уме и не будучи введенным в заблуждение. Но если можно вывести объект из его собственности… Вот что сделай. Вернешься в Майами – потолкуй с Некрасовым. Юлю попроси, она с ним проще договорится. Пусть этот юридический консультант поднимет документы на строение со дня его… короче, от основания империи майя и раньше. Там не может быть все чисто и гладко. Пусть выстроит цепь прежних владельцев. Если окажется, что где-нибудь что-нибудь разошлось с ритуалом, можно будет над этим подумать. Пусть начнет с Копинского. Где-то этот парень прокололся. Если он при мне получил пулю в глаз, будучи человеком осведомленным, значит, и с наследством мог похерить какое-нибудь сакральное действо. То-то я смотрю, у него жизнь не заладилась.

– Потому что ты ее «не заладил», – напомнил граф, – до тебя мужик процветал.

– За что-то я был ему послан в качестве наказания. Пусть Некрасов вникнет в ситуацию, как выражался один мой знакомый. Соври ему, скажи, что имеешь информацию, согласно которой цепь наследования где-то была нарушена. Они заинтересованы в дольмене не меньше тебя. Пусть землю роет, но найдет рваное звено. Не верю я, что просто так ангельская игрушка может перейти к человеку. Тем более такая…

– И что потом? – крошка оглядел склон горы, сползающий в море. – Что нам с того, что рваное звено найдется?

– Согласно Книге Эккура, бесхозные сакральные объекты, при соблюдении определенных ритуалов, могут быть присвоены посторонними лицами. Пусть завяжется на узел, но докажет, что Копинский не является законным наследником.

– А ты поможешь его присвоить?

– Что ты высматриваешь? Кортов отсюда не видно. Корты там, за горой.

– Мирка говорила, что рядом есть небоскреб. С верхних этажей виден центральный корт. Особенно хорошо, если с крыши. Мирка говорила, что туда можно влезть. Ты снимешь там квартирку, когда начнется турнир, чтоб я мог смотреть из окна.

– Неплохо… – улыбнулся Оскар. – Я не знаю, что завтра жрать буду.

– Жрать? – удивился граф. – Хочешь, вынесу блюдо из ресторана, и никто не заметит. Мы его здесь сожрем.

– Лучше я тебе дам приборчик. Зайдешь на центральный корт, чтоб контролер тебя не заметил.

– Не могу, – признался Эрнест. – Память не восстановилась полностью. Там навалом персон, которых я должен знать. Они обижаются, когда я не здороваюсь с ними. Они же не знают, что я тупею, если впадаю в детство. Я ведь только здесь по настоящему вспомнил, как мы с тобой расстались в Сен-Тропе.

– Пойдем.

– Куда?

– В аэропорт тебя провожу, посажу на самолет без билета, потому что денег нет, и не скоро появятся.

– Как же ты здесь живешь?

– Не твое щенячье дело, молокосос.

– Нет, только не в самолет. Отправь порталом, – взмолился граф, – иначе опять все дело испортится. Самолетом я же опять отдернусь со всеми пуговицами, вот… – Эрнест достал из кармана погнутую застежку своих детских штанов. – Ничего приятного, когда на тебе портки рвутся. Я в Америке окажусь, сбросив лет десять, и опять с голой жопой. Кто моей жопы не видел? Все подходите! Оскар, я же русским языком говорю, что тупею от таких перепадов. В прошлый раз, когда погнался за тобой в Сен-Тропе, помнишь? Сел в самолет приличным человеком, вздремнул, а когда проснулся – ноги до пола не доставали. Помнишь, что было в аэропорту?

– Ты сбросил возраст непроизвольно? – догадался Оскар.

– Да разве б я сделал такое нарочно?

– Интересная мысль. Надо с ней поработать. Значит, сел в самолет, чтобы догнать меня, и налетел на воздушный портал?

– Я бы подхватил тебя еще на пристани, если б там не собрался митинг. Потом вы с Даниелем смылись, а эти стояли и ржали. Успокоиться не могли. Смешно было всем, кроме меня. Я думал, вы пошли переодеться в сухие шмотки. Ждал, даже фонарь включил. Не выдержал, тоже пошел к Даниелю, а он уже отправил тебя в Майами.

– Значит, – рассуждал Оскар, – ты сел на самолет за мной следом…

– Только вернулся за чемоданом на лодку и сразу в аэропорт. Твой рейс уже прекратил регистрацию. Я сел на следующий.

– Зачем чемодан?

– Мирка просила его утопить. А еще лучше сжечь, не вскрывая. Я просто забыл. Так забегался за тобой, что вспомнил о чемодане, когда понял, что «Рафа» притащит его назад в форт. Там его сжечь никак невозможно.

– Что это за чемодан? – спросил Оскар. – Ты вспомнил?

– Я и не забывал. Ведьма-вагафа его сунула Мирке.

– Зачем?

– Откуда я знаю, зачем? Как будто она скажет. Поругались они, поскандалили. Вагафа приехала в форт, всем гадала, выкладывала будущее, а Мирка ничего не хотела знать. Пристала: познакомь ее с Автором. Ничего, говорит, не хочу, хочу видеть Автора, в морду, говорит, вцепиться ему желаю. Так эта история кончилась чемоданом.

– Что за история?

– Автор сам не явился, прислал вместо себя чемодан макулатуры, которая не вошла в роман. Велел использовать для туалетных нужд. Мирка сказала, что наденет мне его на голову, если привезу обратно. Вот я и вернулся на лодку.

– Что за ведьма?

– Вагафа, объясняю тебе. Самая сильная ведьма на свете. Она принимает редко. Очереди стоят – семь раз опоясать экватор… В форт к нам привадилась.

– Она знакома с «автором»?

– Откуда я знаю? Когда был прием, нас с Густавом в море послали, разбирать паруса. Они у «Рафы» нестандартные. Густав пробовал ставить и так, и так… все равно ход паршивый. На парусниках, которые он знал, паруса другие. Ходили вокруг форта до ночи, потому что на причале мест не было. В жизни не видел такого столпения лодок у форта.

– Столпотворения, – поправил Оскар. – Дядя Натан велел делать тебе замечания, но я уже не могу. Можешь нормально говорить по-русски – возьми себя в руки и говори.

– Так я и говорю. Зачем ты убежал от меня в Америку? Я столько интересного мог тебе рассказать! Вместо этого попался в аэропорту полицейским. Не смог стащить чемодан с «карусели». Сил не хватило. Как она называется по-русски?

– «Карусель»? Не знаю.

– И я не знаю. Я всегда, когда сброшу возраст, тупею.

– А девиц куда подевал?

– Девиц? – удивился Эрнест. – Никуда не девал.

– Они отправились в крепость на «Рафинаде»?

– Не знаю. Мне было не до девиц. Спроси Даниеля. Вдруг они опять в шкафу?

– Погоди, ты меня заболтал. Допустим, случился спонтанный сброс возраста над Бермудами. Предположим, ты забыл все к чертовой матери, верю! Но как ты оказался у Мирославы, будь любезен, вспомни. Расскажи мне, крошка, кто ты такой, чтобы я помогал тебе присвоить чужой дольмен?

– Честно?

– Честно! Выкладывай!

– Гнусная история…

– Нет, это очень интересная история. И я хочу ее знать. Кто твои родители? Как ты оказался в форте? Почему Мирка взялась тебя опекать?

– Маленький был, не помню.

– Иди своей дорогой! Знать тебя не хочу, – рассердился Оскар и направился к маяку.

– Нет, Оскар, так дело не пойдет!

– Тогда рассказывай.

– В детстве такая паршивая память, честно.

– Ничего, детали мы восстановим. Суть излагай. Что помнишь, то и рассказывай. С самых первых воспоминаний.

– С первых? Хорошо, расскажу. Первым воспоминанием жизни была черешня. Сижу я на перилах, ноги свесив, ем черешню, которую Мирка купила у моряков. Ем, плююсь косточками в рыцаря, который стережет дракона. Мне нравилось, как косточки отскакивали от его башки, а рыцарю надоело. Он поднялся, взял меня за шиворот и говорит, что отведет к палачу, если я не перестану плеваться, и палач меня выпорет мочеными розгами. Тогда я удрал, спрятался в подвале, где мясо лежит в бочках со льдом, и так замерз, что еще бы немного и помер. Мирка меня нашла и рассердилась на рыцаря. «Ты, говорящая железяка! – сказала она. – Этот малыш – мой наследник. Если он хочет плеваться косточками в твою башку, значит, будет плеваться! А тот, кто посмеет тронуть ребенка, будет сдан в металлолом оптом». Мирка всем объяснила, что будет, если кто-то обидит меня, а мне сказала так: «Никого не бойся, малыш. Ты – потомок необыкновенного рода. И миссия твоя на Земле так значима, что можешь оплевать хоть все человечество. А я убью каждого, кто будет мешать плеваться». Так я впервые узнал, кто я такой. Хотя, честно говоря, мне было гораздо интереснее, что такое «металлолом оптом».

– Так я и думал… – согласился Оскар. – Так я и знал, что у ее сиятельства потрясающие способности к педагогике.

– Я – ее подарок человечеству, вот, кто я.

– Неблагодарный, самовлюбленный оболтус! Ты должен быть сейчас в форте, с ней, а не с дядей Натаном решать задачки по математике.

– Натасик без меня бы сдох. Леда Кац уморила бы его ивритом. Я – его спасение и смысл жизни. Я – спасение всего человечества от скуки. А Мирка сама меня выгнала. Сказала, что я достал… Сказала, что есть дольмен, который не опекают Привратники, чтобы я его взял себе и перестал ей мотать нервы.

– Мирка хотела, чтобы ты учился, а не охотился за чужим имуществом.

– Делай, что хочешь, но дольмен мне отдай.

– Ну, пойдем.

– Куда? – не понял Эрнест.

– Открою дольмен, чтобы дядя Натан тебя выпорол. Или хочешь еще раз влететь в воздушный портал?

Всю дорогу Эрнест обдумывал тактику своего поведения на трибунах центрального корта и не досаждал товарищу болтовней. Шаг за шагом, чиркая на ходу зажигалкой, Оскар сделал расчет и понял, что огонек зажигалки Деева указывает на Солнце с незначительным отклонением. Чтобы записать идею, он остановился посреди пляжа, поставил сумку на железную тумбу и стал искать в ней блокнот, который Натан Валерьянович велел ему носить при себе со студенческих лет. Оскар носил, но редко им пользовался. Если в голову приходила удачная мысль, запомнить ее было проще, чем доверить бумаге, а потом обыскаться. Оскар вывернул сумку и нашел статью о шаровых молниях, которую Фред месяц назад выдрал из журнала и подсунул ему на чердак.

– Оскар! – крикнул Эрнест.

Молодой человек в чужих штанах дошел до воды и потерял товарища. Поодаль резвились две молодые девицы. Собирались лезть в море и пугали своим визгом чаек.

– Погоди, – сказал Оскар и поднял сумку с железной тумбы. – Что это?

Из песка торчала крышка чернильницы, размером с канализационный люк. Оскар закрыл глаза и открыл снова. Сооружение напоминало емкость, глубоко утопленную в земле. Жерло емкости один к одному походило на старую швейцарскую склянку, подаренную Фредом вместе с таким же старым набором перьев, которыми пользовался его дед. К склянке прилагались рецепты чернил, только Оскару ни один из них не помог. Каждый раз он экспериментировал в надежде, что краска схватится за бумагу Книги Эккура, но каждый раз она подлым образом выцветала. – Подожди, – повторил Оскар и откинул крышку. Резкий запах ударил в нос. В емкости плескалась темная жижа.

– Оскар!

– Я сказал, погоди! – он макнул в жидкость кусок журнальной статьи и понюхал. Жирная капля шлепнулась с уголка. Оскар не понял юмора.

– Как это понимать? – спросил он подошедшего графа. – Сто раз я проходил мимо этого места, ничего похожего не торчало. Откуда здесь чернильница размером с цистерну?

– У нас в форте это называли «хинея», – ответил Эрнест. – Идем. Все равно никогда не узнаешь, откуда она берется.

Оскар пошел за крошкой, но несколько раз обернулся по дороге. Девицы у моря продолжали визжать, пытаясь зайти в ледяную воду. По шоссе мимо пляжа носились машины, но объект под названием «хинея» все равно продолжал торчать за его спиной. Не обязательно было оборачиваться, чтобы убедиться в этом. Оскар чувствовал затылком его флюиды.

– Что? Впервые увидел? Хочешь, еще покажу? Я тебе, если желаешь, их покажу сразу несколько штук. Вон, белый дом на горе, из которого антенны торчат. Что это? Откуда? – Оскар заметил объект кубической формы, на крыше которого частоколом торчали штыри. – Домишки без окон и дверей, стоят везде, но никто их не видит. – Вон… – он указал на визжащих девиц. – Ничего странного не замечаешь?

– Что с ними не так?

– Посмотри внимательно на их ноги. Как они пришли сюда босиком? Ты где-нибудь видишь обувь?

– Я знаю одного мосье, который босиком пробежал через все Монако. И что?

– Да брось, эти две дуры – русалки. Не веришь? Пришли к людям, чтобы украсть красивые платья. А сейчас дурачатся. Не хотят возвращаться, потому что им влетит от отца.

Оскар опешил.

– Разыгрываешь меня?

– Нет, показываю жизнь, которую ты не видишь.

– А ты?

– Я вижу, только Натасик за это ругается. Идем, а то он действительно выпорет.

– Идем, – согласился физик.

Он вынул из сумки Греаль, зачерпнул немного морской воды и осветил для графа контур портала, в глубине которого на склоне горы ютилась мраморная будка.

Девицы уже забрались в море по пояс и продолжали визжать от холода. Оскар, как привороженный, смотрел на них. Эрнест снял джинсы Артура, скинул на песок куртку и поежился от холода.

– Дай хоть газеткой прикрыться! – попросил он. – Эй, Оскар… – граф потряс за плечо задумчивого физика, и свет Греаля задрожал на склоне, мраморная будка задергалась в неустойчивом поле, но скоро встала на место. – Не переживай. Многие видят хинею. Сначала противно, потом привыкаешь. Что передать от тебя Натану? Что ты все деньги отдал барбосу и завтра тебе нечего жрать?

– Только попробуй! – психанул Оскар и перестал наблюдать русалок. – Только ляпни что-нибудь из этого репертуара и о дольмене можешь забыть. Понял? Не твое щенячье дело, на что я живу и кому даю деньги…

– Вот! – обрадовался граф и обнял физика на прощанье. – Вот таким ты мне нравишься! Злобным и страшным. Жаль, что я тебя не боюсь.

– Убирайся, пока я тебя не выпорол!

– Вернусь, когда начнется турнир. Что тебе привезти?

– Чемодан, – сказал Оскар и обернулся к русалкам, но девицы пропали, не оставив следа на песке. – Миркин чемодан с бумагами привези, я сам с ним расправлюсь.

Когда Оскар, перемазанный черной краской, доплелся до дома, хозяин кафе уже открыл заведение. Он выставил меню у двери и торчал под вывеской, выпятив на тротуар свой огромный живот. Итальянец хотел пригласить соседа на завтрак, но не решился. В глубине души он боялся мрачного русского физика, потому что не понимал, но на всякий случай всегда здоровался. И сейчас поприветствовал соседа издалека.

В мастерской Оскар наткнулся на грустного Фреда с банкой пива. Второй банки у Фреда не было, и Оскар удивился. Никогда ранее этот человек не позволял себе явиться в мастерскую без угощения для компании.

– Где народ? – спросил Оскар, бросил под лестницей одежду Артура и бережно поставил на пол бутылку, наполненную черной жидкостью. – Где все?

– Ты жив? – удивился Фред.

– А что? Были варианты?

– Я думал, тебя схватила русская мафия, – он заметил черную кляксу на рукаве товарища. – А ты чернила искал? Это тот рецепт, который был нужен?

– Что случилось, Фред? Что произошло, пока меня не было?

– Я не понял. Эта зараза сказала: прощай навсегда, и укатила на моей машине. Да черт с ней. Я сам думал, в полицию заявить о твоей пропаже, но… раз уж мы обещали не соваться в твои дела…

– И что?

– Они с Артуром тебя искать поехали.

– Меня? Зачем?

– Двое суток тебя нет. Телефон молчит. Обычно ты предупреждал, когда отлучался. Тати решила, что русская мафия до тебя добралась. Или спецслужба ваша.

– Интересно, зачем я им нужен?

Фред направился на чердак вслед за Оскаром и наткнулся на надпись, сделанную на крышке потолочного люка старыми, никуда не годящимися чернилами. «Если жив – позвони», – написал на прощанье Артур. – Что написано? Переведи! – попросил Фред.

– Они угнали твою машину?

– Да, черт с ней! Ты уверен, что за тобой не охотится мафия? – Фред хотел поглядеть на чернила поближе, но побоялся испачкать руки. – Оскар! – крикнул он в темноту чердака. – Что за новая краска? Она такая, как ты искал?

– Пока не знаю.

– Так может, знаешь рецепт? Если знаешь, скажи. Сколько можно мучиться с красками? Если нужны особые компоненты – достанем…

– Достань… – чумазая физиономия показалась из потолочного люка. – «Желчь летающего дракона, настоенную на душах еретиков». Очень простой рецепт. Если знаешь, где взять, возьми больше. Лишнее в холодильник поставлю.

Фред влил в себя еще глоток пива, чтобы осмыслить услышанное.

– Ну… – растерялся он. – Я, конечно, поспрашиваю… Но ты точно знаешь, что за тобой не охотится мафия?

– Я не работаю на мафию, Фред. На спецслужбы тем более. Я уже говорил!

– Ну, если ты уверен, что все в порядке, тогда я… за пивом спущусь, или как?

– Спустись.