Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 152 страниц)

– Точно… – согласилась Мира. – Не работали.

– Энергетическая запитка Стрелы идет от организма стрелка. А от чего идет запитка Греаля, одному «автору» известно.

– Ладно, пробью вам дырки, там видно будет.

– Зачем он обрезал Стрелу? Она же теряет мощность…

– Это я теряю мощность ее таскать, здоровенную дуру. Я попросила обрезать – он обрезал. После того, как Стрела изуродовала машину Артура – Жорж даже не спорил со мной. Он вообще последнее время со мной не спорит, а если ты починишь его машину… Починишь?

– Вообще-то я хреновый автомеханик, – признался Оскар. – Но… можно посмотреть, что там сгорело. Там, по крайней мере, все на виду. Инструменты есть?

– У Жоржа в багажнике есть все, – ответила графиня. – Только марцепан закончился, потому что я его съела. – Она хотела забрать у абрека панель, но тот испугался огнеметной палки и отбежал еще дальше. – Поставь и уйди. Ну…

Туземец неохотно повиновался. С большим недоверием положил на землю свое сокровище, убежал за кусты и залег в канаву.

– Это типичная перемычка, – объяснил Оскар. – От перемычки машина не полетит. Надо разбирать систему, смотреть, что не пашет, и думать, почему. Поговори с ним, пусть не дергается. Я за день разберу его флакер и соберу, как было. Если не вскроем блок, то, по крайней мере, узнаем, какой из них нерабочий. Переведи ему на понятный язык.

– Не мешай…

– Переведи. Тебя он понимает. Меня даже слушать не хочет.

– Ты мешаешь мне целиться.

– Я тебе говорю, не полетит она от дополнительной перемычки. Может, будет немного маневреннее. Может, угол гравитации будет шире. Ты вообще поняла, для чего она предназначена?

– Разберемся.

Оскар придирчиво осмотрел графиню и ствол, который грелся в ее руках.

– Стрела снимает прицел прямо с глаза? – догадался он. – Считывает информацию и сама наводит на цель?

– Да, если мне не мешают.

– Я только не понял, как ты задаешь ширину и мощность луча?

– Точно также.

– То есть, кристалл с тебя считывает полную информацию, и сам программирует шнек или шар… или коридор… или…

– Да, – подтвердила графиня, – поэтому я не могу работать и отвечать на вопросы одновременно.

– Так я и думал. Техника с одного конвейера: что Стрела, что Греаль. Только своей башкой я запустить ее не смогу.

– Отойди, Христа ради, пока не ослеп на оба глаза, – попросила графиня.

Первая стрела прошла цель навылет, и абрек в ужасе выскочил из укрытия, кинулся грудью на доску и заорал, как будто луч пронзил его сердце.

– Что? – испугалась Мира.

– Что ты сделала? – спросил Оскар.

– Что я сделала?

Оскар приподнял абрека за плечо, но тот заголосил еще громче и ткнулся лбом в землю.

– Ну, ты даешь!

– Я устроила ядерный взрыв в его поселке у моря?

Оскар поднял пластину с круглой дырой на месте вмятины.

– Он тебе какой диаметр отверстия показал? Вот… в полмиллиметра.

– Он сказал, что надо сбить пробку!

– Правильно, пробка – это самый кончик. Ну, ты даешь! Не поняла – меня бы спросила!

– Я поняла так, как он показал!

– Ты не видела, как крепятся перемычки? Ты же сбила крепление, а нужно было только проткнуть отверстие для контакта. Он же показывал! Мирка, ты чего? Он же ясным языком объяснил, что нужно сбить самый край… Я и то понял.

– Черт вас всех подери! – рассердилась графиня.

Оскар застыл в недоумении с испорченным изделием в руке. Абрек бесшумно рыдал, уткнувшись лицом в траву.

– Черт меня подери вместе с вами! – добавила она. – Вот, почему таким болтунам, как я, никогда не дадут диплом переводчика. Я поняла, что нужно выбить крепление…

– Полиглот! Слушать надо внимательнее! Сначала слушать, потом думать, потом спросить у знающего человека!

– Всегда терпеть не могла технический перевод. Никогда не соглашалась на эту работу!

– Ладно, – махнул рукой Оскар. – Все равно бы не полетела. Ей, абрек! Кончай спектакль, иди домой. Нам надо делом заняться.

– Извини, родной, – Мира присела рядом с убитым туземцем. – Может, у тебя еще одна заготовка найдется? Теперь я сделаю все, как надо, обещаю. Поди, поройся в своем сарае…

Оскар дошел до овражка, где обрывались следы колес. В ложбине блестел ручеек, над ручейком висело легкое облачко: не то хрональный туман, не то испарения влажного мха. Он бросил палку, и палка слилась с пейзажем. Исчезла между стволов, растворилась на фоне таких же веток, наломанных колесами джипа. Место показалось Оскару до крайности подозрительным, границы прохода – размытыми, поле – непонятным и неустойчивым. Еще более непонятными ему показались разговоры графини с аборигеном, которые должны были закончиться дракой, однако продолжались все время, пока он обходил объект и метил невидимые границы. Оскар привык иметь дело с дольменами, с дверями, в которые можно стучать, потому что их все равно не откроют. Первый раз он встал перед проблемой открытой двери и не был уверен, что примет правильное решение. Одно Оскар знал точно: решение придется принять ему и валить вину будет не на кого. Совершив ошибку, он проживет еще сто лет с тяжелым камнем на сердце, не решится на риск – проживет ровно столько же… с тем же камнем. Прежде чем вернуться, Оскар кинул через ручей еще одну палку…

– Слышишь, Оська? Он говорит, что флакер летал, – сообщила Мира. – Летал, пока одна сволочь не тиснула из него такую же точно пластину.

– Я не брал!

– Тебя никто не винит.

– Этот дикарь болтает все, что взбредет в голову. Не далее как позавчера он меня уверял, что в сеть попал здоровенный сом. Ну и что? Дошел я с ним до сетей – обычная мелочь. Полметра, не больше. Такого сома можно взять возле дома…

– Оскар!

– Чего?

– Он говорит, что в городе есть люди, которые маму родную продадут за такую дырявую штуку, а заготовки валяются на складах никому ненужные. Там те же проблемы, что у вас: не могут справиться с материалом. Представляешь, как с ними можно поторговаться? Как ты думаешь, они знают что-нибудь про спектры и магнитные поля? Или ты думаешь только о рыбе?

– Не верь этому фантасту!

– Он называет город летающим. Мне не послышалось? Это правильный перевод?

– У него все летающее, что не усатое.

– Почему он показывает на небо, когда имеют в виду дорогу до города?

– Потому что… Сама увидишь. Закончу дела – устрою тебе экскурсию, – пообещал молодой человек.

– Город летает – флакер тем более полетит, – сделала вывод графиня.

– Если только сдать его в багаж самолета.

– Вы, физики, просто невозможные романтики. Самим от себя не тошно? Даже город от вас улетел. Вот что мы сделаем, – решила графиня. – Сейчас мы с абреком прошвырнемся за запчастями…

– Я с вами.

– Ты вернешься к Юльке и объяснишь ей, куда не надо ходить, да так, чтобы до нее дошло. Привяжешь веревкой, если надо будет.

– Юлька сюда не пойдет. Она теперь меня слушается во всем, а ты…

– …А я туда и обратно. Жарьте рыбу к нашему возвращению. Разбирайтесь с машиной, а если явится Жорж – успокой его. Жорж от такого зрелища в обморок упадет. Скажи, что я жива и здорова. Вдруг ему будет приятно.

– Я с вами! – запротестовал Оскар. – Ты никуда без меня не поедешь.

– Пардон, – извинилась графиня перед абреком и оттащила Оскара за машину пообщаться с глазу на глаз.

– Ты хочешь понимать, что он говорит?

– Ты едешь в город только со мной!

– Если хочешь понимать – слушай меня внимательно…

– Город далеко, Мирка! Этот хмырь на тебя запал. Нравы здесь простые. Я вас вдвоем не пущу.

– Обещаю, он ничего мне не сделает!

– Этот поход может растянуться на несколько дней.

– Отлично! Когда мы вернемся, у тебя будет «дипломированный» переводчик. Представляешь, какую информацию можно выцедить из этих постисторических неандертальцев? Мне нужно свободно понимать язык, для этого надо говорить и слушать, слушать и говорить, а ты мне сильно мешаешь.

– Пожалуйста, я заткнусь. Общайтесь при мне.

– Ни в коем случае! Ты здесь кто? Ты – доминирующий самец! Самками с ним не делишься, дом отнял, на машину глаз положил, всю рыбу в реке слопал и еще недоволен. Я для него сейчас надежда и опора в войне с тобой.

– А если руки распускать начнет? Он сильный, сволочь!

– А ствол у меня для чего? Для красоты?

Оскар надулся.

– Ты не успеешь применить ствол.

– Я успею его напугать. До состояния импотенции. Обещаю.

– Нет! Он вполне способен смотаться в город один. Тебе там нечего делать.

– Оскар, мне надо там быть! Надо видеть людей и общаться с ними, чтобы понять, куда мы попали, и что нам делать! Ты ж просидел здесь год – ни черта не понял.

– Никуда без меня не поедешь!

– Туда и обратно, – пообещала Мира. – Или мы поругаемся. Ты знаешь: если я захочу смотаться в город одна, я сделаю это. С абреком ей-богу безопаснее. Не провоцируй меня на худшие мои проявления. Лучше займись машиной.

– Пообещай, что не выпустишь ствол из рук! – поставил условие Оскар. – Если не вернетесь в течение суток, я не знаю, что я сделаю с вами обоими.

– Обещаю, ревнивец! – ответила графиня и поцеловала сердитого товарища прежде, чем лезть во флакер. – Туда и обратно! Как его хоть зовут, твоего абрека?

– Абреком его зовут, – ответил Оскар. – Аборигеном Речным.

– Так и зовут? – удивилась Мира.

Сердитый товарищ долго стоял на пригорке, провожая флакер недружеским взглядом.

Таким же взглядом абрек попрощался с Оскаром. Он не верил, что главный «самец» не пустится в погоню за беглецами, не прыгнет в салон на ходу. Только потеряв фигуру из вида, туземец расслабился, заулыбался, а, расхрабрившись, начал жаловаться на жизнь. Так пронзительно и надрывно, что графиня перестала понимать смысл речевого потока, переходящего в нечленораздельный вой. Одно было ясно без перевода: Оскар крепко достал этого человека своим вздорным характером и, если бы не Юля, которая ужасно нравилась абреку, он непременно ушел бы сам. Ушел бы к родственникам, которые рыбачат на море большими сетями, и не таскал бы соль на спине через непроходимый лес.

Деревья сомкнулись, стали гладить ветками купол. Машина больше не летела прямо, мелодично пощелкивая колесом, она виляла между стволов, самостоятельно выбирая дорогу. Попытки пассажиров вертеть рулем, не рассматривались флакером как проявление высшего разума, они рассматривались как досадная помеха, препятствующая скорейшему достижению цели. Машина каким-то образом поняла, что ездоки направились в город. Она, в отличие от абрека, сильно соскучилась по обществу себе подобных.

Графиня узнала, что ее новый знакомый ушел из города сам, промышляет на реке ловлей рыбы и торговлей с городскими жителями продуктами своего труда, но задерживаться там, «наверху», не намерен и экскурсии проводить не будет. Он будет только красть деталь и быстро сматываться с добычей. Речной абориген объяснил графине, что его городская родня невзлюбила морскую родню. С тех пор он получает по шее и от тех, и от этих, потому что город от моря слишком далек для нормальной войны, а он частенько болтается там и сям. Морская родня его презирает за ловлю рыбы в реке, городская – за то, что живет в лесу, где приличному человеку не место.

– Чем же плох лес? – спросила графиня, но ответа не получила. Абрек не знал, чем плох лес, он знал только традиции своего народа и то, что он, в силу обстоятельств, забытых за давностью лет, нарушил традиции. Мало того, пристрастился к лесной еде, и совсем опустился в глазах общества, когда начал торговать рыбой в городе и менять ее на рисовую муку.

– Твои родственники – вегетарианцы? – предположила Мира, но абориген не понял вопроса. – Не едят рыбу, не едят мяса. Едят только овощи и траву?

– Они друг друга едят, – ответил абрек, – а я – только рыбу.

Чем лучше графиня понимала туземца, тем меньше ей нравился местный народ. Идея прогуляться по городу не показалась ей слишком удачной. На всякий случай она порадовалась тому, что не отправилась в город одна.

Отшельник-рыболов продолжил жаловаться на жизнь, графиня задумалась о своем. Она представила себе воинствующие уличные банды, разбитые витрины магазинов и дымовые завесы, после драки футбольных фанатов. «Хотя… – решила графиня, – если витрины у них такие же прочные, как стройматериалы, фанаты могут беситься сколько угодно».

– Кто построил ваши дома и машины из такого крепкого пластика? – спросила Мира, и абориген умолк на полуслове. Его лицо озарилось печальной улыбкой, с которой принято ностальгировать по дорогим временам.

– Омины построили, – ответил абрек.

– А… понятно. А куда подевались потом ваши омины? Почему не могут сами починить тарантас?

– Омины подарили флакеры нам, им не нужно. Омины летают по небу без флакера.

– А почему не подарили ремонтные мастерские? Почему не зарабатывают на дураках, которые не умеют сами дыру проткнуть?

– Омины не живут на земле, – ответил абрек с интонацией снисхождения к невежде.

– Где же они живут? – спросила графиня и указала в небо пальцем.

– Нет, – ответил абрек и направил палец графини вниз. – Омины всегда жили там, но с тех пор, как бросили нас, их жилище осталось в далеком прошлом. На поверхность выходят только посланцы оминов, такие, как тиран, засевший в доме у реки вместе с самкой. Только потому, что он посланник оминов, я, несчастный рыбак, не могу его гнать. Обидеть посланца омина – это страшное табу, за которое можно поплатиться смертью, а в реке еще много рыбы, а в сарае большой мешок соли, который даст прожить до счастливой старости, и тогда, может быть, мой статус будет пересмотрен, и в следующей жизни я выберу себе лучший мир.

– Ничего себе! – восхитилась графиня. – Если я пришла оттуда же, откуда Оскар с Юлей, я, стало быть, тоже посланник оминов? – абрек кивнул в знак согласия, и даже не пытался оспорить догадку. – Как ты различаешь, посланник это или такой же рыбак, как ты?

– Посланник омина знает оружие, – объяснил рыбак. – Никто, кроме посланника омина, не знает, как стрелять огненным лучом. Ружье, которое не работало много лет, работает в руках посланника омина.

– А если мы не посланники? Если мы и есть эти самые омины? – спросила графиня и увидела растерянность в глазах рыбака. – Тогда что? – растерянность сменилась укоризненным взглядом просвещенного человека.

– Посланники оминов умны, как омины, – ответил графине абрек, – но все-таки не омины. Омины теперь на земле не живут.

– А если вернулись?

Несчастный совсем смутился наглостью женщины.

– Посланники оминов хитры, как омины, но мы не должны слушать хитрые речи. Мы знаем, что омины на земле не живут. Только шлют нам посланцев.

– Расскажи-ка мне, дорогой, что случилось? Почему оминам стало тошно жить с вами на одной территории?

Абрек растерянно пожал плечами.

– Потому что здешний народ очень глуп.

– Это ясно. Расскажи, откуда взялся твой глупый народ?

– От оминов.

– Достал ты своими оминами! Давай начнем с того времени, когда в мире не было ничего, – предложила графиня. – Когда земля была плоской лепешкой, пустой и скользкой, как рыба.

Абориген обиделся.

– Разве я дурак? – спросил он. – Разве я не знаю, что земля никогда не была плоской? Она всегда была шаром, летающим в космосе.

– Вот как? Здорово!

– Если ты не знаешь, я могу рассказать.

– Рассказывай. Я тебя внимательно слушаю.

– Ты, в самом деле, не знаешь?

– Умираю от любопытства.

– Тогда слушай. Омины долго скитались по Вселенной внутри огромного круглого космического корабля, потом подлетели к Солнцу, чтобы зарядиться энергией, и остановили корабль на таком расстоянии, чтобы обогреть его, но не сжечь.

– Ты серьезно?

– Конечно, – уверил графиню рыбак. – Нет, ты, правда, не знаешь?

– Рассказывай.

– Солнце приняло оминов радушно, они решили выйти на поверхность корабля и немного пожить в раю. Все до одного вышли на поверхность, и так им было хорошо, что никто не хотел возвращаться. Солнце согрело кожуру корабля, на ней появились реки и горы, проросла трава, в реках завелась рыба, и омины потеряли счет времени. Тогда случилась беда. Корабль переполнился энергией Солнца и воспламенился внутри. Двигатель вспыхнул и сгорел, сжигая отсеки управления. Ядро корабля раскалилось до страшной температуры, и казалось, что Солнце пленило оминов навсегда, но однажды, рано или поздно, омины должны были вернуться в космос. Плененный Солнцем корабль уязвим, осколки метеоритов могут разбить его вдребезги, враг может напасть, смертоносные лучи могут пронзить его с опасного расстояния. Корабль должен был гореть миллиарды лет, прежде чем истратит энергию, отсеки должны остывать еще дольше, и только потом путь к управлению станет свободным. Омины были бессмертны. За это время они могли забыть, как управлять кораблем, поэтому решили создать подобный себе народ, который умирал бы и рождался заново, чтобы каждое новое поколение училось бы всякой мудрости сначала, преумножая ее каждый раз, и знания не растаяли бы, а наоборот, сохранились и приумножились. Омины решили, что когда придет час, из этого народа можно будет выбрать достойных, а остальные сами умрут, когда корабль отойдет от Солнца.

– Как получилось, что они отошли от Солнца без корабля?

– Омины очень умны. Они научили нас всем наукам, но когда пылающие отсеки корабля охладились, самые храбрые из нас решили спуститься туда раньше оминов, чтобы захватить управление и не позволить оминам погубить народ.

– Да… – согласилась графиня, – иногда среди дураков родятся герои. И что же дальше?

– Омины спустились за ними следом и закрыли за собой двери в прошлое. Что там творилось – не знает никто. Когда землю перестали опустошать ураганы и землетрясения, первый посланник оминов вышел к нам и сказал, что корабль останется возле Солнца. Но, если кто-нибудь из нашего народа осмелится еще раз открыть эту дверь, планета сорвется с орбиты, отойдет от света и покроется коркой льда, на которой будут расти лишь могилы. С тех пор никто из нас не открывал запретную дверь. Ее может открыть только омин, а омины давно на Земле не живут.

– Нормально. А как же мы с Оскаром и Юлей попали сюда?

– Вас выбросили из прошлого. Из прошлого можно быть брошенным только в будущее. Все двери в нашем корабле открываются в одну сторону: из прошлого в будущее. Обратная дорога только для оминов. Если кто-то из нас попробует открыть запретную дверь…

– То что? Неужели никто не пытался?

– Все, кто замышлял попытки, уже удобрили почву для овощей.

– Но те, кто кинул нас сюда, тоже считают, что мы удобрили почву. А мы пока еще ничего не удобрили.

– Никто не знает, как омины кидают своих посланников в этот мир, и что о них думают.

– А ты что думаешь?

– Я думаю, что посланники оминов – лучшие из нас. Они – самые умные, самые удачные творения наших творцов, поэтому мы гордимся ими. Они храбры, прекрасны, великодушны и самоотверженны, но посланники оминов – не омины.

Летающий город стеной поднялся над горизонтом. Взлетел и спрятался в облаках. Машина захрюкала колесом. У Миры сердце сжалось в комок от вида стены, словно за городом кончалась Вселенная и начиналась космическая пропасть, которой омины отгородились от человечества. Она начала понимать, зачем туземцам летающие машины, и не могла оторвать глаз от наползающей каменной волны.

– Это городская стена? – спросила графиня. – Вы отбивали атаки драконов?

– Нет, – ответил Абрек. – Мы жили и строили дома, пока надеялись, что омины вернутся и простят нас.

– А потом… когда уже не надеялись?

– Потом просто жили и строили.

Стена загородила половину неба. В сумерках Мира разглядела рельеф: пустые окна и глухие стены, широкие балконы, заросшие сорняком, которые казались размером с площадь. В зарослях не было видно ворот, но Миру это уже не пугало. Она поняла, что своими ногами наверх не взойдет, и понадеялась, что в городе работают лифты. Абориген продолжал болтать, пока машина не уперлась в стену, и город не навис над ними своей ужасающей массой. Навалился, как на букашек старый комод, и замер в предвкушении злодеяния.

Городская стена не имела даже узкой лазейки, через которую приезжий люд мог протиснуться в этот храм величественной пустоты. Только два толстых каната торчали из каменного колодца и терялись из виду в облаках.

– Отведи меня к людям, – попросила графиня. – Туда, где живые существа, пусть даже самые злые посланцы оминов. Я не хочу карабкаться по стене в пустой муравейник. Где люди – там наверняка лестницы. Давай обойдем…

Абрек потянул за канат. Из тумана спустилась гондола, из колодца поднялась груженная камнями корзина.

– Садись, – пригласил рыбак.

Графиня съежилась, но в гондолу влезла. Абориген подобрал у стены валун, кинул в корзину противовеса, и присоединился к графине. Лифт тронулся вверх вдоль стены, поплыл мимо окон и террас, на которые тысячи лет не ступала нога человека. В конструкторе города Мира узнала материал, из которого была собрана избушка абрека. Те же блоки, точно пригнанные друг к другу, выдержали испытание временем, достойное египетских пирамид, не выдержали только его обитатели. Никаких признаков человеческого присутствия на нижних этажах мегаполиса не наблюдалось, зато наблюдались разлинованные площадки с кругами, диаметром соответствующие юбке «усатого флакера».

Лес провалился в туман, сверху спустилась пустая гондола и провалилась в туман вслед за лесом, несколько корзин, набитых камнями, посвистели за пустой гондолой. У графини закружилась голова от страха. В разрыве нижних облаков она увидела зеленый ковер, на котором блеснула полоска реки и снова слилась с облаками. Абрек ненадолго умолк, считая корзины. В следующем просвете тумана зеленый ковер напомнил графине палас с измельчавшим ворсом. Она решила, что самое время закрыть глаза, но сверху на путешественников надвигалась платформа лифтовой площади, и светлое небо, наконец, стало наполнять горизонт.

В этом городе тучи лежали на площадях, волоклись по улицам, вползали в окна домов. Мире не хватало воздуха. Ей казалось, что подпрыгни она чуть выше и можно застрять в невесомости, но речной абориген увлек ее за собой в ложбину между домами, и скоро графиня перестала думать о высоте. Теперь Летающий город убивал ее своей хаотичной архитектурой. Кубические зиккураты срастались нижними этажами и торчали вверх аккуратными кубиками чердаков с безупречными углами и ровными гранями. У Миры сложилось впечатление, что город строили дети. Гигантские детеныши, оставленные без присмотра, дрались между собою за кубики и складывали наперегонки этажи. Архитектурой здесь и не пахло. Построили, как построилось, посмотрели, что получилось, и разбежались в леса.

Абрек повел графиню через площадь вдоль слепой стены, сквозь кварталы с запертыми дверями, по тесным улочкам, на которые веками не ступала нога человека. Они на ощупь шли сквозь туман и на четвереньках проползали туннели. Общительный абориген, ступив на территорию города, проглотил язык, и это молчание настораживало графиню больше, чем архитектурный маразм. Они ускорили шаг, преодолевая террасу, разлинованную квадратами.

– Парковка, – сказала графиня, указывая под ноги, но абориген закрыл рот ладонью, чтобы не болтнуть лишнего. – Где люди? Куда мы идем?

В Летающем городе не было жителей. Здесь жили одни облака. Дома смотрели на улицы черными глазницами окон. Из окон воняло дерьмом и гнилой капустой.

– Что случилось? Вы пережили войну? Чуму? Может, на вас напали пришельцы? Скажи мне, где люди?

Абрек стиснул челюсть и жалобно взглянул на графиню. «Идем же, идем», – умолял его взгляд.

Чем дальше продвигались путешественники, тем более пустынными становились кварталы. Сквозняк гулял меж открытых дверей. Запах мертвечины перебивал гнилую капусту. Мира представила себе, каково заблудиться здесь, и ноги отказались нести ее дальше.

– Послушай, родной, – обратилась она к аборигену, – мне нужно поговорить с кем-нибудь, кто не забыл, чему учился у оминов. Скажи, пожалуйста, в этом городе есть ученые или хотя бы инженеры, которые отвечают за лифт? Для меня это сейчас также важно, как для тебя дыра в перемычке. Пожалуйста, отведи меня к людям.

– За лифт не отвечает никто, – прошептал абрек. – Лифт – тайна. Узнают – отрубят.

– Хорошо, отведи меня к каким-нибудь людям. Я лишнего не скажу. Только задам вопросы. Ты поможешь мне – я тебе, – объяснила графиня.

Абрек замахал руками:

– Зачем вопросы? – удивился он. – Нам не нужно вопросы. Нам нужно скорее идти…

– Я не собачка, чтобы бежать за хозяином! Я хочу понимать, куда попала и что происходит. Или ты немедленно объяснишь, или я возвращаюсь, пока помню дорогу.

– Я хочу иметь длинную белую бороду, – объяснил абрек. – Такую же, как у прадеда.

– Неужели? И что? – не поняла графиня.

– Хочу иметь самку и наследников тоже хочу.

– Еще чего хочешь? Выкладывай, не стесняйся…

– Я хочу найти большой дом вверх по течению реки. В той стороне воздух теплее и фрукты слаще.

– Бесподобно! – воскликнула Мира. – Может, ты еще чего-нибудь хочешь?

– Я не хочу умирать молодым, – признался абрек и с мольбой посмотрел на небо.

– А я хочу вернуться домой! Я не собираюсь отращивать бороду, и самка мне не нужна. Мне не нужно сладких фруктов. Мне нужно вернуться домой вместе с Оськой для того чтобы мой мир не превратился в вонючие руины. Ты понял, чего я хочу? Сейчас же веди меня к людям или я сама отправлюсь на поиск.

– Пойдем со мной, – прошептал абрек.

– Иди! – ответила графиня и направилась вверх по лестнице на площадку, где заметила сразу три парковочных места. – Иди и сам делай дырки!

Абрек последовал за ней, спотыкаясь от страха.

– Пожалуйста, – умолял он, – идем…

– Ты не хочешь проводить меня к людям?

– Не хочу…

– Всего хорошего!

Мира поднялась на вершину постройки и постучала в самую крепкую дверь, но не успела рта раскрыть, как на порог выскочила голая баба. На ее бедра налипла повязка из грязной шерсти, груди свисали тощими колбасами до пупа, в руках мотался мешок. Из жилища на графиню веяло несвежим бельем. Ни слова не сказав, женщина прыгнула на террасу, пронеслась мимо удивленной графини, раскручивая над головою мешок, подобно булаве, и врезала абреку по шее так крепко и точно, что у графини перехватило дух. Серое облако брызнуло в стороны плотной дымовой завесой. Внутри не было видно ни жертвы, ни нападавшего. Минула вечность, прежде чем баба выскочила из «ядерного гриба», победоносно промчалась мимо графини и скрылась в жилище.

Графиня осталась с раскрытым ртом у закрытой двери наблюдать оседающий «гриб». Абрека не было видно. Несчастного рыбака не было видно даже тогда, когда пыль улеглась на камень. Только незначительный бугорок возвышался на месте его головы.

– Эй, – испугалась графиня. – Родной… Ты жив?

В пыли блеснули два испуганных глаза.

– Давай, пойдем отсюда, – взмолился абрек. – Пожалуйста.

Следующий отрезок пути графиня преодолела молча и даже не пожаловалась на усталость. Они миновали столько переходов и этажей, что графиня ни за что на свете не нашла бы обратной дороги. Они спускались на самое дно рукотворных каньонов и снова поднимались на «берега». Мира решила, что город строился не меньше миллиона лет. Голыми руками. Людьми, у которых не было ни фантазии, ни инженерных расчетов. Только конструктор, брошенный оминами на земле, прежде чем те обиделись и заперли за собою двери. Впервые в жизни графине захотелось убежать из города в лес. Побродивши между безликих камней, она поняла, как строился этот «шедевр». Она представила себе лесную поляну, на которой стояло несколько хижин, похожих на те, что посланник омина экспроприировал у туземца. Семьи росли, дома расстраивались вширь, сливались нижними этажами, наращивали над собою верхние. Соседние постройки соединялись в сплошные площади, и новые этажи поднимались над старыми, которые становились тесны, темны и непригодны для проживания. Нижние кварталы превращались в помойки и кладбища, потому что однажды людям стало лень спускаться по лестницам, чтобы по-человечески хоронить мертвецов. Потом они вовсе забыли, что такое земля: привыкли разводить грядки на широких балконах. Новые уровни тянулись вверх, пока не подперли небо. Еще немного, – решила графиня, – и люди забудут, как выглядит корабль оминов, на котором они подлетели к Солнцу.

– Скажи, пожалуйста, – обратилась она к проводнику, – за что тебе врезали? Ведь это я постучала в дверь.

– Злая самка дом сторожит, – объяснил абрек. – Ей не нужны чужие.

– Чем же занимаются добрые люди вашего городка?

– Едят, – сказал он, словно это было достойное оправдание человеческой жизни.

– А в перерывах между едой?

– Ищут еду. Потом едят.

– А когда не ищут еду и не едят, чем занимаются?

– Всегда ищут. Всегда едят, – ответил абрек.

– Теперь я понимаю, почему она дала по башке тебе, а не мне. Она поняла, что я – омин, а ты как был речным дураком, так дураком и помрешь.

Склад, который хранил запчасти флакера, был до потолка завален веществом, похожим на спрессованный торф. Графиня предположила, что это дерьмо, которое уже не воняет, потому что выдохлось миллион лет назад и упокоилось до конца света. Только абрек время от времени дырявил его лопатой. С прошлого набега на ископаемые пластины остался колодец. Лопату кто-то стащил, но абориген не расстроился. Он начал рыть вещество руками и скоро добрался до крышки ящика, плотно набитого белыми пластинами. Абрек извлек экземпляр и полез наверх.

– Бери больше, – посоветовала Мира. – Бери штук пять. Они ж нетяжелые.

– Зачем? Надо одну.

– Как зачем? Мало ли… Вдруг к тебе в гараж снова залезет сволочь и унесет деталь. Мы каждый раз сюда будем лазать? Бери, говорю!

– Правильно! – согласился абориген. – Ворья в лесу много, машин мало, а про это место никто не знает! Дело говоришь. Надо тебя послушать, хоть ты и самка.

– Я самка омина, – напомнила Мира.

Вместо отеля экспедиция расположилась на ночлег в заброшенном помещении, откуда драчливые жители мегаполиса вынесли все, что смогли. К счастью, циновки оказались приклеены к полу. К счастью клей оминов оказался таким же надежным как стройматериалы. Ворюги на протяжении веков сумели отодрать только край, но циновка от этого стала мягче. Эта часть города показалась Мире особенно жуткой, потому что не принадлежала никому, кроме неба. Здесь стоял вечный туман. Один туман уступал место другому. Плотное облако вползло в помещение следом за ними и остановилось в углу. Сначала оно качалось на сквозняке, потом накрыло лежанки. Мира согласна была возвращаться к лифту всю ночь, невзирая на усталость и плохую видимость, но абрек не позволил. Он сказал, что по ночам на пограничных территориях происходят самые страшные преступления. Именно в темное время суток лазутчики соседних кланов направляются друг к другу в гости с пустыми мешками, а возвращаются с полными. Ночь – это время, когда убивают, не спрашивая имен и не видя лиц, потому что квартал погружен в туман. И каждый, кто тащит на себе мешок – рискует жизнью, независимо от того, грабитель он или честный пахарь. Абрек же, по совету графини, набил мешок, который едва тащил на себе.