Текст книги "Сказки о сотворении мира (СИ)"

Автор книги: Ирина Ванка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 84 (всего у книги 152 страниц)

Оскар читал книгу Эккура и не обращал внимания на подруг. Мира глядела в окно с надеждой, что у абрека проснется совесть.

– Перелететь бы за океан, – мечтала она, – найти бы затонувшую Флориду. Один дом точно будет торчать над водой.

– Не факт, – ответил Оскар, не отрываясь от книги.

– Почему? Если дом стоял на горе…

– Рядом были дома повыше.

– От них не осталось руин, а дом Копинского должен торчать. Хотя бы одним этажом. Провалиться мне на этом месте, если он не торчит.

– Успеешь провалиться, – сказал Оскар и перевернул страницу.

– Ты читаешь книгу, как детектив. Там же ни одной человеческой буквы!

– Я не читаю, я думаю.

– Сейчас надо думать о том, как пересечь океан. В книге Эккура что-нибудь написано о том, как можно пересекать океаны на джипе с пустым бензобаком?

– Здесь написано обо всем. Вот смотри… Слушай и думай вместе со мной: при сдвижке хронала дальше критического уровня… пес его знает, что это за уровень, надо таблицы смотреть… впрочем, неважно! При такой-то сдвижке хронала кристаллы ведут себя следующим образом… Далее диаграммы значений, слушай внимательно: Мозг активен на два процента, Глаза на все девяносто восемь, но только в фазе переменных частот, то есть, к нашей частоте это мерцание никаким боком не относится. Кроме того, Глаза Греаля в сдвинутом хронале работают только в транслирующем режиме. На прием они не работают в принципе. Все остальные кристаллы не активируются никак, они слабо функционируют для поддержания внутреннего энергетического баланса.

– После этого не говори, что моя теория авторства никуда не годится. Знаешь, что ты сейчас вычитал в своей книге? Ты вычитал примерную программу поведения организма спящего человека. Или шизофреника в глубоком бреду, который иногда понимает, что его придуманный мир не имеет ничего общего с настоящим.

– Думай, как разбудить своего шизофреника.

– С каких это пор он мой? – возмутилась графиня.

– Думай, как разбудить, чтобы он опомнился и не забыл, что снилось, а то погибнем в фантазиях. Даже до черновика не дойдем.

– Я?..

– Думай, как себя вести, чтобы «автору» понравился сон, и он вдохновился продолжением романа.

– Есть фазы сна, когда помнишь, – сказала Юля, – есть фазы, когда не помнишь, когда не снится вообще ничего.

Оскар опять погрузился в чтение, графиня в созерцание, Юля собрала значки и сложила в лукошко.

– Надо вашего «автора» ущипнуть на самом интересном месте, – предложила она. – Тогда он проснется и все запомнит! Что скажете, Мирослава?

– Скажу, что нам пора перейти на «ты». Не такая уж я старая раскладушка.

– Пора мне, наверное, ложиться спать, – решила Юля. – А то ждала вас вчера всю ночь, не выспалась, – она удалилась за ширму, накрылась одеялом и прикинулась спящей.

– Я иду в поселок вместе с тобой, – сообщила графиня Оскару.

– Ты будешь лечить колено. Хватит с тебя! И с меня тоже хватит.

– Нет! Рыбаки просто так машину не отдадут. Мое оружие тебе пригодится.

– Только попробуй обменять флакер на Стрелы!

– Еще чего! Я просто их укатаю при попытке сопротивления.

– Для этого хватит лазера.

– Пойду. Идти легче, чем ждать. Здесь я просто взорвусь.

– Мирка! – Оскар отложил трактат и перешел на шепот, чтобы лишний раз не травмировать Юлю. – Придется сутками лезть по корням деревьев, через колючки и ямы. Даже абрек ныл, что дорога тяжелая.

– Тем более…

– Я знаю ориентиры, представляю, как выглядят его стоянки. Я быстро пойду и скоро вернусь. Лишний балласт мне не нужен.

– Вот и договорились. Ты очень быстро пойдешь по следам абрека, а балласт на четвереньках побежит за тобой.

Юля собрала в дорогу мешок. Положила немного соли, немного еды и большую веревку. Поставила на крыльцо флягу с водой и пошла в сарай, плакать. То, что Юля пошла в сарай именно плакать, Мира поняла сразу, но дорожные сборы помешали ей пресечь истерику на корню. Мира вспомнила про плачущую Юлю, когда пришло время прощаться.

– Не бросайте меня здесь одну, пожалуйста, – попросила графиню девушка.

– Что ты себе вообразила?

– Нет, вы неправильно меня поняли… Я просто хотела сказать… Не надо думать, что я ничего не понимаю. Я все понимаю, и Оскар никогда от меня не скрывал. Он вообще никогда мне не врал. Наверно он единственный человек, который не врал никогда. Вы представить не можете, как я хочу, чтобы он был счастлив. Он это заслужил, как никто.

– Теперь я точно ничего не поняла, – призналась графиня.

– Вы не видите, что он влюблен в вас по уши? Или не хотите увидеть?

– Знаешь ли… Эти тенденции были замечены еще задолго до его знакомства с тобой. Однако он выбрал тебя, и с этим выбором нам придется считаться обеим.

– Тогда он чувствовал себя рядом с вами мальчишкой. Сейчас все по-другому.

– Дело не в том, что ты лишила парня «девственности». Дело в том, что Оскар не тот человек, который позволит кому-либо выбирать за себя.

– Я лишила его комплексов. Он не был никаким девственником…

– Ну, это они все говорят!

– Нет! Клянусь, что дело не в этом… Если б вы знали, Мира, как он вас ждал. Я боялась, что он умрет. Каждый вечер молилась, чтобы вы пришли, хотя понимала, что вы придете для того, чтобы забрать его у меня. И все-таки это лучше, чем видеть, как он умрет от тоски. Я хочу, чтобы вы знали…

– Юля…

– Нет, погодите, дайте, сначала скажу: я понимаю, что сама во всем виновата. Если бы не я – мы не попали бы в беду. Я знаю, что вы очень будете стараться вернуться за мной, если все сложится удачно. Я знаю, что вы не бросите меня просто так, но если не сложится… я хочу, чтобы вы знали: вернемся мы или нет, я мешать вам не буду. Мне будет хорошо уже оттого, что с вами он счастлив, а если я смогу иногда его видеть… хотя бы издалека – я буду счастлива вместе с вами.

– Юля, меня жуть берет от глупостей, которые ты говоришь.

– Меня саму берет… но я должна была сказать это.

– Все сказала?

– Все.

– Собирайся, ты отправляешься с нами искать поселок.

– А если приедет Жорж? А если вернется абрек? Нет, я не дойду до моря. Я буду обузой. Со мной вы будете идти целый год. Да и Оскар не разрешит. Мы не должны терять время. Отправляйтесь скорее, только будьте осторожны и постарайтесь вернуться. А я… Я дождусь. Вот уйдете, я начну ждать вас буквально сразу. Вдруг вы обойдете время по какому-нибудь хрональному коридору и вернетесь сегодня же. Я буду ждать каждую минуту. Мы ведь ждали вас целый год и, видите, дождались. Мы тут стали мастерами спорта по ожиданиям. Идите, а я за вас помолюсь.

– Мы пойдем, – заверила девушку Мира, – и ты пойдешь вместе с нами.

– Нет, – испугалась Юля и снова заплакала. – Я не смогу. Я не выдержу.

Путники отправились к морю вдвоем, не вполне отдохнув после пробежки по подземельям. Не вполне придя в себя после слезных прощаний. Отправились в путь, чтобы упасть без сил, не добравшись до первой стоянки. Лес был черен от мрака, ноги не гнулись в суставах, боль в колене растеклась по телу и перестала беспокоить. Ночью Мире не снилось ничего, словно она провалилась в могилу. Последнее, о чем графиня вспомнила перед «смертью», это несчастная Юлька, которую они лишила супруга. Мира пожалела, что не уговорила ее идти. Перед тем, как отрубиться в падении на мягкий мох, она поняла, что обратную дорогу вряд ли осилит. Лес пугал ее больше, чем город. Корни росли над землей и путались между стволами, ямы чередовались с буграми, колючие кусты с острой травой, которая резала обувь. Мира решила, что смерть в лесу от усталости и отчаяния – есть кармическая цель ее жизни. И роман, который опишет ее похождения, послужит уроком юному поколению энтузиастов. Сие произведение будет рекомендовано для внеклассного чтения в средней школе, и, пожалуй, найдет читателя, потому что каждый двоечник обхохочется с героини.

Лес был так черен, что день не отличался от ночи. Едва щека графини коснулась мха, как утро прорезалось тонким лучом между высокими кронами и вонзилось ей в глаз. Путники встали на ноги, и день повторился. Первый промежуточный лагерь, оставленный рыбаком, состоял из примитивного очага и охапки колючей травы, которая росла здесь повсюду. Ни запаса воды, ни пищи поблизости не нашлось, но трава была уложена так, что не резала кожу. Если рухнуть и не шевелиться во сне, на ней вполне можно было спать. Путешественники были довольны уже тем, что выбрали верный путь. Мира упала в траву, боль в теле напомнила ей о том, что она жива, что высшие силы подсуетились и продлили ее страдания еще на несколько дней. В эту ночь Мира узнала, что лес, как дикий город, есть понятие бесконечности, непостижимое человеческими ногами, и только сажа на горстке речных камней говорила о том, что она не права. Графиню осенила идея, что городские кварталы не строил никто, они росли сами, один из другого, подобно ветвям деревьев. Росли, вероятно, от сырости и естественных удобрений. Росли по заданной оминами программе развития органической материи, и вовсе не люди виноваты в том, что программа оказалась такой. Мира закрыла глаза и увидела, как из земли вырастают кубы пирамид, разрывая зеленый ковер, и архитектура не показалась ей безобразной. «Ну и что? – решила она. – Зубы тоже иногда растут во все стороны сразу. Тем пикантнее улыбка их обладателя». Ей померещился туман, сошедший с небес, и гигантские руки, разрывающие крону леса. Огромное лицо склонилось к ней и обнажило волчьи клыки.

– Надо было тебя дома оставить, – пришел к выводу Оскар. – Что снится? Почему ты дергаешься? Не смотри этот сон, перевернись на бок.

Мира почувствовала, что порезала щеку. Тонкая струйка крови медленно стекает ей в ухо. Почувствовала, но не пошевелилась, чтобы направить струю в обход. В кромешной темноте ее кровь не имела ни цвета, ни смысла.

– Жили мы коротко и несчастливо… – прошептала графиня, – но умерли в один день. Не осталось от нас и строчки в романе, а мы так старались прыгнуть за облака. Одно хорошо: долгов после нас не осталось тоже, значит, есть надежда, что мы больше никогда не вернемся на землю.

– Артурчику я все-таки остался должен, – признался Оскар. – Я же его машину продал за миллион, а ему не отстегнул ни копейки. Все откладывал на потом… Наверно опять разоряет Учителя. У меня на счету осталось порядочно, но как это снять?

– В мире есть всего один банк, который может выдать деньги в твоей ситуации. Надо посмотреть у Жоржа в ноутбуке его реквизиты.

– Есть банк, который работает в режиме хроно-деформаций?

– Если не вложил туда сразу – можешь не дергаться. Твой счет был переписан Автором вместе с сюжетом, из которого ты выпрыгнул…

– Все правильно. Учителю на роду написано кормить Деева. Кто мы такие, чтобы менять сюжет? Не знаешь, где он теперь позирует?

– За прилавком, – ответила Мира, разглядывая звезду сквозь заросли веток. – Торгует женским бельем и трахает итальянку с пятым номером бюста. Она поставила ему миску в доме, коврик постелила… но скоро ему оттуда пинка… Научит языку и пинка… никто не вынесет его болтовню.

– Артурчик уже болтает по-итальянски, – позавидовал Оскар.

– С его итальянского ухохочешься. С итальянского и без Артурчика ухохочешься, а в его исполнении – просто финиш, а не язык. Я сказала: что ты несешь? Послушай, что ты несешь! Хоть бы на курсы записался, хоть бы учебник с грамматикой открыл, посмотрел, как изменяются неправильные глаголы, а ему некогда. Он лифчики на сеньорит примеряет… Представляешь? Миллион лет, как никого из них нет на свете…

– Перестань, Мирка, прорвемся, – успокоил Оскар.

– Зачем?

– Абрек ходил через лес много раз. Мы что, тупее абрека?

Графиня не стала спорить. Он представила себе Артура Деева, примеряющего бюстгалтер пятого номера на бюст сеньоры, и улыбнулась во сне. Больше она ничего представить себе не успела, потому что сон давно стоял над ней и ждал, пока сеньорита закончит болтать языком.

Утром Оскар сорвал лист, смочил его водой из фляги и вытер с шеи графини полоску засохшей крови.

– В следующий раз, – сказал он, – ложе для ночлега я буду устраивать сам.

На третий день путешествия Мире стало все равно. Она перестала чувствовать боль, насекомые кусали ее, не встречая сопротивления. От лужи, в которой графиня умывалась перед сном, началась резь в глазах. Она перестала думать об обратном пути, стала представлять себе жизнь в лесу и не увидела в этой жизни ничего ужасного. Все ужасы перевалили в прошлое. В настоящем надо было только построить берлогу из веток и научиться разорять птичьи гнезда. Все остальное графиня уже отняла у несчастной Юльки, считавшей себя виноватой во всех грехах. Первый раз Мире стало не по-детски стыдно за свое поведение. Первый раз ей пришло в голову, что эта девочка, которая боится говорить ей «ты», гораздо мудрее нее. Не исключено, что Юле от природы понятны истины, до которых графиня еще не додумалась по причине высокомерия и самонадеянности.

Следующий лагерь абрека встретил путников без очага. Только травяная лежанка говорила о том, что путешественники еще не сбились с дороги. Прежде чем устроиться спать, графиня задумалась над своим поведением еще раз и выбрала себе кочку сухого мха подальше от Оскара.

– Не лезь туда, – предупредил ее товарищ. – Абрек всегда обходил высокие и сухие кочки. Иногда они начинают дымить. Иногда загореться могут. Иногда…

Но Мира уже влезла на кочку и провалилась раньше, чем Оскар закончил речь. Мох ушел из-под ног, тело устремилось вниз, скользя по стенам почти вертикальной норы, и упало в толстую кучу пепла. Секунду спустя рядом с ней приземлился Оскар. Серое облако встало стеной, но графиня натянула на нос воротник и успела подумать о том, что не обязательно строить берлогу. Что для будущей жизни вполне сойдет что-то вроде землянки, лишь бы в ней было сухо и пахло костром. Она очнулась оттого, что Оскар тряс ее за плечо. Очнулась, вгляделась во мрак оседающей пыли и остолбенела от страха.

Вокруг, у округлой стены пещеры, сидели существа, похоже на ожившие экспонаты кунсткамеры. Головы существ, были выгнуты и расплющены, конечности недоразвиты, их позвоночники болезненно изгибались. Мира увидела карлика с плоским лицом, похожим на туловище камбалы. У другого карлика рот не закрывался из-за огромных зубов, а единственный глаз сиял на макушке. У двух сросшихся близнецов было три руки на двоих и ни одной ноги. Там, где должны была находиться ноги, отрастал еще один мертвый брат, вероятно, умерший в младенчестве, не открывая глаз, чтобы не видеть свое безобразное племя. С тех пор мертвый близнец служил подушкой для сидения двух живых. Уроды сидели вокруг тихо, как мыши, и спокойно, как пришельцы иных миров, уверенные в своем превосходстве. Оскар потянул графиню за шиворот к отверстию норы, уходящей вниз.

– Уходим. Только тихо и медленно. Вперед! – приказал он, заталкивая графиню в проход. – Без резких движений. Ползи вперед и постарайся никого не задеть.

Едва пришельцы скрылись в норе, как племя снялось с места и потянулось за ними. Графиня чувствовала их дыхание в темноте, слышала кряхтение и сопение. Когда лаз становился узким, тварям и людям приходилось ползти на животах и кряхтение нарастало. Подземный народ продолжал преследовать гостей, соблюдая дистанцию. Если те застревали в проходе, племя замирало в ожидании, если ускорялись – пришельцы чаще перебирали уродливыми конечностями. В темноте графиня чуть не придавила спящего детеныша, который взвизгнул и задал стрекоча, выпростав хвост из-под ее руки.

– Вперед, – напутствовал Оскар графиню. – За ним!

Детеныш бегал так быстро, что успел задремать, когда снова графиня чуть было не придавила его рукой. На этот раз он проснулся без визга и бежал неохотно. Бежал только потому, что некуда было деться. Его преследовали два чужака с железной палкой и то и дело гоняли с места.

– Брысь! – командовала графиня.

– Кыш! – помогал ей Оскар.

Племя следовало за ними, пока в конце норы не забрезжил свет. Только теперь пришельцам удалось рассмотреть маленького поводыря. Детеныш уродов на поверку оказался огромной крысой, которая под конец пути совсем обленилась и еле ворочала лапами. Мира вытолкала ее на свет под толстую задницу, увидела усатую морду и укоризненный взгляд. Крыса дождалась, пока путешественники освободят подземелье, и вернулась обратно.

Мира с Оскаром приобрели покровительственную окраску непроходимого леса. Сажа от костра набилась в глаза и уши, даже в карманы брюк. Руки были черными, ноги черными, лица трубочистов после рабочей смены не отличались цветом от древесной коры. Слепое существо высунулось из норы им вослед, растолкало головы соплеменников, вытаращило бельмо, но не увидело стоящих рядом людей.

– Фу… – сказал Оскар, отряхиваясь от грязи. – Ну и вымазалось ваше сиятельство! Теперь мы просто обязаны идти к морю. В луже я тебя не отмою.

Графиня ничего не ответила. В этот раз она легла спать, не приняв душ, и даже позволила Оскару себя обнять, потому что ночь выдалась необыкновенно прохладной. Мира не верила, но чувствовала запах Ледовитого океана, где они будут мыться в полынье, отгоняя белых медведей. Со временем у них появится дом, и Оскар будет, как кот, ловить рыбу руками, а Мира, жарить ее на огне. Будущее показалось графине заманчивой штукой. Все, что осталось от прошлого – немного стыда перед Юлей, но Мира знала, что стыд пройдет, а мужчина останется. Она шла по лесу во сне, прибавляя шага, ноги цеплялись за коряги, и ветки били ее по лицу.

– Дрожишь, – заметил Оскар, укрывая подругу своей рваной курткой. – Не буду я к тебе приставать, не бойся. Сейчас не буду. На будущее, конечно, не поручусь… – но Мира только расплакалась у него на груди. – Прорвемся, Мирка, прорвемся. Уже недалеко. Видишь, как лес редеет? Завтра идти будет легче, а послезавтра увидим море. Племя рыбаков встретит оминов свежей ухой. Ты хочешь ухи? Наваристой, как кисель, с кусочками редьки и лука, хочешь?

– Нет, не хочу, – всхлипнула графиня, размазывая сажу по щекам.

– Абрек подарит нам флакер, и мы полетим во Флориду искать чердак над водой. Найдем и будем безобразничать, пока Копинский не откроет двери. А безобразничать мы умеем… Правда, умеем? – спросил Оскар, вытирая слезы графини. – Еще как умеем! Этому нас учить не нужно. Не пройдет и недели, как мы будем лежать на диванах, пить Бордо и вспоминать этот лес, как ужасный сон. Хочешь?

– Не хочу.

– Не хочешь домой?

– Нет, – призналась графиня. – Не хочу возвращаться в ту жизнь, из которой ушла.

– Почему?

– Я боюсь.

– Ты? – не поверил Оскар. – Боишься? Чего?..

– Всего. Городов боюсь, дорог, машин, а больше всего людей, потому что не понимаю их, и никогда не пойму. Я не умею радоваться тому, чему радуются они. Я не чувствую то же, что они чувствуют. Меня жуть берет от их замашек и принципов, – графиня расплакалась пуще прежнего и Оскар крепче обнял ее за плечи.

– Представь себе утро в Москве: зеленый парк, скамеечки у тротуаров, народ еще не проснувшийся тащится на работу…

– А я тащусь в магазин за вином и дрожу от ужаса. Почему, Оська? Я всю жизнь не могу расслабиться от этого страха. Наверно, мне было бы проще жить в пещере с уродами, чем вернуться туда, где мы жили.

– Откуда ты взялась на Земле? – спросил Оскар. – С какой планеты, не помнишь?

– Не помню, – вздохнула Мира, – наверно там я совершила что-то ужасное.

– А может быть, тебе поручили миссию, с которой не справится никто другой?

– В жопу миссии!!! Я боюсь этой планеты! Я не хочу оставаться здесь!

– Ой, какая трусиха…

– Что за миссия такая, открывать слепому глаза? Можно разбиться в лепешку… а кому это надо? Оська, я не живу, я работаю волонтером в дурдоме. Сколько ни старайся объяснить человечеству, что жизнь на самом деле другая… Зачем? Они и так счастливы. Ужас в том, что эти уроды гораздо счастливее меня!

– Ты хочешь вернуться в нору? Тебе приглянулся какой-то урод? Скажи, я пойму. Я столько перетерпел уродов вокруг тебя, что стал мазохистом.

– Дурак… – сказала графиня. – Знал бы Натан Валерьянович, какой ты дурак, ни за что бы не поставил тебе пятерку по физике!

Когда графиня проснулась, Оскара рядом не было. Оскар возвращался из чащи леса с охапкой хвороста на плече.

– Странная линия горизонта, – сказал он, увидев, что подруга не спит. – Я ходил на холм, смотрел… Лес действительно поредел, к чему бы это?

– К скорому концу романа, – объяснила графиня.

– Почему тогда воздух морем пахнет?

– Там нет никакого моря. Там только наши представления о морях. А представления воняют у нас в голове.

– Тогда что это там? Такое большое и плоское…

– Там письменный стол. Похоже, наш Автор не в курсе, что земля круглая. Он писал до тех пор, пока не исписал всю бумагу.

– Если мы дошли до письменного стола, значит, достигли цели.

– Автор – возможно. Мы – вряд ли.

– Разве у нас разные цели?

– Откуда я знаю? Я с ним чай по утрам не пью.

– Твоя теория. Кто должен знать? Я – скромный персонаж.

– А я кто?

– Не знаю, кто ты. Для меня это всегда оставалось загадкой.

Вместо того чтобы подняться и идти до края Вселенной, графиня положила голову на рюкзак и натянула на себя грязную куртку. Оскар развел костер, устроился рядом и не стал торопить событий. Он ждал, когда подруга придет в себя, а Мира сквозь ресницы наблюдала его возню у костра.

– Тебе идут длинные кудри, – сказала она. – Не стригись.

– Как прикажет ваше сиятельство. Ножниц все равно нет.

– И бриться не надо. Так и ходи, дикарем чумазым с голым торсом. Где ты так накачался?

– Потаскала бы ты на себе рыбацкие снасти, до плотины и обратно.

– Всегда хотела тебя спросить, но не знаю, удобно ли?

– Спрашивай…

– Откуда такая фамилия, «Шутов»? Извиняюсь, конечно, за бестактный вопрос…

– От медсестры из приюта, – ответил Оскар. – У нее погиб сын и она боялась, что фамилия на ней закончится. Сына звали Оскар Шутов. Чистая случайность.

– Чистых случайностей не бывает. Иногда мне кажется, что случайностей не бывает вообще. Ты не пробовал узнать, отчего погиб ее сын?

– Мне три месяца было от роду. Разговаривать не умел.

– А потом?

– Потом она уволилась, уехала жить на север и не разу обо мне не вспомнила.

– Имеешь право сменить фамилию, раз такие дела. Будешь Ушаков-Алексеев. Хочешь?

– А смысл?

– А что такое «смысл»?

– Смысл?.. Это гипотетический результат всего, что мы делаем, пока живем.

– У нашей жизни есть только один смысл и один результат, – ответила графиня. – Это деревянный ящик с крышкой. И он, к сожалению, вполне практический. Дойдем мы с тобой до моря или не дойдем – другого результата не будет, потому что смерть перечеркивает все, что мы делаем в этой жизни, и это есть высшая форма несправедливости. Почему мы должны умирать, Оскар? Кто придумал такую глупость? Зачем?

– Затем, что не все мы делаем для себя. Не только для себя, а для кого-то еще, кого, мы может быть, даже не знаем.

– Разве? Разве не вы с Натаном придумали, что реальности нет, есть только набор иллюзий.

– Если реальности нет, значит, смерть – это тоже иллюзия.

– Ты меня слегка успокоил.

– Правда? Я боялся, что ты опять плакать будешь.

– Нет, я дойду до конца романа, спрыгну с рукописи на стол, спрячусь за карандашницу, и пусть этот Шизофреник меня поищет.

– Не боишься, что он запарится тебя искать?..

– Ты прав, – согласилась Мира. – Надо пойти и посмотреть, как выглядит Его стол.

– Почему Человек закрывает глаза, когда ему страшно?

– Потому что боится, Валех?

– Тот, кто боится, ведет себя осторожно, внимательно смотрит вокруг. У того, кто напуган, обостряется зрение, и каждый шорох в кустах обретает смысл.

– Так ведет себя Ангел, Валех. Человек ведет себя по-другому.

– Человек закрывает глаза не потому, что боится, а потому, что верит в судьбу. Он верит в то, что кто-то написал его жизнь, распределил в ней роли, расставил скамейки в парках, разлил моря… Значит кто-то обязательно позаботится о том, чтобы беды его миновали, потому Человек сотворен для счастья, а не для бед.

– Человек уже не верит в судьбу. С тех пор как Ангел заставил его сомневаться, что мир сотворен для него, Человек подозрительно относится ко всему, что сделано без его участия.

– Нет, – возразил Валех, – Человек никогда не сомневался в судьбе. Человек сомневался, что мир, сотворенный для него, достаточно хорош, и не однажды брал в руки дубину, чтобы довести его до совершенства. Он научился командовать этим миром, но не управлять, поэтому всегда закрывает глаза, когда ему страшно, ибо только страх способен вернуть Человека в первозданное состояние творения божьего, беззащитного перед Творцом. Страх – последнее, что держит его на земле. Если Человек потеряет страх, он потеряет все.

– Он просто перестанет закрывать глаза на краю пропасти, он пожелает увидеть руку, которая отведет его от беды, а потом захочет понять, откуда тянется эта рука. Пока он не поймет, он останется на земле, и будет думать над тем, что здесь происходит. А если поймет, может быть, мой Ангел, ты прав, на земле ему нечего будет делать.

Пропасть на краю земли показалась Мире такой же фантастической, как вся ее жизнь. Словно океан откололся от корабля, провалился в пожар горящих отсеков и накрылся облаком пара. До конца света еще миллионы лет. Есть время до той поры, когда Солнце сгорит дотла, сожмется в комочек льда и начнет распространять вокруг себя адский холод. Людям еще рано строить дворцы на краю Вселенной. Храмы обманутой веры, посвященные обиженным божествам, которые не допустили человека к управлению планетой. Но пропасть на краю земли не имела ни дна, ни границ.

– Ты когда-нибудь рубила ступени с помощью Стрел? – осторожно поинтересовался Оскар, но ответа не получил. – Не слабо… за ближайшие годик-полтора вырубить лестницу ко дну бездны? Хорошо бы, конечно, знать, где там дно. Ну, вот, собственно, там, внизу должно находиться море.

– Где здесь выдают напрокат парашюты? – спросила графиня.

– «Автору» своему задавай вопросы. Может, «он» не знает, как выглядят моря, поэтому напустил тумана?

– Думаешь, там море?

– Я не вижу, что там. Всевидящее око у тебя. Доставай и смотри.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что там нет ничего. Однажды я уже стояла на краю пропасти и клялась, что прыгну вниз, если еще раз увижу тебя. Теперь Автор просто издевается надо мной. Оська, мне нельзя видеть то, что находится под туманом, иначе я не смогу… Ничего хорошего там нет, но Кое-Кто уже размечтался, что я побегу назад через лес, заикаясь от страха. Так вот, никуда я не побегу! – решила графиня. – Теперь его очередь заикаться!

– Дай сюда ствол.

– Ни за что!

– Надо искать спуск.

– Не надо.

– Мирка, не дури! Абрек туда как-то лазал. Мы шли по его тропе. Спуск должен быть!

– Ты словно первый день на свете живешь! Кто он такой, твой абрек? Побочный персонаж без имени и родословной! Какой писака будет выписывать лестницы для его путешествий?

– Мы подождем. Может, твой «автор» засиделся в гостях. Вернется, проспится, вспомнит, что написал ерунду. Утром на свежий глаз перепишет. Ляжет туман, и будет видно, что делать.

– Ничего не будет, – сказала Мира и взяла Оскара за руку. – Никто нас не вспомнит, ничто не сдвинется с места, пока мы не заставим Шизофреника поработать на нас, как мы работали на Него. Теперь либо все, либо ничего. Либо Он слушается меня и получает то, что хотел от своего тупого романа, или Он не слушается и получает фигу!

– Только не говори, что ты собираешься прыгнуть!

– Оскар, – графиня сжала руку молодого человека.

– Нет! Мы не сделаем это!

– Сделаем.

– Еще неделю назад я был готов на любую глупость. Теперь мне есть, что терять. Я не хочу потерять тебя еще раз.

– Ты никогда не был трусом, Оська. Почему ты боишься мне верить? Поверь мне, ради Бога, поверь! Хотя бы раз в жизни. Ты видишь, куда Он привел нас, и понимаешь, зачем. Мы для него – игрушки. Выбросит одни – примется за другие. Я хочу раз в жизни сыграть с Ним на равных. Пусть вздрогнет, может что-нибудь начнет понимать.

– Разве ты еще не наигралась с «ним» на равных? Ты только и делаешь, что испытываешь «его» нервы. Поверь один раз мне: никто не издевается над тобой больше, чем ты сама над собой издеваешься.

– Я не прошу тебя верить в удачу… – уперлась графиня. – Можешь не верить ни в Бога, ни в черта, ни в Автора. Поверь, пожалуйста, только мне. Только сейчас. И ты убедишься, что мир устроен гораздо проще, чем кажется физикам.

– Если я поверю тебе сейчас, то никогда не закончу Греаль, не научусь с ним работать и не научу тебя.

– Обязательно сделаешь и научишь.

– Я не вернусь домой и не увижу Учителя.

– Увидишь не раз.

– Я не прочту книгу Эккура даже до середины.

– Ты выучишь ее наизусть, если захочешь. Если ты поймешь, что это за игра, у тебя впереди будет столько партий, сколько ты сам захочешь.

– Нет, Мирка, вокруг меня не будет даже иллюзии, которую я смогу изменить.

– Ты сделаешь из иллюзии реальный мир, а я помогу. Только надо поверить. Поверь, что наш единственный путь лежит через пропасть, и не ищи компромисса.

– Тебе самой от себя не бывает страшно?

– Я не знаю, что будет со мной завтра, Оська. Не знаю, сделаем мы Греаль или нет. Я понятия не имею, что там, внизу, но знаю точно, что сегодня я не умру.

– Правильно, потому что будешь мучаться до завтрашнего утра со сломанным позвоночником.

– Заткнись и слушай меня! – приказала графиня. – Мне действительно трудно верить, что в моей жизни есть толк, и я чего-нибудь добьюсь своим упрямством, но другого оружия мне не дано. Я не понимаю до сей поры, зачем притащилась к вам в Слупицу, и почему осталась. Не знаю, вернемся ли мы к Юльке, прочтешь ли ты книгу, вспомнит ли тебя Учитель… Я много чего не знаю, но я абсолютно… Слышишь меня? Всецело, непоколебимо и окончательно верю в то, что умру НЕ СЕГОДНЯ! Верю слепо и безрассудно, потому что теория вероятности допускает шанс, не выходящий в отрицательные величины… Шанс, что человек, сорвавшийся со скалы, может остаться в живых – и это верное оружие против тех, кто управляет судьбой. И ты не умрешь, потому что я буду держать тебя за руку. Мы шлепнемся в море и увидим рыбацкие лодки. Если сделаем это – значит, все в нашей жизни сложится так, как мы захотим. Не сделаем – попремся по краю бездны искать гондолу и не найдем ничего. Мы будем искать, пока не сдохнем от старости, потому что никакого моря не будет. Я не знаю, о чем наш роман, но уверена, что он не кончается смертью главных героев на середине пути. А главные мы герои или нет – будем решать только мы. Я решила. Теперь твоя очередь.

– Знаешь, что мне действительно жаль оставлять в этой жизни?

– Что, родной?

– Я ни разу не занимался любовью с женщиной, которую действительно люблю. Даже не представляю, что это такое.

– Тогда оставайся, – ответила графиня, отпустила руку печального рыцаря и сделала шаг вперед.