Текст книги ""Фантастика 2025-15". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"
Автор книги: Данияр Сугралинов
Соавторы: Максим Злобин,Ярослав Горбачев,Вова Бо,Ирина Итиль,Диана Рахманова,Валерия Корносенко
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 319 (всего у книги 350 страниц)
Глава 9
Собственно говоря всё. Чертанова на крючке, да притом крепко. Файербол в руках потух так же, как и её взгляд.
А стоило-то всего лишь прогнать нехитрую историю о том, что настоящие родители Кати были засекречены, к слову, Василий Иванович говорил то же самое, и не верить причин нет, и что она, то есть Нинель, дружила с ними, пока они были живы.
– Я знала твою мать, – сказала Белич, но ни словом не обмолвилась об отце.
Прежде чем пойти ва-банк, решила повышать ставки постепенно.
– Мы дружили.
– Это… это правда?
– Да, Катя, это правда. И родители твои правда были… необычными людьми. Не знаю, почему меня не убили за то, что я знаю, – вздохнула Нинель Аскольдовна. – Возможно, просто пожалели. Или недоглядели. Но с таким знанием я просто не могла подобраться к тебе иначе, понимаешь? Поэтому мне и пришлось напроситься на эти дурацкие раскопки, а заодно и соврать твоему… руководителю. Понимаешь?
Чертанова молчала.
– Ну что? – улыбнулась Белич. – Теперь ты меня не боишься?
– Расскажите мне о…
– Погоди-погоди-погоди, – перебила Нинель Аскольдовна. – Раз мы всё выяснили, то я думаю, что твоей подруге лучше пойти прогуляться. То, что я скажу, предназначено только для твоих ушей. Потом, если сочтёшь нужным, сама ей обо всём расскажешь.
Катя задумалась. Шама ждала. А победила в итоге Белич. Всё-таки она была опытным психологом и сейчас играла на эмоциях девушек, словно «собачий вальс» на пианино.
– Ксюш, подожди меня снаружи, пожалуйста, – тихонечко сказала Чертанова.
Шаманка кивнула и погасла, татушный заяц пожал плечами и вернулся в свою статичную позу. Сказала напоследок, что будет ждать у ямы лысого алкаша, и вышла из палатки прочь. Подслушивать не стала. Пускай и подозревала Нинель Аскольдовну в чём-то нехорошем, но к просьбе подруги отнеслась с уважением.
– Итак, Катенька, – психологиня дождалась, когда останется наедине со своим драгоценным объектом. – Предупреждаю, что правда может тебя шокировать. Но я поклялась твоей матери, что расскажу всё. И обязана сдержать свою клятву.
Чертанова слушала молча. Пока что не перебивая и улавливая каждое слово.
– Насколько я понимаю, что ты уже знаешь о том, что твои родители «засекречены», – психологиня взяла слово в кавычки.
– Знаю.
– И что же тебе сказали? Наверняка, их назвали военными или егерями…
– Егерями.
– Угу, – сказала Нинель Аскольдовна и покачала головой, горько так и крайне правдоподобно усмехаясь. – Я так и предполагала. Лжецы, Катенька. Кругом чёртовы лжецы.
– Может, вы уже расскажете что-нибудь конкретное?
– Расскажу, Кать, не переживай. Просто… Это… Это сложно, и мне нужно собраться с духом. Хух…
Для убедительности Нинель Аскольдовна дотянулась до рюкзака, вытащила фляжку с коньяком и сделала глоток.
– Короче. Даже не знаю с чего начать, а потому начну с главного, – Белич пристально уставилась Чертановой в глаза. – Кать, твоя мать никакой не егерь. И не военный. Она член засекреченной группы по борьбе с демонами, как и я когда-то. А отец… отец вообще не человек.
– То есть?
Ожидаемо, при этих словах Чертанова начала беситься.
– То и есть, Кать. Твой отец был одним из тех, на кого мы с твоей матерью охотились, – и вновь эта ухмылочка, дескать, какая же жизнь нелёгкая штука. – И первый из разумных демонов, с которым мы столкнулись.
– Что… Что за бред вы несёте?
Однако поверить в этот бред для Чертановой было куда проще, чем пару дней тому назад. «Разумный демон». После встречи с Чамарой это словосочетание обретало смысл.
– Поверь, я бы многое отдала за то, чтобы мои слова были бредом, – Нинель опять приложилась к фляжке. – Как правило, мы имели дело с тупыми озлобленными тварями. Просто сгусток злости с непреодолимым желанием сеять смерть и разрушения. Как монстры из трещин, только сильнее. Но твой отец… ох…
Белич мечтательно подняла глаза в потолок и улыбнулась.
– Он был ни капельки не похож на них. Он выглядел, как… да как обычный человек! Красивый, умный, статный. Даром что демон, с принципами и понятиями о достоинстве. Одним словом, Князь.
– Князь? – с эдакой безуминкой хохотнула Чертанова. – Князь демонов? Вы это сейчас серьёзно?
– Послушай, Кать, – Белич как будто бы вернулась из воспоминаний на грешную землю. – Не хочешь верить мне, не верь. Пожалуйста, дело твоё. Но, во-первых, дай мне выполнить клятву. А, во-вторых, имей уважение к покойной матери. Она просила рассказать тебе правду, вот я и рассказываю. А что делать с этой правдой, это ты уже сама решишь.
Чертанову пристыдили.
Чертанова пристыдилась.
Виновато потупив взор, она сама попросила Нинель Аскольдовну продолжать, а та была лишь рада.
– Как ты уже, наверняка, догадалась, твоя мама влюбилась в демона, а демон влюбился в твою маму. Всё по классике. Трагическая история в лучших канонах жанра, но… раньше я думала, что такого не бывает. Что о таком только книжки пишут. Охотница на демонов и демон. Красавица и чудовище. Понимаешь, о чём я?
– Да, – мотнула головой Дольче. – Понимаю.
– А трагическая она потому, что они запретили им быть вместе… они. Они! – Нинель Аскольдовна резко помрачнела и чуть ли не оскалилась. – Твердолобые олухи во главе с Державиным…
Катя вздрогнула, заслышав знакомое имя. Друг Скуфидонского из института, ни много ни мало ректор.
– … они даже не соизволили разобраться, с чем столкнулись, – продолжила Белич. – Не дали оправдаться, не дали объясниться. Боялись, твари, и правильно делали. Они разлучили их, Кать, понимаешь? Выгнали твоего отца, ну а точнее, «изнгали», а мать под видом «медицинских исследований» заточили в специальную клинику, ну а по факту в тюрьму, только с надзирателями в белых халатах. Ох…
На волне экспрессии выжать из себя слезу Белич ничего не стоило. Чтобы убедить собеседника, нужно ведь самому поверить в собственную историю; вот она и поверила. И в самом деле грустила, злилась, возмущалась.
– Как ты понимаешь, – сказала она, – к тому моменту твоя мама уже была беременна тобой.
Белич сняла очки, положила их на столик, утёрла слёзы и даже умудрилась всхлипнуть.
– Роды прошли тяжело, – сказала она после небольшой паузы. – Твоя мама их не перенесла. Но, умирая, она попросила меня рассказать тебе всю правду.
С минуту в палатке стояла полная тишина. Даже комары, и те отнеслись к Чертановой с пониманием и договорились временно её не сосать.
Белич молчала.
Конечно же, это было не всё, что она собиралась сказать. Второй акт закончился, но впереди ещё третий, главный, предкульминационный. Она дала Чертановой время специально для того, чтобы альтушка переварила информацию и почувствовала, что «правда» какая-то куцая. Недосказанная. Что не может быть так, будто бы это всё.
– Зачем вы мне всё это рассказали? – Дольче начала злиться. – Зачем⁈ Вы думаете, мне плохо жилось бы без вашей правды⁈
– Подожди, – улыбнулась Нинель Аскольдовна. – Это ещё не всё. Твоя мама попросила меня не только об этом.
– А о чём тогда⁈
– Твой отец, Катенька, – сказала Белич. – Он ведь до сих пор жив, и мать очень хотела, чтобы вы когда-нибудь познакомились.
Чертанова сейчас пропустила целую серию ударов пыльным мешком. У девушки аж ноги задрожали.
– Катя? Ты хочешь увидеть папу?
* * *
Будильник я сегодня не ставил, потому что потому. Спят усталые игрушки, книжки спят, и Столпам Империи тоже желательно высыпаться. Потому дрых я до упора и даже чуточку дольше, а проснулся из-за шума во дворе.
Сперва прогудела машина, а потом Кузьмич наорал на машину за то, что она прогудела.
Из окна я углядел, что это был фургон с эмблемой клуба «Морозов». Квадрики приехали, стало быть. И Вильгельм Куртович предусмотрительно отправил их выгружаться к Лёхиному дому, потому как у нас в гараже и без того места нет.
Что ж…
С надеждой на то, что день будет не столь насыщенным, как вчерашний или позавчерашний, я умылся, оделся, в обязательном порядке улыбнулся себе в зеркало и двинул к альтушкам. Квадроциклы заценить, во-первых, а, во-вторых, проверить как там друиды после ночной смены.
«В-третьих»,
не было.
У группы «Альта» выходной. Заслужили. Да и чует моё сердце, что в любой момент могут заявиться Несвицкие. На танках или не танках – другой вопрос. Но как бы там ни было, получится крайне неудачно, если придётся делать два дела одновременно: и качаться, и воевать.
Да и потом, надо подождать, пока Державин придумает нам полигон с персональной трещиной. Чего зря утруждаться?
– Доброе утро, Василий Иванович, – камердинера я застал во время подготовки к рейду на кротов, уже с лопатой. – Вы что-то сегодня поздно. Я вам на завтрак драников нажарил, но они уже остыли, так что давайте-ка я…
– Не надо, – отрезал я. – Спасибо. Пойду у Алексея Михайловича позавтракаю.
– Как скажете, Василий Иванович. И да, машина от герра Морозова приезжала.
– Знаю-знаю, – кивнул я и двинул в путь.
На удивление, Лёха со Стекловой были бодры. Насчёт веселы, не уверен, потому как индюшачий дозор продолжался, и друиды сидели, уставившись в пустоту. Другой момент, где они сидели.
На лужайке у Лёхиного дома внезапно появилась… я даже не знаю, как это назвать. Кузьмич раньше тайком от меня смотрел одно реалити-шоу, – а может, и сейчас смотрит… ну, если оно идёт до сих пор, конечно, – так вот там пубертатные самцы и самочки на закрытой территории занимались хрен пойми чем. Вроде как дом должны были строить, но на самом деле эпатировали честной народ, кто во что горазд. Фрики, короче говоря. Мерзкие такие, шумные.
Так вот…
К чему я это вообще? К тому, что в этом реалити-шоу было так называемое «лобное место», на котором эти самцы и самочки тёрли о своих важнейших делах. И то, что Лёха со Стекловой вырастили рядом с домом, на это самое «лобное место» было до боли похоже.
Вот только если те сколотили свою поделку из какой-то сушнины, то лобное место друидов было зелёненьким и живым. А ещё вместо костра по центру рос кактус. Хрен знает, зачем его пересадили, и хрен знает, как он отнесётся к подмосковным морозам, которые жахнут уже через пару месяцев, но друидам всяко видней.
– Ну как? – спросил я у Лёхи. – Было ночью что-нибудь интересное?
– Не-а, – спокойно ответил Михеев. – Тишина.
– Индюшки не разбежались?
– Да кто ж им даст, – улыбнулся друид. – Хотя Таня иногда концентрацию теряет и нескольких упускает.
– Чего? – встрепенулась Стеклова, заслышав своё имя.
– Ничего-ничего. Занимайся.
– Ага, – кивнула блондинка и пробубнила себе под нос: – Сраный Леонид.
Ну а я пошёл дальше.
Шестакова уже оседлала один из квадроциклов и вовсю поганила газон. Смерть и Ромашкой стояли на крыльце, прихлёбывая что-то горячее из кружки и молча наблюдали за шаманкой.
– Ну как? – спросил я у Ксюши. – Нравится?
– Ещё как, Василий Иванович! Я потом придумаю, как их можно улучшить, чтобы… чтобы, – Шама задумалась. – Не знаю, чтобы что, но улучшить-то лучше, чем не улучшить!
– Правильно, – похвалил рвение девушки. – Не стесняйся. Если понадобятся запчасти, говори Кузьмичу, он достанет.
– Спасибо, Василий Иванович! – шаманка нажала на газ и помчалась куда-то за дом.
Ну а я поздоровался с девками на крыльце, вошёл внутрь и малость потерялся…
– Доброе утречко-о-о-о! – пропела Дольче.
Перемены были разительны. Будто горная коза, Катя скакала по кухне и что-то кашеварила аж на всех конфорках разом. На столе мука рассыпана, всё шкворчит и кипит, и пахнет очень даже вкусно. Радио вовсю орёт, и Чертанова вроде как даже под эти молодёжные ритмы приплясывать по ходу готовки умудряется.
И вот…
Не понимаю. К добру оно или не к добру? Вроде бы здорово, что Дольче поотпустило и что чувствует она себя явно лучше, чем вчера. Однако, может, это какая-то из стадий принятия, и за ней всё будет ещё хуже?
– Ты как?
– Прекрасно! – Чертанова схватила сковородку и без рук перевернула блин. – Присаживайтесь, Василий Иванович! Кормить вас буду!
– Спасибо, не откажусь.
Стоило мне умаститься за стол, как передо мной тут же возникла тарелка со стопкой горячих блинов, открытая банка с малиновым вареньем и любовно выложенная веером нарезка сыра с колбасой.
– На обед солянка, – кивнула на кастрюлю Дольче. – А к ужину я решила на лазанью замахнуться. Никогда не делала, а тут вдруг дай, думаю, попробую.
– Во как…
Слишком как-то всё оптимистично.
– Ты точно в порядке?
– В полном, Василий Иванович! Вы лучше за Олю переживайте.
– За Фонвизину? А что случилось?
– Её Сиятельство с самого утра не в духе. Ходит, орёт на всех…
– Да сделай ты эту долбёжку потише! – раздался крик со второго этажа, а затем суровый топот.
– О! – хихикнула Дольче. – А вот и она!
И впрямь, перемены этим утром коснулись не только Чертановой. По лестнице вниз сбежала хмурая рыжая фурия, в руках у которой был… красный стеклянный шар? Большой такой, блестящий. Ярмарочные гадалки во что-то похожее пялятся, когда судьбу пытаются предсказать.
– Я тебе сейчас это радио сраное, знаешь, куда засу… ой, – тут Фонвизина заметила слона, то бишь меня. – Василий Иванович, здравствуйте.
– Привет-привет, – я как раз размазывал варенье по блину и указал грязным ножиком на шар. – Это тот артефакт, про который ты говорила?
– Да, – хмуро кивнула Фонвизина. – Он.
С тем она подбросила шарик. Но вместо того, чтобы упасть, шарик вдруг сперва завис в воздухе, а затем пристроился у целительницы где-то над правым плечом и засветился. Моргнул ярко, потух и упал прямо на Фонвизину.
Рыжая поймала и аж зарычала от злости.
– Не работает, что ли?
– Да работает вроде бы, – ответила Оля. – Но как-то странно. Никак не могу до конца разобраться, уже всё плечо себе отбило.
– Ты давай не злись, – доброжелательно улыбнулся я и скрутил блин в трубочку. – У меня сестрёнка-артефакторша. Если надо, попросим её посмотреть. Докрутите до ума, лучше прежнего будет. Нашла из-за чего расстраиваться.
– Да я не из-за этого расстраиваюсь, – вздохнула Фонвизина, глядя в шар, а затем многозначительно добавила: – Матушка звонила.
Не знаю, что там неладно в княжеском доме, но что-то явно неладно.
– Могу чем-то помочь? – спросил я.
И укусил блин. Вкусный, блин, блин! Тоненький такой, прочный, пористый, по соли и сахару прям как надо. Знал бы раньше, что Дольче такие умеет делать, каждое утро запрягал бы.
Хотя, помнится, в день после приезда она меня тоже завтраком угостить пыталась. Но, сразу видно, без души оно было.
– Да нет, Василий Иванович, – ответила мне тем временем Фонвизина. – Сама справлюсь, – и слабо улыбнулась. – Дела семейные.
– Понятненько.
С тем целительница снова ушла наверх, так и не засунув Дольче радио туда, куда хотела. Через какое-то время наверху что-то грохнулось, шар, должно быть, и опять раздался яростный рык рыжей.
Ну а я позавтракал, от души поблагодарил Чертанову и объявил общий сбор.
– Кадеты! – и вновь я вышагивал вдоль строя. – Сегодняшний день объявляю выходным. Однако! Прошу вас не расслабляться и быть в режиме полной боевой готовности, потому как враг может пожаловать в любой момент. Без моего разрешения никуда не уходить и уж тем более не уезжать.
– А покататься можно? – уточнила Шестакова.
– Покататься можно, – согласился я. – Но недалеко. Всем всё понятно?
Как оказалось, всем всё понятно. Девки снова разбрелись кто куда. Уходя восвояси, я заметил, как Лёха похлопал Стеклову по плечу и, судя по жестам, погнал альтушку спать. Видимо, эта их необычайная бодрость не проходит бесследно и потом ещё аукнется.
По пути домой думал о том, как же неприятно это подвешенное состояние. То ли будет что-то, то ли не будет. Может ведь статься так, что Несвицкие всё-таки копнули поглубже и решили, что не стоит на меня залупаться. Или кто из министров намекнул. Или ещё что-то.
Короче, бесит меня эта неопределённость. Я же ведь и день толком спланировать не могу!
Хоть сам войну объявляй. Вот только повода нет…
С такими вот раздражающими мыслями я и шёл домой. И какова же была моя радость, когда возле ворот я увидел чёрную машину представительского класса и Кузьмича, который ругается с каким-то типом и машет на него лопатой.
Я аж просиял и шага прибавил.
– Что тут происходит⁈
– Василий Иванович? – повернулся ко мне манерный такой, неприятный хрен. – Скуфидонский? Это вы?
– Это я!
– Прекрасно, – хрен оглядел меня с ног до головы и эдак снисходительно улыбнулся. – Я к вам с официальным визитом от князя Несвицкого.
– Мой ты хоро-о-о-оший, – протянул я, улыбаясь, отчего хрен явно потерялся. – А я уже думал, не дождусь. Ну давай, рассказывай, что там у тебя…
Глава 10
– … от имени рода я уполномочен объявить вам войну.
Получается, что не прошло и полных суток, как Несвицкие заявились ко мне в Удалёнку. Но! Стоит отдать должное господам-князьям, что заявились они по-хорошему. Пускай и с объявлением войны, но согласно всем правилам этикета.
Плюсик в карму.
Гонец, официальное предупреждение – все дела. Можно даже сказать, что с неким подобием уважения к делу подошли. А не как дурак Малёванный, который посередь дороги качать права начал. Короче говоря, если будут и дальше вести себя подобным образом, то я не вижу причин вырезать их род под корень.
А напрягло меня пока что только одно:
– Ты представился бы хоть, – упрекнул я собеседника, после того как тот сообщил главное.
– Елисей Витальевич Несвицкий, – заносчивый хрен пробуравил меня взглядом. – Брат убитого вами мальчика.
– Мальчика? – хмыкнул я. – Убитого мной? Мне казалось, что граф Морозов показывал вам видеокадры, на которых ваш мальчик игрался с опасным артефактом и…
– Вы…
– … и доигрался, – закончил я. – А если уж совсем начистоту, то пытался втюхать бомбу кадетам специального корпуса, командиром которого является ваш покорный слуга.
Тут я немного призадумался.
– Хотя хер там плавал. Не покорный я и не слуга. А мальчик ваш покушался на убийство, массовое.
– Вы, – сказал Елисей, когда убедился, что я не намерен его перебивать. – Вы, Скуфидонский, должны были защитить Андрея. Оградить мальчика от опасности.
– Чего⁈
То ли наглость, то ли глупость, то ли всё вместе взятое. Передёргивание фактов, как оно есть. Кому это я вдруг чего должен? От какой ещё от такой опасности? И почему опять «мальчик»⁈ Здоровенный детина, блин. От «мальчика» у него разве что капризки были по поводу того, что проиграл «девочкам».
– Так, – сказал я. – Понятно. Конструктивного диалога у нас не получится; не хочу даже воздух сотрясать. Если хотите об меня самоубиться, отговаривать не стану. Это всё, что ты хотел сказать?
– Я уполномочен огласить условия.
– Оглашай-оглашай. С удовольствием послушаю. Заодно и освежу уложение о родовых войнах, которые являются неотъемлемой частью дворянских вольностей.
– Согласно традициям, война между нашими родами начнётся на следующий же день после официального объявления. То есть сегодня в полночь.
– Так, – кивнул я. – Давай дальше.
– И сегодня же в полночь вступят в силу все союзные договоры и обязательства, заключённые до войны. По правилам внутреннего военного кодекса Российской Империи, после начала военных действий родам запрещается вступать в новые союзы и коалиции, а также привлекать к делу третьи лица.
– Согласен.
– Конфликт может закончиться либо подписанием мирного договора всеми участниками конфликта, – продолжил Елисейка, – либо после уничтожения всех совершеннолетних членов рода и потери титула, либо же на условиях капитуляции по правилам победившей стороны.
– Та-а-а-ак. Смею предположить, что князь Несвицкий уже придумал правила, по которым мне предлагается капитулировать.
– Само собой, – кивнул Елисей. – Мы потеряли одного человека по вине вашего рода и считаем равнозначной потерю одного человека родом Скуфидонских. Радуйтесь, потому как отец смилостивился и решил обойтись без крови.
Тут говнюк всем своим попытался показать, как он не согласен с решением бати. Мол, так и так, если бы он решал, то ух! Никакой пощады и всё такое.
– Мы примем вашу капитуляция при том условии, – продолжил он чуть погодя, – что ваша сестра, Ирина Ивановна Скуфидонская, выйдет замуж за одного из сыновей князя Несвицкого со всеми вытекающими и не станет чинить препятствий многожёнству, если её муж замыслит подобное.
– Во как…
Ирка будет в восторге.
Многожёнство действительно закреплено в законе, правда, исключительно у аристократии. Ещё один предмет зависти со стороны простолюдинов, мол, можно «гаремы собирать». На деле это страховка на случай «пресечения рода» и, по сути, атавизм. Для того чтобы взять новую жену нужно нотариально заверенное согласие остальных, что с каждой женой становится всё труднее.
В общем, дело это редкое
Но что мы имеем в итоге? Меж строк явно зашит смысл. Несвицкие с плеча не рубили и собирали о нас с сестрой информацию. Собирали-собирали, ничего не собрали и поняли, что дело тут нечисто.
Поняли, что ничего не поняли, короче говоря.
Обиду проглотить нельзя. Простить гибель сына недопустимо. Но при этом страшно нас, таинственных Скуфидонских, недооценить. Причём настолько страшно, что Несвицкие аж породниться решили. Во-первых, от греха подальше, ну а, во-вторых, вдруг такой союз окажется выигрышным билетом?
Ну а в качестве «фи» и подтверждения триумфа Ирине Ивановне предлагается статус бесправной наложницы. Какие бы там красивые словеса Елисей не говорил, по факту всё так.
А ещё мне кажется, что в качестве «одного из сыновей» этот заносчивый звиздюк подразумевает себя любимого.
– С нашей стороны капитуляции не будет, – уверил я Елисейку и подмигнул. – С вашей тоже.
Кузьмич, до сих пор крепко сжимающий лопату, коротко задорно хрюкнул.
– За сим откланяюсь, – сказал Несвицкий.
Я в ответ только кивнул.
* * *
Похоже, у Несвицких есть голова на плечах. Кто другой уже бежал бы на меня с шашкой наголо, а эти осторожничают. Значит, и мне стоит.
А осторожность моя – это не только три сотни дозорных индюков в поле близ Удалёнки, но и забота о сестре.
Мало ли что эти засранцы могут придумать.
– Ирин, привет, – набрал я ей почти сразу же после разговора с сынком Несвицкого. – Нет времени объяснять, собирай вещи и приезжай ко мне. Да… Да… Да, Несвицкие. Да, война. Да, действительно надо ехать. Ничего страшного, пару дней погостишь у любимого брата. Всё, давай, жду.
С тем я побрёл обратно к Лёхиному дому, чтобы обрадовать девок…
* * *
Ирина Ивановна мыслила схожим образом. Брат переживал о том, что на него могут надавить через неё, а она в свою очередь переживала, что на неё могут надавить через Тамерлана. Мало ли кто и что знает. А потому:
– Собирайся давай.
Раз Вася сказал, что сейчас лучше побыть вместе, значит, так оно и есть. Да и потом, выходные на свежем воздухе точно не пойдут во вред. Что Ира вечно в своей лаборатории, что Тамерлан не расстаётся с ноутбуком и работает буквально везде и всегда.
Хакер в свою очередь… ликовал!
Настроение играло, как солнечные блики в весеннем ручейке. Как прибой на песчаном пляже. Как пузырики в свежем, только-только налитом лагере. Безо всякой возможности унять улыбку, Тамерлан спешно закидывал вещи в чемодан.
В его понимании, о нём только что проявили некую Высшую Заботу и наконец-таки везут знакомиться с семьёй.
– Ну что? – спросил он, сияя и распыляя вокруг себя неуёмный оптимизм. – Я пишу родным? На когда назначаем свадьбу? Осенью, пока не совсем холодно? Или откладываем до весны? Или зимой? Давай зимой! Снимем целый каток, и тройку с санями, и…
– Тим, до погоди ты, – а вот Ира так не спешила. – У нас война вообще-то.
– Ну и что? Неприятности сближают!
– Тим! Потом.
Час сборов, полтора часа на такси, и вот, Скуфидонская и Батхуяг уже стояли с чемоданами возле калитки дома Василия Ивановича.
– О, – Вася как раз куда-то выходил. – Тамерлан, здарова, – он пожал незваному гостю руку, а потом обнял сестру и шепнул ей на ухо: – А этот тут зачем?
– Кхм-кхм, – хакер прокашлялся, собрался с мыслями, выпятил грудь настолько внушительно, насколько только мог, и как давай заикаться: – Я-я-я-я-я…
– У Тамерлана всё равно выходной, – пожала плечами Ира. – А у нас тут война на носу. Глядишь, пригодится кибер-помощь какая.
– А и верно, – кивнул брат и похлопал Тамерлана по плечу. – Проветришься заодно, дитя подземелий. Кузьмич!
– Да, Василий Иванович?
– Подготовь Иркину комнату, а нашему гостю постели в гараже. Или к альтушкам тебя определить в свободную комнату? – Скуф задумался. – Не, это я что-то лишнее ляпнул. В цветник я тебя не пущу. Робкий-робкий, а кровь-то поди горячая. К девкам приставать будешь.
– Я⁈ – тоненько пропищал Тамерлан.
– Ты-ты. Может, в баню?
– Может, и в баню, Василий Иванович, – поддакнул Кузьмич. – Барышни крайне лестно отзывались о сне в парилке.
– А хотя нет, – отрезал Скуф. – В баню тоже не надо. В баню, может, сами вечерком сгоняем. Идти в бой чистым, хрустящим и ароматным есть признак уважения к сопернику, а мы как-никак князьям лица ломать собираемся…
– У вы-вы-вы-вас очень интересные традиции, – Тамерлан, наконец, сподобился сказать что-то осмысленное.
– У вас, наверняка, тоже, – гостеприимно улыбнулся Вася. – Потом расскажешь. Ну а пока жду вас дома у Алексей Михайловича. Ты же помнишь, где это?
– Помню, конечно. Я к нему маленькая бегала смородину есть. Правда, потом эта смородина чуть меня не съела…
– Ну вот и отлично! – хлопнул в ладоши Скуф. – Одна моя курсантка обещала к обеду солянку. И если она будет хотя бы в половину так же вкусна, как утренние блины, то мы с вами рискуем проглотить язык. Ну всё! Располагайтесь и подходите!
– Опять⁈ – нахмурился Батхуяг, как только брат возлюбленной скрылся за забором.
– Тима, мы всё обсудили.
– Ну, когда же ты уже скажешь⁈
– Не сейчас.
– А когда⁈
– Когда настанет подходящее время, Тим. Не во время войны. И вообще! Отбери у Вильгельма Куртовича чемоданы, вон он как еле корячится! У него, наверняка, спина больная!
* * *
Солянка и впрямь удалась.
Как и первое обстоятельное знакомство с группой «Альта» – та заваруха у башни Нобелей не в счёт, тогда времени было лишь представиться да переброситься парой фраз. Сестру командира альтушки приняли очень тепло.
Во-первых, потому что она сестра командира. Ну а, во-вторых, потому что между двадцатилетними звиздючками и барышнями чуть за двадцать, которые вроде бы всё ещё звиздючки, но звиздючки важные, все из себя самостоятельные, да ещё и с богатым жизненным опытом, завсегда возникает взаимный интерес.
Особенно тёплые отношения установились между Ириной и Фонвизиной. Сразу после обеда девушки вышли на задний двор и принялись колдовать над фамильным артефактом.
– Интересная штука, – сказала Скуфидонская, подкидывая на ладони красный шарик. – Но и впрямь чуть неисправная. Давно не пользовались, по всей видимости. Застойная мана, она ведь как ил. Ну ничего, сейчас починим…
А потом взяла и впрямь починила.
Её Сиятельство, у которой на плече к этому времени уже проступили синяки, была в полном восторге.
– И ещё я чуточку объём увеличила. Ты же его заранее накачиваешь, а потом моментально высвобождаешь? Я правильно принцип работы уловила?
– Правильно, – кивнула счастливая Ольга Сергеевна, когда шар, немигая и даже не помышляя вновь рухнуть, завис над правым плечом. – Всё так.
А речь шла, как можно догадаться по профилю рыжей альтушки, об исцелении. Работала чудо-штуковина следующим образом: лекарь заранее вливал в неё свою силу и как бы «лечил» шар. Создавал эдакий резерв, готовый вырваться в любой момент. А когда в его услугах кто-то нуждался, то шар высвобождал всю ту силу, которая в обычное время исцеляет постепенно, и разом устранял ранение.
То есть с таким вот шариком у соратника Фонвизиной был шанс пережить повреждение, никак не совместимое с жизнью. Например, лихой порез ножом от уха до уха. Под защитой артефакта плоть жертвы будет срастаться прямо за лезвием, и жертва в таком случае почувствует лишь лёгкую щекотку.
А потом обернётся и обидит обидчика.
Минус красного шара заключался в том, что для исцеления его нужно коснуться. Фонвизина с её уникальным даром этот минус посылала далеко и надолго, и плюшка становилась поистине имбалансной.
– А хочешь им ещё и дамажить? – спросила Ира.
– Хочу! – ответ был мгновенным. – Очень хочу!
Ещё полчаса наедине с красным шариком, и Скуфидонская вручила его хозяйке.
– Вот, – сказала она, утерев пот со лба. – Пробуй.
– А как пробовать? – не сразу поняла та. – Что он делает-то?
– Направь его куда-нибудь.
– А как?
– Ну направь, – просто развела руками Ира. – Попробуй хотя бы.
И Фонвизина попробовала. Напряглась, сконцентрировалась, постояла какое-то время без движения, а затем улыбнулась, дескать, поняла. Её Сиятельство взмахнула рукой, и шарик засветился пуще прежнего.
Засветился, а потом сорвался вперёд. На совершенно безумной скорости шар прошиб насквозь вековой дуб…
– Вы чего там⁈ – на шум из-за угла дома тут же выскочила Стеклова. – Совсем что ли⁈
– Извини!
– Эх, – тяжко вздохнула друидка, вновь упустившая контроль над индюшачьей армией. – Блин. Чёртов Леонид, да где ты⁈ – и в хмурой задумчивости утопала обратно.
Ну а шар тем временем вернулся к своей хозяйке.
– Кайф, – подытожила Фонвизина и погладила артефакт, как будто тот был живым и впрямь мог отозваться на ласку. – Спасибо.
– Да не за что.
Разговор зашёл в тупик, но завершать его так куцо благодарная Фонвизина не собиралась. А потому ляпнула что-то досужее:
– А у вас с Тамерланом как? – спросила она. – Серьёзно?
– Ой, – аж вырвалось у Скуфидонской. – А что? Сильно заметно?
Заметно.
Сильно.
Как выяснилось, альтушки с порога и не сговариваясь сразу же всё поняли. Это показалось им настолько очевидным, что ближайшие пять минут Фонвизина лосём бегала по участку и объясняла остальным девкам, что это секрет и что командиру о нём знать не стоит.
– И как только Василий Иванович не догадался? – почесала в затылке Ромашкина. – Вообще непонятно.
– Ну… девчонки, я же могу на вас надеяться?
– Конечно, Ирина Ивановна! – ответили альтушки чуть ли не хором.
– Можно просто Ира, – смутилась артефакторша. – Не настолько уж я вас и старше. Так… кому-то ещё нужна помощь?
– Мне! – крикнула Шестакова и аж с места подскочила. – Мне-мне-мне-мне! Мне тут разрешили с квадроциклами делать всё, что в голову взбредёт. С техническим аспектом я сама справлюсь, а вот с магическим, увы, не могу. Короче, задумка такая…
* * *
Стемнело – это, пожалуй, слишком скупо для ситуации. Тут больше подойдёт что-то вроде: зловещая темнота окутала землю. Зловещий месяц вылез на зловещий небосклон, и тусклый свет его был зловещим-презловещим. И туман ещё пополз. И тоже весь из себя зловещий. И лес зашелестел зловеще, и индюки в ночи перекрикивались тоже не к добру.
А всё почему?
Всё потому, что Чурчхела как раз-таки закончила постройку портала.
И более того, пробный запуск врат в Ад уже состоялся. А вот удачно или неудачно, пока что не совсем понятно. Во тьме шатра рамка портала засветилась красным маревом, и что-то явно открылось, но вот что именно?








