Текст книги ""Фантастика 2025-15". Компиляция. Книги 1-24 (СИ)"

Автор книги: Данияр Сугралинов

Соавторы: Максим Злобин,Ярослав Горбачев,Вова Бо,Ирина Итиль,Диана Рахманова,Валерия Корносенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 350 страниц)

Глава 18
Из лучших побуждений

Родители – они как Бог. Тебе важно знать, что мать и отец всегда с тобой, что одобряют твои действия и поступки. Тем не менее ты звонишь им, только когда попадаешь в беду или в чем-то нуждаешься.

«Невидимки», Чак Паланик

Я дрался два раза в жизни. Первый раз случился в садике – дрался с девочкой за игрушку, во второй – с задиристым доходягой за девушку в институте. Оба раза проиграл. Только что случился третий, и опять без шансов. Мне настолько обидно, что я открываю интерфейс, собираясь разблокировать «Оптимизацию» и сконвертировать очки навыка Игры в рукопашный бой. Спасает меня только высокий уровень самообладания: «Не дури, Фил! Включи голову!» Да, глупо было пулить этого забулдыгу.

В логах вижу системные сообщения о полученном уроне – удар ладонями (44), удар кулаком (118), но полоска здоровья быстро восстанавливается. Мой кривой панч нанес его здоровью всего тринадцать единиц урона, и эти цифры очень красноречивы. Понимаю, что пора заняться прокачкой навыка драки. Бокс, карате, рукопашный бой, да что угодно. А в том, что промазал, повинна низкая ловкость. Ставлю задачу изучить, как ее развить, и плотно этим заняться.

Привстаю, опираясь на локоть, посмотреть, что там у гопоты. Сява что-то тихо объясняет местному авторитету, показывая то на меня, то на свою рубашку, то на накрытую «поляну». Уголовник что-то переспрашивает. Сява кивает и идет ко мне.

– Как ты, оклемался?

– Почти. – Я сажусь, хватаю протянутую руку и встаю. – Зачем ты с ними якшаешься?

– Там это… Ягоза просил подойти, – не ответив, говорит он, пока я отряхиваюсь. – Не бои€сь, просто на пару слов.

Мне хочется ответить что-то типа гордого «Ему надо, пусть сам и подходит» или сослаться на дела и уйти. На кой черт они мне сдались? Не сегодня завтра я перееду и этих товарищей больше не увижу, так к чему мне тратить время на общение с ними, опускаясь до их уровня? Но вместо этого я смотрю на беседку, вижу несколько пар глаз, наблюдающих за нами и чего-то выжидающих, говорю: «Ладно» и просто иду за Сявой, решив докрутить ситуацию до логического конца.

Каким бы спокойным я ни казался внешне, система показывает, что я волнуюсь и мой пульс много выше нормы. Мне никогда не давалось общение с такого рода ребятами, и внутренне я сжимаюсь, опасаясь снова получить, теперь уже в глаз, или каких-то наглых нелогичных наездов. Так что представляю себе, что эта встреча – очередная продажа, и продать мне надо себя так, чтобы больше не беспокоиться. Еще и время поджимает, скоро приедет Кира, а мне еще собаку выгуливать.

Мужики сидят за деревянным растрескавшимся столом, на развернутом пакете разложена нехитрая закуска: шпроты, паштет, хлеб, вареные яйца, копченая колбаса, соленые огурцы, нарезанный кольцами лук; тут же пластиковые стаканы и баклажки с пивом. В углу беседки уже располовинен ящик водки.

– Мужики, это Фил. – Голос Сявы без прежнего приблатненного говорка, скорее это голос послушного младшего члена группы товарищей.

Все молчат. Ягоза полусонно изучает меня, а я внимательно – его и собутыльников. Маленький, плюгавый Кецарик мастрячит бутерброды: режет хлеб, солит и раскладывает кольца лука со шпротами. Вася, мужик моих лет, ковыряет ногтем в зубах. Жирный, криво ухмыляясь, разливает водку. Чуть поодаль от беседки с кем-то развязно флиртует по телефону мужик в майке-алкоголичке и кепке по имени Радик. Клуб анонимных алкоголиков перестает быть для меня анонимным.

– Ну что… здравствуй… Филя, – цедит слова Ягоза, он же сорокачетырехлетний Степаненко Игорь Валерьевич девятого уровня социальной значимости.

– И вам не хворать, Игорь Валерьевич! – вырывается у меня, не Ягозой же мне его называть.

Он настораживается, а я снова ругаю себя за непродуманное ребячество. Мало мне было Махарадзе?

– Какой ты прыткий! – удивляется Ягоза. – Ну, имя ладно, а отчество откуда знаешь?

– Да я всех вас знаю. Сява – это Слава, понятно. Этот вот, который шутник, – Руслан, погоняло Жирный, неплохой сантехник, кстати, но бухает, а потому без работы. Тот, что бутер жрет, – Леша-Кецарик, дайте ему по спине, подавился. Это – Вася, жена у него Катерина была, развелись они. А, вон тот еще в кепочке – Радик Низамутдинович, все его так и кличут – Радиком.

– Ни-за-мут-дин-о-вич! – ржет Жирный.

– Ешкин кот! – восклицает Сява. – Фил, ты же еще тогда знал мою фамилию! Откуда?

– Да ты, по ходу, из этих! – Ягоза хлопает себя по плечу. – А? Или с участковым нашим кентуешься?

– Да не из тех и не из этих. Не суть. Чего хотели?

– Так! Мужики, – трет ладони авторитет, – налейте гостю! За знакомство надо выпить!

Не понимаю, что Ягоза надумал, но не собираюсь его поддерживать.

– Так себе знакомство получилось, Игорь Валерьевич. Говорите, что хотели сказать, да я пойду. Некогда мне тут…

– Не понял! Че… – возмущается Жирный.

– Захлопни форточку! – затыкает его Ягоза. – Ты в детстве головой с лестницы не падал, Жирный? Извинись перед Филиппом… как вас по батюшке?

– Олегович.

– Приносим наши извинения, Филипп Олегович! Да, Жирный?

– Приносим… извинения… – тушуется под взглядом Ягозы Жирный. – Шутка была, не обессудьте.

Я морщусь, дотрагиваясь до ноющего бока. В ментовку соваться… Не хочу. Хрен с ними. Да и драку, по идее, начал я, потому что то, что было до этого, в их разумении есть просто шутка.

– Извинения принимаются, – отвечаю и ухожу.

– Фил! – окликает меня Слава. – Удачи!

– И тебе… – я повторяю ответное пожелание про себя.

Хочу надеяться, что окружение не затащит его назад, в привычный безденежный пьяно-угарный быт. Он еще молод, ему жить да жить.

Дома, раздевшись, осматриваю темнеющий синяк под ребрами – ничего страшного, заживет. Вообще, все произошедшее как второе предупреждение. Первое было, когда я получил от цыгана. Умение постоять за себя нужно не только в игре, и никогда не предугадаешь, когда оно пригодится в жизни. Можно прожить всю жизнь и ни разу не подраться, а можно как я – два раза за неделю.

Ладно, хватит рефлексий, надо собираться к родителям.

Зову питомцев на кухню и, пока они ужинают, скидываю новое фото Ричи его хозяйке. Тут же от Светы приходит голосовое сообщение: «Спасибо огромное вам, Филипп! Считаю дни до возвращения домой – осталось всего пять дней! Обнимите Ричи за меня».

Пять дней… С собакой и кошкой квартиру не найти, придется дождаться приезда Светланы.

Звонит Кира и предупреждает, что задерживается в пробке. Смотрю на карту – она еще далеко, и будет не скоро. Чтобы не уснуть, веду Ричи гулять в парк, чтобы заодно и побегать. На долгий бег меня не хватает, причиной тому и слетевшее «счастье», и слабость от голода, и дебаф недосыпа, и ноющий бок. Впрочем, и этих пятнадцати минут бега хватает, чтобы взмокнуть. Выносливость получает еще процент – следующий уровень характеристики уже близок.

К приезду Киры я уже взбодрился душем и чашкой кофе, но, чувствую, родительских вопросов не избежать, видок у меня так себе. Одни синяки под глазами чего стоят.

В машине я закономерно подвергаюсь допросу сестры и, благоразумно сгладив острые и необычные углы, рассказываю события последних дней.

– Филя, да нормальное у тебя руководство, поверь, будь я на их месте, я бы так же поступила. Уговор у вас какой был – ты продашь, они тебя возьмут. Взяли? Взяли. Еще и премию дали. Неплохая, кстати, премия, некоторые за нее месяц вкалывают.

– Кира, да, но…

– Какие еще «но», братишка? Тебе дай сейчас полноценный процент от всех этих джеймартовских платежей, ты же ровненько на пятую точку сядешь и в ус дуть не будешь. А тут тебе и стимул продать еще больше, и единоразовый бонус, чтобы совсем не обиделся, а заодно и проверка – а вдруг тебе просто повезло? А если нет, ты себе еще нагребешь премий, так же? Вот они так и думают.

– С мамой лучше не спорить, – слышу с заднего сиденья голос Кирюши.

Улыбаюсь. Одни Киры вокруг! Цепочка ассоциаций от племянника Кирилла через кашляющего Кирилла Кириченко доходит до Вики. Улыбаясь, пишу ей эсэмэску, спрашиваю, как ее дела и в силе ли наш завтрашний поход в кино. Через минуту получаю ответ: «Конечно! Очень жду!» Желаю ей хорошего вечера и прощаюсь до завтра.

Слова сестры утверждают меня в мысли, что не все так плохо в «Ультрапаке» и, может быть, увольняться, отработав только месяц, не стоит. Такой стаж даже в резюме не отобразишь, напротив, это может вызвать вопросы на следующем собеседовании.

Пока мы едем, звонит мама, ругаясь, что ей придется все разогревать, а отец вообще голодный, не ест и ждет нас. Он всегда так, наш приезд для папы всегда большое событие, он так радуется, что теряет аппетит.

Остаток пути болтаем с Кирой об успехах моего племянника, он уже вовсю читает и считает, хотя до школы еще больше года.

Доехав, Кира паркуется у подъезда. Я выхожу из машины, с теплом и легкой ностальгией в душе смотрю на двор своего детства. Вот песочница, в которой играл с друзьями в машинки, выстраивая песочные улицы и дома; горка с острыми загнутыми краями отошедших листов металла, с которой я катался тысячи раз; палисадник, в котором мы отлавливали кузнечиков, хвастаясь редким цветом крыльев. Беззаботные годы были, а самой большой проблемой казался невыученный урок или то, что родители позовут с улицы домой.

Папа с мамой живут в тихом старом районе – невысокие дома, узкие улочки и очень много зелени, создающей благодатный в летнюю жару тенек. В их небольшом дворике многолетние деревья – дубы, клены, каштаны – поднимаются выше крыши, ветвями с любопытством заглядывая в каждое окно родительского дома.

Папа уже стоит на маленьком балкончике, курит и высматривает нас.

– Дедушка! – кричит Кирюша.

– Дети приехали! – радуется отец.

Дома я обнимаю своего некогда большого сурового папу, и что-то щемит в груди – осознаю, какие они с мамой старые. Отец стал ниже ростом, высох, и мне кажется, что я обнимаю подростка. Его любимая клетчатая рубашка, заправленная в штаны, топорщится из-под них, она явно не по размеру. Прежними остались лишь его смеющиеся глаза и запах – запах табака и отечественного парфюма. Отец не изменяет своему одеколону и любимой марке сигарет.

Мама, охая и жалуясь на спину, контролирует Киру, накрывающую на стол в маленькой гостиной. Сестра шустро носится между кухней и залом, успевая рассказывать маме последние сплетни об общих знакомых.

Как обычно, у родителей включен телевизор – заканчивается «Поле чудес», Якубович пытается разговорить финалистов, а в титрах анонсируется выпуск программы новостей «Время». Такие привычки не изменить никаким Интернетом, привыкли старики новости по телевизору узнавать.

Стол, за который мы все усядемся ужинать, стоит у старенького потертого и продавленного дивана, того самого, на котором пару месяцев назад сидела Яна, – мы отмечали мамин день рождения. Яна тогда с самого утра помогала маме с Кирой, они убирались, мыли, готовили, пока я отсыпался после рейда. Кажется, это был последний раз, когда мы с Яной были у родителей вместе, и именно такой я хочу ее запомнить, ведь хорошего было намного больше.

Мы с отцом не путаемся под ногами и идем на балкон побеседовать. Батя закуривает от спички, и я вспоминаю, что именно этот запах первой затяжки прикуренной сигареты в детстве казался мне необыкновенно вкусным. Он протягивает мне пачку.

– Не, пап, спасибо. Бросил.

– Давно держишься?

– Чуть больше недели, да и не держусь особо.

– И не тянет даже? – изумляется отец.

– Бывает, конечно. Но если перетерпеть эти пару минут, то дальше все нормально. Как вы? Как мама?

– Хорошо все, сынок. На маме еще пахать можно, это она у соседских бабок взяла моду на здоровье жаловаться. Мол, так и дети чаще наведываются, и внимания больше.

Я ему верю – первым делом посмотрел мамины очки жизненных сил – все нормально, как и у отца, со скидкой на возраст, конечно. Дебаф старости тикает.

И, конечно, отношение ко мне у них обоих – любовь. Один из одного. А еще высокий уровень социальной значимости – за тридцать. Сказываются и большой трудовой стаж – мамы в школе, отца в пожарной охране, – и их отзывчивость, и большой круг друзей.

– Ты-то как? Кирка говорила, на работу устроился?

– Да, па, все быстро получилось, в понедельник только собеседование прошел, а в четверг уже вышел.

– Хм… Что за место-то такое? Не обманут?

– Производственная компания по упаковке. Вроде серьезная. Посмотрим.

– Поздно присматриваться в твои годы, сынок. Держись теперь за это место, дурака не валяй, а то у тебя не трудовая книжка, а доска позора какая-то! – Отец строго смотрит, и я ежусь под его взглядом. – Книжка эта твоя долгостройная, дописал? Нет! Игрульки дурацкие… Столько времени впустую… Вот и Янку потерял! Докатился!

Только сейчас, стоя с ним на балконе, потеряв жену, впервые за все годы я его понимаю и воспринимаю его речь не как пустые слова «ничего не понимающего» отца. Я ставлю себя на его место и сочувствую отцу.

– Пап, все хорошо будет, не переживай.

Он отворачивается, но я успеваю заметить его заблестевшие глаза. Он трет их кулаком.

– Что-то дым в глаз попал… Ладно, сынок, ты человек взрослый, а мы тебе не няньки, ты свою жизнь сам строишь.

У меня дежавю – утром я то же самое говорил Сяве. Понимаю, что эту фразу я неоднократно слышал от отца, вот и сам использовал.

– Па, у вас все нормально? – к нам заглядывает Кира.

– Сейчас докурю и придем. Иди, дочка.

– Ну-ну. – Кира переводит взгляд с отца на меня и обратно и исчезает.

Отец хмыкает, аккуратно гасит окурок, и мы идем в дом…

Обычный семейный ужин с тактичными расспросами о Яне и о моих планах на будущее медленно подходит к концу. Все было, как всегда у мамы, вкусно и крайне нездорово: сельдь под шубой, оливье, запеченная в духовке пряная курица, обильно обмазанная майонезом с чесноком, и солянка на грибном бульоне. Мамина солянка, куда же без нее: она готовила ее и в дефицитные перестроечные, и в нищие девяностые, и в благополучные нулевые. Любимое блюдо папы, значит, любимое блюдо всей семьи.

Кирюша вовсю зевает. Пока мама с Кирой убирают со стола, а отец выходит покурить, я смотрю телевизор. Пульт у племянника, и он радостно перещелкивает каналы.

– Постой, – я отбираю у него пульт.

На местном канале во весь экран фотография пропавшей девочки, а голос за кадром озвучивает ее приметы. Хватаю смартфон и фотографирую экран.

Пропала девушка

Оксана Воронцова, 14 лет

12 мая 2018 года около 20:00 ушла из дома, и до настоящего времени ее местонахождение неизвестно.

Приметы: на вид 15–16 лет, рост 172 см, худощавая, длинные черные волосы, курносый нос, густые брови, карие глаза.

Была одета: розовая кофта, белая футболка, короткие джинсовые шорты и белые кроссовки.

Всех, кто может сообщить какую-либо информацию о местонахождении Оксаны, просим позвонить.

И контактные номера телефонов родителей, волонтеров, полиции.

Запоминаю всю информацию, тщательно запоминаю лицо пропавшей девочки, всматриваясь в ее глаза, открытую улыбку, легкий скол на переднем верхнем зубе.

Открываю карту и делаю запрос. Ничего: «Недостаточно ЕКИИ».

Мне нужно пять единиц ключевой идентификационной информации, а у меня есть фото, имя, возраст и город проживания, который, возможно, еще и место рождения. Этого мало.

Матерюсь и оглядываюсь – не слышал ли отец. Нет, он еще курит. Кирилл не слышал точно, он уже заснул, а из кухни слышу голоса сестры и матери. Перекладываю племянника на родительскую кровать в спальне, а сам возвращаюсь в гостиную.

Импульсивно открываю окно навыков и пробую влить единицу навыка в «Познание сути», авось получится и поможет.

Вы не можете улучшить системный навык.

Странная система. Я получил этот навык, влив в него очко за уровень, а улучшить нельзя? Получается, и «Оптимизацию» я смогу улучшить только многократным использованием скилла? С откатом в месяц? А может, она вообще не улучшаема? И так чит читерский.

Черт, не о том думаю, возвращаюсь к мыслям о пропавшей девочке.

Отец уже зашел, сел рядом и переключил канал на какой-то русский детективный сериал. Он смотрит телик и поглаживает меня по голове.

– Сейчас, пап, тут по работе кое-что надо сделать.

Сажусь к бате поближе, открываю социальную сеть, ввожу в поиск имя, фамилию и вижу несколько сотен девушек и женщин с именем Оксана и Ксения Воронцова. Добавляю фильтры: возраст, страна, город. Остается лишь шесть. Две без фотографии, с одной из оставшихся четырех надменно, как это умеют делать только девочки-подростки, сложив губы уточкой, смотрит пропавшая Оксана.

– Что за работа такая? – вдруг спрашивает отец. – На малолеток потянуло?

– Пап… – Меня немного оскорбляет предположение отца. – Смотри.

Показываю ему снимок с телевизора с объявлением о пропаже, следом переключаюсь на ее профиль во «ВКонтакте».

– Видишь? Это она. Мне показалось, что я недавно ее видел. Вот, пытаюсь понять, она – не она.

– И?

– Дай мне минуту.

В ее профиле ничего нужного: цитаты, мемы, картинки. Семейное положение: в активном поиске. Цинично шучу про себя: похоже, нашла.

В расширенном виде появляется нужное – это ее школа. Запоминаю и снова открываю карту, хотя испытываю опасения, что девочка уже не жива, и как тогда поведет себя карта интерфейса? Покажет ли хотя бы местоположение тела? В любом случае, если информации будет недостаточно, придется звонить родителям и что-то выдумывать, чтобы помочь им найти дочь.

В этот раз ЕКИИ достаточно. Метка на карте показывает, что Оксана где-то за городом, километрах в шестидесяти. Увеличиваю масштаб и вижу поселок, одноэтажные дома, проселочные улицы. Уже поздно, но в доме, где находится девочка, горит свет. Ничего не разглядеть, но карта обозначает и улицу, и номер дома.

– Она, пап.

– Звони! – Он вскакивает с дивана.

Я колеблюсь. Звонить со своего телефона – не лучшая идея. Обязательно возникнут вопросы. Откуда узнали, гражданин Панфилов? Почему сразу не сообщили? Увидели по телевизору? Вы – экстрасенс? А может, сами принимали участие в похищении девочки?

– Да звони же, я тебе говорю! Ты представляешь, что чувствуют ее родители? – Отец гневается, взбешенный моим промедлением.

Как же включить антиопределитель номера? Хотя какой в этом смысл, все равно у сотового оператора вытащат, откуда звонок был. Обреченно набираю номер родителей Воронцовой.

Мне сразу же отвечает женский взволнованный голос:

– Алло!

– Здравствуйте… – я не знаю, с чего начать. – Вы – мама Оксаны?

– Да-да, это я, вы знаете, где она?

– Оксана в области. Записывайте: поселок Листвянка, улица Куликова, дом 19.

Отец недоумевает, но я показываю ему, что объясню все потом. Повторяю адрес еще раз.

– …Да, все верно. Прямо сейчас она там.

– Она… – Голос в трубке замирает, боясь произнести то, что может стать приговором. – Она жива?

– Она жива, – отвечаю, надеясь, что будь Оксана мертва, система как-то пометила бы это.

Слышу, как мать девочки облегченно рыдает, а потом трубку берет ее муж.

– Здравствуйте! Я – Михаил, папа Оксаны. Спасибо за информацию, но откуда она у вас?

– Просто проверьте этот дом. Не теряйте времени, срочно сообщите в органы.

– Как вас зовут?

– Филипп. Если будут вопросы, звоните на этот…

Связь обрывается. Лишь бы не приняли за тупой телефонный розыгрыш, вполне возможно, что им уже звонили какие-нибудь идиоты, подкидывая ложную информацию о дочке.

Разговор вымотал меня. У меня не осталось никаких сил, и, избегая вопрошающего взгляда отца, я смотрю на свои показатели: полностью обнулен показатель духа. Возможно, дух – это некий аналог маны, который нужен для использования системных способностей. Или снижение духа связано с общей усталостью? Завтра, выспавшись и в спокойной обстановке, уточню у Марты.

– Где ты ее видел? – чеканит слова отец.

– Там и видел, пап.

– Где это «там»?

– Что у вас тут? – Это Кира. – А где Кирюша?

– Он спит, перенес его в спальню.

Сестра уходит проверить сына. Как же хорошо, что она задает сразу несколько вопросов – можно отвечать только на последний.

– Филипп?

– Там и видел – в поселке. Ездили по работе.

– И адрес так сразу запомнил?

Отец любит детективы и легко ловит нестыковки в любых показаниях. Борюсь с желанием как-то отговориться и уехать домой, а то он и себя накрутит, и матери расскажет, а той только дай повод попереживать.

– Пап, двадцать первый век на дворе, ну ты что? Там же дом был – с зеленой крышей такой, возле магазина. А мы в этот магазин заходили, там я ее и встретил, а потом заметил, в какой дом девушка зашла. Открыл в Интернете карту поселка и выяснил номер этого дома и название улицы.

Отец прищуривается, выискивая в моих словах хоть намек на неправду, не находит или находит, но не хочет расстраиваться, поэтому просто говорит:

– Молодец, – батя всегда был скуп на похвалу, так что мне этого достаточно.

– Филя, поехали! – Кира уже обулась. – Бери и неси Кирюшу, мне с ним уже тяжело. Мам! Мы поехали!

Мама, вытирая руки о передник, выходит из кухни проводить нас.

Поочередно обнимаю родителей и обещаю себе звонить им каждый день оставшейся жизни…

Мы только трогаемся, а я уже отключаюсь. Это становится моей коронной фишкой – спать в машине.

– Филя, приехали, – шепотом будит меня Кира. – Иди спать домой.

Целую ее в щеку и поднимаюсь к себе. Местной гоп-компании уже не слышно, возможно, уже отрубились: шутка ли, водку с пивом мешать.

Отрубаюсь и я.

Не знаю, сколько удалось поспать, но посреди ночи меня будит телефонный звонок. Вернее, долгая раздражающая вибрация под ухом, потому что в ночном режиме звук отключен. Не глядя, кто звонит, отбиваю, но абонент на том конце настойчив. Отвечаю, не открывая глаз:

– Да.

– Харю давишь, Панфилов? – Я слышу знакомый голос, и он вдребезги пьян, как-то научился определять за эти годы. – Это так на тебя не похоже, я прямо удивлена!

– Яна?

– Надо же, узнал, – говорит она и замолкает.

– Что-то случилось?

– Случилось! Случилось то, Панфилов, что ты – мудак!

– В курсе. Еще что-то?

– Пошел ты в жопу! – орет Яна и кидает трубку.

Реально кидает: я слышу какой-то треск, и связь прерывается. Ничего не меняется, ни одна из Янкиных соток не доживала до истечения срока гарантии. У нее к ним какая-то личная неприязнь. Чего звонила?

Я гашу в себе любые мысли о ней и снова засыпаю.

Какой-то миг в дреме, и опять эта вибрация под подушкой. Ну чего она не угомонится?

– Что еще, Яна?

Слышу резкий серьезный мужской голос, услышав который я машинально сажусь:

– Гражданин Панфилов? Филипп Олегович?

– Да, это я.

– Майор полиции Игоре€вич. У нас возникло к вам несколько вопросов по делу Оксаны Воронцовой. По какому адресу вы находитесь в данный момент?..