Текст книги ""Фантастика 2025-4". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Илья Бриз

Соавторы: Владимир Брайт,Рик Рентон,Игорь Лопарев,Игорь Чиркунов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 343 страниц)

Значит, ему лично воевать тут не за что. То есть даже если он выгрызет зубами победу у этого Антонова, от этого ему ни жарко, ни холодно не станет…

Надо было, наконец, решить, либо продолжать эту непонятную осаду, имея впереди весьма сомнительные перспективы, либо просто раствориться в тумане, оставив всё на усмотрение Бояндина, который, в этом случае, неминуемо окажется крайним…

– Ну, думай, голова, думай, – приговаривал про себя Аполлинарий, стараясь найти оптимальный выход из создавшегося положения.

И через три минуты этот вояка тряхнул головой. Он определился. Оставалось только связаться кое с кем.

И Аполлинарий решительно потянулся к коммуникатору…

– Ну что, Порфирий, – Мирон Авксентьевич, улыбаясь, самолично разливал чай себе и гостю, – рассказывай, до чего ты там с этим счастливчиком договорился…

– Да ты знаешь, Мирон, – задумчиво начал Порфирий Станиславович, – какой-то странный у нас с ним разговор вышел…

– Ого, – удивился Соболев, – многообещающее начало, однако… Неужто этот Антонов отказался от твоего заманчивого предложения?

– Ну, не то, чтобы совсем отказался, – господин Злобин как-то не стремился быстро переходить к конкретике, – вернее, от того, что я ему предложил, он отказался однозначно.

– Хммм, – Мирон Авксентьевич покачал головой, – неужели надёжные гарантии безопасности, к которым мы предлагали присовокупить ещё и кругленькую такую сумму в тридцать миллионов его совсем не заинтересовали? На что он тогда надеется?

– Ты знаешь, Мирон, – всё также неторопливо продолжил Злобин, – он выдвинул встречное предложение…

– Какое? – напористо поинтересовался его собеседник.

– Он, в общем-то, не против сотрудничества, – Злобин невесело усмехнулся, – но хочет иметь контрольный пакет…

– Ты ему разве не сказал, что это просто смешно? – немного раздражённо отреагировал Мирон, – он не в том положении, чтобы позволить себе капризничать, разве не так?

– Ну, сказать я ему ничего так тогда и не успел, – Злобин хлебнул чаю, отставил чашку и продолжил, – нас прервали.

– Как это?

– Обрыв связи. Я даже не всю его последнюю фразу дослушал до конца.

– Странно, – удивился Соболев, – каналы гиперпространственной связи весьма помехоустойчивы…

– Ну, там вообще очень любопытная ситуация сложилась, – Злобин посмотрел на собеседника, – как говорится в таких случаях, нарочно не придумаешь…

– Ну, что ж ты за темнила-то такой? – возмутился Мирон, – ну, ни слова в простоте, всё что-то не договариваешь…

– Ну, прости, прости, – Злобин скроил виноватую физиономию, – так уж я привык.

– Отвыкай, – сварливо отозвался его партнёр.

– Так вот, связь наша тогда оборвалась из-за того, что его поместье подверглось орбитальному удару, – объяснил, наконец Порфирий.

– Так что, – Соболев явно расстроился, – всё накрылось медным тазом, Антонов всё, и месторождение, уже почти ставшее нашим, заграбастают «Недра»?

– Экий ты пессимист, однако, – хмыкнул Злобин.

– Я не пессимист, я реалист, – провозгласил Мирон Авксентьевич.

– Нет, ты пессимист, – возразил Порфирий, – и при этом пессимист торопливый, ты же меня не дослушал…

– Ну так ты не тяни, а говори, – Соболев изобразил праведное такое возмущение, – я весь внимание.

– Так вот, вся хохма то заключается в том, что щиты Антоновского поместья выдержали этот выстрел. Который, на минуточку, был произведён из главного калибра орбитальной крепости. Как объяснили потом официальные представители Флота, это был программный сбой…

– Ну да, как писал один англичанин, всё страньше и страньше, – пробормотал Мирон, – сразу вопрос, а что это у него за щиты такие были?

– Не знаю, но мне тоже очень любопытно, – ответил Порфирий.

– Загадочно, однако, – прокомментировал Мирон, – и, ты знаешь, нужно изучить его встречное предложение более пристально…

– Ага, – вскинулся Злобин, – а на меня бочки катил…

– Да не катил я никаких бочек, – усмехнулся Мирон, – я просто выяснял сопутствующие обстоятельства. А связаться с этим Антоновым, определённо, нужно. Уж очень он какой-то таинственный…

Глава 11
Выигрываем?

Трансляция местных новостей закончилась, и господин Бояндин, выключив голопанель, не глядя отшвырнул пульт в сторону.

Хрупкий девайс, соприкоснувшись со стеной, печально хрустнул и брызнул во все стороны осколками пластика.

Подобное эмоциональное поведение было совершенно нехарактерно для Федота Мирославовича, имевшего репутацию законченного флегматика, но последние новости взволновали его не на шутку и даже вывели из равновесия…

Федот Мирославович, зашарил рукой по поверхности стоящего рядом столика, и, нащупав стакан с водой, сделал несколько жадных глотков.

– Овечкин, свинья такая, – эмоции продолжали захлёстывать разум господина Бояндина, – наобещал золотые горы, а теперь спрыгнул. А я, конечно, тоже хорош гусь, уши развесил, губы раскатал…

Действительно, исчезновение Овечкина, заказчика войны с Антоновым, ставило господина Бояндина в очень неприятную позу.

Если он пропал, то вместе с этим прекращается и ресурсная поддержка военных действий, осуществление которой он всецело брал на себя.

Теперь же вся толпа наёмников и их техника, всё это повиснет тяжеленной гирей на самом Бояндине, как только ранее авансированные средства будут использованы полностью.

А этот неприятный момент наступит ровно через пять дней.

Значит что? Правильно, за оставшиеся пять дней нужно, по любому, прекратить этот конфликт, иначе почтенный Федот Мирославович вылетит в трубу и пойдёт по миру с протянутой рукой.

Это значит, что необходимо договариваться с Антоновым…

А Антонов этот, надо признать, совсем не дурак, и, скорее всего, о роли Овечкина во всей этой истории догадывается.

И о его исчезновении тоже уже, наверняка, осведомлён.

Как это неприятно… А ещё этот орбитальный удар, который обсуждают сейчас все, кому не лень…

Наверное, для Антонова вовсе не было секретом и то, что вся эта война ведётся на средства Овечкина, а если нет Овечкина, то и средств на ведение боевых действий нет…

Да, переговорная позиция просто дерьмовая…

.

Зуммер внезапно ожившего коммуникатора заставил взбудораженного лендлорда подпрыгнуть в кресле.

Утерев со лба капли внезапно выступившего пота, он потянулся к переговорной трубке, попутно думая о том, что нервы ни к чёрту, и что надо будет, как только это всё закончится, ехать на воды…

– Добрый день, Федот Мирославович, – рука Бояндина, державшая трубку нехорошо дрогнула.

Он сразу узнал голос звонившего. Звонил ему Дратвин, командовавший всей этой прожорливой ордой разномастных вояк. А это значит, что проблемы уже стучатся к нему, можно сказать, прямо в дверь…

– Добрый день, Аполлинарий Александрович, – Бояндин постарался успокоиться, – зачем я вам понадобился?

– А вы не догадываетесь? – с нехорошей усмешкой поинтересовался собеседник.

– Догадываюсь, – сокрушённо вздохнул Федот, – вы по поводу исчезновения нашего с вами нанимателя?

– Совершенно верно, – подтвердил Дратвин, – и у меня к вам вопрос. Если вы на него сейчас мне внятно не ответите, то я вынужден буду уступить вам дальнейшее руководство этой военной авантюрой… Вопрос простой: что делать будем?

Бояндин понял, что надо что-то решать. А для того, чтобы взвесить все за и против и принять обдуманное решение, ему нужно сосредоточиться и хоть немного поразмыслить, хотя бы полчасика…

– Давайте договоримся так, – Бояндин ощутил, как от волнения пересохло во рту, – я перезвоню вам через полчаса, и мы с вами решим, что предпринять. Годится? – и в разговоре повисла тягостная пауза…

– Хорошо, – через тридцать секунд, показавшихся Бояндину вечностью, прозвучал бесцветный голос Дратвина, – я жду ровно пол-часа, и ни минутой дольше. Если вы протянете сверх этого хоть секунду, то можете вообще не утруждаться.

– Я понял вас, тогда в течение получаса я вас обязательно наберу, – сказал Бояндин и нажал отбой.

Он был в панике, он чувствовал, что быть ему крайним. Вот сейчас Дратвин дал ему понять почти открытым текстом, что готов устраниться в любой момент, сбагрив на него весь ворох проблем. Да, надо что-то делать…

Итак, что мы имеем?

Войска будут подчиняться командам ещё пять дней. Потом они просто уйдут и оставят его наедине с Антоновым, который, несомненно, разделается с ним, как бог с черепахой.

А если до сих пор над Антоновым не одержана победа, то за оставшиеся дни разбить его, тем паче, нереально.

Значит, с ним нужно договариваться. Другого выхода просто нет…

Вопрос, как?

После недавнего орбитально удара, и последовавшего за ним штурма, окончившегося, кстати, неудачей, напугать осаждённых, наверное, не удастся уже ни чем.

Мало того, даже сделать вид, что есть реальная возможность создать для них ещё какую-нибудь серьёзную угрозу, не получится.

Значит, вести переговоры с позиции силы возможным, ну, никак не представляется.

А что нам тогда остаётся? А остаётся крайне невыгодная, но сейчас единственно возможная переговорная стратегия.

Это стратегия добровольных уступок. Вынужденное проявление слабости, которое еще в древности называли «жестами доброй воли», хотя все прекрасно понимали, что если бы была возможности обойтись без подобных жестов, то ею, несомненно, воспользовались бы.

В создавшейся ситуации подобным жестом доброй воли может стать снятие осады.

Сразу же после этого, покуда у осаждённых ещё не стихла радость от того, что осада снята, необходимо предлагать переговоры.

Ну и там уже торговаться, торговаться, и ещё раз торговаться…

Придётся поступиться многим, но за всё надо платить… А за допущенные просчёты и ошибки, тем более… Хотя и очень не хочется…

Господин Бояндин слегка успокоился. Путь, который может вывести из тупика найден, и Федот Мирославович, мельком глянув на часы, потянулся к коммуникатору…

Когда подготовка к вечернему рейду была в самом разгаре, со мной связался Семён и предложил подойти к нему, в центр управления нашей обороной.

На мой вопрос, а, зачем я там вдруг понадобился, он, действуя в своей манере, напустил тумана и так толком ничего и не объяснил.

Но однозначно намекнул на то, что будет очень и очень интересно.

Так что, для того, чтобы понять, в чём там дело, мне, всё-таки, пришлось отложить в сторону все свои дела и пройти к нему. Умеет он заинтриговать, этого не отнимешь.

В штабном бункере тихо шуршали большие лопасти вентиляторов, постоянно моргали многочисленные индикаторы, похожие на спятивших светлячков, расползшихся по стойкам с аппаратурой.

Дежурные операторы тихо обменивались короткими репликами.

Семён сидел на своём любимом вращающемся кресле и глядел на стену, увешанную информационными панелями.

Услышав, что стальная дверь, пропуская меня, начала втягиваться в стену, он обернулся, и, когда увидел, что это я, радостно улыбнулся и приглашающим жестом указал на место рядом с собой:

– Проходи, располагайся…

Я не стал спорить, и, плюхнувшись в объятия анатомического кресла, поинтересовался:

– И зачем ты меня сюда заманил, старый таракан?

Дядька угрожающе, и, в то же время, комично пошевелил усами и нарочито-обиженным тоном возразил:

– И вовсе я не старый…

– Значит, против таракана возражений нет? – прищурился я, – ну, давай тогда, рассказывай…

– А посмотри-ка ты вот на эту, например, голопанель, – и он ткнул пальцем в один из экранов, висящих перед нами, – и скажи мне, а что ты там видишь?

Я окинул взглядом унылый степной пейзаж, который транслировался на этот экран, посмотрел с недоумением на Прокопьича и выдал очевидный ответ:

– Ничего я там не вижу, кроме травы и неба… А что я там должен был увидеть?

– Ещё десять минут назад ты, если бы хорошо пригляделся, то смог бы видеть там бронеходы осаждающих, – Семён взял паузу, но, увидев, что я собираюсь задать ему наводящий вопрос, продолжил фразу, – а теперь их нет!

– И что? – я пока так и не понял, в чём хохма, ну, передислоцировались они, ничего странного в этом нет…

– А то, что осаду сняли, – огорошил меня дядька.

– Ты уверен? – задал я риторический вопрос, ибо Прокопьич, не будучи на сто процентов уверенным, таких заявлений не делал бы.

– Конечно уверен, – Семён укоризненно посмотрел на меня и покачал головой.

– Значит, с нашим рейдом следует повременить, – пробормотал я, – поскольку, если войска отсюда снимаются, то, скорее всего, они уйдут на территорию Бояндина.

– Точно, – подтвердил мои предположения Прокопьич, – и мы не застрахованы от того, что часть из них передислоцируется, вообще, к самому поместью.

– Ну да, тогда с внезапным нападением у нас могут возникнуть серьёзные сложности, – продолжил я, – значит, планы наши опять подлежат пересмотру.

Семён не стал комментировать это моё высказывание, а я продолжил мысль:

– Но, если противник отводит войска, то, может быть, и планируемый нами рейд теперь не очень то и нужен?

– Почему ты так думаешь? – заинтересованно спросил Прокопьич.

Я видел, что он собирался ещё что-то добавить к своему вопросу, как дверь опять поехала в сторону, и в комнату боязливо заглянула… горничная.

Вот эту девулю, одетую в форменное платье и белый кружевной передник, ни я, ни Семён, ни вообще кто-либо из присутствующих, видеть тут явно не ожидали.

– Господин Антонов, – еле слышно пролепетало это юное существо. Девушка, видимо, почувствовала себя совсем не в своей тарелке, оказавшись среди брутальных вояк, большинство из которых тут же принялись без всякого стеснения раздевать её глазами.

– Да, я тут, – я ободряюще улыбнулся девчонке, – зачем ты здесь?

– Меня послали вам передать… – она в панике оглянулась, натыкаясь на вожделеющие взгляды.

– Не волнуйся, никто тебя тут не укусит, – попытка успокоить девушку большим успехом не увенчалась, но она, всё-таки, сделала над собой усилие, и совершила то, зачем, собственно, и спустилась в наше мрачное подземелье. Она протянула мне трубку коммуникатора, которую сжимала в кулачке:

– Вот, – и, покраснев, отвела глаза, – там с вами говорить хотят.

– И кто же? – задал я законный вопрос.

– Господин Бояндин, – пролепетала девчонка.

– Спасибо, красавица, – услышав это, она покраснела ещё больше, – можешь идти…

И её тут же, как ветром, сдуло. А я, повертев перед своим носом трубку, нажал сенсор, отключающий мьют:

– Слушаю, Антонов, – и, добавив в голос толику раздражения, продолжил, – кто это? – хотя, как вы понимаете, прекрасно знал, кто.

Но, надо было создать соответствующую атмосферу.

– Это Бояндин, – раздался голос счетовода, – нам надо поговорить.

– Ну, так мы же с вами и разговариваем уже? – ехидно спросил я, – так что, говорите, не стесняйтесь, я вас внимательнейшим образом слушаю.

Ничего не мог с собой поделать. В моей речи явно сквозило издевательское такое ехидство, но сдерживаться, если честно, не было ни сил, ни желания.

В конце-то концов, я же говорил, что все, кто посмеет на меня напасть, должны страдать. И Бояндин – не исключение. Пусть страдает. Пока морально, ну, а дальше… Дальше посмотрим на его поведение.

– Я хочу завершить наше противостояние, – было видно, что каждое слово даётся моему собеседнику с большим трудом, и, хочу признаться, это доставляло мне эдакое, знаете ли, злорадное удовольствие.

– Ну, так вам никто не мешает капитулировать прямо сейчас, – издеваться над проигравшим, это всегда приятно, – я готов принять вашу капитуляцию.

– О капитуляции речи не идёт, – почтеннейший Федот Мирославович явно нервничал. Нервничал и злился… – но я готов вести переговоры о мире между нами.

Я чувствовал по его интонациям, что он прилагает огромные усилия для того, чтобы не сорваться на крик, прекрасно понимая, что этим только ухудшит своё, и без того незавидное, положение.

И только я собрался преподнести ему в ответ очередную колкость, как он продолжил свою пламенную речь:

– И то, что я приказал отвести свои войска с вашей территории, это жест доброй воли с моей стороны!

– А может быть, это вовсе и не проявление вашей воли, безразлично даже какой, доброй ли, злой ли, – я постарался поточнее и пообиднее сформулировать свою догадку, – а действие, которое вы были вынуждены совершить?

– Что значит был вынужден? – Бояндин всё таки не выдержал и повысил тон, – я сильнее вас! И только нежелание продолжать этот бессмысленный конфликт и врождённое человеколюбие побуждает меня делать вам это щедрое предложение!

– Ну, ну, ну, а войну мне вы тоже, руководствуясь врождённым человеколюбием, объявляли? – приторно-добродушно отреагировал я на крик души счетовода, – и что это вы так разволновались то?

В трубке послышалось возмущённое бульканье. Видимо, Бояндин всеми силами пытался унять разбушевавшиеся эмоции.

– И если вы действительно хотите серьёзного разговора, то вам, наверное, следует трезво оценить своё положение, – эти слова я говорил уже вполне серьёзно, – и положение это, как по мне, так просто катастрофическое.

– С чего это вы взяли? – продолжил петушиться Бояндин.

– Да с того, что те войска, которые у вас собраны, жрут ресурсы, как материальные, так и денежные, – я был уверен, что счетовод провёл уже все расчёты и понял, насколько глубока та задница, в которой он в настоящий момент находится.

Я просто хотел ему показать, что не один он умеет считать и делать выводы на основании этих расчётов:

– Так вот, у вас нет ресурсной базы, способной поддерживать эту численность войск, – я старался артикулировать свои мысли максимально чётко, как гвоздь вбивая каждое своё слово в мозг оппонента, – и я просто могу подождать, пока вы обанкротитесь, пытаясь взять моё поместье приступом.

Ответом мне было яростное сопение.

– Так что, дражайший Федот Мирославович, готовьтесь к уплате контрибуции, территориальным уступкам и прочим неприятным, но, к большому вашему сожалению, неизбежным вещам.

– Ладно, давайте все успокоимся, – Бояндин, я подозреваю, обращал эти слова не столько ко мне, сколько к себе самому.

– Уважаемый сосед, я абсолютно споен, – известил я собеседника о своём морально-психологическом состоянии, – и до сих пор пребываю в ожидании внятных и реалистичных предложений. Вы готовы сейчас их сформулировать?

– Я готов к встрече с вами на нейтральной территории, – похоже, Бояндин таки сдулся, голос его стал вялым и бесцветным.

Мне даже показалось, что в нём появились нотки обречённости и покорности судьбе.

Но, я решил пока не праздновать победу. До победы ещё далеко. Впереди передо мною стоит довольно сложная задача – выжать из оппонента всё, что можно.

Я определил для себя программу минимум. Это, конечно, территории. Их, в общем-то, не так уж и много нужно. Но то, что мне необходимо я оттяпаю обязательно.

И тогда все мои земли, наконец, объединятся, и, как следствие, я смогу налаживать логистику и заняться, наконец, их развитием.

А над программой максимум мне ещё предстоит здорово поразмышлять.

Надо будет обозначить сумму контрибуции, которую я слуплю с этого воинственного счетовода живыми деньгами.

И, обязательно надо будет прикинуть дополнительно, чего ещё такого полезного можно будет у него отобрать.

Обидно будет, если я оставлю без внимания что-то, что имело бы смысл присвоить, пользуясь подвернувшейся возможностью…

Но, хватит думать о приятном, надо завершать разговор:

– Согласен, у вас есть какие-нибудь предложения? – поинтересовался я

Стыдно сказать, но я вообще не знал никаких приличных мест, где можно было бы спокойно поговорить и заключить соглашение. Ну, не предлагать же, право слово, тот сомнительный бар в Полуяновке, где мы заключили выгоднейшую сделку с незадачливыми мафиози.

– Да, – Бояндин, явно испытывал некоторое облегчение от того, что наш, столь тягостный для него, разговор подходит к своему завершению, – предлагаю встретиться в ресторане «Гурман» в админцентре колонии. Им владеет род Кретовых. Они гарантируют безопасность и конфиденциальность. Кабинет я закажу, – он сделал небольшую паузу, – на завтра на семнадцать… Вас устроит?

– Да, не имею ничего против, – подтвердил я своё согласие, – ну, что же, тогда до завтра, Федот Мирославович.

– До свидания, Андрей Петрович, – сухо попрощался Бояндин, и разорвал соединение.

Глава 12
Переговоры

Громко просигналил коммуникатор, извещая о новом поступившем сообщении. В этот момент я, развалившись в кресле, как раз наслаждался приятным ощущением сытости после вкусного и очень плотного завтрака.

Пронзительный звук вырвал меня из нирваны и я, печально вздохнув, поднёс коммуникатор к глазам. На экране висел запрос из отдела регистрации конфликтов нашей управы.

Им требовалось моё согласие на перемирие, устанавливаемое на время ведения переговоров.

– Ага, – подумал я, – Бояндин уже успел подать заявление в управу, молодец-то какой… Проявляет мирную, хе-хе, инициативу, стало быть… Суетится, болезный…

Я прикрепил к поступившему документу файл своей электронной подписи и отправил подписанный документ обратно, а через пять минут коммуникатор звякнул ещё раз.

Это он среагировал на оповещение о том, что между лендлордами Антоновым и Бояндиным зарегистрировано перемирие на трое суток.

Ну, перемирие, это, конечно хорошо. Семёну я об этом сообщил, и мы с ним, после краткого обсуждения, решили, что чрезмерно расслабляться и ослаблять бдительность, всё-таки, не стоит.

А потому все подразделения моей гвардии продолжали находиться в полной боевой готовности. Разве что Семён запретил нашим чудо-богатырям первыми открывать огонь.

Хотя часовые могли по-прежнему это делать в случаях, предусмотренных уставом караульной службы…

После того, как закончился короткий промежуток времени, отведённый для пищеварения, я, проявив недюжинную силу воли, поднялся и самоотверженно отправился наносить непоправимую пользу…

И дел на меня навалилось столько, что до обеда время пролетело совершенно незаметно…

На переговоры я решил взять с собой Истер, она у меня и эмпат, и везунчик… Так что одно её присутствие сможет мне здорово помочь.

Само собой, она с радостью согласилась на моё предложение принять посильное участие в обезжиривании господина Бояндина.

Так как у нас перемирие, то наряжаться в доспехи, вроде как и не следовало, но, с другой стороны, бережёного, как известно, Бог бережёт.

А потому я повесил и на себя, и на Истер наши фирменные портативные генераторы защитных полей, которые смогут нас защитить, если вдруг наш унылый оппонент в процессе переговоров попробует, образно говоря, перевернуть доску.

Да и вообще, тот вариант, что Бояндин отважится таки предпринять попытку нанести нам коварный удар в спину я полностью исключить не мог.

И, поскольку веры Бояндину не было с моей стороны никакой, Семёна я решил оставить на хозяйстве, ибо тут тоже было необходимо контролировать ситуацию.

Сосед же мог организовать пакость не только напав на меня, но и попробовав совершить нападение на поместье в моё отсутствие.

Так что, как это говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть.

И да, перед тем, как выдвигаться на встречу с нашим оппонентом, помимо решения вопросов безопасности, надо бы навести справки о том, что у него интересного по загашникам распихано.

Учитывая, что за этим моим соседом прочно закрепилась слава непревзойдённого скряги, там могло быть заныкано много вкусного.

А для того, чтобы составить себе чёткое представление о том, что можно содрать с Бояндина, я отправил в командировку своего бесценного Проньку.

Ему было поручено наведаться в поместье нашего соседа, и хорошенько исследовать не только его кабинет, но и всю усадьбу, дабы по возможности выявить все сейфы, тайники и ухоронки.

И через час, когда я начал подумывать о том, что пора бы уже и стартовать, один из моих резервных потоков сознания выдал мне полную раскладку по активам соседа.

Дело для моего шкодливого шпиона облегчалось тем, что все документы Бояндин хранил не только в электронном, но и в бумажном виде.

А это значит, что у нас появилась информация не только о ценных бумагах на предъявителя, лежащих в сейфе. Я детально ознакомился и со всеми банковскими выписками, отражающими движение средств по счетам и со многими другими, в высшей степени интересными, документами…

Теперь я был полностью готов к переговорам, и прекрасно себе представлял, что именно можно поиметь с этого жадного упыря.

Мы с Истер погрузились в бронеход и двинулись в путь, сопровождаемые ещё парой броневиков, набитых гвардейцами.

Дорогу разведывал Боня. А Проньку я отправил прямиком на место предполагаемой встречи, в ресторан «Гурман».

Таким образом, если Бояндин, ну, или иной какой недоброжелатель, пожелает организовать нам какую-нибудь пакость, мы об этом узнаем заблаговременно, и у нас будет время на подготовку адекватного ответа.

Дорогу я коротал, обдумывая свои требования.

Первым делом, разумеется, я поставлю вопрос о передаче мне обширного земельного участка, разделяющего мои фамильные владения и земли, доставшиеся мне после победы над Троекотовым.

Это даже не предмет для обсуждения. Нечего тут обсуждать.

Выполнение этого требования – необходимое условие для продолжения дальнейшего обсуждения условий мирного договора.

И если Бояндин, из-за врождённой жадности, откажется передать эту землю мне, мир, конечно, всё равно наступит. Но, я боюсь, что только после его смерти. Насильственной смерти.

Что касаемо остального, то меня приятно удивило финансовое состояние уважаемого Федота Мирославовича. На депозитных счетах у него лежало, в общей сложности, чуть более семидесяти миллионов.

Кроме того, находящиеся у него в сейфе ценные бумаги на предъявителя тянули миллионов, эдак, на двадцать пять.

И ещё Пронька нашёл у него в кабинете интересную такую папочку. В папочке этой были аккуратно подшиты отчёты его биржевого брокера.

И из этих отчётов следовало, что биржевые активы, принадлежащие куркулю Бояндину оценивались по текущим котировкам аж в тридцать с небольшим миллионов.

Разумеется, это было не последнее. В сейфе лежал небольшой слиточек золота, а в тайнике, который был оборудован в его кабинете лежало несколько некрупных алмазов и пара пачек наличных, по старинке перетянутых резинками.

В общем, мой сосед оказался весьма состоятельным человеком, не смотря на то, что таковым не выглядел и вёл достаточно скромный образ жизни.

Да, внешность, она, знаете ли, очень обманчива…

Либо жадность ему не позволяла тратить деньги на всякую роскошь, либо он просто опасался афишировать своё богатство… Но сейчас это уже значения не имеет, я разузнал обо всех его активах.

А, учитывая то, что военные действия он продолжать не хочет, да и, по большому счёту, не может, у него сейчас остаётся единственный выход.

Ему придётся, независимо от того, хочет он того или нет, щедро со мною поделиться своим, нажитым непосильным трудом, добром.

Для убедительности я даже попросил Зоэ оцифровать добытые Пронькой изображения всех бояндинских документов, и не поленился их распечатать.

Так что к разговору я подготовился очень тщательно, а потому быть моему незадачливому оппоненту обезжиренным по полной программе.

У него, наверняка, пока ещё теплится призрачная надежда как то пропетлять, утаить свои активы и отделаться малой кровью…

Но скоро всё встанет на свои места. Оставлю ему лямов двадцать – тридцать. А больше ему и его семейству и не надо – для безгрешной и скромной жизни этого им по-за глаза должно хватить.

Как я и предполагал, Бояндин заказал для наших переговоров самый тесный и невзрачно обставленный кабинет из тех, что были вообще доступны.

Не знаю, поступил он так из-за своёй врождённой прижимистости, или желая показать, что он и так почти нищий.

– Здравствуйте, – ангельским голосом поприветствовал я Бояндина, и ещё одного типа, сидящего рядом с ним.

Следует отметить, что у этого типа была такая же унылая, как и у Бояндина, физиономия. Да и вообще, чем-то он неуловимо на него походил, словно был его родным братом.

Но братьев у Бояндина не было. В этом я был уверен на все. Значит просто родство душ.

Так вот, я поздоровался, но они продолжали сидеть и безмолвно пялится на меня и на Истер, которая, кстати, держала в руках, помимо сумочки, ещё и объёмистую папку с нашими домашними заготовками.

– Знакомьтесь, – представляя подругу, я посмотрел в лицо Федоту Мирославовичу, – это Истер, она будет выполнять функции моего секретаря и консультанта.

Здравствуйте, – Бояндин, наконец, счёл нужным нарушить своё молчание, – не скажу, что рад вас видеть…

– А я и не рассчитываю вас сегодня чем-либо порадовать, – жизнерадостно ответил я на этот выпад своего партнёра по переговорам, после чего решил немного надавить на него несколько грубее, и поинтересовался:

– А это кто с вами? – и совсем уж по босяцки ткнул указательным пальцем в странного компаньона Бояндина.

– Это мой юрист, – мрачно буркнул Федот Мирославович, – Казимир Феликсович Козлевич, прошу любить и жаловать, – эти слова он произнёс таким тоном, что стало ясно, что в нашей любви и уважении ни он, ни его юрист нисколечко не нуждаются.

Да, похоже, что мой бодрый вид вызвал у него натуральную изжогу, эк его перекосило то…

И тут я обратил внимание, что стол, за который нам предлагалось сесть, девственно чист. То есть на нём даже минералки не было.

И я, первым делом сев за стол, начисто игнорируя взгляды обоих унылых переговорщиков напротив, вызвал прислугу.

Покуда не пришла официантка все сидящие за столом хранили молчание. Истер тоже молчала, хотя глаза её смеялись…

– Принесите, пожалуйста нам графин фруктового сока, – обратился я к дородной подавальщице, – и пару бокалов… – как вы поняли, я не собирался поить соком ни Бояндина, ни его юриста.

Показательно то, что ни один из них не попытался чего-либо заказать для себя. Прямо-таки, апофеоз жадности…

Когда графин с соком занял своё место на столе, я предложил всем присутствующим:

– Ну, давайте наверное приступим… – услышав эти слова, Истер извлекла из сумочки регистратор, включила его и положила на стол.

Кроме того, она положила рядом и неприметную коробочку с генератором искажающего поля, дабы исключить возможность подслушивания.

Глядя на неё, Казимир тоже выложил на стол свой регистратор.

Судя по тому, что оба регистратора уже включены и каждое слово, сказанное за этим столом, фиксируется, можно было приступать непосредственно к переговорам. И я взял инициативу в свои руки:

– Итак, я хочу начать со своего первого требования…

– Занятно, – прокомментировал Бояндин.

При этом голос его был абсолютно бесцветным, механическим. Ну ничего, я думаю, сейчас ему придётся немного оживиться:

– Моё требование заключается в том, что я согласен вести переговоры о заключении мира между нашими родами только при условии передачи мне вот этого участка земли…

Одновременно с тем, как я произнёс эти слова, Истер аккуратно извлекла из своей папочки лист бумаги, на котором были нанесены границы участка.