Текст книги ""Фантастика 2025-4". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Илья Бриз

Соавторы: Владимир Брайт,Рик Рентон,Игорь Лопарев,Игорь Чиркунов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 343 страниц)

Глава 18
Развлекаемся

Вздремнуть мне так и не удалось. Предводитель дворянства нашей колонии оказался обладателем весьма пронзительно и неприятного голоса.

А потому, мне таки пришлось выслушать его до конца. И говорил он, как нетрудно догадаться, о грандиозных успехах, достигнутых в отчётном году нашими колонистами.

Через всё его выступление красной нитью проходила мысль о том, что достижение этих феноменальных результатов стало возможным только благодаря его чуткому руководству и неусыпной заботе о нуждах подведомственного ему населения…

Хорошо хоть, что он не стал чрезмерно затягивать свою речь и уложился в двадцать с небольшим минут.

По окончании этой, так сказать, торжественной части, я предложил ребятам вернуться к столикам, а то, судя по активности гостей, очень скоро всё вкусное будет безжалостно съедено.

Надо сказать, что и Серёга, и девушки, сочли моё предложение достаточно здравым.

А потому, пока основная масса гостей приходила в себя от отчётного выступления предводителя, мы успели оккупировать стратегически наиболее выгодные позиции у столиков с закусками.

Но, насладиться сполна кулинарными изысками мне было не суждено.

Стоило мне только зацепить на вилку и потащить ко рту большую головоногую креветку, обильно политую сырно-сливочным соусом, как кто-то начал настойчиво дёргать меня за рукав…

– Дрю… – раздался сзади мелодичный голосок.

Я всё-таки героически донёс до рта эту самую креветку, и, раскрыв его пошире, всё же затолкал её внутрь, несмотря на то, что она растопырила все свои щупальца в наивной надежде избежать предначертанной судьбы.

Ловко протерев губы от соуса кружевной салфеткой, я обернулся, уже, в общем-то, зная, кого увижу перед собой.

И я не ошибся, передо мной стояла, хлопая ресницами, Эви собственной персоной, вся такая женственная и беззащитная.

Стоило мне только встретиться с ней глазами, как она тут же сформулировала свою нехитрую просьбу:

– Пойдём потанцуем?

Справа кто-то хмыкнул, вложив в этот невнятный звук целый спектр эмоций – и удивление, и немой вопрос, что, мол откуда это красота такая неземная нарисовалась, и даже безапелляционное утверждение о том, что все мужики – кобели…

Я обернулся к Истер, так как хмыкала именно она, кивнул, мол объясню всё потом, и опять посмотрел на Эви. Над ней в воздухе плыла цифра «5» и слово «Целитель»… Интересно…

– Рад тебя видеть, – улыбнулся я, – ну, пойдём, потанцуем…

И, приобняв девушку чуть пониже талии, но не ниже, чем позволяют приличия, повлёк её на просторы зала, где в танце уже кружились десятка полтора пар…

Она, прямо со старта, начала ко мне недвусмысленно так прижиматься и заглядывать в глаза, давая понять, что хорошо помнит всё, что между нами было, и, просто таки, жаждет продолжения…

Отсюда я заключил, что дела у неё идут очень так себе.

Иначе, какая девушка, пребывая в здравом уме и твёрдой памяти, променяет определённость и профессиональную карьеру на зыбкую надежду наладить отношения с малознакомым молодым человеком?

То, что её цель, это просто лёгкий флирт и получение по быстрому порции постельных утех, я отмёл сразу.

Она видела Истер и должна была понять, что попытка закрутить интрижку, буквально, на глазах у моей подруги, может быть чревата совершенно непредсказуемыми последствиями. То есть, возможное удовольствие не окупает тех проблем, которые могут пойти «в нагрузку».

Тем не менее, она сейчас прилежно трётся об меня упругими сисечками и пытается заглянуть в глаза, тем самым пытаясь создать у меня, так сказать, стратегическую заинтересованность в ней.

А почему это вдруг в ней такая активность проснулась? А, скорее всего потому, что что-то у неё пошло здорово не так, как она планировала…

Я внутренне улыбнулся, и прошептал прямо в её розовое ушко:

– Ну, рассказывай уже, как ты до жизни такой дошла, красавица…

Она трогательно так шмыгнула носиком, ещё плотнее ко мне прижалась, и жарким шёпотом начала своё повествование, изредка прерывая его тихими жалостливыми всхлипываниями…

– Петя, ну что ты на этих двух малолеток уставился? – спросила Василиса Родионовна своего дражайшего супруга, – они даже танцевать толком не умеют, не говоря уже о вещах по-серьёзнее. Вон, гляди, сейчас ноги друг другу по-оттаптывают…

– Дорогая Василия, – ухмыльнулся Пётр Сергеевич, – а ты попробуй догадаться о причинах моего интереса к этим невзрачным людишкам…

– Гммм, – озадаченно прочистила горло Василиса, – девчонка мелькала около четы Клюгеров, ну, тех лекарей, что к Добрянским приехали.

– Не о том говоришь, милая, – хохотнул господин Овечкин, – это вообще никто, – и пояснил, – эта девчонка вляпалась в какое-то дерьмо, не знаю, в какое именно, мне это не интересно. Но Клюгеры владеют её пожизненным контрактом, это факт. Нам про неё начальник погранотряда рассказал вчера за преферансом. Они там замучились её оформлять. Рабство-то у нас запрещено.

– Ага, ты хочешь сказать, что она, практически, их рабыня? – госпожа Овечкина поднесла к глазам антикварный лорнет и ещё раз внимательно посмотрела в сторону танцующих, – а почему она тогда, вообще, танцует, а не занимает подобающее ей место где-нибудь за спинами хозяев?

– Гуманисты, – господин Овечкин вложил всё своё презрение в это слово, – причём, это они на людях позволяют ей подобные вольности, а дома, как мне говорили, и высечь могут как следует. И регулярно секут, да…

– Лицемеры, – госпожа Овечкина преисполнилась чувства собственного превосходства перед этими двуличными демократами.

Все знали, что у Василисы Родионовны особо не забалуешь, и в их роду практиковались различные виды наказаний, включая и телесные.

Причём перепадало иногда даже и полноправным членам рода, не говоря уже о слугах и прочем разном персонале.

При этом Овечкины были чужды всяческого человеколюбия, включая даже показное.

А Пётр Сергеевич, вообще, любил повторять, что гуманизм, это, как раз, то, чем занимаются в душевых комнатах страдающие от подростковой гиперсексуальности мальчики…

– Ага, значит, девчонка внимания твоего привлечь не могла… Тогда получается, что парень? – спросила Василиса Родионовна своего благоверного.

– Получается, что он, – вздохнул господин Овечкин.

– И чем он прославился, что ты на него внимание обращаешь, да и ещё вздыхаешь так сокрушённо? – едко поинтересовалась супруга Петра Сергеевича, – ты ж, вроде, больше по девочкам у меня? Только, бывало, отвернёшься, а Петя мой уже горничную в темном уголке приходует… Думала, как Серафиму эту на работу взял, так немного угомонился, а оно, вон оно, оказывается, что… – хихикнула Василиса Родионовна.

– Совесть поимей, песочница старая, – Пётр Сергеевич, ничуть не стесняясь присутствующих, ощутимо ущипнул супругу за ещё вполне себе упругую задницу.

Супруга довольно взвизгнула, и аж порозовела слегка, на время убрав с лица вечно брезгливую мину:

– Уймись, греховодник старый! – госпожа Овечкина всем своим видом, однако показывала, что отнюдь не против. Да и вообще, соскучилась она по мужской ласке, – рассказывай давай, что там у тебя за интерес такой к мальчикам вдруг проклюнулся.

– Интерес то у меня обычный, меркантильный, – Пётр Сергеевич перешёл на серьёзный тон, – мне нужен майорат этого лоботряса, но вот беда, что-то никак не складывается это у меня.

– У тебя, – удивлённо переспросила Василиса, – и не складывается?

– Ну да, хотел руками Васи Троекотова с ним разделаться, так этот живчик Васеньку-то моего быстро на ноль помножил, я даже не ожидал от него такой прыти.

– И что, так и отступишься? – Василиса, как никто, знала, что не отступится её муженёк.

Он, как питбуль, если вцепится, то хватку его челюстей уже и не разжать ни чем, и сейчас она просто таким образом любопытствовала относительно ближайших планов своего супруга.

– Ну, сейчас готовлю следующую попытку, с учётом допущенных ошибок, – нахмурился Овечкин, – надо показательно разделаться с этим нахалом, чтобы и другим неповадно было.

Он едва удержался от того, чтобы сплюнуть себе под ноги, но вовремя вспомнил, что плеваться тут не комильфо, дворянское собрание, всё-таки:

– Ты ж посмотри, Василия, этот мерзавец до такой степени обнаглел, – господин Овечкин аж раскраснелся от охватившего его праведного гнева, – что на бабу свою нацепил наши рубины.

– Как это? – вскинулась Василиса.

– Да я через Васю толкал партию ювелирки, а тот её продать не успел, а этот Антонов, похоже, всю эту бижутерию и затрофеил.

– Так надо вернуть собственность-то, – чуть ли не прорычала Василиса, и её холёные пальчики непроизвольно скрючились. И теперь её руки формой своей очень напоминали лапы пустынного грифа.

– Да разошлось уже всё…

– Ну, я Робертика сейчас пошлю, – пусть он с этой фифы посрывает всё наше…Хотя Робертик, это всё равно что мы с тобой для всех… Сразу поймут, сволочи…

– А давай, – внезапно оживился Пётр Сергеевич, – и, не дай бог, кто-нибудь хоть что-нибудь вякнет. Уничтожу. Давно пора показать всем этим мелким лизоблюдам, кто тут хозяин… А то, ишь, по-привыкали, понимаешь…

Я танцевал, выслушивая грустную, но, отнюдь не необычную, историю крушения девичьих надежд.

Моя знакомая поведала мне, как, прибыв на Керрату, в то самое рекрутинговое агентство, обещавшее ей работу, она совершенно наивно и безответственно поверила на слово улыбчивым рекрутёрам и выпустила из рук документы.

Ей клятвенно пообещали всё быстренько оформить и, не позднее, чем завтра, направить её к непосредственному работодателю.

На вопрос, а что ей сейчас делать, сказали, что сегодня она может отдыхать, а завтра подходит сюда же в это же время.

Хорошо, что хоть банковскую карточку сохранила, но, как оказалось, очень ненадолго.

Как только она вышла из этой конторы, к ней подошли два представителя миграционной службы.

На их просьбу предъявить документы, она, как и следовало ожидать, ответила, что отдала их для оформления.

Услышав эти её слова, оба представителя исполнительной власти переглянулись, ухмыльнулись, и в один голос сказали:

– Пройдёмте.

Не взирая на её слабые трепыхания и предложение пойти в офис рекрутёров и там уладить недоразумение, её быстро и профессионально упаковали, со словами, истинный смысл которых она прочувствовала несколько позже:

– И, дамочка, запомните, это были не рекрутёры, хе-хе. Это были именно хедхантеры1.

Бедную, ничего не понимающую Эви отвезли в какой-то отстойник. Тут, в душном и грязном зале, где вдоль стен в несколько ярусов располагались жесткие пластиковые лежанки, бестолково толпилось много разномастных личностей.

Весь находящийся в помещении народ был каким-то помятым, на лицах многих была написана полная безысходность и растерянность. Хотя тут были и личности иного плана, в глазах которых угадывался хищный блеск.

Вот тут Эвелин и лишилась своей банковской карточки, причём она до сих пор не могла понять, кто именно и когда её спёр.

И после того, как Эви отсидела сутки в этом обезьяннике, её вызвали к местному начальнику.

Убедившись в том. что у девушки отсутствуют не только документы. но и деньги, которые и интересовали его в первую очередь, тот обрисовал ей ближайшие перспективы.

От нарисованной добрейшим представителем закона картины ей поплохело сразу, непосредственно в начальственном кабинете.

Когда её откачали, разговор продолжился. Она окончательно поняла, что попала в глубочайшую задницу.

Предлагаемых вариантов было всего два.

Или её высылают с планеты, а, поскольку документов и денег у неё нет, то высылают её в полудикую систему, где можно некоторое время выжить, работая на местных рудниках. Но недолго.

Второй вариант – это подписание бессрочного контракта. Этот контракт может быть передан от одного лица другому, продан, подарен, ну и так далее. Суть в том, что она сама идет в качестве бесправного приложения к этому контракту и, фактически, является собственностью его владельца со всеми вытекающими.

На рудники не хотелось совершенно, а потому она выбрала, как тогда ей казалось, меньшее зло.

Она прекрасно понимала, конечно, что теперь вероятность попасть в бордель для неё становится совсем ненулевой, но тут ей повезло.

Видимо, та контора, которая так качественно избавила её от документов и надежд на будущее, работала в тесном взаимодействии с доблестными стражами порядка и миграционного законодательства.

Иначе, чем объяснить то, что её контракт был продан почтеннейшему доктору Клюгер?

Видимо, ушлые работорговцы смогли получить свой небольшой бонус и за то, что у неё было медицинское образование.

И насчёт везения. Эви быстро убедилась в том, что везение то у неё оказалось достаточно относительным.

Она попала в качестве прислуги в семью Клюгеров. Кроме того, подразумевалось, что она будет ассистировать главе семьи, господину Альберту Клюгеру в проводимых им операциях в качестве операционной сестры. Соответствующее образование то у неё было, всё таки.

А этот самый глава семьи, уже довольно пожилой Альберт, невзирая на груз прожитых лет интерес к женскому полу таки сохранил.

И, следует отметить, предполагал использовать Эви ещё и в качестве совершенно бесплатной и безотказной, вследствие её рабского статуса, любовницы.

Но тут его сексуальные мечты вошли в жестокое противоречие с действительностью.

Его супруга, почтенная Марта Жозефина Клюгер (в девичестве Штюрвегер) была категорически против. То есть совсем. Не взирая на то, что сама была безнадёжно фригидна.

Она рьяно взялась блюсти моральный облик супруга, так как помимо того, что обладала ужасным характером, который с годами становился всё ужаснее и ужаснее, была ещё и ревнива до чрезвычайности.

Картина была бы не полной, если бы мы не упомянули о её отвисших щеках, тройном подбородке и неохватной заднице.

Таким образом, все поползновения со стороны господина Клюге пресекались его авторитарной супругой в самом зародыше и Эви пока избегала сексуальных контактов с любвеобильным медиком.

Но, после каждой попытки по овладению её телом, предпринимаемой неугомонным Альбертом, госпожа Марта наказывала Эви за безнравственное, как она изволила выражаться, поведение.

Наказание тоже было классическим. Госпожа Марта, как опытный палач, раскладывала Эми на лавке, попой кверху, и на глазах у блудливого супруга от души угощала девушку розгами, тщательно вымоченными в солоноватой воде.

Прямо скажем, удовольствие ниже среднего.

Госпожа Марта настаивала на том, что бы Альберт непременно присутствовал при экзекуции. Тот был совершенно не против, либо потому, что для него это был единственный способ насладиться видом обнаженной попы своей ассистентки, либо просто потому, что он был латентным садо-мазохистом.

Вот такая вот история, да…

– А что это они, даже отпустили тебя танцевать? – поинтересовался я.

– Они хотят выглядеть, как говорит Марта, прогрессивными гуманистами, исповедующими инклюзивность, борющимися за разнообразие и права угнетаемых меньшинств…

– Понятно, – ухмыльнулся я, – а от меня ты чего хочешь? – в общих чертах я представлял, о чём сейчас мечтает Эви, и мечты её были, я так думаю, совсем не о сексе.

– Я… – она опустила глаза и особенно плотно прижалась к моему бедру низом живота, – спаси меня.

– Спасти тебя… – подумал я про себя, – наверное, учитывая то, что у тебя над головой написано «целитель», это может иметь смысл, – вслух же сказал:

– Я тронут твоей историей, тебе действительно нужно помочь, – и тут же словил благодарный взгляд и ощутил, как она, не прерывая движения, умудрилась сжать мою ногу своими бёдрами, – но мне нужно немного поразмыслить… Вы долго тут предполагаете оставаться?

– Не меньше недели, – выдохнула Эви, и опять подняла на меня свои огромные влажные глаза, – так ты поможешь мне?

– Да, помогу, – пообещал я, – и да, если вдруг рядом с тобой появится из ниоткуда странное, похожее на кота животное с двумя добавочными руками, то не пугайся.

– Какое животное? – спросила она, и глаза её, как мне показалось, распахнулись ещё шире, хотя я прекрасно знаю, что это физически невозможно…

– Увидишь, – улыбнулся я.

Музыка стихла, и я отвёл Эви к одному из столиков, стоявших в непосредственной близости от места, где расположились её теперешние владельцы.

И двинулся к своим. Только вот, по мере приближения к тому месту, где я оставил ребят, у меня крепло чувство, что сейчас мне опять предстоит слегка подраться.

1Headhunter – так обычно называют рекрутёров, а вот буквальный перевод этого слова с английского, это «охотник за головами».

Глава 19
Продолжаем развлекаться

Увидев, что прямо перед Истер стоит и вызывающе кривляется какой-то вертлявый тип, я, в общем-то, и не удивился особо. Нас продолжали пробовать на прочность.

Пригляделся. Над головой наглеца я разглядел цифру «17» и надпись, кратко характеризующая это существо: «Роберт Клюев, бретёр».

– Опять бретёр… Он что, Истер на дуэль там вызвать пытается? – раздражённо подумал я, ускоряя шаг.

– Ты, шлюха! – донёсся до моего слуха визг этого самого Клюева.

– Ага, – пронеслась в моей голове мысль, – нарывается, придурок… Ну, ладно, пусть нарывается. Я уже иду…

Тут Серёга, хоть и не боец, благородно попытался заслонить Истер от этого агрессивного хама. Но хам, чувствуя, вероятно, его неуверенность, грубо толкнул моего товарища в плечо, отодвигая в сторону, и продолжил орать дурниной и брызгать слюной.

А вопли его сводились к обвинениям Истер в том, что она украла те драгоценности, кои сейчас были на ней. Интересно, однако…

Вокруг быстро собралась группа высокородных зевак. Дело принимало такой оборот, что придется мне, скорее всего, опять выходить в круг.

Я уже не так опасался этого, как в первый раз, но всё равно, большого удовольствия мне дуэли не доставляли. Клоунада, как есть… Жалкая клоунада.

Первым делом, приблизившись к демонстративно истерящему бретёру, я взял его сзади за воротник, и что было сил дёрнул назад и немного вниз, не забыв подставить ногу ему под пятки.

Поток сквернословия, до этого непрерывно изливавшийся из ротового отверстия этого мерзавца, мгновенно прекратился, ненадолго сменившись придушенным хрипом. А потом этот персонаж свалился на пол, сильно приложившись затылком о крепкое дерево паркетной плитки.

Но, похоже, череп у него был отлит из чугуна, так как он не обратил на это никакого внимания, а на паркете осталась небольшая вмятина.

Напротив, на его неприятном лице расцвела не менее неприятная ухмылка. Он не спеша поднялся, отряхнулся и процедил мне в лицо:

– Твоя шлюха украла украшение у приличных людей, а ты… – больше сказать он ничего не успел.

Того, что он сказал, мне вполне хватило. Удар правой получился, ну, просто, на загляденье. По груше не всегда так удачно удаётся попасть, а тут… В общем, я был доволен собой.

Зубы и брызги кровавой юшки разлетелись веером, и, по странной случайности, ни на кого не попали.

Я был спокоен, так как вокруг находилось достаточно много народу, чьё внимание было и так направлено на нас.

Поэтому происшедшее теперь очень трудно толковать иначе, нежели намеренное оскорбление моей дамы со стороны этого недоумка.

А недоумок, кстати, в очередной раз поднялся с паркета и уставился на меня. Теперь в его взгляде самодовольства, равно как и глумливого веселья, не наблюдалось.

Он смотрел на меня, как смотрят в прорезь прицела.

Мой удар вполне можно было расценить, как пощёчину – общепринятое ритуальное действие, означающее вызов на дуэль, а потому я не очень то и удивился, когда Роберт Клюев, утерев окровавленные губы прошамкал:

– Дуэль, шерес пол-шаса фо дфоре. Шпахи. То смерти.

Да, теперь дантисты озолотятся, ну, в том случае, разумеется, если этот хлыщ сегодня скоропостижно не скончается. От естественных причин, хе-хе.

– Твой Робертик, мне кажется, несколько перестарался, – флегматично прокомментировал происходящее Пётр Сергеевич, – ты разве приказывала ему затеять дуэль?

– Да, а разве это было нежелательно? – искренне удивилась Василиса Родионовна.

– Ну, – глубокомысленно хмыкнул господин Овечкин, – мне-то, собственно, всё-равно…

– Серж, тогда к чему все эти твои вопросы? – перешла в атаку госпожа Овечкина, – сейчас Робертик убьёт этого несносного Антонова, который приносит тебе сплошные беспокойства, и всё будет хорошо… Разве не этого ты хотел?

– А ты уверена, что у твоего Робертика хватит сноровки, чтобы сладить с таким, – Пётр Сергеевич слегка задумался, – с таким непростым противником?

– Робертик победил более, чем в трёх десятках дуэлей! – взвилась госпожа Овечкина, – и сражался он не только с такими неумехами, как этот вонючка Антонов, а с признанными мастерами шпаги. И одерживал убедительные победы, между прочим!

– Свет очей моих, – Пётр Сергеевич успокаивающе сжал пальцы супруги, – не кипятись, будь добра…

– Извини, Петя, я просто приняла эту ситуацию близко к сердцу, да и твоё неверие в победу…

– Василия, ты же знаешь, я человек очень прагматичный, – продолжил Пётр Сергеевич, – и категориями веры во что-либо я не оперирую в принципе. И, тем не менее, взвесив все «за» и «против», я прихожу к выводу, что ты серьёзно рискуешь этим своим Робертиком…

– Робертик лучший поединщик на этой планете! – в запале провозгласила Василиса Родионовна, да так неожиданно громко, что тучная дама в просторном розовом платье, украшенном дорогими кружевами, удивлённо обернулась на звук.

– Тихо, дорогая, тихо, – улыбнулся Пётр Сергеевич, – люди оборачиваются…

– Прости, дорогой, – извинилась госпожа Овечкина, – но Робертик просто не может проиграть этому ничтожеству!

– Экая ты у меня азартная-то, – сказал Пётр Сергеевич, поглаживая супругу, – раз так, то давай поспорим.

– Я так поняла, что мы спорим относительно того, победит Робертик этого Антонова, или нет?

– Да, ты всё правильно поняла, – Пётр Сергеевич немного задумался, – в общем так, если я прав, и Робертик проигрывает, ты прекращаешь третировать Серафиму и пугать её поркой.

– Кобель, – фыркнула Василиса Родионовна, – ладно, ты обзавёлся ещё двумя младшими жёнами. Понимаю, политика, деловые связи и всё такое… Но я не хочу терпеть твои откровенные заигрывания с этой распутной девкой!

– Ну, если начинать разговор о том, что мы хотим терпеть, а что нет… – прищурился Пётр Сергеевич.

– У тебя есть, что возразить мне? – приподняла бровь Васислиса.

– Я же до сих пор не кастрировал твоего ненаглядного Робертика, – он с насмешкой посмотрел в глаза супруги, – хотя я точно знаю, – эти слова он интонационно выделил, – что есть за что…

– Ладно, я согласна, – сказала госпожа Овечкина, опустив взгляд в пол, – а что будет, если он всё таки выиграет? – и опять с вызовом уставилась на мужа.

– Тогда я его всё таки не кастрирую, – сквозь зубы процедил Пётр Сергеевич, а потом, почти не двигая губами, обращаясь, видимо, только к самому себе, продолжил, – в ближайшее время…

– Андрей, ты опять собираешься драться? – Истер подступила вплотную ко мне и встревоженно посмотрела в моё лицо.

– Дорогая, ну, не мог же я просто так спустить ему оскорбления в твой адрес, – я успокаивающе улыбнулся, встретившись с ней взглядом, – главное, чтобы ты искренне желала моей победы, и мы обязательно прорвёмся, не взирая ни на что.

– Андрей, – это уже Серёга подошёл, – этот тип весьма опасен.

– Я понял, – отозвался я, – других ко мне, похоже, уже и не засылают.

– Поговаривают, что он человек Овечкина, – озабоченно продолжил он, понизив голос, что бы не афишировать предмет нашего обсуждения.

И правильно, а то уши некоторых, близко к нам стоящих, показались мне излишне настороженными.

– Да чей бы он ни был, – рыкнул я, – никто не имеет права оскорблять меня или тех, кто со мной.

– А тебя не смущает тот факт, что это известный бретёр? – поинтересовалась Светлана, – и на его счету целая череда побед над весьма серьёзными противниками?

– Светочка, – улыбка у меня вышла довольно кислой, – следует признать, что ты совершенно не представляешь, насколько я живучий.

– Хочется, конечно, верить, – скептически ответила Серёгина подруга, – но что-то как-то боюсь я за тебя…

– Ну ладно, давайте опрокинем ещё по бокальчику вина, да пойдём к ристалищу, – предложил я всей нашей честной компании, – а то в горле, что-то, сухость какая-то образовалась…

Пока Сергей разливал по бокалам вино, Истер наклонилась ко мне, и задала вполне ожидаемый вопрос:

– А ты мне расскажешь, что это за таинственная красавица тебя на танец пригласила? – и хитро так посмотрела на меня.

– Расскажу, конечно, – вздохнул я, – куда мне деваться то от вашей любознательности?

– Ну, тогда рассказывай, – сказала подруга, всем своим видом давая понять, что это её, страсть, как интересует.

Я совершенно без утайки рассказал ей нехитрую историю наших с Эви романтических отношений, ну и, разумеется, в красках обрисовал ту ситуацию, в коей она оказалась по причине своей доверчивости и наивности.

Как я и ожидал, Истер прониклась. Она действительно сопереживала героине моего рассказа, так что на какое-то время её ревность отошла на второй план. Но не надолго.

Дослушав мой душещипательное повествование до конца, она, чтобы уже быть уверенной, переспросила:

– Так ты действительно собираешься помочь этой бедняжке?

– Конечно, – подтвердил я, – тем более, что она может быть очень полезной.

– Чем же это она может полезной быть? – снова недобро прищурилась Истер, – постель согревать твою? Так и я с этим неплохо справляюсь, не? – и с вызовом посмотрела на меня.

– Справляешься, справляешься, – я не удержался, и, произнося эти слова, ощутимо сжал в ладони её ягодицу.

Подруга ойкнула и сделала большие глаза:

– Угомонись, люди же кругом.

– Так ведь не смотрит никто, – таинственным шёпотом проговорил я, заодно дублируя только что совершённое действие.

– Не уходи от темы, – Истер сконструировала стервозную гримаску и тюкнула меня кулачком в грудь, хотя массаж её ягодичной мышцы немного снизил накал страстей, – рассказывай, давай, о несомненной пользе, которую привносят в семью посторонние девчонки…

– Ну мы же с тобой обсуждали то, что ты вряд ли долго будешь единственной женой…

– Так я ещё и не жена вовсе, а уже не единственная, – Истер надула губёшки и незаметно от окружающих вонзила свои коготки мне в руку. Надо сказать, весьма чувствительно.

А, вообще, интересно… Женщины их специально точат, или оно так уже и было изначально задумано?

– Вот же ты ревнивая какая. – вздохнул я, – а ведь обещала же прилично себя вести

– Да помню я, – грустно отозвалась подруга, – так что не бойся, никому глаза выцарапывать не буду…

– Я знаю. Вы подружитесь, – может быть, излишне оптимистично провозгласил я.

Прозвучали эти слова, всё-таки, как-то неубедительно, да…

Но, уже пришло время идти на задний двор, где и будет проходить наш с Робертиком поединок.

К моменту нашего появления на заднем дворе было уже довольно много народу. Люди слонялись повсюду, хотя основная часть потенциальных зрителей уже дисциплинированно построилась в очередь около свежепоставленного прилавка.

За прилавком стояли две очень подвижные дамы, одна из которых принимала заказы и деньги. А вторая деловито разливала по стаканам заказанные горячительные напитки, и выдавала их страждущим.

Я про себя отметил, что администратор дворянского собрания свой хлеб ест не зря.

И если в зале, по традиции, угощенье было выставлено, так сказать, за счёт заведения, то тут, если хочешь промочить горло, изволь раскошеливаться.

Мы подошли к ограждению, и я начал готовиться к дуэли.

Само собой, шпагу из ладони я сейчас выращивать не стал, дабы не возбуждать ненужного ажиотажа, а вот оружие для левой руки – дагу, я потихонечку создал, незаметно для публики, разумеется.

Если припрёт, то буду использовать её, и как метательное оружие. И не надо мне говорить, что дага к метанию не приспособлена совершенно.

Я это не хуже вас знаю. Но если этот тип не допустит того, чтобы моя шпага таки дотянулась до его тушки, то проблему придётся решать таким вот неказистым способом, как швыряние оружия в морду оппонента.

Ведь для меня главное то что? Правильно, мне надо, чтобы мои наниты пробрались в организм бретёра и добились скорейшего прекращения его функционирования.

Но, не будем предвосхищать события. Я не знаю, как оно обернётся. Просто хочу быть готовым ко всему.

А народу во дворе уже изрядно топталось. Похоже, что наш бой явился некоторым незапланированным развлечением для почтеннейшей публики.

Ну, вот и распорядитель пожаловал, и пригласил в круг и меня, и Роберта Клюева.

Каждый из нас стоял на своей стороне круга, а распорядитель взялся рассказывать всем собравшимся, кто и зачем тут собирается биться до смерти.

Наконец со вводной частью было покончено, и распорядитель дал сигнал начинать, после чего, с завидной для его комплекции ловкостью перемахнул через канаты и теперь контролировал наш поединок со сравнительно безопасного расстояния.

Робертик с перекошенной от злобы рожей начал потихоньку приближаться. Надо отдать ему должное, что, хоть он и шевелил демонстративно усами, пытаясь создать у меня впечатление того, что он плохо себя контролирует, движения его были экономны и точны.

Глядя на то, как он двигается. Я осознал, что меня сейчас опять будут нещадно унижать.

И хоть этому живчику и суждено было сегодня скоропостижно скончаться от какой-нибудь коварной хронической хвори, но я ясно отдавал себе отчёт в том, что перед своей кончиной он успеет изрядно надо мною поиздеваться.

Ну, этим он сразу и занялся. Я козликом скакал по всему рингу, уворачиваясь от его шпаги, которая не уставала жалить меня, стоило мне только зазеваться.

Уже через пять минут после начала этого избиения я весь был покрыт царапинами и мелкими уколами.

Другое дело, что наниты оперативно перекрывали кровотечение, так что сил я из-за этих уколов почти не терял, хотя они и побаливали.

Я так понял, что Зоэ намеренно не проводила полного обезболивания, чтобы я оставался в тонусе.

По ходу дела я мельком бросал быстрые взгляды на зрителей. Мне было интересно, кто как реагирует на происходящее со мной.

Подавляющее большинство присутствующих болело за моего оппонента. Мужчины подбадривали его криками, дамы радостно визжали всякий раз, когда этому гаду удавалось в очередной раз испортить мою нежную шкурку.

Но, на этом фоне здорово выделялась Эви. Она смотрела на все это действо огромными, наполненными слезами сострадания глазами, сопереживая мне.

А, может быть она просто начинала осознавать, что если меня убьют, то ей останется только одно – коротать свой век с этими престарелыми садистами, которые будут продолжать сечь её регулярно и добросовестно. А в перерывах между экзекуциями молиться. чтобы её не продали в бордель.

Истер же не отрываясь смотрела… Нет, не на меня, а на моего оппонента. Меня это даже сперва немного покоробило.