Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"
Автор книги: Си Джей Уотсон
Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 311 страниц)
Интерес к внешнему миру вернулся к Франческо только ближе к обеду. Гильтине закрыла ставни и начала раздеваться. Наконец на ней осталась только маска и запятнанные чем-то темным бинты.
– Что ты делаешь? – спросил Франческо, которому все вокруг представлялось мягким и сияющим. Блаженство стало невыносимым, как затянувшийся оргазм.
– Мне нужно наложить повязки.
– Кажется, ты и так достаточно забинтовалась. Ты мумия, что ли? – Он засмеялся. Прелесть его состояния заключалась в том, что все казалось ему абсолютно незначительным.
Гильтине наклонилась над сумкой и вынула несколько баночек с кремами и лосьонами, рулоны свежих бинтов и фиксаторы. Разрезав скальпелем марлю на левом запястье, она начала срывать повязку, однако на сей раз вместе с коростой сходили целые лоскуты кожи. Крови не было, но неожиданная слабость заставила ее остановиться, хватая ртом воздух.
Почувствовав, что Гильтине дурно, Франческо вскочил с кровати и бросился к ней:
– Я помогу.
– Нет. – Гильтине оттолкнула его и обессиленно пошатнулась.
– Почему нет? Разве мы не друзья? – Ему показалось странным произносить это вслух, но сегодня Франческо так хотелось поделиться чувствами с миром, что они буквально разрывали его изнутри. – Меня учили оказывать первую помощь, когда я был бойскаутом. Это мать меня в скауты записала! Разве не здорово? – Франческо отвел руку Гильтине и взялся за обрезанные концы бинтов. – Больно?
– Нет.
Он посмотрел на ее обнажившееся запястье. Кожа была измазана чем-то вроде склизкого ила и воняла гнилыми цветами. По крайней мере, так ему показалось – в нынешнем состоянии он не мог доверять своим глазам.
– Кажется, марля не присохла. Я продолжу?
Маска Гильтине повернулась к нему. Глядящие из прорезей глаза казались настороженными, как у дикого животного. Женщина медленно кивнула:
– Не прикасайся к ранам.
– О’кей.
Франческо резко дернул за полоску бинта. Повязки содрались вместе с остатками кожи и крупными кусками отмершей плоти. Гильтине увидела оголенные мышечные волокна, почти дочерна сгнившую кость. От едкого запаха заслезились глаза.
Франческо растерянно смотрел на Гильтине. Если не обращать внимания на ил, ее рука выглядела совершенно здоровой. Когда он помог ей снять остальные бинты, перед ним оказалась миниатюрная женщина с выбритым лобком. Шрамов у нее было хоть отбавляй, но ни язв, ни ранений он не заметил.
Данте с Коломбой вернулись в его временный люкс, где воняло пивом и застоявшимся сигаретным дымом похуже, чем в кабаке, потому что Лео и двое амиго просидели в номере до рассвета. Данте забыл снять с двери табличку «Не беспокоить», и в комнатах так и не убрались. Вероятно, номер, где обосновался Сантьяго, был в еще худшем состоянии, потому что под дверью лежало предварительное требование о возмещении стоимости прожженного дивана.
– Да кем он себя возомнил, Питом Доэрти?[172] – проворчал Данте, комкая листок и заваривая себе четвертый эспрессо.
Коломба молча достала из холодильника колу. Она не переставая думала о Гильтине и синдроме Котара, информацию о котором нашла в Интернете.
– Она зомби, – пробормотала она.
– Только в собственной голове. – Убедившись, что датчик дыма по-прежнему надежно заклеен скотчем, Данте закурил. – Причем в прямом смысле. Причины заболевания точно не установлены, но, по всей видимости, оно связано с повреждениями мозга. Живые люди воображают себя трупами. Иногда им даже кажется, что они гниют. Они уверены, что их внутренние органы исчезли, а самим им не нужно больше ни есть, ни пить. Та еще потеха. Без медицинского вмешательства такие больные в конце концов действительно погибают.
– Запах, который ты почувствовал…
– Это какое-то средство, замедляющее разложение, вроде тональника того парня в гробу. Его используют для реставрации и макияжа трупов. Думаю, она пользуется им, чтобы притворяться здоровой. Хотя, само собой, в этом нет никакой нужды. Н-да… Если я умру раньше тебя, позаботься, чтобы меня кремировали.
– А прах куда?
– Развей в музеях Ватикана. При жизни мне так и не удалось там побывать – слишком людно.
Коломба вспомнила, как описывал Гильтине Андреас.
– Значит, под бинтами у нее ничего нет. Ни ожогов, ни повреждений.
Данте пожал плечами:
– Похоже на то. Хотя, если постоянно наносить на кожу такую гадость, раздражения не избежать.
– Как считаешь, в какой момент она решила, что умерла?
– Возможно, когда Максим бросил ее в ледяной ванне, она и сама поверила, что погибла. Может быть, синдром был вызван повреждениями мозга, полученными в результате нехватки кислорода. Надо бы спросить, что думает Барт.
– Гильтине собирается свести счеты с врагами, прежде чем окончательно сгниет…
Данте покачал головой:
– Мне ее жаль.
– А мне – нет. Она убила слишком многих ни в чем не повинных людей. – Коломба села на диван, который ничуть не отличался от того, что стоял в прежнем номере Данте, но вследствие самовнушения казался ей менее удобным. Зато на новом диване успел пару раз подремать Лео, и Коломба мимоходом подумала, какой он милый, когда спит.
Затем она уже не мимоходом подумала, что тупеет. Она только что вышла из морга, где покоился труп одного из ее подчиненных. Нашла время предаваться влажным фантазиям!
– Мы знаем, кто она и кого убивает. Кто будет ее следующей жертвой? – Коломба взяла пачку распечаток, которые оставили ей двое амиго, когда она их отпустила.
Коломба сообщила бывшим подчиненным, что снимает их с дела, только после ухода Лео. Новость их отнюдь не обрадовала, но они так устали и расстроились из-за Гварнери, что даже не пытались возражать. Она пообещала, что будет держать их в курсе событий, однако выполнять обещание не собиралась. Возможно, однажды она и расскажет им обо всем, если, конечно, они с Данте выживут.
– У «COW» есть члены по всему миру. В одной только Италии у них целых три филиала и еще двадцать – в других европейских странах, – сказала Коломба, перечитывая бумаги, которые ночью просматривала до рези в глазах.
– Давай сосредоточимся на Италии.
– Не вижу ни одной подходящей жертвы. В правление входят девяностолетний южноафриканец Джон Ван Тодер и его ровесница Сюзанна Ферранте – италоамериканка из Бостона. Плюс финансовый директор-англичанин и погибшая Ветри, которая занималась связями с общественностью. Ну и так далее.
– Русские, украинцы?
– Никого. Теперь, после смерти Ветри, Гильтине должна нацелиться на кого-то из них или на человека, который не фигурирует в официальных документах, но, по ее мнению, на деле возглавляет фонд.
Данте вздохнул:
– Может, стоит их предупредить? Мы могли бы просто позвонить им и сообщить об опасности. Пусть отменят все мероприятия и запрутся дома. Пришлось бы изрядно постараться, чтобы нам поверили, но кто-то из руководства фонда наверняка помнит сбежавшую из Коробки девчонку.
– Да, я тоже об этом подумала, – неохотно сказала Коломба. – Но я боюсь, что тем самым мы приведем в действие еще более безжалостный механизм. Сколько еще максимов оказывают им свои услуги?
– Даже если сейчас в их распоряжении нет наемников, их друзья-подрядчики легко предоставят новых.
– И потом, мы не знаем, что на уме у Гильтине. Если она уже заложила под каким-нибудь зданием динамит, то может все равно его взорвать, а потом начать убивать людей наобум.
– Она ничего не делает наобум.
– Ты же сам сказал, что она сумасшедшая. Лучше всего попытаться остановить ее самим. А значит, действовать нужно наверняка. – Коломба протянула ему бумаги. – Выбирай.
Данте покачал головой:
– «COW» планирует какие-либо вечеринки или мероприятия в Италии?
– Не меньше десятка, – сказала Коломба, с трудом сфокусировав сонный взгляд на распечатках. – И все на этой неделе, потому что у фонда юбилей. Ну что, попробуешь угадать?
– Сначала ответь на последний вопрос. Можешь узнать, не находится ли кто-то из родственников Ветри неподалеку от места проведения этих раутов? Может, проверить регистрацию на авиарейсы?
– Зачем?
– Затем, что, возможно, убийство Ветри преследовало какую-то цель. Вспомни, как Гильтине воспользовалась в качестве прикрытия ИГИЛ. В прошлом Гильтине всегда инсценировала несчастные случаи и бытовые преступления.
– Да уж, мера довольно экстремальная. Похоже, она поставила все на последнюю карту, – согласилась Коломба.
– Не знаю, может, члены «COW» планируют тайные похороны в капюшонах, как в фильме «С широко закрытыми глазами». На такую церемонию Гильтине могла бы проникнуть незамеченной.
– И ты надеешься, что на большой бал пригласили членов семьи?
– Именно.
Коломба задумалась.
– Если один из них заселился в гостиницу, если его имя внесено в систему бронирования и если кто-то из коллег согласится оказать мне услугу…
– Я в тебя верю.
Звонить своим амиго после того, как она их отстранила, Коломбе не хотелось, поэтому она без промедления обратилась к Лео и, выйдя на террасу, разбудила его видеозвонком по «Снэпчату». Через двадцать минут она получила нужный ответ, а еще через час все трое сели в поезд, который, согласно расписанию, должен был прибыть в Венецию ровно за час до начала благотворительного фуршета в честь покойной Паолы Ветри.
Свернувшийся в позу эмбриона Франческо Ветри лежал на полу в одних трусах. Он не спал, но не видел никаких причин вставать – его слишком заворожил узор ковролина. Только подумать, что в материнском доме он не удостаивал и взглядом столетние бухарские ковры в гостиной. Франческо хорошо видел только правым глазом, потому что левый был поврежден очередной инъекцией, которую слегка небрежно произвела Гильтине.
Она тем временем тщательно и с предельным вниманием накладывала на лицо базу, хотя кожа вскипала под слоем плотного воска, предназначавшегося для реставрации тел после дорожных аварий. Поверх воска Гильтине нанесла обыкновенную декоративную косметику. Наконец она подвела брови, накрасила веки тенями цвета «шампань», чтобы подчеркнуть серые глаза, и провела по губам светлой помадой, а затем посмотрелась в зеркало, спрашивая себя, не это ли лицо видит ее галлюцинирующий пленник.
Гильтине понимала, что состояние Франческо вызвано коктейлем из мескалина и псилоцибина, но он так горячо настаивал, что она прекрасна, что она ощутила смутную тревогу и ввела ему дополнительную дозу, чтобы заставить его замолчать. Обычно она не поддавалась порывам, но конец был уже близок, и ей становилось все больше не по себе. Гильтине жила взаймы, и кредиторам не терпелось взыскать долг. Их бормотание слышалось в каждом скрипе мебели, в каждом шорохе штор, крики – в поднятых пароходиками волнах, рев – в гудках барж.
Она надела изумрудные серьги, когда-то принадлежавшие ее любимой женщине. Теперь Гильтине помнила только ее прикосновения и вкус ее кожи. Она чувствовала, как серьги подрагивают в ее мочках: в воздухе сгущалось электричество. Казалось, вот-вот грянет молния. Гильтине знала – грядет великая тьма. Пустота. Партия, которую она начала однажды ночью в Шанхае, выбравшись из ледяной воды, близилась к завершению.
Последние фигуры занимали позиции на шахматной доске.
В Венецию прибыл основатель фонда Джон Ван Тодер.
В свои восемьдесят девять лет он был высок и осанист как стальной прут и обладал белоснежной шевелюрой и коричневой, словно выдубленной кожей. Глядя, как бодро старик, одетый в белую панаму и костюм из альпаки, сходит с трапа частного самолета, доставившего его из Кейптауна, ему можно было дать на двадцать лет меньше. «Белый, но не расист» – с гордостью утверждалось в его биографии, ведь в ЮАР он вернулся после добровольной ссылки на запад только по окончании апартеида. Ван Тодер прилетел один, не считая телохранителей, – на дальновидных инвестициях в недвижимость на юге Испании, медицину и страхование он так разбогател, что не мог обойтись без личной охраны. Как только с таможенными формальностями было покончено, его проводили до крытого катера, который сопровождала лодка государственной полиции.
Прибыли в город и выпущенные Гильтине акулы.
Правда, не в полном составе. Трое отказались в последний момент, очнувшись от безрассудных чар, влекущих их в неизведанные земли. Одного остановили в венском аэропорту – он попытался взойти на борт с самодельным револьвером. Еще одного арестовали в Барселоне, опознав в нем преступника, разыскиваемого за убийство транссексуала. Итак, в Венеции собралась четверка самых целеустремленных, которым хватило ума не выдать себя и не пытаться провезти оружие в ручной клади. Среди акул было двое итальянцев, француз и грек.
Прибыв на назначенное место возле моста Вздохов, они встретились с пятым членом группы, который работал официантом в пиццерии на площади Сан-Марко. В соответствии с инструкциями, отправленными ему Гильтине вместе с последним снафф-видео, официант отвел их в ее бывшее жилище. Воспользовавшись лежавшим над косяком двери ключом, они вошли в апартаменты. Греку – заядлому фетишисту – не терпелось порыться в корзине для белья, и он немедленно исчез в ванной. Остальные собрались за кухонным столом, на котором лежал полиэтиленовый пакет с пятьюстами тысячами евро наличными, а также набор качественных острых ножей в новенькой упаковке, шерстяные лыжные маски и плотные латексные перчатки. Согласно прилагавшимся к этому комплекту письменным распоряжениям, совершив то, что от них требовалось, акулы должны были разделить сумму поровну – если, конечно, доживут до конца. Выйдя из ванной, фетишист предложил поделить деньги и сбежать, но, пока его не было, к группе присоединился шестой участник – шестидесятилетний мужчина, который, несмотря на хорватский паспорт, родился и вырос в Советском Союзе. Не посчитав нужным представиться, он взял один из ножей и аккуратно, чтобы не испачкаться в крови, прикончил фетишиста. Та же судьба ждала официанта, который вдруг сообразил, что участвовать в снафф-фильме вовсе не так весело, как быть его зрителем, и попытался удрать. Последний прибывший одним ударом сбил мужчину с ног и показал на него остальным.
– Ждете приглашения? – спросил он по-английски.
Троица скрутила официанта. Пока один из них зажимал бедняге рот, остальные двое по очереди пинали его и колотили кулаками, после чего все тот же незнакомец наступил официанту на горло.
– Со следующим, кто попытается ослушаться, будет то же самое, – сказал он. – А теперь садитесь и ждите.
Троица повиновалась. Последний прибывший наблюдал за ними, как овчарка за стадом. В этом и заключалось его задание – Гильтине обратилась к единственному человеку, которому могла безусловно доверять. Они не виделись больше двадцати лет, но именно он омывал ее раны в Коробке, а после побега научил ориентироваться во внешнем мире. Мужчина назвал Гильтине свое настоящее имя, однако навсегда остался в ее памяти Полицейским.
Несмотря на все усилия Гильтине, Коломба, Лео и Данте, расположившиеся в купе второго класса высокоскоростного поезда, тоже приближались к Венеции. Данте разлегся на двух сиденьях, прижавшись щекой к стеклу. Содержимое его неизменного пузырька, без которого он не смог бы даже зайти в поезд, погрузило его в глубокую кому, но даже в наркотическом ступоре он мечтал дематериализоваться и выбраться на волю, проникнув сквозь молекулы стекла.
Зато сидящие напротив Коломба и Лео не находили себе места от нетерпения. В конце концов они пересели в вагон-ресторан в середине поезда, чтобы поболтать за чашкой капучино и вафлями.
– Как думаешь, что затевает наша подруга? – спросил Лео.
– Не имею ни малейшего понятия. И, как я уже говорила, меня беспокоят также ее «жертвы», – изображая в воздухе кавычки, ответила Коломба. – У «COW» безупречная репутация. Никто не выдвигал против них обвинений ни в суде, не в прессе, и со стороны они и правда выглядят южноафриканским аналогом фонда Гейтсов[173]. Но если хоть десятая часть из рассказанного нам Данте – правда, они преступники. По крайней мере, военные преступники.
Лео метким броском отправил пластиковый стаканчик в мусорное ведро.
– Если? Ты ему не веришь?
– Лео, ты должен понимать, что Данте постоянно разрывается между двумя мирами – нашим и тем, который видит только он. Когда он говорит об убийцах и лжецах, я ему верю. Когда речь заходит о заговорах, я доверяю, но проверяю. Но об остальном не знаю, что и думать.
– То есть ты не веришь в его версию собственного похищения? – с любопытством спросил Лео.
– Данте предоставил неопровержимые доказательства вины Отца и наличия у него обширных связей. Но что до экспериментов «МК Ультра» и холодной войны… Что тебе сказать? Он даже надеется, что рано или поздно найдет своего брата, который все ему объяснит. Сколько бы я ни твердила, что вероятность его правоты стремится к нулю, Данте продолжает бредить своими теориями. – Коломба пристально посмотрела на Лео. – Но объясни мне вот что: как вышло, что Ди Марко и его коллеги никогда не слышали ни о Гильтине, ни о Коробке? Почему деятельность «COW» никогда не расследовалась? Неужели все эти годы спецслужбы не собирали никаких сведений о фонде и не было ни слухов, ни доносов?
Лео жестом пригласил ее выйти в тамбур.
– Расследуя деятельность мультинациональных военных компаний, рискуешь разворошить осиное гнездо, – сказал он. – Во-первых, может оказаться, что наемники работают со странами-союзниками, а во-вторых, не исключено, что они пригодятся в зонах военных действий нам самим. Думаешь, я никогда не имел дело с подрядчиками? Стоит появиться очередному иностранному миллиардеру, и нам приходится с ними сотрудничать. «COW» связан с какой-то частной военной компанией, которой, очевидно, удалось поладить с нашим правительством.
– То есть для спецслужб они неприкосновенны.
– Но это не значит, что мы сильно расстроимся, если фонд взлетит на воздух. Может, Коробку и продали на свободном рынке, но купило ее точно не итальянское правительство.
– Гильтине играет на руку спецслужбам… – пробормотала Коломба. – Если ей повезет – отлично, а если нет, никому и в голову не придет обвинять в этом их.
Лео пожал плечами:
– Это всего лишь гипотеза, но я бы на их месте так и поступил.
– Правда?
– Коломба, мир раздирают войны, и люди сражаются всеми доступными им средствами. Побочные жертвы бывают всегда. Иногда они необходимы и помогают избежать еще большего кровопролития. Я, например, готов прострелить голову молодому пареньку, чтобы он не взорвал пояс смертника.
– Так это ты застрелил Мусту, – выдохнула Коломба.
– Думаю, ты понимаешь, что мне неприятно об этом говорить.
– Да, но если ты так смотришь на вещи, то я не понимаю, зачем ты здесь. Помимо прочего, ты рискуешь вылететь с работы, как случилось со мной.
– Я уже довольно стар для оперативной работы. Меня бы так или иначе скоро перевели в тыл.
– Это не ответ. Скажи мне правду.
– Ты меня смущаешь, – хитро улыбнулся Лео.
Коломба в шутку нацелила ему в переносицу указательный палец:
– Колись, кому говорят.
– Я не хотел оставлять тебя одну.
Заглянув в купе и увидев, что Данте по-прежнему спит, прилепившись к стеклу, подобно мидии, Коломба погладила Лео по щеке. Он прижал ее к стене и поцеловал. Она притянула его к себе, наслаждаясь близостью его тела, которое недвусмысленно откликалось на ее желание.
– Здесь нет спального вагона, – прошептала она ему на ухо.
– Но есть дверь сзади тебя.
Коломба на ощупь повернула ручку за своей спиной, и Лео подтолкнул ее в туалет. Он запер дверь, и она начала расстегивать его ремень. Под тяжестью кобуры брюки соскользнули на пол. Коломба встала на колени и взяла в рот его член. Боясь не сдержаться, он тут же отшатнулся, нагнул ее над раковиной и нетерпеливо сдернул с нее джинсы. Когда он вошел в нее, Коломба закрыла глаза. Все ее сомнения исчезли, тело задвигалось в такт бедрам Лео. Вожделение и обстоятельства не позволяли медлить, и, поскольку они не предохранялись, вскоре Лео дернулся и отстранился. Чуть позже движения его пальцев заставили Коломбу изогнуться от наслаждения, и она закрыла себе рот рукой, чтобы не закричать. Вот уже три года она не испытывала оргазма – по крайней мере, с партнером из плоти и крови.
Придя в себя, Лео вытер ее бумажными полотенцами. Коломба оделась и умыла лицо.
– По мне заметно? – спросила она, смотрясь в зеркало.
– О да, – с блеском в глазах сказал он.
Приоткрыв дверь и убедившись, что коридор пуст, они торопливо вышли и заняли свои места в купе. Данте по-прежнему пребывал в наркотической полудреме, но видел, как они вернулись. У бодрствующей части его разума не оставалось никаких сомнений в том, что между ними произошло. Он закрыл глаза, чтобы не видеть раскрасневшегося лица Коломбы – такой счастливой он ее не видел за все время их знакомства, – и понял, что потерял ее.








