Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"

Автор книги: Си Джей Уотсон

Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 257 (всего у книги 311 страниц)

– Прекрати строить из себя жертву, Марк. Когда мы познакомились, я уже работала в полиции, ты это прекрасно знал.

– Это правда, – согласился Марк. – И должен сказать, что мне в тебе нравилось и это. Но тебе никогда не приходило в голову хоть на секунду представить себя на моем месте? В один прекрасный день я встречаю невероятную женщину – блистательную, красивую как не знаю что, веселую. И мне даже выпадает счастье стать ее мужем. Но эта великолепная женщина каждый день отправляется на работу в бронежилете. И когда она выходит за порог квартиры со своим полуавтоматическим пистолетом на поясе, я всякий раз спрашиваю себя, увижу ли ее живой. При каждом сигнале сирены, каждой тревоге, каждый раз, когда по телевизору говорят, что где-то стреляют или случилось какое-то ЧП, я спрашиваю себя, не там ли она. А когда раздается звонок в дверь, то кто это? Сосед пришел попросить соли? Или это она забыла ключи? Или, может, это офицер в форме явился мне сказать, что жена погибла при исполнении служебных обязанностей? А какая берет тоска, когда она вечером задерживается! И какая гложет тревога, когда она не перезванивает, хотя я оставил ей уже несколько сообщений! А эти дежурства, из-за которых она ложится спать, когда я встаю, вся жизнь вверх ногами! А ночные вызовы, уходы посреди ночи! И сверхурочные! И работа в выходные! Вот чем была моя жизнь с тобой, Анна.

– Довольно, Марк!

Но он явно не собирался останавливаться:

– Хочу спросить тебя, Анна. Когда ты от меня уходила, ты хоть на миг поставила себя на мое место? Попыталась понять, что я пережил? Когда мы должны были встретиться после работы и поужинать в ресторане, у мадам в последнюю минуту стряслось что-то срочное, я прождал несколько часов и вернулся домой голодным. А сколько раз ты говорила “Еду”, но так и не появлялась, потому что дело затягивалось. Ну неужели так трудно было хоть раз, в виде исключения, передать дело кому-нибудь из тысяч полицейских, входящих в этот долбаный департамент полиции, и поужинать со мной? Потому что пока мадам Анна спасала всех на свете, все восемь миллионов обитателей Нью-Йорка, я себя чувствовал пятой спицей в колеснице, мной занимались в последнюю очередь! Полиция украла у меня жену!

– Нет, Марк, – возразила Анна, – это ты меня потерял. Это ты не сумел меня удержать!

– Дай мне еще один шанс, умоляю.

Анна долго колебалась, прежде чем ответить:

– Я встретила другого человека. Очень хорошего человека. По-моему, я влюблена. Прости.

Повисло ледяное молчание. Вид у Марка был раздавленный. Он долго смотрел на нее, потом с горечью произнес:

– Наверно, ты права, Анна. Но не забывай, ты очень изменилась после того, что произошло в ювелирном магазине. И этого могло не быть! В тот вечер я не хотел, чтобы ты туда ехала! Я тебя просил не отвечать на этот чертов звонок, помнишь?

– Помню.

– Если бы ты не поехала в этот магазин, если бы раз в жизни послушала меня, мы бы до сих пор были вместе.

Анна Каннер

Это случилось вечером 21 сентября 2012 года.

Вечер, когда рухнуло все.

Вечер, когда вооруженный налетчик напал на ювелирный магазин Сабара.

Я неслась сломя голову по Манхэттену на своей немаркированной машине. Магазин находился на 57-й улице. Квартал был полностью оцеплен.

Шеф сидел в грузовике, служившем командным пунктом.

– Налетчик один, – пояснил он, когда я подъехала, – и как с цепи сорвался.

– Один? – удивилась я. – Редкий случай.

– Да. Он, похоже, нервничает. Кажется, захватил владельца магазина и двух его дочек десяти и двенадцати лет, прямо дома, они живут в том же здании. Приволок их в магазин. Видимо, надеялся, что найдут их только завтра. Но мимо проходил пеший патруль, они удивились, увидев внутри свет, и подняли тревогу. Чутье их не подвело.

– Значит, один налетчик и трое заложников?

– Да, – кивнул шеф. – Кто налетчик, непонятно. Знаем только, что мужчина.

– И сколько это продолжается? – спросила я.

– Уже три часа. Ситуация близка к критической. Налетчик требует, чтобы мы не подходили близко, визуального наблюдения нет, штатный переговорщик ничего не может добиться. Даже телефонного разговора. Поэтому я и попросил тебя приехать. Подумал, может, у тебя что-нибудь получится. Прости, что выдернул тебя в выходной.

– Не берите в голову, шеф, это моя работа.

– Твой муж меня скоро возненавидит.

– Обойдется. Как вы хотите действовать?

Особого выбора у нас не было: в отсутствие телефонной связи я должна была установить личный контакт, то есть подойти к магазину. Раньше я такого не делала.

– Я знаю, что у тебя это первый раз, Анна, – сказал шеф. – Если ты не в состоянии, скажи, я более чем пойму.

– Я это сделаю, – заверила я.

– Ты будешь нашими глазами, Анна. К твоему каналу подключены все. В здании напротив сидят снайперы. Если что-то увидишь, скажи. Они сменят позиции, если нужно.

– Отлично, – сказала я, поправляя бронежилет.

Шеф хотел, чтобы я надела пуленепробиваемый шлем, но я отказалась. В шлеме контакт не установишь. Я ощущала, как приливает адреналин, как колотится сердце. Мне было страшно. Хотелось позвонить Марку, но я удержалась. Мне хотелось просто услышать его голос, а не обидные комментарии.

Я миновала оцепление и двинулась одна по пустынной улице, с мегафоном в руках. Вокруг стояла полная тишина. Я остановилась метрах в десяти от магазина и через рупор объявила о себе.

Через несколько секунд в дверном проеме показался мужчина в черной кожаной куртке, с балаклавой на голове. В руках у него был револьвер, он держал на мушке одну из девочек – с завязанными глазами и залепленным скотчем ртом.

Он потребовал, чтобы все разошлись и дали ему уйти. Заложницу он держал перед собой и все время двигался, затрудняя работу снайперам. В наушнике я слышала, как шеф дает разрешение открыть огонь, но снайперам не удавалось как следует прицелиться. Налетчик быстро оглядел улицу и окрестности, видимо оценивая варианты бегства, затем скрылся в магазине.

Что-то было не так, но я не сразу это поняла. Почему он показался? Он был один. Зачем подвергать себя риску получить пулю, вместо того чтобы выдвинуть требования по телефону?

Прошло еще минут двадцать, и вдруг дверь ювелирного магазина с шумом распахнулась. Снова появилась девочка с завязанными глазами и кляпом во рту. Она двигалась вслепую, нащупывая ногой землю, до меня доносились ее стоны. Я хотела подойти к ней, но внезапно в дверях показался налетчик в кожаной куртке и балаклаве, с оружием в обеих руках.

Я отшвырнула мегафон и выхватила револьвер.

– Бросай оружие! – приказала я.

Снайперы его пока не видели, его скрывало углубление витрины.

– Анна, что происходит? – спросил шеф по радио.

– Он выходит, – ответила я. – Открывайте огонь, если он в поле видимости.

Снайперы утверждали, что пока его не видят. Я по-преж нему целила в него, направив револьвер ему в голову. Девочка была впереди, в нескольких метрах. Я не понимала, что он задумал. Внезапно он начал размахивать револьверами и сделал резкое движение в мою сторону. Я нажала на курок. Пуля попала ему в голову, он рухнул.

Звук выстрела громом отозвался у меня в ушах. Поле зрения сузилось. Радио стало потрескивать. За моей спиной немедленно появились спецподразделения. Я пришла в себя. Девочку сразу отвели в безопасное место, а я бросилась в магазин следом за цепью вооруженных до зубов полицейских в шлемах. На полу мы обнаружили вторую девочку, связанную, с завязанными глазами и кляпом во рту, но живую и невредимую. Вынесли ее и стали обыскивать помещение в поисках владельца магазина. Его мы обнаружили в кабинете, когда вышибли дверь. Он лежал на полу: руки связаны кабельной стяжкой, рот и глаза заклеены липкой лентой. Я освободила его, он стал корчиться, держась за левую руку. Сначала я решила, что он ранен, но поняла, что у него сердечный приступ. Немедленно вызвала скорую, и в следующие минуты ювелира повезли в больницу. Девочками занялись врачи.

Перед магазином полицейские суетились вокруг распростертого на асфальте тела. Я подошла к ним. И вдруг услышала удивленный голос коллеги:

– Я что, сплю? У него револьверы прикручены к рукам скотчем.

– Но… это бутафорское оружие, – добавил другой.

Мы стянули балаклаву, скрывавшую лицо: рот его был заклеен толстым слоем скотча.

– Что это значит? – вскрикнула я.

У меня возникло страшное подозрение; я схватила телефон и вбила в поисковик имя ювелира. На дисплее появилось фото, и я еле устояла на ногах.

– Блин, он как две капли воды похож на ювелира, – произнес кто-то из коллег, взглянув на дисплей.

– Это и есть ювелир! – заорала я.

– Если это ювелир, то где налетчик? – спросил кто-то из полицейских.

Вот почему он рискнул выйти и показаться. Чтобы я видела его кожаную куртку и балаклаву. Затем он заставил Сабара их надеть, примотал ему скотчем револьверы к рукам и вынудил вый ти, угрожая заняться второй девочкой. Затем бросился в кабинет, заперся там, заклеил себе глаза и рот клейкой лентой, просунул руки в стяжку, чтобы его приняли за ювелира, и с полными карманами драгоценностей отправился в больницу.

Его план увенчался полным успехом: когда мы с крупными силами полиции прибыли в клинику, куда его доставили якобы с сердечным приступом, он загадочным образом исчез из приемного покоя. Двое полицейских, сопровождавших его в машине, рассеянно болтали в коридоре и не имели ни малейшего понятия, куда он делся.

Налетчика так и не опознали и не нашли. Я убила невинного человека. Совершила худшее, что может случиться с офицером спецподразделения, – убила заложника.

Все уверяли меня, что я ни в чем не ошиблась, что они бы действовали точно так же. Но все равно эта сцена раз за разом прокручивалась у меня в голове.

– Он не мог говорить, – твердил мне шеф, – не мог сделать ни единого жеста так, чтобы не угрожать оружием. Он ничего не мог. Он был обречен.

– По-моему, когда он дернулся, он собирался лечь на землю, показывая, что сдается. Если б я выждала еще секунду, он бы успел. И был бы сейчас жив.

– Анна, если бы перед тобой был настоящий налетчик, то за эту секунду ты бы точно получила пулю в голову.

Больше всего меня задевало, что Марк никак не мог ни понять, ни посочувствовать. Не зная, как одолеть мою тоску, он только и делал, что вспоминал тот вечер и твердил:

– Господи, Анна, если бы ты тогда не поехала… У тебя же был выходной! Нечего было отвечать на этот звонок! Но тебе же вечно больше всех надо…

По-моему, он не мог себе простить, что не сумел тогда меня удержать. Он видел, что я расстроена и подавлена, и злился. Меня отправили в отпуск, но я не знала, чем себя занять. Сидела дома, погрузившись в свои черные мысли. У меня ни на что не было сил. Марк пытался меня отвлечь, предлагал пойти гулять, или побегать, или отправиться в музей. Но ему не удавалось подавить снедавший его гнев. Когда мы пили капучино в кафетерии музея Метрополитен, я сказала:

– Каждый раз, когда я закрываю глаза, передо мной встает этот человек с двумя револьверами. Я не вижу, что руки у него замотаны скотчем, вижу только его глаза. И в них страх. Но он не подчиняется. Перед ним девочка с завязанными глазами…

– Анна, давай не здесь, мы все-таки пришли отвлечься. Как ты переключишься, если только про это и говоришь?

– Блин, Марк! – закричала я. – Я в этом живу!

Я не только повысила голос, но и в придачу резко дернулась, опрокинув чашку. За соседними столиками все смотрели на нас. Я устала.

– Сейчас схожу принесу тебе еще, – примирительно сказал Марк.

– Да нет, не стоит… По-моему, мне надо пройтись. Немножко побыть одной. Пойду в парк, увидимся дома.

Задним числом я понимаю: главная проблема Марка была в том, что он не хотел об этом говорить. Но мне не нужно было его мнение, его одобрение; мне просто хотелось, чтобы кто-нибудь меня выслушал, а он пытался делать вид, что ничего не случилось – или что все забыто.

Мне нужно было говорить, говорить свободно. По совету психолога я стала разговаривать с коллегами. Они все отнеслись ко мне очень внимательно: с кем-то я ходила в бар поболтать и выпить, кто-то звал меня к себе домой на ужин. От такого общения мне становилось легче, но, к несчастью, Марк вбил себе в голову, что у меня роман с кем-то из нашего подразделения.

– Забавно, – заявил он, – ты со своих вечеринок всегда приходишь в хорошем настроении. Тебя прямо не узнать, не то что со мной.

– Марк, ты шутишь, я просто ходила с коллегой выпить кофе. Он женат, у него двое детей.

– Ах, он женат, ну, тогда я спокоен! Ведь женатые мужчины никогда не изменяют женам!

– Марк, ты что, ревнуешь?

– Анна, со мной ты целыми днями дуешься. И начинаешь улыбаться, только когда куда-то ходишь одна. Уж не говоря о том, когда мы спали в последний раз!

Я не смогла объяснить Марку, что он все напридумывал. А может, я мало ему говорила, что люблю его? Так или иначе, я виновата, что не заботилась о нем, слишком много думала о том, что занимало все мои мысли, и совсем его забросила. В итоге он обрел внимание, которого ему так не хватало, у одной своей коллеги, а она только того и ждала. Об этом стало известно всему адвокатскому бюро, а значит, и мне. В день, когда я об этом узнала, я переехала жить к Лорен.

Потом был период раскаяния Марка, его оправданий, просьб и заклинаний. Он честно покаялся перед моими родителями, вывалил у них в гостиной всю нашу жизнь, и они встали на его сторону.

– Ну знаешь, Анна, четыре месяца без секса – это слишком, – сказала мне мать.

– Это Марк тебе сказал? – ужаснулась я.

– Да, и он плакал.

Думаю, труднее всего мне было пережить не измену Марка. А то, что обаятельный мужчина, заступник, спасающий людям жизнь в ресторане и очаровывающий всех и вся, отныне превратился для меня в жалкого нытика, который плачется моей матери на то, что мы редко спим вместе. Я знала: что-то сломалось. Наконец в июне 2013 года он согласился дать мне развод.

Я устала от Нью-Йорка, устала от большого города с его жарой, его расстояниями, неумолчным шумом, никогда не гаснущим светом. Мне хотелось поселиться где-то еще, хотелось перемен. Случаю было угодно, чтобы в “Нью-Йорк литерари ревью”, на который я была подписана, мне попалась на глаза статья про Орфеа:

ВЕЛИЧАЙШИЙ ИЗ МАЛЕНЬКИХ ТЕАТРАЛЬНЫХ ФЕСТИВАЛЕЙ

Знаете ли вы жемчужину под названием Орфеа, скрытую в Хэмптонах? Райский городок, где воздух кажется чище, а жизнь – слаще, чем где бы то ни было? И где каждый год проходит театральный фестиваль, главный спектакль которого всегда отменного качества и с изюминкой? […]

Город сам по себе заслуживает того, чтобы его увидеть. Его главная улица – истинная сокровищница тишины и покоя. Его кафе и рестораны прекрасны и уютны, магазины так и манят зайти. Все здесь дышит динамикой и удовольствием. […] Поселитесь по возможности в “Палас дю Лак”, великолепнейшей гостинице чуть в стороне от города, на берегу роскошного озера и чарующего леса. Вы почувствуете себя словно в кино. Услужливый персонал, просторные, со вкусом отделанные номера, изысканный ресторан. Единожды оказавшись в этом месте, невозможно его покинуть.

Я взяла несколько дней отпуска на время фестиваля, забронировала номер в “Палас дю Лак” и поехала в Орфеа. В статье все оказалось правдой: я обнаружила рядом с Нью-Йорком волшебный, защищенный мир, где мне бы хотелось жить. Я поддалась чарам его узеньких улочек, его кинотеатра, его книжного магазина. Орфеа показался мне городом мечты, где можно изменить не только обстановку, но и жизнь.

Однажды утром я сидела на скамейке на набережной, любовалась океаном и вдруг увидела вдалеке нечто похожее на взметнувшийся над водой фонтан кита. Мне захотелось поделиться с кем-нибудь этим открытием, и я призвала в свидетели мужчину, совершавшего пробежку.

– Что случилось? – спросил он.

– Кит, там кит!

Красивый мужчина лет пятидесяти. Его явно позабавил мой восторг:

– Их тут часто видят.

– Я здесь раньше никогда не была, – объяснила я.

– Откуда вы приехали?

– Из Нью-Йорка.

– Не то чтобы издалека, – заметил он.

– Да, это близко, и все же так далеко, – ответила я.

Он улыбнулся, и мы немного поболтали. Его звали Алан Браун, он был мэром города. Я в двух словах рассказала ему, что переживаю непростой момент в жизни и хотела бы начать все сначала.

– Анна, – сказал мне Алан, – я хочу вас о чем-то попросить. Не подумайте чего дурного, я женат и не собираюсь к вам приставать. Но вы не хотите сегодня прийти к нам на ужин? Мне бы хотелось с вами кое о чем поговорить.

В тот вечер я ужинала с мэром Брауном и его женой Шарлоттой. Дом у них был очень симпатичный. Красивая пара, она, должно быть, чуть младше его. Она была ветеринаром, открыла маленькую лечебницу, дела в которой шли очень хорошо. Детей у них не было, я не стала задавать лишних вопросов.

Истинную причину приглашения мэр раскрыл только за десертом:

– Анна, мой шеф полиции через год выходит в отставку. Помощником у него довольно глупый парень, он мне не очень нравится. У меня большие планы на этот город, и я хочу, чтобы этот пост занял человек, на которого я могу положиться. Мне кажется, что вы – идеальный кандидат.

Я на минуту задумалась, и мэр добавил:

– Только должен вас предупредить, у нас очень спокойный город. Это не Нью-Йорк…

– Тем лучше, – ответила я. – Мне как раз не хватает покоя.

Назавтра я приняла предложение Брауна. Вот так в один прекрасный сентябрьский день 2013 года я и переехала в Орфеа. В надежде начать жизнь заново. А главное, снова обрести себя.

Джесси Розенберг

Понедельник, 28 июля 2014 года

Спустя два дня после открытия фестиваля

По прошествии полутора суток после фиаско премьерного спектакля театральный фестиваль в Орфеа был официально отменен. СМИ по всей стране бушевали. Особенно жестокие обвинения сыпались на полицию, не сумевшую защитить жителей. После убийства Стефани Мейлер и Коди Иллинойса драма со стрельбой в Большом театре переполнила чашу терпения: какой-то убийца терроризировал Хэмптоны, население волновалось. Отели во всей округе пустели, клиенты один за другим отменяли бронь, отдыхающие отказывались сюда ехать. Повсюду царила паника.

Губернатор штата Нью-Йорк был в бешенстве и изъявил свое неудовольствие публично. Браун лишился поддержки населения, а майор Маккенна и прокурор получили разнос от начальства. Они решили встретить огонь критики с открытым забралом и дать прямо сегодня утром пресс-конференцию в мэрии. Я считал, что ничего хуже придумать нельзя: на данный момент нам нечего было сказать журналистам, зачем лишний раз подставляться?

В коридорах мэрии мы с Анной и Дереком до последней минуты пытались их убедить отказаться на время от публичных заявлений, но тщетно.

– Проблема в том, что пока вы журналистам ничего конкретного объявить не можете, – объяснял я.

– Потому что вы не удосужились найти что бы то ни было! – гремел помощник прокурора. – С самого начала этого расследования!

– Нам нужно еще немного времени, – защищался я.

– Времени у вас было более чем достаточно! – возразил помощник прокурора. – А в результате я вижу катастрофу, трупы и обезумевшее население. Вы импотенты, вот что мы заявим прессе!

Я повернулся к майору Маккенне в надежде найти поддержку:

– Майор, вы не можете взваливать всю ответственность на нас. Безопасность театра и города обеспечивали вы и Монтейн.

Майор на это неловкое замечание взвился как ужаленный.

– Это что за наглость, Джесси! – заорал он. – Кто, как не я, покрывал тебя с самого начала этого дела. Мне вчера вечером звонил губернатор, у меня уши в трубочку свернулись от его крика! Он хочет пресс-конференцию, он ее получит.

– Извините, майор.

– Мне плевать на твои извинения, Джесси. Вы с Дереком открыли этот ящик Пандоры, так извольте закрыть его обратно.

– Майор, вы что, предпочли бы замять это все и не искать правду?

– По-моему, до тебя до сих пор не дошло, какую бурю ты поднял, снова взявшись за это дело, – вздохнул майор. – Скоро полетят головы, и не моя! Почему ты не ушел в отставку, как собирался, а? Почему не занялся своей жизнью, получив все причитающиеся почести?

– Потому что я по жизни коп, майор.

– Или по жизни остолоп. Даю вам с Дереком время до конца недели, закрывайте дело. Если в понедельник с утра убийца не будет сидеть у меня в кабинете, я тебя уволю из полиции без пенсии, Джесси. И тебя тоже, Дерек. А теперь делайте свое дело и дайте нам делать наше. Нас ждут журналисты.

Майор с помощником прокурора направились в конференц-зал. Браун, прежде чем последовать за ними, повернулся к Анне и произнес:

– Хочу, чтобы ты знала заранее, Анна: я сейчас официально объявлю, что новым шефом полиции Орфеа будет Монтейн.

Анна побледнела.

– Как? – задохнулась она. – Вы же сказали, что он только врио, пока я не закончу расследование.

– Учитывая то возбуждение, какое царит в Орфеа, я должен найти официальную замену Гулливеру. И мой выбор пал на Монтейна.

– Вы не можете со мной так поступить, Алан! – У Анны на глазах стояли слезы.

– Разумеется, могу, и именно так и сделаю.

– Вы же обещали, что Гулливера сменю я. Я только поэтому и приехала в Орфеа.

– С тех пор много чего случилось. Извини, Анна.

Я решил вступиться за Анну:

– Господин мэр, вы совершаете большую ошибку. Помощник шефа Каннер – один из лучших полицейских, каких я встречал за долгое время.

– И вы туда же, Розенберг! – сухо ответил Браун. – Займитесь лучше расследованием и не лезьте, куда вас не просят.

Мэр развернулся на каблуках и направился в конференц-зал.

* * *

В “Палас дю Лак”, как и во всех окрестных гостиницах, царил хаос. Постояльцы в панике разбегались, директор, готовый на все, чтобы остановить исход, умолял их остаться, обещая неслыханные скидки. Но оставаться в Орфеа не хотел никто, кроме Кирка Харви, твердо решившего взять на себя ответственность и помочь распутать это дело: он воспользовался случаем и оставил за собой по сходной цене номер люкс, который мэрия больше не оплачивала. Островски поступил так же и даже вы играл втрое, перебравшись в царский номер за копейки.

Шарлотта Браун, Сэмюел Пейделин и Рон Гулливер еще накануне разошлись по домам.

В 312-м номере Стивен Бергдорф закрывал чемодан на глазах у своей жены Трейси. Она приехала вчера. Попросила подругу посидеть с детьми и примчалась на автобусе в Хэмптоны, чтобы поддержать мужа. Она готова была простить ему измену, лишь бы все вернулось на круги своя.

– Ты уверен, что можешь уехать? – спросила она.

– Да-да. Полиция говорит, что мне просто нельзя выезжать из штата Нью-Йорк. А город Нью-Йорк находится в штате Нью-Йорк, верно?

– В самом деле, – кивнула Трейси.

– Значит, все хорошо. Поехали. Ужасно хочется домой.

Стивен подхватил чемодан и поволок за собой.

– Какой тяжелый у тебя чемодан, – сказала Трейси. – Сейчас позову носильщика, пусть отнесет его прямо в машину.

– Не надо!

– Почему?

– Я сам отнесу.

– Ну, как хочешь.

Они вышли из номера. В коридоре Трейси Бергдорф внезапно обняла мужа.

– Мне было так страшно, – прошептала она. – Люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, Трейси, милая моя. Мне тебя ужасно не хватало.

– Я тебе все прощаю! – сказала Трейси.

– Ты о чем? – спросил Стивен.

– Об этой девице, что была с тобой. Про нее написали в “Нью-Йорк таймс”.

– О господи, ты что, в самом деле поверила? Трейси, ну не было никакой девицы, это все выдумки.

– Правда?

– Ну конечно! Ты же знаешь, мне пришлось уволить Островски. Он решил отомстить и наплел с три короба для “Нью-Йорк таймс”.

– Какой негодяй! – рассердилась Трейси.

– Кому ты это говоришь… Бывают же на свете мелочные люди, просто ужас.

Трейси еще раз обняла мужа. Какое облегчение – узнать, что все это неправда!

– Может, задержимся здесь на одну ночь? – предложила она. – Номера так дешево стоят. Побыли бы немножко вдвоем.

– Я хочу домой, – сказал Стивен, – к детям, к моим дорогим зайчикам.

– Ты прав. Не хочешь пообедать?

– Нет, лучше поедем прямо сейчас.

Они погрузились в лифт и пересекли лобби отеля, где суетились отъезжающие. Стивен решительно направился к выходу, стараясь не встречаться глазами с администраторами на ресепшне. Он уезжал не заплатив. Надо было бежать, скорей, пока никто не стал спрашивать его про Элис. Особенно при жене.

Машина ждала его на парковке. Стивен отказался дать парковщику ключи.

– Вам помочь? – спросил кто-то из служащих, протягивая руку к чемодану.

– Нет, не надо, – отказался Стивен, ускоряя шаг. Жена шла за ним.

Он открыл машину и забросил чемодан на заднее сиденье.

– Положи его лучше в багажник, – предложила жена.

– Не желаете ли, чтобы я положил ваш чемодан в багажник? – спросил служащий, сопровождавший их к машине.

– Нет, не надо, – повторил Стивен, усаживаясь за руль. – До свидания и спасибо за все.

Жена села на переднее сиденье, он завел мотор, и они уеха ли. Выехав за пределы города, Стивен облегченно вздохнул. Пока никто ничего не заметил. И труп Элис в чемодане еще не начал пахнуть. Он тщательно завернул его в пищевую пленку и теперь радовался этой идее.

Трейси включила радио. Она была спокойна и счастлива. Вскоре она уснула.

На улице стояла жуткая жара. Только бы она там не протухла, думал Стивен, крепко вцепившись в руль. Все случилось так быстро, у него не было времени на размышления. Убив Элис и спрятав труп в кустах, он добежал до “Палас дю Лак”, взял свою машину и вернулся на место преступления. С трудом поднял тело Элис, бросил его в багажник. Рубашка была вся в крови. Не важно, его никто не видел. Люди толпами бежали из Орфеа, вся полиция была занята в центре города. Он доехал до круглосуточного супермаркета, закупил пищевую пленку в товарном количестве, потом нашел укромное место на опушке леса и тщательно обернул все тело, уже закоченевшее и холодное. Он знал, что в Орфеа избавиться от него невозможно. Его надо было вывезти в другое место, причем так, чтобы запах его не выдал. Он надеялся, что эта уловка позволит ему выгадать время.

Вернувшись в “Палас дю Лак” с Элис в багажнике, он натянул забытый в машине старый пуловер, чтобы скрыть рубашку и попасть в номер, не вызвав подозрений. Долго отмывался в душе, потом переоделся в чистое, так чтобы одежда была похожа на ту, в которой он был вечером. Ему даже удалось немного поспать. Внезапно он подскочил в постели. Надо было избавиться от вещей Элис. Он взял ее чемодан, сложил туда все ее вещи и снова вышел из отеля, надеясь, что никто не заметит его метаний. Но в отеле царил такой переполох, что на него никто не обращал внимания. Он снова сел в машину и разбросал вещи Элис, включая одежду, по мусорным бакам соседних городков; наконец ее пустой чемодан был выброшен на обочину. Сердце у него выпрыгивало из груди, желудок сводило: стоило какому-нибудь полицейскому заметить его странное поведение, остановить машину, потребовать открыть багажник – и все пропало!

Наконец в пять часов утра он вернулся в свой номер в “Палас дю Лак”, где не осталось никаких следов Элис. Он вздремнул, но через полчаса его разбудил стук в дверь. Полиция. Ему захотелось выпрыгнуть в окно. Попался! Он открыл, дрожа всем телом, в трусах. Перед ним стояли двое полицейских в форме.

– Мистер Стивен Бергдорф? – спросил один.

– Он самый.

– Простите, что беспокоим вас в такой час, но капитан Розенберг послал нас за всеми актерами труппы. Он хочет задать вам несколько вопросов в связи со вчерашним происшествием в Большом театре.

– Хорошо, с удовольствием, – ответил Стивен, стараясь сохранять спокойствие.

Когда полиция спросила его, видел ли он Элис, он сказал, что потерял ее из виду на выходе из театра. Больше никаких вопросов ему не задавали.

Всю дорогу до Нью-Йорка он думал, что делать с Элис. Когда на горизонте показались очертания небоскребов Манхэттена, его план был готов. Все будет хорошо. Элис не найдет никто и никогда. Оставалось лишь попасть в Йеллоустонский национальный парк.

В нескольких милях оттуда, в клинике Маунт-Синай напротив Центрального парка, Джерри и Синтия Райс сидели у изголовья дочери в палате интенсивной терапии. К ним зашел врач и попытался их ободрить:

– Мистер и миссис Райс, вам надо пойти немного отдохнуть. Пока мы будем держать ее в искусственной коме.

– Но как она? – убитым голосом спросила Синтия.

– Сейчас мы не можем ничего сказать. Операцию она перенесла, это обнадеживает. Но мы пока не знаем, не будет ли физических или неврологических осложнений. Повреждения тканей очень серьезные. Пуля пробила легкое, задета селезенка.

– Доктор, наша дочь проснется? – в тревоге спросил Джерри.

– Не знаю. Мне очень жаль, но не исключено, что она не выживет.

* * *

Мы с Анной и Дереком ехали на машине по Мейн-стрит, по-прежнему закрытой для публики. Вокруг не было ни души, несмотря на ослепительное солнце. Пустые тротуары, безлюдная набережная. Город казался до странного зыбким, призрачным.

У Большого театра стояли на посту несколько полицейских, уборщики собирали остатки мусора, и среди них – сувениры со стендов торговцев, последние свидетельства случившегося здесь столпотворения.

Анна подобрала футболку с надписью “Я был в Орфеа 26 июля 2014 года”.

– Лучше бы меня здесь не было, – сказала она.

– Меня тоже, – вздохнул Дерек.

Мы вошли в здание и направились в безлюдный, тихий зал. На сцене оставалось огромное пятно засохшей крови, медицинские повязки и обертки от стерильных бинтов, брошенные врачами скорой. В голове у меня крутились всего два слова: скорбь и запустение.

Согласно заключению врача, оперировавшего Дакоту, пули вошли в тело сверху вниз, под углом 60 градусов. Эти сведения должны были позволить нам установить, где в зале находился стрелок. Мы попытались восстановить ход событий.

– Итак, Дакота стоит в центре сцены, – напомнил Дерек. – Слева от нее Кирк с Джерри и Элис.

Я встал посреди сцены, на место Дакоты. Анна сказала:

– Не понимаю, как можно из зала, даже из самых высоких последних рядов, выпустить пули сверху вниз под углом шестьдесят градусов.

Она задумчиво ходила вдоль рядов. Я поднял глаза и увидел над головой технические мостки, ведущие к платформе с прожекторами.

– Стреляли оттуда, сверху! – воскликнул я.

Дерек с Анной стали искать, как попасть на мостки, и обнаружили маленькую лесенку, начинавшуюся в глубине кулис, возле гримерок. Мостки тянулись вдоль всей сцены, подходили к каждому осветительному прибору. Оказавшись прямо надо мной, Дерек прицелился в меня, сложив из пальцев револьвер. Угол стрельбы полностью совпадал. И расстояние было небольшое: чтобы поразить мишень, не обязательно было быть снайпером.

– Зал был погружен в темноту, а Дакоте прямо в лицо светили прожекторы. Она не видела ничего, а стрелок видел все. Там не было ни одного волонтера или рабочего сцены, только осветитель. Значит, стрелок мог свободно подняться туда незамеченным, дождаться удобного момента, выстрелить в Дакоту, а затем сбежать через служебный выход.