Текст книги ""Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33 (СИ)"
Автор книги: Си Джей Уотсон
Соавторы: Жоэль Диккер,Джулия Корбин,Маттиас Эдвардссон,Марчелло Фоис,Ориана Рамунно,Оливье Норек,Дженни Блэкхерст,Матс Ульссон,Карстен Дюсс,Карин Жибель
Жанры:
Крутой детектив
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 189 (всего у книги 311 страниц)
Дядя Сол сдержал слово. При жизни дедушки он ни разу больше не приехал в Нью-Джерси. Он вернулся туда только после его смерти, в мае 2001 года. Бабушка, сидя на балконе в клубах табачного дыма, на фоне тучи чаек, мечущихся над океаном, рассказала, что в тот день, когда она позвонила дяде Солу и сообщила о смерти дедушки, он первым делом отправился не во Флориду. Он кинулся в родной Нью-Джерси, откуда сам себя изгнал на все эти годы.
33Лео, видевшего, как я каждое утро уезжаю из Бока-Ратона, одолело любопытство, и он начал ездить со мной в Коконат-Гроув. Помогать он мне не стал. Все, что ему было нужно, – это побыть в моем обществе. Он устраивался на террасе, в тени мангового дерева, и всякий раз повторял: «До чего же тут хорошо, Маркус!» Мне тоже с ним было хорошо.
Дом постепенно пустел.
Иногда я привозил домой коробку с вещами, которые хотел оставить себе. Лео совал в нее нос и говорил:
– Маркус, ну зачем вам это старье? У вас великолепный дом, а вы его превращаете в какую-то барахолку.
– Просто на память, Лео.
– Память, она в голове. А все прочее – ненужный хлам.
Оторвался я от разборки дядиных вещей всего один раз – чтобы съездить на несколько дней в Нью-Йорк. Я почти закончил свои дела в Коконат-Гроув, и тут позвонил мой агент: он добился, чтобы я принял участие в популярном телевизионном шоу. Съемки должны были состояться на этой неделе.
– Мне некогда, – ответил я. – И потом, если они предлагают участвовать за пару дней до съемки, значит, у них кто-то отказался и они ищут, кем бы заткнуть дыру.
– Или это значит, что у тебя классный агент, который устроил все как надо.
– Ты что хочешь сказать?
– Они записывают сразу два выпуска подряд. В первом гость ты, а во втором – Александра Невилл. Ваши гримерки будут рядом.
– О! – воскликнул я. – А она в курсе?
– Не думаю. Так что, я говорю «да»?
– А она будет одна?
– Слушай, Маркус, я все-таки твой агент, а не ее мамаша. Так что, да?
– Да, – сказал я.
Я взял билет на самолет до Нью-Йорка на послезавтра. Когда я собрался ехать в аэропорт, Лео устроил мне сцену:
– В жизни не видел такого лентяя! Вы уже три месяца якобы пишете книгу, а все тянете резину!
– Я всего на пару дней.
– Да когда ж вы, наконец, возьметесь всерьез за свою чертову книгу?
– Совсем скоро, Лео. Честное слово.
– Маркус, такое впечатление, что вы надо мной издеваетесь. У вас, случайно, не фобия, не боязнь чистого листа?
– Нет.
– Вы мне скажете, если что?
– Конечно.
– Обещаете?
– Обещаю.
Я прилетел в Нью-Йорк накануне записи передачи. Я очень нервничал и весь вечер ходил кругами по квартире.
Назавтра, перемерив бесконечное количество костюмов, я приехал на Бродвей, на телестудию, немного заранее. Меня провели в гримерную, и в коридоре я увидел на соседней двери ее имя.
– А Александра уже здесь? – небрежно спросил я у провожавшего меня охранника. Он сказал, что пока нет.
Я остался один в гримерке. На месте не сиделось. Ну приедет она, и что? Постучусь к ней в дверь? А дальше? А если она с Кевином? Хорош я тогда буду. Какой же я дурак. Мне хотелось сбежать. Но теперь уж поздно. Я улегся на диван и стал внимательно прислушиваться к звукам, доносившимся из коридора. Вдруг я услышал ее голос. Сердце у меня подпрыгнуло и затрепетало. Потом – звук открывшейся и закрывшейся двери. И тишина. Внезапно я почувствовал, что мой мобильный вибрирует. Она послала мне эсэмэску:
Ты в соседней гримерке???
Я ответил одним словом:
Да.
Снова раздался звук открывшейся и закрывшейся двери, а потом ко мне тихо постучали. Я пошел открывать. Она.
– Марки!
– Сюрприз!
– Ты знал, что мы записываемся в один день?
– Нет, – соврал я.
Я сделал шаг назад, она вошла в мою гримерку и закрыла за собой дверь. А потом вдруг кинулась мне на шею и крепко ко мне прижалась. Мы долго стояли обнявшись. Мне хотелось ее поцеловать, но я боялся все испортить. Я только взял в ладони ее лицо и смотрел в ее ослепительно сияющие глаза.
– Какие у тебя планы на вечер? – вдруг спросила она.
– Да никаких… Мы могли бы…
– Да, – сказала она.
Мы улыбнулись друг другу.
Нам нужно было место, где встретиться. Ее отель отпадал: там кишмя кишели репортеры. Любое общественное место – тоже. Я предложил поехать ко мне. Дом с подземной парковкой, а оттуда можно подняться на лифте прямо в квартиру. Никто ее не увидит. Она согласилась.
Я никогда не думал, что Александра однажды придет ко мне домой. Но, покупая квартиру на гонорар за свой первый роман, я думал о ней. Я хотел жить в Вест-Виллидже ради нее. И когда агент по недвижимости повел меня смотреть жилье, я влюбился в квартиру с первого взгляда, потому что знал, что ей бы она понравилась. И угадал: она пришла в восторг. Когда двери лифта открылись перед входом, она, не сдержав восхищения, воскликнула:
– О боже, Марки! Как я люблю такие квартиры!
Я был страшно горд. И возгордился еще больше, когда мы уселись на огромной, полной цветов террасе.
– Ты сам ухаживаешь за растениями? – спросила она.
– Разумеется. Я же садовник по образованию, забыла?
Она засмеялась и с минуту любовалась громадными цветами белой гортензии, а потом устроилась на низком садовом диване. Я открыл бутылку вина. Нам было хорошо.
– Как дела у Дюка?
– Он в порядке. Знаешь, Маркус, нам вовсе не обязательно беседовать о моей собаке.
– Знаю. Тогда как дела у тебя?
– Неплохо. Люблю Нью-Йорк. Когда я в Нью-Йорке, у меня все хорошо.
– Тогда зачем ты живешь в Калифорнии?
– Потому что мне так лучше, Марки. Не хочется ходить по городу и бояться на каждом углу встретить тебя. Но я уже какое-то время подумываю, что надо бы купить здесь квартиру.
– Здесь ты всегда можешь чувствовать себя как дома, – сказал я.
И тут же пожалел о своих словах. Она грустно улыбнулась.
– Не уверена, что Кевин горит желанием жить с тобой в одной квартире.
– А что, Кевин все еще актуален?
– Само собой, Маркус. Мы вместе уже четыре года.
– Будь у вас все хорошо, вы бы уже поженились…
– Перестань, Марки. Не устраивай мне сцен. Наверно, мне лучше уйти…
Я злился на себя, надо же было ляпнуть такую глупость.
– Прости меня, Алекс… Можно, мы начнем этот вечер сначала?
– Ладно.
С этими словами она встала и вышла с террасы. Я не понял, что она затеяла, и пошел за ней. Она направилась к двери, открыла ее и ушла. С минуту я стоял в полной растерянности, а потом звякнул звонок. Я бросился открывать.
– Привет, Марки, – сказала Александра. – Прости, задержалась немножко.
– Не беспокойся, все отлично. Я как раз открыл бутылку вина на террасе. И даже налил тебе.
– Спасибо. Потрясающая квартира! Значит, вот где ты живешь?
– Ага.
Мы сделали несколько шагов в сторону террасы, я положил руку на ее голое плечо. Она обернулась, и мы молча посмотрели друг другу прямо в глаза. Между нами возникло высокое, восхитительное притяжение. Я нагнулся к ее губам. Она не отшатнулась. Наоборот, обхватила мою голову руками и поцеловала меня.
34Флорида, весна 2011 года
В последнее время дядя вдруг стал вести себя со мной как-то иначе. Держался слегка отчужденно. С марта 2011 года он стал регулярно встречаться с Фейт, управляющей «Хоул Фудс».
Правду я узнал позже, а тогда подумал, что у них роман. Она часто заезжала за ним домой, и они куда-то вместе отправлялись. Отсутствовали они долго. Иногда целый день. Дядя Сол не говорил, куда они едут, а я не хотел задавать вопросы. Возвращался он из своих вылазок нередко в дурном настроении, и я спрашивал себя, что же между ними такое произошло.
Вскоре у меня возникло неприятное ощущение, что что-то изменилось. Непонятно почему Коконат-Гроув перестал быть привычным мирным оазисом. Я заметил, что дома дядя Сол легко выходил из себя, а это ему было совсем не свойственно.
В супермаркете тоже все переменилось. Сикоморуса не допустили к участию в «Пой!», и письмо от продюсера с отказом повергло его в уныние. Однажды, пытаясь его приободрить, я сказал:
– Это только начало. Надо бороться за свою мечту, Сик.
– Да ну, это сколько сил нужно. В Лос-Анджелесе полным-полно актеров и певцов, и все хотят пробиться. По-моему, у меня ничего не получится.
– Найди что-то, чем ты отличаешься от них.
Он пожал плечами:
– На самом деле мне просто хочется быть знаменитым.
– Так ты хочешь быть певцом или знаменитым? – спросил я.
– Я хочу быть знаменитым певцом.
– А если что-нибудь одно?
– Тогда хочу быть известным.
– Зачем?
– Ну, приятно же быть известным. Разве нет?
– Слава – это всего лишь одежда, Сикоморус. Одежда, которая в конце концов становится мала, или изнашивается, или ее у тебя крадут. Главное – то, какой ты голышом.
Атмосфера в доме стала довольно мрачной. Когда я приходил в перерыв посидеть с дядей Солом на скамейке у магазина, он бывал задумчив и говорил мало. Вскоре я стал приходить в «Хоул Фудс» через день, а потом и через два дня на третий. На самом деле только Фейт могла заставить дядю улыбаться. Он оказывал ей маленькие знаки внимания: дарил цветы, приносил манго с террасы; однажды даже пригласил ее домой на обед и ради такого случая повязал галстук, чего я не видел уже несколько лет. Помню, в Балтиморе у него была весьма внушительная коллекция галстуков, но при переезде в Коконат-Гроув она куда-то делась.
Вторжение Фейт в наши с дядей отношения слегка выбило меня из колеи. В конце концов я даже задался вопросом, не ревную ли я к ней, притом что должен радоваться за дядю: ведь он нашел человека, который отвлекает его от однообразной жизни. Я даже стал сомневаться в причинах, по которым езжу во Флориду. Может, это не любовь к дяде, а желание показать ему, что племянник из Монклера его превзошел?
Однажды в воскресенье, когда он читал в гостиной, а я собирался покататься по Майами, чтобы не мешать ему устраивать свои любовные дела, я спросил:
– Ты сегодня не встречаешься с Фейт?
– Нет.
Я промолчал.
– Марки, – произнес он, – это не то, что ты думаешь.
– Я ничего не думаю.
Когда он в первый раз отгородился от меня, я решил, что он злится на мои бесконечные расспросы. Это случилось вечером, после ужина, когда мы, по обыкновению, мирно гуляли по спокойным улицам Коконат-Гроув. Я спросил:
– Бабушка мне рассказала про вашу ссору с дедушкой. Ты из-за этого переехал в Балтимор?
– Мой университет входил в систему университета Балтимора. Я записался на юридический факультет. Сказал себе, что это хорошее образование. Потом сдал экзамен, вступил в коллегию адвокатов Мэриленда и начал работать в Балтиморе. И мои дела быстро пошли в гору.
– И с тех пор ты больше не встречался с дедушкой?
– Больше двенадцати лет. Но бабушка часто приезжала повидаться с нами.
Дядя Сол рассказал, что на протяжении долгих лет бабушка раз в месяц тайком выбиралась из Нью-Джерси на денек в Балтимор пообедать с ними.
В 1974 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже год.
– Как ты, дорогой? – спросила бабушка.
– Хорошо. Изучаю право, вполне успешно.
– Так ты будешь адвокатом?
– Думаю, да.
– Ты бы мог приносить пользу нашей фирме…
– Мама, не будем об этом. Пожалуйста.
– Как дела у Аниты?
– Хорошо. Хотела тоже с тобой повидаться, но у нее завтра экзамен, надо готовиться.
– Знаешь, она мне очень нравится…
– Знаю, мама.
– И отцу тоже.
– Не надо. Не будем о нем, пожалуйста.
В 1977 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже четыре года. Дядя Сол завершал учебу и готовился сдать экзамен на статус адвоката. Они с тетей Анитой переехали в маленькую квартирку в пригороде Балтимора.
– Вам здесь хорошо? – спросила бабушка.
– Да.
– А ты как, Анита, все в порядке?
– Да, спасибо, миссис Гольдман. Заканчиваю интернатуру.
– Ей предложили место в госпитале Джона Хопкинса, – гордо сообщил дядя Сол. – Говорят, что хотят заполучить ее любой ценой.
– О, Анита, это потрясающе! Я так тобой горжусь!
– Как дела в Секокусе? – спросила Анита.
– Отцу ужасно не хватает Сола.
– Ему меня не хватает? – вскинулся дядя Сол. – Он же сам выставил меня за дверь.
– Он тебя выставил или ты сам ушел? Поговори с ним, Сол. Пожалуйста, свяжись с ним.
Он пожал плечами и заговорил о другом:
– Как дела на фирме?
– Все хорошо. Твой брат занимает все более высокие должности.
В 1978 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже пять лет. Дядя Сол только что ушел из адвокатского бюро, где раньше работал, и открыл свое собственное. Они с Анитой перебрались в крошечный домик в квартале среднего класса.
– Твой брат возглавил «Гольдман и Ко», – сообщила бабушка.
– Тем лучше для него. Ведь папа всегда этого хотел. Натан всегда был его любимчиком.
– Сол, может, не надо говорить глупости? Еще не поздно вернуться… Отец будет так…
Он прервал ее:
– Мама, довольно. Пожалуйста, поговорим о чем-нибудь другом.
– Твой брат скоро женится.
– Знаю. Он говорил.
– Хоть с ним вы общаетесь. Вы же приедете на свадьбу, правда?
– Нет, мама.
В 1979 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже шесть лет.
– Твой брат с женой ждут ребенка.
Сол улыбнулся и повернулся к сидящей рядом Аните.
– Мама, Анита беременна…
– О, Сол, дорогой мой!
В 1980 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже семь лет. С разницей в несколько месяцев родились мы, Гиллель и я.
– Смотри, это твой племянник Маркус, – сказала бабушка, вынимая из сумки фотографию.
– Натан с Деборой на будущей неделе приедут к нам. Повидаем наконец малыша. Я так рад.
– Ты познакомишься с кузеном Маркусом, – сказала Анита Гиллелю, спавшему в коляске. – Теперь у тебя есть сын, Сол, пора прекращать эти истории с твоим отцом.
В 1984 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже больше десяти лет.
– Гиллель, что ты ешь?
– Картошку фри, бабушка.
– Ты самый милый мальчик на свете.
– Как поживает папа? – спросил Сол.
– Неважно. Дела на фирме очень плохи. Отец в ужасе, говорит, они скоро разорятся.
В 1985 году дядя Сол с дедушкой не разговаривали уже двенадцать лет. Фирма «Гольдман и Ко» стояла на пороге краха. Мой отец разработал план спасения, который предполагал перепродажу фирмы. Чтобы уточнить план, ему нужна была помощь, и он поехал в Балтимор к старшему брату, который стал адвокатом и специализировался, в частности, на слияниях и поглощениях.
Спустя двадцать пять лет дядя Сол, гуляя со мной по Коконат-Гроув, рассказал, как однажды вечером, в мае 1985 года, они встретились втроем в красном кирпичном здании фирмы «Гольдман и Ко» в штате Нью-Йорк. Фабрика была пуста и погружена во тьму; светилось только окно кабинета дедушки, который рылся в бухгалтерских книгах. Мой отец открыл дверь и тихо сказал:
– Папа, я кое-кого привел нам в помощь.
Когда дедушка увидел в дверном проеме дядю Сола, он разрыдался, бросился к нему и крепко обнял. Следующие дни они провели в офисе компании за доработкой плана перекупки. Все это время дядя Сол не покидал штата Нью-Йорк: он курсировал между гостиницей и фирмой, но ни разу не пересек границу Нью-Джерси и не заехал в родительский дом.
Дядя Сол окончил свой рассказ, и мы в молчании вернулись домой. Дядя Сол вытащил из холодильника две бутылки воды, и мы выпили их на кухне у стойки.
– Маркус, – сказал он, – по-моему, мне будет лучше, если ты меня на время оставишь.
Я не сразу понял.
– Ты хочешь сказать, сейчас?
– Мне хочется, чтобы ты вернулся в Нью-Йорк. Мне с тобой просто замечательно, не подумай чего. Но мне надо немного побыть одному.
– Ты на меня сердишься?
– Нет-нет, нисколько. Я просто хочу немножко побыть один.
– Я завтра уеду.
– Спасибо.
Назавтра с раннего утра я положил чемодан в багажник машины, поцеловал дядю и вернулся в Нью-Йорк.
* * *
Меня страшно поразило, что дядя Сол вот так взял и прогнал меня. Я решил, раз уж вернулся в Нью-Йорк, ненадолго повидаться с родителями. И однажды, в июне 2011 года, когда я повел мать ужинать в ее любимый ресторан в Монклере, мы с ней заговорили о Балтиморах. Сидели мы на террасе, погода стояла великолепная, и тут мать внезапно сказала:
– Марки, насчет будущего Дня благодарения…
– До Дня благодарения еще пять месяцев, мама. Не рановато ли его обсуждать?
– Я знаю; но мы с отцом были бы очень рады, если бы ты приехал к нам на День благодарения. Мы так давно не праздновали его все вместе.
– Я больше не праздную День благодарения, мама…
– Ох, Марки, мне так больно, когда ты так говоришь! Тебе надо побольше жить настоящим и поменьше прошлым.
– Мне не хватает Гольдманов-из-Балтимора, мама.
Она улыбнулась:
– Как давно я не слышала выражения «Гольдманы-из-Балтимора». Мне тоже их не хватает.
– Мама, не пойми неправильно, но: ты им завидовала?
– У меня был ты, дорогой, чего же мне еще желать?
– Я все думал про эти каникулы в Майами, у старших Гольдманов, когда дядя Сол занимал спальню, а вы с папой должны были спать на диване.
Она расхохоталась:
– Нас с папой никогда не напрягало, что мы спим в комнате с телевизором. Ты же знаешь, квартиру твоих бабушки с дедушкой оплачивал дядя, и мы считали совершенно нормальным, что он ночует в самой удобной комнате. Каждый раз перед тем, как приехать, папа звонил дедушке и просил поселить нас в комнате с телевизором, а Солу и Аните отдать гостевую комнату. И каждый раз дедушка отвечал, что Сол уже звонил и просил, чтобы брата прекратили селить в комнату с телевизором и отдали самую неудобную комнату ему. В конце концов дедушка с дядей тянули жребий. Помню, однажды Балтиморы приехали во Флориду раньше нас, и Сол с тетей Анитой поселились в комнате с телевизором. Не думай, вовсе не всегда мы с отцом там спали, далеко не всегда.
– Знаешь, я часто спрашивал себя, а могли ли мы тоже стать Балтиморами…
– Мы Монклеры. Так всегда было и так будет. Зачем что-то менять? Мы все непохожи, Марки, наверно, в этом и счастье: быть в ладу с тем, что ты есть.
– Ты права, мама.
Я думал, что тема закрыта. Мы поговорили о других вещах, и после ужина я отвез мать домой. Когда мы подъезжали, она сказала:
– Марки, остановись-ка, пожалуйста, на минутку.
Я затормозил:
– Мама, с тобой все в порядке?
Она посмотрела на меня так, как не смотрела никогда:
– Мы могли стать Балтиморами, Марки.
– Что ты хочешь сказать?
– Маркус, ты не все знаешь. Когда ты был совсем маленький, дедушкину фирму пришлось продать, дела шли плохо…
– Да, про это я знаю.
– Но ты не знаешь, что в тот момент твой отец неправильно оценил ситуацию и потом долго себя ругал…
– Не уверен, что понял, мама.
– Марки, в восемьдесят пятом году, когда продали компанию, твой отец не захотел последовать совету Сола. И упустил возможность заработать кучу денег.
Я долго считал, что стена между Монклерами и Балтиморами воздвиглась с годами. На самом деле она выросла за одну ночь или почти так.
35В соответствии со стратегией, разработанной моим отцом и дядей Солом, фирма «Гольдман и Ко» в октябре 1985 года была продана «Хейендрас Инк.», крупной компании, расположенной в штате Нью-Йорк.
Накануне продажи мой отец, дядя Сол, дедушка и бабушка встретились в Сафферне, где находился офис «Хейендрас». Отец со старшими Гольдманами вместе приехали на машине из Нью-Джерси, дядя Сол летел самолетом до Ла-Гуардии, а там взял напрокат машину.
Они сняли три номера в «Холидей Инн» и весь день просидели в конференц-зале – его предоставили в их распоряжение, – внимательно перечитывая контракты и проверяя, не нарушены ли какие-либо договоренности. Когда они закончили, на дворе давно стояла ночь, и они по инициативе дедушки отправились ужинать в ближайший ресторан. За столом дедушка взглянул на сыновей и взял обоих за руки.
– Помните, как мы с вами часами сидели на скамейке и представляли себе, как будем все втроем управлять фирмой?
– Ты нам даже курить разрешал, – пошутил мой отец.
– Так вот, мальчики, мы это сделали. Я так долго ждал этой минуты. Первый раз мы все вместе распоряжаемся судьбой фирмы «Гольдман и Ко».
– Первый и последний, – поправил его Сол.
– Возможно, но, по крайней мере, это случилось. Так не будем грустить в такой вечер: выпьем! За эту минуту, которая наконец наступила.
Они подняли бокалы с вином и чокнулись. Потом дедушка спросил:
– Ты уверен, что это правильная мысль, Сол?
– Продать нашу фирму компании «Хейендрас»? Да, это лучший выбор. Продажная цена не самая высокая, но либо так, либо разорение. И потом, «Хейендрас» будет расширяться, у них большой потенциал, они смогут развивать предприятие. Все работники получат место в «Хейендрас», ты же сам так хотел, верно?
– Да, Сол, именно так. Не хочу, чтобы кто-то остался без работы.
– Я посчитал, после уплаты налогов вам останется два миллиона долларов, – добавил дядя Сол.
– Знаю, – сказал дедушка. – Мы обсудили этот вопрос с твоей матерью и братом и вот что хотим тебе сказать: эта фирма принадлежит нам всем, четверым. Я основал ее в надежде, что мои сыновья встанут у ее руля, и я вам навеки признателен. Деньги от продажи будут поделены на три равные части. Треть нам с матерью и по трети каждому из вас.
Повисла пауза.
– Я не могу их принять, – произнес в конце концов дядя Сол, растроганный тем, что снова включен в число своих. – Я не хочу своей доли, я ее не заслужил.
– Как ты можешь так говорить? – изумился дедушка.
– Папа, не могу, из-за того, что произошло. Я…
– Может, забудем об этом, а?
– Хватит поминать прошлое, Сол, – поддержал дедушку мой отец. – Только благодаря тебе наши работники, и я в том числе, не остались на улице, а папе будет на что жить на покое.
– Верно, Сол. Благодаря твоей помощи мы с твоей матерью сможем переехать куда-нибудь поближе к солнышку, может, во Флориду. Как всегда и мечтали.
– А я перееду в Монклер, поближе к нашим новым офисам, – подхватил отец. – Мы нашли изумительный дом, со своей доли от продажи я смогу вернуть заем. Красивый дом, в красивом квартале, точно такой, как я хотел.
Дедушка взял за руку бабушку, улыбнулся сыновьям и вытащил из портфеля нотариальные документы.
– Я составил акт, по которому мы в равных долях владеем фирмой, – сказал он. – Средства от продажи будут поделены на три равные части, что составит 666 666,66 доллара каждому.
– Больше полумиллиона, – улыбнулся мой отец.
На следующее утро, на заре, дедушку с бабушкой и отца разбудил звонок дяди Сола: он позвонил каждому из них в номер и просил как можно быстрее спуститься к нему в гостиничный ресторан. Ему нужно срочно что-то им сказать.
– Я сегодня ночью поговорил с одним своим другом, – рассказывал страшно возбужденный дядя Сол, прихлебывая кофе. – Он брокер на Уолл-стрит. Говорит, что «Хейендрас» – контора пока не очень известная, но что они будут развиваться куда быстрее, чем я думал. Говорит, что, по слухам, они в этом году выйдут на биржу. Вы понимаете, что это значит?
– Не уверена, что понимаю, – ответила практичная бабушка.
– Это значит, что если «Хейендрас» выйдет на биржу, стоимость предприятия вырастет в разы. Это правило! Предприятие, выходящее на биржу, – это предприятие с высокой стоимостью. Я долго размышлял, и, по-моему, нам надо договориться продавать «Гольдман и Ко» не за наличные, а взять свою часть акциями фирмы.
– И что изменится? – спросил дедушка.
– Изменится то, что, когда «Хейендрас» выйдет на биржу, акции повысятся в цене, и наша доля увеличится. Наши шестьсот тысяч долларов будут стоить больше. Смотрите, тут у меня предложения по изменению договора, что скажете?
Он раздал им свой проект договора, но дедушка поморщился:
– Сол, ты хочешь, чтобы я вместо моей фирмы «Гольдман и Ко» получил не деньги, а бумажку о том, что я владею несколькими акциями компании, о которой ничего не знаю?
– Совершенно верно. Приведу пример. Допустим, сегодня «Хейендрас» стоит тысячу долларов, а ты имеешь один процент; значит, твоя доля стоит десять долларов. Но если «Хейендрас» выходит на биржу и все хотят инвестировать в компанию, ее стоимость молниеносно взлетает. Допустим, стоимость «Хейендрас» поднимается до десяти тысяч. Твоя доля сразу будет стоить сто долларов! Наши деньги могут вырасти в цене!
– Мы знаем, как работает биржа, – заметила бабушка. – Но, по-моему, твой отец хочет знать, из чего мы будем платить за продукты и электричество. Абстрактными деньгами счета не оплатишь. И потом, если «Хейендрас» не выйдет на биржу или никто не захочет в нее вкладываться, ее акции упадут и наши деньги не будут стоить ничего.
– В самом деле, риск есть…
– Нет-нет, – отрезала бабушка. – Нам нужны наличные, мы с отцом не можем рисковать потерять все. На кону наша старость.
– Но мой друг говорит, что это вложение века! – настаивал Сол.
– Нет, – сказал дедушка.
– А ты? – спросил дядя Сол моего отца.
– Я бы тоже предпочел деньгами. Не очень я верю в эти биржевые чудеса, слишком рискованно. И потом, если я хочу купить тот дом в Монклере…
Дедушка заметил во взгляде Сола разочарование:
– Послушай, Сол, если ты вправду веришь во все эти биржевые игры, ничто тебе не мешает взять свою долю акциями.
Дядя Сол так и сделал. Через год «Хейендрас» произвела на бирже сенсацию. Как мне объяснила мать, стоимость ее акций за один день выросла в пятнадцать раз. За несколько часов 666 666,66 доллара дяди Сола превратились в 9 999 999,99 доллара. Дядя Сол стал обладателем десяти миллионов и через несколько месяцев получил их, продав свою долю. В тот год он купил дом в Оук-Парке.
Мой отец, побывав в великолепном доме брата, поверил в благодеяния биржи. Окончательно убедило его заявление, сделанное в начале 1988 года Домиником Пернеллом, генеральным директором «Хейендрас»: тот хвастался экономическим процветанием предприятия и приглашал работников покупать акции. Отец собрал все, что у него осталось от продажи «Гольдман и Ко», и убедил дедушку последовать его примеру.
– Мы тоже должны купить акции «Хейендрас»! – уговаривал он дедушку по телефону.
– Думаешь?
– Папа, посмотри, сколько получил Сол: миллионы! Миллионы долларов!
– Нам надо было послушаться твоего брата, когда мы продавали фирму.
– Еще не поздно, папа!
Отец собрал 700 000 долларов – все сбережения, свои и дедушкины. Все их военные трофеи. На все деньги он купил акции «Хейендрас», которые, по его расчетам, должны были в самом скором времени сделать миллионерами и их. Через неделю ему позвонил встревоженный дядя Сол:
– Я только что говорил с папой, он утверждает, что ты вложил его деньги?
– Ой, Сол, успокойся! Я всего лишь поместил капитал, как и ты. За него и за себя. В чем проблема?
– И что за акции ты купил?
– Акции «Хейендрас», естественно.
– Что? Сколько?
– Не твое дело.
– Сколько ты вложил? Я должен знать сколько!
– Семьсот тысяч.
– Что?! Ты совсем спятил? Это же почти все ваши деньги!
– Ну и что?
– То есть как «ну и что»? Это же огромный риск!
– Послушай, Сол, когда мы продавали фирму, ты нам советовал брать свою долю в акциях, и был прав. Мы обратили деньги в акции сейчас. Не вижу разницы.
– Тогда все было иначе. Случись что, папа потеряет все, что отложил на старость! Он на что жить будет?
– Не волнуйся, Сол. Дай мне хоть раз поступить по-своему.
На следующий день, к величайшему удивлению моего отца, дядя Сол появился в его кабинете в офисе «Хейендрас».
– Сол, что ты тут делаешь?
– Мне надо с тобой поговорить.
– А позвонить нельзя?
– По телефону я это сказать не могу, слишком рискованно.
– Что сказать?
– Пойдем пройдемся немножко.
Они вышли в парк рядом со зданием и отошли подальше.
– Дела у компании плохи, – сказал дядя Сол отцу.
– Что ты такое говоришь? Я в курсе финансового положения «Хейендрас», и оно отличное, представь себе. Генеральный директор, Доминик Пернелл, сделал объявление, сказал нам покупать акции. Кстати, их курс вырос.
– Разумеется, курс вырос, если все сотрудники ринулись их скупать.
– Ты на что намекаешь, Сол?
– Продавай акции.
– Что? Ни за что на свете.
– Слушай меня внимательно, я знаю, о чем говорю. Дела у «Хейендрас» очень плохи, цифры катастрофические. Пернелл не должен был говорить, чтобы вы их покупали. Тебе надо немедленно избавиться от акций.
– Да что ты несешь, Сол? Не верю ни единому слову.
– Ты что думаешь, я бы примчался из Балтимора, если бы дело не было так серьезно?
– Ты просто бесишься, что продал акции и не можешь купить их снова. Так ведь? Хочешь, чтобы я тоже продал, а потом купил?
– Нет, я хочу, чтобы ты их продал и избавился от них.
– Может, ты перестанешь мной командовать, Сол? Ты спас папину фирму, обеспечил ему старость, дал работу всем его служащим: он тебя обожает, ты лучший из сыновей! Впрочем, ты всегда ходил у папы в любимчиках. Но тебе и этого было мало, ты еще походя сорвал джекпот.
– Но я же вам тогда говорил: просите акции!
– Мало тебе твоей адвокатской карьеры, громадного дома, машин? Что ты еще хочешь? Гендиректор лично сказал нам покупать, мы все купили! Все служащие купили! В чем проблема? С ума сходишь, что я тоже могу заработать денег?
– Что? Да почему ты не хочешь меня послушать?
– Ты всегда считал своим долгом меня уничтожить. Особенно в папиных глазах. Даже когда мы мальчишками на скамейке сидели, он только с тобой и говорил! Сол то, Сол сё!
– Не говори ерунды.
– Он только тогда и стал со мной немножко считаться, когда ты смылся. Да и то, пока вы не общались, он мне кучу раз давал понять, что если бы во главе фирмы был ты, дела бы шли куда лучше…
– Натан, ты бредишь. Так вот, я приехал тебе сказать, что дела у «Хейендрас» плохи, показатели скверные, и как только это выплывет, курс акций рухнет.
Отец на миг опешил:
– А ты откуда знаешь?
– Знаю. Поверь мне, умоляю. Знаю из надежного источника. Больше я сказать не могу. Продавай все, а главное, никому не говори. Никому, слышишь? То, что я ставлю тебя в известность, – серьезное преступление. Если кто-то узнает, что я тебя предупредил, у меня будут большие неприятности, и у вас с папой тоже. Довольно того, что продать такой объем акций, не вызвав подозрений, весьма сложно. Продавай по частям. И поторопись!
Отец не внял голосу разума. Думаю, он был ослеплен той жизнью, какую брат вел в Балтиморе, и хотел получить свою долю. Я знаю, что дядя Сол сделал все возможное, даже съездил во Флориду к дедушке и просил его убедить сына продать акции.
Дедушка даже позвонил моему отцу:
– Натан, приезжал твой брат. Говорит, что нам надо непременно продать акции. Может, стоит его послушать…
– Нет, папа, пожалуйста, поверь мне хоть раз в жизни!
– Он сказал, что поможет вложить деньги в другие акции, самые лучшие. Сделать так, чтобы они принесли доход. Признаюсь, я немного беспокоюсь…
– Пусть не лезет не в свое дело! Почему ты мне не доверяешь? Я тоже неплохо умею вести дела, знаешь ли!
Думаю, у отца взыграло самолюбие. Он принял решение и хотел, чтобы с ним считались. Он не передумал. По убежденности или чтобы переупрямить брата – никто никогда не узнает. Дедушка не стал его принуждать, наверно, чтобы его не обидеть.
Пока мать рассказывала мне все это в салоне моей машины, мне вспомнилось одно событие из детства. Я, семилетний мальчишка, бегу из гостиной на кухню с криком: «Мама! Мама! Там дядю Сола по телевизору показывают!» Это было его первое громкое дело, начало его славы. На экране рядом с ним был его клиент, Доминик Пернелл. Помню, я потом еще несколько недель с гордостью рассказывал всем встречным и поперечным, что в газетах написали про дядю Сола и папиного начальника. Но я не знал другого: Доминик Пернелл был задержан Комиссией по ценным бумагам и биржам[343] за подделку отчетности «Хейендрас»: он представил работникам блестящий баланс и, не дав им опомниться, перепродал им собственные акции на миллионы долларов. Суд в Нью-Йорке приговорил его к сорока трем годам тюрьмы. Сразу после его ареста акции «Хейендрас» рухнули окончательно, их стоимость упала в пятнадцать раз. Компанию купила за бесценок влиятельная немецкая фирма, которая здравствует и поныне. 700 000 долларов моего отца и дедушки стоили теперь всего 46 666,66 доллара.
